Текст книги "Свобода Маски (ЛП)"
Автор книги: Роберт Рик МакКаммон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 39 страниц)
Глава девятнадцатая
– Доволен?
– Минуту, пожалуйста, – отозвался Мэтью. Он смотрел, как приветливое солнце появляется из-за облаков примерно секунд на сорок, освещая желтыми лучами улицы Уайтчепела. Затем облака сомкнулись снова, их серые животы, беременные будущим дождем, соприкоснулись, а и без того холодный ветер стал еще холоднее.
– Не на что тут смотреть, – сказал Рори Кин, стоя сбоку от Мэтью.
И, если искать в этом пейзаже красоту, то можно было с ним согласиться – смотреть не на что. Но Мэтью искал иного: он пытался понять сущность окружающего его района, и в том, что предстало перед ним, положительного было мало.
Стоя на крыльце ветхого заброшенного склада Семейства, который они называли домом, одетый в жуткий фиолетовый костюм, который для него приобрели в магазине местного портного, Мэтью старался использовать все данное ему время, чтобы полностью оценить ситуацию, в которой оказался, и найти свое место в сложившейся схеме.
В первую очередь, он испытал огромное удовольствие, потому что никто больше не угрожал вспороть ему горло бритвой, во-вторых, приятно было снова носить хоть какую-то одежду и плотные ботинки, а в-третьих, блаженством было выбраться, наконец, из сырого подвала… хотя на улице воздух был не менее сырым.
В пределах видимости на западе на фоне ужасной разрухи возвышались огромные здания Лондона, величественные и грандиозные строения, шпили которых рвались ввысь, подобно Вавилонской Башне. На востоке рождались новые районы столицы, уже обретя черты сотен деревянных каркасов, вырвавшихся из земли и растянувших сеть над городом. Рядом был построен городок для рабочих и их семей. Также со своего места Мэтью мог видеть огоньки, блестящие на склонах туманных холмов. Лошади, мулы и волы тянули повозки, груженные кирпичом и брусьями, вдоль пути, на котором еще только предстоит построить улицы. Мэтью не мог увидеть достаточно много с юга из-за зданий, встающих преградами, но он полагал, что вдоль речных пристаней располагаются склады, спрессованные друг с другом, как упакованные в бочку сардины.
Где-то, он был уверен, находились весьма элегантные и аккуратные районы, в которых лорды и леди купались в плюшевой роскоши своих поместий, где белоснежные парики всегда были в моде, где кареты, содержащиеся в безупречной чистоте верными слугами, везли лучшие лошади, которых кормили лучшим овсом.
Впрочем, где бы это ни было, этот мир располагался далеко от Уайтчепела.
А здесь само небо казалось загрязненным, пересекаемое черными знаменами, вытекающими из десятков промышленных дымовых труб, и черные испарения опускались и приземлялись грязной росой на приземистые и кривые здания, еще больше затемняя их крыши, окна и стены, посему даже кирпич, из которого строились местные дома, имел полуночный оттенок.
Если б кто-нибудь из носящих парики знатных господ оказался бы здесь, к примеру, в изрядном подпитии, то однозначно был бы здесь белой вороной.
Вагоны, которые разъезжали по улицам, залепленные грязью и золой, все выглядели потрепанными, каждая была где-то подправлена, залатана, стянута веревкой, и любой вагон – большой или маленький – имел какой-то изъян в оснастке или пропорциях. В дополнение к местному колориту даже лошади, везущие повозки в этом районе, казались уставшими и неопрятными, к тому же все были разномастными и имели неодинаковые габариты: одни были большими и неповоротливыми, другие – маленькими и щуплыми, но все они, как сказал Паули, работали и старались выживать «кровью и потом». Казалось, что каждый вагон в этой медленной процессии движется к своим личным похоронам.
Мэтью теперь ясно понял, что территория Черноглазого Семейства сама по себе была черным глазом Лондона. У него складывалось впечатление, что местная промышленность – в основном кожаная и скотобойная, от которых распространялся жженый запах и вонь извлеченных внутренностей, наполняющая ветер – была жизненно важна для развития города, но вынуждена была располагаться как можно дальше от принадлежащих к элите лордов и леди, живущих в другом мире. Здания были по большей части построены из грубого камня и кирпича, но все же среди них затесалось несколько деревянных построек, напоминающих тот склад, на ступенях которого сейчас стоял Мэтью. Старое дерево крыш этих строений было порядком изношено и заметно тянулось к земле, прогибаясь от множества перенесенных ударов дождя, ветра и времени. Солнце – за минуту своего недолгого появления – бросило веселый отблеск на множество грязных окон, хотя почти все эти окна были настолько небольшими, что лишь одно лицо в этот счастливый момент могло вынырнуть из мрачных комнат, прислониться к маленькому стеклу и насладиться минутой света, для других времени не хватило бы.
Дополняя свой образ адской ямы, этот район, разумеется, был настоящим раем для пьяниц. Непосредственно через улицу располагалась таверна «Пьяный Ворон». А через три двери от нее – заведение под названием «Глоток для Храбрости». Еще чуть дальше виднелась вывеска «Длинноногой Лизы». По улицам двигалось внушительное количество пешеходов, и все они – мужчины, женщины и даже дети различных возрастов – выглядели так, будто только что встали с похмелья и всю ночь мучились пугающими пьяными кошмарами.
– Ну, все, насытился? – спросил Кин.
Мэтью понял, что он сам явно не добавляет красоты этому пейзажу. Отвратительный костюм, в который его обрядили, имел какой-то бешеный оттенок фиолетового с вычурными зелеными вставками на лацканах и манжетах. Фиолетово-зеленый жилет, который ему предложили в комплект аккурат после его пробуждения, молодой человек надевать отказался – достаточно было одного того, что ему пришлось согласиться на блестящие бледно-сиреневые чулки. Но кремовая рубкашка была вполе сносной, даже несмотря на дикие зеленые рюши на воротнике, а коричневые сапоги, которые ему выдали, почти не давили на ноги. Это было лучшим, что Семейство смогло найти в магазине через улицу, как сказал Кин.
– Так что, – резюмировал тогда Рори. – Надевай этот попугайский наряд и не выпендривайся.
– Насытился, говорю? – прозвучал нетерпеливый голос главаря Семейства снова и вытолкнул обряженного в попугайский наряд юношу из размышлений.
– Вполне, – наконец, ответил Мэтью на вопрос. Пришло время пройти через все необходимое, чтобы покончить с этим «Семейственным делом», хотя перспектива набега на Могавков сегодня, включающая убийство, его не привлекала, и он собирался протестовать после того, как все формальности минуют.
Кин проследовал обратно в задние склада. Все окна были заколочены. Внутри располагалось большое центральное помещение, вокруг которого разворачивался целый лабиринт комнат и коридоров, и в них жили различные члены Семейства. Мэтью бросились в глаза свитые голубиные гнезда в стропилах. Крыша склада была дырявой, и некоторые дыры отличались весьма солидными размерами – такими, что в них мог провалиться целый вагон. Пол под этими разрывами заметно потемнел от дождя и копоти. Различные ржавые цепи и блоки свисали с потолка, давая понять, что когда-то эти сооружения передвигали здесь какие-то тяжелые предметы.
Внутри собрались Черноглазые в полном составе и послушно ожидали Мэтью и Кина. Каждый держал в руках свечу. Оправдывая свое название, они намалевали вокруг своих глаз угольно-черные круги и образовали эдакий черноглазый круг. По правде говоря, больше они были похожи не на разбойников и ночных мстителей, а на енотов, но Мэтью предпочел оставить эту мысль при себе. Ему было интересно, что ему придется делать на этом посвящении: есть жуков или читать какую-нибудь пресловутую клятву – только бы не рассмеяться до ее окончания! В противном случае ему запросто могут вспороть горло, и эту угрозу стоило принимать всерьез.
– Встань в центр, – сказал ему Кин. Мэтью повиновался, а Пай в это время раскрасила черной краской глаза Рори. Затем Кин зажег свою свечу о свечу Пай и уставился на Мэтью своим пугающим взглядом. – Мы не будем с тобой строги, – сказал он. – В другой день я бы просто поставил тебя против двоих парней и позволил бы им выбить из тебя всю дурь, но сегодня мне нужно, чтобы все были в добром здравии, так что придется отложить эту затею на потом.
– Имеет смысл, – сказал Мэтью.
– Заткнись и не пытайся быть милым, – огрызнулся Кин. – Все это чертовски серьезно, и неважно, считаешь ты так или нет. Черноглазое Семейство стало семьей уже более двадцати лет назад, мы заботимся и охраняем каждого нашего брата а улицах. Когда я пришел сюда, мне было десять лет. Я пришел, когда Спенсер Луттрум был главарем, и никого лучше и честнее него я не видел. Я был там, когда ублюдки из Культа Кобры закололи его в сердце, и я был там, когда мы догнали этих сволочей и освежевали их живьем. Я видел, какими к нам приходят – грязными, изголодавшимися и едва живыми. Мы даем им кров, чистую одежду и помогаем вернуться к жизни. Я видел таких обозленных и отчаявшихся, что весь мир казался им врагами, они боялись собственной тени, а иногда – собственные тени могли убить их. А затем я видел, как они поднимаются из грязи, становятся людьми и выходят на улицы за наше дело. Я видел, как они возвращаются, перемазанные вражеской кровью и едва живые. Иногда наши братья и сестры умирают, но они уж точно не дохнут, как бездомные собаки – у них есть семья, которая чтит их память. Эти люди жили и погибали членами Черноглазого Семейства, они разделяли и почитали наши традиции. Я говорю это к тому, что здесь у нас богатая история, и тот, кто не принимает всерьез историю, неизменно испытает очень много горя в будущем. Итак, кто хочет быть первым?
Первым? – Мэтью напрягся. Ему не понравилось, как это прозвучало.
– Я выберу, – сказал Кин. – Мы пойдем по кругу, начиная с Тома.
Том Лэнси вышел вперед и подошел к Мэтью, набрал полный рот слюны и сплюнул прямо в лицо молодому человеку.
– Оставь, – предупредил Кин, когда Мэтью поднял руку, чтобы стереть отвратительный плевок с лица. – Только тронь это, и мы начнем с самого начала. Паули, ты следующий. Давайте, двигаемся.
Стерпеть плевки от двадцати шести ртов – это совсем не то, что Мэтью предполагал испытать на этом посвящении… но, по крайней мере, его не собирались избивать. Когда члены Семейства начали по очереди выходить из круга, чтобы исполнить свой противный долг, Кин начал произносить речь, которую, надо думать, он повторял уже не раз за все эти годы.
– Мы отдаем часть себя, – глухо проговорил он. – И, отдавая, мы получаем новую кровь и новую силу. Так живет Черноглазое Семейство. Долгой жизни Семейству, где каждый поддерживает другого, защищает и сражается с врагами за братьев, готовых умереть честной смертью.
Джейн Ховард уже готовилась плюнуть в лицо Мэтью. Она вдруг замерла и вместе с остальными произнесла последнюю часть предложения Кина. Затем ее мощный плевок угодил Мэтью прямо в левый глаз, и девушка отошла, уступая место Джону Беллсену.
– Назови свое имя, – обратился Кин к испытуемому, который мудро дождался, пока слюна стечет с его лба и упадет на пол. Лишь после этого он осмелился открыть рот.
– Мэтью Корбетт.
– Запишите его в своем сердце, выгравируйте это в своих душах, – обратился Кин к остальным. Затем снова к Мэтью. – Назови причину, по которой решил вступить в Черноглазое Семейство.
И до того, как Мэтью успел ответить – а он собирался сказать, что понятия не имеет – Кин ответил за него:
– Чтобы поддержать законы этой семьи, почтить своих братьев и сестер и не дать себе сдохнуть, как дворняга, чтобы вечность не забыла тебя, и будь ты проклят, если не будешь следовать этим принципам!
Кевин Тиндейл обеспечил Мэтью настоящий взрыв: судя по всему, он хранил во рту этот шматок мокроты с самого утра, потому что в нем остались даже куски овсянки. Далее последовала Энджи Ласк, и смачный плевок, вылетевший из этого маленького ротика, оказался болезненным, как удар хлыста. Следующий плевок, доставшийся от Билли Хейза, затопил Мэтью правый глаз и практически ослепил его, но он не позволил себе поднять палец и прояснить зрение – если бы этот балаган начался снова, он бы этого не выдержал. К тому же, ему было вовсе не обязательно видеть всех тех, кто дальше собирается плевать ему в лицо.
Это мокрое злоключение продолжалось. Следующий плеватель – Уилл Саттервейт – набрал дьявольски большой комок слюны и отправил его в лицо Мэтью с близкого расстояния с такой силой, что молодой человек невольно качнулся и едва не завалился на спину сослепу, но руки Кина поймали его и помогли восстановить равновесие.
Беспорядочные плевки попадали Мэтью в лоб, щеки и подбородок. Глаза его были полностью залеплены, и он держал их закрытыми. Это продолжалось так долго, что складывалось впечатление, будто Кин успел сходить на улицу и набрать дополнительных добровольцев для этого посвящения – причем, набирал исключительно нищих, дыхание которых было непереносимым для обоняния, а слюна, казалось, могла разъесть кожу. Безусловно, конец круга был близок, но молодого человека посетила ужасающая мысль: а вдруг это хождение по кругу не закончится, пока Кин не сочтет нужным остановить его?
Мэтью опустил руки по швам. Наконец – долгожданное окончание! – после очередного плевка в лицо Мэтью последовало… ничто.
– Теперь ты низший из низших из высших из высших, – прозвучал голос Кина. – Повтори это: Я торжественно клянусь… – он сделал паузу. – Ну же, давай, мы не собираемся ждать целый день.
Мэтью, глаза которого были все еще залеплены слюной, которая ручьями стекала с лица, сумел вымолвить:
– Я торжественно клянусь…
– Быть верным и преданным членом Черноглазого Семейства…
Мэтью повторил слово в слово.
– … и оберегать своих братьев и сестер…
И снова – то же самое.
– … уважать и ценить их, не проявлять милосердия к врагам и не причинять вреда никому, кто когда-либо вступил в Черноглазое Семейство.
Мэтью повторил и это.
– И если я не исполню клятву, – продолжил Кин. – Я честно приму, что я хуже любого собачьего дерьма и позволю своим братьям и сестрам очистить меня с лица этой земли без сопротивления. Я клянусь сто раз по сто.
– Я… клянусь… сто раз по сто, – сквозь зубы произнес Мэтью, потому что по его губам стек чей-то плевок. Мысленно он подсчитал, что должен был поклясться десять тысяч раз: выражение «сто раз по сто» резало ему слух.
– На этом клятва закончена. Сейчас. Стой спокойно, – кусок ткани, сильно пахнущий сыростью, прошелся по лицу Мэтью несколько раз, разлепив, наконец, его веки. Он открыл глаза и обнаружил перед собой Кина, предлагающего ему бутылку рома.
– Сделай-ка глоток.
Мэтью выпил, затем то же сделал Кин, после чего пустил ром по кругу. Кин прополоскал свой рот, и Мэтью всерьез испугался, что следующий круг будет состоять из плевков спиртом, однако обошлось: Рори проглотил напиток.
– Плетью по заднице ты получишь после, – пообещал Кин. – Пока ты еще не полноправный Черноглазый. Пай, подойди, окажи ему честь.
Мэтью увидел, как девушка выходит из круга. Затем она вернулась с серебряным подносом, на котором покоился небольшой синий шар с парой странного вида палочек. Она обратилась к нему:
– Сюда, – и он вышел из центра круга и отправился с нею к какому-то столу, возле которого близко друг к другу стояло два стула, а также там горело две масляные лампы. – Садись.
Молодой человек занял один стул, Пай села на второй. Он увидел черные чернила в шаре и понял, что перед ним татуировочные инструменты: один из них представлял собою длинную палочку, как китайский прибор для еды, с наконечником в виде костяной иглы, а другой на конце был тупым и чуть напоминал молоток. Мэтью заметил, что поверхность стола имеет множество отметин от забитых гвоздей…
Он уже понял, что собирается получить «семейную метку».
Когда основная часть церемонии была, по всей видимости, окончена, круг разорвался. Некоторые разошлись по комнатам, другие подошли ближе к столу, чтобы понаблюдать. Бутылка с ромом до сих пор передавалась из рук в руки, а затем кто-то поставил ее на стол в непосредственной близости от левой руки Мэтью. Молодой человек рассеянно перевел взгляд на поднос и увидел несколько кусочков губки на нем.
– Пай – наш художник, – сказал Кин, подтягивая другой стул, решив посидеть рядом и посмотреть.
– Не такой хороший, правда, как Бен. У него была легкая рука, – девушка взяла один кусок губки, намочила его ромом и протерла участок на руке Мэтью между большим и указательным пальцами. – Это не очень больно, – объяснила она. – Но занимает некоторое время.
– О, нет, сделай так, чтобы это было действительно больно, – осклабился Кин. – И вырисовывай тщательно, пока он не закричит.
– Он тебя просто дразнит, – Пай обожгла Кина взглядом и неодобрительно нахмурилась. – Хватит, Рори, парню нужно расслабиться!
– Я спокоен, – сказал Мэтью, хотя острый наконечник инструмента, несмотря на свой небольшой размер, выглядел устрашающе.
Уилл Саттервейт вдруг склонился над ним с молотком и гвоздем, который тут же вбил в столешницу.
– Держи большой палец рядом с ним, – посоветовал он.
Мэтью осознал метод: он должен был положить руку так, чтобы кожа была максимально разглажена. Он поместил большой палец рядом с гвоздем, Уилл прикинул размер рисунка, и вбил следующий гвоздь. Мэтью растянул руку и разместил большой и указательный пальцы нужным образом. Было несколько неудобно – гвозди, играя роль границ, сильно растягивали руку, и Мэтью представлял себе, какое напряжение через некоторое время начнется в сухожилии. Оставалось лишь надеяться, что процесс займет не слишком много времени. Он взял бутылку рома левой рукой и сделал хороший глоток.
– Готов? – Пай уже окунула острый костяной наконечник инструмента в чернила.
Он кивнул, отметив, что Джейн Ховард стоит неподалеку и смотрит на него голодным взглядом своих обведенных черной краской глаз. Он подумал, что было бы неплохо, если бы она утолила свой голод цыпленком, бисквитом или чем-нибудь еще.
– Ну, начали, – сказала Пай. Она поместила иглу в нужную позицию и начала работу. Боль не шла ни в какое сравнение с той, что Мэтью уже не раз приходилось переживать, она больше напоминала раздражающий зуд от укусов насекомых. Он счел, что Пай, может, и не лучшая в этом ремесле, но она была, так или иначе, очень способной и быстрой, шум ударов «молоточка» отдавался в его голове: та-та-ту, та-та-ту, та-та-ту – по-видимому, именно из-за этих звуков процесс и получил такое название.
– Могу я задать вопрос? – Мэтью адресовал это Кину.
– Задать ты можешь, но не гарантирую, что ты получишь ответ.
– Справедливо. Какое преступление совершил Бен Грир, чтобы угодить в тюрьму Святого Петра?
– Простой вопрос. На дармовщине попался. И на том, что пробакланился.
– Переведи, пожалуйста…
– Украл кое-что и сцепился с одним парнем. Чтобы преподать ему урок, так сказать.
– А что он украл?
– Сумку из коровьей кожи. Знаешь, такую, как адвокаты таскают, чтобы выглядеть более важными.
– Серьезно? – нахмурился Мэтью. – И какая была бы от этого польза Семейству?
Кин пожал плечами.
– Это относилось к делу. Мой приказ состоял в том, чтобы отправить одного человека или двоих на Хай-Холборн-Стрит в определенный день и час, поймать определенного парня, когда тот будет покидать здание, утащить у него сумку, слегка отметелить его, оставить его там и сбежать. Бен сделал все, как было велено, но тот парень позвал на помощь, а рядом как раз проходила парочка констеблей, которые его там и взяли.
Мэтью слушал это все, наблюдая за тем, как Пай оставляла несмываемый рисунок на его коже костяной иглой со звуком та-та-ту. На руке выступили крохотные капельки крови, которые Пай протирала губкой.
– Я кое-чего не понимаю, – сказал он. – Что ты имеешь в виду под приказами?
– Это и имею. Слова, которые приходят сверху.
– Сверху? От кого сверху?
Кин оскалился, его серебряные зубы сверкнули в свете. Черные круги вокруг его глаз придавали ему злой, демонический облик.
– Да ты просто полон вопросов, не так ли?
– Ну так помоги мне опустошиться.
– Почему-то я сомневаюсь, что это вообще возможно, – Кин некоторое время молчал, наблюдая за работой Пай, и Мэтью позволил ему все обдумать. Затем Рори сказал:
– Все началось, когда Мик Эбернати вступил в дело. Он был главой Семейства еще до Невилла Морзе, который был до меня. Могавки убили Невилла и Джорджи Коула в прошлом апреле, подкараулили их на выходе из «Храброго Кавалера» на Кэннон-Стрит. Порубили их на кусочки… так или иначе, сделка была заключена. Мы делаем разные вещи, нам за это платят. Простой бизнес.
– Разные вещи? Это какие?
– Такие, как я тебе уже рассказывал. Небольшие поручения – то тут, то там. А еще мы толкаем в продажу этот «Белый Бархат» для них.
– Для кого «для них»?
– Господи, Мэтью! Некоторым вещам нужно просто позволить быть!
Мэтью решил, что ветер с этого направления был смертельно опасен, и настало время лавировать.
– «Белый Бархат», – сказал он, наблюдая за тем, как татуировка на его руке принимает четкие очертания. – Откуда он?
– Из вагона, – ответил Кин, после чего резко усмехнулся.
– Который привозит… кто?
Улыбка Кина угасла. Он наклонился вперед и принюхался.
– Чуешь, Пай? Эту вонь? Я говорил тебе раньше, наш Мэтью попахивает Олд-Бейли.
– Просто я любопытен, – ответил Мэтью. – Серьезно. Если я член Черноглазого Семейства, разве не должен я…
– Нет, не должен. Не в первый гребаный час, – Кин некоторое время сидел очень напряженно. Глаза его словно бы омертвели. А потом он вдруг резко поднял обе руки и размазал черные круги вокруг своих глаз, словно в попытке стереть их. – У меня есть дела, – сказал он, поднялся со своего места и покинул помещение. Некоторые члены Семейства остались, наблюдая за работой Пай, но большинство тоже ушло, потеряв интерес. Джейн Ховард была среди тех, кто остался, и Мэтью заметил, что она медленно подходит все ближе и ближе.
– Как себя чувствуешь? – спросила Пай.
– Немного покалывает. В остальном – все хорошо.
– Нужно доделать еще несколько мелких деталей вот здесь. Бен делал это много лучше меня. И быстрее.
– Ничего, время у меня есть.
Она кивнула, после чего тихо сказала:
– Не спрашивай о «Бархате». Это беспокоит его… то, что нам приходится продавать его в таверны… после того, что этот джин сделал с Джошем…
– С Джошем?
– Да, с Джошуа Оукли. Он был тем самым, про которого я тебе рассказывала. Который выпрыгнул из окна с третьего этажа.
– Понятно, – он знал, что Джейн Ховард уже стоит прямо за его плечом. Отсюда чувствовалась, что ей очень нужна была ванна. Катастрофически необходима.
– Это беспокоит его, – Пай продолжила, – Потому что он думает, сколько еще человек выжило из ума вот так же. Он говорил мне это много раз. Он постоянно думает о том, сколько женщин пьют «Бархат», а после бросают своих детей в огонь, думая, что это поможет им согреться холодной ночью… или сколько мужчин после этого лишаются рассудка, возвращаются в памяти на войну и в припадке ранят или даже убивают своих домочадцев. Такое случалось, имей это в виду.
– Звучит так, будто это, скорее, наркотик, чем напиток. Я знаю, что на этом можно сделать хорошие деньги, но зачем продолжать продавать его, если от этого на сердце так тяжело? Я думаю, будь я на его месте, я бы…
– Ты не на его месте, – перебила она и вонзила иглу в кожу чуть сильнее, чем было необходимо. – И ты не знаешь, с какими людьми мы имеем дело. Некоторые из них тверже, чем любой камень в Лондоне. Так или иначе, как я уже говорила… Рори все понимает… но если бы мы не продавали «Бархат», этим занимался бы кто-то другой, и не мы одни его продаем. Так что просто оставь это, Мэтью, ясно? – она снова уколола чуть сильнее. – Просто. Оставь.
Мэтью казалось, что ветреная Джейн уже готова приземлиться ему на колени. Чтобы предотвратить это, он посмотрел на нее с улыбкой и сказал:
– Джейн, не окажешь мне услугу?
– Что угодно, – томно ответила она.
Ему пришлось на скорую руку придумать, что бы у нее попросить.
– Ты не могла бы… ох… найти для меня тот экземпляр «Булавки»?
– Конечно, могла бы! – сказала она и испарилась из виду.
– Охота снова про себя почитать? – спросила Пай.
– Нет. Просто охота… в смысле, хочу позволить себе дышать нормально. Кроме того, если тебе нет дела до моих вопросов про «Бархат» или до того, кто его распространяет здесь… – он сделал паузу, оставляя ей свободу выбора.
– Мне нет дела, – ответила она, явно запирая эти ворота и выбрасывая ключ.
– Тогда, – продолжил он. – Я могу просто почитать про Леди Эверласт и ее двухголового ребенка.
Пока ждал возвращения Джейн с газетой, он вновь и вновь произносил про себя ту же мысль, что недавно озвучил: звучит так, будто это, скорее, наркотик, чем напиток.
Это взбаламутило грязную воду болота его воспоминаний, но он толком не успел угнаться за мелькнувшей мыслью. Это было нечто, которое он должен был помнить – по крайней мере, так ему казалось, – но, возможно, его память восстановилась еще не до конца.
Джейн вернулась с газетой, которая выглядела изрядно смятой и потрепанной, а также очень грязной, как будто все Семейство вытирало об нее руки сегодня. Впрочем, от газеты ему не требовалось более ничего, кроме как перечитать второй раз историю, связанную со своим именем и подтвердить свои подозрения о том, что только Альбион мог знать о кинжале. Теперь, однако, этот грязный лист бумаги служил отличным барьером между Мэтью и Джейн, пока Пай заканчивала набивать татуировку.
– Хочешь, чтобы я почитала тебе? – спросила Джейн, и глаза на ее худом лице блеснули.
– Нет, спасибо. Я полагаю, у тебя много других дел?
– Не-а, ничегошеньки.
Мэтью потянулся к бутылке с ромом и сделал глоток перед тем, как брать «Булавку».
– Ладно, – протянул он. – Если ты просто сядешь куда-нибудь, я сам почитаю.
– Я постою прямо здесь, поблизости, если вдруг тебе понадобится еще что-нибудь.
Пай издала мягкий короткий смешок. Мэтью мысленно закрылся от обеих девушек и представил, что их отделяет друг от друга тряпичная ширма. Статья о нем – устрашающем Плимутском Монстре – и Альбионе и впрямь вытеснила с первых полос непрекращающееся горе Леди Эверласт, которая теперь разделяла колонку с историей некоего Лорда Хеймейка Рочестерского, покончившего с собой через повешение после того, как за одну ночь он занялся любовью с пятью продажными девицами сразу. Причиной повешения, очевидно, послужило то, что старый семидесятилетний хрыч не сумел поднять свой причиндал для шестой кандидатки, которая была сравнима, если верить тому, что написано в «Булавке», «с влажной Райской долиной».
«Помилуй, Боже!» – пробормотал Мэтью себе под нос, однако взгляд его уже опустился на строку со следующим заголовком: Фортуна Улыбнулась Проститутке, и молодой человек пришел в ужас, сознавая, что ему действительно интересно, что это за девица и что за удача ее постигла.
Затем шло несколько параграфов о похищенной итальянской оперной певице, мадам Алисии Кандольери, озаглавленных как «Оперная Звезда Все Еще Не Найдена», а чуть ниже припиской значился вопрос: «Жива ли Певчая Птичка»?
– Я почти закончила, – проговорила Пай. – Еще немного. Дьявол кроется в деталях.
Мэтью кивнул. Стилизованный глаз в черном круге на его руке уже принимал знакомые очертания. Его же собственные два глаза вновь обратились к газете и прочитали текст почти внизу страницы.
Черный Дикарь Поражает Публику, гласил заголовок. Под ним было написано: Африканский Силач в Цирке Олмсворт.
Первая строчка заставила Мэтью встрепенуться, завладев его вниманием целиком и полностью.
Удивительный, массивный немой африканский силач, известный как Черный Дикарь, страшное прошлое которого лишило его языка, уже третью неделю выступает в Цирке Олмсворт на улице Давз-Уинг, Бишопсгейт.
Вторая строка едва не заставила Мэтью вскочить со стула.
Как вспоминает наш читатель, огромный африканец со странными шрамами на лице, который обрел славу под именем Черный Дикарь, был обнаружен в июне прошлого года в море – цепляющимся за обломки корабля и, судя по всему, пережившим кораблекрушение. В Англию его доставил Джеймс Трой, капитан корабля «Марианна Праведная».
– Ты аж подпрыгнул! – воскликнула Пай, переставая работать с татуировкой. – В чем дело?
Мэтью потерял дар речи. Шла ли в этой статье речь о соплеменнике Зеда – бывшего раба и помощника коронера Эштона Мак-Кеггерса в Нью-Йорке, который в последствии спас Мэтью жизнь на Острове Маятнике, а после отбыл на «Ночной Летунье» капитана Джерелла Фалько, чтобы вернуться на родину? Была ли здесь речь о другом воине из племени Га, с той же жестокостью лишенном языка и с изуродованным шрамами лицом?
…цепляющимся за обломки корабля и, судя по всему, пережившим кораблекрушение…
– Нет, – услышал Мэтью собственный шепот.
Возможно ли, что один из пиратских кораблей Профессора Фэлла наткнулся на «Ночную Летунью» и, узнав название судна и его капитана, помогшего расстроить планы Фэлла, бросился в погоню? Пресекли ли приспешники Профессора последний ночной полет «Ночной Летуньи»? А если в этой статье действительно говорилось о Зеде, выжившем после кораблекрушения посреди моря, что же тогда случилось с Фалько? Утонул? Или был схвачен пиратами Фэлла?
– Что «нет»? – раздраженно переспросила Пай, не спеша возобновлять работу над та-та-туировкой.
– Нет, – протянул Мэтью, с усилием придерживая свою мысль, готовую умчаться вперед, как бешеный конь. – Просто читаю этот… этот полнейший бред. Только и всего.
– Ладненько. Тогда сейчас держись смирно, мне нужно доделать еще кое-что.
Он снова пробежался глазами по статье.
Зед. Может ли такое быть?
– Эм… а далеко отсюда Цирк Олмсворт? – молодой человек изо всех сил старался, чтобы его голос звучал непринужденно. – Это, вроде как… на улице Давз-Уинг, Бишопсгейт.
– Далековато. А что?
– Просто думал как-нибудь туда сходить. Мне всегда нравился цирк.
– Лучше всего идти днем, дорогуша, – ответила она, заканчивая работу, которая, по правде говоря, уступала в качестве тому, что мог бы сделать Бен Грир, но, в целом рисунок выглядел сносно.
– А это представление начинается с наступлением темноты, – отозвался он, когда Пай бросила небрежный взгляд на статью. – Здесь ведь говорится, что начало в восемь.
– Тогда удачи.
– И для чего она мне понадобится?
– Ну-у-у-у, – протянула она. – Теперь на тебе метка Семейства. Следует знать, что, чтобы добраться до улицы Давз-Уинг, в Бишопсгейт, тебе придется пройти через территории целой кучи банд. Пальцев на руках и ногах не хватит, чтобы пересчитать, сколько их надо будет пересечь! Скорее всего, ты и парочки не пройдешь, а уже напорешься на неприятности, и если тебя сцапает какая-нибудь банда, с которой у нас нет мирового договора… ты можешь не вернуться домой из этого твоего цирка.
