Текст книги "Свобода Маски (ЛП)"
Автор книги: Роберт Рик МакКаммон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 32 (всего у книги 39 страниц)
Это имя прозвучало, как удар в живот, но Мэтью постарался не показать никаких эмоций и был уверен, что ему это удалось.
– И что он сделал?
– О… вы не знали? Что ж, это пустяк, как вы могли бы выразиться. Его первое дело, когда он прибыл в Лондон в качестве помощника главного констебля, заключалось в том, чтобы провести обыск складов в доках. Я полагаю, что вы уже осведомлены, что там хранилась партия «Цимбелина», ожидающая переправки в Испанию, и вы передали эту информацию, куда сочли нужным. Я также догадываюсь, кто эту информацию предоставил. Поэтому такая же карточка отправится в путешествие через Атлантику и будет доставлена небезызвестной вам Минкс Каттер, и ей придется заплатить – как и мистеру Лиллехорну – за то, что осмелились забрать то, что им не принадлежит. За то, что наложили руку на мой порох.
Мэтью вспомнил. Фэлл был прав. Минкс рассказала ему, что специальный порох, созданный Профессором, был спрятан на складе и скрыт в баррелях под видом смолы и морских товаров. Он проинформировал об этом и Лиллехорна, и Лорда Корнбери, вернувшись в Нью-Йорк, но думал, что его информация была проигнорирована, и высокопоставленные люди лишь пожали плечами, не желая вмешиваться в это дело.
– Я также предоставил Лиллехорну имена Фредерика Нэша и Эндрю Хальвесторна, – отозвался Мэтью, вспоминая и другие сведения, которые дала ему Минкс о влиятельных особах, которые являлись не последними фигурами в лондонском Парламенте и работали менялами. Эти люди также состояли в компании Фэлла. – Они уже в Ньюгейте?
Фэлл тихо усмехнулся, оценив дерзость Мэтью перед лицом отчаяния.
– Первый здесь, на новом посту мэра Прекрасного Бедда в мое отсутствие. А второй… к несчастью, бедный Эндрю выбил себе мозги выстрелом из пистолета, когда Джулиан не сумел убедить его искать убежища здесь.
– О, вы хотите сказать, что Эндрю вышиб себе мозги, когда Девейн нажал на курок?
– Он был рад услужить.
– Я думал, что он работает на Матушку Диар. А где она?
– Все еще здесь и останется на какое-то время. И… с тех пор, как я стал хозяином – или лучше сказать, руководителем – Матушки Диар, я также являюсь руководителем и для Джулиана Девейна. Ах! А вот и наше угощение! – послышался стук в дверь. – Входите.
Помяни дьявола! – в комнату вошел Девейн собственной персоной, принеся с собой серебряный поднос с двумя небольшими тарелками, на которых лежали куски торта. Также на подносе можно было разглядеть две серебряных ложки, две зеленых керамических чашки и чайник из одного комплекта, сахарницу, и небольшую чайную ложечку, на которой был выгравирован – Мэтью заметил это, когда Джулиан приблизился – дракон с парой горящих инкрустированных драгоценными камнями глаз.
– Поставьте сюда, пожалуйста, – попросил Фэлл, указывая место на столе. – Если вы мне снова понадобитесь, я позвоню.
Девейн покинул комнату, не сказав ни слова и даже не взглянув на Мэтью.
– Я ведь сказал, что ничего не хочу, – возразил молодой человек, когда Фэлл наполнил две чашки. Это был специальный чайник, который вмещал в себя лишь две порции.
– Вы забавляете меня. Вы думаете, что, наливая две чашки, я умудрился отравить лишь одну, находясь под вашим пристальным наблюдением?
– Нет, – качнул головой Мэтью.
– Вот и славно. Угощайтесь тортом.
– Определенно, нет.
Фэлл пожал плечами и сделал глоток из своей чашки.
– Итак, вернемся к карточке. Вам может быть интересно, что мистер Лиллехорн получит метку, поставленную вашей кровью. Она была взята из вашего рта, пока, по словам Матушки Диар, вы потеряли сознание во время визита к врачу. Кстати сказать, у нас здесь есть хороший врач, который может позаботиться о ваших зубах… вы можете поговорить с ним и сходить на прием, чтобы убедиться, что доктор Нодди сделал все чисто и убрал за собой.
Мэтью наблюдал, как Фэлл пьет свой чай. Профессор выбрал один из кусков торта и принялся с наслаждением есть его.
– Что содержится в «Белом Бархате»? – спросил Мэтью.
– Вы уже знаете это. Наркотик из последней тетради с изумительными формулами доктора Джонатана Джентри. У нас здесь есть теплицы со всеми нужными растениями. Доза увеличивалась со временем. Это был деловой эксперимент.
– Похоже, нашелся еще один человек, заинтересованный в этом деле. Матушка Диар рассказала вам, что случилось на складе?
– Рассказала, – уголки губ Фэлла поползли вниз. – Нашелся некий… давайте будем джентльменами и назовем его просто выскочкой… который пришел на территорию – мою территорию – с очевидными великими амбициями. Это была не первая партия «Белого Бархата», которую украли, и не первые мои помощники, которые были убиты в процессе. Кто бы это ни делал, он также убил моего подельника судью Фэллонсби и всю его семью. Он дразнит меня, как и ваш Альбион, убивая других членов, моего… скажем так, круга. Но этот новый человек, если выражаться мягко, оставляет занимательные отметки на лбах своих жертв… отметки бесноватых.
– Бесноватых? – переспросил Мэтью, не припоминая, чтобы слышал этот термин раньше.
– Это кто-то, кто одержим – или верит, что одержим – демоном.
– Что вы имеете в виду под этим «или»? Никто не может быть по-настоящему одержимым, такие вещи не существуют.
Хитрая улыбка, мелькнувшая на тонком лице Профессора, выглядела устрашающе.
– Ох, Мэтью! – выдохнул он. – То, что вы видели в Лондоне… на том складе… то, что вы когда-либо видели за вашу недолгую жизнь… неужели после всего этого вы можете говорить, что такие вещи не существуют? Даже ваша Библия упоминает, что это возможно. Если б вы были моим сыном, я бы посоветовал вам… повзрослеть.
– Ближе всего к демонам из всех земных существ я считаю вас, – Мэтью почти упомянул содержание «Малого Ключа Соломона», но сдержался.
– В своем обучении ужасам, – качнул головой Профессор. – Вы можете найти, что я весьма далек от того, чтобы быть худшим.
– Спорно, – голова Мэтью начала болеть, а во рту пересохло, как в пустыне. Он был голоден и испытывал чудовищную жажду, но не позволил себе взять ни кусок торта, ни чай. – Я хочу знать больше о «Бархате». Его производят здесь?
– Нет, мы производим здесь только секретный ингредиент. Или правильнее будет сказать, один очень талантливый химик производит этот ингредиент здесь. В своей лаборатории в больнице, если хотите знать… а вы всегда хотите. Джин мы покупаем, как и любой другой покупатель, в том же Лондоне. Мы добавляем наркотик уже на месте, и джин отправляется на склады. Это не я решил назвать его «Белым Бархатом». Думаю, это заслуга Лорда Паффери, за что я ему благодарен.
Мэтью испытал небольшое удовлетворение, поняв, что знает секрет, который Фэллу не известен.
– Ваш новый химик, должно быть, занятой человек. Я полагаю, у него ушло немало сил и времени, чтобы воспроизвести формулы Джентри и испытать их на целой деревне?
– Совершенно верно. А также создавать еще более новые вещества и испытывать их на единомышленниках, которых я считаю достойными. Вы уверены, что не желаете кусок торта или чай? Вы выглядите… неважно.
– Я желаю, чтобы Берри Григбси и Хадсон Грейтхауз вернулись к нормальной жизни, – ответил Мэтью.
Профессор допил свой чай. Он взял небольшой кусок торта и отклонился на спинку своего кресла, после чего улыбнулся, глядя поверх Мэтью на выполненную в форме осьминога люстру.
– После Острова Маятника, – произнес он тихо, но янтарные глаза на его тонком лице вспыхнули. – Я провел много времени, представляя, как именно я разделаюсь с вами, когда найду вас. Заметьте, не «если», а «когда» найду. Я знал… когда-нибудь, в один прекрасный день вы вновь попадетесь мне. Я представлял себе… радикальные методы. Утопить вас, четвертовать, заставить вас съесть собственные органы, убить, раздробив каждую кость, отрезать вам голову по кускам, начиная с частей лица, но есть одна вещь, о которой я не подумал, – он сделал паузу на несколько секунд и расплылся в торжественной улыбке. – Я не думал, – продолжил он. – Что смогу так удачно заполучить ваших друзей до того, как доберусь до вас. Это сильно поменяло дело. Это успокоило меня, как вы можете видеть.
– Я вижу лишь монстра, сидящего за письменным столом, – сказал Мэтью, подняв обе руки и потерев ноющие от боли виски. Голова его неприятно плыла. – Вы собираетесь убить меня, и я не могу вас остановить. Но ради всего святого, отпустите этих двоих. Со мной делайте, что хотите, но…
– Я уже делаю с вами, что хочу, – перебил Профессор. – Вы разве еще не поняли? Записи Джентри оставили мне огромное богатство информации о различных наркотических веществах и ядах, большинство из которых помогают манипулировать сознанием и достигать различных эффектов. К примеру, три семени определенного растения – перемолотые и добавленные в еду или жидкость, если их принимать дважды в день – приведут к неминуемой смерти через много дней. Но одно семя того же самого растения, точно так же употребляемое каждый день, даст совершенно другой результат. Вот, что содержит в себе сокровищница Джентри. Яды не обязательно должны быть смертельными, если только нет намерения убить. Которого… в случае мисс Григсби и мистера Грейтхауза у меня нет.
Голова Мэтью и впрямь начала кружиться. Его язык перестал слушаться, а сердце в его груди, казалось, начало биться так бешено, что могло вот-вот лопнуть.
– Вы покраснели, – заметил Фэлл. – А я все думал, когда же это начнется. Теперь слушайте внимательно.
– Вы надышали не в ноты… – выдавил Мэтью, чувствуя, как собственные слова превращаются в неясную абракадабру вместо желаемого «Вы подмешали мне что-то».
– Тише. Слушайте, – Фэлл подался вперед, ближе к столу. – Ваша награда за то, что вы сделали со мной, состоит в том, что вы будете наблюдать, как я уничтожу ваших друзей. А теперь… теперь я бы на вашем месте не пытался встать. Я воздействовал на ваш центр речи и чувство реальности, хотя ваш слух в полном порядке. Если вы попытаетесь покинуть комнату, вам можете случайно оседлать перила балкона, представляя себе, как седлаете коня и скачете, как настоящий всадник авангарда. Слушайте, я сказал!
– Стропила… менять… – сказал Мэтью вместо того, чтобы сказать «Отравили меня». Его рот не повиновался желаниям мозга и выдавал какой-то неясный набор слов, при этом губы казались непомерно тяжелыми, а язык ощущался безвольной подушкой, которая вместо речи извивалась ленивым червем.
– Вода в вашем доме – чрезвычайно сильное средство. Но действует она не через питье. Средство проникает в кожу. Я предполагал, что вы захотите выглядеть джентльменом и предпочтете побриться и умыть лицо поутру. И руки тоже. Правда, эффект достигался чуть дольше, чем я предполагал, но мы еще только тестируем это средство.
– Светить! – выкрикнул Мэтью, чей разум уже успел потерять нить того, что собирался сказать. Комната начала вращаться и растягиваться на огромные расстояния перед глазами. Три Профессора Фэлла восседали на трех креслах за тремя письменными столами.
– Сидите спокойно. Дайте мне продолжить. Мистеру Грейтхаузу давали то, что я называю essential timoris – эссенция страха. Она позволяет ему успокаиваться только во сне, а когда он бодрствует, ему приходится жить в сущем кошмаре. Если бы ему не давали этот наркотик ежедневно, он бы вернулся к нормальной жизни через три или четыре дня, – Фэллы подняли три указательных пальца, которые в искаженном восприятии Мэтью показались тремя железными копьями, тянущимися к бесконечному потолку. – Что касается мисс Григсби, ей давали очень интересное зелье, используя корень растения, позволяющего открыть разум к внушению, что имеет стабильный кумулятивный эффект. Она для вас потеряна навсегда, потому что даже если ей прекратят давать это вещество тотчас же – чего не произойдет – она не сможет выздороветь без постоянного и тщательного применения противоядия, – его тройная усмешка обнажила зубы, похожие для Мэтью на клавиши пианино, янтарные глаза превратились в наполненные пауками дыры на трех лицах. – Вы будете наблюдать, как она медленно впадает в слабоумие, – сказал тройной Профессор. – А в конце ее развитие деградирует до уровня младенца в колыбели, и я могу позволять вам качать эту колыбель время от времени.
Мэтью попытался встать. Он больше не сидел на кресле. Он был погружен в полную смолы яму, все его движения сковывала черная вязкая жидкость.
– Пока вам не стало хуже, – сказал Фэлл. – Вам лучше съесть ваш кусок торта. Там ваш антидот.
С величайшим усилием, сопротивляясь липкой смоле, которая начала возникать прямо из воздуха и проказой налипать на лицо, Мэтью потянулся к куску ванильного торта, который, как он догадался, располагался на среднем столе из трех, что вращались у него перед глазами. Его рука тянулась, тянулась и тянулась, превращаясь в невинную ручку ребенка – столь же неуклюжую и непослушную. Пальцы – длиной в милю – обратились в шипы. Рука сомкнулась на куске торта, который тут же ожил, обратившись в порочного и страшного зверька, пытающегося укусить шипы-пальцы Мэтью. Лица Фэллов раздулись в ухмылке, оползли, стали узловатыми и опухшими. Мэтью не был уверен, на самом ли деле он держит руками кусок торта, потому пальцы его умерли… то есть, окончательно потеряли чувствительность. Затем он поднес странное существо к своему лицу, но не сумел отыскать на нем рот, поэтому сначала ткнул пирогом себе в нос и в глаз.
– Хотел бы я, чтобы доктор Риббенхофф увидел это, – произнесла говорящая бородавка.
Мэтью отчаянно и лихорадочно работал, чтобы откусить хотя бы кусок, и ему казалось, что он преуспел… а может, действительно – только казалось? Он продолжал запихивать неясную массу в свой рот непослушными мертвыми пальцами. Проглотить тоже было очень непросто. Вокруг него начали бегать предметы мебели, смешиваясь в нечто неясное. Солнечный свет, проникающий в комнату из другого мира, разверз ослепительно красную яму, в которую хотел затащить Мэтью.
– Закройте глаза, – сказало корявое безликое чудовище, которое начало вдруг неимоверно разрастаться. Его распирало, из головы выросли щупальца, которые были острыми на концах, как бычьи рога.
Мэтью послушался. Казалось, глаза обернулись и посмотрели внутрь его черепа.
– Вам потребуется около получаса. Я позвоню Джулиану, чтобы он отвел вас в комнату, где вы сможете прилечь. Я хочу, чтобы вы понимали, насколько бесполезно сопротивляться… даже самую малость. Кивните, если понимаете, что я вам сказал.
Мэтью кивнул. Он чувствовал, что голова его опрокидывается назад и начинает качаться вперед и назад, как на лесках – и это было единственным, что удерживало ее на месте, потому что в тот момент он понял, что изначально был рожден без костей. Это была плоть, созданная Профессором Фэллом, и он же может разорвать ее на части.
– Когда вернетесь в ваш дом, вы найдете свежую наполненную бутылку воды. Выпейте столько, сколько сможете. Там будет только вода. Я хочу, чтобы вы были в хорошем состоянии, чтобы явиться на ужин к восьми. Вы и судья Арчер будете моими почетными гостями.
Мэтью почувствовал, как щупальца обвиваются вокруг него, охватывают его тело с огромной силой и начинают давить, а смола ползет по ногам, плотно приковывая их к полу.
Зазвонил колокольчик.
– Нужно было сразу принять от меня пирог, – хмыкнул кто-то над самым левым ухом Мэтью. – Видите, что бывает, когда вы даете волю своему упрямству?
Глава тридцать шестая
Так и было, подумал Мэтью, лежа на кровати в своем доме, самые худшие мои подозрения оправдались. Все, что только могло случиться с Берри… произошло, и даже нечто более ужасающее – потому что она была жива и медленно умирала, а он ничего не мог сделать, чтобы этому помешать. Где находится книга с формулами Джентри? В доме Фэлла, в больнице под присмотром нового химика Риббенхоффа? Или где-то еще? И даже если он достанет книгу, как же он сможет сделать противоядие для Берри, чтобы без вреда для ее разума вывести наркотик из ее организма?
Он лежал, уставившись в потолок. Голова его все еще болела, а тело била легкая дрожь, но, по крайней мере, ему не казалось, что стены превращаются в неведомых монстров, как это было с комнатой в доме Профессора. Когда Девейн отвел его сюда, Мэтью опрокинул в себя едва ли не половину содержимого бутылки с водой. Он подумал, что, возможно, она все же тоже чем-то отравлена, но узнать это не было никакой возможности. Он был абсолютно беззащитен перед любым ядом Фэлла, который тот выберет для нового эксперимента.
И что насчет Хадсона? В темной клетке, с терзаемым кошмарами разумом… такая судьба была хуже смерти, особенно для человека такой силы. Скорее всего, судью Арчера тоже не обошли стороной эксперименты Профессора, и оставалось лишь гадать, во что превратили его. Если раньше и можно было надеяться на помощь Альбиона, то теперь… безнадежно…
Мэтью прижал ладони к глазам. Ему нужно было думать, хотя мозг его превратился в кашу. Каким чудом может получиться вырваться из Прекрасной Могилы? Перед тем, как освободить его, Фэлл приказал Девейну пойти в таверну и принести что-то существенное, чтобы Мэтью поел после того, как голова окончательно пройдет, хотя сейчас еда была последним, о чем мог думать молодой человек. Он боялся сегодняшнего ужина. Сколько было времени сейчас? Он посмотрел на циферблат часов «дорогого Филиппа»: девять минут четвертого. Мэтью очень хотел снова увидеть Берри, потому что она ожидала, что Эштон Мак-Кеггерс придет, чтобы поужинать с ней этим вечером в таверне, но он не мог вынести того, что она его снова не узнает и примет за другого: сегодняшний его визит она и вовсе сочла воплощением своего сна об Эштоне.
Он вновь спросил себя, каким возможным оружием сможет дать отпор. Была ли ситуация в самом деле настолько безнадежной, или просто нужно было лучше посмотреть, чтобы обнаружить выход, развернуть шахматную доску и взглянуть иначе? Он не мог сдаться. Все они могли быть обречены – так или иначе – но с условиями медленного смиренного умирания он не был готов соглашаться.
Чего мог так страшно желать Профессор?
Мозг Мэтью продолжал работать, если, конечно, работа белки в клетке может быть названа таковой.
Нужное слово пришло к нему. Информация.
Профессор ценит информацию. Особенно касательно одного субъекта.
Местонахождение Бразио Валериани.
Он сел. Его голова еще несколько секунд кружилась, пока не зрение не стабилизировалось.
Он подумал… если можно выяснить что-то у кузины Валериани Розабеллы, что еще не выяснил Фэлл… это может быть достойным оружием.
Стоило попытаться и пойти в таверну. Если мадам Кандольери сейчас там, тем лучше. Если же нет, разумеется, кто-нибудь скажет ему, где найти ее. Или, возможно, стоит поискать ее в театре, где бы он ни находился. Наверное, она там, репетирует свою программу. Если получится отыскать Ди Петри, это тоже может сослужить хорошую службу. А, быть может, получится встретиться сразу и со служанкой оперной дивы.
В любом случае, он понимал, что ничего хорошего из пустопорожнего сидения в доме не выйдет ни для него самого, ни для Берри, ни для Хадсона, ни для судьи Арчера. Он сделал несколько шагов и понял, что вполне способен передвигаться, не производя при этом впечатление пьяного идиота, хотя ноги все еще были слабыми и слушались плохо. Для страховки следующие шаги по комнате пришлось сделать, опираясь о стену. Вскоре он понял, что полностью прямо держаться все еще не может, но нынешней подвижности вполне хватало, чтобы исполнить свое намерение.
Он надел плащ и треуголку, после чего покинул дом.
В «Знаке Вопроса?» хозяин таверны сказал Мэтью, что понятия не имеет, в каком доме проживает дива, но это, разумеется, было ложью. Просто люди Фэлла не собирались упрощать ему задачу. Трактирщик сообщил Мэтью, что зал встреч располагался на Трешер-Стрит, где должно было состояться выступление мадам Кандольери завтрашним вечером.
Мэтью вновь направился против ветра. Прохожие приветствовали его так, будто он уже был частью их сообщества, они любезно одаривали его безразличными улыбками и отравленными наркотиками взглядами. По пути на Трешер-Стрит молодому человеку в голову пришла мысль о том, какая общественная деятельность присутствует в этом месте. Он заметил дом с вывеской «Школа Искусств Мадам Хеннисчайлд», а другой дом был отмечен транспарантом «Общество Строителей Прекрасного Бедда», а сразу за ним располагался «Клуб Наблюдателей за Звездами Джона Майерса». Судя по всему, понял Мэтью, здесь запросто может встретиться и какое-нибудь «Сообщество по выдуванию пузырей». Он миновал компанию из трех мужчин, стоящих рядом с небольшим сараем и добродушно беседующих за разгрузкой небольших ящиков, которые он уже замечал ранее в вагоне, и молодой человек почти ожидал увидеть рядом вывеску «Конфедерация Бондарей».
Пара охранников встретилась Мэтью по пути. Они патрулировали улицы с мушкетами на плечах и пристально глядели по сторонам.
Мэтью задумался, случалось ли такое, чтобы кто-то приходил в себя от этого дурмана или впадал в неадекватное поведение от ядов, которые ему давали. Это могло запросто повлечь за собой выстрел мушкета или даже два – в зависимости от обстоятельств. Мэтью содрогнулся от одной мысли, какие страшные зелья содержатся в записях Джентри, собранных со всего света. А ведь, наверняка есть среди этих формул и такие, которые могут дать человеку суперсилу.
Театр было несложно отыскать. Это было большое, но все еще одноэтажное здание из коричневого камня, пострадавшее от непогоды. Его трудно было назвать сараем, который так презирала мадам Кандольери, но больше это строение на часовню или небольшую церковь с колокольней на крыше. Мэтью подошел к дубовой двери и открыл ее, очутившись в приемной, где можно было снять треуголку и плащ.
– Ты можешь не тянуть одну единственную ноту? – прозвучал предупреждающий гром недалеко впереди. – Mi fai cosi pazzo io esplodere! [Мой мозг сейчас взорвется (ит).] Джанкарло, заставь этих idioti понимать английский!
Мэтью вошел в главный зал. Свет проникал сюда из двух окон – по одному с каждой стороны здания, что, по-видимому, было недавними усовершенствованиями. Здесь располагалась дюжина скамей, между которыми по центру, справа и слева имелись проходы, ведущие к высокой платформе, которая, похоже, являла собой недавно построенную сцену. Ступени находились с правой стороны платформы, устланной красивым дорогим ковром. Прекрасная, но пугающе грозная женщина стояла в самом центре сцены, одетая в объемистую пурпурную мантию, ее черные волосы были уложены в высокую прическу и украшены сверкающими золотыми гребнями. Дива деловито упирала руки в боки, а ее глаза метали огненные снаряды в ее бедный оркестр.
Горе-аккомпаниаторы сидели у подножия платформы в креслах, которые были, видимо, специально принесены сюда для этого выступления. На пюпитрах рядом с музыкантами разворачивались копии партитур. Здесь присутствовали двое скрипачей, которых Мэтью видел на площади, и двенадцатилетний мальчик, у коего – он знал – было целых четыре урока игры на трубе. Все музыканты цеплялись за свои инструменты, как если бы что-то могло попросту унести их прямо из рук. Аккордеонист и девушка с бубном, похоже, дезертировали с этого корабля в самом начале, судя по тому, что нигде в зале их не было. Мэтью и в самом деле заметил Ди Петри, сидящего в первом ряду вместе с тем самым человеком, которого он так надеялся найти: с темноволосой девушкой, явившей собой ту самую причину, по которой Фэлл привез сюда всю троицу.
Ди Петри поднялся со своего места, храбро становясь между леди и объектами ее гнева.
– Прошу, Алисия! – взмолился он, складывая руки, словно в молитве. – Они стараются, как могут. Не могли бы вы…
– Это их «как могут» – просто un grande mucchio di merda [большая куча дерьма (ит.)]! – вскрикнула она. – Как я могу петь под этот мусорный шум?
– Леди, – обратился один из скрипачей. – Я просто не могу играть по этим нотам. Здесь их слишком много, – он устало выдохнул и поднялся со своего стула. Мэтью понял, что даже эти двое мужчин – и, похоже, что мальчик тоже – были заключены в объятия какого-то расслабляющего зелья счастья, потому что на всех их лицах держались блаженные улыбки. – Я не могу говорить за Ноя или Алекса, но я уверен, что я уже достаточно пожарился в лучах вашего гнева и почти сгорел дотла. Я направляюсь домой.
– Ной может говорить сам за себя, – отозвался второй скрипач, также поднимаясь на ноги. – Верно, как дождь. Я ухожу.
– Вы не можете уйти от меня! – завопила она. – Я одна из трех женщин в целом мире, кто поет в опере! Ты хоть знаешь, как много я работала и что я сделала, чтобы добиться своего места среди мужиков с отрезанными яйцами и детскими голосами? – этот всплеск откровения пошел на убыль. – И знаешь, что я сделала ради музыки?
Мальчик встал и последовал за остальными к выходу. Он обернулся – с трубой в руке – и произнес голосом, который явно должен был принадлежать кому-то постарше:
– Возможно, вы найдете кого-то, кто вам подпоет.
Затем трое музыкантов покинули театр и не стали свидетелями того, как мадам Алисия Кандольери ухватилась за воздух так, будто могла оторвать от него кусок. Мэтью был уверен, что не только эти трое услышат ее крик снаружи, и подумал, что Леди Паффери может даже написать в своем следующим выпуске, что чудовищный звук падающего метеорита пронесся над Атлантикой рядом с Уэльсом.
– Caro Signore![Милостивый Боже! (ит.)] – воскликнул Ди Петри. – Давайте все успокоимся.
– Это умалишенное сумасшедшее безумие! – взвыла леди, качнувшись из стороны в сторону. – У меня даже нет гримерной комнаты! Они, что, ждут, что я… – красный туман злости, должно быть, чуть рассеялся, потому что дива заметила Мэтью, шагающего по проходу. – Хочешь хорошенько посмеяться надо мной, мистер?
– Вовсе нет, – Мэтью снял треуголку. – Я сопереживаю всем, вовлеченным в это мероприятие.
– Со-пе-ре-же-вы-вáть? Что он такое говорит, Джанкарло?
– Ему жаль нас, – сказал Ди Петри, переведя не до конца верно.
Она начала оглядываться, и Мэтью понял, что она ищет что-то, что можно швырнуть.
– Мрак! – завопила она, и молодой человек на мгновение подумал, что она вот-вот начнет рвать на себе волосы. – Disperazione! Agonia su di me! [Отчаяние! Я в агонии! (ит.)]
Мэтью спустился вниз по левой стороне прохода. Он бросил быстрый взгляд на Розабеллу, которая, в свою очередь, посмотрела на него. У нее было миловидное овальное лицо, большие карие глаза, в которых застыло выражение недоумения. Она была намного младше, чем он предполагал – быть может, лет семнадцати от роду, не больше.
– Простите меня, – обратился Мэтью, когда достиг платформы. – Но неужели вам в действительности так нужен оркестр?
– Конечно, нужен! Ты спятил? Какая же опера без музыки?
– Но, – быстро нашелся он. – Разве от вас исходит не достаточно музыки?
Мадам Кандольери издала странный звук, видимо, обозначающий то, что она не уследила за его рассуждениями. Ее руки поднялись, как молоты, ее зубы стиснулись, и Мэтью испугался, что она сейчас бросится на него прямо с этой платформы, желая растерзать.
– Алисия! Ascoltatelo![Послушайте его! (ит.)] – обратился к ней Ди Петри, вставая на сторону Мэтью. – У него есть что-то!
– У него мозг в лихорадке! – закричала она с прежним жаром.
– Нет, нет, синьора! Подумайте об этом, как о вызове! Этот молодой человек прав… музыка исходит от вас! Есть у вас аккомпанемент или нет, смысл не в этом. Вы знаете libretto, что же еще вам нужно?
– Ха! – единственный звук, вылетевший пистолетной пулей из ее рта, мог запросто разбить стекла в окнах. – Открой глаза, Джанкарло! Siamo nel piu profondo di merde! [Мы увязли глубоко в дерьме! (ит.)]
Ди Петри подтянулся, стараясь держаться прямее и выглядеть выше. Мэтью показалось, что у управляющего дивы смелости прибавилось с его появлением. Ди Петри тем временем спокойно сказал:
– Мы в глубоком дерьме, потому что вы это позволяете.
Грудь мадам Кандольери надулась, как парус военного корабля. Ее красные губы начали размыкаться, чтобы произвести оглушительный выстрел.
– Он прав, синьора, – раздался тихий голос служанки, которая поднялась со своего места, чтобы присоединиться к сопротивлению. – Никто не может победить вас, кроме вас самой.
Эта тихая правда затушила горящий фитиль бомбы. Мадам Кандольери перевела взгляд с Розабеллы на Ди Петри и обратно, и ее военный корабль начал отбывать обратно в нейтральные воды открытого моря. Она испустила – ууффф – вздох и почесала лоб, с тревогой, недоступной ни одному живому существу. – Вы все думаете, я могу сделать это? – спросила она.
– Я уверен, – ответил Ди Петри. – И… если даже если где-то вы сфальшивите один раз, кто из этих англичан с полными воска ушами узнает это?
– Я точно не узнаю, – добавил Мэтью.
Указательный палец мадам Кандольери постучал по подбородку.
– Si! – выдала она после недолгой паузы. – Если я не смогу сделать это, то никто не сможет… уж точно ни одна другая женщина!
– Вот это правильный настрой, синьора. Мы здесь идем по неизведанной территории.
– Si, – повторила она. – И кто может знать – быть может, завтра заплатят выкуп? Что ж, очень хорошо. Я начну с начала, без этого мусорного шума, бьющего мне в ушные барабаны.
– Барабанные перепонки, – поправил Ди Петри.
– Могу я попросить об услуге? – спросил Мэтью перед тем, как его бы заглушили. – Позволите мне украсть у вас Розабеллу на несколько минут?
– Меня? – удивилась девочка. – Зачем?
– Si! За почему? – взволнованная мадам Кандольери выглядела так, будто вот-вот вспыхнет от гнева снова.
– У меня есть к вам несколько вопросов, которые бы я хотел задать, – кивнул Мэтью, обращаясь к служанке. – Мы можем выйти наружу? Как я и сказал, это не займет много времени.
– Вопросы? О чем? И кто вы такой?
– Это молодой человек, о котором я тебе рассказывала. Мы встретились с ним в таверне прошлой ночью, – сказала мадам Кандольери. – Его похитили, как и нас.
Мэтью решил не поправлять эту леди, а оставить все, как есть.
– У меня есть вопросы, похожие на те, что задавал Профессор Фэлл. Насчет вашего кузена Бразио.
Розабелла нахмурилась.
– Почему Бразио так важен? Я не видела его много лет!
Возможно, ободренный своим успехом по успокоению звезды, Ди Петри и здесь решил прийти на помощь:
– Давай, Розабелла. Разговор с этим молодым человеком точно тебе не навредит.
– Хорошо, – ответила она, хотя в голосе все еще слышалась некоторая неуверенность. Мэтью было ясно, что она не имеет ни малейшего понятия, чем ее кузен так ценен для Профессора Фэлла, но у молодого решателя проблем были свои способы выяснить это.
Розабелла надела светло-голубую накидку с капюшоном, а Мэтью вновь надел свою треуголку и плащ. Они вышли на улицу и стали прямо у входа в лучах яркого солнца.
