Текст книги "Хижина в лесу"

Автор книги: Роберт Динсдейл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 20 страниц)

– Надо бы разжечь здесь костер, внучок.

– Я постелил тебе, деда.

Кроме сосновых лап, на «постели» ничего не было, но, без сомнения, лежать на хвойной подстилке было гораздо теплее и мягче, чем на голой земле. Не говоря ни слова, старик опустился на ложе, сомкнул веки и принялся издавать характерные для засыпания звуки, когда его губы вдруг приоткрылись.

– Это не сказка, а присказка, – произнес он с закрытыми глазами.

– Деда…

Мальчик придвинулся к старику поближе и хотел уже прикоснуться к твердой, словно кора дерева, коже, но замер.

– Настоящую сказку вы услышите завтра после ужина, когда вдоволь наедитесь свежего хлеба.

– Хлеба не будет, деда. Нам вообще нечего будет есть, если мы не…

Глаза старика приоткрылись. Теперь дед смотрел на внука ясным взглядом. Такого мальчик не помнил с самой весны.

– Ну вот, – негромко произнес старик, – давным-давно, когда на свете еще не было ни нас, ни наших прадедов, в землях, не столь отдаленных от наших, под высокими небесами, на тучной равнине семи верст в диаметре, человека перевозили на край мира в закрытом вагоне. Он был маленьким подсвинком, которого везут на рынок. Когда поезд остановился, он оказался в Стране вечной зимы, у ворот великого ледяного города Гулага.

– Деда, – прошептал мальчик. – Деда… С тобой все в порядке?

Старик не ответил. Он, похоже, даже не осознавал, что к нему кто-то обращается, и мальчик подумал, что это не дед рассказывает сказку, а сказка рассказывается сама собой.

С широко открытыми глазами старик продолжил:

– Великий город Гулаг лежал на берегах реки Лены, чьи древние воды текли в места, куда едва ли ступала нога человека. Из поезда заключенные вышли в тундру, белую и пустую, и поезд сказал им: «Теперь я уезжаю. Ступайте через ворота в город Гулаг. Здесь начинается для вас новая жизнь. Все, что было до этого, – всего лишь сон». Некоторые люди принялись часто и бессвязно бормотать, другие пришли в ужас. Все они считали ледяной город страшным сном и надеялись вскоре проснуться в кроватях рядом со своими женами. Но ворота великого ледяного города Гулага распахнулись, и заключенные прошли туда мимо торчащих вверх ледяных зубов. Солдату показалось, что его живьем проглатывает одно из тех гигантских чудовищ, что ходили по земле еще до появления человека. Гулаг был большим. Гулаг был диким. Гулаг был целым миром в себе. Солдат ходил по улицам изо льда. И в переулках, и на площадях он видел замерзших людей, которые стояли, словно ледяные скульптуры, на сотни лет погруженные в сон темным колдовством. Новые заключенные брели по этим мрачным переулкам. Солдат сказал себе: «Раз уж я попал в Гулаг, то должен как-то обустроиться, но пока не знаю, как именно». Он без цели бродил по улицам, заходил в пустые дома и пустые залы, забрался даже на вершину высокой башни, но и там обнаружил только замерзших людей. Тогда он задал себе вопрос: «Что же это за колдовство, которое заставляет людей стоя вмерзать в землю?» Вскоре солдат услышал звон далекого колокола. Он подошел к ограждению башни и посмотрел вниз. С того места, где он стоял, были видны раздвижные крыши и колокольни Гулага, но самым странным было то, что и улицы внизу, и небо над головой были одного и того же мертвенно-белого цвета.

Не останавливаясь, старик продолжил:

– Вскоре солдат увидел тени, бредущие по улице. Сначала он принял их за призраки, так как со времени приезда в Гулаг ему еще не встречались живые люди. Но вот раздался шум шагов, и, повернувшись, солдат увидел человека. Стояла тишина, о существовании которой солдат прежде не догадывался. Изо рта незнакомца шел пар, словно он был огнедышащим драконом. Незнакомец сделал шаг вперед. «Кто ты?» – спросил солдат, который превратился в маленького мальчика, верящего в призраки в лесу. Незнакомец поднял руку и произнес: «Не бойся меня. Я такой же, как ты. Я потерялся в Стране вечной зимы, и у меня здесь нет друзей». На ногах незнакомца были высокие черные сапоги, а за плечами висел рюкзак, на котором на языке его родины было вышито его имя. Языка этого солдат не знал. Незнакомец был родом из королевства финнов, которое зовется Финляндия. Когда-то его взяли в плен солдаты Зимнего Короля.

Мальчик, слушая монотонную речь деда, впервые оторвал взгляд от его лица и посмотрел на кожаный рюкзак, лежавший в углу шалаша. Пальцы его прикоснулись к вышитой иностранной надписи спереди, потом прошлись по голенищу единственного оставшегося у деда сапога.

– «Что такое Гулаг? – спросил солдат. – И почему люди замерзают на улицах, превращаясь в статуи?» – «Людей наказывают за то, что они не хотят служить Зимнему Королю. Их выставляют замерзать на улицы, чтобы их вид служил предупреждением для других. Все люди, присланные сюда по воле Зимнего Короля, обязаны работать в больших подземных штольнях, где нет ни дня, ни ночи. Нам говорят, что Гулаг должен расти. Если мы будем хорошо работать, нас могут отпустить домой». – «Ты знаешь кого-то, кого отпустили домой?» – «Нет, никого не знаю». – «Я должен вернуться домой и жениться на девушке из леса». Незнакомец, которого звали Абелем, выглядел очень удрученным. Он сказал солдату: «Я слышал эти слова и прежде. Многие мужчины рассказывают о своих девушках, но надежды на освобождение нет никакой. Ты попал в Гулаг. Пойдем, я тебе помогу. Я украл еду и поделюсь ею с тобой, чтобы ты не голодал». – «Зачем тебе помогать незнакомцу?» На это Абель ответил: «Если мы будем голодать, то будем голодать вместе. Здесь, в сердце ледяного города Гулага, человек должен хорошо разбираться в том, что есть зло, а что добро. Я вижу, что сердце у тебя доброе. С этого дня мы станем братьями и будем делить наш хлеб». И тогда солдат, прежде бывший мальчиком, расплакался над коркой хлеба. Он поел и дожил до следующего дня.

Старик приоткрыл рот, собираясь, видно, продолжать, но на этот раз слов не последовало. Свет погас в его глазах, и они вновь стали серыми и затравленными. Он отвернулся и лег, не взглянув на внука.

– Деда, – прошептал мальчик, подползая поближе и стараясь не смотреть на рюкзак в углу. – Это правда?

Мертвые слова мертвого человека. Мертвая нога свешивается, словно в горячечном кошмаре душевнобольного.

– Ну, тот, кто рассказал мне эту историю, утверждал, что это истинная правда.

Во сне мальчик видел крыши великого легендарного города Гулага…

Утром старик отправился собирать дрова, а может, на охоту, хотя на меткость его руки теперь надежды было мало. Мальчик, воспользовавшись удобным моментом, раздул угли, подбросил в костер дров и камней, чтобы в шалаше стало теплее. Потом он потянулся к рюкзаку и, глядя на вышитые буквы, задался вопросом: «Как вещь из дедушкиной сказки могла попасть мне в руки?» Но долго задумываться над этим у него просто не было времени. Скоро день сменится сумерками. Мальчик отправился вслед за дедом, следы которого были четко видны на снегу.

Их пряничный домик находился на расстоянии всего лишь часа ходьбы от бабушкиного дома, но в ту сторону мальчик не пошел. Вместо этого он спустился по крутому склону. Там еще можно было найти немного лесных орехов и рябины. Кроме этого, мальчик намеревался поискать и другие драгоценные дары леса: съедобные каштаны, которые можно поджарить, и ягоды ежевики, встретить которые на колючих кустах сейчас совсем непросто, так как ими любят лакомиться птицы и полевые мыши.

На наполнение рюкзака ушло несколько часов. Мальчик стойко боролся с позывами пустого желудка и не накинулся на собранную еду. Вместо этого он зашагал вверх по склону. Теперь он легко мог найти дорогу к шалашу, руководствуясь лишь интуицией. Подходя, он уже знал, что дед в шалаше, – дым ударил в нос, и в нем мальчик учуял едва уловимый запах горелого жира. Дедушка, должно быть, поймал и жарит зайца.

Когда мальчик влез в пряничный домик, старик повернул голову. Рядом с ним валялись заячья шкура и внутренности. Дед собирался сшить внуку что-то вроде мокасин, чтобы не так холодно было ходить по снегу.

– Что это?

– Заяц. А у тебя что?

Мальчик прикрывал содержимое рюкзака рукой, словно хотел защитить его от жадных глаз, но дед все же углядел, что он принес.

– Ягоды и орехи, – сказал мальчик.

– Плохо. Сейчас надо есть жирную пищу, а то замерзнешь. Нужно убить дикого кабана или зубра.

– Мы не сможем, деда.

Грусть во взгляде старика заставила мальчика замолчать. Он подошел и уселся подле деда. Запах жареной зайчатины ударил в нос. По крайней мере, он может внести свою лепту в обед. Каждому досталось по две горсти съедобных каштанов и лесных орехов. Этого достаточно. Остальное мальчик убрал в сторону.

– Зима еще по-настоящему не началась. Зачем же нам недоедать?

– Нет, деда, это подарок.

Старик принялся помешивать уголья в костре. Его сердитый взгляд заставил мальчика поспешно сказать:

– Это для девочки из бабушкиного дома.

Заяц, разломившись, хрустнул в руках старика. Из недожаренного мяса капала кровь. Отодвинув в сторону свою долю орехов и каштанов, дед передал внуку половину заячьей тушки.

А потом было произнесено слово, легкое, словно снежинка:

– Нет.

Мальчик ждал, что дед продолжит, но тот молчал. Похоже, он сказал все, что намеревался. Старик поднес зайца ко рту и принялся высасывать из него мясной сок.

– Нет, деда?

– Нет.

– Почему нет?

– Посмотри на себя. Посмотри на все, что дала тебе сегодня природа. Зачем тебе…

– Это для девочки. Пусть ощутит вкус леса.

– Вкус чего?

– Ты научил меня ценить то, что дает лес. Почему я не могу…

Старик вонзил зубы в зайчатину.

– Ты представления не имеешь, каков на самом деле лес. И, надеюсь, никогда не узнаешь.

– Пожалуйста, деда…

– Я думал, ты усвоил, что умолять кого-то о чем-то не стоит.

– Я не умоляю.

– А мне показалось, что умоляешь.

Мальчик чувствовал себя так, как если бы ловил в Хвощовом озере тритонов, а те всякий раз проскальзывали у него между пальцами.

Сейчас или никогда. Он набрался храбрости:

– Я хочу с кем-нибудь подружиться, деда. Раньше у меня были друзья.

Старик отложил в сторону заячью тушку и вытер пальцы об усохшую ногу. Где-то там, среди тряпья, намотанного на нее, было то, что осталось от маминой шали. Мальчик попытался разглядеть хоть краешек ее, но не смог.

Старик хмыкнул. Внук решил, что это означает согласие.

– Я могу сходить?

Старик снова хмыкнул. Ни да, ни нет. Мальчик медленно поднялся и осторожно надел рюкзак.

– Я вернусь, деда. Я хочу… Может, ты тоже хочешь пойти?

Старик лишь слегка подвинулся, устраиваясь поудобнее на подстилке из палой листвы и сосновых лап. Он даже не взглянул на проскользнувшего мимо внука. Мальчик исчез из виду, а дед не проводил и его взглядом.

Мальчик шел, и мысли, подобно сильному ветру, хлестали его сознание. Дед, словно впавший в спячку медведь, вошел в землю одним человеком, а вышел совсем другим. Осины затащили старика под землю и попытались высосать из него все живительные соки, как деревья из дедушкиных рассказов о партизанах и солдатах пили жизнь своих жертв, но дед смог вовремя сбежать, поэтому на долю осин досталась лишь половина его жизненных сил. Теперь он лишь наполовину человек, другая его часть принадлежит лесу. Он едва ходит, опираясь на ветку, и с трудом выговаривает слова. Тот его последний рассказ…

Мальчик увидел свет в окнах бабушкиного дома. Шел легкий снежок, и на заднем крыльце лежал нетронутый слой, свидетельствующий о том, что сегодня из двери, ведущей в кухню, никто не выходил. Окна были покрыты ледяными узорами. Прокравшись вдоль сада, мальчик обнаружил проход в колючем кустарнике, из которого открывался вид на дом. Дорожка к дому была усыпана гравием. Машины позади дома не оказалось. Осмотревшись, мальчик не увидел ее ни на поляне, ни на склонах. Куда бы ни отправились девочка и ее родители, в бабушкином доме их, судя по всему, нет.

Мальчик вернулся назад по своим же следам, а потом направился к двери. Кольцо со сказочным волком покрылось тонкой корочкой льда. Мальчику показалось, что он слышит пса Мишку, который поскуливает за дверью в ожидании своей маленькой хозяйки. Мальчик присел на крыльцо. Неплохо бы заручиться его дружбой, собака в лесу не помешает. Она может согреть холодной зимней ночью, когда костер погаснет.

Спустя некоторое время мальчик услышал, как пес взвизгнул и затрусил от двери вглубь дома. Пора делать то, ради чего он сюда пришел. Сняв рюкзак с плеча, мальчик аккуратно поставил его на крыльцо. Сделав так, как хотел, он отступил на шаг, окинул все взглядом и отправился обратно в сад.

Нижние ветки маминого дерева были слишком тонкими, поэтому мальчик влез на соседнее и встал, стараясь удержать равновесие, на его толстых сучьях. Оттуда он смог перебраться на рогатину расходящихся в стороны ветвей маминого дерева. Весной здесь все зарастает, но сейчас можно было разглядеть домик сквозь паутину ветвей.

Он ждал. Через некоторое время мальчик заметил, что к дому слетаются вороны. Послышалось карканье. Мальчик догадался, с чего это птицы сзывают друг друга: они решили попировать, увидев подарок, который он приготовил девочке. Птицы уже успели склевать с полдюжины ягод рябины и ежевики, когда мальчик, сидя на дереве, принялся швырять в них камнями. Некоторые из ворон, впрочем, и не собирались пугаться, но тут один из камешков ударил в кухонное окно, вызвав заливистый лай Мишки. Птицы испуганно поднялись и полетели в лес.

Взгляд мальчика не отрывался от дома. Если приглядеться, можно было различить мамину лошадку-качалку, стоявшую на подоконнике спальни девочки. Желая увидеть больше, мальчик полез выше. Верхушка дерева оказалась примерно на одной высоте с этим окном.

Мальчик был настолько поглощен созерцанием игрушки, что не заметил наступления сумерек. Шум двигателя он тоже не услышал. Только когда дверца машины хлопнула и раздался знакомый голосок, он смог оторваться от маминого подарка.

– Папа, говорю тебе, это все ерунда! Я…

Послышался хрипловатый голос ее отца:

– С меня хватит, Лена. Это новая школа. Ты должна вести себя как полагается…

– Я и веду! Это все так отстойно…

– Отстойно?

– Это такое слово. Оно означает…

– Я знаю.

В разговор вклинился третий голос, принадлежащий матери Лены. Голос был не таким, как у его мамы, мягким, но с налетом суровости.

– Ладно, хватит. Вы только об этом и говорите с тех пор, как мы выехали за город.

– Извини, мама.

– Мне кажется, тебе следует извиниться перед папой.

– Ну да…

В голосе девочки явно звучала ирония. Это не укрылось от внимания отца, и он еще больше рассердился. Мальчик услышал шум шагов и лязг захлопывающейся дверцы автомобиля.

– Лена, ты папу в могилу сведешь. Он работает без отдыха…

– Знаю, мама. Я, как всегда, неблагодарное создание.

Мама рассмеялась.

– Я впущу тебя в дом через кухню. У тебя очень грязные сапоги. Сними их у входа.

– Хорошо, мама.

Прежде чем мама договорила, девочка свернула за угол. В угасающем свете мальчик рассмотрел, из-за чего весь сыр-бор. Одета девочка была нарядно, в нечто цветастое, но вся ее одежда была покрыта засохшей грязью. Казалось, Лена специально вывалялась в луже.

Девочка пробиралась к двери заднего хода, когда в покрытом инеем кухонном окне появилась морда Мишки. Ликуя, пес принялся энергично царапать когтями стекло.

Лена остановилась, уставившись на крыльцо. Она, должно быть, рассматривала рюкзак, прежде чем рискнуть к нему приблизиться. Присев на корточки, девочка оглядела его со всех сторон, а потом развернулась и посмотрела в сторону леса. Мальчик видел, как нахмурилось ее лицо: Лена явно пыталась понять, что все это значит. Пальцы ее замерли над замерзшими ягодами и орехами, помедлили немного и взяли ягодку. Девочка подержала ее, словно собиралась выбросить, но потом быстро, словно порыв ветра, бросила себе в рот.

– Лена, я же тебе говорила… – раздался голос матери.

Дверь распахнулась. В освещенном проеме возникла фигура женщины. Сзади был виден ее муж.

– Лена, ты что, не собираешься разуваться? Хочешь всю ночь просидеть за дверью?

– Мама, не нападай! – запротестовала девочка. – Посмотри!

– Что это у тебя?

Женщина шагнула вперед, крепко обхватив себя руками за плечи, чтобы не замерзнуть.

– Не ешь, Лена! Они грязные!

Девочка поднялась с крыльца.

– Это орешки и ягоды, мама.

– Папа будет очень недоволен.

Девочка сердито топнула ногой.

– Мама, это не мое! Я ни в чем не виновата. Я тебя послушалась. Я пошла снимать сапоги и увидела вот это.

Немного успокоившись, женщина подняла рюкзак. Он явно показался ей отвратительным. Лямку она сжимала двумя пальцами и держала рюкзак в вытянутой руке как можно дальше от себя. Казалось, она боится подхватить какую-нибудь лесную заразу.

– Откуда это, Лена?

– Я уже тебе говорила, – обиженно надув губы, сказала девочка, – я нашла его на ступеньке.

Она говорила чистую правду, но это не имело ни малейшего значения, поскольку правда была неудобной.

– Домой, Лена.

Девочка шагнула к двери, но мать встала у нее на пути.

– Снимай сапоги.

Девочка ушла, а мальчик еще немного посидел на дереве, чувствуя себя вполне удовлетворенным. Конечно, он лишился рюкзака, но орехи и ягоды таки оказались под крышей бабушкиного дома, как будто лес проник туда. Эта мысль наполнила его сердце гордостью.

Пришло время отправиться к дедушке и откопать его из-под листвы и снежинок, которые успели нападать, пока он спал. Надо было спешить, но мальчик медлил.

В спальне возникло какое-то движение, и взгляд мальчика вновь устремился к лошадке-качалке, охранявшей подоконник. В окне показалась девочка. Нежно погладив игрушку по голове, она переставила лошадку так, чтобы та смотрела на другой участок сада. И обе они, как показалось мальчику, уставились на дерево, на котором он сидел.

Вдруг Лена потянулась за чем-то, лежащим на подоконнике, и, зажав это в руке, торопливо отошла от окна. Осталась лишь лошадка-качалка… А потом дверь распахнулась, и из дома выскочила девочка. Одета она была в чистую, белую ночную пижаму, хотя на лице ее еще оставались следы грязи.

Мишка попытался выскочить за ней, но девочка на него шикнула. Поспешно положив что-то на крыльцо, Лена закрыла за собой дверь. Если она настолько умна, как полагал мальчик, ее родители не заметили, что дочь выходила.

Спустя пару минут девочка снова появилась в окне рядом с лошадкой-качалкой. Возле них, опершись о подоконник передними лапами, примостился Мишка. Лена попыталась его прогнать, но пес не уступил. Теперь в сад смотрели три пары глаз.

Мальчик ждал, пока хватало терпения, а потом спустился по веткам на землю. Крадучись по саду к оставленному на крыльце подарку, он смотрел себе под ноги, борясь с желанием поднять голову.

В неярком свете, льющемся из окна кухни, мальчик увидел небольшой сверток – так обычно девочки пеленают кукол. Ему сразу же вспомнился дедушкин рассказ о новорожденной девочке, оставленной на пороге домика в лесу.

Сверток был небольшим и легким. Завернут подарок был не в ткань, а в тонкую бумагу, местами уже промокшую. Понадобилось несколько секунд, прежде чем мальчик вспомнил, что эту бумагу называют туалетной. Когда-то он и сам ею пользовался…

Внутри лежала фигурка из… Мальчик понюхал, и в нос ему ударил аромат сдобного теста. Легкий запах меда, сахара, патоки… имбиря… Он поднес подарок поближе к свету. Две изюминки на месте глаз. Белые и голубые полоски глазури образуют «пижаму».

Мальчику хотелось съесть угощение прямо сейчас, не сходя с места. В животе урчало от голода… Но его взгляд задержался на маленьком личике, глазуревой пижаме и пеленке из туалетной бумаги. Мальчик понял, что у него в руке зажат не сегодняшний ужин, а маленький друг. Он будет оберегать пряничного человечка, возьмет его с собой в домик и ничего не скажет о нем деду.

Мальчик осторожно пробрался через сад и остановился только на опушке леса. Оказавшись под ветвями маминого дерева, он оглянулся на дом и в окне спальни увидел Лену. Девочка стояла, положив подбородок на сцепленные руки. Мальчику показалось, что он видит, как дрогнули ее губы, словно предостерегая его о какой-то воображаемой беде.

В одной руке у него был зажат пряничный человечек, а другую мальчик сжал в кулак и поднял. Он не был уверен, как это правильно делается, но пальцы вспомнили раньше, чем голова. Мальчик потряс кулаком, а потом пальцы распрямились, и рука закачалась в такт его шагам.

В квадратике света девочка встрепенулась, подалась вперед и прижалась лицом к стеклу. При этом она задела лошадку-качалку, и та исчезла из виду. Мишка попытался вскочить на подоконник, но места для него уже не нашлось. Девочка подняла руку и помахала ею. Мальчик, может, и забыл, как это делается, но Лена помнила…

Уже на опушке мальчик увидел, как девочка машет в окне. Выйдя из лесного сумрака, он замахал в ответ уже по-настоящему. Лена замерла, но через пару секунд ответила на приветствие, словно зеркальное отражение мальчика.

Минуты сменялись часами. Зима уступила место лету, а лето – зиме. К дедушке вернулось здоровье, и мама снова была рядом. Квартира… улица… школа… Все встало на свои места.

Мальчик развернулся и исчез в лесу.

* * *

Иногда дед спал под открытым небом, но все чаще забирался внутрь пряничного домика, особенно в те ночи, когда внук оставлял «двери» из сосновых веток приоткрытыми.

Куда он уходил по ночам, мальчик не знал. Он понимал, что старик не может далеко забраться: усохшая нога безвольно тащилась вслед за ним, да и идти по заснеженному лесу с костылем совсем непросто. Несколько раз мальчик пытался за ним проследить. За дедом оставалась широкая борозда в снегу, которая тянулась от королевского дуба до Хвощового озера. Там след исчезал, а старика нигде видно не было.

Иногда ночью мальчик лежал без сна, ожидая, пока дедушка вернется. Одиноким он себя не чувствовал, ведь в углу пряничного домика спал пряничный человечек. Мальчик разговаривал с ним, как когда-то с мамой. Он рассказывал ему истории о лесе, родне бабушки и зимней войне, а пряничный человечек – о Лене, Мишке и приключениях лошадки-качалки. В последнее время мальчик все чаще и чаще думал о девочке. Лена теперь спала в его постели, сидела на его стуле, ела из его тарелки. Если у нее мамина лошадка-качалка, то и стеганое одеяло тоже досталось ей.

Иметь друга очень хорошо, если кроме этого у тебя есть только дед и лес.

Сегодня утром он с грустью вспомнил о своем одеяле. Иногда, когда мальчик просыпался рано утром, его тело настолько затекало и замерзало, что, только разведя костер и напившись хвойного чая, он был в состоянии идти в лес за добычей. В обуви из заячьего меха было не очень холодно, а вот душегрейка оказалась куда менее надежной. Волокна крапивы быстро перетирались, и в образующиеся прорехи проникал мороз.

Мальчик проснулся еще до восхода солнца, но из пряничного домика выбрался лишь тогда, когда первые его лучи пробились сквозь кроны деревьев. Прежде всего он развел огонь. Дед уже сходил на охоту: на снегу лежали тушки зайца и лисы. Одежда мальчика, сшитая из заячьих шкур, прохудилась и разлезалась на глазах, так что лисий мех будет сейчас кстати.

Съев свою долю, мальчик решил отправиться за дедом. Идти по следу старика было проще простого. Все, что следовало делать, – это не сворачивать с глубокой борозды, оставленной усохшей ногой. Сегодня утром след, как обычно, вел мимо королевского дуба, вокруг Хвощового озера, а потом, как ни странно, сворачивал к дому, где жила Лена. В лощине между двумя сухостойными вязами мальчик нашел кострище, на котором совсем недавно что-то готовили. Зола была еще теплой, и мальчик решил, что далеко дед отойти не мог. Он пошел дальше и вскоре нашел еще одно место, где когда-то разжигали костер… и еще одно. Только сейчас мальчик сообразил, что эти кострища не обложены камнями, как учил его дед. По тому, как валялись в беспорядке ветки, можно было понять, что это не дедушкина работа. Такое мог устроить разве что он сам, да и то в прошлую зиму, когда был маленьким и глупым.

Присев на корточки, мальчик сунул палец в золу. А потом он увидел странные следы вокруг кострища и сперва подумал, что их оставила очень большая лисица, позарившись на брошенные людьми объедки. Мальчик мог бы даже принять их за след рыси, вот только прежде он видел ее следы и эти на них никак не походили. К тому же рысь не стала бы бегать вокруг костра и рыть мордой снег. Впрочем, и волк держался бы с подветренной стороны. Таких следов он прежде не встречал. Лапа была большой и округлой. Такой в представлении мальчика должна быть лапа медвежонка. Три пальца заканчивались длинными когтями, кончики которых, как показалось мальчику, были откушены и теперь представляли собой уродливые обрубки.

Мальчик огляделся. Мерцающие тени под деревьями… Скрип ледяной корочки под ногами…

А потом он увидел идущую по лесу девочку.

До нее было еще далеко. Первым делом в глаза мальчику бросился снежный водопад, обрушившийся с ветки. Взлетел потревоженный тетерев – мальчик сразу же определил, что это он. По звуку он догадался, что Лена идет на лыжах. Теперь он понимал, кто оставил эти странные следы. Мишка.

Сидя на корточках перед погасшим костром, мальчик вслушивался в голос девочки. В манере, напоминающей маму, она вычитывала незадачливого пса:

– Когда мы вернемся, тебе за это влетит. Придется подогреть воду и искупать тебя. Думаю, тебе купание совсем не понравится. Ты будешь скулить и жаловаться, но если начнешь гавкать, то придет папа и возьмется за свою тапочку.

Мальчик досчитал до трех, и они появились. В одной руке девочка несла охапку толстых веток, а другой отчаянно размахивала. Куртка на ней казалась на три размера больше, чем следует. Со стороны девочка напоминала сбежавшую овцу, которая одичала и которую уже несколько лет никто не стриг. На голове у нее был алый капюшон, отороченный мехом, пугающе похожим на мех бегущего рядом пса. Щеки Лены алели румянцем. Нос поблескивал. Похоже, из-за мороза у нее начался насморк.

Девочка и собака повернули в его сторону. Мальчик развернулся и пустился наутек. Один из склонов лощины порос папоротником, который все еще сопротивлялся зимним холодам, и он решил спрятаться в его зарослях.

Разведя в стороны засохшие листья, мальчик увидел, что Лена идет прямиком к кострищу. Не обращая внимания на следы его ног, девочка бросила собранные ветки на золу и, явно расстроившись из-за того, что дрова тотчас не загорелись, опустилась коленями на снег. Мишка зубами ухватился за одну из палок и принялся тянуть ее на себя. Девочка отодвинула в сторону ветки. Уголья оказались остывшими.

– Придется все начинать сызнова, – заявила девочка таким тоном, словно бедный пес и впрямь был повинен в том, что ночи теперь темные, солнце холодное, а с неба то и дело валит снег. – Отдай мне палку, убоище!

Мишка, радостно ворча, уселся в дальнем конце лощинки.

– Предупреждаю: если не прекратишь, я попрошу дважды искупать тебя в ванне, а на ужин дать сухие собачьи галеты.

Пес, похоже, понял свою хозяйку: палка выпала из его пасти, и Мишка печально заскулил.

Лена принялась за дело. Мальчик видел, что она понятия не имеет, как надо поступать. Для нее разжигание огня – всего лишь игра. И все те остывшие кострища, которые он видел рядом, – часть этой игры. Девочка навалила ветки бесформенной кучей, ничуть не заботясь о том, что воздуха будет поступать мало, а значит, костер хорошо разгореться просто не сможет. А еще Лена не умела правильно класть растопку и дрова, чтобы пламя горело ярко. На некоторых сучьях мальчик заметил толстый слой изморози. На местах сломов древесина имела зеленоватый, а не светло-коричневый оттенок. Жизнь еще до конца не покинула эти ветки, и если воткнуть такие сучки в землю, то не исключено, что весной они пустят корни.

Закончив приготовления, девочка отступила, любуясь творением своих рук. В убежище среди листьев папоротника мальчик улыбнулся. Уж слишком гордым был вид Лены! Девочка вытащила из кармана коробок спичек, и улыбка у мальчика стала еще шире. Ее отцу следовало бы научить Лену разжигать огонь с помощью дощечки и палочки. Девочка сняла с рук перчатки. Пальцы ее посинели и двигались ужасно неловко. Пару раз коробок выпадал из ее рук на снег. Не единожды девочка чиркала спичкой, а потом роняла ее. Спичка падала и с тихим шипением гасла на снегу. Мишка взирал на все это безобразие издали. Даже он, судя по всему, понял, что девочка делает несусветные глупости.

Очередная спичка все же разгорелась, и девочка бросила ее на кучу веток, но огонек погас, прежде чем спичка закончила свой полет. Лена чиркнула еще раз. Следующая спичка зажглась. Девочка осторожно положила ее сверху на дрова. Огонек пробежал от головки до самого кончика спички и погас. Больше спичек, судя по всему, не было. Девочка отвернулась от кострища. Подбежавшего Мишку она встретила совсем не ласково.

– Это из-за тебя! Ты все неправильно делаешь…

Мальчик хотел произнести эти слова про себя, но его голос, казалось, закачал верхушки деревьев. Снег посыпался с ветвей, а потом мельчайшей порошей поднялся вверх. Дикие голуби взлетели с насиженных мест, а вслед за ними в небо поднялся, каркая, одинокий грач.

Девочка повернула голову на крик. Мишка попытался запрыгнуть ей на колени, но Лена руками в больших варежках оттолкнула от себя пса. Похоже, она ничуть не испугалась. Странно… Девочка встала, широко расставив ноги, уперлась руками в боки и уставилась на заросли папоротника.

На четвереньках, словно пес, мальчик выполз из зарослей. Теперь между ними было лишь кострище с так и не пожелавшими разгореться сучьями.

– Почему ты так решил? – требовательным тоном поинтересовалась девочка.

Мальчик хотел подняться на ноги, но почувствовал, что тело ему не подчиняется, и так и остался сидеть на снегу. Возможно, ему было просто стыдно, что девочка хорошо одета, а он по сравнению с ней почти голый.

Мишка опустил голову и издал низкий, гортанный звук, перешедший в рычание. Пес уже готов был броситься на мальчика, когда Лена схватила его за загривок.

– Не нервничай. Это всего лишь мальчик. Мы видели его той ночью.

Девочка уставилась на него с видом школьной учительницы, осуждающей неряшливый вид ученика.

– Ты ведь тот бродяга, который взял мое печенье?

Слова девочки напоминали дедушкины силки. Мальчик и сам не понял, как оказался пойманным в них.

– Я его сохранил. Хочешь, верну?

– Вернешь?

Девочка была явно озадачена.

– Я не съел его.

В глазах девочки появился легкий испуг. Она начала медленно отступать, стараясь, чтобы кострище оставалось между ними. Мишка застыл на месте. Голова низко опущена, хвост поджат. Пес походил на живую ловушку на зайца, готовую в любую минуту сработать.