355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Роберт Пайк » Пуля ставит точку » Текст книги (страница 14)
Пуля ставит точку
  • Текст добавлен: 4 октября 2016, 22:03

Текст книги "Пуля ставит точку"


Автор книги: Роберт Пайк


Соавторы: Джеймс Макклар
сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 23 страниц)

– Утром отправляйся к Гершвину, – приказал Крамер, остановив машину. Должен знать, куда девался источник его доходов. Может Шу-Шу заболел? Я должен встретиться с полковником и с Перкинсом, а потом буду на рынке, если ты не вернешься в отдел до десяти.

– Ладно, шеф, до встречи.

Крамер подождал еще, чтобы посветить Зонди, пока тот открывал дверь, и потом поехал в город.

Счастливчик! – Жена Зонди была красивой женщиной с роскошными формами.

Крамер поймал себя на мысли о том, не пора ли и ему найти такое же счастье, ему бы не помешала верная жена, да и детей он очень любил. Но нет, он человек твердых принципов. Было бы неверно при этой профессии взять на себя такую ответственность – никогда не знаешь, не очутишься ли ты на прозекторском столе и не будет ли доктор Стридом ковыряться у тебя в брюхе. Так что он нашел себе вдову с четырьмя детьми. И она рада каждому его неожиданному визиту.


ГЛАВА ПЯТАЯ

Крамеру опять не дали выспаться и чувствовал он себя совершенно разбитым. Кто-то безжалостно жал ему коленом в пах.

– Эй, осторожнее, что ты делаешь! – кричал ещё кто-то.

Крамер сорвал с лица простыню. По нему карабкался на четвереньках сияющий пятилетний карапуз.

– Доброе утро, дядя Тромпи, – засмеялся тот, косясь на свою мать, стоявшую в углу.

– Ты чуть не оторвал бедняге Питу голову, – укоряла лейтенанта вдова Фурье.

– Да мне это ничего, мама, – великодушно произнес Пит.

Но тут на шум влетело в комнату все остальное семейство и кинулось на беднягу Тромпи. Все остальные были старше, а значит и сильнее, но Крамеру было справиться с ними легче, чем матери.

– Что это вы делаете? – не выдержала та. – Все вон, чтобы ваша мама спокойно могла одеться. Сию же минуту – а то я опоздаю на работу!

– А минута – это много, дядя Тромпи? – спросила Мери, старшая из детей, которая все прекрасно знала.

– Вон! – закричала вдова.

– Да Бог с ними! – Крамер сел и потянулся за сигаретами. Купил он их в автомате, и под целлофан была засунута какая-то мелочь. Переложил её в карман брюк.

– Ну так сколько? – Мери подобралась поближе.

– Если ты мне скажешь, сколько длится минута, то все получите лимонад из той греческой лавчонки внизу, когда её откроют.

– Шестьдесят!

– Секунд! Почти правильно – а вы, бандиты, исчезнете отсюда и не возвращайтесь, пока не напьетесь от пуза!

Дети вылетели из дому, словно их ветром сдуло.

– Ты их балуешь, Тромпи.

– Я себя балую.

Вдова, занятая поисками чулок, неосторожно подошла слишком близко. Крамеру достаточно было достать её запястье и она уже лежала рядом.

– Вы, полицейские, видно думаете, что вам все позволено?

– Так тебе не нравится? Рассмеявшись, она прижалась к нему.

– Из-за тебя я уже дважды опаздывала.

– Я подвезу.

– Тогда отлично – и она занялась своим делом.

– Наслаждение – это нечто исключительное – думал Крамер, наблюдая за сложной процедурой борьбы пышнотелой женщины со слишком тесным поясом. Только чистое наслаждение, а не то холодно рассчитанное свинство, которое цензура выдирает с газетных страниц. Грязное, гнусное свинство. Но истинное наслаждение…

– Не пора ли тебе вставать?

– Гм…

– Только потому, что ты зол на полковника, не стоит опаздывать на работу. И так кормить детей завтраком придется Мери.

– Гм…

– Ну давай, Тромпи, в ванной есть бритва, я ей брею ноги, так что вымой…

Крамер, ворча, выбрался из постели и потащился в ванную. Вдова Фурье бросила следом его штаны и обрадовалась, услышав звук текущей воды. Застегнув бюстгальтер, снова занялась поисками чулок.

– Тебе они нигде не попадались?

Крамер появился в дверях, пытаясь намылить щеки куском хозяйственного мыла в тщетной надежде хоть как-то побриться. Штаны перебросил через плечо.

– Какого они цвета?

– Розового, – вдова наспех набросила свой рабочий халат – она уже явно не успеет переодеться в раздевалке универмага Вулворта.

– Розового, – повторил Крамер. – Но такого цвета чулок не бывает.

– Что бы ты понимал… В нашем отделе мы все их носим, прилавки такие высокие, что покупателям ничего не видно.

И тут его осенило. Он так рванулся в комнату, что штаны и мыло полетели на пол. Вдова сердито заворчала на него.

– Иди сюда, – крикнул Крамер. – Да расстегни эти чертовы пуговицы!

– Не трогай меня, у тебя руки мокрые! – запротестовала она. – Ты с ума сошел, Тромпи!

– Расстегни!

Выглядела она настолько оторопевшей, что ему стало её даже жалко, но догадка была слишком важна, чтобы тратить слова. Крамер сосредоточенно уставился на белье, появившееся из-под разошедшихся пол халата. Открытый бюстгальтер был ярко-красным, отделанным черным блестящим кружевом, с вышитыми цветочками. Пояс для чулок – телесного цвета с нарядным карминным рисунком. Приспушенные на бедра трусики – ядовито-зеленого цвета, с вышитыми на известном месте желтыми розами.

Вдова Фурье стояла тихо, словно ожидая, что он коснется самого сладкого местечка.

– Закройся, – буркнул Крамер и даже улыбнулся. – Мне нужно было только взглянуть.

– Ах, так!?

Она снова начала одеваться. Надувшись, готова была рассердиться.

– Думаю, по пути нам надо поговорить.

– Ты мне сейчас скажи: почему ты все это носишь? Это для меня очень важно. Теперь её терпение лопнуло.

– Ты что это имеешь в виду?

– Почему все такое крикливое? Почему не обычного белого цвета, как на всех витринах?

– Не знаю. Может быть, потому, что весь день приходится носить униформу…

– Продолжай, – Крамер подал ей чулки, оказавшиеся на полу у неё под ногами.

– О, спасибо. Ну, просто все продавщицы у Вулворта должны быть одеты одинаково, а это так ужасно… И цвет – серобуромалиновый…

– Да?

– И если женщина носит пестрое белье, такое, какое ей нравится, тогда – хоть этого никто и не видит – она хоть чувствует себя сама собой.

Его это явно поставило в тупик.

Чулок на левой ноге перекрутился. Опираясь на локоть Крамера, она поправляла его и одновременно ковыляла к постели, чтобы сесть.

– А что бы ты сказала о двадцатилетней девушке, которая сама себе хозяйка, может позволить себе все, что угодно, но носит серобуромалиновые туалеты, а под ними белье самых невероятных расцветок?

– Сказала бы, что нечто её вынуждало.

– Вынуждало?

– Конечно. Какая же женщина добровольно захочет испортить о себе впечатление?

– Ты права.

И поскольку ей польстило, с каким вниманием он следит за её словами, она добавила:

– Я лично утверждаю, и говорила это начальству не раз, что немного цвета никогда не повредит.

Но мисс Ле Руке явно опасалась, что ей это могло повредить. И сильно. А какова она была в действительности, нужно было ещё подумать. Но не теперь.

– Побреюсь на службе, – Крамер кинулся торопливо одеваться. Готов он был раньше, чем вдова нашла свой второй туфель. Он выгреб его из-под кровати и надел ей на ногу.

– Так, Золушка, внизу тебя ждет карета… По дороге к лифту она заметила, что он довольно смеется.

– Ты чудовище, Тромпи Крамер, – заявила вдова. – Но все равно приезжай поскорее, ладно? Дети тебя обожают.

– Ах, бедные малышки, – засмеялся он и кивнул.

То, как взглянула на него миссис Перкинс, открывая дверь, Крамеру не понравилось. К тому же он ощущал на лице засохшую мыльную пену, шуршавшую по щетине.

– Бедный Боб так и не ложился, – укоризненно упрекнула она. – Я понятия не имела, чем все это кончится.

– Мне очень жаль, но я постараюсь, чтобы ему компенсировали…

– Не в этом дело. Но его здоровье… Ведь у него астма.

Это могло быть правдой. Отсюда столько книг по Йоге.

– Мне очень жаль, – повторил Крамер. – Но только он мог сделать эту работу.

– В самом деле?

– Да, ваш Боб – ловкий парень, – заверил он, направляясь внутрь и уже шагал по коридору к мастерской.

– Лейтенант…

– Да?

– Вы завтракали?

– Ну…

– Бедняжка, вы ведь тоже – глаз не сомкнули… я принесу вам яйцо и поджарю гренки.

Чувство вины не было излюбленным ощущением Крамера. Так что он был не в духе, открыв дверь мастерской и найдя там Боба, растянувшегося на полу с закрытыми глазами. Но тот тут же оказался на ногах.

– Для вас все готово, лейтенант, – весело доложил он. – Извините, я не в форме.

– Не нужно извинений. Есть что-нибудь?

– Очень и очень странное. В чем дело, я так и не сообразил. Подождите, сейчас покажу. Как видите, сожженные места я заменил чистой лентой, причем точно такой же длины. Теперь её можно прослушать, хотя и есть места без звука.

– Ясно.

– Тогда включаю.

После долгой паузы из динамиков полились звуки. Игра на фортепьяно. Несколько тактов. Пауза. Снова музыка. Пауза. Мелодия изменилась, но оставалась такой же простой, словно для начинающего. И тишина.

Эти бесконечные паузы действовали Крамеру на нервы.

– И сколько там ещё такого?

– Все в том же духе до самого конца.

– И что это значит?

– Лента звучит ровно час.

– Черт, что это за прожженый тип?

– А вам ничего не приходит в голову?

– Да не могу сосредоточиться, все из-за этих провалов. Ч-черт!

– Я тоже не мог – и потому записал другую ленту, где все пропущенные места удалил и состыковал то, что осталось. Правда, все равно уши вянут, но хоть слушать легче!

Лента была под рукой, Боб запустил её. Крамер выдержал минуты полторы и был сыт по горло.

– Достаточно, благодарю вас, Боб.

– Полагаю, вам нужно послушать ещё немного, лейтенант.

– Ну нет, все, что нужно, я уже слышал. Тут две дорожки?

– Да, на второй – несколько рождественских песенок и бесконечные "Зеленые манжеты"…

– Значит, все ясно? Мисс Ле Руке была учительницей музыки, а те часто пользуются магнитофоном, чтобы ученики контролировали сами себя. На этом крошечном куске было пять ошибок.

– И ритм все время тот же самый, на любой мелодии. Типичное любительское трам-там, трам-там…

– Вот именно.

– А теперь давайте послушаем вот это, лейтенант – вот эту часть.

– Зачем?

– Я тоже не знал, пока не прослушал. Крамер сам нажал кнопку.

– Так? – Т-с-с, как раз здесь.

Музыка вдруг смолкла. Пауза. Долгая пауза, звучащая точно так же, как на сожженных кусках ленты. И потом снова – с того же места партитуры.

– Вот так-то, – Боб довольно усмехнулся. – Эта пауза была записана. Крамер нахмурился.

– Ну и что? Слышал же неверную ноту – вот и начали снова. Именно так это и выглядит на уроке музыки.

– Тогда почему не слышны голоса? Во время паузы преподаватель бы что-нибудь сказал? Не мог же ученик так долго поправлять пальцы?

Это была правда. И в глубине души Крамера что-то зашевелилось, только он никак не мог вспомнить, что.

Услышав стук в дверь, Боб вскочил, чтобы впустить миссис Перкинс, принесшую поднос с завтраком. Яйцо было прикрыто крохотной шерстяной шапочкой.

– Премного благодарен, – Крамер поставил поднос на колени, – вы очень любезны.

– Значит, мой Боб вам помог?

– Я думаю, – ответил Крамер с полным ртом.

– Не слишком, моя дорогая, но зато задал ему задачу, к которой сам не знаю как подступиться.

Крамер налегал на гренки, и миссис Перкинс уставилась на него, потрясенная: похоже это было не на еду, а на заправку какого-то робота запасами энергии. Большая чашка черного кофе убивала как ликерная рюмка.

– Шутки в сторону, – Боб попытался отвлечь её внимание, – это вам хоть как-нибудь поможет?

Крамер вытер губы предусмотрительно предложенной ему салфеткой и встал.

– Разумеется да, и я вам очень обязан. У меня не было времени все как следует обдумать, но уверен, это нам поможет. В десять я встречусь с шефом и решу вопрос вашего гонорара.

– Да уже почти десять, – заметила миссис Перкинс.

– Господи, – воскликнул Крамер, – мне пора бежать.


* * *

Полковник Дю Плесси стоял у окна, когда Крамер без стука влетел в комнату.

– Добрый день, лейтенант, – сказал полковник, не оборачиваясь. – Я жду от вас полного отчета. Надеюсь, он у вас уже написан?

– Да плевать мне на него, меня интересует не то, что написано, а то, что напечатано!

Полковник Дю Плесси перешел к своему креслу под большим портретом президента республики. Сложив руки на круглом брюшке, осуждающе взглянул на Крамера.

– Не надо себя так вести! Сегодня это простительно мне, с утра желудок в ужасном состоянии…

И лицом и фигурой, и голосом напоминал он Крамеру старую бабу. Когда подавал через стол какую-то папку, казалось, на ней должен был стоять стакан слабого чая с диетическими сухариками. Но у него была репутация одного из самых крутых и грубых людей в полиции. По большей части – из-за его внезапных припадков ярости.

И завистлив был тоже как старая баба.

– Бригадный генерал был весьма доволен, узнав, что я поручил этот случай вам.

– Поручили? Вы меня насмешили. Я не буду заниматься этим дерьмом для того, чтобы ваше имя красовалось в газетах.

Полковник прошипел:

– Может быть, вы дадите мне договорить? Бригадный генерал мне сказал: Джепи, это один из наших лучших людей, помогите ему всем, чем можно. Собственно, это он рекомендовал мне сделать заявление для печати, – он же знает, что вы не любите проблем, возникающих при отсутствии близких родственников.

– Глупости.

Этого должно было хватить. Хватить для того, чтобы этот болван нарушил протокол. Крамер долго ждал возможности его спровоцировать, чтобы обвинить в том, что ударил коллегу-офицера; но теперь, когда у него было идеальное оправдание своему поведению, ничего не случилось. Как о нем говорили, болвана этого ничем нельзя было пронять.

– Садитесь, лейтенант, прошу. Ладно, я только что говорил с вашим черномазым сержантом. Ему было что рассказать, причем довольно интересного. И тревожного.

Значит вот как обстояли дела. Теперь он знал гораздо больше, чем удалось доктору Стридому выболтать по телефону. А если Зонди хорошо сыграл свою роль, то у полковника поджилки дрожали при мысли, что может сказать бригадный генерал, если узнает, как заметка в "Газетт" повредила следствию. Генерал, несомненно, ничего о прессе не говорил – он её терпеть не мог.

– Вы обеспокоены, господин полковник? – с невинной миной полюбопытствовал Крамер.

– Скажите, лейтенант, каким образом белая девушка, да ещё учительница, может быть связана с черномазыми, вооруженными спицами? Не представляю, как это может быть.

– Я тоже. Доктор Стридом говорит, что с подобными убийствами он встречался только в Ранде.

– И Зонди говорит, что на Барнато Стрит она жила уже два года.

Тут Крамеру кое-что пришло в голову.

– Кто сказал, что она вообще связалась с неграми? Убийцы не всегда собираются в банду – бывает, действуют и сами по себе. Нужны только связи и немного денег.

Собственно, ничего нового он не открыл; просто долго отгоняемая им мысль всплыла на поверхность. Почему он её отгонял, было ясно: от неё ему просто было не по себе.

– Господи Боже, – спросил полковник, – вы что, хотите сказать, что все организовал белый?

– Пока это только догадка, но логичная.

Они помолчали. Крамер снова и снова возвращался к той же мысли. Это было мерзко, гнусно и беспрецедентно, чтобы белый убийца на грязную работу нанял негра. Но какая-то странная логика в этом была.

– Это стоило бы кучу денег, – сказал наконец полковник. – Если убийца приехал из Ранда, ему кто-то должен был сделать фальшивый пропуск, иначе забрать его за бродяжничество могла любая патрульная машина.

Как всегда, он сосредоточился на наименее важном.

– Деньги тут роли не играют. Он мог приехать сюда сам по себе и устроиться куда-то прислугой. Может у него в Ранде горела земля под ногами; пожалуй, стоит послать запрос и поискать какие-нибудь следы.

– Это я устрою.

– Главная проблема – завязать контакт. Негру никогда и в голову не придет сделать такое для белого, разве что он ему абсолютно доверял, знал лучше родного брата. Но как такое могло произойти? Где они встретились? Ведь кто-то мог увидеть их вместе – наши люди все время бдят. Ведь мы имеем дело не с дураками.

– А что, если был посредник?

– К нему это тоже относится. Ведь он мог попасть в соучастники. Должен был доверять, но кому?

– А как насчет её жениха?

– Ах, это… пока остается надежда – если он, разумеется, существует.

– Что вы имеете в виду?

– Пока это только теория, но мы проверим.

– А Шу-Шу?

– Еще одна теория, но, кажется, она уводит нас в сторону. Пожалуй, заеду на рынок и отзову Зонди.

Крамер встал, полковник проводил его до дверей, по дороге заметил:

– Так вы нашли ещё один повод держать своего черного приятеля при себе?

– Это история настолько же черная, насколько и белая, – отрезал Крамер.

– Потише, потише. Я только обращаю ваше внимание, что нужно доверять, но проверять.

Уточнить свое замечание ему не пришлось, потому что Крамер не стал оправдываться, а, наоборот, вспылил.

– Послушайте, если вам не нравится, как я работаю, так пойдем обсудим это у генерала. Удар пришелся ниже пояса.

– Извините, лейтенант, но это ни к чему. Мы оба знаем, что вы… гм, наша лучшая команда. Вы меня неверно поняли.

– Значит, все в порядке?

– Да, да, разумеется.

– И мне продолжать заниматься этим делом?

– Конечно, конечно.

– Ладно, но мне не нужна больше никакая реклама в "Газетт", ясно?

– Мне сказать им, что это была ложная тревога?

– Скажите, что если они ещё хоть пискнут, вы всерьез поговорите с редактором.

– Отлично, это ещё лучше.

– И ещё вот что: я не собираюсь писать отчеты, пока не закончу дело.

– Вы делайте свое дело и можете все решать сами. Я крайне заинтересован в вашем успехе.

– Ну, в этом-то я уверен, – сказал Крамер, закрывая за собой дверь.

* * *

Шу-Шу все ещё не появлялся.

Зонди в сотый раз обошел вокруг мэрии и теперь караулил у главного входа. Все остальные нищие давно были на местах, но они его не интересовали. Вопросы он хотел задать кому-нибудь повыше уровнем. Поэтому, перейдя на другую сторону Де Вит Стрит и войдя в здание суда, он занял выгодную позицию у окон: желтый "додж" приблизился к боковым воротам, но никто из него не вышел – ещё не было часа. Зонди неторопливо курил.

В час солнце достигло зенита и настала настоящая жара. Тень от здания мэрии переместилась на тротуар, следом за ней в холодок переместились и нищие. Пекло. Желтый "додж" сорвался с места и поехал по улице Пэрейд, высадив Гершвина Мкизе, лениво шагавшего по широкому тротуару. Побуревший газон по сторонам от него был настолько сухим, что взлетавшие и садившиеся кузнечики поднимали – маленькие облачка пыли. Их неутомимая возня резко контрастировала с неподвижными фигурами чернокожих посыльных, в обеденный перерыв развалившихся на траве со своими черствыми бутербродами и вчерашними газетами, но зато прекрасно сочеталась с пружинной походкой Гершвина. Тонкие губы, кофейного цвета кожа и прямые, прилизанные волосы придавали ему вид типа, способного на что угодно.

Гершвин остановился, опершись о ствол пальмы. Небольшая возвышенность обеспечивала ему прекрасный обзор. Это пришел хозяин на свою ежедневную инспекцию.

Зонди оставался на месте, метрах в пяти от Гершвина, и довольно улыбался. К такому типу как Гершвин приближаться стоило только сзади, независимо от причины и учитывая, что его телохранители поджидали в "додже" на Маркет Сквер. К тому же люди такого сорта весьма уязвимы , со спины достаточно их достать, и они заговорят.

Гершвин начал проявлять признаки недовольства. Ковырял ногтем кору пальмы, постукивая о землю носком двухцветного ботинка. Потом достал желтый носовой платок. Вначале, словно пуховкой, осушил им лицо, а потом старательно высморкался. Чихнул. И ещё раз чихнул.

Зонди щелчком послал свой окурок так, что попал в припотевшее пятно на желтом пиджаке, сзади между лопатками. Прежде чем Гершвин обернулся, Зонди уже был тут как тут.

– Что-то не так? Безрукий снова глотает монеты?

– Глядите-ка, сержант Микки Зонди! – воскликнул Гершвин, даже не оглянувшись. – Безрукий исправился, он теперь даже в сортир не ходит. Теперь у меня голова болит вот из-за того, что у телефонной будки. Он неважно выглядит.

Разумеется, Гершвин предпочитал пользоваться плохим английским, но не родным ему зулусским.

– Почему бы и нет? – Зонди принял легкий, небрежный тон. – Ведь он первую неделю в городе, да? Полагаю, что уговаривая его, ты сулил золотые горы. Наверняка убеждал, что он может стать полезным семье. Ведь братья не могут придти сюда в поисках работы – у них нет паспортов, но полиции ты и без паспорта не помешаешь – таких она не трогает. И достаточно тебе показывать свои ноги, чтобы они отвалили кучу денег, которые ты сможешь посылать домой матери  и своим братьям.

– Было, было, – согласился Гершвин, стараясь казаться дружелюбным. Зонда перешел на зулу.

– Только теперь он узнал правду. Хочет обратно. Но забрать его некому, у братьев его нет паспортов.

– Позднее будет получать больше, и на семью хватит, – Гершвин снова перешел на английский. – На него мне пришлось истратить много-много бензина, он жил далеко за горами. Много бензина. А это много-много денег.

– Закуривай.

Гершвин взял из пачки сигарету, но уронил её, пытаясь похвалиться своей новой блестящей газовой зажигалкой.

– Да черт с ней, возьми другую, – Зонди придержал его за плечо. Гершвин кивнул, – но тут же, заметив чье-то движение, вдавил каблуком сигарету в грязь. И черный подросток, кормившийся тем, что делал сигареты из окурков, огорченно отполз назад.

Зонди заставил Гершвина прикурить от спички, отплатив тем самым за мальчишку.

– Но все равно дела идут, Гершвин? Как я вижу, там опять новенькие?

Гершвин постарался весь дым выпустить в Зонди. Тот и глазом не повел.

– Да, да, Зонди, верно.

– Сколько их всего у тебя?

– Десять, может двенадцать.

– И Шу-Шу все ещё главный аттракцион?

– Да-да, первый класс. Едва заметно запнулся, подтверждая статус Шу-Шу.

– Но ведь он уже месяц не живет у тебя на Тричаард Стрит.

Вот как с ним было надо: неторопливо и хладнокровно.

– Шу-Шу – старый бродяга. Я говорил ему, у меня это лучшее место, но он предпочитает спать на рынке, говорит, там лучше.

– С чего это?

– Терпеть не может других инвалидов. Считает, он сам – другое дело. Говорит, что он родился дай Бог всякому…

– А кто за ним ухаживает?

– Я плачу ребятам.

– Из его пособия по инвалидности?

– Я что, разориться должен из-за его причуд?

– И тот парень, он тоже помогает?

– Конечно, все. Мой шофер их найдет.

– Так Шу-Шу говорит, что больше на Тричаард Стрит ни ногой?

– Я же вам говорю…

– А чего так вдруг? Ведь прожил там четыре года. Гершвин снова начал ковырять пальмовый ствол. Уже выдолбил в нем целую дыру.

– Ну да, – недовольно протянул он.

– А вчера вечером он вдруг исчез с рынка. И без коляски.

– Ага-а, теперь я знаю, куда вы клоните, Зонди! Но Шу-Шу никто не украл, что вы. Полиции нечего беспокоиться. – Гершвин осклабился от уха до уха.

– Нечего?

– Он просто испугался злых чар от остальных, ему ведь все завидуют. Взял такси и поехал в горы искать колдуна.

–  Когда?

– В субботу вечером.

– Совсем один?

– У Шу-Шу денег хватает, сами понимаете, семьи нет – но к чему платить за двоих?

– Каким такси, знаешь?

– Самые дешевые – "черные". – Он имел в виду таксистов, занимавшихся извозом нелегально, и Зонди знал, что в этом случае ничего не добьешься.

– На Брандсмаа Стрит колдунов и так хватает, Гершвин.

– Это уже не то, они – как белые доктора, магической силы нет. Шу-Шу вернется, скоро вернется.

Усмешка Гершвина выжидательно дрогнула и замерла. В его объяснении не было ничего абсурдного, все концы с концами сходились. Ибо если что и могло погнать зулуса в бега – даже такого инвалида, как Шу-Шу – так это боязнь повисшего на нем проклятья. А избавиться от него можно было только в тайном, колдовском месте.

Казалось, Гершвину на этот раз повезло. Но Зонди оставил все-таки за собой последнее слово. Высыпав сигареты из пачки под ноги, он позвал мусорщика. Быстро зашагав прочь, ещё раз обернулся, чтобы полюбоваться на физиономию Гершвина, с которого наконец спала маска. Пинок, который Гершвин отвесил мусорщику, на долю секунды опоздал – подросток с мусорной тележкой растаял в дрожащем мареве.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю