Текст книги "Странствия Шута (ЛП)"

Автор книги: Робин Хобб

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 53 страниц) [доступный отрывок для чтения: 19 страниц]

 Глава седьмая. Тайны и Ворона

 Когда Красные Корабли достигли берегов,

Наш добрый король Шрюд утратил над телом и разумом своим контроль,

Молодой бастард увидел способ возвыситься. И предал.

Своей магией и силойон забрал у герцогств их короля. И у принца Регала он тоже отнял

Отца, наставника, мудрости оплот.

Доброта, которой одарил он бастарда, обернулась против него.

И смеялся Бастард. В свой преступный триумф обнажил он клинок и запятнал его кровью

Тех, кто заботился о нем всю его жалкую жизнь. Его не волновала честь и справедливость

К тем, кто взрастил его, кормил его, одевал и защищал его. Только бойни желал он.

Не было в сердце Бастарда верности для своего короля и его королевства.

Сраженный в самое сердце, горюющий сын, чье королевство пылало в пламени войны,

Принц, теперь король, на царство вступил. Его братья бежали, или мертвы, оставляя

Ему королевское бремя: скорбеть по отцу и защищать королевство.

Последний сын,Верный сын, храбрый принц унаследовал беды истерзанной земли.

“Сначала месть”, – король Регал закричал. Своим верным вассалам он приказал.

"В подземелья Бастарда”, и подхватили они, царственный Корольсвой долг совершил.

В оковы бросили злокозненного Бастарда, отмеченного Уитом, убийцу короля нашего.

Во тьму и холод он был заключен, такую же тьму, что царила в сердце его.

“Раскройте его магию”, приказал король своим людям.

Они пытались, кулаками и словом,и железом каленым.

Холодом и тьмой они сломали предателя, не найдя ни благородства, ни раскаяния.

Только жадность волка и самовлюбленность пса.

И так сгинул предатель, отмеченный Уитом, подлый Бастард.

Он желал прожить свою жизнь лишь для себя одного. Его смерть избавила нас от позора.

Бремя короля Регала, песня Келсу Чуткие Пальцы, менестреля Фарроу.

Пошатываясь, я возвращался в свою комнату, молча проклиная причиняющие мучительную боль туфли. Мне нужно было поспать. Потом я собирался проведать Шута, а после этого, со вздохом подумал я, мне придется вновь примерить на себя роль лорда Фелдспара. Сегодня вечером опять будет пир, танцы и музыка. Мои мысли перенеслись к Пчелке, и я почувствовал внезапный прилив вины. Ревел, сурово сказал я себе. Он присмотрит, чтобы Зимний Праздник в Ивовом Лесу прошел как следует. И Шун наверняка не позволит празднику пройти без обилия пищи и веселья. Я только надеялся, что они не забудут про моего ребенка. Снова я спрашивал себя, как долго я буду вдали от нее. Неужели Кетриккен мудрее меня? Не лучше ли послать за Пчелкой?

Я кусал губы, обдумывая эту мысль, когда добрался до последних ступеней лестницы. Свернув в коридор, я увидел Риддла, стоящего возле моей двери. Сердце подпрыгнуло, как это обычно бывает при виде старого друга. Но, когда я приблизился, радость улетучилась – лицо его было серьезным, а глаза непроницаемыми, как у человека, скрывающего свои чувства.

– Лорд Фелдспар, – официально поприветствовал он меня.

Он поклонился, и я кивнул в ответ, постаравшись вложить в это нечто большее, нежели просто вежливое приветствие. Чуть дальше по коридору двое слуг меняли лампы.

– Что привело тебя к моим дверям, добрый человек? – я добавил в голос изрядную долю презрения к посланнику.

– Я принес вам приглашение, лорд Фелдспар. Могу я войти в вашу комнату и озвучить его?

– Конечно. Подождите минуту, – я похлопал по карманам, нашел ключ и, открыв дверь, вошел в комнату. Он последовал за мной.

Войдя, Риддл плотно закрыл за нами дверь. Я с облегчением снял шляпу и парик и повернулся к нему, ожидая увидеть своего друга. Но он все еще стоял у двери с неподвижным и серьезным лицом, будто и правда был лишь посланником.

Чувствуя неловкость, я произнес:

– Мне так жаль, Риддл. Я не знал, что делаю с тобой. Я думал, что отдаю Шуту свою силу. Я бы никогда не украл ее у тебя намеренно. Ты восстановился? Как ты себя чувствуешь?

– Я здесь не поэтому, – сказал он ровным голосом. Мое сердце сжалось.

– А что тогда? Присядь, пожалуйста. Мне позвать кого-нибудь, чтобы нам принесли еду или напитки? – спросил я, стараясь, чтобы мои слова звучали тепло. Однако его манера держаться говорила мне, что сейчас его сердце закрыто от меня. Что ж, я не мог его винить.

Он пошевелил губами, сделал глубокий вдох, затем выдохнул.

– Во-первых, – сказал он почти твердым голосом, несмотря на то, что его ощутимо начало трясти, – тебя это не касается. Ты можешь почувствовать себя оскорбленным. Ты можешь захотеть меня убить – я пойму это. Но это не о тебе, не о твоей гордости, твоем месте при дворе или о том, кто такая Неттл, и не о моем простом происхождении.

– Риддл, я...

– Помолчи! Просто послушай, – он снова глубоко вдохнул. – Неттл беременна. Я не позволю ей быть опозоренной. Я не позволю нашему ребенку быть опозоренным. Говори, что хочешь, делай, что хочешь, но она моя жена, и я не позволю омрачить наше счастье тайнами и политическими интригами.

Я сел. К счастью, кровать была позади меня. Если бы он выбил из меня воздух ударом в живот, эффект не был бы сильнее. Слова грохотом раздавались в моей голове. Беременна. Опозорена. Жена. Омрачить. Тайнами.

Ребенок.

Я обрел дар речи.

– Я стану...

Риддл скрестил руки на груди. Раздувая ноздри, он вызывающе воскликнул:

– Меня не волнует, что ты собираешься делать. Пойми это. Делай, что хочешь, это ничего не изменит.

– ...дедом. – Я поперхнулся на этом слове. Недоверчивое выражение смягчило его лицо, он уставился на меня, давая мне время, чтобы привести мысли в порядок. Слова сами посыпались с моих губ. – У меня есть накопленные деньги. Можете взять их все. Вам нужно скорее уезжать, пока путешествие не стало для нее слишком трудным. И я думаю, вы должны покинуть Шесть Герцогств. Она Мастер Скилла; она слишком известна, чтобы вы…

– Мы никуда не уедем! – гнев сковал его лицо. – Мы отказываемся. Мы законные супруги...

Невозможно.

– Король же запретил.

– Король может запрещать все, что хочет, но если мужчина и женщина дают клятву перед Камнями-Свидетелями в присутствии хотя бы двух свидетелей...

– Только если один из них менестрель! – прервал я его. – И свидетель должен знать обоих будущих супругов.

– Держу пари, что королева Шести Герцогств знает нас обоих, – спокойно сказал он.

– Кетриккен? Я думал, что Кетриккен была среди тех, кто запрещал этот брак.

– Не Кетриккен королева Шести Герцогств. А Эллиана. И она пришла из страны, где женщины могут выходить замуж за кого пожелают.

Все сошлось так четко, как блоки в арке. Почти.– Но другим свидетелем должен быть менестрель… – Мои слова улетучились. Я знал, кто был их менестрелем.

– Нед Гладхарт, – спокойно подтвердил Риддл. Улыбка почти скривила его губы. – Быть может, ты слышал о нем?

Мой приемный сын. Ему доставляло удовольствие называть Неттл сестрой. Я обнаружил, что прижимаю руки ко рту. Я попробовал размышлять. Так. Женаты. При свидетелях, но все равно тайно. Да. Эллиана допустила это, не сознавая, что, пренебрегая авторитетом мужа, она совершила нечто большее, чем просто подтверждение своих убеждений о том, что женщина должна полностью управлять тем, за кого выходит замуж. Или не выходит, а просто с кем спит.

Я отнял руки от лица. Риддл все еще стоял напрягшись, словно ждал, что я вскочу на ноги и наброшусь на него с кулаками. Я попытался вспомнить, было ли у меня такое желание. Нет, не было. Никакого гнева: он весь потонул в страхе.

– Король никогда не примет это. Кетриккен и Чейд тоже. О, Риддл. О чем вы оба думали? – В моем голосе боролись радость и печаль. Ребенок, ребенок, которого так хотела Неттл. Ребенок, который полностью изменит их жизни. Мой внук. Внук Молли.

– Такое случается. Долгие годы мы были осторожны. Я полагаю, к счастью. А потом перестали. И когда Неттл поняла, что беременна, она сказала мне, что обирается радоваться этому. Неважно –  что она обязана делать, – его голос изменился, и неожиданно со мной заговорил друг. – Фитц. Мы уже не молоды. Это, может быть, наш единственный шанс завести ребенка.

Неважно – что она обязана делать. Я почти слышал голос Неттл, произносящий эти слова. Я глубоко вздохнул и попытался разобраться со своими мыслями. Так. Кое-что сделано. Они женаты, и у них будет ребенок. Бесполезно советовать им отказаться от ребенка, бесполезно напоминать, что они бросили вызов королю. Начиная с этого момента, они...

В опасности. Глупой и вызывающей.

– Что она собирается делать? Пойти к королю, сказать ему, что она замужем и беременна?

Темные глаза Риддла встретились с моими, и я увидел в них нечто, похожее на сожаление.

– Она поделилась своими новостями только с Эллианой. Только мы вчетвером знаем, что Неттл ждет ребенка. И только пятеро человек знают, что мы законные супруги. Она не поделилась этим даже со своими братьями. Но она сказала Эллиане. Королева в восторге. И полна планов насчет ребенка. Она поколдовала над ладонью Неттл с помощью иголок и уверена, что у нас будет девочка. Наконец-то в материнском доме Видящих родится дочь. И она станет нарческой.

– Я не понимаю, – сказал я после паузы.

– Это неудивительно. Я тоже не понял, когда они впервые рассказали мне. Прежде всего ты должен знать, что Неттл и королева Эллиана за эти годы стали очень близки. Они почти одного возраста. И обе чувствовали себя чужими, когда впервые появились при дворе Оленьего замка: Эллиана приехала с Внешних островов, а Неттл была простой деревенской девушкой, которая внезапно стала леди. Когда Эллиана узнала, что Неттл – сестра ее мужа, она заявила, что они родственницы.

– Троюродная сестра ее мужа.

Риддл покачал головой:

– Она член ее нового материнского дома, – заметив мое удивление, он добавил. – Ты должен посмотреть на это с точки зрения Эллианы. В культуре Внешних островов главенствующей является женская линия. Эллиане было очень тяжело решиться приехать сюда, чтобы стать королевой Видящих. Если бы она осталась на родине, то стала бы нарческой своего материнского дома. Что равноценно королеве. Она отказалась от этого, чтобы спасти мать и маленькую сестру Косси и наконец установить мир между Шестью герцогствами и Внешними островами. То, что они с Дьютифулом полюбили друг друга, поистине является счастливым стечением обстоятельств.

Ты знаешь, как Эллиана переживала из-за того, что родила только двоих сыновей. Ее съедает сожаление из-за неспособности произвести на свет дочь, чтобы отправить ее на Внешние острова править после матери в качестве нарчески.

– А что насчет Косси? Ведь младшая дочь должна наследовать титул следующей?

Риддл покачал головой.

– Нет. Мы спасли жизнь Косси, но ее здоровье так и не восстановилось. Она почти два года провела в плену у Бледной Женщины. Два года холода, голода и дурного обращения. Она болезненная и слабая, хрупкая, как сухие ветви. И она выказывает сильную неприязнь к обществу мужчин. Она не сможет родить ребенка.

– Я помню, что у нее была двоюродная сестра…

– Которая не нравится ни Эллиане, ни ее матери. Это как раз одна из причин ее отчаянного желания подарить девочку своему материнскому дому.

– Но ребенок Неттл никак не родственник Эллианы!

– Она ее родственница, если Эллиана так говорит. Слова очень важны в этом деле. «Каждая мать знает своего ребенка». Так, когда Эллиана подняла генеалогические данные, она выяснила, что ты сын Пэйшенс.

Я был в безнадежном тупике.

– А это тут причем?

Он улыбнулся.

– Вы, Видящие, многое наследуете друг за другом. Но с точки зрения жителей Внешних островов вы достойны сожаления. Несколько поколений без ребенка женского пола. Это заставило Эллиану задаться вопросом, существуют ли истинные наследницы материнского дома Видящих. В своих отчаянных поисках женщины такого происхождения она обратилась к самым дряхлым из менестрелей, хрипло поющим себе под нос песни о генеалогии. Ты знаешь, кто такая королева Адамант?

– Нет.

– Первым Видящим, заявившим свои права на скалы Бакка, был Тейкер. Он сам прибыл с Внешних островов, и там его считают кем-то вроде изгоя, потому что он отказался от своего материнского дома, чтобы основать новый здесь. Он взял себе жену из завоеванного им народа. Ее звали Адамант. Сейчас мы называем ее королева Адамант. Первая из материнского дома Видящих.

– Очень хорошо, – я не понимал, к чему он ведет.

– Судя по тому, что выяснила Эллиана, Пейшенс и Чивэл были очень дальними родственниками, кузенами. И оба наследники по линии Адамант. В одной из баллад говорится, что у нее были «переливающиеся медью волосы и фиолетовые глаза». Так что ты дважды наследник этого материнского дома. Это делает Неттл законной нарческой линии Видящих. Материнского дома, к которому присоединилась Эллиана. Ее родней. И поэтому возможным источником наследницы для Эллианы. Мысль о том, что целыми поколениями не рождалась наследница, которая обновила бы линию, беспокоит ее. И в то же время, успокаивает. Сейчас она считает мужчин-Видящих виновными в том, что они не могут посеять детей женского пола в чревах своих жен. В течение многих лет она изводила себя мыслями о том, что только она виновата в рождении всего лишь двух сыновей. Она давно знала об истинном происхождении Неттл, и в сложившейся ситуации увидела возможность исправить несправедливость по отношению к ней, вырастив ее дочь как нарческу. После долгого отсутствия наследниц в вашей линии наконец была рождена Неттл – истинная дочь материнского дома Видящих. Но вместо того, чтобы отпраздновать это событие, ее спрятали в тени. Скрыли от королевского двора. Засекретили ее происхождение. И привезли в Баккип только тогда, когда она стала полезной для Видящих.

Я молчал. Я не мог отрицать правдивость его слов. Было тяжело слышать их от ее мужа и моего друга. Я верил, что защищаю ее. Также, как защищал Пчелку, держа ее вдали от Баккипа? Это была неприятная мысль. Я постарался оправдать себя.

–  Неттл – бастард бастарда отрекшегося принца, Риддл.

Вспышка гнева.

– Здесь, возможно. Но на Внешних островах нашего ребенка будут считать принцессой их линии.

– Вы с Неттл пойдете на это? Покинете Баккип и королевский двор и отправитесь на Внешние острова?

– Чтобы спасти свою дочь от позора и звания бастарда? Да. Я пойду на это.

Я заметил, что киваю в знак согласия.

– А если ребенок родится мальчиком?

Он вздохнул.

– Это будет уже совсем другой разговор. Фитц, мы были друзьями еще до того, как я полюбил твою дочь. Я чувствую себя виноватым в том, что не пришел к тебе до всего этого. Что не рассказал тебе о нашей свадьбе.

Я не колебался. В последние несколько дней у меня было достаточно времени, чтобы вспомнить все случаи, когда у меня отнимали возможность принимать решение.

– Я не сержусь, Риддл, – я встал и протянул ему руку. Мы по-воински пожали запястья друг другу, и он обнял меня. Я сказал ему на ухо.– Я думал, ты пришел сюда в ярости из-за того, что я сделал с тобой, когда мы проходили через Скилл-колонну.

Он отстранился от меня.

– О, я оставлю это Неттл. Если она еще не содрала кожу с твоей плоти своими словами, то тебе следует этого ожидать. Я не знаю, что из всего этого выйдет, Фитц, но я хотел, чтобы ты знал – я старался вести себя достойно.

– Я это вижу. Как ты всегда и делал, Риддл. Независимо от того, что из этого выйдет, я буду на вашей с Неттл стороне.

Он коротко кивнул, затем глубоко вздохнул и сел в кресло, которое я предложил ему ранее. Он сцепил руки и опустил взгляд на них.

– У тебя есть ко мне еще что-то, и это плохие новости, – догадался я.

– Пчелка. – Он сказал ее имя, сделал глубокий вздох и замолчал.

Я откинулся на кровать.

– Я помню, что ты сказал в трактире, Риддл.

Он вдруг посмотрел на меня. Лицо было напряженным.

– И ситуация не изменилась, Фитц. Как и выводы из нее. Неттл сказала, что сама поговорит с тобой, и что это не мое бремя. Но это не так. Даже если бы я не был женат на твоей дочери, это бы все равно было моим долгом, как твоего друга. Фитц, ты должен оставить ее. Ты должен привезти ее сюда, в Баккип, где она получит надлежащую заботу и образование. Ты это и сам знаешь.

Знал ли я? Я стиснул зубы, чтобы грубый ответ не сорвался с губ. Я подумал о прошедших месяцах. Как много раз я принимал решение лучше обращаться с Пчелкой? И не справлялся с этим. Как много раз я оставлял ее в стороне, чтобы разобраться со своими проблемами и несчастьями? Я втянул мою девятилетнюю дочь в уничтожение тела и сокрытие убийства, пусть даже она и не знала, что это я убил посланницу. Впервые я подумал о потенциальных опасностях, грозящих моему ребенку, если действительно существовали преследователи, ищущие посланницу. Или убийцы, ищущие Шун и Фитца Виджиланта. Чейд доверил мне этих двоих, чтобы я охранял их, и полагал, что я смогу их защитить. Я совсем не подумал об этом, когда оставил их всех, чтобы доставить Шута в Баккип. Ни одной мысли о том, что Пчелка может быть в опасности из-за убийц, пришедших в мой дом в поиске своих жертв. Последним покушением на жизнь Шун было отравление. Вместо Шун убийца отравил мальчика, кухонного помощника. Грязная работа. А что, если следующая попытка будет столь же неаккуратной? Во время Зимнего Праздника двери Ивового Леса откроются для людей самого разного сорта. Что если убийца отравит больше, чем одно блюдо при следующем покушении на Шун? Почему я не задумывался об этом раньше?

– Я потерял хватку, – сказал я тихо. – Я не защищаю ее.

Риддл был в замешательстве.

– Я говорю о том, что ты отец, Фитц, а не охранник. Полагаю, ты более чем способен защитить ее жизнь. Но кто-то должен убедиться в том, что она существует, чтобы ты ее защищал. Дай дочери образование и возможность соответствовать ее положению. Манеры, одежду, опыт жизни в обществе. Она дочь леди Молли так же, как и ребенок помещика Баджерлока. Будет вполне подобающе привезти ее ко двору, чтобы она проводила время со своей сестрой.

Он был прав. Но...

– Я не могу ее отдать.

Риддл встал, расправив плечи, и твердо сказал:

– Тогда не делай этого. Переезжай вместе с ней, Фитц. Возьми себе новое имя и возвращайся в Баккип. Пчелка принадлежит этому месту. Как и ты. И ты знаешь это.

Я уставился в пол. Некоторое время он ждал моего ответа, и когда его не последовало, мягко сказал:

– Мне жаль, Фитц, Но ты знаешь, что мы правы.

Он тихо вышел, и как только за ним закрылась дверь, я подумал, как это должно быть тяжело для него. Мы знали друг друга в течение многих лет. Он начинал в качестве шпиона Чейда и охранника, страхующего мою спину. Он стал моим товарищем и тем, кому я доверял, потому что вместе мы прошли через ужасные вещи. А потом каким-то образом он стал человеком, который ухаживал за моей дочерью. Риддл будет отцом моего внука или внучки. Странно. Я не раз доверял ему свою жизнь. Сейчас у меня не выбора, я должен был доверить ему не только сердце своей дочери, но и судьбу ребенка, который у них родится. Я сглотнул. И Пчелку тоже? Потому что я подвел ее.

Если я отдам Пчелку Риддлу и Неттл, я смогу помочь Шуту в его отмщении.

От этой предательской мысли меня стало подташнивать.

Я резко встал. Я не мог думать об этом сейчас. Я очень старался, но у меня было недостаточно времени или недостаточно сил. И стараться – не значит делать.

– О, Молли, – сказал я вслух и стиснул челюсти. Ответ должен был существовать, но я не видел его. Не сейчас.

Надо было сходить проведать Шута. Я подошел к окну и выглянул. Мне казалось, что сейчас уже должен был быть день, переходящий в вечер. Слишком многое случилось сегодня. У Кетриккен был Уит. Ей нужна Пчелка. Уэб хотел, чтобы я взял к себе ворону. Я стану дедом, и, возможно, дедом нарчески. И Риддл считал, что из меня плохой отец, и хотел забрать моего ребенка. Когда я повернулся к лестнице, Неттл ворвалась в мои мысли.

Риддл сказал мне.

Не имеет смысла делать вид, что я не знаю. Она почувствует беспокойство в моих мыслях.

Я знала, что он сделает это, хотя я бы предпочла, чтобы он оставил это мне. Что-то там насчет мужской чести. Ты кричал на него? Сказал ему, что опозорил меня, а значит, и тебя?

Конечно, нет! – ее колючий сарказм задел меня. – Стоит ли мне напомнить тебе, что я бастард, и знаю, что значит, когда на тебя смотрят, как на позор твоего отца?

Так вот почему ты всегда отстранялся от меня?

Я... что? Я никогда не отстранялся от тебя. – неужели она была права? Неуверенность заполнила мои мысли. Нахлынули воспоминания. Я действительно делал это. О, да, я это делал. – Только чтобы защитить тебя, – поправил я ее. – Те времена были более суровыми. Быть не только ребенком бастарда, но и дочерью наделенного Уитом Бастарда, которая, возможно, сама владеет грязной магией... некоторые люди сочли бы необходимым убить тебя.

И ты позволил Барричу забрать меня.

Он бы защитил тебя.

Он защитил. – ее слова были безжалостными. -И это также спасло тебя, когда ты решил притвориться мертвым. И еще это спасло репутацию Видящих. Никаких неудобных бастардов, которые бы внесли путаницу в линию престолонаследия. Защита. Будто защита важнее всего.

Я прочно окружил свои мысли стеной, скрыв их от нее. Я точно не знал – что она пыталась мне сказать, но я был уверен в одном. Я не хотел это слышать.

Что ж, мой ребенок будет знать, кто ее родители! И она узнает, кем были ее дед и бабушка! Я прослежу за этим, я дам ей это, и никто никогда этого у нее не отнимет!

Неттл, я...

Но она исчезла. Я не последовал за ней. Была еще одна дочь, которую я подвел. Я позволил ей расти и верить, что ее отцом был другой человек. Я позволил ее матери и Барричу верить, что я был мертв. Все эти годы я говорил себе, что защищал ее. Но она чувствовала себя брошенной. И отвергнутой.

Я подумал о собственном отце, что делал довольно редко. Я никогда в жизни не смотрел ему в глаза. Что я почувствовал, когда он оставил меня в Баккипе, вверив заботе его конюха? Я смотрел в пустоту. Почему я сделал то же с моей старшей дочерью?

Пчелка. Было еще не поздно стать хорошим отцом для нее. Я знал, где я должен был быть прямо сейчас, и если воспользуюсь Скилл-колонной, то буду там еще до ночи. Это немного опасно, но разве я не рискнул большим, когда провел сквозь нее Шута? Пройдут дни, прежде чем я снова рискну лечить его. Мне нужно отправиться домой, забрать Пчелку и привезти ее обратно в Баккип. Не отдать ее Неттл, не остаться здесь с ней насовсем, но держать ее рядом с собой, пока я должен буду заботиться о Шуте. Это имело смысл. Именно это мне и нужно было сделать.

В верхней комнате было совсем темно, не считая рыжеватых отблесков огня. Шут сидел в кресле напротив него. Я успел прикусить язык, прежде чем спросить его, почему он сидит в темноте. Он повернул голову в мою сторону, услышав мои шаги.

– Тебе принесли сообщение. Оно на столе.

– Спасибо.

– Его принес молодой человек. Боюсь, когда он вошел, я немного уснул. Я закричал. Не знаю, кто из нас больше испугался. – Его голос иронически поднялся и тут же упал.

– Мне жаль, – сказал я, пытаясь сдержать свои рвущиеся мысли. Не было смысла делиться с ним моими страданиями. Он ничем не мог помочь мне и только почувствовал бы стыд из-за того, что оторвал меня от моего ребенка.

Я заставил себя сосредоточиться на его словах и звучавшей в них тревоге.

– И сейчас я боюсь засыпать снова. Я не думал о других людях, которые могут входить или выходить отсюда. Не знаю, чем бы мне это помогло, если бы я подумал о них. Знаю, что сюда должен заходить кто-то еще. Но я не могу перестать думать о них. Что, если эти люди поговорят с другими? Кто-то еще узнает, что я прячусь здесь. Это небезопасно.

– Я собираюсь зажечь несколько свечей, – сказал я ему. Я не стал говорить, что мне нужно видеть его лицо, чтобы понять, насколько он серьезен. Зажигая первую свечу, я спросил:

– Как ты себя чувствуешь? Лучше, чем вчера?

– Я не могу сказать, Фитц. Я не могу отличить вчера от сегодняшнего раннего утра. Я не могу отличить раннее утро от полуночи. Здесь, в темноте, все кажется мне одинаковым. Ты приходишь и уходишь. Я принимаю пищу, хожу в туалет и сплю. И я боюсь. Я полагаю, это значит, что мне лучше. Я помню время, когда единственное, о чем я мог думать, – как сильно болит каждая часть моего тела. Теперь боль отступила настолько, что я могу думать о том, как я напуган.

Я зажег вторую свечу от первой и установил их в подсвечники на столе.

– Ты не знаешь, что сказать, – заметил он.

– Да, – признался я. Я попытался отодвинуть собственные страхи, чтобы разобраться с его. – Я знаю, что здесь ты в безопасности. Но я также знаю, что независимо от того, насколько часто я это говорю, это не изменит твоего самочувствия. Шут, что я могу сделать? Что поможет тебе чувствовать себя лучше?

Он отвернулся от меня. После долгого молчания он сказал:

– Тебе следует прочитать твое послание. Прежде чем убежать, мальчишка сказал, что это важно.

Я взял маленький свиток со стола. На нем была тайная печать Чейда. Я сломал воск и развернул послание.

– Фитц. Я действительно так пугающе выгляжу? Когда я сидел в своем кресле и кричал, мальчишка кричал тоже. Словно он увидел тело, восставшее из могилы и вопящее на него.

Я отложил свиток.

– Ты выглядишь как очень больной человек, которого морили голодом и пытали. И у тебя... странный цвет. Не смуглый, как во времена, когда ты был лордом Голденом, не белый, как во времена, когда ты был шутом короля Шрюда. Ты серый. Это не тот цвет, которой люди ожидают увидеть на живом человеке.

Он молчал так долго, что я вернулся к своему свитку. Сегодня вечером должны были состояться очередные празднества, последние за период этого Зимнего Праздника; после знать вновь разъедется по своим герцогствам. Королева Эллиана призывала всех посетить праздник и надеть самые лучшие наряды, чтобы отметить поворотный день в году, когда сутки начинают расти, а ночь сокращаться. Чейд предположил, что лорду Фелдспару, возможно, следует отправиться в город и купить соответствующую случаю одежду. Он предложил мне пойти в магазин портного, и из этого можно было заключить, что одежда уже заказана и ждет примерки.

– Ты честный человек, Фитц, – безжизненным голосом сказал Шут.

Я вздохнул. Был ли я слишком честным?

– Какой смысл лгать тебе? Шут, ты выглядишь ужасно. Это разбивает мне сердце, видеть тебя таким. Единственное, что я могу предложить в утешение себе и тебе, – это то, что если ты будешь хорошо питаться, отдыхать и накапливать силы, твое здоровье пойдет на поправку. Когда ты станешь сильнее, я надеюсь при помощи Скилла подтолкнуть твое тело к самоисцелению. Это наше единственное успокоение. Но это потребует времени. И нашего терпения. Спешка не принесет нам ничего хорошего.

– У меня нет времени, Фитц. Точнее, есть. У меня есть время для того, чтобы поправиться, или время для того, умереть. Но где-то, я уверен, есть сын, которого нужно найти, прежде чем его обнаружат Служители Белых. Каждый день, каждый час я боюсь, что они уже завладели им. И каждый день и каждый час я помню о том, что далеко отсюда сотни душ по-прежнему находятся в плену. Может показаться, что это никак не связано с нами, Баккипом и Шестью Герцогствами, но это не так. Когда Служители используют их, они думают об этом не больше, чем мы, когда запираем кур или сворачиваем шеи кроликам. Они плодят их, чтобы получить новые пророчества, и потом используют эти пророчества, чтобы стать всеведущими.  Если рождается ребенок, который не может ходить или почти слепой, их это совершенно не беспокоит. Если они бледные и видят пророческие сны, это все, что волнует Служителей. Они распространяют свою власть даже сюда, провоцируя события, которые покоряют время и целый мир их воле. Их нужно остановить, Фитц. Мы должны вернуться в Клеррес и убить их. Мы должны сделать это.

Я сказал то, что считал правильным:

– Нам нужно решать проблемы по мере их поступления, друг мой. Не стоит браться за все сразу.

Он уставился на меня невидящим взглядом, словно я сказал ему самую жестокую вещь в мире. Потом его подбородок задрожал, он уронил голову на свои больные руки и заплакал.

Я ощутил острое раздражение, а затем, тут же, глубокую вину за это чувство. Он сильно страдал. Я знал это. Как я мог чувствовать раздражение по отношению к нему, если я точно знал, что он испытывал? Разве я не проходил через это? Неужели я забыл о том времени, когда пережитое в темницах Регала накрывало меня словно волной, стирающей все, что было хорошего и безопасного в моей жизни, и отбрасывало меня в объятия хаоса и боли?

Нет. Я пытался забыть это, и в последние годы мне почти удалось. И моя досада на Шута на самом деле была не досадой, а сильной тревогой.

– Пожалуйста. Не заставляй меня вспоминать это.

Я вдруг понял, что сказал предательские слова вслух. Его единственным ответом был еще более горький плач, похожий на безнадежный плач ребенка, который никак не может найти для себя утешение и успокоиться. И нельзя было утолить эти страдания, потому что он горевал о тех временах, которые он не мог вернуть, и о себе – таком, каким он не будет больше никогда.

– Слезами ничего не изменишь, – сказал я и тут же подумал, зачем надо было произносить эти бесполезные слова. Я и хотел обнять его, и боялся. Боялся, того, что прикосновения напугают его, и, еще сильнее, того, что это приблизит меня к его страданиям и заставит вспомнить о собственных. Но все же я сделал три шага вокруг стола. – Шут. Здесь ты в безопасности. Я знаю, что сейчас ты не можешь поверить в это, но все кончено. И ты в безопасности. – Я погладил его волосы, грубые и неровные, словно шкура больной собаки, и притянул его ближе, прислонив его голову к своей груди. Его руки, похожие на птичьи лапки, поднялись и стиснули мое запястье, и он прижался ко мне еще теснее. Я дал ему время поплакать. Это было единственное, чем я мог сейчас ему помочь. Я вспомнил, что хотел сказать ему, что мне придется оставить его на несколько дней, чтобы забрать Пчелку.

Я не мог. Не сейчас.

Постепенно он успокоился, слезы иссякли, лишь дыхание оставалось дрожащим. Через некоторое время он нерешительно погладил мою руку и сказал:

– Думаю, я в порядке.

– Нет. Но ты будешь в порядке.

– О, Фитц, – сказал он, отстраняясь от меня. Он сел по возможности прямо, закашлялся, потом хрипло спросил. – Что с твоим сообщением? Слуга сказал, что оно важное.

– О, и важное, и нет. Королева выразила желание, чтобы мы нарядились в лучшее платье для последнего вечера Зимнего Праздника, и это значит, мне нужно съездить в Баккип кое-что прикупить.

Я нахмурился, осознав, что мне придется ехать как лорду Фелдспару в его ужасающем одеянии. Но только не в тех туфлях. О, нет. Я не пойду по ледяным булыжникам в этих туфлях.

 – Что ж. Тогда тебе стоит уже идти.