Текст книги "Воин Ллос (ЛП)"

Автор книги: Роберт Энтони Сальваторе

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 26 страниц)

Ему удалось погрузиться в дрему, ненадолго избежав суматохи и отчаяния, прежде чем резкий голос прорычал: «Отойди!»

Он открыл глаза, чтобы обнаружить наконечник копья прямо перед своим лицом, и рефлекторно прижался спиной к стене.

– И не высовывайся! – закричал на него охранник Преего. – Всякий раз, когда я иду с твоей едой, ты отходи назад и не высовывайся. В первый раз, когда ты этого не сделаешь, еда будет вывалена на пол, где ты сможешь вылизать ее из собственных отходов. Ты понял?

Браелин тупо уставился на него – он не сдвинулся ни на дюйм.

Это, казалось, не имело значения. Длинное копье вонзилось вперед, оцарапав ему щеку.

– Я понял, – сказал он со всей силой, на которую был способен. Ее было немного.

Преего убрал копье, затем снял с пояса связку ключей, выбрал тот, что подходил к камере Браелина, и отпер зарешеченный вход. Хитро поглядывая на Браелина, мучитель Меларн затем положил свое копье в коридоре за камерой и положил на него кольцо с ключами, прежде чем толкнуть дверь и войти в камеру, где он уронил миску с каким-то протухшим на вид рагу на пол, где оно подпрыгнуло и разлилось повсюду.

Браелин потянулся за ним, но Прейго ударил ногой по руке заключенного. – Я разрешал тебе есть?

– Нет, – выдохнул Браелин, гадая, сколько костей было раздроблено, и зная, что это число больше единицы.

Мужчина пнул Браелина в лицо для пущей убедительности, затем плюнул в миску с едой и вышел обратно на улицу, закрыв и заперев дверь.

– Теперь ешь, – приказал он. – И спи. Я хочу, чтобы ты бодрствовал, когда у меня будет время поиграть.

Пару часов спустя Браелин узнал, что это была не пустая угроза.

Браелин девятипалый.

Он потерял всякое представление о времени, потому что не было периодов дремления и бодрствования, только часы, дни темноты, мерзости и пыток. Они с Дайнином редко разговаривали, хотя оба находили утешение в разговорах, даже если ни у одного из них не было сил поддерживать дискуссию в течение сколь-нибудь продолжительного времени.

Что оказалось еще хуже для Браелина, так это то, что он не стал равнодушен ни к чему из этого: ни к отвратительной, гнилой пище, ни к рвоте, ни к запахам, ни к язвам, ни к гноящимся ранам. И уж точно не побоям, потому что Преего Меларн действительно был экспертом в причинении боли.

Он слабел час от часу и продолжал надеяться, что просто умрет, всегда сознавая, что они никогда не позволят этому случиться.

Он начинал дрожать каждый раз, когда слышал щелчок внешней двери подземелья – или, может быть, это был лязг закрываемого люка за пределами подземелья, ведущего в главный комплекс. Имело ли это вообще значение? Он почти задался вопросом, был ли у его похитителей в комнате магический глаз, потому что они, казалось, появлялись именно в тот момент, когда он находил небольшую передышку в своих мыслях.

В большинстве случаев, когда главная дверь комплекса с грохотом распахивалась, это был не Преего, а какой-нибудь младший охранник, пытающий какого-нибудь младшего заключенного, или, в двух случаях, уводящий заключенного.

Быть превращенным в драука.

Когда дело касалось Преего, а не просто доставки еды, Браелин понимал, что у него меньше шансов избежать пыток, потому что Дайнин отнимал у Преего половину времени, да, но не один раз, затем он отводил Браелина на игровую площадку, когда заканчивал с пленником До'Урден.

На этот раз он проснулся от лязга и услышал приближающиеся шаги.

Это был Преего.

– Пожалуйста, забери его, – прошептал Браелин себе под нос, и ему стало стыдно за то, что он пожелал Дайнину такого зла.

Однако на этот раз ему не повезло. Преего Меларн остановился у двери своей камеры, и в руках у него не было миски.

– К стене! – приказал он, и его голос звучал злее, чем обычно.

Браелин уже отпрянул назад, так плотно прижавшись к стене, что казалось, будто он пытается слиться с камнем. Больше некуда было идти, и он беспокоился, что Преего воспримет его отсутствие отступления как проявление неповиновения. Он с ужасом наблюдал за каждым движением охранника, как во сне, где он не мог достаточно быстро убежать от монстра.

Преего снял связку ключей с крючка на поясе и вставил ключ в замок, затем повернул его.

Щелчок болезненно отозвался в ушах Браелина, как и скрип металлических петель, когда дверь открылась, совсем чуть-чуть.

Совсем чуть-чуть.

И все же, несколько ударов сердца спустя, совсем чуть-чуть.

Браелин выглянул из-под руки, которой прикрывался, скептически, недоверчиво глядя на Преего Меларна, который просто стоял у приоткрытой двери, глядя на него в ответ.

Нет, не пялился на него, понял Браелин через некоторое время, а скорее просто пялился.

Безучастно.

Не моргая.

Негодяй выпрямился и придвинулся ближе к двери. Он тихо окликнул Преего и услышал, как человек, сидящий напротив по коридору, и обедающий в камере справа от него, оба издали удивленные звуки.

– А?

– Хмм?

Браелин еще больше разогнулся и встал – осознавая, что этими действиями он рискует жестоко поплатиться, если его инстинкты откажут, – затем медленно, дюйм за дюймом, отодвинулся от задней стены камеры, пока не достиг предела кандалов, удерживающих его запястье. Все так же медленно, очень медленно и осторожно, он вытянул свободную руку и развернул плечи, изо всех сил сопротивляясь тяге, потянувшись как можно дальше к двери камеры и неподвижному охраннику Меларн.

Который по-прежнему не моргал.

Браелин услышал тихий шепот слева, рядом с игровой площадкой, и откинулся назад, ожидая худшего.

Вместо этого он почувствовал волны тепла – чудесного, исцеляющего тепла! – проходящие сквозь него.

Он не знал, что и думать. Джарлакс? Или, возможно, это был какой-то поворот в методах пыток Меларнов, дающий надежду и облегчение боли, прежде чем снова забрать все это?

Тем не менее, Преего Меларн не двигался, и Браелин понял, что это не было его выбором, потому что никто не мог моргать так долго.

Он снова разогнулся, потягиваясь, потягиваясь, но дверь в его камеру, хоть и была слегка приоткрыта, все еще оставалась вне пределов его досягаемости.

– Что происходит? – он услышал шепот Дайнина, но проигнорировал его. В основном потому, что не был до конца уверен.

Он повернулся и снова отодвинулся от стены так далеко, как только мог, затем твердо уперся ногой в землю и наклонился в сторону, спиной к стене, поднимая другую ногу прямо к двери и медленно продвигаясь еще дальше.

Еще одна волна исцеляющей магии прошла сквозь него.

Он услышал, как Дайнин ахнул.

– Чего ты хочешь? – спросил До'Урден, и обращался он не к Браелину.

Однако мысль о том, что все это ловушка и поддразнивание, не отпугнула Браелина. Напротив, это подстегнуло его. Он вытянул ногу до предела и сумел зацепиться пальцами ног за крайнюю переднюю перекладину закрытой двери и потянул ее назад так сильно, как только мог, хотя при этом его нога соскользнула с двери.

Но он еще больше приоткрыл дверь и, таким образом, приблизил ее край, теперь рука Преего была полностью вытянута, охранник наклонился вперед и все еще был магически парализован, не имея возможности уравновесить внезапный наклон.

Палач навалился на дверь, распахнув ее, и повалился на пол камеры Браелина лицом вниз. Он был достаточно близко, чтобы Браелин схватил его за плечо и откатил в сторону, чтобы забрать кольцо с ключами, вырвав его из руки мужчины.

Он повозился всего мгновение, прежде чем дотянуться зачарованным стержнем до застежки на запястье.

Чей-то голос остановил его.

– Ты скажешь Джарлаксу, – сказала женщина.

Браелин замер и оглянулся, затем затаил дыхание, когда увидел говорящую, одетую в одеяние верховной жрицы Ллос, стоящую снаружи его камеры и смотрящую прямо на него.

– Ты скажешь Джарлаксу, – повторила она, и когда Браелин просто продолжал смотреть на нее в замешательстве, добавила: – Ты знаешь, кто я?

– Ты выглядишь знакомо… – начал он, но покачал головой.

– Я Къернилл.

– Первая жрица Къернилл Меларн, – выпалил Браелин.

– Нет, – сказала она. – Я Къернилл Кенафин. Ты скажешь Джарлаксу и ты скажешь Верховной жрице Ивоннель Бэнр и Верховной Матери, что я не собиралась их обманывать. Что я тоже была обманута.

– Что?

– Они поймут.

– Выпустите меня, – сказала женщина в камере напротив. – Я скажу им!

Къернилл проигнорировала ее.

– Выпустите меня, или я скажу стражникам, что вы… – в отчаянии повторила женщина, но Къернилл резко повернулась и заставила ее замолчать взглядом.

– И как ты сделаешь это сейчас? – сказала Первая жрица Дома Меларн.

– Я… я…

Къернилл вытянула руку перед собой ладонью вверх и произнесла заклинание, магическим образом вызвав красно-черного паука в свою ладонь. Она подула на него, и на нем уже появилась паутинная нить, потому что он слетел с ее ладони и перелетел через проход, мягко опустившись на пол перед дверью противоположной камеры.

Когда он приземлился, один паук превратился в двух, затем в четырех, затем в восьмерых, затем в два раза больше и снова в два раза больше, и все пауки начали метаться к решеткам, теперь Къернилл накладывала на них все новые заклинания, так что они продолжали увеличиваться, и к тому времени, когда они достигли клетки, они едва могли пролезть сквозь эти прутья.

Крики начались немедленно.

– Ты скажешь им, – в последний раз сказала Къернилл Браелину, и она описала рукой круг перед своим лицом, произнесла слово и исчезла.

Браелин постучал по застежке, которая немедленно открылась.

Он подошел к Преего, вытаскивая кинжал из ножен на поясе, затем споткнулся о мужчину, который не пошевелился и не застонал в ответ, и вышел в коридор.

– Убей его! – сказал Дайнин, бросаясь, насколько позволяла его собственная цепь, к передней части своей камеры. – Выпусти меня! – Каждая команда была столь же неистовой.

Браелин взглянул через дорогу и увидел, как две бедные женщины-пленницы отбиваются от пауков, которые теперь были размером с голову дроу.

Мысли Браелина закружились, пока он обдумывал свои варианты. Он прокрутил последовательность, которая ему больше всего подходила. Его силы в основном вернулись благодаря неожиданным заклинаниям исцеления, поэтому он прыгнул обратно в свою камеру и втащил Преего Меларна за собой, оттащив мужчину к задней стене, где намеревался раздеть его и посадить на цепь вместо него.

Все это время Дайнин требовал, чтобы его выпустили, а Браелин убил Меларна.

Но Браелин не обращал на него внимания и не обращал внимания на звуки: рыдания и визг с другого конца коридора, где пауки пировали на двух женщинах, шум других заключенных дальше, у главной двери, умоляющих освободить их. Он заблокировал все это и методично приступил к своей задаче. Преего сидел, прислонившись к стене, когда мужчина издал тихий стон и начал выходить из-под действия заклинания.

Преего открыл глаза как раз вовремя, чтобы увидеть, как раскрытая ладонь Браелина быстро приближается, чтобы ударить его по лицу, сильно приложив головой о камень.

Затем второй раз, и третий, а затем колено врезалось с огромной силой, вызвав резкий звук трескающегося черепа, и голова Преего откинулась в сторону.

Браелин стянул с мужчины жилет и рубашку, обнажив его до пояса, прежде чем пристегнуть его запястье к настенным кандалам. Он полностью раздел его и быстро надел снаряжение, затем посмотрел на единственное оружие: нож, который был у Преего.

Преего не был мертв. Побег можно было оправдать простым желанием выжить, и если бы он оставил Преего Меларна в живых, возможно, это сохранило бы некоторую степень вежливости между Джарлаксом и Матроной Жиндией.

Но как же он хотел убить этого человека!

Он, спотыкаясь, вышел в коридор, закрыл дверь и запер ее на ключ.

Напротив, вызванные магией пауки, казалось, исчезли, оставив одну из женщин безвольно лежать на полу, другая прижалась к стене и тихо плакала.

У Браелина не было их ключа – он ничего не мог для них сделать.

Однако у него был ключ от камеры Дайнина, и это породило в его голове совершенно другой набор головоломок. Освобождение этого человека, брата Дзирта, несомненно, было бы поступком, выходящим за рамки прощения матроны Жиндии, и почти наверняка объявило бы Бреган Д'Эрт на стороне еретиков.

Но как он мог оставить его? Как он мог пойти к Джарлаксу – к Дзирту! – и сказать им, что он оставил Дайнина здесь страдать?

Он вошел в камеру Дайнина и освободил человека, который все еще был слаб от голода и побоев. Браелин начал пересматривать свой выбор, когда помогал Дайнину выбраться из камеры: как он мог надеяться сбежать, когда рядом с ним был такой избитый человек?

Дайнин внезапно отстранился, споткнулся и ударился о снова запертую дверь камеры Браелина.

– Иди в игровую зону, – приказал ему Дайнин. – Там есть мази и, возможно, другие предметы, которые нам помогут.

Браелин кивнул и бросился вниз, резко остановившись, когда услышал, как позади него открылась дверь камеры. Рефлекторно он потянулся к своему поясу, к поясу Преего, только чтобы обнаружить, что связка ключей исчезла. Он развернулся, чтобы заглянуть обратно в темницу, и увидел, что Дайнина в коридоре нет. Дверь камеры Браелина захлопнулась.

Он бросился обратно к нему. «Нет, не надо!», крикнул он Дайнину, который бил Преего по лицу, приказывая ему проснуться.

Охранник Меларн кашлянул и покачал головой, подняв взгляд на Дайнина, как раз в тот момент, когда бывший пленник схватил его за волосы по бокам головы, дернул его голову вперед, а затем впечатал ее обратно в стену, снова, и снова, и снова.

Свободная рука Преего поднялась, чтобы схватить нападавшего и ударить его, но Дайнина было не остановить и даже не замедлить.

Затылок Преего ударился о камень дюжину раз и больше, пока при каждом ударе не начал раздаваться мягкий хрустящий звук.

Наконец, он отпустил ее и откинулся назад.

– Нет, слишком просто! – сказал Дайнин. Он пошарил в поисках связки ключей, которая лежала на земле рядом с ним, затем подобрал один ключ и крепко сжал его в кулаке концом наружу.

Он вонзил его в левый глаз Преего, крутя и выворачивая, затем потянул назад.

Браелин отвел взгляд. Преего не оказал сопротивления, но он не был уверен, был ли мужчина мертв или просто очень, очень глубоко без сознания.

Он надеялся, что мужчина уже мертв.

Окровавленный, Дайнин подошел к двери и отпер ее, присоединяясь к своему спасителю.

– Теперь мы можем уходить, – сообщил он Браелину, бросая ему связку ключей.

Браелин запер дверь камеры. Он взглянул через дорогу на двух женщин, бросив сочувственный, но беспомощный взгляд на ту, что все еще стояла на ногах, и пошел по коридору, чтобы присоединиться к Дайнину в пыточной, где До'Урден действительно нашел какие-то мази и втирал их в его многочисленные раны.

Он надеялся, что не совершил ошибки, помогая этому человеку.

Глава 17

Простить не значит забыть

– Я поговорю с тобой после собрания, – услышал Громф шепот в своих мыслях после того, как выразил приятное удивление, увидев Кэтти-Бри на собрании рядом с Пенелопой Гарпелл.

Они назывались Семью Учеными, но постоянных членов было всего пять, включая Громфа, Цецилию, Пенелопу Гарпелл, леди Авельер и Киммуриэля, который, хотя и не был волшебником в общепринятом смысле этого слова, мог дать ответы на вопросы, выходящие далеко за рамки возможностей других, из-за его знакомства с ульем разума иллитидов. Два других места были зарезервированы для Кэтти-Бри и Ивоннель Бэнр, которые были нечастыми посетителями.

Он посмотрел на Кэтти-Бри, поймав ее пристальный взгляд, и слегка подмигнул и кивнул в ответ на ее телепатическое сообщение.

Затем Громф поднял маленький колокольчик и позвонил в него, подавая сигнал призрачным официантам разносить угощение.

– Может быть, мы подождем окончания трапезы, чтобы начать нашу вечернюю беседу? – спросила леди Авельер, которая всегда была сторонницей этикета.

– Нам многое нужно обсудить? – спросила Цецилия, облачная великанша.

– Это будет зависеть от того, насколько каждый из нас продвинулся в своих соответствующих заданиях, – ответил Громф. – И да, я думаю, нам следует начать немедленно, потому что я ожидаю долгого и изысканного ужина этой ночью. – Он посмотрел на Кэтти-бри. – Пенелопа объяснила тебе тему этого разговора?

– Я не знала, что она придет, пока не обнаружила, что она ждет меня у огненного телепорта здесь, в подвале этой самой башни, – ответила Пенелопа. – Приятный сюрприз.

– И я не ожидала оказаться здесь незадолго до этого, – добавила Кэтти-Бри. – Я была с королем Бренором после того, как проводила свою дочь в монастырь вместе с Ильнезарой и Магистром Саван. Поскольку путь сюда, в Лускан, был легким, я решила принять приглашение и отведать хорошей еды и содержательной беседы.

– Я думаю, ты найдешь дискуссию очень интересной и весьма актуальной, – ответил Громф. – Мы пятеро, сегодня четверо с Киммуриэлем, отправившимся в Мензоберранзан, пытались создать новое заклинание огромной полезности и силы, в котором задействованы школы прорицания и колдовства и даже немного хроноэнергии.

Кэтти-Бри попыталась выглядеть заинтересованной. Она взяла бокал вина у одного из официантов и начала благодарить официанта, прежде чем вспомнила, что этот официант был не более чем вызванным волшебным призраком.

– Ты слышала о вихревом искажении? – спросил Громф.

Кэтти-бри покачала головой.

– Телепорт на короткое расстояние, – сказала Цецилия.

– Или дверь в другое измерение, – сказала Кэтти-Бри.

– Ну, нет, не совсем. Это для других целей, а не только для заклинателя. Союзников или врагов, даже монстров, можно перебросить, и им необязательно этого хотеть. Довольно удобный двеомер – я поделюсь им при нашей следующей встрече.

Кэтти-Бри подняла свой бокал в тосте за великаншу.

– Подумай обо всех существах, которых мы можем призвать, – сказал Громф, затем замолчал, когда официанты принесли тарелки и поставили их на стол.

– Начинайте, – сказал он своим гостям.

– Мы можем призывать демонов и порождения теней, дьяволов, животных для наших коллег-заклинателей, склонных к природе. Всевозможные звери и элементали…

– Не говоря уже о возможностях неживой природы, – добавила Цецилия. – Костры, слуги, свет, чтобы осветить комнату…

– Чего не хватает в этом списке? – Громф спросил Кэтти-Бри.

Она ответила пожатием плеч, не совсем уверенная, к чему все это ведет.

– Людей, – ответил Громф. – Мы можем телепортировать других людей к нам. Прямо сейчас мы можем отозвать наших спутников вместе с нами в наш дом. Но мы пока не можем призвать других к себе.

– Разве это не вопрос выражения свободной воли?

– Мы подчиняем волю демонов и бесов, чтобы заставить их выполнять наши приказы, – отметила Цецилия.

– Но да, – сказала Пенелопа Кэтти-Бри, – это вопрос этики и свободы воли. Вот почему такой двеомер сложнее. Если мы планируем использовать его как инструмент для сбора друзей или даже как способ спасения компаньонов, это потребует большего, чем простое заклинание.

Кэтти-Бри слегка криво усмехнулась Громфу, чтобы не так тонко напомнить ему о том, как сильно изменила его жизнь вдали от Мензоберранзана. То, что он даже допускал этические последствия создания нового заклинания за своим столом, было чем-то таким, о чем Громф Бэнр, которого она впервые встретила, никогда бы не подумал.

Он, конечно, нахмурился в ответ.

– Итак, – продолжила она, – требуется магия предсказания, чтобы сообщить намеченной цели о готовящемся заклинании и добиться ее готовности?

– Да, – ответила Авельер. – Как и в случае с большинством заклинаний, мы должны сначала рассмотреть все потенциальные проблемы…

– В конце концов, что может пойти не так с огненным шаром? – сухо сказал Громф, и когда Кэтти-Бри посмотрела на него, она увидела, что он смотрит в ее сторону.

Он пытался показать ей, что он все еще тот жестокосердный и беспощадный великий волшебник из Мензоберранзана, поняла она, и это показалось ей довольно…

Милым? Или жалким?

Неважно, поняла она. Самолюбие Громфа ощетинивалось при любой мысли об эмоциональной мягкости.

Она вернулась к насущному вопросу, к понятию заклинания и прорицания, которое могло бы вызвать определенных личностей. Как бы она хотела, чтобы такой двеомер существовал, когда Дзирт отбыл в Мензоберранзан!

Или даже сейчас, даже когда все это улажено, насколько проще было бы возить Бризи туда и обратно между монастырем Желтой Розы и Поместьем Плюща в Длинной Седловине!

«Почему это заклинание не было создано раньше?», удивилась она.

Но, поразмыслив, она начала понимать его потенциальную опасность. Проникший волшебник может привести с собой армию! Защитят ли какие-либо стены города или такие места, как Гаунтлгрим?

Она оглядела собравшихся и прислушалась к их дальнейшим замечаниям и дискуссиям, и, несмотря на все потенциальные выгоды, она не была уверена, что хочет, чтобы их усилия оказались плодотворными. Тем не менее, она оценила их вдумчивость и заботу.

Кэтти-Бри подумала, что, возможно, ей следует чаще посещать подобные собрания, хотя бы для того, чтобы понять, как далеко были готовы зайти эти волшебники – и какие моральные вопросы возникали при этом.

Если вообще возникали.

Затем она вспомнила, зачем пришла в это место, и это имело мало общего с магическими исследованиями. Она была здесь, чтобы увидеть Громфа Бэнра, и задавалась вопросом, будет ли нынешняя встреча ее единственным шансом присутствовать на каком-либо из собраний.

Тогда она переключила свои мысли с разговора на стоящую перед ней мрачную задачу и на свою дочь – конечно, на свою дочь. Ранее в тот день она отослала Бризи с Саван, возможно, в последний раз.

Таким образом, слова других не могли подействовать на отвлеченную женщину, даже тревожные предупреждения, которые включали такие термины, как «ловушка души» и «волшебный сосуд», и другие комментарии относительно филактерий, где они могли бы хранить частичку духа намеченной цели.

Да, Кэтти-Бри была рада, что они все это продумали, но в тот момент это казалось скорее теоретическим упражнением, и ничто не было столь насущным, как очень реальный выбор и дилеммы, стоящие перед ней сейчас.

Какими бы вкусными ни были еда и напитки, она едва притронулась к ним за оставшееся время трапезы и обсуждения и лишь частично осознала, когда призрачные слуги начали убирать тарелки – она отмахнулась от того, кто пришел за ее едой, хотя опять же не знала, зачем она беспокоилась об этом – и когда Громф начал прощаться со своими коллегами-учеными.

– Похоже, еда заинтересовала тебя даже меньше, чем наша беседа, – сказал Громф, и он был очень близко к ней, что удивило ее и отвлекло от размышлений.

– У меня достаточно забот в животе и много забот на уме – боюсь, слишком много для таких серьезных разговоров об этике двеомера, который, возможно, никогда даже не станет реальностью.

– Ты пришла не ради моей вкусной еды и хорошей компании? – спросил Громф, и Кэтти-Бри начала отвечать, почти восприняла его всерьез, прежде чем осознала его сарказм.

Она была не собрана, не так проницательна и рассеянна, и она знала, что не сможет удержаться.

– Я пришла, потому что…

Она замолчала, когда Громф бросил что-то рядом с ее тарелкой на стол.

Это было похоже на простую белую сценическую маску, которую использовали артисты в бродячих труппах, которые пересекали Королевства.

Но Кэтти-Бри знала этот предмет, и знала, что он был каким угодно, только не простым.

Она называлась «Маска Агатхи», и, надев ее, кто-то мог выглядеть точно так же, как любой другой человек, даже представитель другого гуманоидного вида.

И эта маска не поддавалась обнаружению.

Это была идеальная маскировка, и, насколько она знала, уникальная.

– Я не могу повторить ее, как просил Джарлакс, – сказал Громф, словно прочитав ее мысли. Она вспомнила его работу с псиоником Киммуриэлем и пристально посмотрела на него, подозревая именно это.

– Что? – невинно спросил он – и он был невиновен в том, что читал ее мысли, поняла Кэтти-Бри, рассмотрев его более внимательно, и его комментарий был просто совпадением.

– Он просил меня много месяцев назад, возможно, предвидя те самые события, которые сейчас происходят, – объяснил Громф. – Но нет, это невозможно воспроизвести с помощью какой-либо магии, о которой я знаю.

– Возможно, такое начинание было бы лучшим использованием времени Семи Ученых.

Громф покачал головой.

– О нет, – сказал он. – Несмотря на все потенциальные неприятности, связанные с заклинанием, которое мы сейчас обсуждаем, эта маска таит в себе гораздо более гнусные обещания.

– Говоришь ты, давая ее мне.

– Я знаю, почему ты здесь, и я знаю, что тебе это нужно. Ты едешь в Мензоберранзан, чтобы сражаться бок о бок со своим мужем.

– И ты одобряешь мой выбор?

– Не мое дело одобрять или не одобрять. Я знаю, что ты уходишь, и поскольку ты уходишь, эта маска – твой лучший шанс выжить. Полагаю, я мог бы превратить тебя в дроу и наложить двеомер постоянства поверх, но я боюсь, что Дзирт предпочитает человеческий облик для своих удовольствий.

Кэтти-Бри ответила, нахмурившись:

– Каждое слово, которое ты произносишь, указывает на различия, а не на радость от их существования.

– Я просто сказал, что он…

Женщина нахмурилась еще сильнее, и Громф больше ничего не сказал.

– Ну, вот и все, как ты хочешь, – сказал он. – Ты собираешься идти по туннелям в Мензоберранзан в одиночку?

– Я делала это раньше, и это было до того, как я нашла свое призвание как жрица Миликки и как волшебница.

– Очень могущественная волшебница, – сказал Громф, казалось бы, искренний комплимент застал ее врасплох.

– Но нет, добрая леди, ты не пойдешь одна, – добавил он. – И пройдешь не так много, как могла бы думать.

Какие бы остатки хмурого выражения ни были на лице Кэтти-Бри, оно исчезло, когда она обдумала это заявление.

– Ты собрался в Мензоберранзан?

– Это мое место. При всей моей ненависти к этой войне, я, наконец, пришел к пониманию, что не могу избежать ее. Это и моя битва тоже.

Кэтти-Бри кивнула, подумав, что они действительно были бы грозной парой. Она сомневалась, что на всем Фаэруне было много волшебников, и уж точно в Мензоберранзане не было никого, кто мог бы приблизиться к его ужасной силе. И, как он отметил, она сама была отнюдь не слабачкой.

– И я надеюсь, что к нам присоединится еще кое-кто, – сказал Громф. – И ты, дорогая Кэтти-Бри, возможно, как раз тот человек, который сможет убедить его.

По его подсказке она последовала за Громфом через ряд коридоров и комнат, подходя к двери,

– Я скоро присоединюсь к вам, – сказал ей Громф. – Я обещал показать коллеге особняк, который я создал. Я уверен, ты поймешь.

Кэтти-Бри кивнула и больше не думала об этом. Она повернулась к двери и толкнула ее, оказавшись в роскошной гостиной с большими, удобными на вид диванами и кушетками, мягкими креслами, баром, уставленным причудливыми бутылками, полными жидкостей, рядом с хрустальными бокалами и призрачным барменом, ожидающим команд.

Она заметила босые ноги мужчины, свисающие с подлокотника дивана, и узнала пояс с мечом, или, точнее, скелетообразную рукоять меча, прислоненного к дивану.

Она обнаружила, что удивлена.

– Тебе, кажется, вполне комфортно, – сказала она Энтрери, подходя.

Он открыл сонный глаз: «Устал с дороги».

– Я должна была бы удивиться, увидев тебя здесь, так как я слышала, что ты путешествовал в Глубоководье, а затем на юг, но нет.

– Я здесь не по своей воле, или не по какому-либо выбору, который ты могла бы понять. А почему ты здесь?

Она подняла маску Агатхи.

– Я уже сказал Джарлаксу, что не хочу этого, – сказал Энтрери, фыркнув.

– Это не для тебя.

– Тогда кто… Ах, ты? Ты отправляешься в Мензоберранзан?

– Я, с верховным магом. Этот бой имеет значение.

– Не для меня.

– Я знаю тебя лучше чем ты думаешь, – сказала Кэтти-бри.

– Ты слишком много думаешь.

– Я очень невысокого мнения о тебе, – категорично заявила она. Это привлекло его внимание, и он принял сидячее положение, потянувшись за ботинками, но ни разу не моргнув, с явным удивлением уставился на Кэтти-Бри.

Он не стал надевать ботинки, просто держал их наготове рядом и продолжал смотреть, его озадаченность явно не уменьшалась.

– За все то время, что обстоятельства свели нас вместе, тебе не приходило в голову, как мало мы разговаривали? – спросила Кэтти-бри.

– Мы сражались вместе, и хорошо, и за общее дело.

– И мы сражались друг против друга, за противоположные цели.

– Это было давно.

– Я до сих пор помню, как мы впервые встретились. А ты? – спросила Кэтти-бри.

– Как будто это было час назад.

– Я простила тебя, но я не забыла.

– Я все еще пытаюсь простить себя, но и я не забыл.

– Дворфы…

– Фендер Маллот и Гролло, – сказал Энтрери и, когда глаза Кэтти-Бри расширились от удивления, добавил:

– Я же говорил тебе. Я не забыл.

– Но ты простил себя?

Энтрери пожал плечами.

– Я понимаю, – тихо сказала Кэтти-бри.

– Мы все убивали, да?

– Сидния, – сказала Кэтти-Бри, опуская взгляд. – Ее звали Сидния.

– Волшебница?

– Помощница Дендибара Пестрого. Я все еще чувствую тепло ее крови на своей руке. Я все еще слышу ее последний вздох, последний воздух покидающий ее легкие. Я тогда едва стала взрослой.

– Я был еще совсем мальчишкой, когда совершил свое первое убийство, – ответил Энтрери и пожал плечами, когда Кэтти-Бри посмотрела на него.

– Я должна была, – сказала женщина.

– Я тоже так делал, снова и снова. Это становилось легче – слишком легко. Это стало больше, чем вопросом выживания, и скорее образом жизни.

– Ты помнишь их всех?

– Конечно, нет, – сказал он.

– Но ты помнишь двух дворфов – или тебе недавно об этом говорили?

– Я помню тот день ярко и всегда буду помнить, как ты помнишь помощницу Дендибара.

– Это было мое первое, и я ненавидела его. И я все еще помню.

Энтрери пожал плечами и кивнул.

– Так почему же ты помнишь их, Фендера и Гролло? Потому что это было убийство?

– Я только сказал, что помню тот день. Я узнал их имена намного позже. Столетие спустя.

– Почему?

– Я подумал, что это важно.

– Для них или для тебя?

Он снова пожал плечами.

– Ты пришла сюда, чтобы ругать меня?

– Я не ругаю.

– Тогда поговорим о старых временах? И если так, то зачем заострять внимание на таких мрачных моментах? Я думал, что мы все это пережили – прощены, да, если не забыты.

– Так и есть, – призналась Кэтти-бри. – Возможно, меня раздражает просто твое нежелание продолжать путешествие. Ты нужен своим друзьям, а ты их бросил.

– Старый друг нуждается во мне больше. – Это застало ее врасплох, она задумалась, кого он имел в виду. Он продолжил:

– А что насчет тебя? Ты позволила своему любимому уйти во тьму без тебя.

Кэтти-Бри закрыла глаза и поняла, что ее тактика в попытке пристыдить Артемиса Энтрери и заставить его уйти, возможно, была ошибкой. Видеть его развалившимся в таком комфорте, этот бесспорно грозный и еще менее бесспорно мерзкий меч, прислоненный к дивану, было таким противоречивым образом, что она пошла по этому пути, не обдумав его до конца.