Текст книги "Заговор князей"
Автор книги: Роберт Святополк-Мирский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц)
– Думаю, да. Я послал в Литву очень ловкого человека, который один раз уже блестяще проявил себя там…
– Ах, этого, как его… С такой звериной фамилий… Ага, вспомнила – Медведев! Ты рассказывал о нем как‑то, и я видела его в Кремле, недавно, когда ты куда‑то посылал его.
– Да‑да именно. Я очень на него рассчитываю.
И на это одно короткое мгновение великий Московский князь и великая Московская княгиня задумались о Медведеве…
Великое Литовское княжество
Загородный дом княжны Кобринской
Медведев в эту минуту как раз ложился спать, когда вдруг вспомнил, что сегодня был день его рождения, и ему исполнился 21 год.
Подумать только, как много всего случилось за этот один так быстро промелькнувший год!
Из простого великокняжеского воина Василий превратился в дворянина Великого князя, владельца поместья, женился на очаровательной юной девушке; у него появились замечательные друзья, которых он полюбил, и которые – он был уверен в этом – так же горячо полюбили его…
И вот он снова выполняет поручение Великого князя, которое государь назвал делом державной важности, подчеркнув, что от этого дела, быть может, зависит судьба всего Московского княжества.
Медведев, присягнувший служить московской короне верой и правдой, добросовестно взялся за, порученное ему дело с твердым намерением исполнить его, как всегда, самым лучшим образом и на этом сосредоточил все свои усилия.
Слова о державной важности и судьбе княжества он как‑то не воспринял всерьез, и не придал им особого значения, считая это обычной риторикой, которой сильные мира сего всегда сопровождают свои приказы, полагая, что если исполнитель проникнется особой важностью своей миссии, то он выполнит ее лучше…
В этом они часто ошибаются, потому что хороший исполнитель любое порученное ему дело исполняет так хорошо, как только может, ибо это приказ , а приказы, как известно, не обсуждаются, и поэтому для исполнителя не имеет абсолютно никакого значения, выполняет ли он минутную прихоть самодурствующего командира, или совершает судьбоносный акт, влияющий на ход истории…
Однако, на этот раз великий Московский князь Иван Васильевич оказался на высоте своего исторического предначертания и выступил в роли провидца – судьба Московского княжества – более того! – судьба всего исторического будущего этой части земли зависела сейчас от того, удастся ли Медведеву поддержать притухающее пламя заговора князей и тем самым поставить короля Казимира в условия угрозы гражданской войны, что не позволит ему поддержать нашествие хана Ахмата на Московию.
Если бы ему это не удалось…
Кто знает – быть может, вовсе не Москва стала бы столицей будущей державы, – хотя держава эта вероятно осталась бы русской, вот только неизвестно – точно ли православной и, тем более, неясно – превратилась бы она в могущественную империю, или осталась скромным, но абсолютно европейским государством и тогда, возможно, не было бы самодержавия, крепостного права, двух мировых войн и много чего еще, зато, впрочем, наверняка, было бы что‑то другое…
Однако, все это – пустые и досужие рассуждения…
История не знает слов «если бы».
Есть так, как есть.
К тому же все проходит и забывается.
До XXI века не дошли никакие подробности этого события.
Не сохранилось ничего, кроме имен его главных участников и краткого сообщения об их печальной участи.
Осталось лишь одно условное название.
Заговор.
Заговор князей.
Неисповедимы пути Твои, господи!
Февраль, 2006 г.
Приложение
Жители имения «Медведевка» по состоянию на 1480 год
Василий Медведев (21 год) – владелец имения.
Анна (Анница) Медведева (18 лет) – жена Василия
Анна Борисовна (67 лет) – бабушка Анницы и Филиппа
Священник – отец Мефодий Яковлев, 26 лет
Аксинья – его жена, кружевница, 22 года.
Люди Медведева:
Григорий Козлов – «Гридя», 47 лет, вдовец, грамотен, умён, хладнокровен, сдержан. Имеет женатого сына (живет в Медыни) и двух замужних дочерей (одна с мужем и детьми живет в Боровске, вторая с мужем и детьми – на территории Великого литовского княжества).
Яков Зубин, 27 лет, охотник, зверолов, следопыт, мастер ловушек и капканов, меткий стрелок, холост.
Семья Коровиных:
Епифаний Коровин, 41 год – «рассудительный»
Екатерина Коровина, 40 лет, его жена, ворчливая.
Никола Коровин, 18 лет, их сын – «наблюдатель»
Вера Коровина, 14 лет, их дочь, скромная, грамотная, любит учиться
Семья Кудриных:
Фёдор Кудрин, 38 лет, бортник
Ольга Кудрина, 36 лет, его жена
Алексей Кудрин, 17 лет, их сын, разведчик, следопыт, актёр, ученик Якова Зубина
Ксения Кудрина, 12 лет, их дочь, любит животных, «знает звериный язык»
Пелагея Кудрина, 70 лет, мать Фёдора
Семья Неверовых:
Клим Неверов, 43 года, силач, воин, мастер копья.
Надежда Неверова, его жена, 39 лет, знахарка, гадалка, специалистка по травам и лечению
Ивашко Неверов, и
Гаврилко Неверов, их дети близнецы‑братья по 19 лет
Софья Неверова, 13 лет, их дочь, наследница материнских секретов
Семья Кнутов
Борис Кнут, 31 год, кузнец
Авдотья Кнут, 26 лет, его жена
Иван Кнут, 3 года, их сын
Афанасий Кнут, 25 года, брат Бориса, кузнец
Семья Ефремовых
Никита Ефремов, 46 лет, крестьянин
Зинаида Ефремова, 43 года, его жена, повариха
Кузьма Ефремов, 20 лет их сын, воин
Дуняша Ефремова, 13 лет их дочь
Семья Копны
Арсений Копна, 51 год, кожевенник
Дарья Копна, 47 лет, его жена
Павел Копна, 29 лет, их сын, кожевенник
Фекла Копна, 23 года, жена Павла
Юрий Копна, 21 год, сын Арсения и Дарьи, воин
Феодосия , 15, дочь Арсения и Дарьи
Семья Зыковых
Максимка Зыков, 23 года, лучник, воин
Феодосия Зыкова, 20 лет, его жена
[1] Согласно постановлению польско‑литовской унии король польский и великий князь литовский Казимир должен находиться попеременно четыре года в королевстве польском и четыре – в Великом княжестве Литовском. (Здесь и дальше – примеч. автора ).
– Надо все обдумать и подготовиться. Как, по‑твоему – сколько у нас есть времени?
Андрей вздыхает.
– Мало. Не больше месяца.
НОВГОРОД ВЕЛИКИЙ.
ДОМ АРХИЕПИСКОПА ФЕОФИЛА
– … И потому говорю вам – помните! – это последняя наша надежда на обретение свободы. Если до ушей Ивана Московского дойдет хоть полслова из того, о чем мы сейчас говорили – наши головы полетят с плеч, а Великому Господину Новгороду – рабство и покорность на веки вечные! Теперь же ступайте да исполняйте все, что мы решили сообща, и да поможет нам Господь в святой борьбе за свободу! Во имя Отца и Сына и Духа святого – аминь!
Закончив свое обращение, архиепископ новгородский Феофил молится с присутствующими. Каждый из них подходит к владыке, чтобы поцеловать руку старца и получить благословение. Здесь люди разных сословий – бояре, купеческие старосты, представители белого и черного духовенства, ремесленники и даже юродивые. Каждый из этих людей, надежных и проверенных выйдет отсюда и сделает все, чтобы вооружить, подготовить новгородцев и вдохновить их на борьбу с московским владычеством.
Последним подходит Аркадий, первый помощник архиепископа любимый народом проповедник свободы и независимости. Феофил благословляет его и просит задержаться.
– Я знаю тебя много лет, сын мой, – ласково говорит он ему, когда они остаются наедине, – твоя неподкупная честность и безгрешная жизнь служат примером христианского долга.
Аркадий смущается.
– Я не заслужил твоих похвал, владыко. Я лишь старался в меру моих слабых сил следовать заповедям Господним и убеждал других исполнять их.
– Среди всех, кто был тут, я выбрал тебя, чтобы просить об услуге…
– Приказывай, отче – я жалкий раб твой…
– Нет, сын мой, это просьба… Слушай внимательно. Если Господу будет угодно, он дарует нам победу. А что, если прогневали мы его своими прегрешениями? Если наше восстание не удастся, или преждевременно раскроется – мне грозит смерть или пожизненное заточение. Я не хочу, чтобы моя казна попала в руки Московского тирана. А потому большую часть земель моих, равно как имущества, я обратил в самые редкие и дорогие камни. Если со мной случится беда – используй их на нашу борьбу!
– Но, отче, если мы потерпим поражение или наши замыслы раскроются – моя голова полетит вместе с другими!
Феофил пристально смотрит на Аркадия и улыбается.
– Укрытие правды еще не есть ложь, и должно быть, поэтому ты никогда, даже на исповеди, не говорил мне о неком маленьком селении на берегу большого озера, где живет юная девица, рыбацкая дочь… Нет, нет, не опасайся – никто кроме тебя и меня уже не знает об этом… Тот кто поведал мне тайну сию, упокоился навечно…
Владыка крестится и крестится Аркадий.
– Прости, отче, что не сказал…
– Вот там и спрячешь. А если дело наше раскроется, ты один из всех, кто здесь был сегодня, избежишь наказания – во время прошлогоднего наезда Ивана Московского ты спас от смерти и разорения многих наших прихожан, а теперь они укроют тебя от гнева московитов, и ты уже с ними говорил об этом… Как видишь, я все разузнал, прежде чем тебе довериться…
– Преклоняюсь перед твоей мудростью, отче, – произносит Аркадий и, опустившись на колени, целует руку старика, – все сделаю, как ты велишь. – Но ответь, что внушает тебе опасения в неудаче нашего дела?
– Тебе одному могу сказать, – Феофил поднимает Аркадия с колен, – я не доверяю князьям Борису и Андрею. Брат даст им несколько новых вотчин – и они легко отступятся от нас. Вот если бы хан Ахмат с одной стороны, а ливонцы с другой двинулись бы на Ивана, тогда.… Но, на это тоже мало надежды. Есть только один человек, который сам заинтересован помочь нам.
– Король Казимир?
– Да. И я думаю, что успех нашего дела будет полностью зависеть от его решения. Как полагаешь, сколько времени понадобится, чтобы исполнить все, о чем мы сегодня говорили?
Аркадий думает несколько мгновений, потом твердо отвечает:
– Один месяц, владыко.
БОЛЬШАЯ ОРДА
ОКРЕСТНОСТИ САРАЙ‑БЕРКЕ
Двое всадников – старый и молодой татарин – осторожно едут по степи, зорко глядя по сторонам.
Вдруг молодой приподнимается в седле и шепчет:
– Вижу!
Старый, прищурившись, напряженно вглядывается вперед.
– Где?
– Там, за белым камнем, – отвечает молодой и снимает с головы сокола колпачок.
Сокол взмывает, а всадники с гиканьем мчаться вперед.
Из‑под белого камня выбегает вспугнутый заяц и, петляя, мчится по степи.
Спустя несколько минут сокол настигает его.
Хан Большой Орды Ахмат и его сын Богадур‑Султан охотятся.
– Плохо. – Говорит Ахмат. – Камень белый, заяц серый, а я не разглядел. Приходит моя старость. Умру скоро.
– Перестань, отец, – смеется Богадур, – до старости далеко, смерть, как и жизнь, дает Аллах, а чего не разглядишь ты – увижу я.
Ахмат хитро щурится и поворачивает коня.
– Погляди, Богадур – что там?
– Наша свита.
– Дальше.
– Степь и стадо коней.
– Еще дальше!
Богадур напрягается, всматриваясь.
– Ничего, отец. Дальше небо сходится с землей.
– Недалеко видишь, сын. Там – Москва. Запомни – в какую бы сторону ни шагал твой конь – ты должен видеть ее всегда!
– Разве мы боимся Москвы?
– Нет. Но она нас уже не боится. И это плохо. Четыре года мы не получаем от нее ясак.
– Но ты говорил, что скоро…
– Да, Богадур. Нам лишь надо дождаться пока у них начнутся усобицы. А скоро так и будет.
– Как ты знаешь?
– Чутьем. Новгород не простит Ивану своего колокола. Братья не простят ему своих привилегий. И вот поэтому мы скоро будем стоять на московских рубежах. Но для этого нам необходим еще один союзник. Его интерес в том деле самый большой. Если он нас поддержит – мы выступим.
– Ты говоришь о Казимире?
Ахмат кивает.
– Новгород на севере, Казимир на западе, братья изнутри… А когда все они передерутся – с юга придем мы. И тогда Великий князь Московский Иван, стоя у твоего стремени, поднесет нам кумыс, слижет его капли с грив наших коней и заплатит ясак за все годы. Потом мы пожжем его землю и заберем себе самый тучный скот и самых красивых женщин.
– Да поможет нам Аллах, – произносит Богадур.
Ахмат хмурится.
– Мне не нравится твой тон. Не веришь в успех?
– А если Казимир не выступит?
– Увидим. А пока готовься. Я хочу, чтобы еще этой зимой ты отправился на разведку к московским границам.… Чтобы не всполошить московитов подойдете с литовской стороны границы. Казимир наш союзник – он пропустит, если конечно, грабить не будете. Начните с осмотра пограничной речки Угры.…Я дам тебе сотню отборных воинов. Разведаете у местных, где находятся броды, где лучшее место для большого войска чтобы, не задерживаясь, перейти границу летом…
– Вот это уже дело! – радуется Богадур. – Когда седлать коней?
– Когда станут реки. Я думаю, через одну луну…
ЛИВОНИЯ
ДЕРПТ
ЗАМОК ВЕЛИКОГО МАГИСТРА ЛИВОНСКОГО ОРДЕНА
«… и поскольку наши стремления в некоторых вопросах полностью совпадают, я счел необходимым сообщить Вам о моих ближайших намерениях. В настоящее время мы ведем весьма плодотворные переговоры со Швецией о военном союзе против московского князя. В кратчайший срок я намерен заключить такой же союз с королем Казимиром. По моим сведениям в московском княжестве складывается весьма благоприятная обстановка для начала активных действий. В наших прежних беседах Вы не раз выражали беспокойство по поводу усиления московского государя за счет покорения Новгорода и концентрации в одних руках большого количества ценностей и земель. Наступает момент, когда мы можем и обязаны сделать все, чтобы вернуть московского князя к тому положению, которое занимали его предки. Мне стало известно о подготовке в Новгороде восстания и о недовольстве братьев московского князя, чьи уделы он значительно урезал, стремясь, очевидно к полному и тираническому единовластию в московском княжестве. Вы сами понимаете, насколько такое положение может стать опасным и чреватым последствиями для всех нас. В настоящее время я располагаю сорокатысячной армией, которая готова выступить в любой момент. Теперь все будет зависеть только от короля Казимира. Объединив усилия, мы сможем если не разгромить московского государя, то, по крайней мере, ослабить его в той мере, какая будет необходима в интересах нашей восточной политики. Я буду признателен за любую помощь, которую Вы захотите оказать в этом важном для нас всех деле.
Бернгард фон дер Борх,
Великий Магистр Ливонии.»
Магистр запечатывает письмо личным перстнем и зовет своего канцлера.
– Отправьте это Великому Магистру ордена крестоносцев. Секретно. И передайте гонцу, который повезет письмо, что я хотел бы получить ответ не позднее, чем через месяц.
КОРОЛЕВСТВО ПОЛЬСКОЕ
КРАКОВ
ВАВЕЛЬСКИЙ ЗАМОК
Казимир IV Ягайлович, король польский и Великий князь Литовский принимает послов из Вильно. В сущности, они даже не послы – просто это делегация подданных одной страны, приехавших к своему государю в другую страну.
Литовская Рада обращается с просьбой, дерзко смахивающей на требование. Во главе представительства – три высоких сановника литовского княжества: первый канцлер, воевода виленский, пан Олехно Судимонтович, воевода троцкий, маршалок земский пан Богдан Андреевич и староста земли жмудской пан Ян Кезгайлович.
Говорит канцлер:
– Ваше величество! Вот уже более пяти лет вы не почтили своим пребыванием Великое княжество. Мы знаем, что все это время вас отвлекали серьезнейшие дела на западе, которые могли быть решены лишь благодаря вашей глубокой мудрости и несгибаемой воле. Мы отдаем себе отчет в том, что целый ряд блестящих побед, одержанных вами за это время, и особенно приведение к полной покорности ордена крестоносцев, послужили также укреплению литовского княжества. Но, ваше величество, поймите нас: желая быть верными и послушными подданными, мы не хотим действовать без вашей на то воли, а сейчас наступила пора, когда жизненно необходимы решительные действия. В московском княжестве назревают важные события, которые, несомненно, потребуют нашего вмешательства. Мы прибыли сюда от имени всей литовской земли, чтобы пасть на колени и сказать: «Ваше величество! Великое княжество нуждается в государе! Мы нижайше умоляем вас – назначьте этим государем одного из ваших сыновей – они все прекрасно знают состояние литовских дел! Мы заклинаем – немедленно отпустите его с нами – того требуют интересы страны и народа!»
Делегаты опускаются на колени и покорно склоняют головы.
Король молчит.
Чуть позади за троном стоят четверо его сыновей, и в эту минуту они еще не знают, что судьба уготовила каждому из них надеть корону, а матери их войти в историю под прозвищем «Мать королей». И хотя они не сомневаются в ответе отца, в сердце каждого теплиться тайная надежда – а вдруг!
Но король, выдержав паузу, произносит спокойно и твердо:
– Вы прекрасно знаете, что я поставил своей целью объединить два сильных государства в одну могущественную державу, которой не страшны никакие враги. И потому, пока я жив, никто, кроме меня, не будет управлять Великим литовским княжеством.
Олехно Судимонтович прикусывает губу и искоса смотрит на Яна Кезгайловича. Тот подавляет вздох и снова опускает голову. Тогда начинает говорить Богдан Андреевич:
– Ваше величество! Позвольте рассказать вам подробнее о том, что происходит в московском княжестве, ибо эти события, по нашему глубокому убеждению…
– Я знаю, что там происходит – холодно перебивает его король. – Ко мне поступают подробнейшие донесения, и я внимательно изучаю их.
– В таком случае вы, ваше величество, несомненно, осознаете, что сейчас все зависит только от вашего решения! Впервые за много лет выпадает благоприятная возможность нанести сокрушительный удар нашему опаснейшему противнику.
Король снова молчит.
– Ваше величество, – мягко произносит Ян Кезгайлович, – если вы не желаете дать нам одного из принцев, мы нижайше просим вас самолично прибыть в Литву, ибо, как вы изволите видеть, присутствие там государя сейчас крайне необходимо .
Эти «нижайше просим» и «крайне необходимо» произнесены таким тоном, что король понимает – если он не приедет в Литву, там начнется смута. Он ощущает горечь.
Вот уж, эти литовцы! В своих узких и недальновидных расчетах они, не умеющие объединиться, снова натворят глупостей и действительно не сумеют использовать благоприятную ситуацию.… В тиши своих замков они сплетают хитроумные планы, распаляют воображение мыслью о своем величии, а когда начинают действовать, выясняется, что все их расчеты построены на песке. Они терпят поражение и снова разбегаются по углам, чтобы жаловаться на судьбу и обвинять другу друга в неудачах…
– Вы сами сказали, – подчеркивает король, – что окончательная победа над крестоносцами, которые принесли Литве так много страданий, была и для вас крайне важным делом. Я должен завершить его. Уже в этом месяце состоится церемония присяги Великого магистра ордена на верность польской короне. Эту присягу приму у него я. Надеюсь, что политическое значение такого акта вам понятно.
– Значит, – подхватывает Ян Кезгайлович таким тоном, словно ловит короля на слове, – мы можем передать Раде, что, закончив дела с орденом, ваше величество незамедлительно прибудет в Литву?
Король улыбается:
– Да, – твердо произносит он. – А чтобы Рада больше не упрекала меня в недостатке внимания к Великому литовскому княжеству, можете добавить, что я твердо намерен провести у вас ближайшие четыре года.
Посланцы облегченно вздыхают и рассыпаются в благодарностях. Им удалось выполнить свою миссию, и они довольны. Последние слова короля предвещают серьезный подход к московскому вопросу, а это сейчас волнует Раду больше всего.
Аудиенция подходит к концу и, пользуясь возникшим настроением общего согласия, Олехно Судимонтович осмеливается спросить:
– Не можете ли вы, ваше величество, указать приблизительную дату прибытия – мы хотели бы достойно подготовиться к встрече нашего государя!
– Почему же «приблизительно»? – отвечает король, – Могу сказать точно – я выеду в Литву ровно через месяц.
МОСКВА
КРЕМЛЬ
ВЕЛИКОКНЯЖЕСКИЕ ПАЛАТЫ
Иван Васильевич торжественно жалует грамотой, деньгами и имением Аристотеля Фиорованти, приглашенного из Венеции по рекомендации великой княгини Софьи – у нее, как воспитанницы кардинала Виссариона, было масса полезных знакомых в Риме, Ватикане, Милане и Венеции – и вот этот чужестранец на редкость быстро, научившийся русскому языку, венецианец, католик, с таким невероятным мастерством построил из белого камня главный православный соборный храм в Москве, повторяющий по своим формам знаменитый собор во Владимире, только больше, богаче, величественнее, но это еще что! – он недавно показал великому князю свои пушки (да он, оказывается, и литейщик отменный!) – и это были такие великолепные пушки, что даже скуповатый Иван Васильевич расщедрился и решил пожаловать, как следует.
Церемония подходит к концу, затем должен последовать пир с обильными, изысканными, чисто московскими яствами и очень крепким медом, который, впрочем, Аристотель Фьорованти уже научился употреблять не хуже урожденного московита, так что ему не грозит участь многих иноземцев, которых приходится выносить с обеда в самый его разгар – одним словом, веселье обещает быть славным и приятным.
Вот только стоит в дверях большой боярин и наивысший воевода московский, двоюродный брат великого князя Иван Юрьевич Патрикеев и снова, как всегда хочет испортить своему государю настроение напоминанием о каких‑то нерешенных делах. Да только это ему сегодня не удастся, потому что Иван Васильевич уже давно все обдумал и взвесил, так что теперь остается лишь сообщить свою волю. И он решает не откладывать в долгий ящик.
– Поди‑ка сюда, Иван. Пока они к столам перейдут, мы с тобой перекинемся парой слов, – и уводит Патрикеева в свою гридню.
Здесь он садится в тронное кресло, как бы желая подчеркнуть важность того, что собирается сказать.
– Я принял решение, Иван. С Новгородскими заговорщиками надо покончить любой ценой, причем сразу и решительно. Посему в ближайшее время я отправлюсь туда самолично. С миром!
– Как государь? Без войска? – поражается воевода.
– Да. Нет, конечно, пару людей с собой возьму… Тебя, например, еще несколько десятков бездельников‑бояр, ну, слуги и охрана, разумеется…
– Государь, я категорически против! Они заговорщики! Душегубцы! Увидев тебя самого с малой свитой, они, чего доброго, вздумают посягнуть на твою жизнь!
– Великолепно! Я как раз этого и хочу! Пусть они откроются – и тогда мы поступим беспощадно и изведем бунтовщиков навсегда – всех до единого!
– Но как же без войска, государь, ведь мы окажемся…
– Иван, я сказал, что мы пойдем без войска, но ты же, хитрый лис, неужели не догадываешься…
Патрикеев мгновенно понимает;
– А войско пойдет без нас?
– Конечно! Причем большое и сильное.… Непременно с пушками.… Да, кстати, какие пушки мне сегодня показал наш венецейский мастер! Ах, какие пушки, Иван! Мы их обязательно возьмем да испробуем на толстых новгородских стенах! В общем, так – отправляемся через неделю и следом за нами на расстоянии двадцати верст сильное войско с хорошими командирами. Ты справишься за неделю?
– За две, государь!
– Ладно, за две! Все! И больше сегодня ни слова об этом! И ни о каких других делах! Сегодня праздник в честь нашего мастера, спасибо великой княгине за него – и я намерен на славу повеселиться, и поглядеть так ли он научился пить наш добрый мед, как об этом говорят!
Патрикеев низко кланяется и направляется к двери, но на пороге его останавливает великий князь.
– Да, Иван, я вот еще что подумал… Пошли‑ка ты на днях гонца на Угру, ну ты знаешь в бывшие Березки. Я хочу, чтоб этот… как его… Ну, помнишь?
– Медведев? – удивленно спрашивает Патрикеев.
– Да‑да, вот именно – Медведев! Я хочу взять его с собой в Новгород – ты ведь рассказывал, что он там хорошо показал себя в прошлом году – пусть покажет и в этом!
– Слушаюсь, государь. Куда и когда ему прибыть прикажешь?
– Пусть приезжает сразу туда и найдет меня в стане военном… А вот когда… – Иван Васильевич подсчитывает что‑то в уме. – Если ты с войском через две недели будешь готов, то… – через четыре.
– Стало быть, – через месяц? – уточняет дотошный Патрикеев.
– Правильно понимаешь, Иван.
Патрикеев, поклонившись, выходит.
На кремлевской звоннице начинают бить колокола.
Великий князь привычно различает звук бывшего вечевого колокола Великого Новгорода, бьющего теперь на кремлевской звоннице, и удовлетворенно улыбается.
Часть первая
МЯТЕЖ
Глава первая
МЕДОВЫЙ МЕСЯЦ НА РЕКЕ УГРЕ
Давно уж кончилось на Угре бабье лето, и ночи стали холодными, глядишь, со дня на день начнутся серые затяжные дожди, потом заморозки, а там и снег…
Поежился Никола, накинул на плечи тулуп, потом зевнул и, перекрестив рот, чтоб не влетел ненароком какой бес, снова принялся оглядывать окрестности. Да только чего там оглядывать – за много дней и ночей, проведенных в карауле он так хорошо изучил округу, что малейшая в ней перемене сразу заметна – вот, например, повалил, должно быть, бобр давеча дерево в зарослях на берегу Угры – и Никола тотчас увидел, что в зубчатом рисунке леса на фоне утреннего неба недостает одной верхушки. Ну, сообщил, конечно, сразу Климу Неверову – мало ли что – а ну людских это рук дело! Проверили – точно бобр. Хорошее от природы Николино зрение обострилось настолько, что даже в темную и облачную ночь он ухитрялся разглядеть змеистую полосу реки, а уж в такую, как сегодня – лунную да тихую – он увидел бы на Угре не только лодку, но даже голову пловца, если б кому‑то вздумалось искупаться в эту позднюю пору, да только кроме Василия Медведева, который каждый день по утрам на глазах у молодой жены прямо с Малышом с крутого берега вниз кидались, никто уж давно тут не плавал, и только все спорили меж собой – дотянет хозяин до полных морозов, когда река станет, иль нет…
Но не только зрение – слух тоже обострился у Николы, потому что, глядя он слушал, а слушая, научился от сотен обыденных и постоянных звуков, отличать шумы посторонние, необычные, даже если они были очень тихими и доносились издалека. Привычные, будничные звуки – это крики ночных птиц, скрип древесных стволов, похрустывание и шорох веток под копытами косуль и лосей, звон колокола из монастыря, лай собак из Картымазовки и Бартеневки, да еще зачастую веселое пение и хмельные выкрики из Синего Лога, где Леваш Копыто устраивал для своих соседей пиры, тянувшиеся, порой до самого утра. Но стоило примешаться к этому знакомому хору какому‑нибудь новому звуку, как Никола тотчас напрягался, пытаясь определить, что он означает, как возник и откуда доносится.
Но сегодня все деревья стояли на месте, никто не пытался переплыть Угру на лодке и, пока не проснулся хозяин, никто не купался в ее ледяной воде; на видимых из Николиного гнезда участках дорог бегали одни волки да зайцы, и никаких посторонних звуков не доносилось, а потому Никола сладко потянулся и стал размышлять о том, что все эти ночные караулы давно уже отжили свое. Нет, правда – опасаться нападения с того берега нечего: Леваш Копыто добрый приятель Медведева, да и вообще свой человек, даром, что Литве служит; Татьего леса давно нет, а землянки лесных разбойников поросли за лето густой травой – ну, не бояться же монахов из монастыря, или Картымазова, который хозяину лучший друг, а теперь, получается, почти родственник…
…Это, значит, как же выходит? Дочь Картымазова, Настасья – жена Филиппа Бартенева, а сестра Филиппа – Анница – жена Медведева… Филипп Медведеву – шурин. Картымазов Филиппу – тесть… Стало быть Картымазов Медведеву – тесть шурина… А тесть шурина – это кто? Тьфу, черт, не разберешь! Ну, одним словом как не крути, все равно – свояк.
Никола вздохнул и даже облизнулся, вспомнив о двух весельях подряд: когда на свадьбе Филиппа Василий Иванович попросил у него сестру в жены и Филипп согласился, все так обрадовались, что под горячую руку решили не откладывать надолго, а к тому же их общему лучшему другу князю Андрею в Литву на службу надо было возвращаться, и потому на третий же день отец Мефодий повенчал хозяина с Анницей в новой церкви, и все перешли с одной свадьбы на другую, и было так весело, как, должно быть, еще никогда не было в этих краях, тем более что тут подоспел во время подарок, который прислал князь Федор Бельский Медведеву на новоселье – ведь он еще ничего не знал о свадьбе – но подарок тот пришелся как раз впору – ибо это были не больше, не меньше как несколько сот бутылок отменных вин, прибывших на трех повозках из замка Горваль – благо, что когда дом строили Василию Ивановичу, погреб‑то добрый сделали, да пустой он стоял – вот теперь и заполнился, хотя тут же сразу и слегка опустел… Вот уж две недели минули с тех пор, а все нет‑нет да и вспоминается то да се… Василий Иванович – щедрой души хозяин – всех людей своих княжеским вином угощал – славное винцо, да только послабей бражки да медовухи будет.… Хотя особо не распивалась, нет, Медведев строго за этим глядел, мол, свадьбы‑свадьбами, а в карауле стоять надо – мало ли что…
Но ничего не стряслось, не случилось, ничто веселья свадебного не омрачило, тишина да благодать и, даст Бог, надолго теперь мир воцарится в этой земле, так что придется, видно, скоро слезать с этой вышки, да браться за соху, или за что еще скажут, хотя, по правде говоря, не очень‑то и охота – что ни говори, а все ж приятней глядеть себе сверху на всю эту красоту, на луга, леса и поля, чем, уткнувшись носом в землю, обливаться потом.… Хотя, конечно, как кому – вон некоторые наши мужички, Кнуты братья или Ефремов – им бы только дай в земле покопаться, они и весь свой век сабли в руки не брали б.… Да, видно, конец приходит старой боевой жизни… Нет, оно, конечно, хорошо, когда никто в тебя стрел не пускает, да не прет с топором над головой, чтоб разрубить пополам, но все же… Все же.… Будто чего‑то не хватает…
И только Никола начал размышлять о том, как повлияет женитьба на лихой и воинственный нрав хозяина, когда вдруг почти бессознательно почуял, будто что‑то неуловимо изменилось. Он мгновенно встряхнулся и вытянул шею, прислушиваясь – да‑да, нет сомнения, где‑то в лесу со стороны монастыря едва слышно приближался глухой стук копыт на лесной дороге, ведущей вдоль берега. Конечно, дернув за шнур, Никола мог бы разбудить спящего в охранной избушке под вышкой Клима Неверова и сообщить ему, что со стороны Медыни к Медведевке двигаются трое или четверо всадников, что само по себе довольно странно, потому что нормальные люди не ездят по ночам через незнакомые леса и, значит, их ведет что‑то важное и срочное, но он не стал преждевременно поднимать тревогу – а может это монахи ехали в монастырь, да заблудились, не на ту дорогу свернув, а сейчас, добравшись до перекрестка, и увидев оттуда сквозь просвет маковки монастырской церкви, сверкающие золотом под луной, повернут вспять, а если нет – ну что ж, – около перекрестка несет караул Ивашко Неверов, который уже конечно видит их с малого расстояния; он определит по виду, что за люди, и если они ему не понравятся, он по скрытой лесной тропе приедет сюда доложить об этом, намного опередив неизвестных гостей.
