Текст книги "Странствия Шута (ЛП)"

Автор книги: Робин Хобб

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 53 страниц) [доступный отрывок для чтения: 19 страниц]

Неттл подбросила дров в камин, и огонь заново разгорелся. Теперь она зажигала новые свечи и заменяла те, что почти догорели.

– Дурно пахнет, – сказала она, глядя на Шута. – Они все открылись и сочатся.

– Теплой чистой воды, – сказал ей Чейд.

– Разве нам не следует вызвать целителей?

– Слишком многое придется объяснять, а если он умрет, то будет лучше, если нам не придется этого делать. Фитц. Поднимайся. Поговори с нами.

Неттл была такая же, как и ее мать, сильнее, чем ожидаешь от невысокой женщины. Мне удалось сесть, и она обхватила меня, чтобы поднять на ноги. Я кое-как устроился на стуле, чуть не опрокинув его.

– Я чувствую себя ужасно, – сказал я. – Таким уставшим, таким слабым.

– В таком случае, теперь ты понимаешь, как чувствовал себя Риддл, когда ты так небрежно выжег его силу, – едко заметила она.

Чейд завладел инициативой в разговоре.

– Фитц, зачем ты изрезал Шута? Вы поссорились?

– Он не резал Шута, – Неттл нашла воду и поставила ее греться у очага. Она смочила ткань, которую я использовал раньше, отжала и осторожно провела по сине Шута. Ее нос сморщился, рот было плотно сжат от отвращения к жидкости, которую она смывала. Она повторила свои действия и добавила. – Он пытался исцелить его. Все это он выдавил изнутри его тела. – Она смерила меня презрительным взглядом. – Отсядь от очага, прежде чем упасть. Тебя не посетила мысль, что использование обычных припарок, возможно, лучше безрассудных попыток исцелить Скиллом самостоятельно?

Я учел ее рекомендации и попытался взять себя в руки. Поскольку оба продолжали за мной наблюдать, мои усилия казались напрасны.

–  Я не хотел, – сказал я, предприняв попытку объяснить, что вовсе не собирался его так исцелять. И замолчал. Не было смысла трать время на убеждения.

Чейд вдруг наклонился с выражением просветления на лице.

– О! Теперь мне все понятно. Шута, должно быть, пристегивали к креслу с шипами, расположенными на спинке, ремень, которым он был пристегнут, постепенно затягивали, чтобы он насаживался на шипы. Когда ремень затянули, шипы глубоко вошли в тело. Судя по характеру ран, я могу сказать, что он провел в таком положении длительное время. И я подозреваю, что шипы были чем-то смазаны: экскрементами или каким-то другим веществом, преднамеренно вызывающим развитие долгосрочной инфекции.

– Чейд. Пожалуйста, – слабо сказал я. Обрисованная им картина вызвала у меня приступ тошноты. Я надеялся, что Шут все еще без сознания. Я действительно не хотел знать о способах, при помощи которых Служители наносили ему раны. И я не хотел, чтобы он вспоминал об этом.

– Но самое интересное, – продолжил Чейд, проигнорировав мою просьбу. – Что мучители руководствовались философией мучений, с которой я прежде никогда не сталкивался. Меня учили, что наиболее эффективными являются пытки, при которых жертве должны оставаться зачатки надежды: надежда на скорое прекращение боли, надежда на возможной исцеление тела, и так далее. Но если все это отнять, то что получит объект, выдавая информацию? В этом случае, когда ему было известно, что шипы, пронзающие его плоть, отравлены, он...

– Лорд Чейд! Пожалуйста! – Неттл выглядела возмущенной.

Старик замолчал.

– Прошу прощения, Мастер Скилла. Иногда я забываюсь... – он умолк. Оба, и я, и Неттл знали, что это означает. Такого рода рассуждения годятся только для ученика убийцы или его коллег, а не для кого-то с нормальным уровнем чувствительности.

Неттл распрямилась и отбросила мокрую тряпку в таз с водой.

– Я промыла раны, насколько это возможно сделать при помощи обычной воды. Я могу позвать целителей из лазарета.

– Нет необходимости подключать их. У нас здесь есть и травы, и мази.

– Уверена, ты справишься, – ответила она. Затем посмотрела на меня. – Ты выглядишь отвратительно. Предлагаю отправить за завтраком пажа, чтобы он накрыл тебе в комнате этажом ниже. Ему будет сказано, чтобы ты перебрал вчерашней ночью.

– У меня есть мальчик для подобных поручений, – резко сказал Чейд. – Его зовут Эш. Он бросил взгляд на меня, и я не выдал Неттл, что уже встречался с этим мальчишкой.

– Уверен, он справится, – спокойно согласился я, догадываясь, что у Чейда здесь какие-то свои планы.

– Ну что ж, тогда я оставлю вас обоих. Лорд Фелдспар, я проинформирую леди Кетриккен, что вы умоляли ее согласиться на короткую аудиенцию завтра днем. Не опаздывайте. Вы должны заранее присоединиться к тем, кто будет ожидать ее аудиенции снаружи.

Я озадаченно взглянул на нее.

– Я объясню, – заверил меня Чейд. Еще одна деталь плана. Я молча кивнул и слабо улыбнулся Нетлл на прощанье. Когда Чейд поднялся, чтобы отыскать свои лечебные травы и мази, я осторожно повернулся. Моя спина одеревенела и болела, элегантная рубашка слиплась от пота. Я использовал воду, оставшуюся в тазу, чтобы отмыть руки, затем счел себя в достаточной степени готовым занять место за столом.

– Я удивлен, что Неттл известен путь сюда.

– Решение Дьютифула. Не мое, – резко ответил Чейд. Он говорил с другого конца комнаты. – Ему никогда не нравились мои секреты. Никогда не понимал их необходимость. – Он вернулся к столу с повязками и синим горшочком, заткнутым деревянной пробкой. Когда он откупорил его, острый запах, исходящий от мази, ударил мне в нос и несколько прочистил голову. Я поднялся и прежде, чем он коснулся Шута, взял у него повязки и лекарства.

– Я сам.

– Как хочешь.

Меня беспокоило, что Шут все еще не очнулся. Я положил руки ему на плечи и едва заметно потянулся к нему.

– Нет-нет, – предупредил меня Чейд. – Оставь. Дай ему отдохнуть.

– Твоя чувствительность в Скилле выросла, – прокомментировал я, зачерпнув мазь и нанеся ее на повязку, которую прижал к одной из ран на спине Шута.

– Как и твоя небрежность во время использования Скилла. Подумай об этом, мальчик. И отчитайся, пока исправляешь то, что наделал.

– Рассказывать особо нечего, помимо того, что я уже передал тебе Скиллом во время торжества. Полагаю, у вас идет непримечательная, зато эффективная пиратская торговля на реке, без оплаты тарифов и налогов. А морской капитан достаточно амбициозен, чтобы распространить ее и на Бингтаун.

– И ты прекрасно понял, что это вовсе не то, о чем я просил доложить. Не играй со мной, Фитц. После того, как ты спросил меня о целителях, я снова попытался связаться с тобой. И я не смог, хоть и чувствовал, как сильно ты был чем-то увлечен. Я думал, что мне не хватает силы, так что я обратился к Неттл, чтобы попытаться дотянуться до тебя. И когда ни одному из нас не удалось пробиться к тебе, мы оба пришли сюда. Что ты делал?

– Просто, – я откашлялся – пытался помочь ему исцелиться. Один из нарывов на его спине сам открылся. И когда я попытался его очистить, я понял... что он умирает, Чейд. Медленно умирает. Слишком много неправильного в нем. Я не думаю, что он достаточно скоро окрепнет, чтобы мы могли исцелить его. Хорошая еда и отдых – хорошее лекарство, но мне кажется, это только отодвинет неизбежное. Он слишком далеко зашел, чтобы я мог спасти его.

– Что ж, – Чейд выглядел ошеломленным моей прямотой. Он опустился в кресло и тихонько вздохнул. – Я думал, мы все это увидели там внизу, в лазарете, Фитц. Я подумал, что именно поэтому тебе понадобилось тихое место для него. Место, в котором царит мир и уединение, – его голос затих.

Эти слова заставили меня реально взглянуть на вещи.

– Спасибо тебе, – хрипло сказал я.

– Мне жаль признавать, но это все, что я могу сделать для вас обоих. Надеюсь, ты знаешь, что если бы я мог нечто большее, я сделал бы все возможное. – Он выпрямился, и разгорающиеся языки пламени очертили его профиль. Внезапно я увидел усилия, которые вкладывал старик в это простое движение. Он будет сидеть, выпрямив спину, и будет перемещаться по замку в эти предрассветные часы, и все ради меня, и он приложит все усилия, чтобы все это выглядело естественно. Но это не так. И для него все труднее удерживать свой фасад. Холод распространился во мне, когда я осознал эту истину. Он находился на том же расстоянии от смерти, как и Шут, но он уходил от меня медленно, подобному беспрерывному отливу увядания.

Он неуверенно заговорил, глядя мимо меняя в ночь.

– Однажды ты вернул его с той стороны смерти. Ты был скуп на детали, а я ничего не нашел ни в одном из свитков Скилла, который бы описывал подобный подвиг. Я подумал, возможно...

– Нет, – я смазал очередную рану. Оставалось всего две. Моя спина ужасно болела от постоянного наклонного положения, а в голове стучало так, как не стучало уже годы. Я оттолкнул мысли о семенах карриса и эльфовой коре. Облегчение физической боли всегда требовало дополнительной платы, и сейчас я не мог себе этого позволить. – Я не был скуп на детали, Чейд. Это было самое глобальное, из всего, что я когда-либо делал. Невозможно продублировать те обстоятельства, – я подавил дрожь при мысли об этом.

Я закончил свою работу и понял, что Чейд поднялся и стоит рядом со мной. Он предложил мне мягкую серую ткань. Я аккуратно приложил ее к обработанной спине Шута, вытащил его рубашку и позвал:

– Шут?

– Не буди его, – уверенно сказал Чейд. – Необходимы веские причины, чтобы человек впал в бессознательное состояние. Позволь ему это. Когда его сознание и тело будут готовы пробудиться, он это сделает.

– Знаю, что ты прав.

Поднять его и перенести на кровать оказалось более сложной задачей, чем могло показаться. Я уложил его на живот и осторожно накрыл.

– Я потерял счет времени, – признался я Чейду. – Как ты мог столько времени провести здесь, без возможности увидеть небо?

– Я и сходил с ума, – добродушно сказал он. – Должен добавить, в полезном смысле этого слова. Никаких разговоров с самим собой или царапанья стен, как можно ожидать. Я просто интенсивно развивал свои профессиональные навыки, познавал различные аспекты своей работы. Я не был изолирован здесь все время, как ты, возможно, думаешь. У меня были другие личности, порой я наведывался в замок или в город.

– Леди Тайм, – сказал я, улыбаясь.

– Одна из. Были и другие.

Если бы он хотел, чтобы я знал, он бы рассказал.

– Сколько осталось до завтрака?

В его горле булькнуло.

– Если бы ты был гвардейцем, ты, вероятно, должен был бы сейчас вставать. Но для тебя, представителя младшей знати, о котором никто и никогда не слышал, в твой первый приезд в Баккип будет простительно поспать час-другой после праздника. Я передам Эшу, он принесет завтрак после того, как ты немного вздремнешь.

– Где ты его нашел?

– Он сирота. Его мать была шлюхой, их тех, что имеют покровителей среди младшей знати... с нестандартными вкусами. Она работала в заведении в дне езды отсюда, в одной деревеньке. Подходящее расстояние от Баккипа, чтобы развлечения молодого аристократа оставались в секрете. Она умерла очень некрасиво, в разгаре любовного свидания, которое обернулось ужасом и для нее, и для Эша. Информатор счел, что мне будет полезно знать, чей старший сын имеет наклонности такого рода. Эш стал свидетелем, не ее смерти, конечно, но ему известен человек, который сделал это. Я забрал его к себе, и когда я стал задавать вопросы о том, что он видел, я отметил, что у него есть способность отмечать детали, и достаточно острый ум, чтобы передавать их. Он описал лорда по дизайну кружев на его манжетах. Он вырос незаменимым помощником своей матери и других ее наперсниц, поэтому осмотрительность в его крови. Как и свойство оставаться незаметным.

– Чтобы собирать секретные сведения.

– И это тоже. Его мать была не уличной шлюхой, Фитц. Молодой аристократ мог взять ее с собой за игровой стол или привлечь к любым другим развлечениям в Баккипе, и ему бы не было стыдно за такую компанию. Она была знакома с поэзией и могла спеть под аккомпанемент арфы. Этот парень существовал в двух мирах. Возможно, пока он и не обладает манерами придворного, и многие поймут по его акценту, что он не был рожден при дворе, но он вовсе не уличная необразованная крыса. Он будет полезен.

Я медленно кивнул.

– И ты хочешь, чтобы он был моим пажом, пока я здесь и...?

– Чтобы ты составил о нем свое мнение.

Я улыбнулся.

– То есть не для того, чтобы он следил за мной для тебя?

Чейд неодобрительно всплеснул руками.

– Даже если и будет, разве он может узнать что-то такое, что неизвестно мне? Считай, это часть его обучения. Устрой ему несколько испытаний для меня. Помоги натаскать его.

И снова, что я мог ответить? Он сделал для Шута все, что было возможно. Мог ли я ему отказать? Я узнал мазь, которой смазывал спину Шута. Масло для нее было изготовлено из печени рыбы, которая редко встречалась в наших северных краях. Она была безумно дорогой, но он, не дрогнув, предложил ее мне. Я не должен был скупиться и был обязан отплатить ему в той же манере. Я кивнул.

– Я собираюсь спуститься в свою комнатку и немного вздремнуть.

Чейд кивнул мне в ответ.

– Не перегружай себя, Фитц. Позже, когда ты отдохнешь, я хотел бы получить письменный доклад о твоем исцелении. Когда я потянулся к тебе.... ну, я мог найти тебя, но все было так, будто ты – не ты. Словно ты перенапрягся во время исцеления Шута и вошел в него. Или вы слились воедино.

– Я все запишу, – пообещал я, беспокоясь о том, что мне предстоит описать ему то, что я и сам не понимал до конца. – Но в ответ я тебя прошу подобрать для меня новые свитки с информацией по исцелению Скиллом и заимствованию силы. Тот, что ты оставил, я уже прочел.

Он кивнул, довольный моей просьбой, и оставил меня, скрывшись за гобеленом. Я проверил Шута, но он по-прежнему пребывал в глубоком сне. Я тихонько дотронулся до его лица, обеспокоенный высоким жаром, который, возможно, появился в ходе моих усилий. Но он уже был холоден, и дыхание стало глубже. Я выпрямился, отчаянно зевнул и совершил огромную ошибку, потянувшись.

Я с трудом сдержал болезненный крик и долго еще стоял, сгорбив плечи. Я понятия не имел, что со мной произошло. Опустив голову, я начал осторожно поднимать  рубашку, отлепляя от спины в тех местах, где она прилипла к коже. Затем отыскал зеркало Чейда. То, что я увидел, потрясло меня.

Сочащиеся язвы на спине были намного меньше раны Шута, они не издавали дурного запаха и не были красными от инфекции. Но они зияли на мой спине, семь маленьких отверстий, будто кто-то несколько раз вонзил в меня кинжал. Они почти не кровоточили кровоточили, и я решил, что вряд ли они глубокие. А учитывая мою склонность к быстрому заживлению, к завтрашнему дню от них не останется и следа.

            Вывод был очевиден. Во время лечения Скиллом у меня появились мелкие раны-близнецы.  Вдруг моя память всколыхнулась, и я проверил свой живот. Там, где мой нож вошел в тело Шута, виднелась небольшая покрасневшая вмятина. Я дотронулся до нее и вздрогнул. Мне не было больно, но кожа в этом месте оставалась нежной. Мысли, завертевшиеся в моей голове, предлагали десятки объяснений. В момент обмена силой с Шутом я на самом деле разделил с ним плоть? Его раны закрывались, потому что мои открылись? Я накинул на плечи рубашку, подкинул в огонь дров, взял свой камзол, расшитый пуговицами, и поплелся в свою старую спальню. Я надеялся найти ответы на некоторые вопросы в свитках, которые обещал дать мне Чейд. И пока я этого не сделаю, необходимо сохранить эту маленькую неприятность в секрете. У меня не было никакого желания принимать участие в экспериментах Чейда, которые он наверняка бы решил провести, узнай он о случившемся.

            Я закрыл дверь и прислушался. Отворив ставни, я увидел, что уже светает. Что ж, оставшееся время можно и поспать. Я подбросил дров в умирающий огонь в очаге, бросил свои наряды на стул, отыскал шерстяную ночную рубашку лорда Фелдспара и забрался в кровать своего детства. Мои сонные глаза блуждали по знакомым стенам. Вон там была выщербленная трещина в стене, которая всегда напоминала мне медвежье рыло. Я пробил потолок, сражаясь против вымышленных врагов во время тренировки с боевым топором, когда тот вылетел их моих рук. Гобелен, на котором король Вайздом приветствует Элдерлингов, был заменен на другой, изображающий сражение двух баккцев. Этот мне нравился больше. Я глубоко вздохнул и устроился в постели. Дом. Несмотря на все прошедшие годы, это был дом, и я погрузился в сон, защищенный крепкими стенами Оленьего замка.

Глава пятая.  Обмен субстанцией

Я тепло и уютно свернулся в логове. Безопасность. Я устал, и если слишком часто двигаюсь, то ощущаю следы зубов на моей шее и спине. Но если я лежу спокойно, то все хорошо.

Вдалеке охотится волк. Он охотится один. Его песня ужасна – это песня безысходности и усталости. Это не громкий вой волка, призывающего свою стаю. Это отчаянное тявканье, короткие завывания затаившего дыхание хищника, который знает, что его добыча убегает. Ему следовало бы охотиться молча, чтобы сохранить остатки сил для бега, вместо того, чтобы подавать голос.

Он так далеко. Я плотнее свернулся в своем теплом логове. Здесь безопасно, и я хорошо питаюсь. Я чувствую затухающую симпатию к волку без стаи. Я вновь слышу его прерывистое тявканье, и знаю, что холодный воздух устремился вниз по его сухому горлу, что он мчится через глубокий снег, вытягиваясь всем телом, пластаясь сквозь ночь. Я очень хорошо это помню, и на какое-то болезненное мгновение я становлюсь им.

– Брат, брат, приходи, бежим, поохотимся, – умоляет он меня. Он слишком далеко, и мне больше не удается разобрать ни слова.

Но мне тепло, я ощущаю усталость и насыщение. Мой сон становится глубже.

Я проснулся в своей комнате, вынырнув из сна, в котором мы охотились с волком. Я лежал неподвижно, с беспокойством ощущая исчезающую угрозу. Что меня разбудило? На кого нужно было охотиться?

А потом я почувствовал запах горячей еды, бекона, пирогов и живительный аромат чая. Я полностью проснулся и сел. Шум, разбудивший меня, оказался звуком захлопнувшейся двери. Эш вошел, поставил поднос, разжег огонь и подбросил дров, взял мою грязную рубашку, и сделал все это так тихо, что я даже не проснулся. Я содрогнулся от страха. Когда я стал настолько самодовольным и беспечным, что позволяю себе спать при посторонних в комнате? Где вся моя осторожность?

Я сел, поморщился и потянулся к спине. Раны затянулись, но к ним прилипла мягкая ткань. Я собрался с духом и сорвал ночную рубашку, все еще ругая себя за крепкий сон. Эх. Слишком много еды, слишком много выпивки и истощение после исцеления Скиллом. Я решил, что учитывая все эти факты, простительно позволить себе немного небрежности. Но это не помогло полностью избавиться от недовольства собой. Я подумал, сообщит ли Эш о моей оплошности Чейду, похвалит ли он парня, а может быть они еще и посмеются надо мной?

Я встал, осторожно потянулся и приказал себе прекратить вести себя как ребенок. Да, Эш принес мне завтрак, пока я спал. Просто смешно, что это беспокоит меня.

Не думал, что мне захочется есть после ночных излишеств, но усевшись за стол, понял, что голоден. Я расправился с едой, затем решил проведать Шута, прежде чем снова отправиться спать. Работа Скиллом прошлой ночью утомила меня намного больше, чем все, что я делал последнее время. А Шут также измучен этим исцелением?

Я запер входную дверь своей комнаты, привел в действие пусковой механизм секретной двери и начал осторожно взбираться по лестнице, снова в сумеречный мир свечей и горящего очага. Я задержался у входа в комнату, слушая треск и бормотание огня, легкое бульканье в горшке на каминном крюке и ровное дыхание Шута. Все намеки на проделанную ночью работу исчезли, остались только ворох чистых повязок на поцарапанном столе Чейда и баночки с мазями и болеутоляющими отварами. Там же лежали четыре свитка. Чейд, как всегда, ничего не упускает.

Я стоял и некоторое время смотрел на Шута. Он лежал на животе, немного приоткрыв рот. Лорд Голден был очень красив. Я с сожалением вспоминал утраченные черты его гладкого лица, его светло-золотые волосы и янтарные глаза. Теперь же его щеки были исполосованы шрамами, набухшие веки прикрывали глаза. Большая часть волос не выдержала недуга и лишений, а те, что остались, были короткими и сухими, как солома. Лорд Голден ушел, но мой друг все еще был здесь.

– Шут? – позвал я мягко.

Он то ли застонал, то ли вскрикнул, слепые глаза распахнулись, и он вскинул руки, защищаясь.

– Это всего лишь я. Как ты себя чувствуешь?

Он глубоко вдохнул, собираясь ответить, но вместо этого закашлялся. Едва откашлявшись, он хрипло произнес:

– Лучше. Мне так кажется. То есть в некоторых местах боль немного затихла, но та, что осталась, все еще довольно сильно меня беспокоит, и я не знаю, стало мне лучше или, может, я привык игнорировать боль.

– Ты голоден?

– Немного. Фитц, я не помню, чем закончилась прошлая ночь. Мы говорили за столом, а теперь я проснулся в кровати, – его рука ощупала спину и осторожно коснулась повязки. – Что это?

– Нарыв на твоей спине открылся. И пока ты не чувствовал боль, я вычистил и перевязал рану. И еще несколько других.

– Они болят меньше. Напряжение ушло, – признался он. Было больно наблюдать, как осторожно он придвинулся к краю кровати, стараясь делать как можно меньше лишних движений. – Ты не мог бы положить мне поесть? – попросил он спокойно, и в его голосе я услышал скрытую просьбу не смотреть на него.

Я отошел к камину, открыл крышку котелка и увидел там белые клецки в густом соусе из кусочков оленины и овощей. Это было одно из любимых блюд Кетриккен, и я подумал, что видимо она лично выбрала меню для Шута. Это было в ее стиле.

Пока я накладывал еду, Шут пробрался к своему креслу у камина. Он двигался с большей уверенностью, но все еще шаркал ногами и  шарил в воздухе протянутой рукой; он пошатывался и слегка дрожал, но конечно не попросил меня о помощи. Дойдя до кресла, он опустился в него, но не стал облокачиваться о спинку, не позволяя своей спине расслабиться. Когда его пальцы потянулись к ложке, я спокойно сказал:

– Я бы хотел сменить повязку на спине, когда ты поешь.

– Если ты действительно хочешь это сделать, я не стану возражать. Я больше не могу позволить себе роскошь отказываться от таких вещей.

– Это правда. – сказал я, выдержав паузу. – Ты все еще балансируешь на грани жизни и смерти, Шут.

Он улыбнулся. Это выглядело некрасиво: шрамы на его лице растянулись.

– Если бы это была только моя жизнь, мой старый друг, я бы давно лег у дороги и позволил себе умереть.

Я ждал. Он начал есть.

– Месть? – спросил я спокойно.

– Жалкий мотив. Месть не отменит то, что уже сделано. Не восстановит разрушенное.

Мои мысли обратились к прошлому. Я говорил медленно, сомневаясь, что хочу делиться этим даже с ним:

– Как-то ночью я напился, рассуждал о жизни и ругал людей, которых давно нет. – Я сглотнул, – Я понял, что невозможно вернуться назад во времени и исправить то, что сделали со мной. Никто не может исцелить меня. И тогда я простил их.

– Но это разные вещи, Фитц. Баррич и Молли никогда не хотели причинять тебе боль. То, что они сделали, они сделали для самих себя, поверив в твою смерть. Для них жизнь продолжалась.

Он откусил клецку и медленно пережевал ее. Затем отпил немного золотистого вина и откашлялся:

– Однажды, когда мы находились на приличном расстоянии от берега, команда корабля сделала то, чего я опасался. Они отобрали у нас то, что, по их мнению, имело ценность. Все кубики камня памяти, которые Прилкоп тщательно отобрал и взял с собой, были утрачены. Команда и понятия не имела – что это. Большинству не удалось услышать поэзию, музыку и исторические сведения, которые хранились в них. А те, кто услышал, испугались. Капитан приказал выбросить за борт все камни. Затем они сделали нас своими рабами и стали искать место, где бы продать нас.

Я слушал молча и неподвижно. Обычно такой немногословный, сейчас Шут говорил плавно, будто отрепетировал свой рассказ заранее. Или это слепота обострила одиночество и подтолкнула к откровенности?

– Я был в отчаянии. Прилкоп, казалось, с каждым днем становился только крепче, нарастил мышцы, благодаря работе, но ведь я только недавно вылечился, а сейчас становился все слабее. Ночью, ютясь на открытой палубе под ветром и дождем, он смотрел на звезды и напоминал мне, что мы двигаемся в правильном направлении. Правда, мы больше не были похожи на Белых Пророков. Мы оба. Но когда мы сойдем на берег, мы попадем туда, где люди ценят нас. Преодолев все испытания, мы доберемся туда.

Он сделал еще один глоток вина. Я сидел спокойно и ждал, пока он немного поест.

– Итак, мы добрались, – продолжил он наконец. – И Прилкоп оказался почти прав. Когда мы прибыли в порт, он был продан на аукционе рабов, а я… – его голос звучал будто издалека. – Ох, Фитц. Этот разговор утомляет меня. Я не хочу все это вспоминать. Для меня это было не лучшее время. Но Прилкоп нашел того, кто поверил ему, и спустя несколько дней он вернулся за мной. Он купил меня, задешево, и его покровитель помог нам доехать до Клеррес, нашей школы.

Он потягивал свое вино. А я задумался о той части его рассказа, которую он упустил. Что такого ужасного с ним произошло, о чем он не хочет вспоминать?

Он прочел мои мысли:

– Я должен быстрее закончить эту историю. У меня нет желания вдаваться в подробности. Мы достигли Клерреса и, когда начался отлив, добрались до Белого Острова. Наш покровитель привез нас к воротам школы. Служители, открывшие двери, были удивлены, поскольку сразу узнали нас. Они поблагодарили нашего покровителя, наградили его и впустили нас, поручив служителю Пиреку, который занимался классификацией пророчеств. Нас привели в Комнату Архивов, долго листали свитки и рукописи, изучали страницы, пока не нашли упоминания о Прилкопе. – Шут в удивлении неспешно покачал головой – Им не удалось выяснить его возраст. Он был стар, Фитц, действительно очень стар. Белый Пророк, который прожил долгие годы после окончания периода, отведенного для его изменений. Они были удивлены. Но они удивились еще больше, когда узнали обо мне.

Его ложка перекатывала еду по тарелке. Он нашел и съел часть клецки, а затем немного оленины. Я подумал, что он специально заставляет меня ждать продолжения рассказа и находит в этом удовольствие. Я не обиделся на него.

– Я был Белым Пророком, которого они сбросили со счетов. Мальчишкой, которого обвинили во вранье, ведь Белый Пророк уже существовал и даже отправился на север, чтобы совершить изменения, которые должны были произойти, – внезапно он с грохотом бросил ложку. – Фитц, я оказался гораздо глупее Шута, имени, которым ты зовешь меня. Я был абсолютным идиотом, глупым, безмозглым… – Он задохнулся во внезапной вспышке гнева, стукнув по столу исполосованными шрамами руками. – Как в мою голову могла прийти мысль, что при встрече со мной они испытают что-то помимо ужаса? Все те годы, что они держали меня в школе, запирали, одурманивали, чтобы я мог выдавать более ясные предсказания… Часами они промывали мне мозги ложными образами, пытались превратить в Небелого! Все те дни они пытались сбить меня с толку и запутать, демонстрируя дюжины, сотни пророчеств и видений; они думали, что убедят меня, будто я ошибаюсь в своем предназначении, изменят то, во что я верил. Как я мог вернуться туда с мыслями о том, что они обрадуются моему возвращению и даже признают, как были неправы? Как я мог подумать, что они захотят узнать, какую огромную ошибку совершили?

Он плакал, пока говорил, из его слепых глаз бежали слезы, растекаясь по шрамам на лице. Какая-то часть меня отметила, что слезы казались прозрачнее, чем прежде, и я подумал, что возможно часть инфекции была подавлена. Другая, здравомыслящая часть, мягко произнесла:

– Шут. Шут, все хорошо. Теперь ты здесь, со мной, и они не смогут больше причинить тебе боль. Здесь ты в безопасности. О, Шут. Ты в безопасности. Любимый.

Когда я назвал его прежним именем, он задохнулся. Он попытался встать, снова рухнул в старое кресло Чейда, и, не обращая внимания на свою миску и липкий стол, уронил голову на сложенные руки и заплакал как ребенок. На мгновение в нем снова вспыхнул гнев:

– Я был так глуп!

Затем рыдания снова поглотили его речь, и я позволил ему поплакать. Не существует подходящих слов, которыми можно помочь отчаявшемуся человеку. Его тело сотрясала конвульсивная дрожь, но наконец плач стал прерывистее и тише, он успокоился, но он так и не поднял голову. Немного помолчав, он заговорил в стол низким умирающим голосом:

– Я всегда считал, что они ошиблись. Что они действительно не знали.

Он всхлипнул в последний раз, вздохнул и поднял голову, нащупал салфетку и вытер глаза.

– Фитц, они знали. Они всегда знали, кем я был. Они знали, что я был истинным Белым Пророком. А Бледная Женщина была лишь их созданием. Они сами создали ее, Фитц, вывели, словно голубя с белой головой и хвостом. Или если бы вы с Барричем вывели осла с выносливостью жеребца и стальным характером. Они создали ее в школе и наполнили пророчествами и видениями, которые соответствовали их целям. Они внедрили в нее искаженные видения, чтобы заставить предсказывать то, чего желали они. А затем они отправили ее в мир. И задержали меня. – Он снова опустил голову на руки и затих.

Одно из упражнений, которым обучал меня Чейд, подразумевало сведение отдельных деталей воедино. Все начиналось с простых заданий: он разбивал тарелку, а я должен был собрать ее как можно  более точно. Затем задача усложнялась, я должен был смотреть на части битой тарелки и собирать ее мысленно. Потом мне давали мешок с разной битой посудой, кусками упряжи и прочим мусором, и я должен был собрать все это. Следующий этап: в сумке лежали не только эти обломки и обрывки, но и случайные похожие предметы. Это упражнение было направлено на тренировку моего разума, чтобы в дальнейшем я мог сводить обрывки фактов и случайных сплетен в единое целое.

Сейчас мой разум работал, складывая частицы знаний, и мне казалось, что я почти слышу звон осколков заварочного чайника, который собирал когда-то. Рассказ посланницы о детях, пойманных в их сети, и рассказ Шута о Служителях, создающих своих собственных Белых Пророков. Раса Белых с их даром предвидения давно исчезла из нашего мира; Шут говорил мне об этом, еще когда мы были детьми. Он рассказывал, что Белые начали вступать в браки с людьми, разбавляя свою кровь до тех пор, пока в их потомках не перестали проявляться явственные признаки наследия Белых, и целые поколения даже не подозревали о том – что несет в себе их кровь. Также он говорил тогда, что лишь изредка рождался ребенок, в облике которого проявлялось древнее наследие. Он был одним из таких детей, и ему повезло, что родители знали – кем он был. Они также знали, что в Клерресе есть школа, в которой дети с внешностью Белых обучаются записывать свои сны, озарения и видения о будущем. Обширные библиотеки записанных видений изучались Служителями, и благодаря им они могли узнать, как изменится будущее всего мира. В детстве родители отдали его Служителям,  чтобы он научился использовать свои таланты на благо всего человечества. Но Служители не верили, что он истинный Белый Пророк. Он доверял им, а они долго держали его в школе, несмотря на то, он чувствовал необходимость уйти, изменить события в мире, направить его на лучший путь. Я знал, что он сбежал от них, чтобы стать тем, кем он, по его мнению, являлся.