Текст книги "Странствия Шута (ЛП)"

Автор книги: Робин Хобб

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 53 страниц) [доступный отрывок для чтения: 19 страниц]

 – Пожалуй, – неохотно согласился я. Я не хотел оставлять его одного в его темноте. В то же время я не хотел оставаться там, где его отчаяние могло заразить меня. Я поднимался вверх по ступенькам, предполагая, что смогу безопасно доверить ему новости Неттл. На мгновение я увидел в нем друга и советчика, каким он был в дни нашей молодости. Теперь новости пеплом лежали на моем языке. Еще один Видящий, которого он не смог предсказать. Его рассказ о деформированных детях расхолодил меня; как мог я поведать ему, что скоро появится мой первый внук? Это может подтолкнуть его к еще одному витку мрачных мыслей. Еще хуже было бы сообщить, что меня не будет от шести до восьми дней. Я не мог оставить его, чтобы съездить за Пчелкой. Но я мог согласиться, чтобы ее привезли сюда. Надо будет поговорить с Кетриккен завтра. Вместе мы это организуем.

Ты выполняешь свой долг перед друзьями. Как часто Ночной Волк сидел подле меня, пока я стремился потерять себя в бесплодных попытках Скилла? Как часто Нед притаскивал меня обратно в домик и нарочно давал мне меньше оглушающих средств, чем я наказывал ему принести? Я не хотел даже думать о неделях, а затем месяцах, которые Баррич проводил, пытаясь помочь мне вернуться из волка в человека. Мои друзья не покинули меня, и я не покину Шута.

Но он все еще мог покинуть меня. И так и сделал. С трудом он поднялся из-за стола.

 – Тебе следует идти и выполнить свое поручение, Фитц, – вымолвил он.

Он повернулся и дошел до кровати почти твердо, будто снова мог видеть.

Пока он забирался в постель и укрывался одеялами, я спросил его:

 – Ты уверен, что хочешь побыть один?

Он не ответил. Спустя некоторое время я понял, что он и не собирается. Необоснованно, но мне стало больно от этого. Дюжина язвительных комментариев остались непроизнесенными мной. Он не представлял, как много я отдал ради него. Затем злость прошла, и я был благодарен себе, что ничего не сказал. Мне совсем не хотелось, чтобы он узнал, сколь многим я пожертвовал ради него.

Мне ничего не оставалось, кроме как выполнить свой долг. Я спустился по лестнице, освежил свой костюм лорда Фелдспара и демонстративно надел обратно свои ботинки.

            Зимний Праздник мог отмечать удлинение дней, но это не значило, что мы были на пути к весне. Вчерашние облака просыпались снегом и растворились. Небо над головой было такой глубокой и чистой синевы, будто как юбки леди из Бакка, но новые облака теснились на горизонте. Иней укрыл праздничные гирлянды, украшавшие фасады лавок. Слежавшийся на улице снег поскрипывал под моими ботинками. Мороз ослабил праздничный дух, но разрозненные торговцы зимних сладостей и игрушек все еще выкрикивали свои предложения спешащим прохожим. Я миновал несчастного ослика с ледяными усами и торговца горячими каштанами, с трудом удерживавшего свою жаровню зажженной. Он грел руки над жаровней, и я купил дюжину каштанов, чтобы просто понести их в озябших пальцах. Над головой чайки описывали круги и кричали, как всегда. Вороны шумно преследовали запоздавшую сову, которую случайно нашли. К тому времени, когда я достиг улицы портных, мой нос пьяницы пламенел от холода так, как Чейд не мог и мечтать. Щеки стали жесткими, а ресницы ненадолго слипались каждый раз, когда я моргал. Я запахнул пальто поплотнее вокруг себя и надеялся, что новый костюм, ждавший меня, будет выглядеть не так глупо, как тот, что был на мне.

Я как раз нашел нужную лавку, когда услышал зовущий меня голос:

 – Том! Том! Том!

Я вовремя вспомнил, что был в обличье Лорда Фелдспара. Так что я не обернулся, но мальчик на улице закричал своим друзьям:

 – Смотрите, говорящая ворона! Она сказала "Том".

Это дало мне предлог повернуться и взглянуть, куда указывал паренек. Грязная и растрепанная ворона уселась на вывеске напротив. Она посмотрела на меня и визгливо вскрикнула:

 – Том! Том!

Прежде, чем я успел отреагировать, другая ворона вынырнула откуда-то и бросилась на первую, хлопая крыльями и каркая. В ответ на эту атаку еще дюжина птиц появилась, словно ниоткуда, чтобы присоединиться к травле. Пока осажденная птица взлетала, я уловил мелькнувшие белые перышки на черных крыльях. К моему ужасу, одна из других ворон ударила ее клювом прямо в полете. Она кувыркнулась в воздухе, а потом в отчаянии метнулась под карниз ближайшей лавки в поисках убежища. Двое нападавших бросались на нее, но не могли достать. Остальные устроились на близлежащих крышах, выжидая. Инстинкт всех преследователей говорил им, что рано или поздно ей придется показаться.

Тогда, как принято в их племени, они заклюют ее до смерти за то, что она отличается от них.

Ох, Уэб, во что ты меня втянул? Я не могу, просто не могу, взять еще одну сироту. Ей придется справляться самой. И это все. Мне оставалось только надеяться, что ей удастся добраться обратно к нему. Я надеялся, что он не посылал ее искать меня. Я ожесточил свое сердце и вошел в лавку швеи.

Моя новая экипировка начиналась с очень короткого шерстяного синего плаща с капюшоном, отделанного слоями белоснежного кружева. Мне стало любопытно, не перепутала ли швея заказ Чейда с заказом какой-нибудь леди, но швея и ее муж окружили меня, чтобы примерить его и подогнать завязки. Затем они вынесли подходящие по тону манжеты для запястий и лодыжек. Швея скорчила гримаску при виде моих выраженно немодных ботинок, но согласилась, что для снега они подходили больше. Я пообещал ей, что буду носить кружевные манжеты с самыми модными туфлями с колокольчиками на носках, что ее, казалось, умиротворило. Паренек, доставивший заказ, заплатил им заранее, так что все, что мне нужно было сделать, это забрать сверток и продолжать путь.

Когда я вышел из лавки, свет короткого зимнего дня начал угасать. Холод опускался на город, движение на улицах спало. Я не смотрел ни на ворону, сгорбившуюся под карнизом, ни на ее мучителей. Я направился к Баккипу.

 – Том! Том! – закричала она мне вслед, но я продолжал шагать.

Тогда:

 – Фитц! Фитц! – визгливо каркнула она. Против воли, я замедлил шаг. Я удерживал взгляд на дороге перед собой, замечая, что остальные поворачиваются поглазеть на ворону. Я услышал яростное биение крыльев и снова услышал ее крик:

 – Фитц – Чивэл! Фитц – Чивэл!

Худенькая женщина рядом со мной прижала узловатые руки к груди:

 – Он вернулся! – воскликнула она, – в образе вороны!

На это мне пришлось обернуться, чтобы остальные не заметили, как я игнорирую такую сенсацию.

 – Да ну, это всего лишь чья-то ручная ворона, – пренебрежительно отозвался какой-то мужчина. Мы все перевели взгляды на небо. Злополучная птица поднялась как можно выше, уворачиваясь от преследующей ее стаи.

 – Я слышал, что если разрезать вороне язык, можно научить ее разговаривать, – предложил торговец каштанами.

– Фитц – Чивэл! – снова выкрикнула она, когда ворона покрупнее ударила ее. Она потеряла равновесие и кувыркнулась в воздухе, выровнялась и храбро захлопала крыльями, но оказалась уровнем ниже ворон-убийц, и теперь они снова напали на нее гурьбой. Они налетали на нее парами и тройками, осыпая ударами и вырывая перья, парившие в застывшем воздухе. Она боролась с воздухом, пытаясь остаться в полете, беззащитная перед преследователями.

 – Это знак! – громко произнес кто-то.

 – Это Фитц Чивэл в образе животного! – откликнулась женщина, – Бастард, наделенный магией Уита, вернулся!

В то же мгновение ужас захлестнул меня. Я раньше думал, что вспомнил, через что пришлось пройти Шуту? Нет. Я забыл ледяную уверенность, что любая рука – против меня, что добрые жители Бакка, нарядно одетые по случаю праздника, разорвут меня на куски голыми руками, также как стая ворон рвала ту одинокую птицу на части. Я чувствовал себя больным от страха, ощущал слабость в ногах и в животе. Я начал уходить и с каждым шагом ждал, что они заметят, как дрожат мои ноги, как побелело лицо. Я вцепился в свой сверток обеими руками и попытался идти, словно был единственным незаинтересованным свидетелем битвы наверху.

 – Она падает, – закричал кто-то, и мне пришлось остановиться и взглянуть вверх.

Но она не падала. Она подобрала крылья, как будто была ястребом, и пикировала. Пикировала прямо на меня.

Мгновение, чтобы заметить это, затем она врезалась в меня.

 – Я помогу вам, сир! – воскликнул торговец каштанами и направился ко мне, занеся щипцы, чтобы ударить бьющую крыльями птицу, запутавшуюся в моем плаще. Я сгорбил плечи и повернулся принять на себя удар, заворачивая ее в ткань.

Замри. Ты мертва! – я обратился к ней Уитом, не имея никакого представления, услышит ли она мои мысли. Она замерла, едва я укутал ее, озадачив меня, не умерла ли она на самом деле. Что скажет мне Уэб? Потом я увидел свою глупую шляпу и сбитый парик, лежащие на улице прямо передо мной. Я схватил их и, делая вид, что прижимаю к груди сверток, крепко держал и ворону. Я вихрем обернулся к желающему добра торговцу каштанами.

 – Почему вы оскорбляете меня?– заорал я на него, нахлобучивая парик и шляпу себе на голову. – Как вы смеете так унижать меня?!

 – Сир, я не имел в виду ничего плохого! – вскричал торговец, отшатываясь от меня. – Та ворона…!

 – В самом деле? Тогда почему вы бросаетесь на меня и почти опрокидываете на землю, разве не для того, чтобы выставить на посмешище?

Я тщеславно одернул съехавший парик, нелепым образом устраивая его на голове. Я услышал смех мальчика и упрекавшую его мать, саму едва не расхохотавшуюся. Я бросил грозный взгляд в их сторону, потом одной рукой сдвинул парик и шляпу, чтобы те выглядели еще более нелепо. Сзади меня раздалось уже несколько смешков. Я крутанулся, позволяя парику и шляпе почти упасть с головы.

 – Идиоты! Грубияны! Я позабочусь, чтобы стражи Баккипа узнали об опасностях на этой улице! Оскорблять посетителей! Насмехаться над гостем короля! Да будет вам известно, я кузен герцога Фарроу, и он обязательно услышит об этом от меня!

Я надул щеки и позволил нижней губе задрожать в притворной ярости. Мой трясущийся голос не пришлось подделывать. Я чувствовал себя полубольным от страха, что меня кто-то узнает. Эхо моего имени, казалось, висело в воздухе. Я повернулся на каблуках и приложил все усилия, чтобы резкими жестами выразить негодование, поспешно шагая прочь. Я услышал голосок маленькой девочки, спрашивающей:

 – А куда делась та птичка?

Я не стал тратить время, чтобы услышать, ответит ли ей кто-нибудь. Мой видимый дискомфорт от потери шляпы и парика, казалось, развлек их, как я и надеялся. Еще несколько раз, прежде чем я скрылся из виду, я делал нарочито тщеславные попытки поправить и то, и другое. Когда я рассудил, что оказался уже далеко, то свернул в переулок и натянул капюшон поверх своей шляпы и парика. Ворона лежала настолько неподвижно под складками моего плаща, что я боялся, не умерла ли она на самом деле. Она врезалась в меня довольно сильно, достаточно сильно, чтобы сломать птичью шею. Но мой Уит говорил мне, что хоть она оглушена и неподвижна, жизнь все еще теплится в ней. Я пересек переулок и пошел вниз по извилистой Медной Улице, пока не нашел переулок поуже. Там я, наконец, развернул плащ, баюкавший ее неподвижное черное тельце.

Ее глаза были закрыты, крылья аккуратно сложены вдоль тела. На меня всегда производило впечатление, как птицы могли складывать две конечности так гладко, что тот, кто не видел птиц раньше, никогда бы не поверил, что у них есть лапы. Я дотронулся до ее блестящего черного клюва.

Она открыла сверкающий глаз. Я положил ладонь ей на спину, прижимая крылья к ее боку. Не сейчас. Не двигайся, пока мы не окажемся в безопасности.

Я не ощутил ответного Уита от нее, но ее послушание убедило меня, что она меня поняла. Я пристроил ворону и сверток под плащом и поспешил по направлению к Оленьему замку. Дорогой явно чаще пользовались и лучше поддерживали, чем раньше, но она все еще оставалась крутой и ледяной в некоторых местах. Свет угасал, поднимался ветер. Порывы ветра подхватывали в воздухе и бросали в лицо ледяные кристаллы, жесткие и режущие, как песок. Телеги и повозки с провизией для последнего праздничного вечера проезжали мимо. Я опаздывал.

Внутри моего плаща ворона забеспокоилась. Она ерзала и цеплялась за мою рубашку клювом и когтями. Я сунул руку внутрь, чтобы погладить и успокоить ее. Она бешено забилась, я вытащил руку и увидел кровь. Я обратился к ней Уитом. Ты ранена?

Моя мысль отскочила обратно, словно я бросил камушек в стену. Несмотря на это, ее боль омыла меня и холодком поползла по позвоночнику. Я негромко проговорил вслух:

 – Оставайся под моим плащом. Взберись мне на плечо. Я постою неподвижно, пока ты переберешься туда.

Несколько минут она не двигалась. Затем уцепилась за мою рубашку клювом и вскарабкалась по мне, перехватывая ткань клювом через каждые пару шагов. Она встала бугорком на моем плече под плащом, затем передвинулась и сделала меня горбуном. Когда она устроилась, я медленно распрямился.

 – Я уверен, мы будем в порядке, – сказал я своей пассажирке.

Ветры, как пастухи, перегнали облака, и начался новый снегопад. Снег падал густыми хлопьями, кружащимися и танцующими на ветру. Я наклонил голову и потащился вверх по крутому холму к башне.

Меня пропустили в ворота без единого вопроса. Я слышал музыку и рокот голосов из Большого Зала. Уже так поздно! Не думал, что воронья драка задержала меня так надолго. Я поспешил мимо слуг с подносами и празднично одетых людей вверх по лестнице, закрыв голову капюшоном и ни с кем не здороваясь. Вбежав в свою комнату, я отбросил прочь заснеженный плащ. Ворона вцепилась в мой воротник сзади, и лапы запутались в парике. Как только я снял с нее плащ, она поднялась с моего загривка и попыталась взлететь. Со шляпой и париком, тянувшими ее вниз, она тут же рухнула на пол.

 – Сиди тихо. Я освобожу тебя, – обратился к ней я.

После нескольких минут борьбы, она легла на бок, одно крыло полуоткрыто, волосы парика обмотаны вокруг лап. Белые перышки вперемешку с черными были теперь ясно видны. Перья, означавшие, что любая другая ворона в мире попытается убить ее. Я вздохнул.

 – Теперь сиди тихо, и я освобожу тебя, – повторил я. Открвывая клюв, она хватала воздух, один черный глаз уставился на меня. Я медлил. Казалось невозможным, как она умудрилась запутаться так сильно за такое короткое время. Капли крови были разбрызганы по полу. Я беседовал с ней, пока пытался распутать.

 – Ты сильно ранена? Они повредили тебе? – при помощи Уита я старался передать ей спокойствие и уверенность. Ты ранена? – я предложил вопрос, стараясь не давить на ее границы. Ее боль омыла меня. Она дико затрепыхалась, сводя на нет большинство моих усилий, затем снова замерла.

 – Ты сильно ранена? – спросил я ее снова.

Она закрыла клюв, взглянула на меня и закаркала:

 – Вырвали! Вырвали мои перья!

 – Я вижу, – изумление, как много человеческих слов она знала, смешивалось с облегчением, что она могла дать мне информацию. Но птица это не волк. Мне было трудно разобраться – что я чувствовал в ней. Боль, и страх, и много гнева. Будь она была моим волком, я бы незамедлительно понял, где она ранена и как сильно. С вороной же общение было похоже на попытки понять иностранца.

 – Позволь мне попробовать освободить тебя. Можно я подниму тебя на стол, где свет получше? Разрешишь мне поднять себя?

Она моргнула.

 – Вода. Вода. Вода.

 – И я дам тебе воды, – я старался не думать о том, как летело время. И словно в ответ на мою тревогу, я ощутил вопрошающее мимолетное касание от Чейда. Где я? Королева просила Дьютифула удостовериться, что я приду, крайне редкая просьба от нее.

Я скоро там буду, – пообещал я, горячо надеясь, что так и произойдет. Я отпер потайную дверь, затем подхватил ворону с пола, крепко, но осторожно сжимая ее в руках, и понес вверх по темному пролету.

 – Фитц? – обеспокоено спросил Шут, прежде чем я коснулся последней ступеньки. Я едва мог различить его силуэт в кресле подле огня. Свечи выгорели несколько часов назад. Мое сердце упало от звучавшей в его голосе тревоги.

 – Да, это я. Со мной раненая ворона, она запуталась в моем парике. Через минуту я объясню, но сейчас мне нужно устроить ее, добыть света и дать ей воды.

 – В твоем парике запуталась ворона? – уточнил он, и, как это ни странно, в его голосе слышались отголоски как веселья, так и насмешки. – Ах, Фитц! Я всегда могу быть уверен, что у тебя найдется та или иная странная проблема, чтобы нарушить мою апатию.

 – Ее отправил ко мне Уэб.

В темноте я усадил ворону на стол. Она попробовала встать, но пряди волос держали слишком крепко, она тут же упала на бок.

 – Сиди тихо, птичка. Мне нужно достать свечи. Тогда я смогу распутать тебя.

Она осталась неподвижной, но дневные птицы часто замирают в темноте. Я шарил почти наощупь в полутемной комнате в поисках свечей. К тому времени, как я зажег их, поставил в подсвечники и вернулся к рабочему столу, Шут уже оказался там. К моему удивлению, его узловатые пальцы уже распутывали пряди волос на ее лапах и когтях. Я поставил свечи на дальний конец стола и стал наблюдать. Птица сохраняла неподвижность, лишь глаза изредка моргали. Пальцы Шута, когда-то длинные, изящные и умные, сейчас были узловатыми, как мертвые веточки. Он мягко разговаривал с ней, пока работал. Ладонью с отрезанными кончиками пальцев он ласково придерживал птицу, не давая ей двигаться, пока пальцы другой руки поднимали и тянули пряди волос. Его шепот напоминал легкое шуршанье воды по камням.

 – А эту нужно сперва продеть снизу. А теперь мы можем вынуть этот пальчик из петли. Вот так. Одна лапка почти полностью свободна. Ох, вот эта тугая. Позволь, я сначала протолкну этот волосок снизу… вот так. Теперь одна лапка свободна.

Ворона резко дернула свободной лапой, затем стихла, когда Шут снова положил руку ей на спину.

 – Ты будешь свободен через минутку. Сиди тихо, или веревки только затянутся туже. Борьба против веревок всегда была бесполезной.

Веревки. Я хранил молчание. Со второй лапой он провозился чуть дольше. Я почти решил предложить ему ножницы, но он был так сосредоточен на своей задаче, так отвлекся от своего страдания, что я отогнал тревоги об ускользающем времени и просто ждал.

 – Вот и все. Готово., – Наконец, произнес он. Он отложил шляпу и растрепанный парик в сторону. Пару секунд ворона лежала, не шевелясь, потом, резко взмахнув крыльями, вскочила на ноги. Он не старался дотронуться до нее.

 – Он захочет воды, Фитц. Страх пробуждает сильную жажду.

 – Она, – поправил я, сходил к ведру с водой, наполнил чашку и принес к столу. Я поставил ее, окунул пальцы, поднял их, чтобы птица увидела, как вода стекает в чашку, и отошел. Шут поднял шляпу и парик. Ветер, дождь и воронья драка нанесли тяжелый урон. Завитки перепутались, локоны висели, распрямившиеся и намокшие.

 – Не думаю, что удастся легко его починить, – заметил он. Я взял парик и пробежался пальцами по прядям волос, пытаясь привести их в некое подобие порядка.

 – Расскажи мне про птицу, – попросил он.

 – Уэб интересовался, могу ли я приютить ее. У нее нет, как бы сказать, владельца. Друга. Не связанного Уитом, а человека, который бы помогал ей. Ее крылья отмечены несколькими белыми перьями…

– Белый! Белый! Белый! – внезапно закаркала ворона. Она скакнула к воде, типичный вороний скачок на двух лапках, и погрузила клюв глубоко в воду. Пока она жадно пила, Шут воскликнул:

 – Она умеет говорить!

 – Только как птицы. Она повторяет слова, которым ее научили. Я так думаю.

 – Но говорит с тобой, пользуясь Уитом?

 – На самом деле, нет. Я могу ощущать ее расстройство, боль. Но мы не связаны, Шут. Я не делюсь с ней мыслями, и она со мной тоже.

Я потряс шляпу и парик. Ворона удивленно каркнула и скакнула вбок, почти опрокинув воду.

 – Извини. Не хотел тебя пугать, – промолвил я и печально оглядел парик и шляпу. Их было уже не починить.

 – Минутку, Шут. Мне надо поговорить с Чейдом. Я дотянулся до Чейда Скиллом:

Мой парик поврежден. Я не думаю, что смогу появиться как лорд Фелдспар сегодня.

Тогда приходи, как сможешь, но поспеши. Что-то назревает, Фитц. Королева Эллиана так и бурлит. Сначала я думал, что она злится, потому что когда она приветствовала меня, ее глаза были яркие и холодные. Но она выглядит странно теплой, почти торжествующей, ведя танцы с небывалым энтузиазмом.

Ты спрашивал Дьютифула, может он знает, что случилось?

Дьютифул не знает. – я ощутил, как он шире раскинул сеть Скилла, включая Дьютифула в нашу мысленную беседу.

Вероятно, Дьютифул не считает, что с его королевой что-то не в порядке, если она так явно наслаждается собой этим вечером, – саркастично предположил король.

Что-то веет в воздухе. Я чувствую это! – ответил Чейд.

Может быть, я лучше разбираюсь в настроениях своей жены, чем ты? – парировал Дьютифул.

С меня было достаточно этого вздора.

Я спущусь как можно быстрее, но не как лорд Фелдспар. Боюсь, парик загублен.

По крайней мере, оденься модно, – раздраженно приказал мне Чейд. – Если ты придешь вниз в тунике и штанах, все уставятся на тебя. Но и наряды лорда Фелдспара ты не можешь надеть. В его гардеробе должны быть вещи, которые он еще не носил. Подбери  там что-нибудь, и быстро.

Хорошо.

 – Тебе нужно идти, – выговорил Шут в тишину после моего использования Скилла.

 – Да. Откуда ты знаешь?

 – Я научился понимать твои маленькие раздраженные вздохи давным-давно, Фитц.

 – Парик загублен. А вместе с ним и моя личина лорда Фелдспара. Я должен пойти в свою комнату, поискать одежду, одеться и спуститься вниз, как совершенно другой человек. Я смогу это сделать. Но не испытываю от этого наслаждения, как Чейд.

 – И как я когда-то, – пришла его очередь вздыхать. – Мне бы так понравилось твое задание на сегодня! Выбрать наряд и спуститься вниз красиво одетым, с кольцами, и серьгами, и духами, и смешаться с сотней других людей, и есть вкусно приготовленную еду. Пить, и танцевать, и шутить. – Он снова вздохнул. – Я бы так хотел снова побыть живым, прежде чем мне придется умереть.

 – Ах, Шут, – я потянулся к его руке и остановился. Он бы отшатнулся в ужасе от внезапного прикосновения, и такая реакция пробуждала боль в нас обоих.

 – Тебе пора идти. Я составлю птице компанию.

 – Спасибо,– ответил я и действительно был ему благодарен. Я надеялся, что она не запаникует и не начнет бросаться на стены комнаты. Пока здесь было достаточно темно, скорее всего, она будет в порядке. Я почти дошел до лестницы, когда услышал его вопрос.

 – Как она выглядит?

 – Она ворона, Шут. Взрослая ворона. Черный клюв, черные лапы, черные глаза. Единственное, что отличает ее от тысяч остальных ворон – то, что у нее есть немного белых перьев.

 – Где именно?

 – Некоторые из ее маховых перьев белые. Когда она раскрывает крылья, они выглядят почти полосатыми. И у нее была пара белых хохолков сзади на голове, мне кажется. Другие вороны вырвали некоторые из ее перьев.

 – Вырвали, – произнес Шут.

 – Белый! Белый! Белый! – закричала ворона в темноте. Затем я едва поверил своим ушам, когда она мягко проворковала:

 – Ах, Шут.

 – Она знает мое имя! – воскликнул он в восторге.

 – И мое. Тем хуже. Именно так она заставила меня остановиться ради нее. Она кричала: "Фитц Чивэл! Фитц Чивэл!" на середине Улицы Портных.

 – Умница, – одобрительно прошептал Шут.

Я фыркнул в знак несогласия и поспешил вниз по лестнице.