Текст книги "Странствия Шута (ЛП)"

Автор книги: Робин Хобб

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 53 страниц) [доступный отрывок для чтения: 19 страниц]

Глава четвертая. История Шута

                                                                                   Зима темна и холодна,

                                                                                   Застыл весь лес, и дичь редка.

                                                                                   Ушел к огню певец ваш, чтоб

                                                                                   Согреть замерший нос и лоб.

                                                                                   А за окном среди теней

                                                                                   Охотник есть сильней людей.

                                                                                   Язык висит и взгляд горит,

                                                                                   Сквозь снег и стужу он бежит.

                                                                                   Раз на охоте час не ждет,

                                                                                   Сомненьям – нет, он кровь прольет.

                                                                                   Рык. Жертвы плоть готов порвать,

                                                                                   Чтоб смерть на жизни обменять.

Песня для Ночного Волка и его друга.

Лестница казалось круче, чем я помнил. Добравшись до своих старых покоев, я вошел внутрь так осторожно, будто снова был убийцей. Я закрыл и запер за собой дверь, подбросил в огонь дров и подумал, почему бы мне просто не лечь в постель и не заснуть. Вместо этого я расправил шторы и осмотрел место, где они крепились к рычагу. Да. Теперь я видел это так же ясно, как не видел все прошедшие годы. Еще один рывок, и дверная панель пришла в движение, но ни единый звук не выдал ее. Только когда я толкнул дверь, и она бесшумно открылась, темнота тайной лестницы раскинулась передо мной.

Я начал привычно подниматься, но один раз все же споткнулся, зацепившись ногой за ступеньку. Наверху, в старом кабинете Чейда, Эш уже заходил и ушел. Наша грязная посуда была убрана, новый котел с водой висел над очагом на медленном огне. Шут не двинулся с места с тех пор, как я оставил его. Я быстро пересек комнату и в тревоге склонился над ним.

– Шут? – позвал я тихо, в ответ он закричал, руки взметнулись, закрывая голову. Одна рука успела задеть мою щеку. Я шарахнулся от кровати, а он завопил:

– Простите! Не бейте меня!

– Это всего лишь я. Всего лишь Фитц, – я говорил спокойно и размеренно, стараясь избавиться от сострадальческих интонаций в своем голосе. Эда и Эль, Шут, оправишься ли ты когда-нибудь от пережитого?...

– Прости, – повторил он с придыханием, успокаиваясь. – Мне очень жаль, Фитц. Когда они схватили меня... Они никогда спокойно не будили меня. Не позволяли проснуться самому. Я так боялся, что мне приходилось кусать себя за руки, чтобы только не уснуть. Но, в конце концов, я всегда засыпал. Иногда они будили меня спустя всего лишь мгновение. Маленьким ножом с зазубринами. Или горячей кочергой, – гримаса на его лице очень отдаленно напоминала улыбку. – Теперь я ненавижу запах огня.

Он положил голову обратно на подушку. Ненависть волной накрыла меня, а затем отступила, оставив внутри пустоту. Я никогда не смогу отменить то, что они с ним сделали. Спустя некоторое время он повернул голову в мою сторону и задал вопрос:

– Сейчас день?

Во рту было сухо и не находилось слов. Я откашлялся.

– Сейчас либо поздняя ночь, либо раннее утро, в зависимости от того, как на это посмотреть. Мы говорили в прошлый раз в начале дня. Ты проспал все это время?

– Я точно не знаю. Иногда мне трудно разговаривать. Дай мне несколько минут, пожалуйста.

– Хорошо.

Я отошел в дальний конец комнаты и старательно игнорировал его, пока он ковылял от кровати. Он нашел дорогу к гардеробу, пробыл там некоторое время, и, когда вышел, спросил, не найдется ли воды для умывания.

– В кувшине, рядом с кружкой у твоей кровати. Могу подогреть немного для тебя, если хочешь.

– О, теплая вода – сказал он так, словно я предложил ему золото или драгоценные камни.

– Подожди немного, – ответил я и пошел греть воду. Он нащупал кресло у камина и опустился в него. Я удивился, как быстро он запомнил комнату. Когда я принес теплую воду и ткань для умывания, он сразу же потянулся к ней, и я понял, что он молчал, чтобы отслеживать мои действия – те, которые он мог услышать. Мне казалось, что я все равно что подглядываю за ним, когда наблюдал, как он вымыл свое лицо, покрытое шрамами, а затем несколько раз протер глаза, чтобы счистить липкую слизь с ресниц. Когда он закончил, его глаза были чистыми, но глазные яблоки покраснели.

Я не ставил подготавливать его и извиняться.

– Что они сделали с твоими глазами?

Он положил тряпку обратно в миску и сцепил поврежденные руки, аккуратно разминая опухшие суставы. Он молчал, пока я убирал со стола. Что ж, понятно. Не время.

– Ты голоден? – спросил я

– Уже пора есть?

– Если ты голоден, значит пора. Я уже съел больше чем достаточно. И, возможно, выпил, больше чем следовало.

Его ответ потряс меня.

– У тебя и вправду есть еще одна дочь, кроме Неттл?

– Да, – я сел в свое кресло и скинул туфлю. – Ее зовут Пчелка. Ей девять.

– Правда?

– Шут, зачем мне тебя обманывать?

Он не ответил. Я нагнулся и расстегнул вторую туфлю. Я стянул ее и опустил ногу на пол. Мою левую голень свело в судороге и, вскрикнув от боли, я склонился, чтобы растереть ее.

– Что случилось? – тревожно спросил он.

– Дурацкие туфли, спасибо Чейду. Высокие каблуки и загнутые острые носы. Тебя бы они точно насмешили, если бы ты мог их видеть. Ох, и у камзола пола почти до колен. И пуговицы в виде маленьких синих цветов. А шляпа напоминает пустой мешок. Не говоря уже о кудрявом парике.

Его губы изогнулись в едва заметной улыбке. Затем он серьезно сказал.

– Ты даже не представляешь, как сильно я хотел бы это увидеть.

– Шут, вовсе не праздное любопытство заставило меня спросить про твои глаза. Если бы я знал, что с тобой произошло, это могло бы мне помочь исправить это.

Тишина. Я снял шляпу и положил ее на стол. Поднявшись, я начал расстегивать камзол. Он был слишком узким в плечах, а я терпеть не мог ощущение скованности. Повесив его на спинку стула, я с  облегчением вздохнул и сел. Шут взял мою шляпу и пробежался по ней пальцами, взял парик и все вместе надел себе на голову. С очевидной непринужденностью он одернул волосы, а затем без видимых усилий превратил шляпу в изысканный наряд.

– На тебе смотрится гораздо лучше, чем на мне.

– Мода возвращается. У меня была почти такая же. Годы назад.

Я ждал. Он тяжело вздохнул.

– Что я рассказал тебе, а что нет? Фитц, я нахожусь во тьме, мой разум ускользает, и я едва ли могу доверять самому себе.

– Ты рассказал мне немногое.

–  Да? Может быть, тебе и известно немногое, но уверяю тебя, ночь за ночью в своей камере я вел с тобой долгие и подробные беседы, – его рот искривился. Он снял шляпу и положил ее на стол, где она, словно маленький зверек, устроилась на парике. – Каждый раз, когда ты задаешь мне вопрос, это удивляет меня. Я так часто ощущал тебя рядом со мной.

Он покачал головой, затем вдруг откинулся на спинку кресла, и некоторое время казалось, что он смотрит в потолок. Он заговорил, обращаясь к темноте.

– Мы с Прилкопом покинули Аслевджал. Тебе об этом известно. Мы отправились в Бакипп. Ты, наверное, и не догадывался, что мы использовали Скилл-колонны. Прилкоп говорил, что научился этому у своего Изменяющего, а у меня... у меня были посеребренные пальцы еще с тех пор, как я коснулся Верити. Так что мы отправились в Баккип, я не смог удержаться от соблазна увидеть тебя в последний раз, еще раз попрощаться навсегда. – Он фыркнул собственной глупости. – Судьба обманула нас обоих. Мы задержались на некоторое время, но Прилкоп не хотел сходить с намеченного пути. Он дал мне десять дней, ты же помнишь, каким я был слабым, и он счел опасным использовать колонны так часто. Но спустя десять дней его охватило раздражение, он хотел, чтобы мы снова отправились в путь. Он убеждал меня, что пора уходить, еще раз сказал о том, что я и так знал: мы вместе, я и ты, уже привнесли изменение, которое являлось нашей миссией. Наше время вместе закончилось, и давно. Если бы я остался с тобой, это спровоцировало бы появление других изменений, которые могли оказаться совсем нежелательными. Так что он убедил меня. Но не до конца. Я знал, что это опасно, знал, что потакаю собственным прихотям, когда вырезал это. Нас троих вместе, как было когда-то. Ты, Ночной Волк и я. Я сделал это из камня памяти и поместил туда свои воспоминания. Потом я оставил для тебя свой подарок, я знал, что когда ты прикоснешься к нему, я почувствую это.

Я был поражен.

– И ты почувствовал?

– Я же сказал тебе. Я никогда не был мудрым.

– Но я не ощутил тебя. Ну там было сообщение, конечно. – Я чувствовал себя обманутым. Он знал, что я жив и здоров, но скрывал свое собственное положение от меня.

– Прости меня, – его слова прозвучали искренне. Мгновением позже он продолжил. – Мы вновь использовали колонны, когда покинули Баккип. Это было похоже на детскую игру. Мы прыгали от одной колонны к другой. Он всегда заставлял нас ждать в промежутках между перемещениями. Мы были.... дезориентированы. Я до сих пор чувствую тошноту, когда думаю об этом. Он осознавал опасность того, что мы делали. В одно из своих перемещений.... мы попали в заброшенный город. – Он замолчал, но затем снова тихо продолжил. – Я не был там раньше. Но там находилась высокая башня в средине города, и когда я поднялся по лестнице, я нашел карту. И разбитое окно, а также отпечатки пальцев и сажу от огня. – Он замолчал. – Я уверен, это была та самая башня с картами, которую ты посетил однажды.

– Кельсингра. Так называют его теперь Хранители Драконов, – сказал я, не желая отвлекать его от откровений.

– По настоянию Прилкопа мы оставались там пять дней. Воспоминания об этом... странные.  Даже зная, что из себя представляет камень и как он действует... этот нескончаемый шепот повсюду. Я чувствовал, что не могу сбежать от этого шепота, куда бы ни пошел. Прилком говорил, что это из-за серебряного Скилла на моих пальцах. Город  притягивал меня. Он шептал мне свои истории, пока я спал, а когда просыпался, он пытался втянуть меня в себя. Один раз я сделал это, Фитц. Я снял перчатку и коснулся стены, как я полагаю, на рыночной площади. Когда в следующий раз я осознал себя самим собой, я лежал на земле у огня, а Прилкоп запаковывал наши вещи. Он надел одежды Элдерлингов и нашел кое-что для меня. В том числе плащи, позволяющие спрятаться от кого угодно. Он требовал, чтобы мы немедленно покинули это место, объяснив, что путешествие через колонну для меня менее опасно, чем еще один день в городе. Он сказал, что ему понадобились почти сутки, чтобы отыскать меня, и что после того, как он перетащил меня оттуда, я проспал еще целый день. Мне казалось, что я прожил в Кельсингре год. Так что мы покинули город. – Он замолчал.

– Ты голоден? – спросил его я.

Он внимательно обдумал мой вопрос.

– Мое тело не привыкло к регулярным приемам пищи в определенное время. Это почти также странно, как понимание, что я могу попросить еды, и ты мне ее дашь, – он закашлялся, отвернувшись и обхватывая себя руками, чтобы унять дрожь. Я принес ему воды, и он отпил из кружки, но только захлебнулся еще большим приступом сильного кашля. Когда он, наконец, снова смог дышать и говорить, по его щекам катились слезы. – Вина, если еще осталось. Или бренди. И что-нибудь поесть. Но немного, Фитц. Я должен делать это постепенно.

– Это разумно, – я отошел к котелку на огне и обнаружил там сливочную похлебку из белой рыбы, лука и корнеплодов. Я налил ее в небольшую миску и обрадовался, когда он на ощупь отыскал на столе ложку. Я поставил рядом с ним и кружку с водой. Жаль было прерывать его рассказ, он так редко мне что-то рассказывал, но ему надо было поесть. Я наблюдал, как он поднимает ложку и аккуратно отправляет ее в рот. Следующую ложку...

Он замер.

– Ты так пристально на меня смотришь, что я это чувствую, – заметил он с несчастным видом.

– Да. Извини меня.

Я поднялся и плеснул немного бренди в кружку. Затем устроился в кресле, протянул к огню ноги и сделал глоток бренди. Когда Шут заговорил, я удивился. Я продолжал смотреть в огонь, слушал и молча ждал, когда он прерывал свой рассказ медленными глотками похлебки.

– Я помню, как ты предостерегал принца... ну, сейчас уже короля Дьютифула, да? Как ты предостерегал его от использования Скилл-колонн, о том, что они могут перенести тебя в неизвестное место. Твое беспокойство было небезосновательным. Прилкоп полагал, что колонны не изменились с тех пор, как он пользовался ими в последний раз. Мы вошли в колонну в городе с картой и тут же оказались лицом на земле, нам едва хватило пространства, чтобы выбраться из-под камня, – он прервался, чтобы отхлебнуть еще немного супа.

– Колонна была опрокинута. Полагаю, это было сделано сознательно, и нам крупно повезло, что тот, кто сделал это, был небрежен. Она упала таким образом, что ее верхушка оказалась на краю чаши фонтана. Длинного, сухого и пустынного: этот город не имел ничего общего с Кельсингрой. Там до сих пор видно следы древней войны и более позднего мародерства. Умышленное уничтожение. Старая часть города располагалась на возвышенных холмах посреди острова. Что это за остров и где он находится, я не имел понятия. Несколько десятков лет назад, когда я только приехал сюда, я не проезжал это место. Не видел и на обратном пути, – он покачал головой. – Когда мы перенеслись туда, я уже не знал, на что нам рассчитывать. Что бы случилось с нами, не окажись немного пустого пространства под тем камнем? Понятия не имею. И проверять это у меня не было никакого желания.

Еще похлебка, он немного пролил. Я ничего не сказал и только искоса наблюдал, как он нащупал салфетку, взял ее и вытер подбородок и ночную рубашку. Я отпил еще бренди и постарался, чтобы моя кружка опустилась на стол без лишнего шума.

– Когда мы выкарабкались из-под колонны, нам потребовалось полдня, чтобы пройти сквозь руины. Рисунки или то, что осталось от них, напомнило мне виденное в Кельсингре и на Аслевджале. Большая часть статуй оказалась разбита, многие здания разобраны на камни. Город был разрушен. До меня доносились отдаленные взрыв смеха и обрывки фраз, которые нашептывал мне город, и даже немного музыки. Этот диссонанс был ужасен. Скажу тебе, если бы мы провели там больше времени, я бы сошел с ума. Прилкоп впал в мрачное настроение. Он сказал, что когда-то здесь находилось сосредоточие красоты и спокойствия. Я был слаб, но он торопил меня покинуть это место, словно это изменило бы то, чему он стал свидетелем.

– Ты пьешь без меня бренди? – вдруг спросил он.

– Да. Но это не очень хороший бренди.

– Это худшее оправдание не делится с другом, которое я когда-либо слышал.

– Да уж. Будешь немного?

– Пожалуйста.

Я принес другую кружку, налил ему немного и добавил полено в огонь в камине. Вдруг я почувствовал себя комфортно и устало, в хорошем смысле. Нам было тепло и сухо в зимнюю ночь, я служил своему королю этим вечером, мой старый друг был со мной и медленно выздоравливал. Я почувствовал угрызения совести, когда подумал о Пчелке, которая была так далеко, но утешил себя тем, что скоро у нее будут мои письмо и подарки. У нее были Ревел и горничная, которая мне понравилась. Она знает, что я думаю о ней. И, разумеется, после того, как я поставил на место Шун и Ланта, они больше не осмелятся быть жестокими по отношению к ней. Еще у нее есть уроки верховой езды с конюшенным мальчиком. Было приятно осознавать, что у нее появился друг, которого выбрала она сама. Я смел надеяться, что у нее есть и другие друзья, о которых мне пока неизвестно. Я сказал себе, что глупо беспокоиться о ней. Пчелка действительно была очень способным ребенком, она справится.

Шут откашлялся.

– В ту ночь мы разбили лагерь в лесу на краю разрушенного города, а на следующее утро пешком отправились туда, откуда был виден портовый город. Прилкоп сказал, что город значительно разросся с тех пор, как он видел его.  Рыболовный флот стоял в гавани, и он сказал, что придут другие корабли с юга, чтобы купить соленую рыбу и рыбий жир, и престижную замшу, которую делали из очень тяжелой рыбьей кожи.

– Рыбная замша? – вопрос слетел с моих губ.

– На самом деле, это я так ее назвал. Я никогда прежде не слышал о подобной вещи. Но там ею торгуют. Грубые куски предназначены для полировки дерева или даже камня, а более тонкие используют для ножен, даже когда на нее попадает кровь, она не становится скользкой, – он снова закашлялся, вытер рот и взял бренди, потом продолжил слгка охрипшим голосом. – Так вот. Мы спустились вниз в этот солнечный город, в наших зимних одеждах. Прилкоп был уверен, что нас ожидает теплый прием, и очень удивился, когда народ, оглядев нас, сделал вид, что нас тут и вовсе нет. Считается, что город на вершине холма населен злыми духами, а мы вышли оттуда. В этом городе внизу мы увидели здания, когда-то возведенные из камней, принесенных сверху, теперь же считается, что они приманивают злых духов. Никто не приветствовал нас, даже когда Прилкоп показал им серебряные монеты. Несколько детей бежали за нами, кричали и швыряли камни, пока взрослые не отозвали их. Мы спустились к докам, и там Прилкоп купил нам билеты на вшивую посудину.

– Корабль прибыл туда, чтобы купить рыбу и масло, и воняло от него соответствующе. Экипаж был настолько смешанным, что мне прежде такого видеть не приходилось: молодые выглядели потерянными, а старые очень нечастными или же грубыми. Здесь я увидел и выбитый глаз, и людей, привязанных друг другу за ноги, и даже человека с отрубленными восемью пальцами. Я пытался убедить Прилкопа не подниматься на борт, но он твердил, что если мы не покинем город сегодня же, ночь мы не переживем. Я был уверен, что корабль – не самый лучший выбор, но он был непреклонен. Так что мы уехали.

Он прервался, съел еще немного супа, отпил бренди и еще раз тщательно вытер рот и пальцы. Взял ложку и опустил ее. Снова потянул бренди из чашки. Когда он направил свой слепой взгляд в мою сторону, впервые с нашей встречи, почти прежнее выражение озорства пробежало по его лицу.

– Ты слушаешь?

Я улыбнулся, зная, что он пребывает в хорошем настроении.

– Ты же знаешь, что да.

– Знаю. Фитц, я чувствую тебя, – он поднял руку, показывая пальцы, которые когда-то были покрыты Скиллом, а теперь испещрены шрамами на тех местах, где он был срезан. – Я забрал свою метку давным-давно. И они срезали серебро с моих пальцев, догадавшись, какой мощью оно обладало. Так что годы, проведенные в камере, я полагал, что лишь придумал, будто до сих пор связан с тобой. – Он склонил голову. –  А теперь мне кажется, что это реально.

– Я не знаю, – признался я. – Я ничего не чувствовал все эти годы, когда мы были далеко друг от друга. Иногда я думал, что ты, возможно, мертв, а иногда я верил, что ты совершенно забыл о нашей дружбе. – Я остановился. – За исключением той ночи, когда посланница была убита в моем доме. На твоей статуэтке, где я, ты и Ночной Волк, остались кровавые отпечатки. Я подошел оттереть их, но почувствовал, как что-то произошло.

– Ох, – он вдохнул полной грудью. На мгновение он замер. Затем судорожно вздохнул.

– Да. Теперь я понимаю. Я не знал, что произошло тогда. Я не знал, добрался ли до тебя хоть один из моих посланников. Они были.... Мне было безумно больно, но тут ты оказался рядом, дотронулся до моего лица. Я кричал тебе, умолял помочь мне, спасти меня или убить. А потом ты пропал, – он моргнул ослепленным глазами. – Той ночью... – он набрал воздуха и внезапно облокотился о стол. – Я сломался, – признался он. – Я сломался той ночью. Они не могли сломить меня: ни боль, ни ложь, ни голод. Но в тот момент, когда ты был там и пропал... тогда я сломался, Фитц.

Я молчал. Каким образом его сломили? Он сказал раньше, что Служители мучили его, пытаясь выведать, где его сын. Сын, о котором ему ничего не было известно. И это для меня была самая ужасная часть его рассказа. Человек, который подвергается пыткам и скрывает при этом знание, в некоторой степени сохраняет небольшую часть контроля над своей жизнью. Человек, которого пытают, и у которого нет знания для защиты, не обладает ничем. У Шута не было ничего. Ни инструментов, ни оружия, ни знания, чтобы выторговать прекращение мучений или хотя бы перерыв. Шут был бессилен. Как он мог сообщить им то, чего сам не знал? Он продолжил.

– Через некоторое время, долгое время, я понял, что они молчат. Ни единого вопроса. Но я все равно отвечал им. Говорил им то, что они хотели знать. Я выкрикивал твое имя, снова и снова. И так они узнали.

– Узнали о чем, Шут?

– Они узнали твои имя. Я предал тебя.

Было очевидно, что его разум не в порядке.

– Шут, ты не сообщил им ничего, что они не знали бы. Их ищейки уже побывали там, в моем доме. Они преследовали твою посланницу. Это было тогда, когда кровь попала на статуэтку. Когда ты почувствовал меня рядом с собой. Они уже нашли меня, – когда я произнес эти слова, мой разум вернулся в ту давнюю ночь. Ищейки Служителей выслеживали его посланницу до моего дома и убили ее прежде, чем она передала мне слова Шута. Это произошло много лет назад. Прошли годы, прежде чем другому посланнику удалось добраться до Ивового Леса и передать мне предупреждение и просьбу: отыскать его сына. Спрятать его от ищеек. Та умирающая посланница настаивала, что ее преследовали, что ищейки идут по горячим следам. Тем не менее, я не обнаружил никаких признаков. Или я не опознал оставленные ими следы? На пастбище был сломан забор и всюду было натоптано. Тогда я счел это совпадением и не придал значения, ведь, безусловно, если бы они отслеживали посланницу, они предприняли бы попытки узнать о ее судьбе.

– Их ищейки не нашли тебя, – настаивал Шут. – Думаю, они выслеживали только свою добычу. Но тебя они не искали. Служители, которые пытали меня, не могли знать, где на тот момент могли находиться их ищейки. Пока я не начал выкрикивать твое имя, снова и снова, они и понятия не имели, насколько ты важен. Они думали, что ты всего лишь мой Изменяющий. Всего лишь тот, кого я использовал. И не придавали этому значения.... Изменяющий для них лишь инструмент, а вовсе не верный спутник. Или друг. Не тот, кто хранит часть сердца пророка.

Мы оба замолчали на некоторое время.

– Шут, есть кое-что, чего я не понимаю. Ты сказал, что ничего не знаешь о своем сыне. Тем не менее, ты, кажется, уверен в его существовании, со слов тех людей, что пытали тебя в Клерресе. Почему ты веришь в их слова, что такой ребенок существует, если ты о нем и понятия не имеешь?

– Потому что у них есть сто, или тысяча или десять тысяч предсказаний о том, что если я буду успешен в качестве Белого Пророка, такой наследник продолжит мое дело. Кто-то, кто привнесет в этот мир еще больше изменений.

Я осторожно заговорил. Мне не хотелось расстроить его.

– Но там были тысячи пророчеств, в которых говорилось, что ты умрешь. Но ты жив. Поэтому можем ли мы быть уверены, что все эти рассказы о сыне реальны?

Он спокойно сидел некоторое время.

– Я не могу позволить себе усомниться в этом. Если мой наследник существует, мы должны отыскать его и защитить. Если же я отклоню саму идею о его существовании, а он действительно существует, и они найдут его, то его жизнь обернется страданиями, а его смерть станет трагедией для всего мира. Так что я должен верить в него, даже если я не могу сказать точно, как такой ребенок мог появиться, – он смотрел в темноту. – Фитц. Там, на рынке. Я вспоминаю, и мне кажется, что он был там. В тот момент, когда я дотронулся до него, я узнал его. Мой сын. – Он судорожно вздохнул и продолжил дрожащим голосом. – Вокруг нас был свет, и все обрело ясность. Я мог не только видеть, я прозрел  все возможные пути, которые вели от того мгновения. Все, что мы должны были изменить вместе, – его голос становился все слабее.

– Там не было света. Был конец зимнего дня, и рядом с тобой был только один человек... Шут. Что-то не так?

Он покачнулся на стуле и стиснул руками лицо. Затем он сказал со слезами в голосе:

– Я нехорошо себя чувствую. И... У меня спина мокрая.

Мое сердце сжалось. Я подошел и встал позади него.

– Наклонись вперед, – спокойно предложил я и удивился, когда он послушался. Ночная рубашка на спине действительно промокла, но это была не кровь. – Подними рубашку, – велел я, и он снова не стал спорить. С моей помощью мы оголили ему спину, я поднял повыше свечу. – Ох, Шут, – слова вырвались прежде, чем я смог их сдержать. Огромная страшная опухоль рядом с позвоночником раскрылась, и из нее сочилась вниз по костлявой спине, по его шрамам, грязная жидкость. – Оставайся сидеть, – сказал я и отошел к камину за теплой водой. Я намочил салфетку и отжал, а затем предупредил его. – Приготовься, – прежде чем прижал тряпку к больному месту. Он громко зашипел, а затем уткнулся лбом в скрещенные на столе руки.

– Похоже на фурункул. Сейчас он открылся и течет. Думаю, это хорошо.

Он едва заметно вздрогнул, но ничего не сказал. Мне понадобилось время, чтобы понять, что он без сознания.

– Шут? – позвал я и тронул его за плечо. Никакого ответа. Я потянулся Скиллом и нашел Чейда.

Это Шут. Ему стало хуже. Есть целитель, которого ты мог бы отправить к своим старым покоям?

Никому не известен путь, даже если кто-то и не спит сейчас. Мне прийти?

Нет. Я побуду с ним.

Ты уверен?

Уверен.

Возможно, лучше не привлекать кого-то еще. Возможно, лучше нам остаться одним, только я и он, как это часто бывало раньше. Пока он не пришел в себя и не мог чувствовать боль, я зажег еще свечей, чтобы сделать в комнате посветлее, и принес таз. Я тщательно очистил рану. Шут по-прежнему оставался без сознания, но из раны все еще сочилась жидкость, когда я лил на нее воду. Это была не кровь.

– Ничем не отличается от лошади, – я услышал свой голос, доносящийся сквозь стиснутые зубы. Очищенный фурункул зиял на спине наподобие открытой мерзкой пасти. Он был глубоким. Я заставил себя внимательно посмотреть на его изуродованное тело. На нем были и другие нагноения. Выпирающие, некоторые блестели и были почти белыми, другие – красными и откровенно дурными, окутанными сетью темных прожилок.

Я смотрел на человека, находящегося при смерти. Слишком многое с ним было не так. Мысль о том, что обильное питание  и отдых могут приблизить его к исцелению, была сущим безумием. Это только продлит процесс умирания. Инфекция, которая уничтожала его, слишком широко распространилась и прогрессировала. Возможно, он уже умер.

Я прижал руку к его шее, нащупывая пульс. Сердце все еще работало: я ощущал его слабое биение через кровь. Я закрыл глаза и оставил свои пальцы там, находя своеобразный комфорт в этом обнадеживающем ритме. Волна головокружения прошла сквозь меня. Я слишком долго не спал, и слишком много выпил на пиру еще до того, как добавился бренди с Шутом. Неожиданно я превратился в старика, уставшего от разговоров. На мое тело обрушилась боль от прожитых лет и тех задач, что я заставлял его исполнять. Давняя и знакомая боль от стрелы в спине, рядом с позвоночником, поднялась из глубины и заныла, запульсировала, будто кто-то пальцем настойчиво давил на старую рану.

Но у меня больше не было этого шрама. И он никак не мог болеть. Осознание этого факта, нашептанного сознанием, озарило все светом, как первые снежинки за окном. Мне не нужно было смотреть на него, я понял, что происходило. Я замедлил свое дыхание и замер внутри своей оболочки. Внутри нашей оболочки.

Мое сознание проскользнуло из моего тела в тело Шута и слушало, как он мягко дышит, израненный человек, забывшийся глубоким сном. Не волнуйся. Я не украду твои тайны.

Но даже упоминание о секретах разбудило его. Он начал легонько сопротивляться, но я оставался там, и думаю, он не смог меня обнаружить. Когда он успокоился, я позволил своему сознанию проскользить по всему телу. Осторожно. Мягко, сказал я себе. Я позволил себе ощутить боль от ран на спине. Нарывы, которые вскрылись, были не так опасны, как те, что оставались нетронутыми. Тело исцеляло само себя, но яды от некоторых из них все глубже проникали в тело, а у него не было сил бороться с ними.

Я развернул их. Я вытолкнул их.

Я не прикладывал много усилий. Я работал аккуратно, забирая у него так мало, как только мог. Я переставил свои пальцы на другие нарывы и призвал яд. Горячая кожа натянулась до предела и открылась под моим прикосновением, яд просочился наружу. Я использовал свою силу Скилла способом, о котором не подозревал, но сейчас он казался мне таким очевидным. Конечно, Скилл работает таким образом. Разумеется, он способен сделать это.

– Фитц.

– Фитц!

– ФИТЦ!

Кто-то схватил меня и сильно дернул. Я потерял равновесие и упал. Кто-то попытался поймать меня, но ему не удалось, и я ударился головой о пол. Это выбило меня из транса. Я ахнул и захрипел, а потом открыл глаза. Мне понадобилось мгновение, чтобы понять, что я вижу, в свете умирающего огня надо мной склонился Чейд. На его лице застыло выражение ужаса. Я попытался заговорить, но не смог. Я так утомился, так устал. Одежда липла к телу в тех местах, где ее пропитал пот, выступивший на теле. Я поднял голову и понял, что Шут лежит лицом на столе. В красных отблесках огня я видел, как гной сочится из десятков ран на спине. Я тряхнул головой и встретился глазами с переполненным ужасом взглядом Чейдом.

– Фитц, что ты делал? – спросил он, будто поймал меня за каким-то грязным и отвратительным занятием.

Я попытался наладить дыхание, чтобы ответить. Он отвернулся от меня, и я понял, что кто-то вошел в комнату. Неттл. Я узнал ее, когда она коснулась меня Скиллом.

–Что здесь произошло? – спросила она, и когда она подошла достаточно близко, чтобы увидеть обнаженную спину Шута, то в ужасе ахнула. – Это сделал Фитц? – требовательно спросила она у Чейда.

– Я не знаю. Разведи огонь и принеси больше свечей! – приказал он дрожащим голосом и опустился в кресло, в котором до этого сидел я. Он уперся сжатыми руками в колени и наклонился ко мне. – Мальчик! Что ты делал?

Я вспомнил, как вытолкнуть воздух из моих легких.

– Пытался остановить, – я еще раз вдохнул. – Яды. – Было так трудно перевернуться. Каждая клеточка моего тела болела. Когда я уперся руками в пол, чтобы попытаться поднять себя, они оказались мокрыми. Скользкими. Я поднял их поднес к глазам. С них сочилась водянистая кровь. Чейд вложил мне в руки салфетку.