Текст книги "Большая интрига"

Автор книги: Робер Гайяр (Гайар)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 27 страниц)

Скрытый смысл этой фразы подтвердил Мерри Рулзу, что Мари вовсе не заблуждается относительно роли его двух друзей, Пленвилля и Босолея.

Она же довольно легко отказалась от идеи арестовать Мерри Рулза только потому, что ей гораздо важнее ввести в Высший Совет Мобрея. А на Совете к мнению Рулза прислушивались очень многие. Поэтому если майор будет на ее стороне, то у нее с этим не возникнет никаких трудностей.

Майор с видимым удовольствием прошелся несколько раз по комнате, он чувствовал себя гораздо лучше после того, как серьезная угроза попасть в тюрьму прошла мимо.

Однако этот разговор не вел ни к чему хорошему. Ведь по своей воле он согласился на присутствие в Высшем Совете этого иностранца, которого он по праву считал своим врагом, ненавидел и точно знал, что тот, не задумываясь, переступит через его труп.

Он подошел к ней и окинул взглядом ее изящную фигуру. Он всегда считал ее настоящей красавицей, но мужской костюм добавлял ей очарования, придавал дополнительную прелесть всему ее облику. Мгновенно перед майором пронеслись все те моменты, когда она отвергала его ухаживания. Он предоставлял доказательства удивительного терпения, а она только смеялась. Но чего он не мог ей простить, так это того, что она отдавалась практически каждому, – он был в этом абсолютно уверен. В воображении он приписывал ей множество любовников, и в нем поднималась волна гнева, когда он вспоминал ее приключение с негром Квинквой. Отчего она так презирала его, хотя он был настоящим джентльменом? Да потому, что она целиком принадлежала Мобрею! Ах, как она, должно быть его любила, если так стремилась сохранить рядом с собой, жить с ним под одной крышей и даже дать ему официальное место на острове! Сам он никогда не испытывал по отношению к шотландцу ни малейшей симпатии, но тот из-за своей связи с Мари сделался для него самым ненавистным человеком на свете!

– Я прекрасно знаю, мадам, – с достаточной откровенностью заявил он, – что вам не нужно знать мое мнение. Однако я не могу забыть, что давал вам клятву верности. И было бы именно самым настоящим доказательством неверности, если бы я не предостерег вас…

– Что вы хотите сказать? – немедленно спросила Мари.

– Я хочу сказать, что вы ни на минуту не должны забывать о том, что стойте у власти, что у вас в руках абсолютная власть. Это накладывает на вас определенные обязательства. В глазах своих подчиненных вы должны быть вне всяких подозрений.

– А в чем, простите, они могут меня подозревать? – свысока спросила она.

Но она уже догадалась, к чему клонил майор, однако смело подняла на него глаза, готовая защищаться от любого нападения.

– Да, – не спеша продолжал он, – о вашей жизни в Горном замке известно все, как если бы вы жили в стеклянном доме. Каждому известны все ваши поступки, а поскольку вы для колонистов являетесь средоточением всех интересов, то каждое ваше движение служит предметом наблюдения, изучения и обсуждения.

– Как же так! Разве я не свободна делать в собственном доме то, что мне нравится? Воспитывать своих детей так, как считаю нужным, принимать, кого мне нравится?

– Речь идет не о ваших детях, мадам. Если вы позволите мне говорить с вами с полной откровенностью и дадите обещание не держать на меня за это зла, то я могу сказать вам вещи, которые, возможно, будут вам неприятны, но очень полезны.

– Хорошо, говорите! – удрученно ответила она, потому что понимала, что он все равно будет говорить.

– Итак, я хочу вам сказать, мадам, что люди много болтают о присутствии в вашем доме этого шевалье де Мобрея. Он человек не, военный. Все считают его шпионом, которому платит Англия, а в частности, Кромвель.

– Вы это говорите не из ревности, майор?

Он пожал плечами:

– Как вы можете так говорить! Разве я был против того, чтобы сделать шевалье членом Совета, о чем вы говорили совсем недавно? Нет. Тем не менее я не могу скрывать от вас, что его считают вашим любовником.

– А даже, если бы так оно и было? – с горечью спросила она.

– Простите меня, – задушевно проговорил он, – но отец Бонненон так же, как любой другой священник, скажет вам, что тем самым вы подаете населению дурной пример, и это в то время, как все вокруг нарушают законы. Я могу добавить, что, по моему мнению, еще слишком рано принимать в своем доме такого человека, и вы должны меня правильно понять.

– Шевалье де Мобрей – мой гость. По законам гостеприимства его особа священна.

– Да, мне это известно. Он ваш гость… Но дает ли это ему право быть одновременно любовником вашей служанки Жюли и вашей кузины, мадемуазель де Франсийон?

Мари в полном смысле слова подпрыгнула на стуле.

– Вы сейчас произнесли отвратительную клевету, майор!

– К сожалению, это правда, мадам. Все на острове знают, что шевалье де Мобрей переходит из одной комнаты в другую, из одной постели – в другую, и все это происходит в Горном замке!

– Если бы шевалье стало известно, что вы здесь о нем говорите, он бы вызвал вас на поединок…

Рулз невозмутимо продолжал:

– Меня удивляет, что вы до такой степени не осведомлены. Как можно не знать, что происходит в собственном доме, хотя об этом известно каждому? Поистине, мадам, ваше попустительство не знает границ! Однажды вам дорого придется расплачиваться за свою снисходительность…

– Все, что вы здесь говорите, одна сплошная ложь…

– А вы поинтересуйтесь. Спросите самого шевалье, и если он честный человек, то во всем сознается. Или поговорите с вашей кузиной!

Рулзу и Мари часто приходилось спорить, и сейчас майор вспомнил, как однажды губернатор через Ла Пьеррьера поручил ему одну весьма деликатную миссию, где речь шла о Мари. Тогда ему пришлось действовать с исключительной осторожностью, но тем не менее разговор принял довольно скоро характер обычной ссоры. Но и в тот момент он не видел ее такой растерянной, эту на удивление красивую женщину, которая обычно была так уверена в поистине магическом влиянии собственного обаяния. Сейчас же она была бледна, как смерть, она вся дрожала, а грудь высоко поднималась от волнения. В это мгновение Мерри Рулз узнал, что такое настоящая ревность. Как она должна была любить этого шотландца!

– Мне известно, – настойчиво продолжал он, – что мадемуазель де Франсийон поддерживает предосудительные отношения с этим человеком. В каком-то смысле это уменьшает беспокойство некоторых членов Высшего Совета и говорит за то, что шевалье удерживают на острове связи именно такого характера. В противном случае, он непременно вызвал бы подозрения. Иначе, мадам, как объяснить тот факт, что почти сразу после его повторного визита в наших водах появилась английская эскадра – для того, как вы, вероятно, помните, чтобы спасти нас от нападения дикарей!

– Вы никогда не убедите меня в том, что Мобрей – шпион. Вполне возможно, что его присутствие в замке, где находится молодая женщина, моя кузина, могло вызвать нежелательные разговоры. Сама я уже отнюдь не молодая женщина. Я видела достаточно, потому что много жила на этом свете. Этим меня не убедишь. Я совершенно уверена, что между моей кузиной и шевалье ничего не могло быть.

Мерри Рулз отвесил ей поклон и сказал:

– Я счастлив слышать это от вас, мадам. Даю слово, что проткну насквозь шпагой каждого, кто осмелится позволить себе даже намек на это. И все только потому, что жена Цезаря – вне подозрений!

Она почувствовала иронию и подумала, какой же властью Рулз обладал теперь над нею? А он догадался о ее нетерпении закончить разговор и уйти. Да, она спешила встретиться с шевалье и объясниться с ним. После ночи, которую они провели вместе, его предательство казалось ей совершенно немыслимым и просто невозможным! Нет, он, конечно, не мог, находясь под ее крышей, обманывать ее в соседней комнате, используя ее полное доверие… Пока Мари думала только о Луизе, своей кузине, на которую она привыкла смотреть, как на самое пассивное создание, которое только можно найти, но которая, как оказалось, под личиной недотроги скрывала свое истинное лицо развратницы!

Затем она подумала о Жюли. Значит, и Жюли тоже! Ее негодование было направлено отнюдь не на служанку, эту довольно независимую, легкомысленную и забавную девицу, потому что она не отвечала за моральное падение благородного человека, который позволил себе опуститься до такой низменной любви, в то время как у него была она, Мари, изумительное и совершенное создание. Однако этот человек предпочел нечто другое, выставив на всеобщее обозрение свой плохой вкус!

– Я надеюсь, мадам, – сказал Рулз, – что вы не обиделись на мою откровенность. Лично я считаю, что между вами и шевалье, а также между ним и вашей кузиной не может быть подобного рода отношений. Об этом могут говорить те, кто испытывает ревность! Существуют враги, о которых и не подозреваешь! Именно они доставляют вам больше всего неприятностей. Мне кажется, что я правильно сделал, предупредив вас обо всем этом, потому что, что ни говори, вам следовало об этом знать…

Каждое слово майора было для Мари, как удар хлыста. И она не находила, что на это ответить, чтобы не упасть окончательно в его глазах.

– Благодарю вас, – наконец сказала она с наигранной беззаботностью. – Я посмотрю, что можно сделать с тем, что вы мне сообщили…

– Что касается Высшего Совета, – добавил он, с хитрым видом потирая руки, – то здесь мы договорились. При первой возможности я поговорю о вашем предложении с членами Совета.

– Не надо, – ответила она. – Давайте подождем… Сегодня я просто хотела, чтобы вы знали. Не делайте ничего, прошу вас, и подождите моего окончательного решения. До свиданья, майор!

Она направилась к двери, охваченная прежним волнением. Он опередил ее и с поклоном выпустил в коридор.

Оказавшись в комнате один, он принял откровенно довольный вид. Итак, он выиграл сражение. Мобрей так и не стал членом Совета, а он, Мерри Рулз, не был арестован. Более того, в его руках находился важный секрет, и Мари знает об этом. Какое же сильное оружие было теперь в его руках! И однажды будет так, что она дорого заплатит за свое безразличие к нему! Все увидят, за кем последнее слово!

Глава 6
В которой Мобрей участвует в новой сцене ревности

Мерри Рулз де Гурселя постоял несколько минут у окна. Скоро он увидел, как выходит Мари. При ее появлении один из солдат стражи поспешил ей навстречу, держа лошадь на поводу, и майор отчетливо видел, как Мари приказала ему помочь ей сесть в седло.

Нервное возбуждение, которое охватило ее после разговора с Рулзом, не только не оставило Мари, но, наоборот, еще больше возросло, поэтому она сразу же начала сильно стегать свою лошадь и галопом покинула территорию форта, не обращая внимания на приветствия окружающих.

Если бы Мерри Рулз мог последовать за ней, то он был бы очень доволен. Его откровения произвели на Мари глубокое впечатление, но при нем она, правда с большим трудом, сдерживалась, однако теперь, когда она оказалась одна, было ясно видно, что она находится в сильном гневе и совершенно расстроена. Лошадь, которая не имела привычки к такому суровому обращению со стороны своей хозяйки, да вдобавок под действием послеполуденной жары, скользила копытами по неровным камням и жалобно ржала.

В голове Мари бурлило множество мыслей. Она уже не понимала, на кого больше негодует: на Мобрея или на Луизу. Мерри Рулз ушел на второй план, и она о нем почти не думала.

Итак, эта маленькая Франсийон, которая делала вид, что ничего не понимает, ничего не чувствует и сделана, якобы, из мрамора, была любовницей Реджинальда!

Кто бы мог подумать такое! Какой же надо быть слепой, чтобы ничего не замечать! Мари спрашивала себя, где и когда все это могло случиться? И случиться прямо на ее глазах, рядом с нею, под ее собственной крышей, да так, что она ни о чем не подозревала!

Она уже не помнила, что генерал как-то говорил ей, что Луиза строит глазки великолепному шотландцу. Сама она замечала какую-то томность, которая всякий раз нападала на девушку, когда шевалье приближался к ней; но от этого было неизмеримо огромное расстояние до предположения, что Реджинальд мог ей изменить и что ее кузина, такая наивная, такая добродетельная и невинная, примет его в своей комнате!

Но с самим Реджинальдом она непременно поговорит. Как этот человек был ей отвратителен! Она никак не могла прогнать от себя мерзкое видение: обнаженная Луиза ожидает в своей постели Реджинальда. Об остальном она могла легко догадаться, ведь ей были прекрасно известны привычки шотландца! Она представляла себе, что происходило после, и ее охватывала какая-то гадливость. После такой встречи шотландец, испачканный с головы до ног, смел приходить к ней! Это было ужасно. Она не могла мыслить логично и не думала, что через руки шевалье должно было пройти великое множество женщин. Единственное, что вызывало в ней непреодолимое отвращение, была его связь с Луизой.

Наконец Мари выехала на дорогу, которая вела прямо к замку, и только тут заметила, что она почти уморила лошадь, и та на подъеме спотыкалась и едва продвигалась вперед. Больше она ее не трогала и доверила ей самой справляться с дорогой.

Мари немного успокоилась. Ей надо было подумать. Сейчас она уже чувствовала неудовольствие от результатов своей беседы с Мерри Рулзом. Она ехала в форт, чтобы объявить ему свое решение и арестовать его, а в результате сама оказалась побежденной. Неужели ей придется испытать очередное поражение при встрече с Реджинальдом? Ни за что на свете! Но что она станет говорить шотландцу? На какой территории скрестит с ним оружие?

Может быть, стоит пригласить их обоих, Реджинальда и Луизу, допросить, а затем, возможно, и изгнать? Или поговорить с каждым отдельно?

Затем она сказала себе: «А вдруг все это не более, чем обычная клевета? Если все неправда? Со своими упреками я буду выглядеть просто смешно! Надо набраться терпения и внимательно понаблюдать, чтобы получить доказательства либо их вины, либо обратного.»

Но хватит ли у нее храбрости и сил ждать или принять Реджинальда в своей комнате, куда он обязательно придет узнать о результатах ее поездки в форт? Удастся ли ей утаить то, что она узнала в беседе с Рулзом? Сможет ли она взять себя в руки и не показать гнева?

Тем не менее это было необходимо сделать и сохранить свой авторитет в глазах Мобрея, дав ему понять, что она отнюдь не любила его, а просто он со своим обычным цинизмом воспользовался первой же возможностью в тот момент, когда она позволила себе невольную слабость.

Итак, она решила сыграть спектакль и с этой целью надела на свое лицо соответствующую маску, обозначавшую полную непроницаемость. Она подождала, пока ее черты примут выражение безразличия и разгладятся, затем изобразила легкую улыбку.

Реджинальд, который прогуливался по террасе и курил трубку, услышал цоканье лошадиных копыт по булыжному двору и, не сомневаясь, что это возвращается Мари, поспешил к решетке ворот ей навстречу.

Когда она разворачивала лошадь, он в свою очередь с одобрением и восхищением посмотрел на ее фигуру в мужском костюме. Он чуть придавил указательным пальцем тлеющий табак и стал с улыбкой ждать. По правде сказать, он ждал возвращения Мари с некоторым страхом. Но у нее был такой безмятежный вид, что он сразу приободрился, подумав, что она не встретила никакого сопротивления ни с чьей стороны против его назначения в состав Совета.

– Здравствуйте, Мари, – весело воскликнул он и быстро пошел к ней.

В знак приветствия она помахала в воздухе хлыстом в то время, как он взял лошадь под уздцы и сам повел ее дальше.

– Вам, наверное показалось, что меня слишком долго не было, Реджинальд? – спросила она.

– Когда вы далеко от меня, дорогая Мари, – галантно ответил он, – время течет убийственно медленно, оно кажется пустым и безнадежным!

– А вы бы попросили Луизу, чтобы она составила вам компанию!

– А, мы немного поговорили, – ответил он. – Но вы же знаете, что она не способна поддерживать беседу. Зато она хорошо слушает или, по крайней мере, делает вид, что слушает, особенно когда говорят о живописи.

Они были уже во дворе. Он протянул к ней руки, а она освободилась из стремян и наклонилась к нему, чтобы с его помощью встать на землю. Реджинальд тут же позвал:

– Квинква! Квинква!

После того, как негр подошел, он приказал ему снять с лошади сбрую и дать ей двойной рацион. Теперь он знал, что Мари принесла ему добрую весть, и хотел показаться добрым даже по отношению к животному.

Мари вошла в дом. Он последовал за нею, и когда она сняла перчатки и положила на столик хлыст, спросил:

– Ну, как, дорогая Мари, видели ли вы нашего майора? И, как я вижу, все прошло так, как вы задумали?

– Не совсем, – ответила она. – Это очень хитрый человек.

– О! – произнес он, несколько озадаченный. – Значит, он не арестован?

– Я вам все подробно расскажу, Реджинальд. Я ужасно устала и хочу пить. В Сен-Пьере стоит страшная жара.

– Я скажу Сефизе, чтобы она вам приготовила что-нибудь освежающее.

Он ушел, а она присела на длинную банкетку. Когда он возвратился, то нашел ее спокойно сидящей со сложенными на коленях руками.

– Видите ли, Реджинальд, – возобновила она разговор, – я пригрозила ему арестом. Но… Как бы это сказать… Мне показалось, что он обо всем догадывается. Он только чуть побледнел.

– Кто же мог его предупредить?

– Мы с вами обсуждали это наедине, стало быть, его никто не предупреждал. Но он мог догадаться о нашем намерении. Он гораздо умнее, чем кажется на первый взгляд.

– Ого! – произнес шотландец. – Мне кажется, что майор произвел на вас сильное впечатление, берегитесь, Мари! Я начну ревновать! А сам он что-нибудь говорил? Может быть, он вам угрожал?

Она не улыбнулась, как он этого ожидал, потому что ощутила, что в ней поднимается волна возмущения. Она подошла к нему совсем близко, как бы принюхиваясь.

– Что с вами? – спросил он, удивленный ее неожиданным поступком.

– Ничего особенного, – ответила она. – У меня такое впечатление, что от вас пахнет духами Луизы. Возможно, я ошиблась?

Он громко рассмеялся, а затем сказал:

– Возможно. Мы просидели вместе целых два часа…

Он не заметил, что ноздри Мари вздрагивали, и она делала над собой большое усилие, чтобы сдержаться. Он заговорил снова:

– Ну, а что вы решили вообще делать с майором? Если вы не хотите его арестовать, то что тогда?

– Если бы я его арестовала, – сухо ответила она, – то против меня выступили бы жители Ле Прешера и Кабре, а за ними и остальные.

– Их можно было бы усмирить. Ведь у вас есть войска!

– Мне не хотелось бы, чтобы были жертвы. Я бы плохо начала, если бы послала войска стрелять по толпе. Я не желаю управлять такими методами. Если бы я арестовала майора, то жители Ле Прешера и Кабре пришли бы ко мне требовать его освобождения, и мне пришлось бы удовлетворить их требования, после чего я бы потеряла лицо, а Мерри Рулз приобрел еще большую власть и воспользовался бы ею в ущерб мне. А потом…

– А потом что? – переспросил он.

– Ваше назначение в Высший Совет.

Сердце шевалье забилось с невероятной силой. Этот вопрос интересовал его больше, чем любой другой.

– Я надеюсь, что с этим все в порядке, как вы мне обещали?

– Не совсем так, но дело идет на лад.

Он был удивлен и даже несколько обескуражен.

– Идет на лад? А кто же может помешать вам все закончить? Разве не вы здесь хозяйка? Разве не вам принадлежит власть? И не вы назначаете советников?

– Да, но мне не хотелось бы начинать с конфронтации. Не следует идти напролом и ставить других советников перед свершившимся фактом. Вы, надеюсь, понимаете? Когда я сказала об этом майору, то у него не было никаких возражений. По крайней мере, лично он не высказал ни одного. Но ведь есть и другие… Он обещал узнать, что они думают по этому поводу. Разговор принял такой оборот, что он вынужден был встать на нашу сторону. Это в некотором смысле сделка. Либо верность, либо тюрьма.

– Все слишком запутано, Мари, – заявил Мобрей с ноткой горечи в голосе. – Из этого я могу заключить, что, в конечном итоге, правите не вы, а майор. И вовсе не вы назначаете советников, а Мерри Рулз. Скоро вы совсем ничего без него не сможете сделать. Когда-нибудь вы увидите, что в его руках находится все, а у вас больше нет ничего. Вы, видимо, проявили свойственную вам слабость. Берегитесь! Вы сможете очень много потерять, если не будете тверже! Независимо от себя вы служите его личным амбициям! Подумайте, как он горд сейчас и что он думает о вас? Я просто вижу, как он ходит от одного к другому и говорит всем, что мое назначение зависит исключительно от него! Оказывается, так и есть на самом деле, увы!

– Тем не менее дела обстоят именно так, – отрезала она и встала.

Реджинальд смотрел на нее с огромным удивлением. Откуда вдруг такой тон? Отчего она сразу изменилась? Неожиданно его охватила легкая волна беспокойства. Он подумал, что сам сказал что-то не то и захотел все исправить, пока была возможность.

– Дорогая Мари, – сказал он, – я от всего сердца благодарю вас за то доверие, которое вы мне оказываете. Знайте, что вы всегда можете на меня положиться…

Тут он остановился. Мари не слушала его, она смотрела на Луизу, которая показалась у подножия лестницы.

– Здравствуйте, кузина, – произнесла генеральша.

Луиза слегка наклонила голову. Как раз в этот момент показалась и Сефиза с подносом и стаканами. Мадемуазель де Франсийон взяла поднос из ее рук и поставила его на столик, который стоял между Мари и шотландцем.

В это мгновенье генеральша заметила заострившиеся черты лица девушки, ее бледность, неуверенные движения и все еще красные глаза.

– Бог мой! Кузина! На что вы похожи? Мне кажется, что вы заболели!

Она говорила грубо, почти угрожающе.

– Я прекрасно себя чувствую, – ответила Луиза голосом, который полностью противоречил ее словам.

Мари повернулась к Реджинальду, как бы беря его в свидетели:

– Вы не находите, шевалье, что Луиза плохо выглядит? Она бледна, как смерть!

– Да… конечно… без всякого сомнения, – вяло подтвердил он.

– Значит, – снова сказала Мари, – если разговоры с шевалье о живописи приводят вас в такое состояние, то от них придется отказаться! Реджинальд, вам надо пожалеть этого ребенка. Она такая хрупкая! Вы, что, еще этого не заметили?

Луиза покраснела и ответила:

– О, кузина! Уверяю вас, что я отлично себя чувствую. Я нисколько не устала!

– Сейчас я разговариваю с шевалье, Луиза. Я знаю, что говорю…

Она пристально и внимательно посмотрела на Мобрея.

– Надеюсь, вы меня поняли, шевалье?

Реджинальд в затруднении покачал головой. Он был сбит с толку, что случалось с ним не часто. Он уже задавал себе вопрос, известно ли Мари о его отношениях с Луизой? Только кто мог ей об этом рассказать? Возможно и то, что она говорила наугад, чтобы узнать правду. Но, все равно, откуда такое странное поведение?

Он дорого бы заплатил, чтобы узнать во всех деталях суть разговора Мари с Мерри Рулзом. В него даже закралось подозрение, что за это время они обменялись некоторыми своими секретами, и в результате проигравшей стороной оказался он, Мобрей!

Однако он сделал вид, что ничего особенного не произошло, и направился к столику, взял с подноса один стакан и протянул его Мари, затем взял другой и спросил у Луизы:

– Не хотите ли?

Она показала, что не хочет пить, тогда он взял стакан и для себя. Выпив, он поставил его на место, после чего генеральша тоже утолила жажду и сказала:

– Луиза, если вы не устали, то пойдите и займитесь обедом вместе с неграми. Потом попросите Жюли подняться ко мне. А я слишком устала, мне необходимо отдохнуть…

Неторопливо и с достоинством она стала подниматься вверх по лестнице.