Текст книги "Большая интрига"

Автор книги: Робер Гайяр (Гайар)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 27 страниц)

Глава 5
У командора Лонгвиллье де Пуэнси

Лефор не стал терять времени и сразу направился к крепости. Он не испытывал необходимости, как обычно, посидеть часок-другой в «Копающей лошади» Он слишком долго себя сдерживал, чтобы дать наконец выход злости и негодованию.

По дороге он размахивал руками и во весь голос разговаривал сам с собой.

Он думал о шевалье де Вилле и говорил себе: «Человек может путешествовать для своего собственного удовольствия, но такую птицу я впервые вижу в этих краях. Разве можно путешествовать для своего собственного удовольствия по морям, где кишат пираты и бандиты; высаживаться на острова, населенные сплошь сомнительными личностями и просто дикими людоедами? Черт возьми, я бы многое дал, чтобы узнать настоящую причину появления здесь, на Карибских островах, этого петуха! А этот Мерри Рулз! Поверить такому, подкупить его, пообещав помочь приобрести плантацию, если тот посодействует в его пользу при дворе короля! Однако эти два подонка, которые собираются обобрать сына генерала дю Парке, не учли, что на свете существуют такие люди, как я!»

По прибытии в крепость у него был столь пугающий вид, что даже стражники разбежались при его появлении. Он шел через двор, стараясь делать своими длинными ногами шаги пошире, и очень скоро добрался до дверей кабинета лейтенанта Лавернада. Оказавшись перед дверью, он принялся изо всех сил стучать по ней своим огромным кулаком.

– Войдите! – крикнул сердитый голос.

Он немедленно рванул ручку, но не успел еще войти в комнату, как его остановили слова, произнесенные лейтенантом, тоном, выражающим серьезное недовольство:

– Что за манеры! И где вы находитесь? Вы так стучите, как будто я оглох!

Ив скрестил руки на груди и глубоко вздохнул. Он находил, что это замечание было высказано довольно некстати и вынуждало его терять драгоценное время.

Но он ответил со всей уверенностью:

– Лейтенант! Мне страшно повезло, что вы не оглохли!

Лавернад высказывал свое Недовольство, еще не видя, кто перед ним. Заметив гигантскую фигуру капитана, он покачал головой и ответил более миролюбиво:

– А, это вы, Лефор! Нет, капитан, я не глухой, но из-за криков командора мог бы им стать. Когда я рассказал ему вашу историю, он пришел в неописуемую ярость.

– Я очень на это надеялся, – с удовлетворением признал Ив.

– К сожалению, его гнев направлен не в ту сторону, в какую бы вам хотелось!

Глаза флибустьера блеснули, как молнии, но лейтенант этого не заметил и продолжал, не скрывая своего собственного неудовольствия:

– Он зол совсем не на Мерри Рулза, а на всех вообще флибустьеров. Однако после того, что вы мне рассказали о вашей проделке с голландцем, я не могу его осуждать. Вы все: вы, Ля Шапелль, Граммон и сотни других, – вы все сильно преувеличиваете! Если кто-то из правителей соберется вас повесить, то это будет сущим благодеянием! Каждую неделю поступают жалобы! На Гваделупе посланные самим командором экипажи подвергают жителей постоянным репрессиям, жалобы идут от Сен-Пьера до Фор-Руаяля! Даже от английского губернатора Ямайки, где один из ваших приятелей поджег судно прямо в самом порту Порт-Ройала! Флибустьеры часто ведут себя, как обычные пираты! И пусть не обижаются, что с ними будут поступать, как с разбойниками!

– Лейтенант, – ответил Лефор, без церемоний перебивая его. – Я прибыл сюда не для того, чтобы выслушивать эти упреки, которые, не будь это вы, я вернул туда, откуда они произносятся! Мне надо поговорить с командором.

– Я бы не советовал вам сейчас его беспокоить. Если, конечно, вы не хотите, чтобы у вас отобрали подорожную…

– Мне надо поговорить с командором и немедленно!

– Не рассчитывайте, что я вас к нему проведу…

– Я и вправду рассчитывал на вас, но, если так, то я пойду один!

– Он вас не примет!

– Ну, нет! – воскликнул Лефор. – Сейчас происходят достаточно серьезные вещи, чтобы попусту терять время на всякие глупости. Я говорю вам, что командор меня выслушает или я потеряю свою честь!

– Вы, возможно, и не потеряете своей чести, но вашу подорожную уж наверняка!

Ив подошел к столу лейтенанта и сказал ледяным голосом:

– Договоримся о смысле сказанных слов. Вы говорите, что я потеряю свою подорожную? Нет! Я сам собираюсь ее вернуть командору!

– Вы сошли с ума!

– Вот это – нет! Пусть обо мне думают, что угодно, но, пока я могу дышать, я буду защищать честь Его Величества!

Лейтенант тяжело вздохнул. Он только что выдержал приступ дурного настроения командора, а теперь ему приходится утихомиривать разбушевавшегося флибустьера.

– Послушайте, капитан, – решился он наконец. – Если позволите, то я дам вам один хороший совет. Сейчас вы нервничаете. Я понимаю ваш гнев на майора Мартиники. Но все же нельзя настолько поддаваться своему настроению, как вы! Идите в «Копающую лошадь»! Выпейте вина в компании друзей, например, Ля Шапелля, а когда немного утихнете, то возвращайтесь. Командор, возможно, тоже успокоится. И все будет как нельзя лучше: вы не потеряете ни вашей чести, ни вашей подорожной!

– Это все будет пустая потеря времени!

Лавернад быстро встал и нахмурил брови:

– Послушайте, Лефор, если вы желаете знать всю правду, то я вам ее скажу: командор больше всего настроен против вас. Да, именно, против вас лично! Он считает недопустимыми все ваши действия!

– Мои действия?

– Да. Нападать на французские суда Мартиники! Завтра майор окажется в выигрышной ситуации, когда будет докладывать, что его сторожевые корабли стали жертвой флибустьеров, и это вполне оправдает решение вешать их всех без разбору!

На этот раз никакая сила в мире не смогла бы удержать Лефора. Он подошел еще ближе к столу и с такой силой ударил по нему кулаком, что дерево затрещало:

– Сто тысяч чертей! Матерью Богородицы клянусь вам, Лавернад, вы еще не знаете, на что способен капитан Ив Лефор, когда с него сдирают кожу! И клянусь туфлей папы, что вы это еще узнаете! А для начала: вот эту подорожную, которая лежит во внутреннем кармане моей куртки рядом с сердцем, потому что, Бог свидетель, она была мне дороже всего остального мира, так вот, эту подорожную я разорву на тысячи кусков и брошу в лицо командору, а потом плюну и помочусь на нее, как это сделал майор Рулз! Бог мой, сейчас я спрашиваю себя: для чего она мне, если здесь с ней обращаются, как с дешевой девкой. Теперь считается законным попирать власть правителя, его подпись, приказы и даже саму волю короля!

– Лефор, да успокойтесь же вы, прошу вас!

– Как успокоиться? Горит дом, а вы со своим командором развлекаетесь тем, что ставите мышеловки! Говорю вам заранее, лейтенант, что когда я сделаю со своей бесполезной подорожной то, что обещал, я пойду в «Копающую лошадь» и расскажу своим друзьям, что и там и здесь для них строят виселицы, а командор считает, что так оно и должно быть по закону! После этого вы увидите, что и они сделают со своими подорожными! Пусть дьявол унесет меня в свою преисподнюю, если мы все не станем пиратами и разбойниками не позднее, чем завтра, хотя и будем действовать каждый за себя! И тогда, вы слышите, лейтенант, уже никто не запретит мне направиться со своими пушками прямо к форту Сен-Пьер и так с ним разделаться, что на его месте останется не больше построек, чем перьев на спине у лягушки!

– Но, в конце концов, – спросил не на шутку испуганный Лавернад, – чего же вы все-таки хотите?

– Много чего! Для начала мне надо поговорить с командором, потом отрезать уши Мерри Рулзу…

– Но если вы встретитесь в таких Обстоятельствах, он в сильнейшем гневе и вы – вне себя?.. Я ни за что не отвечаю…

– Мне надо поговорить с командором! Пусть хотя бы для того, чтобы бросить ему в лицо мою ненужную подорожную!

– Если вы мне пообещаете, что не будете сильно шуметь, то я постараюсь устроить вашу встречу…

– Я – честный человек и не могу вам ничего подобного обещать. Все будет зависеть от отношения господина де Пуэнси.

Лавернад схватился руками за голову и долго думал.

– Послушайте, Лефор, – наконец сказал он. – Вы знаете дорогу в его кабинет? Ну, вот, и идите туда, если вам так это необходимо. Но, видит Бог, я не желаю вмешиваться в это дело! И не вздумайте сказать ему, что видели меня. Идите и сами с ним обо всем договаривайтесь! В случае, если он вас посадит в тюрьму, то вы сами этого хотели, и не жалуйтесь потом, что вас никто не предупреждал!

– А кто, – поинтересовался Ив, – сможет посадить меня здесь в тюрьму? Кто? Сколько в форте человек, карабинеров и алебардщиков, чтобы они осмелились выступить против меня?

– Капитан, – вскричал выведенный из себя Лавернад, – я вас больше не задерживаю! Делайте, что хотите, а я умываю руки…

Он склонился над столом и сделал вид, что занят лежащими на нем бумагами. Он снова поднял голову только после того, как услышал стук захлопнувшейся за флибустьером двери.

Выйдя от Лавернада, Лефор ударом кулака покрепче нахлобучил на голову шляпу. Он был настолько взволнован, что его шпага болталась во все стороны, била его по ногам, цеплялась за плиты двора и никак не хотела спокойно оставаться в ножнах. Он пересек военный плац и через низкую дверь вышел на лестницу. Лефор больше ни о чем не думал. В его голове крутилось столько всякой всячины, что он оказался не в состоянии навести там хоть какой-то порядок, все сильно запуталось, и это вызывало в нем невероятное раздражение, отчего он не переставая скрипел зубами и так сжимал кулаки, что его твердые, как железо, ногти впивались в ладони рук.

Скоро он вышел на площадку, от которой отходила еще одна лестница. Он столько раз ходил по этим коридорам, что знал их так же хорошо, как свои собственные перчатки. Но тогда он всегда ходил в сопровождении Лавернада, а теперь был впервые один. Он вспомнил, как в первый раз оказался в крепости; тогда лейтенант привел его к де Пуэнси, у которого он потребовал свободы для генерала дю Парке в обмен на губернатора Патокля де Туази.

Он уже тогда не мог не восхищаться этим человеком, каким оказался командор, который на своем маленьком острове один противостоял приказам такого лица, как кардинал Мазарини, и сбрасывал в море королевских солдат, как будто речь шла о простых англичанах. Да, он восхищался его силой, храбростью и умением – три вещи, которые могли вызвать уважение Лефора.

Он прошел просторную приемную, украшенную кое-где позолоченной лепкой, в которой по углам висели фонари. У двери командора стояли четверо стражников с алебардами в руках. Среди них Ив сразу же узнал Фавержа, который до этого часто докладывал о нем господину де Пуэнси.

В этот раз он пошел прямо на него с таким страшным видом, что стражник невольно отпрянул на шаг, а остальные так же невольно приблизились к нему, как бы для защиты.

– Фаверж! – обратился Ив к стражнику. – Командор сейчас у себя?

– Да, капитан. Но он просил его не беспокоить ни под каким предлогом.

– Вы ошибаетесь, – отпарировал флибустьер, – вы должны были сказать: ни под каким предлогом, кроме одного!

– Кроме одного?

– Да, мессир, и этот самый предлог как раз перед вами из плоти и костей! Я, капитан Ив Лефор, пришел поговорить с командором, и ни один дьявол не помешает мне, даже если для этого мне придется взять приступом этот кабинет!

– Тысяча извинений, капитан, – твердо ответил Фаверж. – Мы получили строгий приказ, который касается всех без исключения.

Флибустьер остановился и высокомерно посмотрел на троих солдат, которые взяли свои пики наизготовку.

– Как жаль, – сказал он, – что я не могу терять много времени. Но, слово честного человека, вы сейчас побежите к командору доложить обо мне или, клянусь Богом, из вашей четверки живым отсюда никто не выйдет!

– Капитан, – снова начал Фаверж, и в его голосе ощущалось искреннее сожаление, – наша служба состоит как раз в том, что мы скорее погибнем, чем нарушим приказ, а вам, как офицеру, это должно быть известно лучше, чем нам. Приказ, который нам был отдан…

В это время дверь кабинета командора открылась, и оттуда вышел маленький человечек с седыми волосами и бородкой, которая была немного темнее волос на голове, у него были живые и очень строгие глаза. Парик на нем был несколько растрепан, а камзол, хотя и застегнутый на все пуговицы, был здорово потрепан, кружева на манжетах давно не стираны.

Он сухо и властно спросил:

– Что здесь происходит? Что значит этот шум? Разве я строго-настрого не запретил заходить даже в эту приемную?

Лефор сделал несколько шагов вперед и легко склонился перед командором де Пуэнси.

– Господин командор! – громко воскликнул он, не давая стражнику ничего сказать в свою защиту. – Господин командор, я пришел поговорить с вами об одном деле, которое не терпит ни малейшего отлагательства.

Он заметил, что выражение глаз де Пуэнси сделалось намного жестче, а на лице появилось неприятное выражение. Но тем не менее он продолжал:

– Мне хорошо известно, господин губернатор, как ценно ваше время, и поэтому само мое появление у вас говорит о том, насколько важно мое дело.

– Я просил чтобы меня не беспокоили ни под каким предлогом, – произнес де Пуэнси холодным тоном, сделавшись как-то сразу совершенно спокойным. – Это относится к вам настолько же, насколько и к любому другому человеку.

Он несколько раз кашлянул, но вдруг начал говорить снова, как будто ему в голову пришла неожиданная мысль:

– Капитан Лефор, я, конечно, с вами поговорю… Да, вы мне тоже нужны. Но я не думаю, что наш разговор доставит вам большое удовольствие. Я по-настоящему недоволен вами. Очень, очень недоволен! Но, прошу вас, не настаивайте на разговоре именно сегодня. В ваших же интересах дать моему гневу улечься…

– Господин генерал-губернатор, – ответил Лефор как можно спокойнее. При этом он старался, чтобы в его голосе не звучал вызов. – Я не могу знать, настолько ли силен ваш гнев, как мой собственный, и одна ли у нас для этого причина. Того времени, которое мы сейчас потеряли, вполне было бы достаточно для меня, чтобы объяснить вам причину моего прихода. Прежде чем вы вернетесь в свой кабинет, я хочу вам сказать: я виделся с лейтенантом Лавернадом. Он мне все рассказал. Но я не согласился ни с одним пунктом обвинений.

Флибустьер произносил все это громко и отчетливо, не замечая все усиливающейся бледности командора, с уверенностью человека, за которым стоят две сотни верных ему людей, фрегат с шестьюдесятью четырьмя пушками и который ничего не боится.

– Я пришел, чтобы возвратить вам подорожную, которую вы мне выдали два года назад и возобновляли ее каждый раз по окончании срока ее действия. Если ваша подпись, которая здесь равнозначна подписи короля, ничего не значит, то я возвращаю ее вам!

Резким движением он расстегнул пуговицы куртки и вынул из кармана пожелтевший и смятый документ, разорвал его и бросил на пол к своим ногам.

– Командор! – с угрозой продолжал он, – я снова обретаю свободу. Сейчас я отправлюсь в «Копающую лошадь» и сообщу капитанам флибусты, корабли которых стоят на якоре в бухте, свое решение стать пиратом, потому что теперь нет уже различия между бандитом и честным моряком, который служит королю! Примите мои уверения в глубоком почтении…

Ив развернулся и уже собирался выйти на лестницу, когда сухой голос командора остановил его:

– Капитан, – произнес он, – вы арестованы. Пройдите в караульное помещение и там ждите моего решения.

Лефор сразу обернулся:

– К моему великому сожалению, – ответил он, – я не послушаюсь вашего приказа первый раз в жизни. Я ослушаюсь вас, отчасти даже с некоторой радостью, поскольку сделаю то же самое, что когда-то вы. Однажды вы сами встали в положение мятежника по отношению к кардиналу, но только такое решение могло спасти колонию. И я думаю, что тот путь, который я сейчас выбрал для себя, должен привести кблагу той же самой колонии!

– Вы отказываетесь повиноваться? – воскликнул командор. – Глава четвертая Устава военных действий. Вас следует приговорить к смертной казни!

– Не надо, – с горечью заметил Лефор. – Я не думаю, что, защищая честь вашей подписи, я заслуживаю вашего приговора. Из-за того, что вы не согласились выслушать меня какие-то четверть часа, вы подготовили почву для крупных осложнений, командор. Когда-нибудь вы увидите, как Мерри Рулз высаживается в Басс-Терре, и тогда с вами не будет ни Лефора, ни Ля Шапелля, которые смогли бы ему противостоять!

Гнев Лефора тоже как-то стих. Он уступил место разочарованию. Во рту он почувствовал горький вкус пепла. Пока он еще не решил окончательно, что будет делать: или уйдет и отправится на свое судно, или сделает еще одну попытку объясниться с командором. Казалось, что господин де Пуэнси читал мысли капитана, как открытую книгу. От него не укрылось ни одно его движение. Он был очень недоволен позицией флибустьера, но не мог забыть оказанные им услуги, его верность, ловкость и смелость. Он имел привычку говорить всем, что с двумя десятками таких молодцов он смог бы создать в Америке настоящую огромную империю…

Увидев, что Ив, который собирался выйти на лестницу, не сдвинулся с места, он сам сделал шаг ему навстречу. Солдаты насторожились и приготовились вступить в схватку, но пока стояли без движения и ждали приказа.

– Лефор, – сказал командор, – вы арестованы. Я приказываю вам отправиться к лейтенанту Лавернаду. Через некоторое время я сообщу вам о своем решении.

Сказав это, он быстро повернулся на каблуках и скрылся за дверью своего кабинета.

Глава 6
Распоряжения командора де Пуэнси

Когда Лефор снова пересекал тот же двор, у него был вид больного животного. Он был вынужден признать, что гнев, действительно, плохой советчик, и не хотел думать о тех глупостях, которые совершил в присутствии командора. Он сожалел также и о том, что не выждал, и пришел к мысли, что Лавернад был не так уж и не прав, когда уговаривал его подождать и выбрать момент, пока господин де Пуэнси будет в лучшем настроении. Черт бы все побрал! Ведь «Маргарита» отходит не сию минуту! Выиграв время, он бы достиг гораздо лучших результатов, а после всего, что произошло, он чувствовал еще большую привязанность к командору!

Он ощупал карман куртки, в котором еще несколько минут назад лежала подорожная. У него было такое впечатление, что Он уже стал разбойником. И это он-то, который делал все возможное, чтобы люди забыли о его прошлом пирата.

Несмотря на свой огромный рост, он обладал поистине детскими слабостями. Он знал, что вряд ли кто может устоять перед силой его рук, ловкостью его клинка, но когда надо было действовать тонко и осторожно, он совершенно терялся, путался и делал непростительные промахи.

Ноги сами принесли его к двери кабинета лейтенанта Лавернада. На этот раз он постучал очень осторожно, на что ему спокойно ответили:

– Войдите!

– Это опять я, лейтенант, – объявил он, входя в комнату.

Лавернад только поднял глаза на великана и сразу понял, чем закончилась беседа с командором, и не стал ничего спрашивать.

– Я сейчас иду от Его Превосходительства, генерал-губернатора, – продолжил Лефор, находясь в явном смущении, – я ему, как и говорил, вернул свою подорожную!

– Очень интересно! – ответил Лавернад. – И что ответил командор?

– Он посадил меня под арест и велел ждать решения здесь…

– Ну, что же, – ответил Лавернад. – Берите кресло, садитесь и вооружитесь терпением. Но я спрашиваю себя: почему он послал вас именно сюда?

– У вас есть морской кодекс? – спросил флибустьер. – Статья четвертая… да, я как раз попадаю под формулировку статьи четвертой Устава военных действий.

– Отлично! – воскликнул Лавернад. – Вы, Лефор, по крайней мере, не теряете времени. Статья четвертая: отказ в повиновении, мятеж, бунт: вас ждет смертная казнь! Боже мой, ведь вы так и заявили мне, что потеряете свою честь!

– Неужели вы поверите, лейтенант, что я буду ждать, пока мне на шею наденут веревку? Это значит: совсем не знать капитана Лефора! Уж лучше я сию минуту сломаю свою шпагу, чем буду, как какой-нибудь идиот, ожидать, пока меня посадят в тюрьму, а затем и вздернут на виселице! Скоро ни в одном закоулке Антильских островов не останется места, где меня не ждал бы кусок веревки: там – майор Мерри Рулз, здесь – командор!

Лавернад невольно улыбнулся, представив себе нелегкое положение флибустьера.

– А вам – смешно, – заметил Ив. – Ну, дай вам Бог! А я думал, что могу рассчитывать на ваше хорошее отношение!

– Нет, но знаете, – объяснил лейтенант, – командор не такой уж плохой человек, как вам кажется. Часто, может быть, даже слишком часто, командор проявляет милосердие, которое ему ничего хорошего не приносит. Самое редкое в людях качество – это верность.

– Черт побери! Сегодня я как раз получил этому доказательство! Но вы должны также понять, что верность редко вознаграждается по заслугам, если судить по тому, что происходит в Басс-Терр!

Едва Лефор закончил говорить, как дверь тихонько открылась. Лефор, который сидел в кресле, предложенном ему лейтенантом, встал, как на пружинах. Лавернад сделал то же самое, только не так быстро.

Командор привел в порядок свою одежду. На нем был вычищенный камзол, а кружева на манжетах он поменял: они были накрахмалены и недавно поглажены.

Он закрыл дверь и спросил у лейтенанта:

– Лавернад, вы сделали все, что я просил?

– Все, господин командор!

Де Пуэнси с одобрением покачал головой и бросил взгляд на лежащие на столе бумаги, от которых там не было свободного места. Казалось, что он даже и не заметил Лефора и нисколько не обращал внимания на его присутствие. Великан пришел от этого в еще большее отчаяние.

– Ни один корабль, – продолжил командор, – не должен покинуть гавань без вашего разрешения. Предупредите начальника порта, что он обязан докладывать вам о прибытии к нам каждого судна. Если появится кто-то с Мартиники, вы должны сделать так, чтобы не только офицеры, но и все пассажиры сообщили вам о том, что, по их мнению, происходит в Сен-Пьере.

– Может быть, – предложил лейтенант, – мы могли бы послать к майору Мерри Рулзу или к генеральше какого-нибудь сведущего военного?

– Иначе говоря – шпиона? Я боюсь, что это может возбудить подозрения. Если этот майор решил предпринять в наш адрес такие странные шаги, то человек, которого мы к нему пошлем, рискует не только своей свободой, но, возможно, и жизнью!

– Гм, – улыбнулся Лавернад несколько загадочно. – Я знаю тут одного человека, который, по-моему, с удовольствием согласится на этот риск…

– Если вы думаете о том же самом человеке, о ком и я, – заявил генерал-губернатор, – то могу вам сообщить, что у меня другое мнение относительно его дальнейшей судьбы!

Лефор почувствовал, что бледнеет. Спокойная речь командора действовала на него гораздо сильнее, чем: гневные крики. Он бы предпочел услышать от него поток ругательств, но не быть предметом его внимания в такой ситуации, когда само его имя даже не упоминалось. Но все же флибустьер не испугался. Он так часто находился близко от смерти, что перестал о ней думать. Ему было невыносимо лишь одно: эта вопиющая несправедливость, исходившая от человека, которого он искренне и. давно уважал и которым восхищался. От человека, который, по его мнению, не должен был никогда ошибаться, и был просто безупречным!

– Но все же поищите, – начал снова командор, – в своем гарнизоне какого-нибудь ловкого малого, подходящего для такой деликатной миссии. Чтобы он не был замечен ни в чем предосудительном и чтобы его не знали на Мартинике. Вы легко найдете причину для командировки.

– Я обязательно найду, господин командор.

Де Пуэнси не стал дожидаться ответа своего подчиненного, а повернулся к Лефору и, оказавшись с ним лицом к лицу, с некоторой угрозой в голосе произнес:

– Вот, – воскликнул он, – перед нами человек, у которого самая крепкая на Антильских островах голова! Вот он, наш мятежник! Лефор, вы подумали о четвертой статье военного кодекса? Судя по вашему виду – да… Сейчас вы не такой храбрый, как полчаса назад!

– Господин командор, – ответил Лефор, уверенный, что терять ему уже нечего, – эти мои размышления ничего в сущности не изменили. И если сейчас я не такой храбрый, как полчаса назад, так это оттого, что вместо справедливого и естественного гнева я теперь испытываю большую подавленность и страшную горечь. Но мое мнение осталось прежним, и никому не удастся заставить меня его изменить!

Генерал-губернатор внимательно изучал огромную фигуру авантюриста. Он знал про него абсолютно все. У него самого сейчас было такое ощущение, что это – ребенок, стоящий перед взрослым человеком, настолько Лефор превосходил его своим ростом; но это было, как Давид, стоящий перед Голиафом. Вся власть была в его руках, власть и моральная, и материальная. Более того, он заметил, что чем лучше он сам владеет своими чувствами, тем более растерянным становится Ив. Короче говоря, по сравнению с этим геркулесом господин де Пуэнси черпал преимущества именно из своей физической слабости.

Лефор никогда в жизни не поднял бы на него руку и никогда бы не обнажил шпагу против него!

Де Пуэнси отвернулся от Лефора и снова обратился к лейтенанту:

– Лавернад, – небрежно спросил он, – не осталось ли у вас тех сигар, которые де Монбар привозит нам с Сент-Люси?

– Конечно, ваше превосходительство. Три или четыре, и я их с удовольствием предлагаю вам. Мне доставит истинное наслаждение, если вы согласитесь принять их от меня, господин командор!

– Нет, только одну, спасибо, Лавернад. И огня, пожалуйста…

При этих словах командор достал из ящика лимонного дерева, который ему протянул лейтенант, португальскую черуто, размял ее, покатав между ладонями, и прикурил от куска веревки, которую предварительно отбивали и варили с серой и селитрой, а затем снова заплетали.

Тут он снова посмотрел на Лефора, глубоко затянулся, выпустил большой клуб дыма, посмотрел, как тот поднимается к потолку, а затем, продолжая в упор смотреть на собеседника, сказал, подчеркивая каждое слово:

– Мессир Лефор, я по многим причинам вами недоволен. Сегодня вы нашли возможность стать еще более невыносимым, чем бываете обычно. Мне говорили, что в море вы часто ведете себя, как простой пират, и действуете так, как подсказывает вам ваше настроение. Вам пришло в голову напасть на мирного голландца, который случайно вам попался на дороге…

– Господин командор, – поспешил ответить Ив, – это был весьма неосторожный голландец. Он не захотел ответить на наш предупредительный выстрел!

– С каких пор вы предупреждаете выстрелом из пушки?

– Ну… когда видишь, что тот ведет себя довольно нагло… Но с этим голландцем у нас произошла просто ошибка!

– Не имеет значения, – сухо и властно перебил де Пуэнси, – у меня и без того набирается каждую неделю масса жалоб. Сейчас мы не воюем ни с Голландией, ни с Англией! За такой поступок вы заслуживаете примерного наказания. До сегодняшнего дня я проявлял по отношению к вам слишком большое терпение, но только что вы перешли все границы дозволенного. Я не могу сказать, чтобы это была наглость, потому что если бы я посчитал, что вы поступаете по отношению ко мне нагло, то вас уже можно было считать мертвецом…

Если де Пуэнси думал, что Лефор склонит голову, то он очень ошибался. Тот держался прямо и продолжал смотреть на командора своими честными голубыми глазами.

– Вы ведь бретонец, и у вас голова крепче, чем у осла, разве нет?

– Да, командор.

– Мне не нравятся упрямые животные. Кажется, вы хотели мне что-то сказать? Ну же, говорите и, черт побери, поскорее! Мы хотим знать, что вам все-таки надо!

Тон разговора господина де Пуэнси так внезапно изменился, сделался сразу грубым и каким то вызывающим, что Лефора как озарило. Стало быть, доброта этого человека, о которой все кругом говорили, была не пустыми словами! И он оказался достаточно умен, чтобы забыть о грубости своего подчиненного и согласился его выслушать!

– Господин генерал-губернатор, – с достоинством начал Лефор, – мне неизвестно, какими словами вам рассказали о том, что произошло на Мари-Галант. Но я могу вам ответить, как одним словом, так и тысячью, что майор Мерри Рулз направил туда три сторожевых судна с заданием истребить всех флибустьеров, несмотря на то, что у всех была подорожная. Эти подорожные были подписаны лично вами, и у вас было на это разрешение короля, поэтому я посчитал своим долгом поставить вас обо всем в известность. Мерри Рулз превысил свои полномочия, позволив Себе пойти против вашего решения. По положению он – ваш подчиненный и останется таким, если вы, конечно, не перемените своего мнения…

– Что вы хотите этим сказать, мессир?

– Это означает, ваше превосходительство, что Мерри Рулз идет слишком широкими шагами по дороге удачи. Сейчас он всего-навсего майор одного острова. Но этот остров больше Сен-Кристофа, он может стать и более значительным, если его как следует вооружить и правильно организовать на нем жизнь, как это и начал делать генерал дю Парке. Но этот майор, и у меня есть этому доказательства, хочет стать правителем Мартиники на месте мадам дю Парке, которую Высший Совет острова назначил временно исполнять обязанности до совершеннолетия сына генерала. И это ему может удастся, потому что у него в руках крупные козыри, например шевалье де Вилле, с которым я разговаривал на «Маргарите» при капитане Бельяре и который отправляется во Францию с единственной целью: добиться назначения майора на должность правителя острова.

Господин де Пуэнси сделал вид, что закашлялся. Но поскольку Лефор замолчал, он тут же сказал:

– Продолжайте, мессир, я вас слушаю.

– Если майор Мерри Рулз де Гурселя будет завтра назначен правителем Мартиники, то, судя по его темпам, скоро он станет правителем всех островов Америки! Я совсем не преувеличиваю. Поэтому он и захотел уничтожить ту единственную силу, которая может его остановить: флибустьеров!

– Гм, – проворчал де Пуэнси, – в вашем небогатом умишке гораздо больше здравого смысла, чем кажется на первый взгляд. И что же дальше?

– Что дальше? – повторил Ив, которому комплимент очень понравился. – Что дальше? Не знаю, в курсе ли вы той миссии, с которой послан во Францию отец Фейе Высшим Советом: он должен будет получить от короля подтверждение на назначение мадам дю Парке временной правительницей острова. Очевидно, что интересы шевалье де Вилле, который служит Мерри Рулзу, прямо противоположны миссии отца Фейе. У шевалье, как он утверждает, достаточно влияния при королевском дворе для того, чтобы добиться своего. Черт бы меня побрал, но я не дам и ломаного гроша за жизнь этого достойного священника, который едет во Францию и ничего вокруг себя не видит!

– Ну, ну. Вы мыслите совсем неплохо! – сказал де Пуэнси. – Неплохо… Лефор, я бы ни за что не поверил, что это – вы! Я считал, что вы на такое совершенно не способны! Однако вы стоите гораздо большего! Но почему, черт возьми, вы такой беспокойный? Ладно, продолжайте!