Текст книги "Бессмертники — цветы вечности"

Автор книги: Роберт Паль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 28 страниц)

Глава четырнадцатая

И вот, наконец, темная громада Казанского вокзала дрогнула, сдвинулась с места и медленно поплыла назад. Потом, когда поезд набрал ход, за окном замелькали занесенные снегом тихие московские пригороды, дачи, села. Поля, перелески, овраги, снова поля и снова перелески… – великая российская равнина, родная до боли земля.

– Ну вот, теперь и Москва позади. Кажется, все обошлось, хвоста за собой не привезем, – облегченно вздохнул Иван Кадомцев и ободряюще улыбнулся притихшей рядом Ольге.

– Домой хочется, – прильнула та к его плечу. – По подружкам соскучилась, по нашей девичьей коммуне, по работе…

– Можно подумать, что эти два месяца ты провела в развлекательном путешествии. А ведь страху натерпелась, считай, на всю жизнь, трусиха! Что, я не прав?

– Натерпишься, пожалуй, с таким грузом, – обиженно отстранилась Ольга. – Пока до Питера добралась, издрожалась вся, ни одной ночи не спала.

– А чего бояться-то было? – усмехнулся Иван. – Не бомбы же.

– Это тебе все нипочем, а вот у меня однажды корсет расстегнулся. Ну, думаю, всё – сейчас посыплются. А в нем двадцать тысяч! Да в кармашках нижней юбки столько же. Что бы было, маменька!

– Это, конечно, неконспиративно – перевозить такие суммы в одежде…

– Зато потолстела сразу – как твоя бочка! Вот и хорошо, думаю, меньше мужчины глазеть будут. И что бы ты думал? Все равно пялятся, бесстыжие, прямо проходу не дают.

– Это потому что ты у меня такая красивая.

– А я думала – деньги чуют…

Два месяца назад вслед за Эразмом они отправились в Петербург. Первой с изрядной суммой денег выбралась из Уфы она, Ольга Казаринова, вслед за ней – тоже с деньгами – Иван и последним – казначей дружин Владимир Алексеев.

Выехали в разное время и разными поездами, чтобы лишний раз не рисковать: даже в случае провала кого-либо из них партия должна получить «уральский гостинец». И она его получила.

…В Петербурге на Офицерской улице Ольга сняла к его приезду небольшую уютную квартиру. Хозяевам объявила, что со дня на день ждет мужа с Урала. И вот он приехал. Посидели, попили чаю, накоротке обговорили свои дела, и в тот же день Иван отправился разыскивать своего старшего брата Эразма.

Огромный, шумный, незнакомый город поразил и озадачил его. Столица! Это тебе не заштатная Уфа, не Казань и Вятка, где знакома каждая улочка. Как тут найти человека? И все-таки он его нашел. На Васильевском острове. В маленькой, плохо освещенной комнатке большого каменного дома. Под чужой фамилией…

Не виделись они давно, считай с самого лета. Срочно вызванный в Боевой центр, Эразм не смог принять участия в подготовленной им демской экспроприации и теперь жадно слушал рассказ Ивана.

– Хорошо, очень хорошо! – то и дело прерывал он его. – Все получилось превосходно. Молодцы! Теперь работа у нас пойдет! Теперь дело двинется! И главное, совсем, совсем без потерь!..

Эразм ликовал. Большой, сильный, возбужденный, он то тискал его в могучих объятьях, то принимался энергично вышагивать по комнате, уже строя новые планы.

Очень не хотелось Ивану огорчать его в эти радостные минуты, но он решил не утаивать от брата и неудач.

– Мишу арестовали, Эрик… В тюрьме он сейчас, понимаешь?..

– Миша – в тюрьме?! – побелел Эразм.

– И мама… – тоже…

– Да ты с ума сошел! Как это могло случиться, почему?

Теперь он негодовал. Негодовал так же бурно, как только что радовался. Пришлось подробно рассказать, как из-за элементарной неосторожности попался Михаил, как настойчиво полиция навязывает ему участие в экспроприациях, хватается за любую мелочь, но, к счастью, доказать пока ничего не может.

– Пока! – блеснул глазами Эразм. – А дальше? Вы уверены, что собрать улики не удастся? А если все-таки удастся?

Он попытался успокоить брата.

– Если дело действительно примет худой оборот, Мишу мы в беде не оставим. На этот счет ты можешь быть уверен.

– Ну а мама? Ее-то вы как сумели подставить? Что с ней теперь будет?

Иван виновато потупился.

– Ругай меня, брат, это я недодумал. Деньги, что выделил комитет для нужд дружины, я попросил спрятать маму. Во время обыска их, конечно, нашли. Вместе с нашими, семейными… Но доказать, что это именно те деньги, не могут…

– Опять – пока? – покосился на него брат. – Ох, друзья, и наломали же вы без меня дров! Голова кругом идет… наломали…

Ивану не терпелось расспросить о делах в столице, о конференции, на которую он прибыл, но Эразм лишь невесело отмахнулся:

– Об этом в другой раз, Ваня… Не до того мне сейчас. – И даже о деньгах не спросил.

На следующий день они с Ольгой привезли эти деньги – два толстых увесистых саквояжа. Эразм за это время успел собраться, успокоиться, опять, как всегда, был бодр и энергичен. Пока Ольга ходила в кондитерскую, они разговорились о делах. Иван слушал внимательно. Многое в этих делах было для него ново и даже неожиданно, и Эразм, не имевший от него тайн, обстоятельно, не торопясь вводил его в курс последних партийных новостей.

Знал Эразм много. Член Боевого центра при Центральном Комитете партии, он работал вместе с такими выдающимися деятелями, как Саммер, Ярославский, Красин, Лядов. Знал, как непросто сложилась ситуация в партии после четвертого, объединительного, съезда, больно переживал каждую стычку с меньшевиками и прочно, уверенно стоял на позициях твердых ленинцев.

– Плохо это, Эрик, – делал свои выводы Иван. – Разгар революции, а штаб расколот. Готовим силы для всеобщего вооруженного восстания, а командиры кричат – не сметь! Как же так?

– Не командиры это, Ваня, – энергично поправил его Эразм.

– Не ведь ЦК – это ЦК!

– Меньшевистский ЦК. И тамошние командиры действительно кричат. Но это командиры без армии. Армия-то, Ваня, за нами, за большевиками, и мы с революцией в прятки не играем.

Эразм вспомнил, с какими надеждами шли на этот объединительный съезд большевики, какие четкие и реалистические подготовили резолюции. Тогда движение было на подъеме, наступательная сила революции была настолько велика и очевидна, что совершенно отвергнуть боевую программу большевиков не рискнуло даже меньшевистское большинство съезда. В итоге съезд хотя и не выработал четкого и ясного плана восстания, тем не менее принятые им документы по достоинству оценили роль боевых рабочих дружин и призывали укреплять их еще более энергично.

– Ну а как теперь с конференцией, Эрик? – допытывался Иван. – В наш партийный комитет поступило указание ЦК ни под каким видом не посылать на нее своих делегатов.

– Но уфимский комитет с этим указанием не посчитался? И правильно сделал, потому что комитет наш стоит на большевистских позициях. А теперь слушай дальше…

Необходимость созыва всероссийской конференции военных и боевых организаций партии назрела давно. Как и всякое новое дело, работа в войсках и боевая работа вооруженных рабочих дружин нуждались в обмене живым практическим опытом, в тщательном анализе уже выработанных и только рождающихся форм действий, в товарищеском обсуждении имеющихся трудностей.

Идея такой конференции буквально витала в воздухе, но устроить ее оказалось непросто. Не говоря уже об усилившихся гонениях полиции, активным противником такого совещания выступил сам ЦК, после объединительного съезда захваченный меньшевиками.

Меньшевики, осудившие Декабрьское вооруженное восстание в Москве и другие вооруженные схватки с царизмом, были сейчас, как никогда, далеки от подлинных задач и забот революции. Не с массовой вооруженной борьбой с царским правительством, не с вооруженным восстанием народа связывали они свои надежды на будущее. Куда привлекательнее (и безопаснее!) представлялась им легальная, разрешенная правительством парламентская деятельность в стенах Государственной думы. Они всерьез подумывали о союзе с легальными кадетами и даже искали такого союза, так что «возня» с боевыми организациями могла лишь помешать их главному интересу.

Однако существовали партийные документы, с которыми хотя бы для видимости приходилось считаться. Тот же четвертый съезд принял решение о созыве конференции военных организаций. Чтобы не утратить «революционного лица», меньшевистский ЦК решил выполнить хотя бы это обещание. Большевики Петербурга и Москвы, исходя из реально сложившихся условий, настойчиво добивались, чтобы на эту конференцию были приглашены и представители боевых организаций, но все их старания были тщетны. Меньшевистский ЦК разрешил собраться лишь представителям чисто военных организаций, где никаких вопросов, связанных с вооруженной борьбой пролетариата, естественно, не обсуждалось.

Ясно, что такая конференция никого не удовлетворила. Большевики, заручившись поддержкой Ленина, стали готовить свою конференцию. Узнав об этом, ЦК метал громы и молнии. Денег, конечно, не дал ни копейки. А они были так нужны!

– Молодцы, уральцы, вовремя привезли, – потирал руки Эразм. – Теперь дело у нас пойдет. Недельки через две, глядишь, и соберемся.

– Через две недели? – разочарованно переспросил Иван. – Это сколько же времени у меня пропадет зря!

– Не пропадет, Ваня, – успокоил его Эразм. – У меня тут столько дел – десятерых будет мало. А на твою помощь я рассчитываю. Надеюсь, не откажешься поработать на столицу?

– Что ты имеешь в виду?

О своих делах брат говорил сдержанно, хотя и не без гордости. За Невской заставой, на Путиловском заводе, на Васильевском острове он вел занятия с местными боевиками, помогал создать надежные дружины. В столице империи, под носом Департамента полиции, создавалась Центральная инструкторская школа. Такие же школы для подготовки командного состава рабочих дружин предстояло создать в каждом районе города. И все это – вместе с партийными комитетами, под их непосредственным контролем.

– Нашу структуру, смотрю, внедряешь? – удовлетворенно кивнул Иван.

– Нашу, уральскую, нами с тобой выстраданную и испытанную, – обнял его Эразм. – Очень уж она питерцам по душе пришлась. Думаю, и на конференции найдутся наши сторонники. Даже уверен в том!

С этого дня началась его работа в столице. Вместе с Ольгой они развозили «уральские гостинцы», литературу, выполняли роль связных. А по вечерам он помогал брату налаживать учебу в только что созданных дружинах. Незаметно пролетели три недели.

– Что же с конференцией, Эра? – напомнил он брату. – Когда же она состоится? И где?

Эразм загадочно улыбнулся.

– А вот завтра в столовой политехнического института получим явки, и тогда все станет ясно.

– А пока, выходит, тайна?

– За семью печатями!

– Даже для тебя?

– Даже для меня, Ваня…

Всероссийская конференция военных и боевых организаций открылась через несколько дней в финском городе Таммерфорсе. Местные рабочие социал-демократы встретили русских революционеров по-братски, оградив их от всяких забот о еде и ночлеге. Для каждого делегата нашлось местечко в уютных рабочих квартирах, а для заседаний им предоставили большой зал Народного дома, причем не делали из этого большого секрета.

Ивана, привыкшего к постоянной бдительности и конспирации, это насторожило.

– Послушай, Эрик, – шепнул он брату, – а эти милые финны не подведут нас под монастырь?

– Привыкай, брат, – покровительственно усмехнулся тот. – Финляндия, это тебе не Россия. Кроме того, финны хорошо знают, что если мы сбросим своего царя, то их родина станет, наконец, свободной. Разве не так?

Иван промолчал, но когда приветствовать русских революционеров явился самодеятельный хор и когда этот хор на финском языке запел «Интернационал», ему даже сделалось страшно.

– Хоть бы окна закрыли, – дернул он Эразма за рукав. – Сейчас сюда нагрянет полиция, а у нас даже оружия нет…

Эразм не ответил, он пел, а вечером от души смеялся над его наивными страхами. И тогда Иван узнал, что русской полиции в Финляндии нет, а финская, по уже известным причинам, русских революционеров не трогает. Больше того, когда ей стало известно о засланных в Таммерфорс петербургских шпиках, то все они были немедленно взяты под стражу, и отпустят их только тогда, когда конференция завершит свою работу и все делегаты разъедутся по своим местам.

– Невероятно! – не переставал удивляться Иван. – Как же они выкрутятся потом перед Департаментом полиции?

– Опыт на этот счет у них есть. Скажут, что приняли шпиков за… революционеров. Так бывало уже не раз.

Конференция между тем продолжала свою работу. Для участия в ней прибыли представители одиннадцати военных и восьми боевых организаций – Петербургской, Московской, Кронштадтской, Нижегородской, Литовской, Рижской, Казанской, Севастопольской, Воронежской, Уральской, Финляндской и некоторых других.

Восприняв конференцию как «большой скандал», меньшевистский ЦК запретил своим организациям участвовать в ее работе, поэтому состав был чисто большевистским. Но разногласий и различных заскоков было немало и среди большевистских делегатов. Так, один из докладчиков договорился даже до того, что вместо, главных партийных органов, руководящих всем движением в целом, предложил создать некий самостоятельный «Главный Боевой Совет». Взяв все дело вооруженного восстания в свои руки, этот Совет давал бы указания как местным партийным органам, так и Центральному Комитету, то есть стоял бы над партией. Товарищи поопытнее горячо раскритиковали эти фантазии, убедительно доказав, что боевая работа – лишь одна из сторон деятельности партии, что отрывать ее от партийного влияния и руководства, а тем более противопоставлять ее общепартийной работе, – совершенно недопустимо.

Что касается меньшевистского ЦК, то о нем было сказано немало весьма нелестных слов.

В один из перерывов между заседаниями стоявший у окна Иван услышал за спиной знакомый голос. Обернулся – Володька Алексеев! Разодетый, сияющий, с пухлым портфелем в руках.

– Ну, забрались, скажу я вам! – тяжело отдувался он. – Еле отыскал. – И по-свойски широко улыбнулся: – Ну, как вы тут? Начали уже?

Подошел Эразм, крепко стиснул руку.

– Ну вот, а мы с братом уже волноваться начали: где он да как он? А он – вот он, собственной персоной и с грузом. С грузом ведь, земляк?

Поскольку из соображений конспирации делегаты выступали под вымышленными именами, подлинные имена не назывались даже в личных беседах. Догадливый Алексеев тут же учел это.

– Груз со мной, товарищ Петр. Доставил как было велено. Кому прикажете сдать?

Эразм не сдержался, крепко обнял парня.

– Считай, что уже сдал. И готовься в новую дорогу.

Вечером, на квартире, они долго говорили о своих делах. Новости, привезенные Алексеевым, не радовали. В Уфе идут повальные обыски и аресты. Многие боевики в тюрьме. Симская организация разгромлена. Некоторые заводские дружины, потеряв связь с партийными комитетами, становятся неуправляемыми.

– И все это из-за того, – заметил Эразм, – что нет на Урале единого партийного центра. Уральский областной комитет до сих пор не восстановлен, отсюда такая разрозненность и в наших рядах.

– Это дело нужно срочно поправлять, – поддержал его Иван.

– Каким образом?

– Пока нет единого партийного центра, нужно создать такой центр по боевой работе. Это первое. Второе: взяв все уральские боевые дела в свои руки, наведя порядок в своих рядах, мы сможем помочь укрепиться ослабленным репрессиями партийным комитетам. И третье: начать эту работу предлагаю с созыва всеуральской конференции боевых организаций по типу этой, Таммерфорской. Мы, Эра, просто обязаны это сделать, понимаешь?

Эразм надолго задумался. Иван видел, что брата мучают какие-то сомнения, но не торопил: пусть все хорошенько обдумает, взвесит, в случае чего можно и поспорить.

Но волновало Эразма совсем другое.

– Это потребует больших денег, Ваня. Где их возьмем?

– Деньги пока есть, – успокоил брата Иван.

– Сколько?

– Тысяч тридцать. Может даже больше.

Эразм опять помолчал.

– А знаешь, – заговорил он снова, – деньги эти нам придется отдать. Как они ни нужны нам на Урале, здесь они партии нужнее. Вот конференцию проводим, для закупки оружия за границей создаем две военно-технические группы, в Киеве и Львове открываем две инструкторские школы бомбистов, товарищи из военных организаций просят помочь с выпуском литературы для работы в армии… А подготовка нового съезда партии?.. Владимир Ильич очень надеется на помощь уральцев…

Теперь пришла очередь задуматься ему.

– Не тужи, Иван, – поддержал его неунывающий Алексеев, – двадцать пять тысяч мы так и быть выделим центру. А оставшихся до новой экспроприации нам хватит.

– Эксы, эксы… – вздохнул Иван. – Боюсь, на эти эксы мы все свои силы положим, а кто и когда будет делать главную работу? И как в чрезвычайных условиях, которые мы сами же создаем этими эксами, заниматься военным обучением рабочих, готовиться к массовому вооруженному выступлению? И не кажется ли вам, друзья, что при очень хороших планах практическая наша работа в последнее время приобретает какой-то однобокий характер?

Он высказал наболевшее. Ни Эразм, ни Владимир спорить с ним не стали. С тем и отправились на ужин, заботливо приготовленный для русских гостей хлебосольными хозяевами дома.

Утром Алексеев по заданию Эразма уехал в Петербург. Оттуда он отправится в Киев, где передаст местным товарищам свой «уральский гостинец», договорится о связях и попробует закупить ящик-другой оружия.

Проводив друга, Иван поспешил в Народный дом, где уже началось очередное заседание…

В горячих спорах, в живом товарищеском общении пролетела целая неделя, и вот конференция подошла к концу. Иван стал собираться домой.

– Ничего не выйдет, Ваня, – остановил его Эразм. – Наши выступления на конференции так заинтересовали представителей боевых организаций, что принято решение на специальном совещании обсудить опыт уральцев. Готовься к большому разговору.

После совещания Боевой центр попросил братьев Кадомцевых поработать в столичных организациях. Что было делать? Пришлось отложить свои уральские дела до лучших времен и взяться за работу в Петербурге, где началась решительная перестройка по уральскому образцу.

Гельсингфорс, Выборг, Невская и Нарвская заставы, Петербургская сторона, Васильевский остров… – где только не привелось побывать Ивану за эти зимние недели! В одном месте закупалось оружие, в другом оборудовался тайный склад, в третьем открывалась подпольная патронная мастерская, в четвертом разворачивала свою работу инструкторская школа…

После Нового года Иван не выдержал.

– Всё, брат, больше я не могу. Пора возвращаться. Вот вернется Ольга с деньгами, и мы уедем домой. Поторопись и ты.

И вот они уже едут. До Москвы добрались благополучно. Здесь закупили на двоих полное купе и облегченно вздохнули: ну, теперь уже скоро и Уфа! Как она там без них?..

Глава пятнадцатая

– Больной, к вам гости, – подойдя к койке Гузакова, объявила нянечка. – Приглашать?

– Кто? – поднимаясь и натягивая больничный халат, спросил он.

– Какой-то господин… Фивейский, если верно расслышала. Прикажете звать?

– Такого не помню, – задумался Михаил и тотчас, сообразив, шумно обрадовался: – Ах, Фивейский, говорите! Родственничек прибыл! А я-то думаю, а я-то… Зовите же, наконец!

В палату в накинутом на плечи белом халате быстро вошел среднего роста молодой человек с большими девичьими глазами и светлыми усиками. Остановился, поставил на столик узелок с гостинцами, знакомо улыбнулся.

– Ну, здравствуй, что ли, дружище. Не признаешь?

– Ба, да это же сам Иван Кадомцев!

Михаил молча шагнул вперед, и они радостно обнялись.

– Ну, вот и ты здесь, Ваня. Значит, все в порядке… Значит, опять – за дело?

– Тебе-то, допустим, о делах еще думать рано?

– Пустяки! Не такой я хлипкий, чтобы какой-то простуде поддаться. Хоть сегодня – с тобой!

– Ну-ну, не геройствуй! Всему свое время, дорогой… Потерпи…

В палате никого, кроме них, не было, и они могли говорить свободно, не таясь. Усевшись на край, кровати, опять пытливо оглядели друг друга.

– А ты сдал, старина. Что врачи говорят?

– Воспаление легких было… Да еще ноги подморозил… Но теперь ничего, можно сказать, здоров.

– Это хорошо…

– А ты, Иван, все такой же. Где пропадал, куда ездил?

– Об этом, друг, потом… Наши-то навещают?

– Заглядывают когда-никогда… Это они меня сюда упекли.

– Знаю.

– Держат меня здесь, конечно, не как Гузакова, это ты понимаешь.

– Понимаю.

– А тебе, Иван, жить сейчас в Уфе опасно. Ищут.

– Тебя тоже ищут, тебе тоже опасно… Но ведь дело делать надо?

– Дело… Как там сейчас, на воле?

– Пока не весело. Полиция жмет. Многие наши в тюрьмах.

– Как и симцы наши…

– И симцы – тоже…

Вспомнив о гостинцах, Иван развязал узелок.

– Угощайся. Это тебе от нашей девичьей коммуны. Просили кланяться.

– Спасибо. Жива еще их коммуна? Там собираетесь?

– Коммуна жива, но собираемся каждый раз в другом месте. А вообще-то я только недавно вернулся. Как узнал, где ты, так сразу к тебе.

– Спасибо…

– Сейчас наши ищут для тебя надежную квартиру и паспорт. Как найдут, сообщат. Тогда можно будет подумать и о выписке. Ты нам очень нужен, Михаил. Понимаешь, очень!

Иван ушел. А через несколько дней опять является нянечка с новостью:

– К вам, батюшко, сестрица пожаловала. Встречай-те-ко, голубчик.

Сестра! Сюда? Зачем? Михаил даже было подосадовал на нее: что это она так неосторожно, еще филеров на след наведет! – а вышел и глазам не поверил – Мария! Забыв обо всем, кинулся навстречу, обнял и повел в конец длинного сумрачного коридора, подальше от любопытных глаз.

– Как ты нашла меня здесь? – спросил он, когда они остались одни.

Девушка, еще минуту назад даже не подозревавшая, к кому ее послали товарищи, была удивлена и обрадована не меньше его. Но разочаровывать не стала.

– Нашла вот… И гостинцев принесла. Принимай.

Гостинцы оказались как нельзя кстати: новый паспорт, немного денег и теплое белье. «Только револьверов нет», – огорчился он: в большом городе без оружия он чувствовал себя как-то неуютно.

Впрочем, сейчас было не до таких мелочей. Рядом была Мария, она жива, невредима, и это главное.

– А я столько о тебе передумал всякого, – смущенно заговорил Михаил, глядя ей в глаза. – После того, что произошло тогда в нашем Симе, всего ожидать можно было. Как там сейчас, успокоились?

Вспомнив о доме, Мария погрустнела.

– Не знаю, Миша. Я сама давно там не была, а съездить все никак не решусь: до сих пор страх где-то внутри сидит.

– Так ты… сейчас… тоже здесь? – обрадовался он.

– Здесь… Только об этом – в другом месте. Сам-то как, герой?

– Да вот на ногах уже. Сегодня выписка.

– Так иди, оформляйся. А я подожду.

Через час он выписался из больницы, и Мария отвела его на специально снятую для него квартиру. Дорогой он узнал, что с осени она тоже живет в Уфе, в девичьей коммуне, а служит в швейном заведении Степаниды Токаревой. Под вывеской этого невинного заведения скрывалась одна из явочных квартир уфимских подпольщиков, а девушки-швеи не только аккуратно являлись на службу, но и выполняли различные поручения организации…

Перед тем как оставить его в квартире одного, Мария растопила печь, принесла продуктов, вскипятила чай.

– Ну вот, теперь в тепле не пропадешь. Это тебе не лесной балаган на Трамшаке.

– Ты уже уходишь?

– Пора, Миша… Я и так засиделась у тебя… А за то, что я наговорила тебе тогда, в симской больнице, прости меня. Очень уж нехорошо мне тогда стало: столько крови вокруг, раненые, убитые…

– И во всем виноват один я?

– Не надо, Миша. Я потом все поняла. Ну а тогда… прости, милый. Если можешь…

Михаил ласково привлек ее к себе и долго гладил милые вздрагивающие плечи.

– Это ты прости меня: не сумел, видно, объяснить… Но теперь, слава богу, все позади. Мы опять вместе.

– Только ты опять не пропадай так. Мне и тут страшно без тебя. Видишь, какая я трусиха.

– Здесь ты не одна. Хотя время сейчас такое, что нужно быть готовым ко всему. И все же не горюй: наши праздники еще впереди!

– Ну, так я пошла. А тебе наказ: никуда не выходить и ждать. Товарищи дадут о себе знать сами.

– А ты передай все же: Гузаков, мол, вполне здоров и готов к любому делу.

– Не Гузаков теперь, – улыбнулась Мария, – а Чертов…

– Не Чертов, а Дьяволов тогда уж!

– Ну и придумали же тебе дружки фамилию: скажешь и перекрестишься – брр!

– Вот и хорошо, пусть крестятся слабонервные… И еще «фараоны». Уж кому-кому, а им я Сима не прощу!…

Мария ушла в свою девичью коммуну, а Михаил, возбужденный радостной встречей, возрожденный свободой и предчувствием больших новых дел, стал дожидаться товарищей. Будь у него хоть одна верная явка, он давно, несмотря на запреты, разыскал бы их сам, но явок не было. Оставалось одно – ждать, а это было тяжко…

Так, в мучительном ожидании, прошло несколько дней. Наконец-то появился связной – невысокий тщедушный паренек с быстрыми черными глазами и характерным башкирским выговором.

– Товарищ Дьяволов? – удостоверился он. – Одевайся и айда со мной. Провожу куда надо.

– Ух, наконец-то!

Михаил готов был на радостях расцеловать этого паренька.

– А куда идем, друг?

– А разве я не сказал? – простодушно удивился тот.

– Нет же.

– А, по-моему, сказал.

– И все-таки – куда?

– Куда надо. Я ведь так и сказал: провожу куда надо. Или нет?

– А что там будет – «куда надо»? – входя в игру, усмехнулся Михаил.

– «Хор» будет, товарищ Дьяволов. Идти пора…

– Очень хорошо! – обрадовался Гузаков. И подмигнул: – Давно хороших песен не пел. Наконец-то отведу душу!

Короткий январский день догорал в последних отблесках холодного заката. Сухая морозная поземка шелестела под ногами сыпучей снежной крупой, наметала вдоль заборов длинные сугробы, точила углы домов и телеграфные столбы.

Связной споро шел впереди, изредка оборачиваясь, точно боялся оторваться слишком далеко. И надо сказать, что при всем своем немалом росте и соответствующей ширине шага Гузаков еле успевал за ним. Так они проскочили центральные улицы, поплутали по уже темным, лишенным какого-либо освещения улочкам Старого города и вошли в ворота небольшого предприятия. Здесь связной сдал его своему товарищу и заторопился обратно – за следующим участником назначенной «спевки».

Вскоре Гузаков оказался в теплом просторном помещении, приятно пахнущем сухим деревом и стружкой. Здесь уже было довольно много народу, и все – члены боевой организации. Многих из них Михаил знал. Они подходили к нему, радостно тискали в объятьях, дружески похлопывали по спине, интересовались здоровьем. От них он узнал, что Иван Кадомцев вернулся с конференции военных и боевых организаций, которая проходила где-то в Финляндии, и все с нетерпением ждут его отчета. «Вот конспиратор, – усмехнулся про себя Гузаков. – Заходил ведь, но о конференции – ни слова…»

Помещение постепенно наполнялось. Длинные сосновые доски, аккуратным штабелем лежавшие в дальнем конце цеха (Гузаков решил, что они находятся в цехе чьей-то мебельной фабрики), превратились в скамьи, тщательно вычищенный от стружки столярный верстак – в стол для президиума. Михаил занял место поближе к столу, чтобы лучше слышать и видеть ораторов. Особенно его интересовал доклад Ивана о конференции.

Когда все приглашенные собрались и, угомонившись, устроились на скамьях, появился совет дружины во главе с Иваном Кадомцевым. Михаил поискал глазами Эразма, Алексеева, но не нашел их. Зато появились люди, которых он не знал совсем или прежде видел только мельком. В их числе был и Петр Литвинцев, заходивший к нему в больницу поговорить о делах. Чем он занимается в организации? По всему, бомбистской мастерской, раз был озабочен подбором ребят для обучения этому «адскому» делу. Из симских ребят Михаил посоветовал разыскать Ваньшу Мызгина, а из златоустовцев – Петю Артамонова, брата одного из руководителей тамошней дружины. Где у них эти курсы? Кто их учит? Поскорей бы вернулись, открыли свои заведения и принялись за дело: с наступлением весны потребность в бомбах опять возрастет…

Кадомцев тем временем начал свой доклад. Коротко, не называя фамилий, рассказал об участниках конференции, о царившей там атмосфере, об интересе, который вызвала у собравшихся работа на Урале, об отношении к боевой работе меньшевистского ЦК. Более подробно остановился на решениях конференции и прежде всего на оценке экспроприации.

Для боевиков рабочих дружин этот вопрос был «больным». Рискуя свободой и жизнью, они раздобывали оружие, экспроприировали для нужд партии типографии, бомбистскую технику, деньги. На эти деньги издавалась литература, содержались нелегалы, те же типографии, явки, инструкторские школы, финансировались различные мероприятия. Разговоров вокруг этого вопроса всегда было много. Все хорошо знали, что четвертый съезд партии разрешил изъятие на нужды революции  б о е в ы х  средств правительства. Что же касается средств  д е н е ж н ы х  (того же правительства!), то экспроприация их была признана недопустимой. Тем более – частного имущества! Теперь сама жизнь, революционная энергия масс ломали эти обветшалые установки, однако замахнуться на частную собственность не решилась даже Таммерфорская конференция, отметившая лишь, что она «за партийное разрешение экспроприации всякого казенного имущества при условии самого строгого контроля со стороны партии и полной отчетности перед всем населением».

Позиция меньшевистского ЦК вызвала среди уфимских боевиков бурю негодования. Многие из них, не ахти как начитанные и подкованные теоретически, впервые столкнулись с таким странным и непонятным явлением, когда центральный руководящий орган партии не только не руководит, но и всячески мешает, сознательно ограничивает и тормозит революционную работу. Ни понять, ни тем более оправдать такую позицию они не могли.

– Не надо нам такого ЦК! – слышалось со всех сторон.

– Как меньшевики оказались у руля нашей партии? Куда смотрели большевики?

– Когда будет очередной съезд?

– Для чего было объединяться с меньшевиками? Пусть себе целуются с кадетами!

– Революция этого им не простит!..

Кадомцев долго и терпеливо слушал, потом решительно поднял руку, требуя тишины.

– По вопросу о положении в партии перед вами выступит присутствующий здесь товарищ из комитета. Думаю, он сумеет ответить на все ваши вопросы, а пока вернемся к конференции. Кто хочет высказаться по ее решениям?

– Как отнесся к конференции товарищ Ленин? – не удержался, выкрикнул с места Гузаков. – Известны ли ему ваши резолюции?

Кадомцев опять поднял руку, но в зале уже и так установилась полная тишина: эти вопросы интересовали всех.

– Подготовка конференции, – стал объяснять он, – шла с ведома и одобрения товарища Ленина. Перед открытием ее один наш товарищ встретился с ним и привез от него частное письмо, в котором товарищ Ленин предостерегал нас от всяких боевых крайностей и прожектерства. Так что хотя его и не было среди делегатов, влияние его ощущалось во всем. С протоколами конференции товарищ Ленин тоже ознакомлен и наши решения в целом одобряет. И вообще должен сказать, что товарищ Ленин стоит за самое решительное и энергичное вооружение масс, за самую серьезную и энергичную подготовку к вооруженному восстанию, но в то же время требует строжайшей дисциплины, полнейшего подчинения партии. Вот так, товарищи!