Текст книги "Свобода Маски (ЛП)"
Автор книги: Роберт Рик МакКаммон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 31 (всего у книги 39 страниц)
– Конечно, глупенький, – ответила она с кривой усмешкой, столь же быстро соскользнувшей с ее лица. – Мы находимся в красивой деревне в Уэльсе. А где, ты думаешь, мы находимся, Эштон?
У него во рту уже родился ответ, который вновь провалился обратно, потому что услышанное долетело до него как через слой ваты.
– Что?
– Я спросила, а где, ты думаешь, мы находимся? – она одарила его недоуменным взглядом, а затем снова обняла его и по-сестрински поцеловала в щеку. Она отошла на пару шагов, оставив руки Мэтью хватать воздух. – Я поверить не могу, что ты нашел нас, Эштон! И ты проделал весь этот путь… почему? Они сказали мне прошлой ночью, что утром кое-кто придет проведать меня, но я не знала, кто это может быть. А потом… а потом я увидела тебя в окно, и… я просто не могла удержаться! Ты покинул Нью-Йорк сразу после нас? Но расскажи мне… серьезно… я знаю, что ты не хотел, чтобы я сюда приезжала… и, да, я помню, что ты сказал, что эта поездка – рискованное и отчаянное мероприятие, но… почему ты решил последовать за мной?
Ему захотелось потрясти ее, чтобы разбудить. Захотелось прокричать: посмотри на меня! Посмотри на меня и скажи, кто я, но он не сделал этого, потому что боялся. Он думал, что должен быть теперь очень осторожен – в самом деле осторожен – потому что, огромное количество эмоций, пробежавших по ее лицу, напоминали гром отдаленной грозы. Он вновь посмотрел на бутыль с водой. Наполовину осушена. А сколько еще таких она выпила? И вот теперь он стоял здесь, перед женщиной, которую любил, перед женщиной, с которой – он, наконец, осознал – хочет провести всю жизнь, а она была одурманена настолько, что находилась на краю безумия.
Она видела перед собой Эштона Мак-Кеггерса, глядя на Мэтью, это было совершенно очевидно. Но почему? Почему его? Что этот наркотик заставил ее почувствовать, каким образом затуманил ее разум и отравил зрение?
Он сказал.
– Так… – потребовалось мгновение, чтобы он смог продолжить. Она смотрела на него нетерпеливо и вдруг подалась вперед и взяла его за руку. Если она и способна была разглядеть татуировку между его большим и указательным пальцами правой руки, она предпочла ее не заметить. – Так… – повторил он. – Ты не нашла… – Господи, как же тяжело было говорить с ней вот так! Это был сущий кошмар. Он чувствовал, что вот-вот расплачется, но заставил себя продолжить. – Ты не нашла Мэтью?
– Нет, – ответила она, и глаза ее потускнели. – У нас есть друг здесь… он преподаватель в местном университете, как я понимаю. Его зовут… доктор Идрис. Да, кажется, правильно. Он говорит, что поможет нам найти Мэтью. Хадсон говорил с ним.
– Это Хадсон тебе сказал?
– Нет. Другой человек. Но он сказал, что Хадсон рассказал все доктору Идрису, и доктор пообещал помочь нам. Я его не встречала, но, похоже, он очень хороший человек, раз проявляет такое участие.
– Я в этом уверен, – процедил Мэтью сквозь плотно стиснутые зубы. Его желудок натужно сжался, и молодой человек испугался, что от напряжения его вывернет наизнанку прямо здесь, в этой опрятной и аккуратной гостиной. – Берри… пожалуйста… скажи мне, как вы с Хадсоном добрались до этого места?
– Со мной в Лондоне приключился несчастный случай, – сказала она без заминки. – Я помню… падение. С лестницы, похоже. Я думаю, что ударилась головой. Я помню поездку в карете… помню, как смотрела за мухой на стене. Я помню, что меня кормили с ложки говяжьим бульоном. Но, похоже, я немного путаюсь в воспоминаниях. Моя голова еще не достаточно прояснилась.
– Это Хадсон сказал тебе, что ты пострадала в несчастном случае?
– Нет, другой человек сказал. Тот, про которого я тебе уже упоминала. Его имя… ох, оно странное. Я помню его лицо, но никак не могу запомнить его имя. Ну… я как в тумане, Эштон. Мне кажется, я так сильно волновалась о Мэтью… я просто не могу держать это все в своей бедной голове, – она улыбнулась ему, и это было ужасно, потому что сейчас ее глаза выглядели мертвее, чем когда он только прибыл. – Как это случилось… эта женщина знала доктора Идриса, и она сказала, что он может дать нам убежище, пока я… ну, знаешь… не поправлюсь. А он большой человек с большими связями, и он может помочь мне найти Мэтью, но это может занять какое-то время. Ох! – воскликнула она быстро, и этот звук для Мэтью был сигналом тревоги.
– В чем дело?
– Так странно. Мне на секунду показалось, что ты без очков.
Мэтью опустил глаза в пол. Собравшись с силами, он сказал:
– Мне очень приятно, что ты была так рада нашей встрече.
– Я все еще не могу поверить, что ты здесь! И в этом – еще одна странность. Этот человек… его зовут… Дэнли? Или Дэниел… как-то так… он спрашивал меня, кого бы я выбрала… то есть, к кому бы пошла за утешением, если бы поиски мои были безнадежны. Ну, если бы Мэтью был… понимаешь… мертв. И я сказала ему о тебе.
– Ах… – шумно выдохнул Мэтью.
– А потом, – продолжила она. – Мне начали сниться очень странные сны о тебе. По-моему, я видела во сне твое лицо каждую ночь. Ты приходил ко мне… говорил, что все будет хорошо… ты хотел успокоить меня и просил доверять мистеру Дэниелу и доктору Идрису. Я видела тебя ясно, как днем: ты сидел у моей кровати и говорил со мной. И вот теперь ты здесь! Ах, Эштон! – воскликнула она, вновь бросаясь в его объятия, и в ответ на это по спине Мэтью пробежал холодок. – Я так благодарна тебе за то, что ты приехал!
– Я предполагаю… – с трудом ответил он. – Что когда этот мужчина спрашивал тебя обо мне, он просил описать меня в деталях. Верно?
– Вроде бы, да. Да, он просил. Мне кажется, что да. Впрочем, я уверена, что описывала тебя.
– И я уверен… – пробормотал Мэтью.
– Мы не задержимся здесь слишком долго. Пока что мне нужно поправиться и прийти в себя. А в это время доктор Идрис будет помогать нам. Он знает многих людей, у него много связей, и он может помочь нам найти Мэтью, но это может занять какое-то время.
– Да, – кивнул Мэтью. – Может.
Он прижал ее к себе сильнее, глаза его заблестели от слез, потому что он знал, что должен будет ее отпустить, как только выйдет из этого дома на искрящийся солнечный свет, заливающий это живое кладбище. Он боялся, что если не возьмет себя в руки, то сломается и рухнет на колени прямо посреди улицы, но он не хотел доставить Девейну удовольствие от такого зрелища. И Берри… милостивый Боже! Что, если Берри потеряна для него навсегда?
Но это было явно не то место, где он мог позволить себе поддаться чувствам.
– Мне нужно увидеться с Хадсоном, – мягко сказал он. – Я вернусь к тебе немного позже. Хорошо?
– Да. Пожалуйста. Мы можем вместе поужинать в таверне.
Мэтью сморгнул слезы перед тем, как поцеловать ее в щеку, затем посмотрел ей в лицо, но решил не вглядываться столь пристально, потому что Берри, которую он знал и любил, была здесь только телом, но ее разум и дух находились где-то далеко отсюда.
– До скорого, – сказал он, одарив ее лучшей из улыбок, на которую его только хватило. Он сжал ее руку и тут же отпустил, решительно направившись к двери.
Он потянулся к ручке, когда вдруг услышал:
– Эштон?
Ее голос дрогнул. Он звучал так, будто девушка готовится к прыжку с утеса.
Он повернулся к ней снова.
– Да, Берри?
Ее улыбка показалась на миг и снова погасла. Ему показалось, или лоб ее слегка заблестел от пота? Дикость поднялась откуда-то со дна ее глаз, но быстро отступила: пораженный ум не сумел воспринять реальность.
– Я никогда не слышала, чтобы ты называл Хадсона просто по имени, – сказала она. – Только «Грейтхауз».
Он постарался на скорую руку сочинить ложь, хотя и его собственные мысли расплывались в причудливую кашу.
– Я стараюсь быть менее формальным, чем обычно, – объяснил он.
– О! Я уверена, он будет очень рад тебя видеть.
– Я надеюсь, – он снова улыбнулся ей, она вернула ему улыбку, хотя выглядела эта гримаса, как застывшая кукольная маска, а затем он вышел из этого проклятого дома, подставив лицо холодному ветру и яркому солнцу. Джулиан Девейн выступил из тени и сказал:
– Это был короткий визит.
Мэтью почувствовал, как внутри него просыпается животная ярость. Он напрягся, желая наброситься на Девейна, разодрать ему глотку, вырвать глаза, оторвать голову, использовать свои зубы и заставить этого человека сполна заплатить за все. Фурии Ада начали прорываться наружу из его души, и они почти прорвались… почти… но Девейн сохранял при этом невообразимую невозмутимость.
– Успокойся, Мэтью, – он указал жестом на продолжение Редфин-Стрит. – Твой нью-йоркский друг ждет тебя.
Опустошенный, Мэтью проследовал по указанной дороге. Что еще он мог сделать? Он чувствовал себя здесь еще более невольным, чем когда-либо – даже в Ньюгейте. А еще сильнее сейчас угнетал этот издевательский солнечный свет и чистое голубое небо. Все это напоминало пугающие декорации, насмешку судьбы, пустую оболочку, которой ни до чего не было дела.
– Поверни здесь, – сказал Девейн.
Они свернули налево, на путь, отмеченный знаком Конгер-Стрит, что явно вела к морю. Мэтью понял, куда они направляются, но был настолько ошеломлен состоявшейся встречей Берри, что не заметил высокого двухэтажного здания, стоящего примерно в шестидесяти ярдах у северо-западного края стены. Это был квадратный замок на фоне остальных приземистых домов, сложенный из тех же серых камней, что и стена, и оттого с ним сливающийся, напоминая Мэтью змею, спрятавшуюся в скалах и ждущую свою добычу. Многочисленные окна – некоторые в виде витражей – служили глазами в царство Профессора. На верхнем этаже имелся широкий балкон, на котором стояла фигура в черном облачении, держась руками за перила. Но когда Мэтью и Девейн приблизились, фигура удалилась и исчезла в дверном проеме.
Железные ворота были открыты; на подступе к дому находилась небольшая усыпанная гравием дорожка, по обеим сторонам которой были посажены аккуратно постриженные деревья – все, как на подбор. Похоже, если хоть одно из них как-либо искажалось в процессе роста, его выкорчевывали и пересаживали куда-то в другое место… или избавлялись от него. Профессор и с людьми поступал подобным образом.
Девейн, идущий рядом с Мэтью, уверенно направил его в сторону главного входа, венчавшегося небольшой лестницей в пять ступеней с коваными перилами. Он открыл перед ним крепкую красивую дубовую дверь без колебаний.
– Входи, – сказал он, и больше предпочел ничего не говорить, хотя уже от одного этого слова сердце Мэтью забилось чаще от страха.
Он вошел внутрь. Девейн закрыл дверь у него за спиной. В доме было тихо, но где-то в отдалении слышалось тиканье дедушкиных часов. Здесь пахло серым камнем, чем-то сладким и мускусным. Возможно, каким-то восточным ладаном, подумал Мэтью. Он стоял в узком коридоре, на стенах которого в черных рамках висели картины с морскими обитателями, научные названия которых были подписаны на латыни. Свет, поступающий через чистое стекло окна в конце коридора, был совершенно обыкновенным, а вот витражные окна на втором этаже превращали его в игру желтых, красных и синих оттенков. Черная лестница, устланная синим ковром, переливалась всеми цветами радуги. Два фонаря горели на черном столе у самого входа в дом.
– Возьми один и иди за мной, – сказал Девейн. Он поднял фонарь, Мэтью повторил за ним и последовал по лестнице, но не вверх, а вниз, затем повернул направо вслед за своим конвоиром и уткнулся в еще одну дверь.
– Я думал, что собираюсь повидаться с Хадсоном Грейтхаузом, – пробормотал молодой человек, когда Девейн открыл перед ним дверь в помещение, откуда порхнуло затхлыми ароматами темницы.
– Так и есть.
– И что, его держат здесь, внизу?
– Его держат там, – сказал Девейн с непроницаемым выражением лица. – Где он не причинит вреда самому себе.
Что-то сдавило Мэтью горло изнутри.
– Что вы с ним сделали?
– Идем, – махнул рукой Девейн и начал двигаться вниз по каменным ступеням – таким узким, что Мэтью невольно задумался, как они протащили сюда широкоплечего Хадсона.
Несмотря на то, что он был встревожен и напуган почти до смерти, Мэтью следовал за своим надзирателем вниз, понимая, что другого выхода у него все равно нет. Он подумал, что сейчас удачный момент, чтобы размозжить Девейну голову, и фонарь мог в этом помочь, но что потом? Ничего полезного он сделать не сможет. Поэтому пришлось просто подчиниться правилам и спускаться по лестнице.
Внизу находилась круглая каменная камера, слабо освещенная одним единственным фонарем, висящим на стене на крюке. Фонари, что держали Мэтью и Девейн, помогали, но Мэтью понимал, что в остальное время здесь царила почти кромешная темнота, которая почти что поглощала свет. Четыре деревянных двери располагалось по разным сторонам этой комнаты. Каждая дверь имела прорезь, через которую передавали еду, а также небольшое квадратное окошко, через которое можно было разглядеть то, что происходит в помещениях за дверьми… наблюдать за узниками в камерах. Сейчас все окошки были закрыты.
Девейн подошел к первой двери слева от них. Мэтью остановился.
– Давай же, – хмыкнул он. – Ты же так хотел его увидеть, разве нет?
Мэтью не мог заставить свои ноги двигаться. Собственное лицо сейчас казалось ему сейчас куском глины. Если это не был самый худший кошмар в его жизни, то он просто не знал, что может быть хуже, потому что он прекрасно понимал, что раз Хадсона держат в такой камере, значит, то, что он увидит за дверью, ранит его в самое сердце и выглядеть это будет очень плохо. Его душа разрывалась на части, потому что он был совершенно бессилен помочь своему другу.
Девейн открыл окошко и отошел в сторону.
– Смотри, – сказал он.
Мэтью двинулся вперед.
В лишенной окон камере не было никакого света. Он посветил своим фонарем в дверную прорезь и повернул голову, чтобы осмотреться.
Стены были покрыты каким-то серым мягким материалом. На полу лежало то же самое покрытие. Из мебели – только матрас, что доказывало, что обитатель этой камеры вынужден был постоянно находиться в окружении собственных испражнений. В углу камеры лежала скомканная груда тряпок.
Когда свет проник в помещение, сверток тряпья вздрогнул и пошевелился. Послышался голос, напоминающий плач ребенка, молящего не наказывать его.
– Хадсон, – упавшим голосом проговорил Мэтью. – Я…
Фигура попыталась подняться из своего укрытия. Мэтью заметил, что обе руки прижаты к его лицу, и они не двигались с места, пока Хадсон отчаянно работал ногами, чтобы скрыться где-то около матраса. Словно что-то доставляло ему мучительную боль, узник даже не застонал, а протяжно взвыл, как если бы его душа разрывалась всеми демонами Ада.
– Он боится света, – сказал Девейн. – Он боится голосов. Боится своего собственного имени. Боится почти всего, на самом деле.
Мэтью повернулся к этому человеку. Он чувствовал, что его губы выгибаются в гротескной гримасе оскала, лицо его запылало. В его разуме не осталось больше ничего, кроме желания убить ублюдка, который так спокойно стоял перед ним, наблюдая то зло, что сотворили с Хадсоном Грейтхаузом.
Девейн отошел на шаг, глаза его чуть прикрылись тяжелыми, уставшими веками. Перед тем, как Мэтью приготовился атаковать, Девейн сказал:
– Теперь Профессор Фэлл встретится с тобой.
Глава тридцать пятая
– Ты слышал, что я сказал?
Глаза Мэтью обыскивали стены в поисках крюка, на котором висели бы ключи от камер.
– Ключей здесь нет, – сказал Девейн, совершенно верно проследив за ходом его мыслей. – Пойдем. Он ждет тебя.
Мэтью сжал зубы так сильно, что мышцы его челюсти щелкнули, и суставы едва не вывихнулись. Казалось, к тому моменту, как его ярость осядет, у него уже не останется целых зубов – все они будут стерты в порошок. Лицо понемногу переставало гореть, но разум и сердце все еще болели от того, что пришлось увидеть в этой камере.
Девейн начал подниматься по лестнице, предварительно закрыв прорезь на двери.
– Лучше всего оставить его в темноте, – сказал он. – После тебя, пожалуйста.
Мэтью поднялся по лестнице, Девейн проследовал за ним по пятам. В холле этот человек забрал у Мэтью фонарь и вернул его, как и свой, на прежнее место.
– Наверх, – прозвучала команда. Мэтью повиновался, потому что сейчас ему было все равно, куда идти и по чьей воле.
На верхнем этаже в еще одном коридоре ему встретилось несколько дверей. И снова на стенах он увидел морских созданий, подписанных на латыни. В конце коридора виднелась открытая дверь. Мэтью мог видеть, что за ней располагается большая комната с огромным окном, из которого проглядывалось чистое небо. Он продолжил идти – шаг за шагом – его ботинки едва ли издавали какой-то шум, ступая по мягкому ковру. Когда молодой человек шагнул за порог, он понял, что оказался в Alma Mater Профессора.
Как он и ожидал, это был рай интеллектуала, потому что на дубовых полках здесь покоилось более трех сотен книг. На полу лежал богатый персидский ковер со сложным рисунком и множеством узоров совершенно разных окрасов: голубой и синий, сине-зеленый, светло-зеленый, темно-серый, фиолетовый и почти черный – почти все оттенки, которые встречались в море. На стропилах под потолком висела черная кованая люстра, у которой было восемь кованых щупалец, как у осьминога, и каждое щупальце держало свечу. Дубовые стены, судя по всему, полировали каким-то специальным воском, потому что они отдавались удивительным блеском. Они также были оформлены различными изображениями морских существ. Но здесь все же морские существа представляли собой, скорее, водных чудищ из страшных сказок или кошмаров: огромный монстр с пятидесятифутовым мечом прямо на уродливой морде пронзал баркас, в то время как члены команды прыгали за борт в попытке спасти свою жизнь. Встречались здесь и библейский левиафан, и Кракен, без труда утаскивающий на дно трехмачтовое судно. На одной из стен были прибиты полки, на которых стояли банки с сохраненными в специальном растворе морскими тварями: крабами, кальмарами, мелкими моллюсками и другими «рыбьими принадлежностями», как рассказывали мадам Кандольери и Ди Петри о встрече Розабеллы с Профессором.
Справа располагалась дверь на балкон, который находился примерно на высоте чуть выше крепостной стены. На обширную морскую даль была направлена большая подзорная труба. Солнечный свет сверкал на поверхности воды, и от этих бликов в глазах Мэтью плясали искры.
И там, в центре зала спиной к окну сидел человек за резным письменным столом. Для удобства посетителей рядом со столом стояло два кожаных кресла. Хозяин помещения что-то увлеченно записывал, царапая пером по страницам бухгалтерской книги, открытой перед ним. На своих посетителей он не обратил никакого внимания, просто продолжил писать.
Девейн не издавал ни звука. Как и Мэтью. Пролетающая за окном стая чаек привлекла к себе внимание молодого человека и на время заставила его отстраниться от осознания времени и пространства. Отсюда было видно океан, по которому, похоже, передвигалась пара рыбацких лодок, полных добычи.
Человек все еще не поднимал своего лица, но его тонкая левая рука сделала быстрое движение, которое означало «прочь». Девейн послушно покинул комнату, закрыв за собой дверь, и Мэтью остался наедине с Профессором Фэллом.
Гостеприимный хозяин сегодня был одет в черную шелковую мантию, перехваченную золотым поясом. Золото украшало это простое одеяние также спереди и на манжетах. И хотя комната не нуждалась в дополнительном освещении – достаточно света проникало сюда из окна – у правой руки профессора горела одна свеча. Он продолжал делать свои записи, как будто в комнате не было больше никого кроме него.
Мэтью призвал все свое оставшееся мужество. Он повернулся к Профессору спиной, обошел помещение, рассматривая полки, и начал изучать совершенно чудесную коллекцию. В первые же секунды ему на глаза попались тома Джона Локка «Опыт о человеческом разумении», басни Роджера Лестранжа, «Путешествие в Новую Англию» и «Путешествие на Ямайку» Неда Уорда, несколько антологических альманахов, «Чудеса в невидимом мире» Коттона Матера и…
Издал ли он звук, или это дело только в его воображении? Потому что том, отделанный коричневой кожей, выпавший из рук и резко стукнувшийся о пол, мог заставить издать какой-то звук.
Это был «Малый ключ Соломона».
Мэтью понял, что это уже третья копия этой книги, которую он видел во владениях Профессора Фэлла. Последний экземпляр попался ему на глаза в библиотеке на Острове Маятнике.
Он осмотрел тогда эту книгу, там, на острове, и выяснил, что ней приведены различные ритуалы, а также даны описания, связанные с демонами Ада. Вся иерархия созданий Преисподней была заточена на страницах этой книги.
Эти страницы хранили латинский текст и сложные ксилографии, изображающие отвратительные комбинации человека, животного и насекомого, что были созданы из кипящего гнева преступного мира, воюющего против Небес. Он вспомнил, некоторые имена демонов, которые здесь упоминались: король Ваал, герцог Барбатос, князь Сиир, маркиз Андрас, граф Мурмур, герцог Астарот, президент Кайм, герцог Данталион, а также вспомнил некоторые области их деятельности– повелитель безумия, король лжецов, разрушитель городов, воскреситель мертвых и растлитель достоинства мужчин.
Мэтью вспомнил и то, что внутри этого треснувшего переплета из кожи, напоминающей змеиную, содержались заклинания и ритуалы для вызова этих тварей для собственной выгоды.
Малый Ключ Соломона.
Справочное пособие для вызова демонов, с подробным описанием их полномочий.
Эта копия… третья…
Он вдруг услышал в своем сознании голос Матушки Диар, которая говорила об интересе Фэлла к Бразио Валериани.
Во владении Валериани находится кое-что другое: информация, которая нужна Профессору. С морскими обитателями она не имеет ничего общего, но… в каком-то смысле она затрагивает глубины. И также включает в себя интерес Профессора к формам жизни.
Рука Мэтью уже протянулась, чтобы поднять книгу, но теперь он словно тянулся к дьявольскому змеиному логову.
Он подумал… глубины?
Что могло быть глубже, чем спуск к воротам Ада?
– Вы нашли книгу, которую хотите прочитать?
Голос – шелковый, как мантия его обладателя – зазвучал прямо позади него.
Мэтью колебался. Он сжал руку в кулак, глубоко вздохнул и расслабил ее, а затем повернулся к Профессору Фэллу.
Так же, как и Профессор после того рокового совещания на Острове Маятнике сказал своему подставному Натану Спейду, что он намного моложе, чем ожидалось, так и Мэтью теперь с уверенностью мог сказать, что его далекий враг был старше, чем ему казалось… или, по крайней мере, не моложе. Мэтью помнил автоматический голос, по которому он предположил, что этому человеку примерно около пятидесяти лет, но перед ним сейчас был человек, который стремительно двигался к своему шестидесятилетию, с глубокими впадинами глаз, тонкими морщинками вокруг них и на лбу и белоснежной шапкой волос, которым он позволил расцвести плотными завитками по обеим сторонам его головы, что напоминало крылья снежной совы.
Профессор действительно был мулатом: его кожа имела цвет кофе с молоком. Он обладал очень хрупким телосложением, а ростом был на два дюйма выше Мэтью, который сам вытягивался вверх почти на шесть футов. Но даже если возраст Фэлла находился в непосредственной близости от пятидесяти восьми до шестидесяти (или около того), в присутствии этого человека не было и намека на уют, который создавался вокруг умиротворенных стариков, сидящих в кресле с глиняными трубками в окружении детей и внуков напротив горящего камина.
Плечи Фэлла слегка сутулились, он держал руки сложенными на груди, и на них виднелись синие прожилки вен. Его вытянутое лицо с широкими скулами, было словно обтянуто тонкой кожей, но при этом в его образе чувствовалась сила тигра. Или, если быть точнее и соблюдать профессиональный интерес этого человека, то, скорее, это была сила и угроза, исходящая от медленно кружащей поблизости от окровавленной жертвы акулы. Его тонкогубая улыбка оставалась на грани между юмором и жестокостью, за ней угадывался тусклый блеск зубов. Но дело было в его глазах: в этих темных впадинах словно покоились два светящихся шара, что истинно говорили Мэтью Корбетту о личности, что стояла перед ним.
Они имели оттенок той же дымной янтарной жидкости, в которой содержались образцы его морских тварей, и точно так же пылали. Это были глаза высокоинтеллектуального и одаренного человека, который положил свою жизнь на алтарь науки и обнаружил, в эту самую жизнь вплелись нити жестокости. Месть, которая сделала Профессора жестоким, одновременно питала его и скручивала узлом его внутренности. Это были настороженные, кинжально-острые глаза человека, который сейчас вел себя пассивно, но не оставил своего прежнего стремления к власти, что преследовало его в молодости, и в душе которого прорастают не семена, но целые леса из искалеченных, скрюченных деревьев его мрачных помыслов. Это вместе с тем были глаза в высшей степени цивилизованного человека, который позволил своей примитивной, как рептилия, силе обрушиться и на него самого, и на его мир, и, возможно, эти два клинка он скрестил в последней борьбе за свою бессмертную душу.
Профессор Фэлл, в сущности, был человеком – подумал Мэтью – который однажды получил выбор: умереть в жизни или жить в смерти. Было ли убийство его сына Темпльтона единственным мотивом, чтобы блестящий ученый обратился к дикости и насилию? Возможно, нет. Возможно, убийство просто ускорило процесс горения этого фитиля, и человек, который жил по закону и чтил порядок, вдруг высвободил свою маску из тюрьмы и навсегда отделил себя от мира, который он любил и в котором прославляли живых.
Никто не любил этого человека, подумал Мэтью. Все лишь боялись и уважали его, но никто не позволил ему познать, что такое быть любимым… и эти горящие, дымчато-янтарные глаза Профессора Фэлла сказали Мэтью, что он отверг само это желание много лет назад, надел на себя мантию злодея и с гордостью пронес ее через десятилетия, создавая свою преступную империю.
Тем временем Профессор ждал ответа.
Мэтью пришлось пересиливать себя несколько дольше, чем он ожидал, но, справившись с собой, молодой человек ответил:
– Я не знал, с чего начать.
Взгляд переместился от Мэтью к книге и уткнулся в ее название. Малый Ключ Соломона. Лишь через несколько секунд Фэлл снова посмотрел на молодого человека.
– Идите, присядьте, – сказал Профессор. – Побеседуем.
Он отвернулся, прошел обратно к своему письменному столу, сел и выжидающе посмотрел на своего гостя, как будто собирался брать интервью у местной знаменитости.
Мэтью снял плащ и треуголку, положил их на один из стульев, а затем медленно опустился на сидение, представляя при этом, что ложится на кровать, из которой торчат шипы. Треуголку он нервно переложил себе на колени, хотя это можно было назвать самым нелепым щитом от пистолетной пули.
– Я весьма рад снова видеть вас, Мэтью, – шелковым голосом произнес Фэлл. – Вы выглядите достаточно хорошо, правда, несколько исхудали. Матушка Диар говорит, что вы прошли через череду довольно тяжелых обстоятельств. Ньюгейтская тюрьма… Черноглазое Семейство… хорошая получилась метка, кстати сказать… а потом пришлось пережить короткий визит к суровому дантисту. Но вы ведь умеете выживать, не так ли? О, да, умеете. Это достойно восхищения.
Мэтью почти сказал спасибо, но в последний момент прикусил язык.
– Я как раз собирался позвонить, чтобы принесли кусок ванильного торта и чашечку чая. Могу я предложить вам то же самое?
Мэтью решил, что нет более смысла скрывать свою настороженность.
– Непременно сдобренные каким-то наркотиком? – спросил он.
– Ну, смотря, что считать наркотиком. Сахар? Ваниль? Муку? О, возможно, вы предполагаете наркотиком чай улун. Вы это имели в виду?
– Вы знаете, что я имею в виду.
– Я знаю, что вам следует что-то съесть – сейчас или позже – иначе вы умрете с голоду. Так почему бы не начать есть прямо здесь, в моей компании?
– Я предпочту отказаться.
Улыбка Фэлла – мягкая на вид – теперь обрела более резкие черты, больше начав походить на оскал.
– То есть, вы полагаете, что смерть от голода и жажды поможет двум вашим друзьям?
– А разве им хоть что-то может помочь?
– Ваш третий друг тоже здесь, – качнул головой Фэлл. – Он прибыл этим утром около четырех часов. Прилежный судья Уильям Арчер, так же известный, как – извините мне этот маленький смешок – Альбион.
Мэтью подумал, что сейчас пришло время бросить его собственный отравленный дротик.
– А дальше вы расскажете мне, что нашли Бразио Валериани, и он спрятан в вашем серванте?
Фэлл замолчал. Улыбка его начала угасать.
Мэтью продолжил развивать свою линию.
– Я полагаю, Розабелла рассказала вам, где его найти? Мадам Кандольери сказала, что ее служанка была весьма впечатлена этой комнатой.
После долгого молчания Профессор сказал:
– А вы времени даром не теряли, не так ли? Вот он, решатель проблем за работой. Мой всадник авангарда все еще в строю, несмотря на то, что конь его пал? Вы ведь гордитесь собой за то, что уничтожили мой дом и мою работу на Острове Маятнике, не так ли? Уничтожили мое наследие, вот, что вы сделали.
– Я считаю, что просто остановил вас от того, чтобы убить множество англичан с помощью пороха, – ответил Мэтью. – Ваш дом и наследие просто… оказались на моем пути.
Его лицо омрачилось, Профессор хотел что-то сказать, но отчего-то передумал. Он кивнул, взгляд его сфокусировался на далекой точке пространства, затем Профессор медленно поднялся со своего кресла, подошел к одной из стен и дважды потянул за шнур, после чего в коридоре за запертой дверью раздался звон колокольчика. Фэлл вернулся на свое место, попутно поставив упавшую книгу «Малый Ключ Соломона» обратно на полку, открыл ящик своего стола и извлек оттуда несколько предметов: блюдце, нож с лезвием, напоминающим коготь ястреба, небольшую белую карточку, кусок голубой ткани и, наконец, маленький стеклянный закупоренный сосуд глубиной в дюйм, на дне которого, похоже, была кровь.
– Я хочу, чтобы вы стали свидетелем этого, – сказал Профессор. Он потратил несколько секунд, откупоривая ножом пробку с кровавого флакона, а затем вылил немного на блюдце.
Мэтью прекрасно понимал, свидетелем чего становится. Профессор Фэлл собирался создать новую кровавую карту, подписать смертный приговор тому, кто ее получит.
Фэлл окунул свой указательный палец в кровь и перенес отпечаток на карту, после чего вытер палец чистой тканью и поднял карточку с кровавой меткой так, чтобы Мэтью сумел оценить ее по достоинству.
– Нравится? – спросил он.
– Видел одну – значит, видел их все, – ответил Мэтью.
– Верно, но человек, которому отправится это послание, никогда не видел ничего подобного. Вы знаете его. Его зовут Гарднер Лиллехорн.
