Текст книги "Пройдя долиной смертной тени"
Автор книги: Роберт Энсон Хайнлайн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 20 страниц)
Глава 3
Охранники почтительно проводили Юнис до дверей. Она с интересом присматривалась к Чарли: не может быть, чтобы этот добродушный великан был таким чудовищем, каким его описал Джейк…
Дверь открылась, и Рокфор откозырял:
– Миссис Бранка, в девять сорок мы будем здесь.
– Спасибо, Рокфор. Спокойной ночи. Спокойной ночи, Чарли.
Джо запер дверь, включил сигнализацию и спросил:
– Какого черта? И почему с тобой эти мартышки?
– Это вместо поцелуя? Я ведь не задержалась. Еще нет и шести.
– Поговори мне, женщина! Одна мартышка уже была здесь два часа назад – пригнала твой драндулет. Потом звонил дворецкий босса… – Джо помог ей снять плащ и поцеловал ее. – Где тебя носило, старая бандероль? Я соскучился.
– Наконец-то приятное известие. Ты соскучился!
– Лез на стенку! Что случилось?
– Ты волновался за меня? О, дорогой!
– Да нет, конечно. Этот Смитов привратник сказал, что тебя куда-то заслали, но обратно привезут на танке. Я просто все ждал тебя, а тебя где-то носило. Врубаешься?
– Врубаюсь. Все просто. Босс отправил меня со своим лучшим парнем – Джейком Сэлэмэном. Помнишь?
– Помню. Рублю.
– Мы уехали в его офис, сделали, что босс хотел, – ты же знаешь, в каком он сейчас состоянии, да?
– Бедный старый пачкун дожидается своего. Все там будем.
– Не говори так. Мне его жалко до слез.
– Ты такая, сестра. Я тоже.
– Потому я тебя и люблю. Когда мы кончили работу, мистер Сэлэмэн дал мне машину и охрану. Они поехали через Птичий базар, и там нас обстреляли. На машине сплошные вмятины с одного бока.
– В лом?
– Нисколько! В кайф!
– И как это?
– Очень шумно. Но возбуждает. Я просто торчу.
– Ты от всего торчишь, шлюшка, – он засмеялся и растрепал ей волосы. – Ты дома, остальное не в счет. Ништяк. Поперло вдохновение – по потолку хожу!
– И какого рода вдохновение? – спросила Юнис, стягивая полусвитер. – Ты ел хотя бы? Если начнешь работать, то так и не поешь до самой ночи.
– Что-то ел. Я весь под вдохновением! Оно огромное! Что тебе открыть? Курицу? Спагетти? Пиццу?
– Без разницы. Я лучше поем – раз ты изнываешь только от вдохновения… – Юнис стянула с себя все и, сидя на полу, спросила: – Я буду позировать – или ты будешь расписывать меня, а потом фотографировать?
– Все. Я жадный. Будет полный финиш!
– Не рублю. Что значит «все»?
– «Все» значит «все». Увидишь. – Он оглядел ее с ног до головы. – И на стенку я лез по разным причинам…
– Выкрутился!
– Со жратвой подождешь?
– Возлюбленный мой, когда это я была так голодна, что не могла дать? И к черту койку, хватай подушку и вали сюда!
Как хорошо, что в машине ничего не было! – пронеслось в голове Юнис. К черту всех, кроме Джо, – никого не может быть лучше его, нежнее его, дороже его… надо быть верной женой… хотя бы иногда… Сказать ему про прибавку к жалованью? Потом, потом… не сразу…
Она открыла глаза и улыбнулась.
– Спасибо, милый.
– Лучше вибратора?
– Гораздо! Именно этого бедной Юнис недоставало. В такие минуты я верю, что ты Микеланджело.
Джо помотал головой:
– Я не старина Микки. Он был спец по мальчикам. А я бабник. Как Пикассо.
Она обняла его:
– Кем хочешь, тем и будь, милый, всегда, пока я с тобой. Вот теперь я могу и позировать – а перекушу в перерывах…
– Забыл. Письмо от мамы. Прочтешь?
– Конечно. Отпусти меня – и ищи письмо.
Джо принес письмо – еще не вскрытое. Она села и пробежала глазами текст. Полно ошибок… Черт побери! Нешуточная угроза «приехать и погостить как следует». Никогда! Прошлый раз у нас было две комнаты – но теперь-то одна, хоть и огромная! Получается – никаких развлечений на полу? Нет, мама Бранка! Никто не позволит вам развалить наше гнездышко! Живете на свое пособие – ну и живите, а я буду посылать изредка чеки – как бы подарочки от Джо. Но никаких визитов!
– Что там?
– Как обычно. Желудок все еще беспокоит ее, но ксендз порекомендовал ей другого врача, и теперь ей лучше. Впрочем, давай начну с начала. «Мой дорогой малыш, никаких новостей не было с тех пор, как я писала тебе последний раз, но если я не напишу сама, то и ты мне ничего не напишешь. Скажи Юнис, чтобы написала длинное подробное письмо обо всем, что делается у вас и как ты себя чувствуешь, твоя мамочка вся волнуется. Юнис очень милая девочка, пока я не подумаю, что тебе надо было взять хорошую девушку твоей веры…»
– Хорош.
– Терпи. Это твоя мать. Я действительно напишу завтра подробное письмо и пошлю его в конверте «Меркурия» – тогда она его наверняка получит. Босс не будет возражать… Ладно, я тут пропущу: мы и так знаем, что она думает о протестантах. И бывших протестантах. А представляешь, если бы она услышала, как мы распеваем «Омм мани падме…».
– Выкинь эту срань!
– О, Джо!.. – Юнис пропустила часть письма, включая и то, где старушка навяливалась в гости. – «Анджела скоро обзаведется еще одним ребеночком, инспектор недоволен ею, но я ему высказала все, что думаю, и теперь он будет знать, как надо обращаться с приличными людьми. Что плохого в том, чтобы родить ребенка?» Которая из твоих сестер Анджела?
– Третья. Инспектор прав. Мама – нет. Не читай подряд. Просто скажи, о чем.
– Хорошо, дорогой. Впрочем, больше ничего нет. Соседи, погода. Ничего, кроме того, что желудок беспокоит меньше и что Анджела опять беременна. Я пойду смою краску, а ты пока разогрей мне пиццу. И, Джо, давай поработаем до полуночи, а завтра встанем вместе, хорошо?
– Смысл?
– Босс. Надо его подбодрить.
Она быстро объяснила, в чем дело.
– Нормально. Зачем вообще одежда? Распишу тебя всю. Дедушка дает дуба, пусть смотрит. Жалко?
–Э-э, ты не рубишь. Босс гордится тем, что современен и все такое – а на самом деле он весь там, в прошлом веке. На девушке должно быть хоть что-то надето, кроме чулок и туфель. Хоть нитка. Тогда она не голая. А я, по его понятиям, порядочная девушка – и такой должна остаться.
–Не рублю, – признался Джо.
–Но ты же сам мне объяснял. Символизм. По нашим понятиям, нагота ничего не значит. А по их – значит очень много. Если я буду без тряпочки, то тут же из милой проказницы превращусь в потаскуху.
–Ну и что? Анджела – потаскуха.
«И дура притом», – подумала Юнис. Вслух она сказала:
–Мне все равно. Но босс таких вещей не понимает. Самое трудное – это въехать в его символику. Мне двадцать восемь, а ему за девяносто, и я не всегда рублю, что он имеет в виду. Если я зайду слишком далеко, он просто уволит меня, и все. Что мы будем делать? Съезжать из этой чудной студии?
Сев в позу лотоса, Юнис огляделась. Да, чудная студия. «Бродяга» у двери и кровать в дальнем углу – а все остальное в полнейшем художественнейшем беспорядке, и каждый день что-то новое… И решетка на окне – ажурная, но из такой крепкой стали, что за безопасность опасаться не приходится. Тепло, надежность, счастье – все было здесь.
–Юнис, дорогая моя…
Она насторожилась. Обычно Джо пользовался упрощенным английским, и Юнис не могла понять, какую прелесть он находит в этой примитивной, без идиом и оттенков, речи. Тем более что нормальным языком Джо владел никак не хуже ее, хотя и закончил только годичные курсы «практического языка».
–Что, хороший мой?
–Я рублю, на самом-то деле. Просто хотел проверить тебя, моя прелесть. Мне не девяносто, но любой художник понимает, как важен фиговый листок. Не знаю, может получиться так, что наша символика окажется трудноватой для мистера Смита… но попробуем. Пусть он напрягается – нельзя, не трогай, мама по попе надает! – а ты тем временем будешь расхаживать перед ним, как сексуальное преступление в поисках места происшествия.
–Вот!
–И перестань беспокоиться о работе. Конечно, это неплохая пещера, и свет северный, мне это нравится. Но и потеряем – плевать. Я таких вещей не боюсь.
(Но я боюсь!)
–Я люблю тебя, Джо.
–Поэтому мы будем напрягаться не для спасения студии, а для твоего старого мальчугана. Понимаешь?
–О, Джо, конечно, понимаю! Рублю в щепки! Джо, ты самый лучший муж в мире!
Он промолчал. На лице его наметилась гримаса – почти болезненная. Юнис знала это выражение. Начинались родовые муки творчества. Нельзя было мешать. Юнис замерла. Прошло сколько-то времени. Потом Джо вздохнул:
–Вдохновение испарилось… Все съел вопрос: как оформить тебя для твоего босса? Будешь завтра морской девой.
–Прекрасно!
–Но начать придется сегодня. Так: верх тела цвета морской волны с плавным переходом в розовый на губах, щеках и сосках. Ниже талии пойдет чешуя золотой рыбки. При этом как бы в пятнах света, проходящего сквозь толщу воды. Короче, вся романтическая морская символика, но перевернутая вверх ногами.
–А почему?
–Для обмана зрения, – улыбнулся Джо. – Будто ты плывешь. Нырнула: спина прогнутая, волосы распущены, ноги в струночку… красиво. А сделать то же, но не перевернутое – не получится: волосы, грудь, зад – все обвисает.
–Моя грудь не обвисает!
–Не вскипай, Юнис. У тебя прекрасная грудь, но притяжение никуда не денешь. Понимаешь, все это видят – всегда – и привыкли настолько, что не замечают. Но глаз не обманешь, и поэтому, если я не постараюсь, все будут видеть: фальшивка. Подделка. Плохое ремесло. А должно быть – настоящее ныряние. Понимаешь?
–Н-ну… – протянула Юнис задумчиво, – если ты найдешь где-нибудь лестницу, а на пол положишь матрац, и я с этой лестницы на матрац… э-э… нырну, то, может быть, и не ушибусь и ничего не сломаю…
– Шею, например. Нежную шейку. К черту такие жертвы! Нырять надо вверх.
– То есть?
– Ну, я же говорю!..Все – перевернутое! Ты прыгаешь вверх. Будто ставишь блок в волейболе. Я делаю снимок. Переворачиваю его… Все понятно? Прекрасная морская дева ныряет на дно морское.
– Я такая дура!
– Не дура. Просто не художник. – Он улыбнулся. – Ночью работать не будем. Сегодня пораньше ляжем, завтра пораньше встанем. Сейчас немного потренируемся и сделаем снимки.
– Ты бы мог нанести сегодня фон, а завтра сделать детали. И не понадобилось бы слишком рано вставать…
– Никогда ты не будешь спать в краске. Ясно?
– Ничего не случится…
– Глупости! Ты знаешь, что бывает с девушками, которые не смывают краску подолгу? Прыщи, угри, шелушение, крапивница – жуткое дело. Так что лучше не лениться и краситься по всем правилам. Утром – краска, вечером – душ. И так всегда.
– Есть, сэр!
– Так что отмывайся пока, а я разогрею пиццу.
Сквозь шум водяных струй Юнис услышала, как Джо позвал ее, и выглянула из ванной:
–Что случилось?
–Забыл сказать: Большой Сэм заходил. Пицца готова.
– Отрежь мне кусочек, будь хорошим. Чего он хотел? Денег?
– Нет. Мне показалось, он в порядке. Приглашает на воскресенье. День медитации. У Гиги.
Вытираясь, Юнис вышла из ванной.
– Целый день? Ничего себе. Вчетвером? Или будет вся его свита?
– Нет, не вся. Круг-Из-Семи.
– Беспредел?
– Не знаю. Он не говорил.
–Наверняка – беспредел. Дорогой, – вздохнула она, – я никогда не возражаю, если ты даешь ему пятерку взаймы без возврата. Но ведь Большой Сэм не гуру. Он ученик – и только корчит из себя гуру.
–Но Гиги, она же с Большим Сэмом. И никакого беспредела не было. До сих пор.
–В общем, да. Но ты же знаешь: лучший способ выйти из Круга – это никогда не вступать в него. Особенно в Круг-Из-Семи. Или ты пообещал? Тогда я могу стиснуть зубы и…
–Нет, я не обещал. Сказал, что мы подумаем и завтра сообщим.
–И что ты хочешь, чтобы я сказала?
–Все понятно. Поэтому я скажу «нет».
–Ты не ответил. Есть какие-нибудь особые причины вступать в этот Круг? Там критики? Или дилеры? Если тебя так занимает Гиги, то почему бы тебе не пригласить ее попозировать как-нибудь днем? Она прилетит, задрав хвост.
–Нет, ни за что на свете, могут случиться дети… – засмеялся Джо. – Милая, я не сказал «нет» сегодня только потому, что подумал: а вдруг тебезахочется разнообразить меню? А Большого Сэма я не очень люблю: у него плохая аура.
–Ну и ладно. Гора с плеч. Сходим и расслабимся, дорогой. Я же обещала тебе любой беспредел, когда выходила за тебя. И, как я помню, несколько раз тебе это понравилось. Да и мне всего лишь однажды было скучно. Я люблю, когда люди развлекаются…
–Жуй пиццу и лезь на трон. Распишу тебе ноги, пока ты ешь.
–Да, милый…
Она взобралась на трон, держа половинку пиццы обеими руками. Наступила долгая пауза в разговоре – причмокивания и проклятия были чисто производственным шумом, означавшим, что Джо упорно работает. Юнис тихо млела.
Наконец он скомандовал:
–Вниз! – и подал ей руку.
–Можно посмотреть?
–Рано. Еще грудь. Руки не поднимай. Надо посмотреть.
–Будто ты не изучил на ней каждую складочку…
–Отстань. Я думаю. Набедренной повязки мало. – Он помолчал, сосредоточенно размышляя. – Понял.
–Ну, и?
–Абзац! Нарисую тебе бра [1]1
Бра (англ. bra) – лифчик, бюстгальтер ( прим. редактора электронной версии)
[Закрыть].
–А это в масть? Морские девы не носят бюстгальтеров.
–Фигня. Была проблема: не было концентрации. Теперь вижу. Использую морские раковины. Плоско-выпуклые и шершавые. Ты знаешь.
–Не знаю, милый. В Айове очень мало морских раковин.
–Не меняет. Морские раковины буду концентрировать. Главный символ. Босс не будет рубить, рисованный бра или настоящий. Весь день будет думать. Если сломается и спросит – я выиграл.
Юнис весело засмеялась:
–Джо, ты настоящий гений!
Глава 4
Когда доктор Бойл вышел из операционной, Сэлэмэн шагнул ему навстречу:
–Доктор!
–Опять? – Бойл притормозил. – Чтоб ты провалился к черту в ад!
–Так оно непременно и будет, – кивнул Сэлэмэн. – Но, доктор, минутку…
Хирург побледнел от ярости.
–Слушай, приятель, я простоял за столом одиннадцать часов! Я бы сейчас всех поубивал, а тебя – первого!..
– Значит, самое время выпить.
Бойл вдруг засмеялся.
– Это точно. Где здесь ближайший паб?
– Шагах в двадцати. В моей машине. Она по самую крышу набита австралийским пивом – холодным и не очень. Не считая виски, джина…
–Ха! Вы, американские ублюдки, умеете делать дела! Но все равно, мне нужно переодеться, помыться…
Он начал поворачиваться, чтобы уйти, но Сэлэмэн вновь удержал его:
–Доктор, я немного посвоевольничал… Короче, ваша одежда тоже там – в моей машине. Так что пойдемте выпьем. И все. Не заботьтесь ни о чем.
–Ладно. Пусть ваша машина провоняет потом. Помоюсь и переоденусь в отеле. «Ну, хвастайся, Макдафф?»
Пока доктор поудобнее усаживался на диване в салоне, Сэлэмэн разлил по бокалам пиво: настоящий «пинок кенгуру» для Бойла и слабенькое американское для себя. В молодости ему приходилось иметь дело с австралийским пивом, и теперь он осторожничал. Рокфор тронул машину с места и повел ее небыстро и плавно. Он знал, что в салоне пьют.
Сэлэмэн подождал, пока доктор осушит бокал, налил еще.
–Ну что, доктор? Как оно все?..
–Как по маслу. Подготовились хорошо – а что еще нужно? Да и команда была отличная…
–То есть – операция прошла успешно?
– …но пациент умер. Есть такая старая присказка.
Сэлэмэн почувствовал острую жалость – и облегчение.
–Я понимаю. Все равно, спасибо вам. Вы сделали все, что могли.
–Да нет же! Я не говорю, что это нашпациент умер! Я просто вспомнил старый анекдот… Что касается нашего – он был в полном порядке. Теперь нужен хороший уход…
–Вы считаете, что он может выжить?
–«Он»? Пожалуй, что уже не «он». А в остальном… Могу сказать точно: тело будет жить. Прекрасное тело, молодое и здоровое. Мозг тоже жив и, думаю, таким и останется: кровь поступает, электрическая активность полная. А вот составят ли тело и мозг одно целое… Вы какой веры?
–Никакой.
–Плохо. А я хотел попросить вас позвонить своему богу и спросить насчет прогноза по этому дельцу… По крайней мере, сетчатку глаза и внутреннее ухо я спас. Я первый, кому это удалось, хотя меня и называют шарлатаном… так что он, если повезет, будет видеть и слышать. А вот что касается спинного мозга, наиболее вероятный исход – неблагоприятный… хотя частично, конечно, функции восстановиться могут… Нет, я несу чушь: девять из десяти – за то, что мозг вообще не будет иметь связи с внешним миром.
–Надеюсь, вы преувеличиваете. Ваша премия, кстати, зависит от того, будет ли пациент видеть, слышать и разговаривать – как минимум.
–В сраку.
–Но условия оплаты изменить нельзя.
–В сраку, я сказал. Там значилась какая-то премия. Но у меня нет такого большого мешка, поэтому – в сраку. Слушай, кореш, вы тут как хотите – можете придумывать всякие премии: за срочность, за качество… Мы, мясники, работаем по-другому. Я получаю за операцию. Я режу. Мне платят. Все. Я честный хирург – что бы там ни болтали всякие шкуры…
–Напомнили… – И Сэлэмэн полез в карман, достал пакет. – Ваши деньги.
Хирург небрежно сунул пакет в свой карман.
–Не проверяете? – усмехнулся Сэлэмэн.
–Лишняя работа. Или вы платите, как надо, или я иду в суд. И вообще – плевать.
–Пива добавить? – спросил Сэлэмэн. Он откупорил бутылку портера. – Я оплатил все. Полностью, золотом, через надежный швейцарский банк… В этом пакете ваша банковская книжка. Плюс уведомление, что мы оплатили все счета, гонорары ассистентам, компьютерное время и прочее и прочее. Но я надеюсь, что вы раздобудете где-нибудь хороший мешок – и я вывалю вам столько…
–Ладно, не буду отказываться. Исследования требуют денег, а мне не хотелось бы их прекращать. Мне хочется войти в историю медицины не как шарлатану… понимаете?
–Мне, кстати, хочется того же. Хотя, может быть, по другой причине.
Бойл отпил еще пива и задумался.
–Похоже, я опять вел себя как последнее говно. Извините. Всегда, когда выхожу из операционной, начинаю бросаться на людей. Я забыл, что он ваш друг.
Сэлэмэн вновь испытал те же чувства, что и в начале разговора: смесь жалости и облегчения.
–Нет, – сказал он. – Йоханн Смит мне не друг.
–Ну? А мне показалось.
–У него не было друзей. Я его адвокат, и он, естественно, платит мне за мою преданность.
–Понял. Тогда ладно. Тяжело, если мешаются всякие эмоции. Понимаете, прогноз при такой операции, по определению, не может быть благоприятным – уж это-то я знаю лучше всех остальных. Хотя… – Бойл задумался. Может,и получится… Группа крови одна, и объем черепных коробок близкий…
–А почему вы тогда так мрачно настроены?
–Господи! Вы хоть представляете, сколько миллионов нервных связей надо было восстановить? И сколько лет длилась бы такая операция? Мы соединили черепные нервы, сопоставили и сшили спинной мозг – и все. Теперь – как в рулетку… красное, черное…
–Понятно… И, значит, эти миллионы нервных окончаний – они что, как-то сами находят, с кем им срастаться? Ведь эти шимпанзе?..
–Черт возьми, да! Это был успех! Или удача… Извините. Понимаете, нервная система чрезвычайно адаптивна. При травмах, например, вместо того, чтобы восстанавливать старые соединения, мозг нагружает неповрежденные той утраченной функцией. Помните опыты с переворачивающими очками?
–Даже не слышал.
–Студентам надевали очки, которые переворачивают изображение. Два-три дня они видели все вверх ногами, их приходилось водить под руки и кормить с ложечки. А потом они начинали видеть как надо. Анализатор переключается и начинает правильно интерпретировать поступающую информацию. Когда очки снимали – мир опять переворачивался… Так и с моими обезьянками. Сначала я думал, что провал. Но потом они стали шевелиться – бессмысленно, как младенцы. Приходилось фиксировать их… И постепенно все наладилось. Не спрашивайте меня, как именно – я все равно не отвечу. Не знаю. Может, психиатры… или священники… Слушайте, а куда мы едем? Мой отель уже давно позади.
–Признаюсь: я позволил себе еще одну вольность, док. Ваш счет в отеле оплачен, а вещи упакованы и перевезены в мой дом.
–О, дьявол! Это-то еще зачем?'
–Для большей безопасности.
–Но отель показался мне достаточно безопасным. Вооруженная охрана, и даже лифтеры при стволах… черт, не думал я, что попаду в настоящий военный лагерь. Совсем как армия. Тяжело, наверное?
–Привыкли. Ваш отель неплохо защищен, это да. Но пресса туда имеет доступ… как и полиция.
–Юридические проблемы? – недовольно спросил Бойл. – Вы же заверили меня, что все на мази.
–Так и есть. Донор дал предварительное согласие… у нас было несколько тысяч потенциальных доноров, подписавших договор, всего несколько тысяч – так что статистика была против нас. Но вот одного из доноров вовремя убивают… ничего себе оборотец?.. и суд позволил провести операцию. Все равно: пресса поднимет пыль до небес, и кто знает, не найдется ли другой суд, который это решение пересмотрит. Короче, док: в Канаду я могу доставить вас в течение часа, в любую другую точку Земли – в течение суток… и даже на Луну без особой задержки. Если, конечно, вы этого захотите.
–Посмотрим… От Луны я бы не стал отказываться. Интересно. Никогда там не был. Значит, костюм мой в вашем доме?
–Да. И вы там будете самым желанным гостем.
–А лоханка с горячей водой найдется где-нибудь в окрестностях?
–Ну а как же!
–Годится. Значит, еще пива, эта лоханка – и часов десять сна. Пока меня не арестовали. Я не слишком много хочу?