Текст книги "Час нетопыря"

Автор книги: Роберт Стреттон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 26 страниц)

XXXVIII

Ситуация, которая сложилась в мире примерно к 14 часам по западноевропейскому времени, выглядела следующим образом:

Советское руководство не верило президенту Гаррисону и его помощникам.

Президент Гаррисон не доверял собственным вооруженным силам, Центральному разведывательному управлению, канцлеру ФРГ Лютнеру и его тайным службам. У него были также сомнения, можно ли полагаться на все заверения советской стороны.

Председатель советского Комитета государственной безопасности не верил ни в какие объяснения американцев, поскольку слишком много знал о методах, которыми пользуется ЦРУ.

Директор ЦРУ контр-адмирал Прескотт не верил советским заверениям. Не верил во внезапный сердечный приступ, который случился с дежурным специалистом разведывательного центра. К тому же он потерял всякое доверие к Палмеру-II, заподозрив, что тот в каких-то собственных целях (может, для того, чтобы занять пост директора ЦРУ?) поставил своего начальника в столь компрометирующее положение.

Председатель Комитета начальников штабов генерал Тамблсон не верил, что советская сторона так сдержанно реагирует на сложившуюся ситуацию, не верил директору ЦРУ Прескотту, которого подозревал в подготовке какого-то заговора, а вдобавок не верил немцам вообще и каждому из них в отдельности. В молодости, будучи еще сержантом, Джон Тамблсон участвовал в освобождении лагеря в Берген-Бельзене.

Советский министр обороны не верил в целесообразность дальнейших переговоров с Вашингтоном, так как время работало на американцев. Кроме того, он еще сержантом принимал участие в освобождении лагеря в Штутгофе и никогда не мог избавиться от подозрений, что за каждым такого рода кризисом стоят происки германских милитаристов.

Канцлер Лютнер не доверял Гаррисону, его генералам и советникам. Он не верил Ведомству по охране конституции и вице-канцлеру Фёдлеру. В какой-то момент он засомневался, можно ли доверять сообщениям его друга и товарища Шёрдвана-Томпсона и надежна ли та информация, которая поступает от военных.

Советник президента Гаррисона доктор Натаниэл Рубин не верил, разумеется, никому в Центральном разведывательном управлении, не верил русским, немцам, американским генералам, французам, а особенно – Роберту Магорски, которого считал циничным выскочкой без какой бы то ни было квалификации.

Роберт Магорски не верил Рубину, которого считал раздувшейся от самомнения жабой, и полагал, что Рубин ради собственных амбиций будет подсказывать Гаррисону (ему он, впрочем, тоже не верил) самые худшие из возможных решений.

Министр обороны ФРГ Петер Граудер был неприятно поражен случившимся в 14-й дивизии и просто-таки невероятными по быстроте кадровыми заменами, которые произвел в дивизии Генеральный инспекторат. Граудер начал подозревать, что эта мифическая тайная организация, о которой поговаривали в министерстве, может, и не такая уж мифическая.

Президент Франции Пейо не верил американцам, немцам и русским. Он вообще ни во что не верил, кроме как в величие Франции. В связи с этим он поставил на ноги все шесть родов французской разведки, чтобы сориентироваться в действительном ходе событий. Потом он все же вспомнил, что сведения политической контрразведки его не раз подводили. Поэтому осталось только пять разведок. Начальник специальной политической разведки Лакруа потребовал для начала изложить содержание бесед с Гаррисоном и Лютнером. Однако это требование Пейо отверг. Дело дошло до крупного разговора. Изучение ситуации началось с установления дружеского контакта с Ведомством по охране конституции соседней страны.

Правительства стран – членов пакта не доверяли американцам и русским, не доверяли также и немцам, а сверх того одно не доверяло другому, подозревая друг друга в намерении выйти из игры или в тайных сношениях с Вашингтоном.

Палмер-II перестал доверять директору ЦРУ, который прислал какое-то истерическое требование объяснений. Он не доверял командиру 665-го батальона, который вопреки взятому на себя обязательству о чем-то, видимо, проболтался своему начальству. И хуже того, Палмер-II, кем бы он ни был, не мог более доверять своим ближайшим сотрудникам. Сперва обнаружилось, что из резидентуры непонятно как к немцам просочились сведения о том, что похищение боеголовок было организовано без ведома Вашингтона. Затем этот Фельзенштейн предъявил документы, касающиеся майора Томпсона. Если Томпсон действительно работал на немцев все эти годы, то надо подумать, на каких именно немцев. Вдобавок именно тогда, когда многолетний опыт в делах разведки и диверсий мог бы принести огромную пользу, руки у резидентуры будут связаны. Наконец, те документы, которые Палмер-II получил от Фельзенштейна, не помогли распутать загадку. Нельзя же быть тройным агентом: есть только две стороны фронта. На черта Томпсону доставлять доказательства того, что похищение боеголовок организовала ГДР, если он на ГДР работает? А если не работает, почему западные немцы решили его разоблачить? У Палмера-II не было сомнений, что Фельзенштейн работал на военную контрразведку или на Ведомство по охране конституции. Без такой поддержки его проделки были бы невозможны.

Арним Паушке не поверил тому, что по телефону сказал ему Уго Фельзенштейн, и пожал плечами, когда ему опять сообщили, что его сын Виллиберт лежит в больнице в каком-то Майергофе.

Фридрих-Вильгельм Кнаупе не верил даже самому себе. Он был готов признать, что все, им увиденное на Восточной улице в 8 часов 30 минут утра, было плодом галлюцинации.

«Группа М» не верила доктору Пишону-Лало и его выдумкам.

Тупиковая ситуация продолжалась. Тем временем раскрылись люки ракетных шахт. В эфире было затишье, как перед бурей. Радары прочесывали небо. Самолеты ждали приказа на стартовых полосах и палубах авианосцев. По обеим сторонам Эльбы друг против друга находились на расстоянии выстрела большие грузные танки. Экипажам подводных лодок в Атлантическом и Индийском океанах выдали специальный запас кислорода и перевели их на высококалорийное питание. Получивший повреждения советский крейсер стал на якорь в полумиле от искалечивших его американских торпедных катеров.

Больницы в Британской Колумбии и в штате Вашингтон начали принимать первых пациентов с симптомами лучевой болезни. Жителей города Альбукерке в штате Нью-Мексико охватила паника. Было зарегистрировано восемьсот автомобильных аварий и шестьдесят человеческих жертв. Но воздух над пустыней был неподвижен. Облако, образовавшееся во время взрыва, могло оказаться над Альбукерке не раньше полуночи.

В Северной Америке и в Европе дети сидели в школах, грызли шариковые ручки, проклинали дроби. Они не знали, что их собственная судьба решится в соответствии с теми формулами и рисунками, которые вычерчивает на доске учитель физики.

Еще продолжалось состояние, именуемое миром.

XXXIX

План вице-канцлера Фёдлера оказался под угрозой с совершенно неожиданной стороны уже через полчаса после того, как началось его осуществление. Это было связано с местом, которое в расчет не принималось, – с небольшим городком Майергоф.

Патруль майергофской полиции вместе с группой преследования штурмовых войск погранохраны, прибывшей рано утром из Бамбаха, подъехал к бензоколонке через шесть минут после убийства арендатора и проживавшей вместе с ним девушки. Полиция перевезла трупы в морг при госпитале Святого Иоанна, а начальник группы преследования обер-лейтенант Эдвин Энгель занялся брошенной на станции автомашиной. Сразу же возникло предположение, что она принадлежала убийце.

Обер-лейтенант Энгель работал профессионально и систематично, причем привык действовать быстро.

За четверть часа он установил, что найденный под сиденьем «мини-морриса» автомат «беретта» – это то самое оружие, из которого утром был убит обер-лейтенант Вейтмарк, ехавший на Секретную базу № 6. Достаточно было, использовав переносный электронный идентификатор углублений ствола и позвонив по телефону, сопоставить характеристику автомата с данными, заложенными в память компьютера, который находился в командовании штурмовых войск. Так обер-лейтенант Энгель получил неопровержимое доказательство того, что два убийства на бензостанции и убийство обер-лейтенанта Вейтмарка совершил один и тот же человек, а именно некий Карл-Христиан Штеппе по кличке Рыба, самый опасный из членов «Группы М», давно разыскиваемый полициями всей Европы.

Более того, три из пяти пуль, извлеченных из тела унтер-офицера Паушке, оказались выпущенными из этого же оружия. Две остальные – из автомата израильского производства, который значился в памяти центрального компьютера под номером 133. Он принадлежал, как было установлено еще год назад, главарю «Группы М» – некоему Челли.

Обер-лейтенант Энгель, несмотря на сопротивление сотрудников Ведомства по охране конституции, тщательно допросил дежурного врача и медсестру из госпиталя Святого Иоанна, которые были свидетелями трех коротких минут, когда Паушке пришел в сознание и с трудом начал говорить. Они подтвердили, что унтер-офицер упомянул какую-то девушку, принимавшую участие в налете и пока неизвестную руководству штурмовых войск. Оба также обратили внимание на то, что Паушке говорил о низкорослом, поразительно уродливом мужчине. У обер-лейтенанта Энгеля создалось впечатление, что это краткое описание соответствует приметам некоего доктора Пишона-Лало. Но поскольку ему до сих пор не было известно о присоединении доктора Пишона к «Группе М», Энгель не стал пока комментировать этот факт, оставив его для дальнейшего расследования.

Его коллеги в Дюссельдорфе установили, что внешность человека, который на прошлой неделе приобрел несколько переносных радиостанций, напоминает словесный портрет еще одного из членов группы, тоже давно разыскиваемого.

Не было сомнений, что налет на Секретную базу № 6 совершила «Группа М», может быть, с участием других лиц, о которых пока ничего не известно.

Расследование шло в таком молниеносном темпе, а выводы были настолько очевидны, что начальник штурмовых войск погранохраны полковник Цельхаген счел необходимым доложить об этом министру внутренних дел Дитриху Ламхуберу, которому он был подчинен. Единая система связи, четко работающий компьютер и опытность офицеров явились причиною того, что «Группа М» была идентифицирована, локализована и так плотно окружена, как прежде еще не случалось.

Министр Ламхубер не мог скрыть своего удовлетворения. Ему были совершенно необходимы доказательства, что ведомство, которое он недавно возглавил, действует четко и решительно. Это избавило бы самого Ламхубера от скверной репутации мягкотелого либерала. Ликвидация «Группы М», с которой столько лет не могли справиться полиции, контрразведки и спецслужбы более чем десяти стран, дала бы ему крупные козыри для дальнейшей политической игры. Дитрих Ламхубер хорошо понимал, что в прошлом энергичный и ловкий министр внутренних дел мог надеяться стать вице-канцлером, а уж потом…

Поэтому министр Ламхубер, ничего не сообщая своим подчиненным в министерстве, а тем более доктору Пфейферу из Ведомства по охране конституции, потребовал срочной беседы наедине с канцлером Лютнером. Одновременно он распорядился, чтобы полковник Цельхаген мобилизовал все силы штурмовых войск для поимки «Группы М», которая не могла уйти далеко от Майергофа.

Вследствие этого обер-лейтенант Эдвин Энгель разместился в кабинете обер-комиссара Пилера, чтобы руководить операцией «Нетопырь». Уже за первые четверть часа он узнал о таких поразительных вещах, что признал необходимым незамедлительное прибытие в Майергоф самого начальника штурмовых войск полковника Цельхагена или кого-либо из его заместителей.

К обер-комиссару Пилеру явилась, например, заплаканная старая женщина и заявила, что ее мужа, Фридриха-Вильгельма Кнаупе, похитили сегодня утром неизвестные люди. Пилер попытался от нее поскорее избавиться, но Энгель подробно допросил фрау Кнаупе и с удивлением констатировал, что Кнаупе был единственным свидетелем того, как был обнаружен фургон, и присутствовал при осмотре его содержимого полицией.

Энгель установил, что неизвестно как фургон был уничтожен во дворе полицейского управления. Пилер же дал на этот счет путаные и весьма уклончивые объяснения.

Энгель установил, что медсестра из госпиталя Святого Иоанна, которая так нервничала на первом допросе, имеет и другие основания для беспокойства. Она была, как Энгель выяснил при втором допросе, в близких отношениях с молодым здешним журналистом по имени Георг Пфёртнер. Он якобы очень много знал об этих странных событиях, пожалуй, даже слишком много, и не случайно медсестра опасалась за его судьбу. Когда Энгель спросил Пилера, не знает ли он, что произошло с одним молодым журналистом, Пфёртнером, обер-комиссар на мгновение онемел, а потом начал торопливо объяснять, что он по рассеянности забыл сообщить обер-лейтенанту о прискорбной автокатастрофе, которая недавно произошла. Георг Пфёртнер погиб в результате столкновения его машины с армейской автоцистерной.

У обер-лейтенанта Энгеля впервые возникло подозрение, что полицейское управление в Майергофе каким-то образом связано с деятельностью «Группы М». Пользуясь особым кодом, Энгель доложил об этом начальнику штурмовых войск и снова потребовал его приезда.

Установленные Энгелем факты нашли место в докладе, который министр Ламхубер намеревался представить канцлеру. К сожалению, надо было ждать. Канцлер был очень занят и назначил встречу через полтора часа.

В этой ситуации Ламхубер решился действовать. Редактором политического отдела небольшой газеты в Оснабрюке был его друг еще со студенческих лет, который не раз оказывал министру незначительные, но ценные услуги. Министр по телефону передал ему краткую информацию о том, что «Группа М» похитила из арсеналов бундесвера некоторые чрезвычайно опасные предметы. И что как раз в этот момент в одной из местностей Федеративной Республики проводится крупная облава с целью ее задержания. Так как оснабрюкская газета выходила в свет после полудня, министр попросил, чтобы это сообщение, поданное в самой сенсационной форме, появилось в газете без малейшей задержки вместе с призывом ко всем гражданам ФРГ оказать штурмовым частям максимальную помощь.

Опытный политик не сделал бы такой ошибки и не организовал бы утечки информации до того, как «Группа М» будет схвачена и известие об этом дойдет до канцлера. Но кто сказал, что всегда и везде важные посты в аппарате власти занимают ловкие, опытные и дальновидные люди.

Впрочем, Дитрих Ламхубер считал себя именно таким человеком. Он предупредил своего друга, что решительно опровергнет опубликованное им сообщение и будет все отрицать, если кто-либо начнет допытываться, не исходит ли информация из кругов, близких к министерству внутренних дел. Против назойливости газетчиков нет, как известно, лекарства.

В результате всего этого небольшая и почти неизвестная за рубежом газета «Оснабрюкер рундшау» первая в мире опубликовала на видном месте сообщение о событиях в Майергофе и возложила ответственность за похищение предметов секретного характера на террористическую «Группу М», и ни на кого другого.

XL

Бонн, 12 июня, 14 часов 59 минут.

ОПЕРАЦИЯ «НЕТОПЫРЬ» – РАПОРТ № 4.

Высшая степень секретности – только один экземпляр!

Передать через офицера!

Федеральному канцлеру вручить лично!

1. Докладываю, что получены новые доказательства того, что похищение боеголовок с СБ-6 осуществлено агентами восточной зоны. Во франкфуртском аэропорту схвачен бывший капитан Вибольд, который в штатской одежде и с фальшивым паспортом на фамилию Цаушман пытался вылететь через Рим и Варшаву в Восточный Берлин. Следственная группа в штабе 14-й дивизии установила, что Вибольд лично снабдил агента восточной зоны передатчиком, использовав для этой цели знакомую официантку офицерской столовой. Официантка арестована.

2. Доверительно сообщаю, что ко мне поступили жалобы нескольких высших офицеров, в том числе начальника Секретной базы № 4, на вызывающее и противоречащее уставу поведение капитана фон Ризенталя. Как сообщают, он не дал возможности поддерживать радиосвязь пилоту моего личного вертолета, в результате чего возникла угроза для безопасности полета.

3. Я прошу господина федерального канцлера принять меня как можно скорее, ибо некоторые дела в ведомстве обороны внушают мне беспокойство.

4. Вне зависимости от переданного ранее сообщения боевой разведки Генерального инспектората докладываю, что передвижения войск Варшавского Договора продолжаются. Ракетные части восточной зоны приведены в состояние полной боевой готовности. Замечены передвижения боевых кораблей в Балтийском море.

5. Ввиду того что командование пакта не может получить из Вашингтона приказов в достаточной степени ясных, предлагаю немедленно принять решение о том, чтобы объявить состояние полной боевой готовности всех вооруженных сил Федеративной Республики.

Петер Граудер, министр обороны.

XLI

Примерно в 14 часов 50 минут майор Уильям Блэр Томпсон почувствовал себя так скверно, что, собрав последние силы, захлопнул бронированный сейф и дотащился до диванчика, где обычно усаживал посетителей. День был душный, атмосфера наэлектризована, воздух насыщен влагой. Томпсон не переносил кондиционированного воздуха. Окно в его кабинете было распахнуто настежь.

Томпсон подумал, что, несмотря на возражения Палмера-II, он все-таки уйдет на пенсию. В штате Вермонт у него был небольшой, но удобный дом с садом, который он сдавал в настоящее время каким-то японцам. Воспоминание об этом старинном доме, утопающем в зелени окрестных холмов, было настолько ярким, что Томпсон почувствовал неотразимое желание усесться на веранде с газетой и стаканом виски в руках, поглядеть на лес, подышать запахом травы и цветов. Завтра надо будет уладить служебные дела, а сегодня подать рапорт с просьбой об увольнении. Томпсон с удивлением понял, что весь этот мировой кризис, разразившийся утром, совершенно перестал его интересовать. В конце концов он ждал этого момента почти пятьдесят лет.

И тут он почувствовал резкую, жгучую боль за грудиной. Он принял таблетку нитроглицерина и подумал, что уладить служебные дела будет не так-то легко. Дик Гарди вел себя очень странно, когда Томпсон вручил ему полученные от незнакомых лиц документы. Впрочем, если Ведомство по охране конституции и министерство обороны знают уже его тайну, то рано или поздно узнает ее и Палмер-II. Уголовная ответственность ему, наверное, не грозит. Но уход со службы после разоблачения ложных сведений в биографии – это совсем не то, что почётная отставка, увольнение вследствие плохого состояния здоровья и достижения пенсионного возраста. В конце концов Уильям Блэр Томпсон всегда добросовестно работал на Центральное разведывательное управление и правительство Соединенных Штатов. А контакты с Лютнером, если даже Палмер-II про них уже знает, можно будет как-нибудь объяснить.

Да. А если какие-нибудь люди сфабрикуют доказательства, что Томпсон вел себя нелояльно по отношению к ЦРУ? Томпсон начал мысленно перечислять агентов ЦРУ, работающих в Ведомстве по охране конституции и в министерстве обороны, но на десятом псевдониме у него в голове опять помутилось от боли. Кто может проникнуть в истинные намерения стольких людей? Кто и зачем будет щадить старого агента-двойника? Томпсон слишком хорошо знал, как фабрикуются неопровержимые доказательства, оригинальные на сто процентов документы и не возбуждающие сомнений факты.

За короткое мгновение Шёрдван-Томпсон осознал всю бессмысленность прожитой жизни. Американцы шпионят за немцами, немцы за американцами. И никогда в этой стране доподлинно не известно, кто на кого работает. Сколько немецких агентов ЦРУ связано с германской разведкой? Разве не было случая, когда сам руководитель Ведомства по охране конституции вдруг оказался в Лейпциге и начал давать интервью иностранной прессе? До сих пор неизвестно, что думать об этом человеке.

Из закоулков памяти стали выплывать обрывочные картины, как в документальном фильме, который смонтирован умалишенным. Юный Хельмут Шёрдван в мундире «Гитлерюгенд», вытянувшийся в струнку перед Бальдуром фон Ширахом. Лейтенант Шёрдван на веранде варшавского кафе весной 1940 года, сразу же после разгрома первой польской подпольной организации. Страшная ночь в лагере военнопленных, когда начальник лагеря в отместку за бегство группы британских летчиков передал в руки гестапо десять заложников, и в том числе лейтенанта Томпсона. Первый год в Америке, год страха и беспрерывного напряжения. Майор Томпсон 17 сентября на аэровокзале во Франкфурте-на-Майне, с удивлением и сомнениями взирающий на свое германское отечество. И разговор с незнакомыми людьми час тому назад.

Уильям Блэр Томпсон думает попеременно то по-английски, то по-немецки. Он спрашивает себя, чему, в сущности, была отдана вся его запутанная, сумасшедшая жизнь. У него нет семьи, подлинного имени, состояния – нет, по сути дела, ничего, кроме старого дома в Вермонте и ста тысяч долларов в банке, которых хватит прожить старость в относительном достатке. Но есть нечто такое, что гнетет Томпсона гораздо сильнее: он не знает, кто он такой. Старый, опытный агент разведки, он сам уже не понимает, на кого работает. На немцев? На американцев? На Запад вообще? А откуда известно, не работал ли Палмер-II на кого-либо другого (о ком Томпсону не хочется и думать), когда сегодня утром отдал распоряжение о похищении боеголовки?

Снова приходит боль, такая сильная, что Томпсон бледнеет и хочет позвать на помощь. Но сил уже нет. Самым последним усилием воли он берет в зубы ключ от сейфа и грызет его от боли до тех пор, пока дряблые мускулы челюстей не отказываются служить.

Именно так, с ключом от сейфа в зубах, он лежал в своем кабинете, когда через несколько часов было найдено его тело. Обнаружили его случайно. Палмер-II был убежден, что Томпсон дезертировал, и приказал начать поиски. Только когда они не принесли результата, решили проверить, что́ бывший майор Томпсон оставил в своем кабинете.

Палмер-II решил, что останки Томпсона не будут перевозить за океан за счет агентства. Его похоронили на городском кладбище в Мюнхене. А чтобы разведка противника не могла установить, как и где погиб ее человек, на надгробии сделали надпись:

Уильям Смит

1918–1971

Дирекция кладбища возражала против того, чтобы была указана ложная дата смерти, и потребовала слишком большого количества документов. В дело пришлось вмешаться мюнхенской полиции, точнее сказать, одному из ее служащих, который когда-то работал на майора Томпсона.