Текст книги "Служители тайной веры"
Автор книги: Роберт Святополк-Мирский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 22 страниц)
Эпилог
События, происшедшие в разных местах двух великих княжеств вечером 24 сентября 1479 года, спустя ровно пять месяцев после того, как на берегу Угры впервые появился дворянин Великого Московского князя Василий Медведев.
Москва, великокняжеский терем
Великий князь Иван Васильевич, тяжело вздыхая, ворочается в постели. Его терзает бессонница. Он начинает шептать про себя «Отче наш», и когда счет достигает сорок третьей молитвы, приходит наконец сладкая дремота. Но тут же он снова просыпается, и холодная ярость охватывает его. Кто-то настойчиво стучит в дверь спальни, и появляется постельничий с виноватым лицом.
– Государь, – робко шепчет он, бледнея от страха, – князь Патрикеев просит... Говорит, по срочному государственному делу...
Великий князь делает неопределенный жест, похожий на жест смирения перед лицом неизбежности, и с тоской думает о том, что уснуть сегодня ему уже больше не удастся.
Патрикеев входит и, плотно прикрыв за собой дверь, быстро идет к постели, а длинная борода его взволнованно подергивается.
– Государь, в Новгороде назревает мятеж! – глухо говорит он и, отирая пот со лба, присаживается на край великокняжеской постели.
– Послушай, Юрий, ты не мог сказать мне это завтра утром, а?! Признайся, ты ведь это нарочно, да?! Хочешь загнать меня в гроб?!
– Как можно, государь?! Помилуй, батюшка! Я хочу посоветоваться о срочных мерах, которые нужно немедля принять...
– Ну-ну, говори – какой мятеж, в чем дело?
– Перехвачены письма новгородских бояр.
– Опять? Кому письма? – зевая, спрашивает великий князь.
– Одно – королю Казимиру. Новгородцы просят его защитить их от тебя. Второе – твоему брату Андрею Большому. Его приглашают на великое княжение в Новгороде.
Великий князь начинает просыпаться.
– Кто привез донесение? – спрашивает он.
– Медведев, государь!
Великий князь подпрыгивает в постели, и остатков сна как не бывало.
– Снова Медведев?! – свирепо спрашивает он. – Какого лешего он оказался в Новгороде?! Я велел ему сидеть на своей Угре и носа оттуда не высовывать! Патрикеев, немедленно его на плаху! Сию же минуту! Он мне надоел!! Я не желаю больше слышать о нем!!!
– Государь... – смутился Патрикеев, – не вели гневаться на меня, старого дурака, не сообразил сразу... Не тот это Медведев, другой – новгородский посадник который!
– Тьфу, черт! Ну, Патрикеев, ты меня когда-нибудь доведешь... Ой, берегись! Зови сюда – я сам с ним поговорю!
Патрикеев вскочил и зашлепал к двери. Великий князь заметил, что воевода в мягких ночных туфлях без задников.
– Постой, – сказал Иван Васильевич, – а этот... как его... ну, тот Медведев, он – что?..
– В каком смысле, государь? – насторожился Патрикеев.
– Нет от него известий?
– Пока нет, государь...
– Ну, ладно... это я так... В конце концов, он неплохо справляется со своим делом...
– Мой долг, государь, подыскивать для тебя нужных людей, – ввернул Патрикеев.
– Да, да... ты молодец... Я думаю, что с Новгородом пора покончить раз и навсегда. Придется, наверно, отправиться туда самому. Если у Медведева не будет дел в Литве, неплохо бы взять его с собой... Ты мне напомни...
– Разумеется, государь!
Патрикеев вышел, а Иван Васильевич вспомнил смуглое худощавое лицо Василия Медведева и подумал, что, пожалуй, было бы лучше, если бы этот, а не другой Медведев вошел сейчас сюда, – уж он бы точно знал, кто, кому, когда и зачем писал письма в Новгороде...
Волоколамский монастырь.
В маленькой скромной и чистой келье вполголоса беседуют при свече игумен Иосиф Волоцкий и чудовский архимандрит Геннадий.
– ...И все же, – говорит тихим мелодичным голосом Иосиф, – мы так и не знаем точно кто погиб на пожаре... Дьявол хитер и часто совершает чудеса, спасая своих слуг... меня тревожит, что в доме Полуехтова не досчитались двоих людей... Их не нашли ни живыми ни мертвыми... Боюсь, что еще перед пожаром их убили и переодели, и таким образом странный нищий сбежал, оставив рядом с переодетым в его платье покойником свой посох с венгерскими золотыми... Но как бы там ни было, хорошо уже то, что мы теперь знаем, кого искать. Я думаю, Геннадий, тебе необходимо перебраться в Новгород. Есть сведения, что там кроется целая группа еретиков и можно нащупать нити, ведущие к центру этой скользкой гидры...
– Легко сказать – «перебраться»! Каким образом?
– Гм... Видишь ли, мне известно, что с минуты на минуту великий князь узнает о тайных письмах новгородских бояр. Вследствие этого новгородский владыка, очевидно, скоро покинет свой пост... Как ты смотришь на его место?
– Я с восхищением! А вот как посмотрит на это Геронтий? После наших стычек из-за хождения с крестами он меня не поддержит...
– Я займусь этим, – сказал Иосиф.
– Сомневаюсь в успехе. Впрочем, тебе удалось уговорить его вступиться за того парня, что сидел в башне... Кстати, я давно хочу спросить, отчего ты так за него хлопотал?
– О! Это очень нужный мне человек, Геннадий! Я подозреваю, что он знает кое-что о ереси.
– Так, может, лучше было ему навсегда остаться там, где он находился, – в башне, а ты бы у него все выпытал.
Иосиф улыбнулся снисходительно.
– Ты не знаешь этого человека, Геннадий, а я его знаю. Он умер бы в темнице, не сказав ни слова, в то время как на воле он действует – а значит – рано или поздно мы кое-что узнаем по его действиям.
– Ты уверен?
– Нет. Но другого выхода не было. Я чувствую, что он нам еще пригодится... Каждый день на мою голубятню садятся голуби и приносят известия о нем...
– Я что-то не пойму... Кто же он нам – друг или враг?
Иосиф задумался.
– Трудно это точно определить, Геннадий... Однажды я читал в какой-то латинской книге, что есть вещества, которые, будучи брошенными в смесь двух других, вызывают их взаимную борьбу, но сами в этой борьбе не участвуют и от нее не страдают... Так вот, мне кажется, что он похож на такое вещество – этот Медведев...
Рославль. Дом купца Елизара Быка.
Симон Черный, расслабившись, удобно сидит в мягком кресле, а по ту сторону роскошно убранного стола, подперев кулаками голову, внимательно и сочувственно смотрит на него Елизар Бык.
– Вот так. Я едва выбрался, Елизар. Когда ночью у дома Полуехтова появился Медведев, я не на шутку испугался, хотя ты знаешь, что напутать меня нелегко... К счастью, все обошлось... Правда, Полуехтовым пришлось пожертвовать... Он нам, впрочем, уже не нужен, поскольку главное дело, ради которого мы с ним работали, он выполнил – успешно подготовил двух наших лучших людей в Новгороде к встрече с великим князем. А Иван Васильевич немедля прибежит в Новгород, как только узнает, что там снова зреет заговор. Подождем немного. Сейчас нельзя было рисковать. По моим следам пошел Иосиф Волоцкий. Мне пришлось устроить грандиозный пожар на пол-Москвы, и я растворился в его дыму, заметая свои следы пеплом... Вот только не дает мне покоя этот Медведев... Неужели он что-то о нас пронюхал и сообщил Иосифу?..
– Это невозможно... – Елизар отхлебнул глоток вина. – Но, знаешь, чем больше я о нем слышу – тем больше он мне нравится... Прочти на досуге донесение брата Саввы – увидишь, какой ловкий смельчак этот Василий Медведев... Я все думаю, как бы заставить его поработать для нас...
– Ты полагаешь, он позволит сделать из него игрушку?!
– Ну, зачем же так неуважительно, Симон?! «Игрушку»... Разве, когда ветер вращает крылья мельницы, мы считаем его игрушкой? Нет. Мы ловим его порывы и пользуемся его силой, хотя он мчится по своим делам, а до нас ему нет никакого дела... Так вот, я полагаю, что нам следует взглянуть на Медведева, как на ветер... И когда мы увидим, что он дует в попутную для нас сторону, – подставить крылья наших мельниц... Со всем к нему уважением...
Вельское княжество, стольный город Белая.
Князь Семен Вельский сидит, положив перед собой на стол обнаженную саблю, и пристально смотрит в пространство между стеной и печью. Он мертвецки пьян и беседует с призраками, которые поочередно там возникают. Семен совсем один в огромном пустом тереме. Слуги прячутся по своим пристройкам во дворе, потому что князю ничего не стоит разрубить пополам любого, кто попадается ему под руку в такую минуту.
– Оставь меня в покое, Кожух. – глухо бормочет князь. – Я ведь сделал все, как ты хотел. И бумажку тебе послал... Почему ты смеешься, Кожух?! Постой, не уходи! Отчего ты не хочешь со мной поговорить?.. А кто там, за твоей спиной? Кто это? Эй ты, выходи, чего прячешься?! А-а-а, теперь я узнал. Федор. Ты снова вернулся. Я догадываюсь, кто тебе помог... Вон он стоит – Медведев... Ну-ка, постой, постой. Василий – кажется, так тебя зовут. Ты подожди меня там... Подожди,– Заискивающе попросил Семен и, взяв саблю, попытался встать.
Ноги не слушались его. Наконец он с трудом поднялся и, пряча за спиной саблю, направился в темный угол, и каждый шаг стоил ему неимоверных усилий. Но он шел и улыбался. Широко улыбался...
– Ты ведь не исчезнешь, Медведев, правда? Ты подождешь, пока я пойду к тебе, а?! И мы с тобой выпьем, как некогда пили в замке Горваль... помнишь? Мы с тобой тогда славно хлебнули... Ты еще рассказывал мне всякие забавные истории... И я так смеялся, так смеялся... Вот... Вот... Я уже рядом... Сейчас, дорогой, сейчас...
Князь подошел совсем близко, с торжествующим криком выхватил из-за спины саблю и разрубил пополам стоящего в углу Медведева. Но Медведев продолжал стоять и улыбаться насмешливо и лукаво...
Князь уронил саблю и, ссутулившись, побрел обратно.
Он слышал смех за спиной.
Семен обернулся и увидел, что Медведев уже не один. Его окружила целая толпа... Картымазов и оба Бартенева – отец и сын, Никифор Любич и Федор, Настенька и еще кто-то незнакомый... А потом вдруг откуда-то вынырнул Сафат...
– Ты тоже здесь, татарский пес?.. – без выражения, почти равнодушно спросил Семен.
Сафат зловеще подмигнул и сказал:
– Я считаю дни.
– Ну и считай... – безразлично отмахнулся князь и тяжело уселся за стол.Толпа призраков в углу паясничала и кривлялась, показывая на него пальцами.
– Конечно... – оправдываясь, сказал Семен, – вас вон сколько, а я – один...
Он швырнул в угол кувшин.
Кувшин со звоном разбился, и призраки исчезли.
Сразу наступила мертвая тишина.
– Ладно, ладно, – прошептал Семен, – ты обожди, Медведев... Я до тебя еще доберусь. Ты только обожди...
Белая Русь. Полесье, глухой бор.
Принц Макс изящным движением свесился с коня и легко прикоснулся осмоленным концом факела к догорающим углям. Факел вспыхнул, и, подняв его над головой, принц выпрямился в седле.
– Я готов!
– Хорошо, – сказал Антип.
Он сел в карету рядом с дочерью и попросил выйти сидящую напротив женщину, одетую в богатое нарядное платье.
– Простимся, Варежка!
– Может быть, не надо, а пап?.. – жалобно попросила девочка.
– Нет, дочка, надо. Тебе скоро одиннадцать лет, и я хочу, чтобы ты выросла настоящей барышней. Ты будешь учиться в Вильно, и все станут считать тебя дочерью богатого человека. Ты узнаешь все, что должна знать воспитанная при дворе девушка, а летом будешь приезжать ко мне и постигать тайны нашего ремесла. Хоть это и не девичье дело, но – кто знает? – может, оно тебе когда-нибудь да пригодится. А через семь-восемь лет, когда станешь взрослой и образованной, сама выберешь, где и как тебе жить. Принц Макс проводит вас до Вильно и будет привозить плату за обучение и передавать мои письма, а ты с ним – ответы. Все будут считать его твоим старшим братом.
– Ах, папочка, я вовсе не хочу ехать в Вильно... Я не смогу прожить без леса... Зачем ты это делаешь?
– Ты должна знать как можно больше о жизни... И о той, которую ведут там, и о нашей... Чем больше человек знает, тем легче ему бороться... Я ведь не запрещаю тебе вернуться в нее... Потом... Если ты сама этого захочешь.
– Конечно, захочу!
– Ну, так считай, что я назначил тебе семилетнее испытание. Это – приказ, а мои приказы в отряде, как ты знаешь, исполняются беспрекословно.
Варежка вздохнула.
– Я не плачу, папочка, – ты видишь, что я не плачу... А мне очень хочется заплакать, хотя я и не помню, когда плакала последний раз...
– Ты молодец, Варежка! Ну, прощай и запомни вот что: если случится со мной что-нибудь, есть в этом мире только один человек, которому я спокойно могу доверить твою судьбу... Ты знаешь, о ком я говорю и где этого человека найти?..
Варежка кивнула и, чуть поколебавшись, осторожно спросила:
– Ты говоришь о князе Андрее?
Антип нахмурился.
– Варежка, обещай мне, что ты постараешься не думать о князе Андрее, хорошо?
– Ладно... А почему не думать?
– Варежка, князь Андрей, возможно, очень хороший человек, но он – литовский князь, понимешь!
– Ну и что?
– Варежка, давай поговорим об этом, когда ты немного подрастешь...
– Ладно, отец, – вздохнула Варежка.
– Прощай и будь умницей!
Антип крепко поцеловал дочь и выпрыгнул из кареты. Зинаида села на его место.
– Езжай, Макс! – скомандовал Антип. – Да смотри, довези ее как следует и сам возвращайся невредимым!
– S bohem! – весело крикнул по-чешски Макс и с факелом в руке помчался вперед, освещая дорогу.
– Трогай!
Карета, запряженная шестеркой, двинулась и, переваливаясь на кочках, стала медленно удаляться вслед огоньку факела, неуклюже лавируя между деревьями.
Варежка высунулась из окна и помахала Антипу белой косынкой.
– Так в случае чего не забудь, кого искать, Варежка! – крикнул Антип.
– Помню – Медведев! – донесся из темноты звонкий голосок, и эхо дремучего бора повторяло последнее слово все тише и тише:
– Медведев!.. Медведев!.. Медведев...
Деревня Горваль, дом королевского бобровиика.
«...но князь неожиданно отказался от всех своих планов. Ни с кем не советуясь, он уехал в Вильно и, явившись к королю, своими руками уничтожил плоды долгой работы. Я уверен, что на это решение повлиял...»
Никифор остановился и отложил перо. Он хорошо помнил, как это было. Марья подробно описала внешность гонца, с которым прощался князь. Никифор сразу все понял. Но ведь Медведев был не виноват. Он, узнав об опасности, грозящей князю, спасал его от беды... Если сейчас упомянуть его фамилию, это может навлечь на голову молодого человека недовольство и даже месть тайного братства...
Больше всех виновата Верховная Рада, я ведь дважды торопил их с решением... Да и сам я хорош. Надо было рискнуть и сразу же взяться за это дело на свой страх... А Медведев тут ни при чем!
Никифор взял перо и закончил фразу:
... переменчивый и непостоянный нрав князя.
Никифор Любич удовлетворенно улыбнулся.
Так будет лучше. И живи спокойно, Медведев, ибо я благодарен тебе за то, что ты пришел ко мне в самую трудную минуту!
Замок Горваль.
В большом пиршественном зале, великолепно убранном и ярко освещенном, садились за праздничный стол сорок гостей князя Федора Вельского. Среди них – Олелькович и Ольшанский. Теперь им не надо ни от кого прятаться, они смело и свободно собираются вместе – король публично поблагодарил всех троих за верную службу. По этому поводу князь Федор устроил большой прием в замке и пригласил всех окрестных дворян, богатых и бедных.
Веселый шум и оживление царят в зале, а князь Федор кажется счастливым и не сводит глаз с Марьи, которая сидит за столом рядом с ним.
Произнесен первый тост – за короля и отчизну! Вот уже все углубились в изучение способностей поваров нового хозяина замка.
Князь Иван Ольшанский, осушив бокал, принялся было за еду, но вдруг краем глаза заметил, что сидящий по обыкновению рядом старец Иона застыл в странной неподвижности. Князь повернулся к нему.
Старец обвел сидящих за столом удивленным взглядом, потом потряс головой, как человек, которому что-то померещилось, и взялся за ложку, но тут же снова положил ее обратно и внимательно осмотрел присутствующих.
И вдруг князь увидел, как в изумленных, широко раскрытых глазах старца появился ужас.
– Что с тобой, Иона? – ласково шепнул он, тронув старика за локоть.
Иона, тихо вскрикнув, отшатнулся и прикрыл глаза рукою. Князь Иван изумился и растерялся. По счастью, все были заняты едой и никто не смотрел в эту сторону. Иона тихонько встал от стола и быстро вышел из зала. Встревоженный князь последовал за ним.
Старец Иона стоял посреди пустого квадратного дворика замка, пошатываясь и озираясь. Потом он протянул дрожащую ладонь, как слепой, который ищет опору. Князь бросился к старику и протянул ему большую сильную руку. Иона как будто очнулся.
– Что случилось? – тревожно допытывался князь. У него мелькнула мысль, что старик умирает.
Иона виновато, неловко улыбнулся и, отирая со щеки слезы, проговорил, крепко сжав руку князя:
– Вот странно-то как... Все сидят за столом... А я смотрю и явственно вижу: многие – БЕЗ ГОЛОВ. И крови кругом... целые озера...
Иван почувствовал, как мороз пробежал по всему телу и спрятался где-то у сердца.
– Успокойся, Иона... – Он ласково погладил руку старика. – Пройдемся по двору... Тебе станет лучше...
– По двору? – удивился Иона. – А где же тут двор?
– Иона! – воскликнул Ольшанский – Да посмотри же вокруг! Разве ты не видишь – вот замок, вот ворота, мост, вон луна в небе!
– Луна?.. Да, луна светит... И тебя я вижу хорошо... А замка – нет... и ворот – тоже... И моста... А вокруг только груды земли, голый берег... И ветер разносит мусор...
– Господи, помилуй! – прошептал Ольшанский и потряс Иону за плечо. – Да очнись же, очнись!
– А я при памяти, – обиделся старик – я все вокруг вижу...
Он оглянулся и, когда его взор остановился на Ольшанском, вскрикнул и отшатнулся.
– Боже! Что это?!! И ты? – С тихой тоской Иона тронул Ивана за руку и сокрушенно покачал головой. – Ах, князь, князь... Зачем ты откажешься?..
– От чего откажусь, Иона?! – закричал Ольшанский, схватив старика за плечи. Иона вдруг обмяк и безжизненно повис на его руках.
Князь бережно, как ребенка, отнес старца Иону в комнату, где у старой иконы горела маленькая лампадка.
Иона открыл глаза и тихо спросил:
– Что со мной было, князь?
– Ничего, Иона, ничего... В зале душно, и у тебя, верно, закружилась голова...
– Я что-нибудь говорил? – испуганно спросил старик.
– Н-н-нет... – чуть помолчав, ответил Иван. – Нет, ты ничего не говорил.
– Это хорошо... – облегченно вздохнул Иона. – Я так не хотел тебя огорчать... Устал... Посплю немного...
Ольшанский еще долго сидел у постели старика, прислушиваясь к его дыханию, но Иона спал спокойно, и ничего не говорило о том, что он болен.
Скрипнула дверь, и Федор, заглянув в комнату, шепотом спросил:
– Что случилось? Старику худо?
– Нет, нет, – успокоил его Ольшанский и на цыпочках вышел за Федором из комнаты.
– Куда ты исчез? Мы тебя по всему замку ищем! Ну-ка пошли!
Слегка захмелевший Федор повел Ивана в бронный зал, где их ждал Олелькович.
– Братья! – сказал Федор. – Я пригласил вас, чтобы спокойно поговорить о наших делах, покуда гости будут веселиться. У меня есть одна очень интересная мысль. Я вижу блестящие возможности для каждого из нас! И прекрасное будущее! Но прежде чем мы все это обсудим, я предлагаю выпить за человека, который недавно спас наши жизни и приоткрыл нам путь к тому будущему, о котором я сейчас расскажу...
Князь Федор поднял чашу.
– Сказал бы хоть, как его зовут, – недовольно буркнул Олелькович.
– Зачем тебе, Михайлушка?!
– Федор прав, – кивнул Ольшанский. – Не это важно. Главное – чтоб человек был хороший, и я выпью!
– Так я разве что говорю?! – обиделся Олелькович. – Я всегда готов выпить!
Трое князей залпом осушили кубки за здоровье человека, имя которого произнес про себя один лишь Федор.
Рубеж Великого Московского княжества на Угре, дом Филиппа Бартенева.
Василий Медведев лихо и весело плясал, обнимая Анницу обеими руками, и не было ему никакого дела до всех людей, которые вспоминали о нем в эту минуту в разных концах земли. Сейчас его заботило только одно: не сбиться с такта и не наступить на маленький сафьяновый сапожок Анницы.
Подходил к концу первый день свадьбы Филиппа и Настеньки.
Дом Бартеневых едва вместил всех приглашенных.
Здесь были Картымазов со всей семьей, Медведев и его люди, причем Алеша, как и обещал когда-то Филипп, был первым дружкой. Здесь были Леваш с Ядвигой, которая уже успела забыть, что нынешняя невеста не так давно была пленницей ее бывшего мужа, здесь были западные соседи Филиппа – старые друзья его отца, были все трое священников – из Бартеневки, Картымазовки и Медведевки, и, наконец, здесь был князь Андрей, за которым Филипп посылал специально гонца.
Оркестр – с миру по нитке – дудел в дудки и бил в бубны, а все пускались в пляс, кто умел, потом девушки пели жалобные свадебные песни, потом все кричали «Горько!», и маленькая Настенька тонула в могучих объятиях Филиппа, потом опять все радовались, хлопали в ладоши, пили старый мед и плясали снова...
Все окна и двери в доме были распахнуты настежь, чтобы гости могли разгуляться вволю. Когда кончился очередной танец, Василий, проходя мимо окна, увидел вдруг серебряную луну, синий с белым лес и медовые пятна полян. Он остановился и, крепче сжав руку Анницы, заглянул ей в глаза. Анница улыбнулась, зажмурилась и чуть заметно кивнула. Улучив момент, Василий ловким прыжком нырнул за окно и протянул Аннице руки. Через минуту, крадучись, чтобы их не заметил простой люд, пирующий во дворе, они пробрались к конюшням, и вот уже серый Малыш и черная лошадка тихо идут бок о бок по тропинке, ведущей к берегу Угры.
Василий смотрит на Анницу и, поравнявшись с большим дубом, говорит.
– А помнишь, ты ехала следом и сказала, что будешь меня ждать... Я каждый день думал о тебе...
– И я каждый день думала о тебе... – как тихое лесное эхо, повторяет Анница.
Они выезжают на берег и с разгона влетают на паром. Василий отвязывает его, и быстрые воды Угры плавно переносят их на ту сторону.
И снова они едут верхом по лесу и останавливаются возле густой ели.
– Здесь я увидел тебя впервые...
– «Прекрасный выстрел – в самое сердце!», – сказал ты. – Я помню!
– В мое сердце...
– И в мое...
Они уже в Медведевке...
Пусто вокруг. Стоят темные дома, как покинутые, – ни скрипа, ни шороха, ни души вокруг...
Василий наклоняется в седле и хочет поцеловать Анницу, но вдруг спохватывается:
– Леший меня раздери! Кто же остался в карауле?! Свадьба свадьбой, но землю-то охранять надо!
И не успел он закончить, как из кустов, подобно лешему, появляется Ивашко с самострелом.
– Все в порядке, Василий Иваныч! – улыбается он. – На нашей земле все спокойно!
– Ладно, ладно, Ивашко, – смутился Медведев. – Пошел бы ты глянул, нет ли кого с той стороны?!
– Так ведь там – Гаврилко... – удивляется Ивашко и вдруг начинает понимать. – Раз на то твоя воля – пойду гляну, – весело подмигивает он и исчезает в зарослях.
И вот Василий и Анница стоят у могилы под молоденькой березкой.
Они долго молчат, а потом Василий начинает говорить, и к его голосу примешивается едва слышный шорох – это падают с берез желтые листья, которые тихо срывает ночной ветер.
– Когда я впервые стоял под этой березой, там, за лесом, пылало огромное зарево... Горела Картымазовка, и, быть может, именно в эту минуту погибал твой отец... Где-то далеко отсюда все еще вез в телеге убитого зятя старый крестьянин, а по этой земле сновали тени злых людей, и стояли на ней лишь обгорелые руины... И когда позже я хоронил человека, убитого на моей земле, я поклялся над его истерзанным телом в том, что, пока буду жив, больше этого здесь не повторится. Я также поклялся отомстить убийцам твоего отца, но судьба опередила меня, сделав по-своему: в огне пожара погиб лютой смертью Степан Ярый и бросился с высокой башни потерявший разум Ян Кожух Кроткий... И сейчас я мог бы сказать, что сдержал свои клятвы. Сегодня эта земля уже не та, что была весной. На ней созрел хлеб, на ней мирно живут люди, она укреплена и может постоять за себя. Но если бы я так сказал – это было бы неправдой... Да, да, Анница! Ведь, в сущности, все это сделал не я, дававший в том клятву. Это сделали руки молчаливого Гриди, рассудительного Епифания, смелого Клима и его сыновей, даже зверолов Яков и бортник Федор причастны к этому больше, чем я! Пока мы с Федором Лукичом и Филиппом совершили всего лишь одно-единственное доброе дело – освободили Настеньку, – здесь выросло новое поселение, и хотя оно именуется Медведевкой, я, как ни странно, к этому непричастен. И когда, гордый своими подвигами, я вернулся и увидел, что на пустом, выжженном месте стоят дома, когда я увидел маленькие саженцы в саду, которого не было, и желтые колоски в поле, я впервые в жизни понял, как мало я умею... Ведь, по правде говоря, все мое ремесло заключается в умении убивать и в искусстве не быть при этом убитым самому... У меня ловкие, сильные руки, я могу один сразиться с пятью хорошими воинами, но ни за что не построить мне этими руками вот такой дом или вспахать вон то поле... Путь меча самый прямой и короткий, но ведь меч не думает о завтрашнем дне... Все настоящее, вечное и бессмертное случилось здесь, на этом берегу, без меня, настоящая жизнь шла совсем не там, где были мы, и вовсе не тайны и приключения в ней главное... Если б не послал меня сюда великий князь, служил бы я себе в его войске, гордился бы своими подвигами и радовался бы своей ловкости... А тут стали приходить мне в голову эти странные мысли, и что-то во мне как будто отмирает... И, с одной стороны, это больно, но, с другой, кажется, что душа становится чище...
Он замолчал.
Анница тихонько погладила его руку.
– Это просто уходит твоя юность... И ты становишься взрослым мужчиной, – прошептала она. – Влюбленным мужчиной.
– А как ты догадалась? – хитро улыбнулся Медведев.
– Ты хочешь произвести на меня хорошее впечатление и впервые в жизни не хвастаешь, а притворно скромничаешь.
– Почему? – смутился Василий.
– Потому что сам хорошо знаешь – без тебя ничего бы этого не было. До тех пор, пока одни люди будут строить, всегда будут нужны другие люди, которые охраняют и защищают тех, которые строят. Вот ты и есть такой человек.
Василий посмотрел Аннице в глаза и нежно поцеловал ее.
Она ответила ему поцелуем неожиданно страстным и горячим.
...Свадебное веселье в доме Бартеневых было в самом разгаре, и тут на пороге появились Медведев и Анница. Оба запыхались от быстрой езды, лицо Медведева чуть побледнело, и когда скорым шагом, не выпуская руки Анницы, он направился к Филиппу и Настеньке, сидевшим во главе стола, музыка умолкла, и все повернулись в их сторону.
Стоило Филиппу взглянуть на лица сестры и друга, как он понял, что произошло нечто важное. А на рубеже – известное дело – каждую минуту может случиться любая неожиданность.
Филипп поцеловал Настеньку и, встав от стола, снял со стены саблю. Прежде чем Василий с Анницей приблизились, Картымазов и Андрей уже стояли рядом с Филиппом, спокойные, хладнокровные, готовые выслушать любую весть и тут же действовать.
Медведев взглянул в их смелые, открытые лица и понял, о чем думают друзья.
– Кажется, наконец-то что-то случилось... Неужто разомнем косточки... – с надеждой пробормотал Леваш Копыто и, бряцая огромной саблей, стал протискиваться поближе.
– Говори, Вася, мы готовы ко всему, – сказал Картымазов.
– Кажется, вы ждете от меня какой-то недоброй вести, – сказал Василий. – Леший меня раздери! Хватит дурных вестей на этой земле! Отныне пусть они будут только такими, как те, что я вам сообщу, и клянусь, для меня она самая счастливая из всех, которые я когда-нибудь приносил! Мы с Анницей любим друг друга, и я прошу тебя, Филипп, отдать мне в жены твою сестру!
...Так кончился этот день на Угре, счастливый, мирный, радостный день обитателей трех маленьких русских поселений...
Но прежде чем наступила ночь, четверо друзей, не сговариваясь, явились в ту самую горницу, где впервые сошлись все вместе, уселись на прежние места и, потушив свечи, зажгли тоненькую лучинку.
В уютном полумраке, за чашей доброго старого меда, они неторопливо беседовали до самой полуночи, и темой их негромкого разговора были вовсе не тайны, не заговоры, не войны и не приключения, а всего лишь – псы, кони, леший и белый лебедь на червленом поле...
