Текст книги "Большая интрига"

Автор книги: Робер Гайяр (Гайар)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 27 страниц)

– Если Мобрей дает ей советы, то как же, по-вашему, получается, что он заинтересован в том, чтобы флибустьеры были уничтожены?

– Вы рассуждаете, как ребенок, – сухо ответил майор – Я вынужден напомнить вам еще раз, что попытка англичан захватить форт Святого Петра провалилась лишь потому, что Лефор со своим кораблем «Атлант», вооруженным шестьюдесятью четырьмя пушками, прибыл раньше их. И если я еще в своем уме, то уверен, что Мобрей давно уже точит зуб на Лефора. Кроме того, если он работает на Кромвеля, – а я в этом уверен, – он первый, как никто, заинтересован в полном уничтожении французских флибустьеров.

– Ну и дела! – воскликнул Пленвилль с некоторым сомнением. – Вы мне открываете много нового!

Рулз сделал вид, что не понял насмешки.

– А когда я говорю «французские флибустьеры», я в первую очередь имею в виду Лефора!

Пленвилль грубо выругался на креольском наречии и сказал:

– Если вы и дальше намерены говорить загадками, то я никогда вас не пойму! Объясните мне, пожалуйста, майор!

– Но ведь все же очень просто! Не надо иметь диплом бакалавра Сорбонны, чтобы понять, что пираты, являющиеся врагами англичан, это не только наши пираты и флибустьеры, но также и люди вроде Лефора и Байярделя. Без них Мартиника была бы легко доступна для кораблей Кромвеля. Теперь вы понимаете, почему шевалье де Мобрей даст совет Мари дю Парке начать сражение с корсарами? А в качестве предлога он, конечно, выдвинет тот аргумент, что для нее сегодня это будет единственным способом одновременно удовлетворить общественное мнение и Высший Совет.

С минуту Пленвилль казался просто убитым. А Мерри Рулз продолжал все более настойчиво:

– Вот почему я нашел ваше замечание не совсем удачным.

– Тогда, – сказал колонист, – мы обязаны будем согласиться на то, чтобы эта гадина была избрана на пост губернатора Мартиники? Дьявол меня подери, мне надо было бы дать ей выпить яду, когда она пришла ко мне в прошлый раз в поисках убежища! Во всяком случае, мы бы избавились от нее навсегда!

– Да, мы действительно ничего не сможем сделать, – подтвердил Мерри Рулз.

Пленвилль рассмеялся жестко и насмешливо:

– Ну что же, майор, комплиментов вы от меня не услышите. Я еще храню в памяти ваши слова, которые вы произнесли у меня дома в Карбе. Хотите, я повторю их слово в слово? Но я предпочитаю спросить у вас, сдерживаете ли вы свое слово? Выходит, все эти десять лет, готовя вашу месть, как вы мне сказали, вы позволяете этой честолюбивой мерзавке делать все, что ей угодно? Значит, позволив ей занять первое место на острове, вы надеетесь, что вы, я и мои друзья получим желаемые должности?

– Именно так! – ответил майор без тени смущения.

– И каким же это образом, спрашиваю я вас? Я задыхаюсь от одних пустых слов, я просто увязаю в них! А мне хотелось бы, чтобы мы не тянули и перешли к делу!

– Замолчите! – остановил его Рулз. – Вы, кажется, начинаете заговариваться и раздражаете меня. Если бы я сам хоть чуть-чуть мог разобраться во всем этом, я бы не стал столько времени тратить на вас, слышите вы? Повторяю, столько времени, потому что в данную минуту мне необходимо быть уже в другом месте, а не здесь. Да, в другом месте, где у меня есть срочные дела! А теперь слушайте меня внимательно. Нет на свете человека, который бы ненавидел больше, чем я, этого негодяя Реджинальда де Мобрея! Вы спросите, почему? Это старая история. Когда-то дю Парке дал мне понять, что продаст мне Гренаду. Тогда я продал свое имущество во Франции, чтобы сделать эту покупку. И вот в тот самый день, когда я собрал необходимую сумму для покупки Гренады, этот шевалье де Мобрей явился к генералу и прямо у меня перед носом купил остров на имя некоего господина де Серийяка. А генерал даже и не подумал извиниться передо мной. Что касается мадам дю Парке, у нее тоже не нашлось для меня ни одного утешительного слова.

– Я вижу, что вас не надо особенно жалеть, – сказал Пленвилль с некоторым презрением в голосе. – В то время вы могли бы купить мельницы и перегонные фабрики. А я хотел купить всего лишь плантации сахарного тростника и табака, которые у вас на Мартинике есть, но сегодня я у вас ничего не стал бы просить.

Движением руки майор Рулз приказал ему замолчать, а сам продолжил:

– Мне надо рассчитаться с Мобреем. И с Мари тоже: она надсмеялась надо мной, растоптала меня, но зато и научила кое-чему. Но все это неважно! За все надо расплачиваться. И Мари дю Парке заплатит, клянусь вам! Я обычно никогда не повторяюсь. Но в настоящий момент мы ничего не в силах сделать. Единственным способом для нас помешать занять ей пост генерал-лейтенанта была как раз борьба с пиратами. Сегодня вечером я слышал разговор Мобрея с отцом Бонненоном и отцом Шевийяром, из которого я понял, что он принял решение: при необходимости подтолкнуть Мари к борьбе с Лефором. Будь вы, братец мой, чуть прозорливее, вы бы догадались, каким путем нам теперь следует идти.

– Как же так! Мы ведь ищем доказательство того, что Мобрей шпион! Нет ничего проще, если в наших руках будет доказательство тайной связи Мари с Мобреем!

– Доказательства у нас будут. А пока не будем больше говорить о борьбе с флибустьерами. Пусть они поступают, как им вздумается. Зато в нужный момент мы сможем доказать, что уничтожение единственных защитников острова явилось подлинным предательством. Да, да, братец, именно так. И пусть Мари, завтрашний генерал острова, отдает нам приказы уничтожить флибустьеров. А вот когда через некоторое время у наших берегов замельтешат мачты и паруса английских кораблей, мы сможем кричать во весь голос о предательстве.

– Блестяще! – воскликнул Пленвилль. – А для Мари это будет означать только одно – тюрьму!

– Безусловно. А для Мобрея – веревку!

– Я согласен с вашим хитрым планом. Он должен удастся.

Рулз приосанился и, плеснув в кружку вина, выпил залпом, удовлетворенный в глубине души тем, что был так хорошо понят. Потом, словно бы невзначай, продолжил:

– Но это еще не все!

– Что же еще? – спросил колонист.

– Я говорю, что это еще не все. Мы одновременно схватим и Байярделя.

Лицо Пленвилля просветлело. Он задышал в полную грудь, а глазами так и сверлил собеседника.

Мерри Рулз продолжил:

– Я хочу добиться от генеральши, чтобы она отдала приказ атаковать флибустьеров. Хотя публично, вы слышите, публично я ничего не намерен делать, чтобы потом меня не смогли обвинить в том, что я оказывал на нее давление и подталкивал к этому шагу. Но как только она отдаст приказ атаковать флибустьеров, я вызову капитана Байярделя и направлю его на остров Мари-Галант.

– На Мари-Галант?

– Вот именно, на Мари-Галант! Разве вы не знаете, Пленвилль, что испанцы напали на Сен-Кристоф, и что многие флибустьеры временно укрылись на острове Мари-Галант? Так вот. Байярдель пойдет на этот остров с тремя кораблями береговой охраны. И одно из двух – или удача улыбнется ему, или он будет побежден. А если он победит, то, значит, сам убьет своего друга Лефора. А если победят его, он, насколько я его знаю, не переживет поражения. Во всяком случае, победу будем праздновать мы, а не другие.

Пленвилль сглотнул слюну, сердце его отчаянно билось.

– Я восхищаюсь вами, майор! – искренне произнес он. – Я просто восхищаюсь вами! Никто, кроме вас, не заслуживает права быть губернатором нашего острова! Нет, никто! Мы должны добиться удачи! Ваш план – это подлинный стратегический шедевр: одним ударом скомпрометировать Мобрея и эту шлюху Мари. Для одного – веревка, а для другой – тюрьма и высылка! И Лефор с Байярделем будут уничтожены разом!

– Именно так, – сказал майор со скромным видом. – К счастью, я могу разобраться, кто с нами и кто при первом же удобном случае станет действовать в открытую.

– А вы подумали, кем вы сделаете меня после победы? – спросил Пленвилль.

– Я вижу вас на посту прокурора-синдика [1]1
  Синдик – член муниципалитета (Прим. перев.).


[Закрыть]. Это означает, что тогда у вас будет на острове даже больше власти, чем у меня. Но для этого, братец, надо набраться терпения, умоляю вас! Не надо быть ночной бабочкой, в безумии бьющейся о стекло, не находя выхода.

Он осушил кружку до дна и добавил:

– Уже поздно. Хорошо, разговаривая, строить планы, но надо также делать все для того, чтобы они осуществились. Благодаря Богу, у меня славная лошадь! До скорого, мой друг!

Глава 7
Ночной визит, который мог бы быть любовной серенадой

Пленвилль был бы сильно удивлен, если бы увидел, в каком направлении поскакал майор. Однако позднее время и усталость сделали свое: он попросил хозяина отвести его лошадь в конюшню и дать ему комнату для ночлега.

А в это время Мерри Рулз скакал во весь опор в сторону Горного замка. Он время от времени пришпоривал коня, ветер свистел в его ушах. Конечно, думал он, было слишком поздно для визита к такой даме, как Мари дю Парке. Но он убеждал себя, что не может одновременно быть повсюду: и на встрече с Пленвиллем, и в доме у вдовы. Он понимал всю важность встречи с колонистом и ни за что на свете не отказался бы от нее. Сейчас с полным знанием стратегии и блестящей дипломатии он возводил новое здание, в котором Пленвилль был для него чем-то вроде опоры. Однако именно сейчас, как никогда, ему нужно было переговорить с Мари.

Да, колонист де Пленвилль был бы страшно изумлен, если б узнал тайные мысли своего сообщника.

Войдя в комнату, отведенную ему хозяином таверны, он принялся выгонять из нее маленьких спящих ящериц и лишь потом стал укладываться в постель. Он все время улыбался самому себе. Дела оборачивались, в конце концов, не так уж плохо. То, что ему сейчас сказал Мерри Рулз, давало надежду на скорую и полную победу. Придет время, и они рассчитаются с этой Мари и с ее шотландцем, а также с капитаном Байярделем. Он станет прокурором-синдиком! Старый план, разработанный с майором несколько лет назад в глубокой тайне, план, в который еще совсем недавно никто бы не мог поверить, приобретал конкретные формы и должен был вот-вот осуществиться. Их общие стремления наконец-то полностью удовлетворены.

И все-таки он плохо знал Мерри Рулза. Ведь у него было и без того много власти, так как он являлся мэром острова. После смерти дю Парке власти у него прибавилось. Зачем же тогда он плел все эти сети заговора? Организовать заговор значило идти на риск. Ведь заговор мог быть раскрыт, а в этом случае жди веревки, в лучшем случае – изгнания. В то время как на том месте, которое он занимал, он мог бы, набравшись терпения, подождать, пока Мари начнет делать промахи, и тогда придет его час. Он мог также сделать так, чтобы Мари стала его союзницей. А быть союзником Мари могло рано или поздно привести к тому, что он станет генерал-лейтенантом острова при условии, конечно, что он станет для Мари таким союзником, каким сам хотел.

Когда Мерри Рулз впервые увидел Мари, она произвела на него неизгладимое впечатление. Однажды он признался ей в этом. В то время, когда покойный генерал был пленником командора де Пуэнси, он даже готов был предать его заместителя Ля Пьеррьера, полностью доверявшего ему, чтобы добиться от Мари того, чего он так страстно желал и что она отдавала, по его мнению, с такой легкостью любому и каждому. Но не ему! Она оттолкнула его, а этого он ей никогда не простит!

Сейчас он был готов все забыть и попытаться еще раз, но только немного иначе.

Да, Пленвилль был бы сильно удивлен, если бы узнал, какие намерения толкнули его сообщника в глухую ночь отправиться в Горный замок.

Когда майор добрался до террасы, на которой был построен замок, в небе появилась яркая луна и осветила маленькие бегущие облачка. Его лошадь, подрагивающая от усталости и испуганная ночными тенями стала потихоньку успокаиваться. Она, видимо, уже увидела контуры здания и знакомую решетку въездных ворот. Чтобы поберечь лошадь, Мерри Рулз перевел ее на шаг.

Подъехав к монументальным воротам, он соскочил с лошади и пошел вперед, ведя ее за поводья.

Замок, казалось, мирно спал. Ни одно окно не светилось. И тут только он признался себе, что было действительно слишком поздно для визита к такой даме как Мари дю Парке, и что его выходка могла плачевно закончиться для него. Но тут же он подумал, что причины, побудившие его приехать в столь поздний час, были столь важны, что он воспрял духом. Он отбросил сомнения и сказал себе, что, поговорив с ним несколько минут, вдова сама будет рада тому, что он находится рядом с ней.

Подойдя вплотную к воротам, он крикнул что есть силы:

– Эй, эй!

При этом он с силой потряс решетку, чтобы создать шум, способный разбудить всех обитателей замка.

К его большому удивлению какая-то тень отделилась от низкой стены, ограждающей замок со стороны холма, с противоположной стороны залива.

Мерри Рулз подумал было, что разбудил запоздавшего раба, возвращающегося после закрытия помещения, где он жил. Но по раздавшемуся голосу он понял, что это был белый человек. Он увидел, что это был мужчина, сидевший до его приезда в какой-то подозрительной позе.

– Что за шум? – спросил незнакомец. – И кто вы? Что нужно вам в столь поздний час? Здесь все спят…

По голосу чувствовалось, что человек был в плохом настроении и даже разгневан, что очень не понравилось майору, и он ответил резким тоном:

– Я майор Мерри Рулз. Прошу вас открыть ворота, так как я должен сделать мадам дю Парке очень важное сообщение.

– Минуту! – ответил человек. – Сначала я должен убедиться, что это именно вы.

Он подошел медленным шагом, слегка согнув спину, что делало его похожим на крестьянина. Рулз тотчас же узнал его: луна выглянула из-за тучек и осветила слугу. Майор крикнул:

– Демарец! Вы что, не узнаете меня?

– Узнаю, господин майор, – подтвердил слуга. – Но лишняя осторожность никогда не помешает. Я уверен, что найдутся разбойники, которые смогут подделать ваш голос. Сейчас таких разбойников полным-полно.

Слуга произнес это таким злым и убежденным тоном, что Мерри Рулз почувствовал, что вот-вот рассмеется. Однако он спросил:

– А вы сами-то, Демарец, что делали в такой час на улице? Вы говорите, что все спят. Может, вы высматриваете разбойников, о которых только что мне сказали?

– Так оно и есть, господин майор. Во всяком случае одного из них, на котором я отыграюсь, будьте в этом уверены.

Слуга открыл замок большим ключом.

– И что это за бандит?

– Некий шевалье де Мобрей. Грязный англичанин, который даже не хочет признаться в том, что он англичанин, называя себя шотландцем! Но меня не проведешь! Нет!

Рулз стал слушать внимательнее, не находя больше повода для смеха.

– А что, черт побери, этот человек мог вам сделать? – спросил Рулз заинтересованно. – Он, кажется, очень волнует вас. Уж не порол ли он вас?

– Еще чего! Порол! Ну и скажете вы! Пусть только хоть раз попробует. Он узнает, кто я такой!

Ворота уже были открыты. Рулз передал уздечку Демарецу, а сам стал шарить у себя за поясом. Нащупав там кошель, он протянул его слуге:

– Держите, Демарец, – сказал он, – это вам. Вы отличный парень. Может, хоть это вас утешит, если шотландец вам сделал что-то плохое.

Подождав минуту, пока Демарец подбрасывал в руке кошель, чтобы определить его вес, в котором к его радостному удивлению позвякивали золотые монеты, Рулз продолжил:

– Я все же предполагаю, что между вами произошло какое-то недоразумение. Ведь шевалье – честный человек.

Демарец недобро усмехнулся:

– Ничего себе, честный! Господин майор, этот мерзавец щупает всех девиц, которые попадаются ему под руку. Я сам видел это. А теперь он вертится вокруг Жюли. Как вы догадываетесь, это не может мне доставить удовольствие, потому что эта чертова девица дала мне понять, что любит меня и что согласна стать моей женой. Мне ничего не остается, как следить за англичанином. Я слежу за ним со дня его возвращения в замок. А сегодня вечером этот негодяй нашел все-таки способ завлечь мою Жюли к себе в комнату.

– И вы за этим наблюдали с террасы? – спросил Рулз, враз разочарованный.

– Да, господин майор. Я подождал, пока свет в его комнате будет погашен. В этот момент Жюли была уже там с ним. А теперь, когда свечи погашены, Жюли не вернулась в свою комнату. Черт бы побрал этого шотландца!

Мерри Рулз начал терять терпение. Любовные неудачи слуги ничуть не волновали его. Он надеялся узнать о Мобрее что-нибудь еще и уже собирался попросить Демареца пойти разбудить Мари, как ему в голову пришла внезапная мысль. Он окинул оценивающим взглядом ссутуленную фигуру слуги и, положив ему руку на плечо, сказал:

– Я думаю, Демарец, что ваши подозрения не лишены оснований. Не вы единственный, кто не доверяет ему, как вы говорите, англичанину. И правильно делаете, что следите за ним. Продолжайте! При необходимости приходите ко мне рассказать, что вам покажется компрометирующим или подозрительным в его поведении. Вы уже получили кошель. Отныне всякий раз, как вы мне дадите интересные сведения о нем, будете получать еще. Это может оказаться для вас не только способом отомстить этому человеку, соблазнившему вашу Жюли, но и раз и навсегда избавиться от его присутствия.

Демарец сделал движение, словно хотел броситься на колени в знак признательности. Но что-то удержало его. Однако, исполненный благодарности, он воскликнул:

– О, господин майор! Вы можете рассчитывать на меня. С этого момента я не выпущу его из поля моего зрения. Я буду следить за ним днем и ночью. А ночью я вижу, как кот. Можете довериться мне.

– Очень хорошо, парень. А теперь ступайте и предупредите мадам дю Парке, что у меня для нее есть важное сообщение.

– Идите за мной, господин майор.

Демарецу потребовалось немало времени, чтобы зажечь канделябры. Этот человек, с виду такой увалень и нерасторопный, был настолько соблазнен предложением майора, что оставил ему свечу и попросил подождать в салоне.

Медленно, бесшумно, кошачьим шагом он поднялся по высокой лестнице, ведущей в комнату Мари и тихонько постучал в дверь.

Сидя внизу, Мерри Рулз видел тень слуги, деформированную и размноженную светом свечей. До него донесся короткий разговор. Через дверь разбуженная Мари требовала объяснений. Он услышал, как Демарец ответил ей:

– Майор, мадам… Да! Он говорит, что это очень важно…

После томительно долгих минут тишины Демарец спустился и, подойдя к Рулзу, объявил:

– Мадам крайне удивлена. Она не хотела вставать, потому что очень устала. Но я настоял, и она примет вас через несколько минут…

Майор поблагодарил его взглядом и уселся в кресло.

Демарец удалился на несколько шагов, чтобы пойти к себе в комнату. Однако он отошел недалеко. Словно спохватившись, он вернулся к майору своим размеренным шагом и заговорщическим тоном, наведшим Рулза на мысль, что он внезапно нашел себе друга, на которого можно положиться до самой смерти, добавил:

– Этот англичанин, господин майор, до добра не доведет! Смею заверить вас, что этот тип приносит несчастье и вредит всем, кто имеет с ним дело. Вы можете положиться на меня, я не буду знать отдыха до тех пор, пока его не повесят!

С этими словами он удалился так же тихо, как и появился.

У Мерри Рулза были все основания быть довольным собой. Он подумал, что непредвиденная встреча со слугой является для него счастливым предзнаменованием и что его приезд к Мари принесет ему удачу.

Ему не пришлось долго ждать. Генеральша, удивленная столь поздним визитом человека, о котором она, без сомнения, постоянно думала, но который вряд ли должен был прийти первым, быстро накинула на себя легкое платье. Мари провела несколько раз гребнем по волосам, немного подкрасилась, чтобы лицо не казалось таким бледным. Бросив последний взгляд в зеркало, она осталась довольной своим видом. Она была готова к приему гостя. Однако, пока она совершала свой туалет, ее не покидала мысль, а не ошибся ли Демарец, и был ли этот человек, ожидающий ее в салоне, действительно Мерри Рулзом?

Ее одолевали сомнения. Будучи свидетельницей последних событий, которым она положила конец, Мари спрашивала себя, не стал ли Святой Петр, в свою очередь, театром жестоких событий, похожих на те, которые были спровоцированы Байярделем. Не зрел ли на Мартинике бунт на следующий день после смерти человека, которому удавалось поддерживать мир на острове? С некоторых пор головы многих были чрезвычайно разгорячены.

Очевидно, произошло что-то действительно очень серьезное, раз майор Рулз приехал в Горный замок в такой поздний час, если это только действительно был майор!

Она была почти готова. Она подвязала потуже поясок легкого платья, чтобы сделать потоньше начинающую полнеть талию, что, однако, не наносило никакого вреда ее грации, потому что, будучи уже в теле, она знала, что все еще остается желанной. Хотя у нее не было намерений соблазнить майора. Она не забыла о его визите, нанесенном после ужасного случая с негром Кинква. Она вспомнила, как Рулз юлил, рассуждая о каких-то пустяках, вспоминала его разглагольствования о морали, о послушании солдат и о его внезапной смене поведения. Из холодного, трезвомыслящего и непримиримого человека он превратился вдруг во влюбленного юношу, не знающего, как скрыть свою неутомимую страсть. Он был так беспомощен и неловок, когда признавался ей в этой страсти. Однако он не терял надежды на удачу. Как же она надсмеялась над ним тогда, с каким искусством дала ему выговориться, не подавая ему никакой надежды, но и не отталкивая окончательно.

«Наверняка Мерри Рулз забыл об этом, – уговаривала она себя. – Да и действительно, это было так давно! А если он этого и не забыл, то возраст и время должны были набросить свою волшебную вуаль на тот эпизод, и он, наверное, сегодня бы только рассмеялся над этим…»

Но Мари ошибалась. Мерри Рулз никогда не забывал обид. А эта обида была для него настоящим оскорблением, за которое он должен был отомстить.

Когда Мари спускалась по лестнице, вероятно, они подумали об одном и том же. Мерри Рулз видел салон, в котором он сейчас ожидал Мари, таким, каким он был несколько лет тому назад, только без следов разрушения. Окно перед ним было тем самым окном, за которым он впервые подумал стать властелином Мари. Как же она была тогда красива!

Мерри Рулз считал, что, несмотря на свои сорок лет, Мари все еще была в его вкусе. Однако в глубине души он с едва осознаваемой горечью подсчитал, сколько времени было потеряно даром! Его молодость, его безумная и горячая молодость ушла безвозвратно. Он никогда больше не предстанет перед Мари молодым, и у майора возникло такое чувство, что его чего-то лишили Он один, говорил себе Рулз, не воспользовался ею. А на какие только уступки он не пошел бы! Он готов был на все, даже на то, чтобы Мари делила его с другим, лишь бы обладать ею. Но он не смог добиться ее и именно в этом чувствовал себя оскорбленным. Однако сейчас он надеялся взять реванш, ибо, став вдовой, Мари, видимо, думала теперь только об одном, кроме, конечно, поста генерал-лейтенанта, – как найти второго отца своим детям, отца, который смог бы их защитить, отца, обладающего властью, который сделает ее сильнее в десять раз.

Думая обо всем этом, он испытывал какую-то сладость, одновременно ощущая привкус пепла, привкус его поражения.

Раздавшийся рядом голос заставил его вздрогнуть.

– Здравствуйте, майор!

Он вскочил. Мари стояла рядом с ним вся в белом, как призрак в мерцающем свете свечей. Она подошла бесшумно, так как была в сандалиях на мягкой коже, изготовленных колонистами, живущими на холмах; эти сандалии были мягче и бесшумнее, чем кошачьи лапки.

– Мадам, – произнес он, низко поклонившись и сняв шляпу, которой он провел по полу, пропустив ее сначала через руку, – мадам, позвольте вашему покорному слуге выразить самые глубокие чувства уважения.

Мари заметила, что в его обычно холодном голосе появились оттенки теплоты. Это заставило ее подумать про себя: «Значит, я ему нужна. Но он так сразу в этом не признается. Смогу ли я догадаться, что ему надо?»

– Майор, – сказала она, – я полагаю, что только очень серьезные события привели вас в столь поздний час да и при таких обстоятельствах. В чем дело?

Он надел свою шляпу с пером на парик, потер в замешательстве руки, он действительно был в замешательстве, не ожидая такой лобовой атаки.

Мари догадалась и любезно сказала ему:

– Садитесь, майор.

И сама села рядом с ним.

Легкая ткань платья плотно облегала ее соблазнительные формы. Она положила ногу на ногу, и Рулз не без волнения задержал свой взгляд на ее круглом колене и на безупречном изгибе ее бедер. Но в особенности его пьянил теплый запах женского тела, естественный запах постели, которую Мари только что покинула из-за него. Во всей этой сложной гамме опьяняющих запахов было что-то животное и тонкое, возбуждающее чувства. Мерри Рулз стал терять голову, как это уже было с ним однажды в этом же самом салоне.

– Слушаю вас, майор, – повторила Мари мягким голосом, словно не замечая его волнения. – Что происходит?

Взяв себя в руки, он сказал серьезным и в то же время уважительным тоном:

– Прошу извинить меня, мадам, за столь поздний визит, но думаю, вы согласитесь, что мне трудно было перенести на завтра то, что я хочу вам сказать. Действительно, завтра было бы поздно. Совет уже соберется…

– Итак? – холодно спросила она.

– Вы знаете, что я председательствую на Совете?

– Да, знаю. Ведь сам генерал утвердил вас в этой должности, ведь это он назначил вас членом Высшего Совета.

– Абсолютно верно, – подтвердил он, вдруг подстегнутый поведением Мари. – Абсолютно верно. И, следовательно, вы понимаете, что я могу быть вам чем-то полезным?

Мари слегка отодвинулась, чтобы лучше разглядеть его:

– Майор, – сказала она с улыбкой, – должна ли я понимать это, как то, что в этот поздний час вы хотите провести что-то вроде репетиции завтрашнего заседания Совета?

– А почему бы и нет? – спросил он смело. – Вы полагаете, что уже с сегодняшнего дня вы выиграли? И напрасно. Разве вы не подумали о ваших врагах, которые завтра приложат все усилия к тому, чтобы победить вас? Я буду иметь честь руководить дебатами в качестве президента, поэтому-то я и приехал к вам попросить о том, чтобы вы обсудили со мной, каким образом можно будет довести их до конца в вашу пользу. Для этого, – поспешил он добавить, – я постараюсь сделать все, что в моих силах. Я душой и телом предан вам. Я действительно считаю, что пост генерал-лейтенанта Мартиники принадлежит вам по праву до нового указа, во имя вашего несовершеннолетнего сына.

– А разве вам не известно, – заметила она, – что не Совет назначает губернатора, а сам король?

– Я знаком с контрактом на продажу острова, мадам. Но если Совет назначит вас, у короля не будет никакой причины отменять его решение. Мне хотелось бы, мадам, чтобы вы видели во мне только друга. Но у меня сложилось впечатление, что вы не доверяете мне, словно я не дал вам тысячу доказательств моей верности и преданности. Стоит ли мне просить вас вспомнить те разговоры, которые мы когда-то вели здесь же наедине?

– У меня хорошая память. Я действительно вспоминаю… Вы говорили мне о вашем сердце военного человека, которое совсем не так огрубело, как могли подумать, и в котором еще сохранилось много нежности. Не так ли? В тот день вы даже были очень настойчивы, майор!

Она снисходительно рассмеялась и добавила:

– Боже мой, как мы были молоды тогда! Эти воспоминания остаются в нас и как-то скрашивают осень нашей жизни.

– Мадам, в этом краю, – заметил он с особой нежностью в голосе, – не бывает осени, вы это отлично знаете. Вся тропическая флора пользуется вечной весной. Посмотрите на деревья, которые распускают свои почки в то время, как в нашей стране они уже оплакивают опавшие листья.

– Вы красиво говорите, – сказала она одобрительно. – Но я не думаю, что вы прискакали из форта Святого Петра в замок в столь поздний час, чтобы поговорить со мной о цветах, деревьях, почках и листьях.

– Бывают в жизни моменты, когда стоит, как я полагаю, ворошить воспоминания. Это помогает людям лучше понять друг друга, и в особенности увидеть, какой дорогой следовало бы им идти, если они, конечно, совершили ошибки.

– Я не ошибаюсь, – сказала она ледяным голосом.

– Вы уверены в этом? Бывает, что в жизни люди идут по проселочной дороге или, проще говоря, по маленьким красивым дорогам, идущим вдоль главной дороги. Как часто хочется пройти одной ногой по этой маленькой дорожке, чтобы хоть немного отдохнуть, а другой продолжать шагать по большой, если обе ведут к одной и той же цели, не так ли?

– Я не хочу даже пытаться понять вас, потому что слишком устала, месье. Жаль, что все слуги спят, я хотела предложить вам выпить какого-нибудь прохладительного напитка, но, правда, я не рассчитывала на ваш визит сегодня, и…

– И все же вы должны уделить мне еще несколько минут. Никто лучше меня не знает, как вы нуждаетесь в отдыхе. Но, дорогая мадам, в вашей жизни наступил переломный момент, настолько важный, я даже сказал бы, настолько серьезный, что вы должны сделать над собой усилие, перебороть себя. Завтра для вас наступит решающий день! Вы уверены, что сделали все для того, чтобы удача была на вашей стороне?

– Речь идет не об удаче, а о предстоящих дебатах. Высший Совет вынесет решение. А я полагаю, что он состоит из честных людей!

– В таком случае, как ваш, есть всегда какая-то доля удачи, – заметил Мерри Рулз с некоторой дерзостью, потому что сдержанность Мари вызвала в нем былую горечь и разочарование.

Как это так?! Он пришел помочь ей, предложить свои услуги, он пришел как друг, как советчик, а в ответ получил холодный прием, увидел ее надменность, почти оскорбленное, даже какое-то покровительственное достоинство!

– Да, всегда есть какая-то доля удачи, – повторил он настойчиво. – Одно слово, произнесенное в неподходящий момент – и все потеряно. Вы и не заметили, как потеряли большинство голосов. Какую программу вы намерены предложить?

Она улыбнулась краем губ и подумала, что отлично поняла цель его визита: выяснить, какие обязательства она возьмет на себя перед Советом.

– Вы очень любопытны! – воскликнула она почти игриво. – Во всяком случае больше, чем я сама, потому что я еще ни на минуту не задумывалась о том, что скажу завтра. Какие обязательства? А разве я должна их брать? Да и потом, мы и весь наш скорбящий народ совсем недавно похоронили человека, сделавшего этот остров богатым и процветающим, ставшим нашей гордостью. Я была всего лишь женой этого человека, который ничего не скрывал от меня. Если я прошу согласия на то, чтобы стать его преемницей до совершеннолетия моего сына, который имеет на это полное право, разве я должна брать на себя какие-либо обязательства? Всем жилось хорошо во время правления дю Парке. Мне остается сказать только одно: я продолжу дело моего несчастного супруга.