Текст книги "Час нетопыря"

Автор книги: Роберт Стреттон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 26 страниц)

XXIV

Пятница, 12 июня, 6 часов 31 минута по восточноамериканскому времени. В Овальном зале Белого дома начинается заседание Совета национальной безопасности Соединенных Штатов. Присутствуют:

1. Президент Говард Дж. Гаррисон;

2. Вице-президент Реджинальд М. Паркер;

3. Советник президента по национальной безопасности доктор Натаниэл Э. Рубин;

4. Председатель Комитета начальников штабов генерал Джон А. Тамблсон;

5. Директор Центрального разведывательного управления контр-адмирал Джеймс М. Прескотт;

6. Государственный секретарь Дэвид Роско Брумэн;

7. Министр обороны Никос С. Палакис;

8. Руководитель аппарата Белого дома, правая рука президента, один из самых влиятельных людей в Соединенных Штатах Роберт П. Магорски;

9. Начальник спецсвязи полковник Эйб Уиндер;

10. Секретарь Совета национальной безопасности миссис Патриция Амелия Вогэн.

– У нас, как полагаю, есть всего восемь минут для того, чтобы принять решение особой важности, – говорит президент Гаррисон. – Экстренное заседание Совета созывалось, однако, по совершенно иному поводу, о чем я скажу позже. Впрочем, некоторые из вас уже знают, в чем дело.

– Я не знаю, господин президент, – прерывает его государственный секретарь. – Меня разбудили четверть часа назад, и я не успел…

– Дело в том, – с раздражением отвечает президент, – что наша разведка доложила о похищении или исчезновении нейтронной боеголовки на территории Федеративной Республики. Но сейчас главное не в этом. Боеголовка рано или поздно найдется. Возникла, однако, новая, и весьма опасная, ситуация, связанная, может быть, с исчезновением боеголовки. На территорию Соединенных Штатов надвигаются со стороны Берингова пролива неопознанные летающие объекты, видимые на экранах радаров, но недосягаемые для истребительной авиации. По требованию командования стратегических ВВС я только что объявил «красную тревогу», из чего вы можете себе представить всю серьезность положения. Я все правильно изложил, генерал?

– Да, господин президент, – говорит генерал Тамблсон. – Мы не в состоянии определить происхождение этих объектов и пока не знаем, как их обезвредить.

– Я думаю, – вмешивается доктор Рубин, – что следует тотчас же воспользоваться «горячей линией» между нами и Москвой. Для догадок и обсуждения времени уже нет.

– И я того же мнения, – кивает Гаррисон. – Полковник Уиндер, немедленно соедините меня с Генеральным секретарем в Москве.

Полковник Уиндер исчезает. На мгновение он задерживается возле чемоданчика командора Мура, а после этого усаживается за сложной конструкции диспетчерский пульт в подземном этаже Белого дома.

– Должен ли я сразу же сказать Генеральному секретарю про эту боеголовку?

– Я бы не советовал, господин президент, – говорит доктор Рубин. – «Горячая линия» работает непрерывно, в Москве еще не наступил вечер, насчет боеголовки мы всегда успеем проинформировать. Впрочем, надо полагать, они о ней ничего не знают. А мы должны немедленно получить объяснения по поводу таинственных объектов над Аляской.

– Я позволю себе, – говорит государственный секретарь, – не согласиться с доктором Рубином. А вдруг русские своими путями, через собственную разведку, уже узнали о краже боеголовки? Они нам никогда больше не поверят. Надо им откровенно сказать, что случилось в Федеративной Республике, и только тогда спрашивать об Аляске.

– Не думаю, – резко возражает министр обороны. – Если это они запустили над Аляской странные предметы, то просто-напросто будут все отрицать. Тогда, признавшись в пропаже или повреждении боеголовки, мы дадим им отменный козырь.

– Никос, ты совсем не то говоришь, – вмешивается вице-президент Паркер. – Как раз если мы скроем историю с боеголовкой, они могут потерять к нам доверие.

– Пусть теряют, – парирует Рубин. – Мы не можем вести свою политику в вечном страхе, как бы не обидеть Москву.

– Натаниэл, здесь никто ничего не боится, – холодно замечает президент. – Хочу лишь напомнить тебе, что это не футбольный матч.

Входит полковник Уиндер.

– Господин президент, Генерального секретаря в Кремле сейчас нет. На линии секретарь и член Политбюро. Прошу нажать эту красную кнопку. Переключение происходит автоматически.

Президент Гаррисон подходит к маленькому столику, который приставлен к большому письменному столу.

– Господин секретарь? Это говорит президент Соединенных Штатов, Гаррисон. Мы хотели бы просить у вас разъяснений, что значат таинственные объекты, подлетающие к Аляске со стороны Берингова пролива. Можете ли вы поручиться, что это не нападение на нас с использованием неизвестного до сей поры оружия?

Минута тишины, затем в трубке раздается голос переводчика.

– Господин президент, нам ничего не известно о каких бы то ни было объектах. Советский Союз не предпринимает никаких наступательных действий против Соединенных Штатов. Сейчас я спрошу, что известно об этом нашим ракетчикам, но пока хотел бы вас заверить, что советская сторона не предприняла никаких, повторяю, никаких шагов, угрожающих безопасности Соединенных Штатов.

– Спасибо за разъяснение, – говорит Гаррисон, вытирая пот с затылка. – Значит, мы можем поразить эти объекты без опасения нанести ущерб нашим взаимоотношениям?

– Что касается нас, препятствий нет. За других трудно отвечать.

– Теперь еще один вопрос, – продолжает Гаррисон. – Сегодня утром в Западной Германии случилась какая-то не вполне ясная история с нейтронной боеголовкой.

– Мы это предполагали.

– Вы уже знаете? Поздравляю. Тогда мне нечего больше сказать.

– Господин президент, мы знаем лишь то, что в одном из районов Федеративной Республики отмечено повышение уровня радиоактивности. Это зафиксировали наши разведывательные спутники. Мы полагали, что на злополучной атомной станции Обермар снова произошла авария…

– У немцев настолько дефектная станция?

– Совершенно верно. Но они это пытаются скрыть, что когда-нибудь плохо кончится. К сожалению, деталей мы пока не знаем. Можете ли вы, господин президент, подробнее рассказать об этой боеголовке?

– Я сам мало знаю, но считаю своим долгом проинформировать вас об этом факте.

– Из-за этого вы и объявили «зеленую тревогу»?

– Да-да, – неуверенно отвечает Гаррисон, – именно из-за этого.

– Благодарю за информацию, господин президент. Наши военные слегка обеспокоены.

– Мы также сохраняем бдительность.

– Можем ли мы быть уверены, что вы проинформируете о дальнейшем ходе событий?

– Конечно, господин секретарь. Мы должны полностью доверять друг другу.

– И мы такого мнения, господин президент. Мы настойчиво вас предостерегали от передачи нейтронного оружия в распоряжение других правительств…

– Господин секретарь, не будем сейчас затевать дискуссию по этому вопросу.

– Разумеется, теперь уже поздно. Господин президент, можете ли вы мне все-таки сказать, что произошло с этой боеголовкой?

Доктор Рубин, который слушает этот разговор, отрицательно качает головой в знак того, что президент не должен сообщать собеседнику ничего конкретного.

Президент Гаррисон от него отмахивается.

– Я не могу входить в детали, – говорит он в телефонную трубку, – так как мы должны немедленно и со всей решительностью заняться этими таинственными объектами над Аляской. Пока могу лишь сказать, что боеголовка, о которой речь, вышла из-под контроля вооруженных сил США и наших германских союзников.

– Она украдена?

– Этого мы еще не знаем. Вероятно, да.

– Вы не допускаете возможности, что ею завладели известные элементы в западногерманской армии?

– Абсолютно не допускаю. Немецкая система защиты… Впрочем, неважно. Это или досадная случайность, или чьи-то злонамеренные действия, рассчитанные на то, чтобы нас поссорить.

– Чьи действия?

– Не знаю. Сожалею, но я вынужден закончить наш разговор. Необходимо сделать срочные распоряжения. Прошу проинформировать Генерального секретаря о моем звонке.

– Я это сделаю, господин президент. До свидания.

– До свидания.

Гаррисон кладет трубку и оглядывает всех присутствующих, но не успевает изложить свою оценку ситуации, как на диспетчерском пульте звучит приглушенный голос секретаря:

– У телефона канцлер Лютнер из Бонна. Дело, по его словам, сверхсрочное и сверхважное. Он требует немедленно соединить его с вами.

– Соединяйте, – говорит президент Гаррисон, не реагируя на отчаянные жесты генерала Тамблсона.

– Говорит Лютнер, – слышатся из аппарата слова переводчика. – Господин президент, я должен вам сообщить о деле столь важном и потенциально опасном…

Президент хмурит брови и выключает громкую связь. Голос канцлера Лютнера уже не доходит до собравшихся в Овальном зале членов Совета национальной безопасности.

– Ужасно, – бормочет генерал Тамблсон. – Осталось не больше трех минут. Не время для дипломатических бесед.

– Вы верите Москве? – спрашивает Магорски у директора ЦРУ.

– Да, – неохотно отвечает адмирал Прескотт. – Нет признаков того, что они привели в состояние готовности силы стратегического назначения. Тревога в военно-воздушных силах не объявлялась. Нет никаких данных о передвижениях их войск в Европе.

– Странно, – размышляет вице-президент Паркер. – Кто мог нам устроить эту шутку? НАСА[9]9
  Национальное управление по аэронавтике и исследованию космического пространства.


[Закрыть] ничего на сей счет сказать не может?

Полковник Уиндер, видимо вспомнив про неотложное дело, внезапно срывается и бежит в секретариат.

В этот момент президент Гаррисон кладет трубку.

– Прекрасно, – говорит он, криво улыбаясь, и в глазах его появляется холодный блеск. – Прекрасно. Поздравляю вас, адмирал Прескотт. Ваша разведка просто великолепна. В Германии украдена не одна боеголовка, как вы утверждаете, а одиннадцать, общей мощностью в шестьсот килотонн. Значит, случайность следует исключить. Все говорит о том, что похищение совершено восточногерманскими агентами, а этого не могло произойти без ведома и согласия Москвы. В довершение всего одна из украденных боеголовок начала давать излучение. Есть основания предполагать, что боеголовки находятся на территории Западной Германии или Франции.

Адмирал Прескотт застывает как соляной столп. За последние пятнадцать лет не случалось, чтобы Палмер-II дал ложную информацию, да еще по такому важному вопросу. Прескотт не в состоянии ни слова выговорить. По глазам президента и Натаниэла Рубина он видит, что ЦРУ в один момент утратило доверие. Это не просто ошибка. Это опасная дезинформация.

– Господин президент, – умоляюще просит генерал Тамблсон, – у нас осталось не больше полутора минут для принятия решения. Нельзя медлить ни секунды.

– Правильно, – спокойно говорит Гаррисон. – Приказываю уничтожить эти неопознанные объекты, употребив все имеющиеся у нас средства. Разрешаю применить лазерное оружие, стратегические ракеты с разделяющимися боеголовками, секретные спутники. Все, что будет необходимо. В этой ситуации мы должны действовать быстро и решительно.

– Так точно! – срывается с места Тамблсон. – Если я правильно понял, вы готовы объявить состояние войны… то есть поставить все наши вооруженные силы в положение за гранью «красной тревоги»?

– Готов.

Тамблсон выбегает из Овального зала.

– Теперь, – спокойно говорит Гаррисон, – попробуем кратко проанализировать ситуацию. Вариант первый: Москва говорит правду. Они действительно ничего не знают о подлетающих объектах, но дали восточной зоне согласие на похищение боеголовок. Тогда мы имеем дело с роковым стечением обстоятельств, поскольку сам факт похищения боеголовок не выходит, так сказать, за рамки правил игры. Русские предостерегали нас от передачи нейтронного оружия союзникам, и было бы понятно, если бы они захотели дать нам горький урок, когда это произошло. Второй вариант: Москва не говорит правды. Они пустили в ход новое неизвестное оружие, о котором мы пока ничего не знаем, а одновременно устроили похищение боеголовок. Например, с той целью, чтобы они взорвались на восточной Эльбе, где-нибудь в стороне, не вызвав человеческих жертв, и возник, таким образом, повод для обвинения нас в агрессии. Вариант третий: Москва не имеет ничего общего с таинственными объектами и похищением боеголовок. Тогда следует предполагать, что боеголовки захватил кто-то другой. Но кто? Тайная фашистская организация в Европе? Французы, чтобы показать нам, какой ошибкой был допуск к нейтронному оружию их восточного соседа? Террористы? А может, скажем так, консервативные элементы в наших собственных вооруженных силах? Прошу высказываться. У нас есть несколько минут, пока не будут уничтожены эти проклятые объекты. Натаниэл?

– Что ж, господин президент, – начинает доктор Рубин, готовясь выступить с обстоятельным научным докладом, – дело, несомненно, весьма запутанное…

– Без тебя знаю, Натаниэл. Кто и зачем захватил боеголовки?

– Ах, я же не могу этого знать, господин президент. Но я лично предполагаю русский заговор.

– Конкретно?

– Тогда мне придется начать с изложения своей концепции.

– Позже. Реджинальд?

– У юристов, – начинает вице-президент Паркер, – есть одно правило, которое может нам сегодня пригодиться. Какое бы преступление ни совершалось, они начинают поиски истины с вопроса: qui prodest? Кому выгодно преступление?

– Cui prodest, – поправляет доктор Рубин.

– Возможно. – Вице-президент Паркер не скрывает раздражения, потому что умничающий Рубин всем стал поперек горла. – Если мы поставим перед собой этот вопрос, можем получить три ответа. Во-первых…

– Минутку, – прерывает его Гаррисон. – Что скажет государственный секретарь?

– Пока немного, господин президент, – вздыхает Брумэн. – Прежде всего, мы должны осознать, что вся эта история подорвет доверие к нам союзников. Опасаюсь также…

– Господа, – вставая, говорит Гаррисон, – продолжайте вашу научную сессию, а я ненадолго покину почтенное собрание. Роберт, выйди со мной.

Президент направляется в соседний салон (командор Мур не отступает от него ни на шаг), опускается в мягкое кресло и закладывает руки за голову.

– С этими людьми, – цедит он сквозь зубы, – можно торговать старьем, а не управлять страной. Стране угрожает смертельная опасность, а эти профессора щеголяют знанием латыни. Послушай, Роберт, что ты обо всем этом думаешь?

– Прежде всего, я думаю, господин президент, что вы несправедливы к доктору Рубину. Он думает медленно, но эффективно. Это наверняка самый лучший советник, какой был когда-либо у президента Соединенных Штатов. Действительно, на него нельзя положиться в критический момент. Но ведь в конце концов вы ему обязаны разработкой великолепной тактики последнего раунда переговоров на высшем уровне.

– Очень мило с твоей стороны, Роберт, хорошо отзываться о Натаниэле, которого ты терпеть не можешь и считаешь моим злым гением. Но хватит комплиментов. Что ты думаешь об этих проклятых боеголовках?

– В двух словах: я не думаю, что это сделали русские, а тем более использовали при этом командос из ГДР. У них просто нет повода. Французы, разумеется, в счет не идут. Остаются три возможности, одна хуже другой. Первая: правонационалистический заговор в бундесвере. Вторая: какой-нибудь свихнувшийся гений. Третья: террористы. Хотя эту последнюю возможность я называю только для порядка. Мне она не кажется правдоподобной.

– Ты исключаешь возможность, что эту ловкую операцию проделали наши славные парни? Например, люди Прескотта без его ведома и согласия? Или кто-нибудь из наших бравых полковников? С тех пор как мы сократили численность наших войск в Западной Европе, эти люди весьма раздражены и чертовски скучают. Может, они захотели напомнить, что существуют и скверно себя чувствуют в нынешней роли?

– Опыт говорит, что нельзя исключать ни одну из возможностей. Все может случиться. Но все-таки не думаю, что это правдоподобно. Оппозиция справа в последнее время значительно ослабла, господин президент. Последние из принятых мер создали вам наконец репутацию сильного человека, который может противостоять красным. Кроме того, кража боеголовок – это вещь дьявольски рискованная. Военный суд, следствие, разжалование, наверняка суровый приговор. Газеты начали бы собственное расследование. Они в этом здорово поднаторели со времен Уотергейта. Нет. Эта возможность все-таки исключается.

– А помнишь, в шестидесятые годы у нас был один генерал, кажется Эдвин Уокер, который командовал дивизией в Западной Германии и начал подготовку к применению атомного оружия? И лишь когда Кеннеди его сместил, а он провозгласил себя временным правительством американской республики, им занялись психиатры.

– Того, который провозгласил временное правительство, звали Хэлдридж. Если это снова повторилось, нам придется вместе прочитать молитву и покорно ждать, что будет дальше. Такие вещи не в вашей власти.

– И что ты посоветуешь?

– Давать советы президенту – это обязанность доктора Натаниэла Рубина.

– Магорски, ты мог бы обойтись без этих мелких колкостей. Когда-нибудь я выгоню вас обоих.

– Как угодно, господин президент. Не думаю, что меня ждет длительная безработица.

– Перестань! Мы беседуем, словно нам не грозит конец света. Что ты предлагаешь?

– Предлагаю для начала три вещи. Брумэн должен немедленно уведомить союзные правительства, что мы объявили «красную тревогу». Прескотт не позже чем за час должен выяснить, почему ЦРУ известно только об одной украденной боеголовке. Тамблсон свяжется с главнокомандующим силами пакта и разъяснит, что наша «красная тревога» вызвана исключительно случившимся на Аляске и распространяется только на ракетные войска и авиацию.

– Отклоняю все твои предложения, Роберт. Тебе тоже отказывает умение быстро ориентироваться в критический момент. Уведомлять союзные правительства уже поздно. Нет времени для разъяснений, а тем более для консультаций, на которых они будут настаивать. Прескотт и без приказа, по собственной инициативе перевернет все на свете, чтобы узнать, кто его так осрамил. Он этим займется через пять минут после того, как выйдет из Белого дома, и не успокоится, пока не принесет мне в зубах голову виноватого. Ты, Магорски, его еще не знаешь. Это страшный человек. Насчет того, чтобы успокоить членов пакта, заверив, что «красная тревога» носит ограниченный характер, – это технически невозможно. Ты забываешь, что «красная тревога» объявлена десять с лишним минут назад, а чуть позже я дам приказ перевести ключик в Омахе на положение «война». Все военные объекты и системы связи пакта начнут функционировать в соответствии с «ситуацией W». Мы обязаны предотвратить разрыв коммуникаций между нами и ими.

– И что же вы намерены делать, господин президент?

В дверь стучится командор Мур. Не ожидая позволения, он подходит к президенту. В правой руке у него прикованный к запястью и слегка приоткрытый чемоданчик, в левой – конверт с программными модулями.

– Действительно надо объявить что-то вроде состояния войны, чтобы выпустить одну-единственную ракету? – словно про себя спрашивает Гаррисон.

– Да, господин президент, – отвечает Магорски. – На этом основана система. Если бы все ключи не находились в ваших руках, любой генерал мог бы дать ракетный залп по собственному усмотрению.

– Но, объявляя «ситуацию W», я даю им такую возможность.

– Верно. Ничего лучшего пока не придумали, – говорит Магорски, иронически усмехаясь.

Президент взламывает печать на конверте, вынимает одну из двенадцати пластинок и вкладывает в читающее устройство.

Внезапно он закрывает глаза и отшатывается, как после сильного удара. Он не может вспомнить, в каком порядке идут цифры кода. А ведь они ему неоднократно снились.

– Приведи сюда Паркера, – произносит он чужим, хриплым голосом. – И оставь нас вдвоем.

Паркер, еще не остынув от развернувшейся в Овальном зале дискуссии, замирает у двери салона. Он смотрит на изменившееся лицо президента, открытый чемоданчик адъютанта, распечатанный конверт с модулями. И внезапно понимает все.

– Цифры, скорее! – шипит Гаррисон. – В каком порядке они составляют код?

– Четыре, девять, пять… – начинает Паркер. – Но, господин президент, это же война?

– Успокойся. Приди в себя. Войны я ни с кем не начинаю. Но если не перевести систему отдачи приказов на «ситуацию W», мы не сможем пустить в ход ракеты. Неужели не понимаешь? Называй цифры.

– Четыре, девять, пять…

– Это и я помню. Что дальше?

– Четыре, девять, пять… Сейчас, дальше было окончание чьего-то года рождения… Ага, опять девять.

– Неправда. После пятерки идет, кажется, двойка.

– Верно, двойка.

– Господин президент, – раздается из чемоданчика голос генерала Фоули, – у нас уже сорок секунд опоздания.

Гаррисон показывает адъютанту, чтобы тот выключил звук.

– Итак? – спрашивает Гаррисон. – Мы позволим свершиться бог знает какому несчастью, потому что оба, как старые склеротики, забыли несколько цифр? Неужели эти цифры действительно нигде не записаны? Что за идиотская идея? Где Тамблсон? Ах, ведь ни один генерал не может знать этих цифр. Кажется, именно у Тамблсона, как председателя Комитета начальников штабов, должна быть запись?

– Господин президент, – вполголоса говорит Паркер, – не можем ли мы на минуту остаться наедине?

– Командор Мур от меня далеко не отойдет. А что вдруг за тайна?

– Знаю, я не должен был этого делать, – шепчет Паркер на ухо Гаррисону, – но в моем личном дневнике, на последней странице я записал эти цифры. Увы, вопреки инструкции и вопреки присяге.

– Где этот дневник?

– В сейфе. К счастью, сейф находится в моем кабинете, а не в личной резиденции.

– Где у тебя ключ?

– Здесь, – вице-президент Паркер показывает маленький карманчик под правой подтяжкой.

Президент открывает дверь и кричит на весь коридор:

– Магорски!

Роберт Магорски не спеша выходит из Овального зала.

– Слушай, Боб, – говорит президент. – Я понимаю идиотизм ситуации. Но от резвости твоих ног зависит судьба страны. Мы с Реджинальдом оба забыли код. Ты знаешь, о чем я говорю. Он его записал, но, к сожалению, в свой личный дневник, который лежит у него в кабинете. Реджинальд слишком стар и грузен, чтобы самому бежать к сейфу. Сейчас ты возьмешь ключ…

Вице-президент Реджинальд Паркер внезапно припоминает, что в последние дни он занес в дневник несколько весьма едких замечаний в адрес Магорски. Есть там и критические высказывания о президенте, и, что хуже всего, подробная запись одной беседы финансового характера… Нет, допустить Магорски к этому дневнику – все равно что совершить самоубийство.

– Господин президент, – сопит Паркер, – я все-таки сам пойду, это займет не больше двух минут.

Магорски пожимает плечами. Он превосходно знает, что двух минут Паркеру не хватит даже на то, чтобы выйти из Белого дома. А уж о том, чтобы перейти Пенсильвания-авеню и оживленную Северо-восточную улицу, и речи быть не может.

– Я могу спасти нашу страну, – улыбаясь, говорит Магорски, – не выходя из этого здания. Я знаю эти цифры.

– Откуда ты их знаешь? – повышает голос Гаррисон. – Ты не имеешь на это права.

– Это входит в мои неписаные обязанности. В конце концов, можно было предполагать, что вы, господин президент, можете в какой-нибудь момент забыть порядок цифр в коде.

– Значит, ты мог по своему усмотрению начать войну?

– Только в сговоре с вашим адъютантом и с председателем Комитета начальников штабов. Сам я не могу ни раскрыть чемодан, ни воспользоваться специальной связью.

– Это чудовищно. Я потребую от объединенных штабов полной переделки этой кретинской системы. Ладно. Называй эти цифры.

– Думаю, – говорит Магорски, – что я должен получить некоторое удовлетворение. Поскольку вы вложили в читающее устройство программный модуль, позвольте мне, господин президент, самому нажать клавиши.

Не дожидаясь разрешения, он подходит к чемоданчику командора Мура и быстрым, ловким движением нажимает клавиши. Часы в чемоданчике фиксируют время начала операции. Левый циферблат показывает минус сто восемь секунд: таково опоздание по сравнению с первоначальным планом. Правый – начинает отсчитывать время от ноль минут ноль секунд.