Текст книги "Кровь слепа"
Автор книги: Роберт Чарльз Уилсон
Жанр:
Прочие детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 26 страниц)
Роберт Уилсон
Кровь слепа
Посвящается Джейн
Благодарности
Это последняя из квартета книг, где действует Хавьер Фалькон и события разворачиваются в Севилье, и я пользуюсь случаем поблагодарить севильцев за великодушие, позволившее мне выплеснуть всю эту вымышленную свистопляску на улицы их прекрасного и относительно мирного города.
Мои севильские друзья Мик Лоусон и Хосе Мануэль Бланко, как всегда, оказали мне поддержку и замечательное гостеприимство и явились для меня прекрасными источниками информации. От последней из перечисленных нагрузок я их теперь освобождаю, надеясь сохранить за собой право на предпоследнюю. Что же касается поддержки, то нет писателя, не нуждающегося в ней.
Спасибо Нику Рикетсу, предоставившему мне выгодную работу в то время, как я пробивался в сочинители, а также за его советы, которыми я воспользовался в морской части повествования.
Спасибо блестящему специалисту доктору мистеру Рави Пиллаю и его ассистенту Хасану Каташу – их мастерство позволило мне продолжать мой писательский путь.
Благодарю я и моего собрата-детективщика Пола Джонстона за его поддержку.
Что же касается моей благодарности Джейн, то выражать ее просто смешно, ибо благодарность эта так неизменна, глубока и всеобъемлюща, что любые слова тут покажутся тусклыми и недостаточными. Джейн являлась для меня неисчерпаемым источником силы, когда собственные силы мои были на исходе, столпом мудрости, когда мой здравый смысл изменял мне, и негасимым маяком, освещавшим мне путь в исполненное надежд будущее. Чего же еще способен желать писатель? Разве что книг, написанных ею самой.
Севилья,
четверг, 14 сентября 2006 года,
19.30
Любовь —
Хитрейшая отмычка, что способна
Равно открыть ворота счастью, как и злобе,
И ревности, но более всего
И с легкостью особой
Она ворота страху открывает.
Оливер Уэндел Холмс
Ледяная водка скользнула в горло Василия Лукьянова с той же напористой стремительностью, с какой проносились мимо стоянки машины, спешившие по новой автостраде от Альхесираса к Херес-де-ла-Фронтере. Он стоял возле открытого багажника спортивного «рейнджровера», и в темных волосах его от жары каплями проступал пот. Он ждал, пока стемнеет, не желая днем одолевать последний отрезок пути до Севильи. Он пил, ел, курил и вспоминал ночь, проведенную с Ритой, ночь, когда губы их были заняты не разговором. Ей-богу, в мастерстве Рите не откажешь. Жаль расставаться с ней.
Он взглянул на грузный чемодан-«самсонайт», притиснутый к сумке-холодильнику с замороженным шампанским и бутылками водки во льду, и сердце тяжело забилось где-то в горле. Он оторвал зубами еще один кусок бокадильо, с наслаждением вгрызаясь в ветчину, хлебнул еще водки. Перед глазами возникла новая сладострастная картина их с Ритой свидания – ее голос, подобный виолончели, кожа цвета карамели, смуглая и мягкая, как сафьян, такая податливая под его пальцами. Внезапно он поперхнулся – хлеб застрял в горле. Он выпучил глаза, ловя ртом воздух, силясь вздохнуть, но преуспел в этом далеко не сразу. Наконец он закашлялся, и кусочек хлеба с горчицей и ветчиной полетел на крышу «рейндж-ровера». «Спокойно, – подумал он. – Не хватало еще сейчас подавиться! Помереть на стоянке, когда мимо проносятся, грохоча, грузовики, а впереди обозначилась перспектива!»
Пепе Навахас закончил грузить стальные прутья, двадцать мешков цемента и деревянную обшивку для железобетонных опор, а также настил для пола, доски, вагонку, трубы и сантехнику. Он собирался сооружать пристройку к домику дочери и зятя в Санлукар-де-Баррамеде: те недавно обзавелись двойней, а домик у них тесный. К тому же и с деньгами плоховато. Вот Пепе и достал все подешевле, а так как на зятя рассчитывать не приходилось, сам и делал всю работу по выходным.
Пепе припарковал переполненный грузовик возле ресторана в Дос-Ерманас в нескольких километрах от въезда на полосу, ведшую к югу на Херес-де-ла-Фронтеру. С парнями со строительного склада он выпил кружку-другую пивка, а сейчас хотел устроить себе ранний ужин и дождаться сумерек. Он тешил себя надеждой, что патрульные Гражданской гвардии в это время суток не так уж внимательны и останавливать машины начинают позже, когда пьяных за рулем прибавляется.
Василий включил мобильник – впервые за этот день – лишь после одиннадцати вечера. Он боролся с искушением это сделать и сдался, только миновав шлагбаум с автоматом оплаты на последнем участке автострады на Севилью: он знал, что последует. Но он давно уж не бывал предоставлен самому себе целый день кряду, и ему не терпелось услышать человеческий голос. Не прошло и нескольких секунд, как раздался звонок от его кореша Алексея, что была неудивительно.
– Рядом с тобой никого нет, Вася? – осведомился Алексей.
– Нет, – отвечал Василий. Губы плохо слушались от выпитого.
– Не хочу тревожить тебя за рулем, – сказал Алексей. – Еще аварию схлопочешь.
– Так ты звонишь, чтобы потревожить? – сказал Василий.
– Поспокойнее давай, – сказал Алексей. – Леонид вернулся из Москвы.
Молчание.
– Ты уже в курсе, да? Не от меня первого это слышишь? Леонид Ревник в Марбелье.
– Его только на следующей неделе ждали.
– А он пораньше вернулся.
Василий опустил стекло и вдохнул теплый вечерний воздух. Кругом было черным-черно, с обеих сторон протянулись плоские равнинные поля. Вдалеке маячили чьи-то хвостовые фары. Навстречу – никого.
– Ну и что сказал Леонид? – бросил Василий.
– Поинтересовался, где ты. Я ответил, что, наверное, в клубе, но в клубе они уже побывали, – сказал Алексей. – Твоя дверь оказалась запертой, а Костя валялся на полу без сознания.
– А с тобой-то сейчас рядом никого нет, а, Алеша? – с подозрением спросил Василий.
– Леониду стало известно, что ты переметнулся к Юрию Донцову.
– Ты что? Предупреждаешь меня?
– Нет, просто хочу удостовериться, что Леонид говорит правду, – сказал Алексей.
Молчание.
– И из офиса твоего кое-что пропало, – продолжал Алексей. – Он мне это сказал.
Василий закрыл окошко. Вздохнул.
– Прости, Алеша.
– Рите крепко досталось за тебя. Я не видел ее, но с Леонидом было это чудовище, ну, ты знаешь, тот, с которым даже молдаванки дела иметь не хотят.
Василий несколько раз с силой надавил на руль. Ночь огласил вой автомобильной сирены.
– Спокойно, Вася.
– Прости, Алеша, – повторил Василий. – Ей-богу, мне очень жаль. Ну что я еще могу тебе сказать?
– И на том спасибо!
– Я все планировал иначе. Леонид должен был вернуться лишь на следующей неделе. Я собирался переговорить с Юрием, чтоб он разрешил привлечь и тебя. Ты был бы в доле. Ты же знаешь… Я просто не мог…
– В том-то все дело, Вася. Что я ничегошеньки не знал!
– Пойми, не мог я тебе сказать! Ты слишком близок к нему, – сказал Василий. – А Юрий сделал мне предложение, которого от Леонида я и через миллион лет не дождался бы.
– Но без учета меня. Ты не пожелал, чтобы за твоей спиной находился я, и… слушай, какого черта?.. – внезапно оборвал себя Алексей. – Что там такое, Вася?
– Ничего.
– Но я же слышу! Ты что, плачешь?
Молчание.
– Ну хотя бы это, черт возьми, – сказал Алексей. – Ты хоть понял, что натворил, и сожалеешь об этом… черт тебя дери совсем, Васечка!
За руль Пепе сел позже, чем намеревался: в ресторане его задержала трансляция футбольного матча и последовавшая выпивка – в матче в Афинах «Севилья» выиграла кубок УЕФА, и Пепе принял участие в празднестве: за ужином он пил вино и бренди, а в машине включил на полную мощность своего любимого Эль Камарона, исполнителя фламенко. Бог мой, что за голос у парня! Даже слеза прошибает.
Возможно, он немножко и превысил скорость, но машин на дороге было мало, и она расстилалась перед глазами подобно широкой и хорошо освещенной взлетно-посадочной полосе аэродрома. Музыка заглушала громыханье железяк в кузове. Пепе был в приподнятом настроении; он бодро подпрыгивал на пружинистом сиденье, с удовольствием предвкушая встречу с дочерью и малышами. Лицо его горело, он вспотел от возбуждения.
И в этот момент, на самом гребне счастья, донесся звук – лопнула шина. Звук, достаточно громкий, чтобы быть услышанным в кабине, напоминал дальний пушечный выстрел и сопровождался хлюпаньем и чавканьем соскочившей с обода и болтавшейся на оси покрышки. Желудок вместе с кабиной качнуло влево. Пение прервалось, и стало слышно, как бьется, шлепая о борт, покрышка, как скрежещет металл, царапая дорожное покрытие. Свет нацеленных прямо на дорогу передних фар метнулся вбок, пересек фосфоресцирующую полосу разметки, и хоть все вокруг и замедлилось, позволяя вытаращенным глазам Пепе вбирать в себя детали, глубокий нутряной инстинкт подсказал ему, что он летит вперед с немыслимой и страшной скоростью и тяжелым грузом за плечами.
Его пронзил ужас, но выпитое спиртное не оставляло ему иной возможности, кроме как судорожно цепляться за руль, казалось, наконец-то вырвавшийся на свободу. Эль Камарон возобновил пение за мгновение до того, как грузовик Пепе со всего размаху ударился о центральный разделительный барьер. Внезапная резкая остановка привела в действие инерцию, и Пепе, разбив собой ветровое стекло, катапультировался в теплый ночной воздух. Последнее, что он услышал и воспринял меркнувшим сознанием, был страшный, перекрывший вопли Эль Камарона грохот – стальные прутья, как боевые стрелы, устремились вниз и вперед, в полосу света от фар встречной машины.
А заплакал Василий оттого, что внезапно, со всей очевидностью, на какую способен человек в минуты глубочайших потрясений, понял, что прошедшему вместе с ним и за его спиной Афганистан, неизменно охранявшему и оберегавшему его от пуштунов Алексею предназначено получить пулю в затылок в рощах Коста-дель-Соль. Получить ее от своих же и только за то, что он, черт возьми, лучший друг его, Василия Лукьянова!
– Скажи Леониду… – начал Василий и осекся, вдруг уловив странное движение в воздухе и увидев мчащийся на него свет. – Что это, черт…
Железяки, подрагивая от нетерпения, словно только того и ждали, врезались в конус света и, как притянутые магнитом, обрушили на него всю свою груду.
Это было как взрыв.
Шины сплющило, впечатав резину в покрытие, колеса ударились обо что-то невидимое в темноте, и «рейнджровер» полетел в темную бездну окрестных полей, за обочину. И затем тишина.
– Вася?
1
Дом Фалькона, улица Байлен, пятница, 15 сентября 2006 года, 3 часа утра
Телефон завибрировал, насыщая теплом ночной холодок.
– Diga, [1]1
Слушаю (исп.).
[Закрыть] – отозвался Фалькон. Сидя в постели, он читал папку – одну из вороха папок у него на коленях; все они касались взрыва 6 июня в Севилье.
– Не спишь, Хавьер? – спросил начальник, комиссар Эльвира.
– Да вот пытаюсь поразмышлять с утра пораньше, – ответил Фалькон.
– Я считал, в нашем возрасте размышляют в основном о смерти или долгах.
– Долгов у меня нет. Я имею в виду денежных.
– А меня только что разбудили, чтобы поговорить о смерти, то есть о случае смерти.
– А почему же позвонили вам, а не мне?
– Незадолго до одиннадцати тридцати пяти, когда мне это сообщили, на тридцать восьмом километре автострады Херес-Севилья, северном ее направлении, произошла катастрофа. Собственно катастрофа затронула не одну полосу дороги, но жертвы оказались на северной стороне. Мне доложили, что катастрофа страшная, и я хочу, чтобы ты выехал на место.
– А что, Гражданская гвардия без меня справиться не может? – сказал Фалькон, поглядывая на часы. – Спят они, что ли?
– Дело не такое простое. Первоначально они подумали, что авария случилась только с грузовиком, врезавшимся в разделительный барьер, отчего весь груз из кузова вывалился на дорогу. Но потом была найдена еще одна машина за соснами, на другой стороне автострады.
– И все равно не вижу причины привлекать к этому убойный отдел.
– За рулем машины, ехавшей на север, как было установлено, находился Василий Лукьянов, русский по национальности. Когда гвардейцы наконец-то влезли в багажник его машины, они нашли там распоротый ударом чемодан с большим количеством денег. Сумма по-настоящему крупная. Речь, как я понимаю, идет о миллионах евро. Поэтому, Хавьер, мне и требуется тщательная экспертиза, и хотя это совершенно очевидный несчастный случай, я поручаю расследование тебе. Это может оказаться в одной связке с другими расследованиями, производимыми сейчас в стране.
– То есть вы полагаете, что за рулем был русский мафиози?
– Да, мы полагаем именно так. Я уже переговорил с Центром расследований по делам организованной преступности. Они это подтвердили. Потерпевший принадлежал к банде, орудовавшей в Коста-дель-Соль. Они сутенерствовали среди местных проституток. Я связался со старшим инспектором Касадо – помнишь его? Парня из Отряда по борьбе с организованной преступностью в Коста-дель-Соль?
– Того, кто еще в июле появлялся здесь, чтобы заняться делами этой мафии в Севилье? Только пока результатов что-то не видно.
– Да, ни шатко ни валко.
– Ну а почему так?
– Не спешат. У него в Марбелье чуть ли не двадцать дел, – сказал Эльвира. – Так что в Севилье он, считай, еще и не приступал.
– И тем не менее распоряжаться будет он, а все факты по деятельности Лукьянова в Коста-дель-Соль будут поступать к нему.
– Именно. И поэтому он вышлет к нам своего человека, Висенте Кортеса. А с ним будет еще кто-то из Национального разведцентра.
– Ну, я все равно не сплю, так что могу и подъехать, – сказал Фалькон и дал отбой.
Бритье было ежеутренней неприятной процедурой, во время которой ему невольно приходилось вглядываться в свою кочковатую физиономию. Надо прямо сказать – он не молодеет, вот и еще морщин прибавилось. Раздумья оставили свой след, выражение лица неуверенное и озабоченное. Хотя и убеждают его все, что вовсе не ждут от него раскрытия этой истории с бомбами. Да и сам он это знал. Пускай покрутятся другие в этом жестоком мире убийств. Посмотрим, как они сложат лапки. Не его, Фалькона, это дело, на этот раз не его. Фалькон пригладил ежик волос. Судьбоносные события последнего пятилетия превратили его проседь в прямую седину, но краситься он не желал. В отличие от иных-прочих. На все еще по-летнему ярком свету карие глаза Фалькона отливали янтарным блеском. Проводя бритвой борозды в пене на лице, Фалькон морщился.
Надев темно-синюю рубашку поло и хлопчатые брюки, он вышел из спальни и, облокотившись о балконные перила, свесил голову наружу. Звезд не было. Внизу раскинулось центральное патио массивного старинного здания XVIII века, которое он унаследовал от отца, злополучного художника Франсиско Фалькона. Пилоны и арки, резко очерченные зеленоватым светом одинокого фонаря, освещающего бронзовую фигуру фонтана – мальчика, переходящего ручей, – а за пилонами – темнота галереи и высохшее до хруста растение в углу. Как ни посмотришь, каждый раз думаешь: выбросить его пора, и просил служанку об этом, еще несколько месяцев назад просил, но у Энкарнасьон странные привязанности – шествия со статуей Пресвятой Девы, поставления крестов и это вот несчастное растение…
Гренок на оливковом масле. Чашечка крепкого кофе. В машину он влез взбодренный кофеином, обострившим все его чувства. Он ехал по душному, тяжко дышащему городу, казалось так и не опомнившемуся от дневной спешки и сутолоки. Чуть ли не каждая улица была огорожена, всюду столбики и знаки ремонтных работ, искрошенный асфальт, вывороченные камни, обнажившиеся коммуникации, механизмы, словно изготовившиеся нанести удар. В воздухе пыль от потревоженных и извлеченных на свет божий древних руин. Ну как можно спокойно существовать в этом зуде реконструкции и восстановления? Но к произошедшему несколько месяцев назад взрыву все это отношения не имеет, дело тут в другом: в начале 2007 года ожидаются выборы мэра, и населению надлежит в полной мере почувствовать благодетельную заботу о себе чиновных лиц.
Выбраться из города в столь ранний час, еще затемно, когда до рассвета оставалось четыре часа, было делом легким и быстрым. Не прошло и четверти часа, как он перемахнул на тот берег реки и дальше, по кольцевой дороге, выехал на автостраду, что шла на Херес-де-ла-Фронтеру. Вскоре он увидел огни ярких, как в операционной, галогенных прожекторов – тошнотворный синий свет, тревожный красный, медленно обводящий окрестность болезненный желтый. Он подрулил к убитой полоске земли на обочине и встал позади гигантской машины технической помощи. В воздухе плавали люминесцентные жилеты – тел за ними видно не было. Как не было и движения на автостраде. Он пересек ее и окунулся в гул движка, дававшего ток прожекторам, что освещали жестко и ярко место аварии. Обозначились три зелено-белых «ниссан-патрола» Гражданской гвардии, два мотоцикла, красная пожарная машина, зеленая с лампами дневного света карета скорой помощи, еще одна машина техпомощи, поменьше, галогенные прожектора на штативах. Повсюду протянулись провода, и до самой обочины – бриллиантовая россыпь от разбитого ветрового стекла грузовика. Пожарные держали наготове свои инструменты, но ждали появления ответственных лиц. Одновременно с Фальконом у противоположной стороны дороги припарковались дежурный судебный инспектор, эксперты Хорхе и Фелипе и медицинский эксперт с командой и оборудованием. Гвардейцы ввели Хорхе и Фелипе в курс дела.
«Рейнджровер» шел из Хереса в Севилью по скоростной полосе с примерной скоростью 140 километров в час. В момент, когда у грузовика лопнула передняя левая шина, он следовал из Севильи в Херес по крайней правой полосе. Грузовик швырнуло на скоростную и на скорости около 110 километров в час ударило об ограждение разделительной полосы в центре. Силой инерции водитель был выброшен через ветровое стекло, ею же из кузова сдвинуло груз – стальные прутья, доски, вагонку и трубы; все это, перелетев через крышу кабины, начало падать на встречную скоростную полосу. Сам же водитель грузовика, перелетевший через разделительную и скоростную полосы, оказался возле заградительного барьера обочины. «Рейнджровер» ударило двумя из упавших прутьев в тридцати метрах от места аварии. Первый прут, прошив ветровое стекло автомобиля, пронзил грудную клетку водителя, а затем – переднее и заднее сиденья и прошел через днище всего в нескольких миллиметрах от бака. Второй прут угодил в заднее окошко, а оттуда в багажник, где, по-видимому, вспорол чемодан с деньгами. Водитель «рейнджровера» умер на месте, оставшаяся без управления машина, продолжая движение и выбив тем самым остальной груз из кузова грузовика, перелетела через заградительные барьеры и сосны на обочине, скатилась вниз с насыпи и дальше – в поле.
– Если его шарахнуло такой железякой на совокупной скорости в двести пятьдесят километров в час, – сказал медэксперт, – я был бы удивлен, если б от него осталось хоть что-то.
– То, что осталось, – картина неприглядная, – отозвался гвардеец.
– Дайте-ка сначала взглянуть, – сказал эксперт, – а потом можете извлекать.
Хорхе и Фелипе завершили первоначальный осмотр места катастрофы, провели съемку и присоединились к Фалькону и медэксперту, в то время как медэксперт еще продолжал работу.
– Какого черта мы здесь делаем? – спросил Фелипе, по-собачьи зевая во весь рот. – Это ж не убийство!
– Он русский мафиози, и при нем куча денег, – сказал Фалькон. – Все свидетельства, которые мы обнаружим, могут пригодиться в будущем обвинителям – «пальчики» на деньгах и чемодане, мобильник, записная книжка с адресами, может быть, и ноутбук отыщется…
– На заднем сиденье – кейс. Прутья его не задели, – сказал гвардеец, – а в багажнике сумка-холодильник. Ни то ни другое мы не открывали.
– В таком случае пусть действует севильская группа из Центра расследований по делам организованной преступности, – сказал Хорхе.
– Пока что этим занимаемся мы. Но к нам направляют кого-то там из коста-дель-сольского ОБОП и сыщика из ЦРОП, – сказал Фалькон. – А сейчас взглянем-ка на деньги. По дороге я получил звонок от Эльвиры – фургон от «Prosegur» [2]2
Компания по перевозке ценных грузов.
[Закрыть] на место выслан.
Гвардеец открыл багажник. Откуда ни возьмись собралась толпа.
– Joder, [3]3
Черт (исп.).
[Закрыть] – сказал один из полицейских мотоциклистов.
Деньги, оказавшиеся на виду, были в старых, перевязанных пачками купюрах по 100 и 50 евро. Некоторые из пачек от удара стальным прутом рассыпались, но наружу бумажки не вылетели.
– Давайте-ка расступимся немного, – сказал Фалькон. – Нам пространство требуется. И убираем руки. Денег касаемся только я и эксперты. Ты, Хорхе, тащи сюда контейнеры для денег, для разных купюр – разные.
Под жадными взглядами зевак они пересчитали пачки. На дне чемодана в несколько слоев лежали купюры по 200 евро, а под ними в два слоя купюры по 500 евро. Хорхе пошел за новыми контейнерами. Фалькон подсчитал общую сумму:
– Не считая рассыпанных, здесь семь миллионов шестьсот пятьдесят тысяч евро.
– Наверно, доходы от наркоторговли, – предположил гвардеец.
– Скорее от торговли людьми, а также сутенерства, – сказал Фалькон, набирая номер комиссара Эльвиры.
Пока он докладывал обстановку, прибыл и встал, загородив крайний «ниссан-патрол», бронированный фургон «Prosegur». Два парня в касках вытащили из задка металлический ящик. Фалькон закончил разговор. Фелипе перевязал лентой пачки, уложив их в тугие черные кубы, и пометил контейнеры белыми стикерами с наименованиями купюр. Четыре куба денег были уложены в металлический ящик и заперты на замок с двумя ключами, один из которых под расписку был отдан Фалькону.
Деньги отбыли. Напряжение ослабло.
Фалькон вытащил из багажника сумку-холодильник, открыл. Шампанское «Крюг» и бутылки «Столичной» в подтаявших кубиках льда.
– Думаю, восемь миллионов евро стоили того, чтобы их отметить, – сказал гвардеец. – Такие деньги заграбастать, так всем отделением в отставку уходить можно.
Пока одна бригада пожарных вытаскивала из машины стальные прутья, другая через окно извлекла подушку безопасности и сварочной горелкой принялась выжигать дверные рамы. Тело Василия Лукьянова по частям вынули из машины и уложили на носилки поверх раскрытого полиэтиленового мешка. Его плечи, верхняя часть рук и голова сохранились, как сохранились и ноги с бедрами и нижней частью тела. Прочее же – словно испарилось. Лицо избороздили кровавые полосы – царапины от разбитого ветрового стекла. Левый глаз вытек, часть черепа отсутствовала, правое ухо было изуродовано и висело клочьями. Рот казался оскаленным, так как губы частично тоже отсутствовали, а некоторые зубы были вырваны из челюстей; гримаса эта вызывала ужас. Ниже пояса все было залито кровью, ботинки же были как новые, подошвы даже не поцарапались.
Молодого пожарного рвало в кустики олеандров на обочине. Санитары сунули Лукьянова в мешок и подняли молнию.
– Вот не повезло, – сказал Фелипе, кидая в мешок для вещдоков чемодан. – Восемь миллионов в багажнике – и быть проткнутым какой-то металлической штуковиной!
– Да, везение – шибче некуда, – сказал Хорхе. Оглядев сложный замок кейса, он попытался его открыть, но не сумел и запаковал кейс в мешок для вещдоков. – Это все равно как в лотерею выиграть. Купил выигрышный билет, так уж сиди дома.
– Пожалуйста, прошу! – сказал Фелипе, только что открывший бардачок. – Девятимиллиметровый «глок» и запасная обойма. Что за миляга наш русский друг!
Он рылся в документах на машину и страховках, в то время как Хорхе проглядывал чеки дорожных автоматов.
– Есть и кое-что, чтобы скрасить денек, – сказал Хорхе, тряхнув в воздухе пластиковым пакетиком с белым порошком. Пакетик лежал среди чеков.
– А также кое-что, чтобы кому-то этот денек здорово испортить, – подхватил Фелипе, вытаскивая из-под кресла дубинку. – На ней налипли кровь и волоски.
– У него в машине GPS.
– Ключи есть? – бросил через плечо Фелипе.
Гвардеец протянул ему ключи, и Фелипе занялся навигатором.
– Ехал он от Эстепоны к улице Гарлопа, что в севильском Эсте.
– Остается прошерстить лишь тысячу-другую квартир! – съязвил Фалькон.
– Ну, по крайней мере, здесь не указан адрес муниципалитета: Севилья, Новая площадь, – сказал Хорхе.
Все засмеялись и тут же примолкли, словно оценивая и противоположную возможность.
Дальнейший осмотр занял у них не больше часа, по прошествии которого они прошли к фургону на другой стороне дороги и, погрузив в него мешки с вещдоками, отбыли. Фалькон остался, наблюдая, как грузят на эвакуатор останки «рейнджровера».
Край неба уже начал светлеть, когда Фалькон подошел к ограждению в том месте, где в него врезался грузовик. Оцинкованные перила там покорежились и вздулись. Грузовик уже отвели на обочину, взгромоздив его перед на тягач. Фалькон позвонил Эльвире, доложить, что фургон с деньгами отбыл, и предупредить, чтобы на месте был кто-то, кто может их принять. Экспертам они еще понадобятся – осмотреть купюры перед отправкой в банк.
– Что еще нашли? – спросил Эльвира.
– Запертый кейс, пистолет, дубинку со следами крови, шампанское «Крюг», водку и несколько граммов кокаина, – отвечал Фалькон. – Видать, жуткий любитель повеселиться был этот Василий Лукьянов.
– Вот «жуткий» – это в данном случае слово правильное, – сказал Эльвира. – В июне он был задержан по подозрению в изнасиловании шестнадцатилетней девочки из Малаги.
– И избежал ареста?
– Обвинение было выдвинуто против него и еще одного хулигана по имени Никита Соколов, и если принять во внимание фотографии девушки, удивляться не приходится, – сказал Эльвира. – Но я созвонился с Малагой, и выяснилось, что семья девушки переехала в новенький дом с четырьмя спальнями в перспективном районе возле Нерхи, а ее отец открыл в городе ресторанчик, где девушка теперь и работает. Этот новый мир вокруг заставляет чувствовать себя каким-то пережитком.
– Люди жадны, – заметил Фалькон. – Кажется, уж наелись, а им все мало! Видели бы вы, как они глаз отвести не могли от денег в багажнике этого русского!
– Но ты всю сумму забрал, не так ли?
– Кто может поручиться, что несколько пачек не свистнули до моего приезда?
– Я звякну тебе, когда прибудет Висенте Кортес. Я соберу вас тогда на совещание. А пока, может, лучше тебе отправиться домой поспать немного.
К Алексею пришли еще затемно, но добудиться его не смогли. Один из пришедших вынужден был прокрасться вдоль боковой стены и перелезть через низкую ограду в сад. Сломав запор на задвижном окне, он влез в дом и открыл входную дверь своему приятелю, державшему «стечкин», хранимый им еще с начала 90-х, когда он уволился из КГБ.
Поднявшись наверх, они застали Алексея в спальне – он спал на полу, завернувшись в простыню, рядом с ним валялась порожняя бутылка виски. Он был мертвецки пьян и не реагировал. Кое-как они растолкали его пинками. Он отозвался стоном.
Они оттащили его в ванную и поставили под холодный душ. Алексей бурчал что-то нечленораздельное, протестующее, словно они все еще пинали его. Под татуировками подрагивали мышцы. Подержав под холодными струями минуту-другую, они его отпустили. Побрившись перед зеркалом, в котором маячили лица двух мужчин, он принял аспирин, запив его водой из-под крана. Мужчины последовали за ним в спальню, где наблюдали, как он наряжается в выходной костюм. Бывший кагэбэшник сидел на кровати, зажав «стечкин» в коленях.
Они спустились вниз и вышли на душную улицу. Солнце только что взошло, море было синим и словно застыло в неподвижности. Кругом тишина, нарушаемая лишь птичьим щебетом. Они сели в машину и поехали.
Десять минут спустя они уже были в клубе, в кабинете Василия Лукьянова, где за столом теперь сидел, куря «упманн коронас джуниор», Леонид Ревник – седоватый ежик волос с залысинами на лбу, широкие плечи и грудь, облаченные в дорогую, купленную на Джермин-стрит белую рубашку.
– Ты говорил с ним вечером? – спросил Ревник.
– С Василием? Да, дозвонился.
– Где ты его застал?
– На пути в Севилью. Где именно – не знаю.
– Ну и чем он оправдался? – спросил Ревник.
– Тем, что Юрий Донцов сделал ему предложение, которого от тебя он и через миллион лет не дождался бы.
– Это уж точно, – сказал Ревник. – Ну а еще?
Алексей пожал плечами. Ревник поднял взгляд, и тяжелый кулак саданул пленника в висок. Алексей упал вместе со стулом.
– Так что он еще сказал? – повторил Ревник.
Алексея подняли и поставили вертикально, как и стул. На голове его уже вздулась шишка.
– Сказал «что это, черт…». Он в аварию попал.
Ревника услышанное заинтересовало.
– Ну-ка расскажи!
– Мы говорили с ним, и вдруг он сказал: «Что это, черт…» И тут же – бух! Скрежет шин, грохот и – тишина!
Ревник ударил кулаком по столу:
– Какого же черта ты молчал всю ночь!
– Напился. До беспамятства.
– Понимаете, что это значит? – вскричал Ревник, обращаясь неизвестно к кому, но тыча пальцем в противоположную стену. – Это значит, что все, что там было, попало в руки полиции!
Все поглядели на пустой сейф.
– Уберите его, – приказал Ревник.
Алексея опять потащили к машине и повезли в горы. Согреваясь после ночной прохлады, сосны источали сильный запах. Они провели его в заросли, где бывший кагэбэшник наконец-то воспользовался «стечкиным».