355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Роберт Арп » Философия Южного Парка: вы знаете, я сегодня кое-что понял » Текст книги (страница 5)
Философия Южного Парка: вы знаете, я сегодня кое-что понял
  • Текст добавлен: 26 сентября 2016, 14:15

Текст книги "Философия Южного Парка: вы знаете, я сегодня кое-что понял"


Автор книги: Роберт Арп


Жанр:

   

Публицистика


сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 20 страниц)

Часть II
Великолепная Четвёрка
5. Стэн Марш и этика веры
Генри Джейкоби (Henry Jacoby)

Человек мудр, если его вера пропорциональна доказательствам.

Дэвид Юм (1711–1776)

Если доказательств и недостает, что такого?

Люди готовы верить во все подряд, по всем причинам; к сожалению, немногие обращают внимание на логику, аргументы, теорию или доказательства. В этом отношении жители мультипликационного Южного Парка ничем от нас не отличаются.

Но почему мы должны думать критически и рационально? Почему это так важно? Какой вред в вере во что-то, если это заставляет Вас чувствовать себя хорошо, или предоставляет Вам утешение, или дает Вам надежду? Если доказательств недостает, так что же?

В своем классическом эссе «Этика веры», английский математик и философ У. К. Клиффорд (1845–1879) объяснял этот вред, заявив: «Каждый раз, когда мы позволяем себе бездоказательно верить, мы ослабляем наш самоконтроль, даем себе пищу для сомнений в справедливости и правильной оценке реальности». Он решил, что «всегда неправильно всюду и для каждого верить чему-нибудь, не имея достаточных доказательств».

При всей преднамеренности преувеличенного сумасшествия и нелогичности граждан Южного Парка, нас при случае, угощают вспышками проницательных и хорошо продуманных идей, которые удивляют нас. Стэн демонстрирует свои критические интеллектуальные навыки, будучи телемедиумом, членом различных сект и религиозных верований, так что Клиффорд мог бы им гордиться. В этой главе мы будем изучать, как Стэн разоблачает мошенничества и вред, который порождают секты, защищать научный подход и здравый скептицизм.

Вера и доказательства

Мы приобретаем верования различными способами, особенно благодаря собственным наблюдениям и авторитетным мнениям. Дети полагают, что мистер Хэнки существует, потому что они видят его, но наблюдение не всегда заслуживает доверия. Картман, ведь, видит розовую тварь, летающую вокруг и смахивающую на Кристину Агилеру, хотя она не реальна. Родители из Южного Парка полагают, что у детей СДВ (синдром дефицита внимания), потому что это вывод, сделанный школьным психологом, который проверял их. Такая вера может быть надежной при некоторых обстоятельствах, но только не когда она навязывается глупцами. Мы должны быть осторожными, полагаясь на мнения авторитетных фигур. Сайентологи могут верить своим предводителям, которые говорят, что в вулканах на Гавайях спрятаны замороженные тела пришельцев. Это не имеет смысла и должно быть отклонено любым нормальным человеком.

Мы видим тогда, что рациональная вера требует доказательств. И чем более возмутительна вера, тем больше доказательств требуется. Как сказал Стэн семейству мормонов в серии «Все о мормонах»: «Если Вы говорите вещи, правдивость которых не доказана, например, что первые мужчина и женщина жили в Миссури, или что коренные американцы прибыли из Иерусалима, то у Вас должно быть что-то, чтобы доказать это!» Стэн указывает здесь, что мормонские верования должны быть отклонены, если не могут быть защищены, так как они, кроме того, противоречат общепринятым фактам. Мормоны здесь имеют в виду то, что философы называют бременем доказательства – на них лежит обязанность доказать свои убеждения.

В том же самом эпизоде два сельских жителя говорят о Джозефе Смите. Один из них говорит: «Он утверждает, что говорил с Богом и Иисусом». Другой спрашивает: «Хорошо, а откуда ты знаешь, что он не соврал?» Действительно ли это – справедливый вопрос? Заявления могут быть приняты, если не может быть предложено никакого опровержения? Нет, запрос об опровержении не требует ответа. Бремя доказательства всегда лежит на том, кто делает заявление, а не на том, кто сомневается, относительно его истинности. Иначе мы были бы обязаны принимать любую веру, для которой нет никакого подходящего опровержения. Я не могу опровергнуть существования инопланетного духа, обитающего в наших телах, но это не означает, что я должен придавать значение этому заявлению саентологов. Если наши верования не могут быть подтверждены, то они должны быть отклонены или, по крайней мере, отложены, до тех пор, пока не появятся новые доказательства.

Формулировка верований и принятие решений без достаточных доказательств вызывает беспокойство. Представьте, каково выбирать колледж, карьеру, место жительства, механика, доктора, или что-нибудь еще, в том же роде, без причин и анализа. Попробуйте пожить просто полагаясь, всякий раз, при принятии решений, лишь на собственную интуицию или чужие слова.

Возьмем как иллюстрацию, серию, в которой Кайл заболел и нуждался в пересадке почки, но вместо этого, мать повела его к новому «народному целителю», мисс Информации. В ее магазине горожане выстраивались в очередь, чтобы скупить все виды бесполезных продуктов у нее и ее служащих, которые были представлены, как коренные американцы, уж они-то должны, конечно, все знать об исцелении! К счастью для Кайла, эти «коренные американцы» (оказавшиеся Чичем и Ченом) были достаточно честны, чтобы убедить госпожу Брофловски в том, что Кайл действительно болен и должен обратиться к настоящему доктору. Стэн, который сразу понял, что эти «целители» были мошенниками, предлагал то же самое с самого начала. Потом, он обманным путем заставил Картмана пожертвовать почку, таким образом, для Кайла все закончилось хорошо. Но когда мы принимаем все на веру, нам обычно не так везет.

Заметьте так же, как тесно верования привязаны к действиям. В эпизоде «Застрявшие в чулане», Стэн говорит Тому Крузу, что он не столь хороший актер, как Леонардо Ди Каприо, Джин Хэкмен, или «парень, который играл Наполеона Динамита». Это так подавляет бедного Тома, что он запирается в чулане. Итак, почему известный актер должен переживать о том, что маленький мальчик думает о его актерских навыках? Дело в том, что он должен переживать, ведь он – саентолог и полагает, что этот маленький мальчик, как заявили лидеры саентологии – воплощение основателя саентологии Л. Рона Хаббарда. Таким образом, нецелесообразное действие вызвано нелепой верой, которая принята не на основе каких-нибудь проверенных данных (хотя они действительно проверяли «тэтан-уровень» Стэна своим «Е-метром» – большую ерунду трудно представить), а исключительно основываясь на чужом авторитете. И «авторитет» этот вряд ли надежен или объективен, ведь позже ведущий саентолог признается Стэну, что это все подстроено, и он делает это только ради денег.

Вера против разума

Люди часто говорят, что их убеждения, особенно религиозные, основаны на вере. Что это означает? И вообще – хорошая ли это идея? Во-первых, давайте разберемся, что значит верить. Иногда вера обращается в, своего рода, доверие. В эпизоде «Скотт Тенорман должен умереть» Картман был уверен, что его друзья предадут его, и они это сделали. Это позволило его комплексной мести Скотту сработать отлично. Картман, мы могли бы сказать, был уверен, что его план сработает.

Обратите внимание, этот вид веры не идет в разрез с причинами и следствиями. Картман рассудил, что может точно предсказать действия своих друзей, основываясь на их прошлых действиях. Это – совершенно разумно. Если бы, с другой стороны, мистер Гаррисон был уверен, что его ученики всегда упорно трудятся над своими домашними заданиями, то такое доверие было бы неуместно. У него, ведь – нет никаких предпосылок думать так. Таким образом, вера в смысле уверенности, может быть обоснованной или не обоснованной, в зависимости от оснований.

Обычно, когда кто-то говорит о религиозной вере, он, однако, не подразумевает веры, основанной на разуме. Этот вид веры настроен на рассуждения; если совсем просто – это вера без достоверных свидетельств. После прослушивания истории про Джозефа Смита, Стэн указывает на несоответствие ее известным фактам и говорит: «Погодите, все мормоны знают об этом, но все еще полагают, что Джозеф Смит был пророком?» Ответом, конечно, является: «Стэн – это и есть содержание веры». Отсюда, вера кажется, своего рода, отступлением, которое мы предпринимаем, когда не можем поддержать свое мнение фактами. Такое положение дел не должно быть одобрено, поскольку оно делает любую веру безотносительно приемлемой.

Благоразумие против очевидности

Должна ли вера быть поддержана фактами, чтобы быть рациональной? Могут быть другие мотивы, которые делают веру оправданной, помимо очевидных? Вообщем, философы различают благоразумные мотивы и очевидные мотивы. Различие между ними легко проиллюстрировать. Предположим, я говорю Вам, что Джон Эдвард – медиум-самозванец, которого Стэн поставил на место – действительно может общаться с мертвыми. Так как Вы смотрите Южный Парк, Вы знаете, что Джон Эдвард – «самый большой говнюк во вселенной», таким образом – Вы не верите моему заявлению ни на секунду и требуете доказательств. Предположим, я тогда говорю Вам, что если Вы поверите в это, я дам Вам много денег (показываю Вам портфель, заполненный деньгами); но если же Вы все-таки не поверите этому, то я ничего Вам не дам (или хуже того, я могу сказать, что Вы будете убиты, если не поверите!). Теперь у Вас есть основание верить, что Джон Эдвард – не мошенник и, причем, серьезное основание. Но у Вас по-прежнему нет ни клочка доказательств. Вашим мотивом, вместо разума, стало благоразумие. Ведь теперь в Ваших собственных интересах верить.

Блез Паскаль (1623–1662), французский математик и философ, выдвинул известную теорию, пытаясь оправдать религиозную веру тем же самым способом. Его аргумент известен, как Пари Паскаля. Думайте о вере в Бога как о ставке. Если Вы держите пари на существование Бога (если Вы верите), и Бог при этом существует, Вы победите. Бог вознаграждает верующих вечной радостью и счастьем. Но если Вы не верите, и Бог существует, то Вы проиграете. Бог наказывает неверующих вечным страданием и болью. Что, если Бог не существует? Хорошо, в этом случае у неверующего есть истина, у верующего нет; но независимо от того, позитивен такой результат или негативен – результат незначителен по сравнению с тем, что случится, если Бог есть. Итак, если у Вас есть шанс достигнуть вечного мира и избежать вечного проклятия, Вы – глупец, если пройдете мимо него. Благоразумие торжествует; в Ваших интересах верить в Бога.

Рассмотрим Пари Паскаля поподробнее. Во-первых, он не пытается доказать, что Бог существует. Если мы могли бы доказать, что Бог существует, то Пари было бы бессмысленно (так же, как если бы мы могли доказать, что нет никакого Бога). Паскаль начинает, с предположения, что мы не знаем этого наверняка. Во-вторых, Паскаль не утверждает, что достаточно просто верить. Он, вместо этого, утверждает, что религиозная вера – оправданна, потому что это благоразумно. Философы предложили много критических замечаний по Пари, доказывая что это не очень хороший аргумент в пользу веры в Бога. Давайте остановимся на двух из них, поскольку они хорошо проиллюстрированы в Южном Парке.

Вы могли бы задаться вопросом, почему Бог решил мучить кого-то во веки веков, просто потому, что они не верят в Него. Разве Бог, по определению, не совершенно идеален, в конце концов? Почему хорошим людям выпадает боль и страдания? В эпизоде «Картманлэнд» Кайл задается тем же вопросом. Картман наследует миллион долларов и покупает луна-парк, в то время как Кайл страдает от геморроя. Он начинает терять свою веру, так же, как свое желание жить. Если бы был Бог, рассуждает Кайл, Он не вознаградил бы кого-то типа Картмана (злого), заставляя меня (хорошего) страдать. Кайл говорит: «Картман – самая большая жопа в мире. Как получилось, что Бог дает ему миллион долларов? Почему? Как можно это понять? Там в Алабаме люди голодают, а Он дает Картману миллион долларов? Если такой как Картман может получить собственный тематический парк, то нет никакого Бога. Нет никакого Бога, чувак».

Родители Кайла, в попытке восстановить его веру, говорят ему, что Бог иногда заставляет нас страдать, возможно, проверяет нашу веру, и они читают ему историю Иова. (Кстати, идея о Боге, проверяющем нас, имеет мало смысла; Он ведь является всеведущим, Он и так уже знал бы все, что мы сделаем, посылая нам бессмысленные испытания). Но история ужасает Кайла: «Это – самый чудовищный рассказ, который я когда-либо слышал. Почему Бог сделал такие ужасные вещи хорошему человеку, только чтобы выпендриться перед Сатаной?»

Кайл рассуждает здесь, что, если бы действительно Бог существовал, была бы и справедливость в мире. Бог не вознаградил бы такого как Картман и не позволил бы таким, как Иов и Кайл страдать.

Мы можем видеть, как все это относится к Пари Паскаля. Вообразите чрезвычайно хорошего человека – любящего, честного, бескорыстного, доброго – но не верящего в Бога, считающего, что каждый должен быть хорошим, чтобы сделать мир лучше, не потому что, скажем, Бог говорит так, или чтобы получить некоторую личную награду. В самом деле, имеет ли смысл думать, что Бог (который идеален, помните), позволил бы такому человеку быть замученным на веки вечные?

Секунду – худшая проблема аргумента Паскаля – то, что он предполагает, что мы знаем результаты нашего пари. Паскаль говорит, что Бог вознаграждает верующих и наказывает неверующих. Но это – только предположение. Если бы у нас были доказательства этого, то мы уже знали бы, что религиозное представление вещей верно, и, таким образом, мы не нуждались бы в аргументах благоразумия. Помните, Пари должно убедить нас верить, хотя у нас нет никаких реальных доказательств существования Бога (или несуществования). Бездоказательных предположений – множество. Возможно, Бог после смерти вознаграждает всех, а возможно, нет никакой загробной жизни. Возможно, Бог оценивает разум и наказывает тех, кто верит вслепую без любой реальности. Есть бесконечные возможности.

Даже если мы могли бы установить, что только верующие после смерти могут быть вознаграждены (и как мы установили бы это, не заключая дурацких Пари?), у нас все еще есть проблема – какие именно религиозные верования лучше иметь. В эпизоде «Попадают ли умственноотсталые в ад?» нас выставляют как набожных людей, которые, к своему ужасу, оказываются в аду. Им говорят, что у них – неправильные религиозные верования, ведь только мормоны могут попасть в рай!

Какой от этого вред, чувак?

Те, кто может заставить Вас верить в абсурд, могут заставить Вас совершить злодеяния.

Вольтер (1694–1778)

Возможно, Пари Паскаля не доказывает, что мы должны верить в Бога, но тем не менее, мы можем спросить, какой от него вред? Может, у нас должны только быть верования, которые основаны на фактах, но что здесь неправильно, с точки зрения благоразумия? В эпизоде «Все О Мормонах» Гэри говорит Стэну: «Возможно, нас мормонов действительно убеждают в сумасшедших историях, не имеющих абсолютно никакого смысла. И, возможно, Джозеф Смит действительно придумал все это. Но у меня хорошая жизнь и большая семья, и у меня есть Книга Мормонов, чтобы благодарить Господа за все это. Правда в том, что я не забочусь, придумал ли Джозеф Смит все это». А в серии «Самый большой говнюк во Вселенной», Джон Эдвард пытается защититься от Стэна, говоря: «То, что я делаю – не вредит никому.

Я помогаю людям справиться с утратой». Так, повторяя Гэри, Мормонского друга Стэна, мы можем также сказать, нам все равно, является ли Эдвард мошенником, пока то, что он делает – заставляет людей чувствовать себя лучше. Какой от этого вред?

Неподтвержденные верования могут привести любого к пагубным последствиям. В серии «Тимми 2000», мнение, что у Тимми СДВ (что он, на самом деле, не умственноотсталый), в конечном счете вызывает дикое распространение отпускаемых по рецепту лекарств и, что еще хуже, веру в то, что музыка Фила Коллинза не такой уж отстой. В «Супер Лучших Друзьях» некоторые из последователей фокусника Давида Блэйна вслепую следуют за ним и совершают самоубийство, веря, что отправятся на небо. И мы уже видели, как вера в силы исцеления народных целителей едва не стоила Кайлу жизни. В каждом из этих случаев, верующие чувствуют облегчение от своих верований; они обеспечивают надежду или утешение. Но они все еще чрезвычайно опасны.

Второй вид вреда – духовная праздность и лень. Как сказал Клиффорд: «Каждый раз, когда мы позволяем себе бездоказательно верить, мы ослабляем наш самоконтроль, даем себе пищу для сомнений в справедливости и правильной оценке реальности». Он утверждает, что даже если неподтвержденная вера не наносит непосредственного ущерба (как в примерах из Южного Парка), она ослабляет разум. Мы привыкаем соглашаться с чужими идеями, не подвергать их критике, становимся мысленно ленивыми, и это подталкивает других сделать то же самое. Большинство граждан Южного Парка редко использует свои критические способности. Это делает их легкой добычей для любого культа, проходимца и шарлатана, прибывающего в город. Проанализируйте любой эпизод Южного Парка, и Вы найдете примеры этой умственной слабости и лени.

Исследования, тяжкий труд и прогресс

Чтобы окончательно понять, почему вера в неподтвержденные, однако обнадеживающие, слова, заставляющие нас чувствовать облегчение – не является такой уж хорошей вещью, мы должны обратиться к Стэну в лучших проявлениях его красноречия. И снова из «Самого большого говнюка во Вселенной», Джон Эдвард бросает вызов Стэну: «Все, что я говорю людям, является позитивом и дает им надежду; как это может сделать меня говнюком?» Ответ Стэна – блестящий образец красноречия: «Большие вопросы жизни трудны: почему мы здесь, откуда мы, куда мы идем? Но если люди будут верить жопошным лживым говнюкам, вроде Вас, мы никогда не найдем реальные ответы на эти вопросы. Вы не просто лжете – Вы замедляете прогресс всего человечества, Вы – говнюк». Он продолжает другой потрясающей речью, на сей раз, обращенной к последователям Эдварда:

«Вы знаете, я кое-что понял сегодня. Сначала я думал, что Вы все – глупцы, раз слушаете советы этого говнюка, но теперь я понимаю, что Вы – здесь, потому что Вы боитесь. Вы боитесь смерти, и он предлагает Вам некоторое ее понимание. Вы все хотите верить в это, я знаю, что хотите. Вы находите утешение в мысли, что Ваши любимые плавают вокруг, пытаясь поговорить с Вами, но подумайте – это действительно то, что Вы хотите для себя и родных? Просто плавать вокруг, после того, как умрете, разговаривая с этим жопошником? Мы все должны признать – это, всего лишь, фокусы. Потому что, независимо от того, что действительно происходит в жизни и после смерти, это намного удивительнее, чем этот говнюк».

Мы все должны кое-что сегодня усвоить из того, что сказал Стэн. Во-первых, он признает, что неправильно воспринимать кого-то, верящего в недоказанное, как глупца. Мы хотим ответов; мы хотим утешений. Иногда мы полагаемся больше на эмоции, чем на разум, но это не означает, что мы испытываем недостаток интеллекта. Мы осмеиваем, часто насмехаемся над чем-то; но, даже в Южном Парке, всегда лучше попытаться сперва понять, вникнуть в суть.

Во-вторых, Стэн напоминает нам об утверждении Клиффорда, что соглашаясь на легкие ответы, мы, тем самым, не только ослабляем собственный разум, но также и препятствуем поиску глобальных ответов. В науке, философии, и других рациональных дисциплинах, где требуется искать ответы на сложные вопросы, дух исследований – объединенный с тяжелой работой – вот что дает возможность прогрессировать. Принятие волшебных ответов, заставляющих нас чувствовать себя лучше, только замедляет нас.

И, наконец, говоря о волшебстве, Стэн напоминает нам, что во вселенной существует настоящее волшебство, чудеса и красота. По его словам, только то, что действительно встречается в жизни и в смерти – истинно удивительно. Мы ведь не хотим пропустить этого, чувак?

6. Уважай мою власть!
Является ли Картман «законом» и если является, почему мы должны ему подчиняться?
Марк Д. Уайт (Mark D. White)
Держите свой велик наготове

Забудьте про Робокопа, забудьте про Т. Дж. Хукера и офицера Барбрэди – никакая сила не сможет вселить в трепещущие сердца преступников более леденящего ужаса, чем Эрик Картман из серии «Куролюб». Одетый как Эрик Эстрадес, разъезжающий на своём КОПовском велике с верной дубинкой на боку, Картман призывает простых горожан Южного Парка «уважать мою власть!» Он тормозит Рэнди Марша за превышение скорости (чего тот не совершал), прерывает инцидент с бытовым насилием в доме у Кенни (даже ещё не войдя туда) и с поличным ловит печально известного Куролюба (хотя и после того, как его уже поймали). И всё же в Картмане воплощаются те самые качества, которые все мы хотим видеть в полицейских, защищающих нашу безопасность изо дня в день.

Успокойся, Кайл, я просто шучу – конечно, Картман не защищает нас как внушительные правоохранительные органы (хотя Картман и сам по себе довольно внушителен). Но я уверен, что мы все видели настоящих полицейских, которые вызывали меньше уважения, чем должны были. (Вставьте на этом месте вашу любимую шутку про пончики или Барни Файфа). Ведь мы всё ещё уважаем их за то, что они представляют – закон и порядок. (А-пчхи!!!) Нет, я не забыл, про что я пишу. Эта глава про то, что нас обязывают, как граждан, подчиняться требованиям закона, независимо от принятой им формы, даже если его олицетворяет жирный выпердыш с манией величия.

В свете этого, Мэтт Стоун и Трэй Паркер (с соавтором серии Дэвидом Гудманом) поднимают некоторые важные философские вопросы, когда делают Картмана представителем «правопорядка» и закона в Южном Парке. Почему мы должны его слушаться? Почему должны «уважать его власть»? Почему мы должны уважать полицейских и вообще законы? Что есть «закон» и кто решает, каким ему быть? И каким образом закон соотносится с нравственностью, если есть такое отношение? Все подобные вопросы обсуждает философия закона, известная, как философия права и юриспруденции. Философы с древних времён оспаривают эти вопросы, и мы встретим некоторые из них на своем пути. (Так что будь внимателен, Картман). Держите Ваши велики наготове, потому что мы отправляемся в рейд. (И берегите Кенни – никто не должен умереть в моей главе).

Приказы, угрозы и авторитет

Давайте начнём с общего – что есть «закон»? Я не спрашиваю про законы, касающиеся убийства, парковки или супружеских отношений с курицами. Говоря «закон», я имею в виду нечто более обобщённое, например то, что мы подразумеваем, когда говорим, что «уважаем законы» или «живем под властью закона». Другими словами, что делает названные выше отдельные законы частью всеобщего «закона»? И что делает Картмана «законом»? И почему не так просто стать «законом» другим, например, Шефу или Мистеру Хэнки?

Поможет нам ответить на эти вопросы – Джон Остин. Учёный-правовед XIX века, Остин описал теорию права, которая стала известна как «командная теория права», потому что под «законом» он имеет в виду команды, поддерживаемые угрозами. Например: правительство говорит нам не заниматься любовью с курицами, так что если мы всё-таки решим «сделать это», нас накажут (надеюсь, что в моем доме кур нет). Каждая команда, сопровождаемая угрозой, санкционированной законом, получается, является «законом» – так что в системе, описанной Остином, нет понятия самого «закона».

У Остина можно найти и больше, но давайте использовать то, что мы уже узнали. Подходит ли такое описание «закона» под Картмана? Когда он отдаёт приказ Рэнди выйти из машины и угрожает ударить его дубинкой по голени за неподчинение, Картман отдаёт именно команду, подкреплённую угрозой. Так что согласно тому, что мы сейчас знаем из Остина, Картман – является «законом».

Но ведь это неправильно, не так ли? Только потому, что он приказывает окружающим и грозит избить их, он – закон? Да любой может делать это, даже Рэнди на бейсбольных играх Детской Лиги, но это же не делает его «законом». Неудивительно, что эта часть теории Остина была раскритикована, как подходящая и вооружённому грабителю, и полицейскому, приказывающему ему остановиться, ведь она означает, что любая угроза физическим ущербом с целью получения желаемого является «законной». Что здесь упущено, так это чувство авторитета или его происхождения, которое объясняет, почему мы больше уважаем безоружного полицейского, нежели вооружённого убийцу, или офицера Барбрэди по сравнению с Эриком Картманом.

Конечно, Остин признавал, что закон состоит не просто из чьих-нибудь приказов, даже подкреплённых весомыми угрозами, должен присутствовать некий «авторитет». Остин называет этого человека «суверенным», независимым. Само по себе это слово объясняет немногое – что мешает Картману провозгласить себя «суверенным» (если кто-то ему скажет, что оно означает)? Если этого он не может – значит, кто-то должен был дать ему «суверенность», кто-то, кто может это сделать. Но кто вообще делает человека «суверенным»?

«Мф-м-мфме-мфуфмефи!» Вот именно, Кенни – здесь имеет место гораздо большее понятие суверенности, чем когда мы называем «суверенными» себя, или когда позволяем другим сказать так (и тем, кто делает людей «суверенными», и так далее). Остин ставит два условия для признания «суверенности»: человек (или группа) должен подчинять себе граждан, «подданных» ему и в тоже время сам не должен постоянно подчиняться никому. Человек (или группа, или чьи-нибудь приказы), отвечающий этим требованиям, будет «суверенным» над другими и будет являться «законом».

Терминами теории права Остина можно оценить положение вооружённого грабителя банка – он не подчиняет большинство людей, самое большее – банковского служащего, которого он в данный момент грабит! Так что грабитель, конечно, не суверенен. А как же тогда Картман и вообще полицейские, если на то пошло? Они не пишут законов, а только исполняют их, так что, возможно, это некорректно заданный вопрос. Но кто тогда является «суверенным» в Соединённых Штатах, или Великобритании, или в любой современной демократии?

Вот почему Остин снова попадает в затруднение. Его идея «суверенности» больше подошла бы временам королей и королев, когда эти привилегированные лица господствовали над своими подданными, навязывая приказы, но не подчиняясь никому другому. Эта идея «не переводится» адекватно на язык современной демократии. Кто, например, является «суверенным» в Штатах – президент? Конгресс? Верховный Суд? (Подставьте британский парламент или премьер-министра, если хотите, ваши превосходительства). Ладно, возможно, дело запутывает разделение властей, тогда давайте скажем «федеральное правительство». Но члены этого правительства – хотя бы в теории – субъекты принимаемых ими же законов, поэтому «суверенность» Остина неприменима ни к кому, даже к нему самому. Кто этих людей избирает – мы, народ. Так значит, мы и есть «суверенные»? От одного этого уже может закружиться голова, как у Моисея в «Иубилее»!

Что на сердце у Харта

Так что – идея «суверенности» Остина более не выдерживает критики, однако нам всё ещё важна более общая концепция ее происхождения. Закон должен исходить из некоего авторитетного источника, и учёные до сих пор спорят, где же он находится. Один из яростнейших критиков Остина, создатель современной философии права Х.Л.А. Харт считал, что закон лучше всего понимается, как система правил. Он разделил эти правила на два типа: первичные и вторичные. Первичные правила гласят нам, что можно делать, а чего нельзя. Когда Картман наказывает Рэнди за скорость 40 миль/ч при ограничении в 40 миль/ч, он являет собой и защищает первичное правило (хотя и абсурдно).

Первичные правила в нашем понимании и есть законы, но они не отвечают на вопрос об авторитете – это делают вторичные правила. Они – суть «правила о правилах», и самое важное в них – правило признания, сообщающее нам, какие правила действительны, а какие – нет. Это Хартовская версия «происхождения», он доказывал, что она лучше подходит для объяснения различных особенностей закона, нежели теория «суверенности» Остина. Например, в Штатах правилом признания будет являться Конституция – она провозглашает разделение федерального правительства на три ветви, а также определяет, какие законы можно, а какие нельзя принимать. (Идеально ли она работает? Конечно – нет, но, если честно, Харт никогда и не утверждал этого). Даже во времена королей и королев были определённые правила – престолонаследие; в Англии, к примеру, в этот день корону традиционно передавали старшему сыну, затем младшим сыновьям, затем дочерям и, при необходимости, другим родственникам. Правила эти не всегда выполнялись идеально, что показывает война Красной и Белой розы и другие конфликты за корону в британской истории. Но что касается Конституции, то она служит руководством по признанию необходимости подчинения или неподчинения разным законам.

Как это относится к нашему малышу Картману? Какое правило признания будет доказывать правоту его приказов в Южном Парке? Что ж, его делегировал офицер Барбрэди, и если мы признаем его власть делегировать полномочия Картману, то мы должны уважать Картмана. А откуда тогда берётся авторитет Барбрэди? Он ссылается на статью 39 пункт 2 полицейского кодекса Южного Парка, когда делегирует мальчиков, но это просто смещает фокус от нашей проблемы. Кто дал этому документу власть управлять полицией?

Начинает звучать, как курица(люб) и яйцо, согласитесь же. Это лишь малая часть концепции Харта о «правиле признания», но она не намного лучше, чем идея «суверенности» Остина. В тех же Штатах, Конституция действует, пока люди в неё верят, и если американские граждане потеряют веру в неё, она утратит силу как основа юридической системы и всего американского государства. Как я уже говорил, даже правила престолонаследия в британской монархии, хотя они были (довольно) прямолинейными, утрачивали силу, когда не применялись согласованно. (Когда Книгастический автобус будет у вас проездом, почитайте про леди Джейн Грей с призрачными надеждами на трон, которая была королевой Англии столь же долго, сколько Кенни остается живым в любой взятой на выбор серии).

Чувак, почему вообще надо подчиняться закону?

Хорошо, давайте считать, что Картман представляет закон в Южном Парке. Но это не даёт ответа на вопрос: почему мы вообще должны подчиняться законам? Другими словами, что обязывает нас их соблюдать? Моральные нормы нас разве обязывают? Или законы являются их отражением, так что если мы будем вести себя морально, то автоматически будем соблюдать закон, что делает законы вообще ненужными? А если законы потребуют от нас аморальных поступков – что тогда нас заставит их соблюдать?


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю