Текст книги "Пуля ставит точку"

Автор книги: Роберт Пайк

Соавторы: Джеймс Макклар
сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 23 страниц)

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

За эти годы Крамеру случалось записывать самые невероятные показания. От бессвязных нареканий на поведение соседских псов до коротких покаянных признаний родителей, не уследивших за своими детьми при купании. Не раз ему приходилось вносить в свой блокнот еле слышные, произносимые в агонии последние слова умирающих. Это должно было бы приучить его в любых обстоятельствах вести себя прежде всего как профессионалу – но тут он сдался уже после десятка страниц. Дал миссис Френсис выговориться, и только временами кое-что помечал. Мозг его требовал отдыха. Нельзя сказать, что он его получил.

– Через год после того, как мы поженились, переехали в квартиру на Эспланаде, – рассказывала миссис Френсис. – Это называлось "Пальмовый двор" – один из тех небоскребов, где на верандах полно морского песка. Там постоянно носилось много детей, было немножко шумно, но хорошо.

Тесси была нашим первым ребенком. Чудная девочка, хотя часто по ночам плакала. Пат сказал – "и довольно!" – и если учесть, что занимал весьма скромный пост в автопарке, его можно понять. Леона мы не планировали, просто так получилось, если вы понимаете, что я имею ввиду, но кое-как мы справились. Пока они были маленькими, ничего. Но потом им стало требоваться все больше. Прежде всего Тесси. У неё нашли большие способности к музыке, пришлось купить пианино. Тогда я начала шить, чтобы хоть немного подработать.

Ну а Тесси делала большие успехи. Однажды ко мне пришла учительница музыки, некая миссис Кларк, и сказала, что пора Тесси взять другого учителя. Я была потрясена.

– Почему, Господи, – спросила я, – что Тесси натворила? Тут миссис Кларк рассмеялась.

– Вы что, не понимаете? Тесси сдала все экзамены и получила столько отличий от Королевской академии музыки, что уже достигла моего уровня.

– Вы хотите сказать, что она могла преподавать музыку? – спросил Крамер.

– Да, вот именно. Миссис Кларк, эта милая старая дама, научила Тесси всему, что умела сама. Больше она ничего дать ей не могла. И вот я сказала Тесси, что случилось, а она заявила, что лучшим учителем для неё был бы один бельгиец из оркестра – я имею ввиду из городского оркестра. На другой же день я отправилась к нему, и он согласился, раз мы могли платить, и немало, поверьте.

Пат и я обсудили все это и решили, что следует дать ей шанс. Я возьму ещё работу и рассчитаю служанку, а Пат попытается набрать сверхурочных.

– И вы так и сделали?

– Да. Но тут начал злиться Ленни – Леон. Тогда еще, правда, ничего серьезного. Он хотел стать пилотом, понимаете, но отставал по математике. Спросил отца, не могли бы мы нанять репетитора, и тот согласился. Тесси ведь брала уроки, правда?

– Он завидовал сестре? Миссис Френсис рассмеялась.

– Временами он срывался, но в семье ведь всякое бывает.

Крамер трижды подчеркнул слова о зависти.

– Продолжайте. Что же было дальше? Он сдал экзамены?

– Такой возможности у него уже не было.

– Почему? Где он учился?

– В средней школе в Дурбане. Но это тут не при чем. От того, что он слишком много работал, Пат в конце концов заболел. Дела шли все хуже и ему пришлось ехать в Эддингтон, где врачи сказали, что это туберкулез.

И тут миссис Френсис умолкла, как отрезало. Испугавшись, что она не сможет продолжать, Крамер сорвал гвоздику и поднес ей.

– Понюхайте, чудный запах…

– Как странно, – проборматала миссис Френсис, – в больнице всегда было полно гвоздик. Наверно, потому что на улице ими торговало множество индийской детворы.

О чем это я говорила? Ах, да. Пат отправился на очередное обследование, и вдруг нам оттуда прислали записку, что он переведен в другую больницу. Помню, как я это прочитала и побежала к соседям, чтобы от них позвонить.

– Но почему?

– Думала, что произошла ошибка. Сказала девушке в Эддинггоне, что хочу знать, где мой муж. Спросив его имя, она надолго отошла от телефона. Когда вернулась, спросила, получила ли я записку.

– Потому и звоню – сказала я, ведь там написано, что Пат отправлен в больницу для туземцев.

Крамеру некуда было смотреть, кроме прямо на нее.

– Ну, тут моя соседка не выдержала, вырвала у меня трубку и начала высказывать той девице все, что думала. И вдруг сразу умолкла и положила трубку.

– Что случилось, – спросила я её. Я уже плакала, не знаю почему. Она тоже начала плакать. Это было ужасно, мы вдвоем в таком состоянии. И сколько я не спрашивала, что ей сказали, она только качала головой.

Потом пришел домой её муж и спросил это сам. И она…

– Да?

Миссис Френсис снова взяла себя в руки.

– Когда Пат был в больнице, врачи что-то обнаружили, не знаю что, но в результате его зачислили в цветные.

Крамер мог представить, каково ей было – такое случилось с его школьным другом. Как взрыв бомбы. Но закон есть закон и он перешел на официальный тон.

– Вам позднее сообщили об этом официально?

– Да.

– Вас вызывали в отдел по классификации населения?

– И меня, и детей. И нас всех перевели в цветные.

– А ваш муж?

– В больнице он покончил с собой – резиновым жгутом.

В дверь постучали и вошел Фартиг.

– Простите за беспокойство, – он отобрал кое-какие цветы.

– Хозяин уже вернулся, если он вам нужен, лейтенант.

Крамер покачал головой, ожидая, когда он исчезнет.

– А та соседка, ну помните? – спросила миссис Френсис. – Она уже никогда больше со мной не заговаривала, никогда. Ведь мы теперь были цветными.

Ну вот, собрали мы вещи и переехали в Клермон. Все там относились к нам хорошо, кроме двух-трех человек, как обычно. Мне удалось сохранить своих прежних заказчиц и даже найти новых.

– И ничего не попало в газеты?

– Несколько строк, и гораздо позднее, из-за Пата. Их никто и не заметил.

Такое случалось. Журналисты часто черпали материал из законченных дел в канцелярии прокурора.

– А дети?

Кончиками дрожащих пальцев она коснулась лица.

– Это было ужасно. Я делала что могла, но без толку. Прежде всего им пришлось оставить школы. Тесси было легче, у неё осталась музыка, но Ленни так многого собирался добиться…

– В Клермоне ведь были школы.

– Но он хотел стать пилотом – эта профессия – только для белых, его это просто сломало.

Теперь она словно повторяла слова какого-то адвоката.

– Ленни попал в неприятности?

– Откуда вы знаете?

– Это вас не касается. Рассказывайте.

– Занялся кражами на пляжах – связался с какой-то бандой, бывшей в Клермоне. Никого не поймали, только его. Я все объяснила судье, и мистер Гольдер тоже. А судья! Обещал быть снисходительным, но отправил Ленни в исправительную колонию.

– Мог назначить ещё и телесные наказания, – заметил Краммер.

– Пожалуй, вы правы.

– Разумеется. Но что стало с Тесси? Она продолжала учиться музыке?

– Тот проклятый бельгиец меня доконал!

Неожиданный взрыв эмоций подействовал на неё благотворно. Миссис Френсис даже улыбнулась. Крамер наклонился к ней.

– Я уверена, если бы не он, ничего подобного бы не случилось.

– Поэтому я все должен знать. Она кивнула.

– Поймите, очень тяжело рассказывать такие вещи о собственной дочери… Крамер ждал.

– Я пошла к тому человеку и сказала, что Тесси уже не сможет ходить на уроки, потому что у нас больше нет денег. Он, казалось, был потрясен, что такое могло произойти, и сказал мне, что будет давать Тесси уроки даром. Я знала, что как большинство иностранцев, он либерал, но такое было уже слишком. Он говорил, его долг художника, то есть музыканта, не дать пропасть таланту Тесси. В конце концов, сказал он, есть вещи важнее денег. Я часто думала о его словах. Ох, как он был прав.

Под её пристальным взглядом Крамер даже сгорбился, чувствуя себя как-то неловко. Эта старая женщина странно влияла на него.

– Я все понял. Как вы узнали?

– Мне сказала жена того бельгийца. Заявила, что если это повторится, сообщит в полицию. И донесла бы, я знаю этот тип женщин.

– И что было дальше?

– Мне нужно было решать все самой, не так ли? В тот же вечер я заперлась с Тесси и выложила ей все начистоту. Если бы вы видели… просто ужасно. Я не узнавала свою Тесси.

– Что она сказала, Гледис?

– Уже не помню. Что ей все равно… что ей теперь ничего не нужно. Что будет спать с любым мужчиной, если он может дать то, что ей нужно. Что жизнь её кончена, что никогда ей не добиться того, о чем мечтала. Она проклинала меня за то, что произвела её на свет.

– Это ужасно. Но ведь это не ваша вина?

– У вас есть дети? Крамер покачал головой.

– Тогда вам меня не понять. А тут вдруг соседка как-то в шутку сказала, что, мол, мы корчим из себя белых, и я вдруг увидела в этом известный шанс для Тесси.

– А что об этом думала она?

– Была в восторге. Снова стала моей прежней девочкой, и все говорила о тех чудных вещах, которые она сможет себе купить. Я обещала ей, что не буду пытаться встретиться с ней.

– Для вас это должно было быть тяжело.

– Нет. Я сказала себе, что так искупаю свою вину.

– И что дальше?

– Тесси просто уехала. Два года назад. Я не спрашивала, куда.

– А Ленни ? Что он делал? Как на все это отреагировал?

– Тогда он ещё был в колонии. Когда вернулся, я рассказала, и он был вне себя. Грозил убить её за то, что меня бросила.

Крамер небрежно спросил:

– У вашего Ленни бурный темперамент, да?

– И ещё какой! В жизни такого не видела. Не знаю, в кого он, мой Пат был спокойнейшим человеком на свете. Но Ленни любил свою мамочку и считал поступок Тесси предательством. Но только до тех пор, пока я ему не рассказала.

– И как он это воспринял?

– Долго молчал, очень долго. Потом пришел ко мне в кухню и сказал, что это и к лучшему, что она уехала. Что в семье уже хватает несчастий…

У Крамера затекло все тело. Встав, он потянулся и снова упал в кресло. Ободряюще улыбнулся.

– Пожалуй, пора заканчивать, Гледис. Многое мы уже выяснили. Скажите, как вы узнали, что Тереза Ле Руке – ваша дочь?

Миссис Френсис горько усмехнулась.

– Потому что это имя я сама ей выбрала. Только этого я от неё хотела. Хотела знать, если вдруг с ней что-то случится, или если вдруг станет знаменитой.

– И, вы прочитали заметку в "Газетт"?

– Нет, я газет не получаю. Ленни пришел и сказал мне.

– Так он тоже ушел из дому?

– Он за белого себя не выдавал, если вы это имеете ввиду.

– Нет, не это.

– Ленни – хороший мальчик. Но он уже взрослый, и ему нужен свой дом.

– Понятно.

– Как я уже сказала, Ленни пришел ко мне позавчера утром и рассказал о траурном объявлении. Я просила, чтобы он сразу отвез меня на машине, чтобы успеть на похороны, но он не согласился.

– Почему же?

– Потому, – сказал он, – что мы могли нарваться на неприятности. Что нам может сделать полиция? – спросила его я. А он – мол лучше будет, если я не поеду, хотя мне и тяжело. Я знала, что он боится за место.

– Ага. Где он работает?

– Не знаю точно, он мне никогда не говорил. Знаете, я думаю, он немного стесняется – видно, какая-то типичная работа для цветных. Потому я его никогда прямо и не спрашивала. У него такие же права на личную жизнь, как и у сестры – но вам обязательно все это нужно знать?.

– Лучше до сказывайте все поскорее, Гледис.

– Ладно. Ленни говорил, чтобы я не расстраивалась, он, мол, устроит, чтобы в крематорий от меня доставили цветы. Что можно оставить их там без визитки и никто ничего не узнает. Он хорошо ко мне относится. Но потом он уехал и я одна пошла в церковь.

Крамер достал газетную вырезку и положил ей на колени.

– Это тоже он вам показал? Она медленно подняла листок.

– Ленни я больше не видела. Нет, это получилось вот как: вчера утром я решила достать ту газету с траурным объявлением. Хотелось иметь хоть что-то, что можно видеть.

Спросила в городе, где достать треккерсбургские газеты, мне сказали, на вокзале. Я была так взволнованна, понимаете, что даже не подумала, что её давно похоронили и в газетах ничего не будет. И тут я заметила это…

– Да, это было потрясением. Вы постарались найти Ленни?

– Нет, он никогда бы не дал мне приехать, но я должна была, должна… все выяснить. Кроме того, я не знала, где он живет.

Вот оно что. Она принесла ещё одну жертву, позволила ему уединиться. Оба чудных ребенка оставили её.

– Ленни будет вне себя, когда узнает, что произошло, – спокойно добавила миссис Френсис.

* * *

Муса уже больше  часа расхаживал по комнате взад-вперед. По крайней мере Гопал так судил по тем глухим, тяжелым звукам, что доносились сверху. Стоя за прилавком, он как завороженный смотрел на потолок. Тот пока держался, но одна из неоновых ламп от сотрясения начала подмаргивать. Случилось что-то исключительное – обычно жилец был настолько ленив, что даже горшок оставался в шкафу.

В лавку вошел покупатель, белый парень в модной рубашке, джинсах и ботинках дорогой шведской кожи. Гопалу он был незнаком.

– Мне винограду, пожалуйста.

– Фунт или два?

– Фунт.

Виноград ему нужен не был, Гопал это знал. Но в хозяйстве всякая мелочь пригодится. Бросив кисть на грязную чашку весов, он её взвесил и уложил в коричневый бумажный пакет.

– Что еще, сэр?

Известное дело, Гопал прекрасно понимал, как смущал юношу его презрительный взгляд, но, несомненно, это было лучше, чем осуждающий взгляд продавца в аптеке.

– Два, пожалуйста.

Гопал полез под прилавок, нащупал пару презервативов и сунул их в пакет с виноградом.

– Один ранд пятьдесят, сэр.

Юноша молча заплатил.

Гопал с удовольствием проводил его взглядом до сверкавшего лаком автомобиля на другой стороне Тричаард Стрит, который с ревом сорвался с места. Эти всегда так нервничают.

Топот наверху прекратился. Гопал отвернулся от окна как раз вовремя, чтобы увидеть как Муса, вырядившись в лучший костюм, снимает с полки пакет арахиса. Не иначе спустился сверху на цыпочках, как Фантом-Мститель из этих его комиксов.

– Стой! – Гопал, щелкнув пальцами, протянул руку. К его огромному изумлению Муса вложил в неё одно-рандовую бумажку.

– На мой счет, – небрежно бросил Муса. Прошел к выходу и уже распахнул дверь, когда Гопал опомнился.

– Куда, черт возьми, ты собрался?

– Так, небольшое дельце, – ответил Муса. – Иду насчет машины.

Это было уже чересчур.

* * *

Когда Крамер с миссис Френсис вернулся в свой кабинет, он знал только одно – что голоден. Такой дикий голод, что ощущение пустоты подступало к самому горлу, вызывая приступы тошноты. Это напоминало ему о детстве и было просто непереносимо.

Также непереносимо было смотреть на Ван Ниекерка, убиравшего остатки позднего обеда с письменного стола, покрытого большой белой салфеткой. Жена сержанта сумела приготовить шикарное меню. Посредине стоял термос с широким горлом, и в нем остатки гусиной печенки. Вокруг – целый набор прозрачных пластмассовых плошек, похожих на лабораторные, и в каждой – остатки салатов и закусок.

– Теперь вам нужен только микроскоп – и все в порядке, – проворчал Крамер.

– Что вы сказали, лейтенант?

– Вам что, больше нечем заняться?

– Уже два часа, лейтенант. У меня тут кое-что для вас есть.

– Не сейчас. Где Зонди?

– Сейчас вернется, он пошел за кофе. Крамер повернулся к миссис Френсис, которая упорно скрывалась от Ван Ниекерка за его спиной.

– Я отведу вас туда, где вы сможете побыть одна. Наш черный сержант принесет вам перекусить.

Зонди умудрился большую часть кофе вылить Ван Ниекерку на тарелку. Стоял весьма смущенный, но довольный его возмущенным причитанием. Тут вернулся Крамер.

– Поесть!

– Что, шеф?

– Сбегай в греческую харчевню и принеси мне большую порцию мяса с карри и двойную порцию риса. – Он дал Зонди денег. – И ещё купи по сендвичу для себя и для нашей гостьи.

– Спасибо, шеф. Кофе тоже?

– Не хочется мне пить эту дрянь. Но возьми два чая, ладно?

Ван Ниекерк довольно ухмыльнулся вслед уходящему Зонди и принялся укладывать остатки обеда в сумку с рекламой авиалинии.

– Вы сами там были? – спросил Крамер, ткнув в надпись "Нью-Йорк".

– Нет, это просто так продается, – пояснил Ван Ниекерк.

– Ага…

– Теперь хотите услышать, на что я наткнулся?

– Ладно, давайте.

Ван Ниекерк встал из-за стола и показал на освободившийся стул.

– Вам он понадобится, чтобы поесть.

Крамер что-то буркнул, но сел. А Ван-Ниекерк, обеспечив тем самым внимание начальника, достал свой блокнот.

– Я обзвонил все фирмы в алфавитном порядке, по телефонной книге. Последними оказались Уэббер и Сворт с Бачер Стрит. Говорил с мистером Уэббером лично и он мне сказал, что действительно выписал пару контактных линз, таких, как я описал.

– Он делал их сам?

– Нет, выписал из Германии.

– Понимаю. Продолжайте. Их купила та девушка?

– Заказчица назвала фамилию Филлипс, лейтенант, – но мы уверены, что это мисс Ле Руке. Я велел ему оставаться в конторе и не уходить.

– Ладно. Попозже я заеду туда с фотографией. А когда это было?

– Заказ она получила три недели назад. Крамер тихонько присвистнул.

– Совсем недавно! А как она объяснила, зачем они ей?

– Сказал, что она манекенщица, а голубые глаза лучше выходят на фото. Уэббера это не удивило, она вполне могла быть манекенщицей. Во всяком случае, он был даже доволен таким необычным заказом. Довольно долго искал адрес той немецкой фирмы.

– Могу себе представить, как счастлив он был ей помочь, – сухо заметил Крамер. – Ах, эти девушки… Знаете, что, позвоните ему и скажите, пусть приедет сюда – это нас избавит от лишних хлопот.

– Слушаюсь, лейтенант.

Ван Ниекерк как раз звонил Уэбберу, когда вернулся Зонди с едой.

– Отнести чашку чая и сэндвичи вниз, в комнату 18, и возвращайся, велел ему Крамер. – Хочу кое-что рассказать вам.

И через несколько минут он коротко изложил сотрудникам содержание своего разговора с миссис Френсис.

* * *

Маленький толстячок в дверях казался так потрясенным тем, где он находится, что не решился даже постучать. Так что Крамер успел проглотить остатки мяса, прежде чем отодвинуть тарелку.

– Входите, – позвал он.

– Я – Уэббер, – представился посетитель, не двигаясь с места.

Для мужчины его лет вел он себя слишком по-детски.

– Вы-то мне и нужны. Садитесь, мистер Уэббер.

– Вот фотография, – вмешался Ван Ниекерк. Крамер показал её Уэбберу.

– Узнаете?

– Да, конечно, это несомненно мисс Филлипс. Я бы узнал её когда угодно.

– Вы в этом уверены?

– Абсолютно. – Но все же Уэббер взял фотографию в руки и рассмотрел вблизи.

– Как она платила?

– Наличными. Знаете, здесь она выглядит как-то странно.

– Она мертва.

– Господи Боже! – но фотографию не отдавал.

Крамер обратился к Ван Ниекерку.

– Где тут у нас остальные? Думаю, мистеру Уэбберу стоит на них взглянуть.

Ван Ниекерк нахмурился, – это было жестоко. Но все же подал.

– Но… она вся просто распорота? – задохнулся оптик. – Кто мог такое натворить?

– Именно это мы собираемся выяснить. Мистер Уэббер поспешил удалиться.

– Ну вот, – сказал Крамер, наливая ещё чашку чая. – Только подобный тип и мог поверить её россказням про манекенщицу.

– Но как бы она узнала, какой он? Ведь могла выбрать любого другого оптика.

– Вот потому я и думаю, что Тереза Ла Руке была незаурядная девушка. Знала, что делает. И сама выбирала мужчин.

– Кого, например?

– Врача, – напомнил Зонди. – Сами говорили, шеф, что он за тип.

– Но зато ей он подходил, – добавил Крамер. – Что вы о ней думаете, Вилли?

Сержант пожал плечами. Подумаешь, мелочи. Зазвонил телефон.

– Это тебя, – Ван Ниекерк кивнул Зонди. Разговор был краток. Зонди выслушал, что-то проворчал и положил трубку.

– Это Муса. Я с ним утром договорился, что он разнюхает насчет той машины из Лесото. Он узнал. На ней ездит один из тех, кто поставляет Гершвину его калек из резерваций. Лесотский номер там только для того, чтобы не вызывать подозрений, разъезжая по местным проселкам.

– Вычеркните, Вилли, – вздохнул Крамер, подавая тому перечень версий. – У меня витает в голове одна мыслишка…

– Но что мне ему сказать, шеф?

– Мусе, что ли? Черт, я думал, ты сам знаешь, что делать.

– Он человек новый, поэтому так старался. Но не беспокойтесь…

– Пусть сидит дома. Можешь попозже зайти к нему с одним фото.

– Чьим?

– Братца Ленни, – это он теперь не дает мне покоя, и я знаю, почему.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Полковник был польщен.

– Так вы говорите, лейтенант, я не ошибся, это дело чисто уголовное?

– Да, полковник. Ее братец есть у нас в картотеке—ничего особенного, но есть.

– Главное, что речь об уголовщине. Это дает нам связь между девушкой и этим мерзавцем, который мог нанять негра, орудующего спицей.

– Согласен. И, более того, убежден, что он и его сестра были вместе в чем-то замешаны. За ней ничего не числится, но мы уже знаем, что если понадобилось, она не задумываясь сменила фамилию.

– Гм… а контактные линзы… странно что-то. Я этого не понимаю.

– Есть кое-какие соображения. Сержант Ван Ниекерк кое-что предпринял в этом направлении и выяснил через оптика обстоятельства заказа.

– Правда?

– Линзы были у неё уже три недели, но никто не видел, чтобы она их носила, разве что после смерти. Зачем, собственно, она их носила и почему ночью? Потому, объяснил оптик, что каждому, имеющему с ним дело впервые, приходится привыкать постепенно. Видимо, она и тренировала глаза по вечерам.

– И где она их собиралась носить?

– В Треккерсбург она переехала. Почему бы ей не переехать ещё раз, куда-нибудь еще? Начать ещё одну новую жизнь?

– Это похоже на правду. Если у неё с братом возникли проблемы, вполне могло возникнуть желание сбежать. Но противники их опередили.

– Да, похоже что так.

Крамер должен был признать, что ему нравился способ, которым полковник пытался решить проблему. Удивительный человек.

– Если контактные линзы были её страшной тайной, думаете, она пошла бы в них кому-нибудь открывать, Тромпи? Минутку! Знаю, что вы хотите сказать да, пошла бы, если кого-то ждала.

– Своего брата.

– Но это был не он, а убийца.

– Ван Ниекерк нашел ответ и на это. Трюдо сказал, что этот тип линз, с нарисованной радужкой, годится только при дневном свете, потому что у них очень маленькое поле зрения. Фартинг клянется, что в квартире горела только одна лампа, и то в её комнате.

Предположим, она была в постели, ожидая кого-то – ну, своего брата. Слышит стук. Встает. В одной ночной сорочке идет в прихожую и открывает дверь. Свет падает сзади, а с теми линзами снаружи вообще ничего не видно. Слышит голос, который кажется ей знакомым. Отойдя от двери, спешит обратно в постель, потому что холодно – а в воскресенье вечером было холодно.

– Могу это себе представить, – перебил его полковник. – Ее зрачки расшириться просто не могли, она ослепла. Да, ничего бы не произошло, не жди она посетителя. Если это был её брат, почему не вошел?

– Наверно, боялся. Может быть, что-то знал.

– Еще вопрос – как они могли узнать о его визите?

– Могли сами сообщить им о встрече заранее. Или кому-то одному.

– Девушке?

– Да.

– Так много проще – видимо, так и было. Допустим, сказали, что брат придет в одиннадцать. Она слышит стук, открывает дверь, возвращается в постель – и готово.

– Им нечего было опасаться после того, как двери открылись.

– Все это правильно. Но мы все время говорим "они". О ком, собственно?

– Я не знаю, господин полковник. О какой-то гангстерской банде.

– Сегодня среди них немного таких, кто будет возиться с такими сложностями. Намного проще было бы убрать её машиной.

– Она почти никуда не ходила.

– Но вы понимаете, что я имею ввиду.

– Да, полковник. Но что, если ганг ведет большую игру?

– Это все выдумал Шу-Шу? По-моему, все это ерунда.

– Но Мкизе убил Шу-Шу не из-за ерунды.

– Думаете, Шу-Шу пришлось умереть из-за того, что он знал не только о тех, кто его искалечил? Нет, не верно. "Паровой каток"… Ха! По-моему, это просто мыльный пузырь.

Деланно усмехнувшись, Крамер сказал:

– Мы все-таки оба согласны с тем, что этот Ленни, возможно, мог бы ответить нам на многие вопросы, включая и этот.

– Верно.

– Тогда вы согласны, чтобы мы с Зонди поехали в Дурбан и попытались его найти?

Все это время что-то томило полковника, хотя Крамер был необычно любезен – или именно поэтому. Он словно ждал, что за удовольствие придется платить. Теперь узнал, чем.

– Меня удивляет, что вы вообще спрашиваете об этом, лейтенант.

– Уголовная полиция в Порт Наталь не приветствует вмешательства с нашей стороны. Могут возникнуть проблемы.

– Как в прошлый раз? Думаете, я об этом не знаю? Капитан Потгейтер заявил, что вас больше не хочет там видеть. Им хватает проблемы с представителями печати – а с теми справиться нелегко.

– По правде говоря, я думал скорее о проблемах административного характера. Прекрасно знаете, что бригадный генерал помешан на соблюдении порядка.

– Могу себе представить, что вы имели ввиду.

– Вот именно. Что касается дела, не вижу проблем – заберем его и назад.

– А что, если вас обнаружит капитан Потгейтер? Что тогда?

– Скажу, что наверху вы все решили. При вашем звании он не посмеет усомниться.

– Но если все так просто, почему не сделать это Потгейтеру вместо вас?

– Мне казалось, что доклад будет выглядеть лучше, если все заслуги достанутся нашему отделению.

Полковник, поморщившись, взглянул на него. Снова он проиграл. Ну ничего, придет время, и он на Крамере отыграется.

– Я позабочусь об этом, лейтенант. Но вы можете дать мне сейчас материал для доклада генералу?

– Думаю, нет. Слишком рискованно – все ещё висит в воздухе. Но вы мне здорово помогли. Спасибо.

– Не слишком обольщайтесь. Что, если вы Ленни не найдете?

– Тогда возьму его фотографию и организую поиски в других местах. Здесь, например.

– А если все равно не найдете?

– Тогда будем знать, что, скорее всего, кончил также, как и сестра. Это лучше, чем ничего.

– Гм, я вам должен кое-что сказать, – полковник поигрывал ножом для бумаг. – Если вы не разберетесь в этом деле до завтрашнего вечера, я брошу на него все отделение. Не забывайте, что мое заявление для печати, из-за которого вы устроили такой скандал, оказалось для вас лучшей помощью. Без него у вас не было бы ни старухи, ни брата.

Это был реванш.

* * *

Ван Ниекерк ждал Крамера с телеграммой в руке.

– Что-то случилось, лейтенант?

– Ерунда. Что сообщает Дурбан?

– Почти все мы уже знаем. Леон Чарльз Френсис получил год исправительных работ в Дорингбоне за кражу – и, пока там сидел, заработал четырнадцать ударов палками.

– Дайте сюда.

– Шесть – за преступление против нравственности, и восемь – за разбойное нападение.

– Дайте сюда, я сказал!

Вырвав телеграмму, Крамер уставился на нее. Еще там было:

"После отбытия срока в трех случаях привлекался по подозрению. Нападение, дважды в следственном изоляторе. Оправдан по недостатку улик. Вероятно связан какой-то бандой. Образ жизни соответствующий."

И все.

– На большее они не способны?

– Нет, он ведь мелкая шпана, как говорится. И в Треккерсбурге таких более чем достаточно, не можем же на всех заводить дело!

– Может и так. Но недостаток улик указывает, что он знает свое дело.

– Ну да. Я и не говорю, что он паинька.

– Значит, показывать это кое-кому не надо. – Крамер взглянул в сторону запертой двери.

– Она о вас уже спрашивала. Можно ли ей вернуться домой.

– Нет, пока не заполучим сыночка. Он запретил ей ехать сюда, и никто не знает, что может сделать теперь.

– И что с ней делать, лейтенант? Отправить в камеру?

– Оставьте это мне. Кстати, как у вас планы на вечер?

– Хотите, чтоб я поехал в Дурбан?

– Честно говоря, мне нужен кто-то здесь, на случай, если что случится.

Ван Ниекерк поправил галстук.

– Хорошо, лейтенант. Только позвоню жене.

– Обязательно. Когда придет Кумал, велите ему принести раскладушку или возьмите свободную койку из общежития.

– Все будет в порядке, лейтенант. Наконец-то я высплюсь без детей…

– Ну-ну, – подумал Крамер.

* * *

Домик стоял возле полей орошения и был окружен самой буйной растительностью, которой в Треккерсбурге мог похвастаться ещё только ботанический сад. За домом росли темные до синевы гевейи, и на ржавых листах гофрированной крыши валялись куски их розовой коры. Миссис Френсис, выглянув из машины, увидела мужчину и женщину, вышедших на крыльцо, чтобы выяснить, что привело такую шикарную машину по такой отвратительной дороге к ним. Они ей сразу понравились.

Потом, узнав Крамера, мужчина подбежал к машине.

– Какая радость, мистер Крамер! – воскликнул он, распахивая дверцу.

– Как дела, Иоганесс?

– Хорошо! Мери рада вас видеть, и дети тоже!

– Подождите минутку, я к вам с гостем, – защищался Крамер, пропуская вперед миссис Френсис. Атмосфера тут же изменилась.

– Что ей от нас надо? – спросил Иоганнес. – Она из церкви? Простите, но ваша благотворительность нам ни к чему, мадам.

Неожиданная улыбка миссис Френсис смутила его.

– Ты все ещё не разбираешься в людях, – укорил его Крамер. – Это миссис Френсис, она приехала на пару дней из Клермонта. Хотелось бы, чтобы вы о ней позаботились.

– Разумеется, – Мери решительно отодвинула мужа в сторону и взяла миссис Френсис за руку. – Пойдемте со мной. – Выпьем чаю, пока не пришли домой дети.

Миссис Френсис ушла, не оглядываясь.

– Без багажа? – озадаченно спросил Иоганнес.

– Без. Она приехала автобусом, узнать кое-что о дочери. Возможно, сама вам расскажет.

– Не важно.

– Так как у вас дела, Иоганнес? Как Катрин?

– Все так же.

– Понимаю.

– Но теперь она к больнице привыкла. Ей дают работу – плетет корзины для грязного белья.

– Это хорошо.

– Вы же понимаете её положение, мистер Крамер. А за нашу гостью не беспокойтесь. Она пробудет у нас, пока вам не понадобится.

– До воскресенья, во всяком случае, вы её не выгоняйте, – рассмеялся Крамер. – Ну, до свиданья.

Зонди рванул машину с места, как только Крамер захлопнул дверцу.

– Что он там сказал о Катрин, шеф? Ее уже отучили убивать своих детей?

– Черт возьми, нет. Просто в последнее время её никто не изнасиловал. Все вы, черномазые, мерзавцы.

* * *

Убийство детей и изнасилование – вот тягчайшие преступления, – думал Муса, дожидаясь у себя в комнате дальнейших указаний от Зонди. Но если дети соседей там за стеной не утихомирятся, он пойдет и передушит их пo-одиночке. А если там окажется и соседка – сводница, разберется и с ней.

Вошел Гопал, хлопнул дверью и смерил его взглядом из-под угрожающе сдвинутого на глаза тюрбана.

– Муса!

Призрак с Тричаард Стрит боязливо прижался к стене.

– Муса, скажи, ради Бога, что происходит? Пять бутылок "кока-колы" и ещё "пепси"? Муса открыл один глаз.

– Не пытайся отпираться. Сегодня вечером мне уже три клиента сказали, что весь день ты сидел в чайной у Сэмми и тянул "кока-колу". За чей счет, спрашиваю я? За мой счет!

– Это не твои деньги.

Гопал подхватил тюрбан, который едва не слетел.

– Не мои? – он горько засмеялся. – Ну, тогда я скажу – каждый цент, что появится у тебя в кармане до конца жизни – все это мои деньги.

– Это были расходы, а не деньги.

– Называй это как хочешь. Давай их сюда.

– А если я скажу, от кого я их получил?

– Мне до этого нет дела.

Но тут Гопал запнулся. Что-то начало проясняться у него в голове.