Текст книги "Следы на битом стекле (СИ)"
Автор книги: Рина Нарская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц)
– Свиридов, дай поговорить, – шипит Наташа. – Иди куда шёл, я тебя умоляю.
– Так я сюда и шёл, – отвечает он тоном гопника с подворотни. И вдруг совершенно иначе обращается ко мне: – Ты чего застряла? Я уже заждался...
Я не знаю, что это было: неожиданная теплота в его голосе, или, может быть, взгляд… какой-то слишком мягкий, что ли… интимный… или, может, сама близость человека, которого я уже почти демонизировала… Но я точно знаю, что этот миг запомнится мне надолго.
Отхожу от гипноза в момент, когда Клоун перехватывает прицельно летящий в нас мяч и тут же отправляет его по обратному маршруту.
Оказывается, мы уже в зале, и вокруг нас топает целая куча ног...
И тут до меня доходит, что мой звёздный час упущен: Артём остался где-то там наедине со своей Наташей, и теперь она сто пудов прополощет ему мозг. А это значит, что следующий шанс поговорить с ним вряд ли вообще представится.
Во чёрт. Всё из-за него. Я нахожу его глазами – скачущего и уже орущего в азарте игры, явно не страдающего угрызениями совести.
А всё-таки что-то в нём есть. Какая-то привлекательная и одновременно пугающая внутренняя свобода. Раскрепощённость, притягивающая взгляд.
И даже то, как он кривляется, вдруг кажется мне органичным настолько, что, против собственной воли, я засматриваюсь на это снова и снова.
Глава 2
*Он*
Три новости: скучная, так себе и плохая. Начну с плохой. Сева скрыл от меня, что контачит с Новобранкой. Теперь скучная: Новобранка, походу, на него запала. Новость «так себе»: Сева, походу, тоже запал на Новобранку. И я б порадовался за них, если б не Петровна.
В выходные она сплавила моё ухо с телефоном: звонила раз пять в режиме «пылесос», высасывала мне мозг и пыталась дотянуться до совести, но так как та у меня под семью замками, закончила привычными оскорблениями.
О том, что Сева бросил танцы, я тоже узнал от неё.
«Да надоело всё. Я один там, как придурок, среди девчонок. Чибис и Антон давно свалили, теперь в подъездах пиво пьют, а я что, должен один за всех отдуваться? Кому это надо вообще? Мне не надо. Бате с мамкой тоже давно не надо. А Натахе вообще скоро в училище поступать…» – примерно такими словами объяснил своё решение Сева.
И я его понимаю. Кроме шиномонтажки, отец не пытался меня никуда пихнуть. Всё, что я умею в жизни делать, я выбрал когда-то сам, а потому мне совершенно не жаль потраченного времени.
После того, как я спасаю Севину новую любовь от старой, она – я про новую, то есть Новенькую, – сама прилипает ко мне в спортзале.
А у нас игра трое-на-трое: Хоббит, я и Фил против девчонок. Вклинившись четвёртой, она загораживает меня у кольца.
– Что это было?
– Не благодари...
Филатов теряет мяч, и мы на время разбегаемся. Однако, минуты через две я снова обнаруживаю её благоухающий чем-то манящим зелёный хаер чуть ли не у себя в глотке.
– Я же сказал, не стоит благодарности!
– Какой ещё благодарности? Это ты меня должен благодарить!
Фродо лупит по кольцу, и всеобщее «ну, ну… уууу…» снова нас прерывает, а потом я подбираю мяч и добавляю нам очко.
И опять нам с Новенькой приходится расстаться. Вывожу мяч, бодаюсь с дико фолящими ржущими девчонками, парни тоже ржут, затисканный чьими-то руками, из неудобного положения пасую Филу – мяч улетает в аут.
Во время чека смотрю ей в глаза.
– За что? – продолжаю, понимая, что она меня понимает.
– Как за что? Я тебе подыграла, спасла Артёма, друга твоего, так?
– Не так.
– Почему не так?..
– Потому что Натали тебя бы уделала.
– Эээ, вы мячик отдадите? – скулят девчонки.
Меня веселит, но дурацкая, по сути, игра закончится так же дурацки. Мы стоим, забили на всех, и просто перекидываем друг другу мяч.
Причём, каждый раз отбиваем его в пол всё с большим и большим остервенением.
Мне нравится, что мадам не сдаётся и ни на миг не отводит взгляда.
– Откуда ты знаешь, кто кого уделал бы?
– Ух ты, крутышка! Неужели ж ты её? Ты за Севу прям порвёшь, да? Чё, в натуре так понравился?
– Не за Севу! – Её удар настолько сильный, что я едва дотягиваюсь до мяча. – За себя, если будет нужно!
– Нужно. Без вариков. Если ты положила на него глаз, готовь повязку, будешь у нас пиратом.
– Это ты мне угрожаешь?
– Это я знаю Петровну…
Внезапно отрикошетивший мяч угождает ей прямиком в челюсть. Она взвизгивает и падает на корточки, прячет в ладони лицо.
– Язык?
Я подсаживаюсь в облако её аромата.
– Покажи.
– Ты дурак?
– Да покажи ты! – осторожно убираю её руки, а потом и зеленушные пряди с мокрых от слёз глаз. – Ну покажи, не бойся. Просто если ты язык откусила, это ж нужно отметить, значит больше не будешь говорить всякие глупости.
Она бросает на меня хмурый взгляд, называет придурком и, резко спружинив с места, утекает из спортзала.
**
Пока я калечил Новобранку, Петровна калечила Севу. Сначала он получил от неё по лицу, затем они долго выясняли отношения, а потом уединились в раздевалке, о чём мне стало доподлинно известно из уст самого Севы.
Не знаю какого деверя, но меня это злит.
Как и та блаженная улыбочка, с которой он произносит её имя…
Шестой урок. Физика. МариВанна вещает, мы внемлем. В классе слышны монотонное бормотание училки, всеобщее сопение и стук мела по доске.
– Алекс… Слышь, Алекс… – отвлекает меня Сева.
До этого момента, мне казалось, он увлечённо конспектировал, я же, никого не трогая и не мешая даже ему, почти беззвучно обрабатывал последнее видео.
– Аюшки?
– Я знаешь, чё тут подумал…
– Что?
– Давай мож пригласим её куда-нибудь?
– Кого? – делаю вид, что не догоняю.
Сева ожидаемо кивает на Болотную Принцессу.
– Приглашай, – пожимаю плечами.
– Ну блин, ну ты ж понимаешь, я ж не могу…
– Нет слова «не могу», Сев.
– То есть, ты думаешь пригласить? А она согласится?
Его тон звучит до того наивно, что мне приходится действительно прерваться, чтобы взглянуть в кристальные, как у новорождённого пони, глаза. И тут я понимаю, что то, что я изреку сейчас, возможно, станет маяком в бурном шторме его сиюминутных порывов.
– Ладно, Сев. Слушай сюда. Хочешь совет?.. – шепчу я и снова утыкаюсь в видеоредактор. – Попридержи эскадрон своих мыслей шальных… по крайней мере... до тех пор, пока не разберёшься с Натахой, ладно?..
Сева глубоко вздыхает и оставшиеся двадцать минут урока вместо того, чтобы вникать в правило Ленца, пускает флюиды и слюни в сторону Новенькой и что-то задумчиво чиркает на полях тетради.
**
Тот же день, после уроков. Промокшее школьное крыльцо. Ядовитые солнечные блики в лужах.
Я с тоской смотрю на хитросплетение их пальцев в ожидании, пока они, эти пальцы, наконец разомкнутся.
– Ну всё, я пошёл, – бормочет Сева Петровне прямо в распухшие от поцелуев губы.
На что она в триста тридцать третий раз раскидывает свои крылья и со вздохом виснет на его могучей шее. Меня начинает тошнить.
Сдерживаюсь из последних сил и всё-таки пытаюсь ускорить их прощание.
– Лан, Натали, до завтра, мы погнали.
– Да, всё, – поддакивает Сева. – Нам пора.
– Ню ляаадно, – сюсюкает Петровна. – До вечера. Ты зайдёшь за мной вечером? Я буду ждать тебя. Очень-очень…
Отворачиваюсь, пережидаю очередную волну вспарывающих мою психику и будоражащих пищеварительный тракт влажных чмоков и случайно сталкиваюсь взглядом с Новенькой.
И ясно вижу огорчение или разочарование в её глазах.
Не знаю, что за неведомые силы дёргают меня сделать это, но уже в следующую секунду я торчу рядом с ней, прямо напротив, загораживаю влюблённую парочку своим лучезарным аверсом.
– Ну чё, как, прошёл язык?
Замечаю, как она пытается рассмотреть, что происходит за моей спиной, но, насколько возможно, не позволяю ей этого сделать.
– Прошёл, – отвечает она, наконец взглянув на меня хмуро. – А ты что, хотел извиниться?
– Извиниться? – усмехаюсь я. – Разве я виноват, что у вас, мадам, с глазами косяк? Или с руками, я не доктор, диагнозы не ставлю…
Её милое личико снова некрасиво перекашивает, и она решает в который раз оборвать нашу задушевную беседу:
– Всё ясно. Ну и чудесно, тогда пока!
И намеревается снова смыться, но я, сам не осознавая конечной цели завладевшего мной приступа самопожертвования, опять её останавливаю.
– Знаешь, если бы ты была чуток подружелюбнее, я бы познакомил тебя со своей младшей сестрёнкой Лялей.
– Что?! – она внезапно начинает смеяться. – С какой ещё Лялей? Это ещё зачем?
– Не зачем, а почему. Она классная. Тебе бы понравилась. Но вряд ли ты такая понравишься ей.
– Какая такая?! Ты вообще, почему меня оскорбляешь? Сначала бьёт, потом ещё оскорбляет…
– Вообще-то я вас не бил, а спас...
– Вообще-то, я ВАС об этом не просила!.. – Походу, я опять её разозлил. – И почему ты всё время лезешь ко мне? Что тебе вообще от меня нужно?
– Влюбился! – на той же ноте выдаю я.
Кароч, тушите свет…
На крайней моей фразе, которую, если по-честному, только в рамочку да под чёрную ленту, остолбеневшая от такого нежданчика собеседница перестаёт наконец вопить, как потерпевшая, и несколько секунд мы просто тупо таращимся друг на друга.
Но потом, по её переметнувшемуся взгляду и дыханию за спиной я понимаю, что мой перл дошёл не только до её ушей.
Глава 3
*Она*
– Влюбился! – бросает самый бесячий из всех когда-либо известных мне парней, глядя на меня так, что сердце звенит от напряжения.
И я смотрю на него, поражённая не столько резким, хотя вряд ли правдивым, высказываем, сколько взглядом – снова таким же, как у раздевалки, перед физ-рой: серьёзным, тёплым, каким-то обволакивающим и одновременно цепляющим…
Но подоспевший к нам Артём мгновенно выводит Клоуна из несвойственного ему состояния.
– Сева! – резко восклицает Клоун.
Громко и уверенно, по обыкновению задрав голову кверху и тут же забросив на Артёма руку.
– Наконец-то! Я опух тебя ждать! Ну чё, погнали?
– Погоди… Жень, может тебя проводить? – неожиданно предлагает Артём.
– Да чё она, сама не дойдёт? – не даёт мне даже подумать наглый Клоун. – Ты ж дойдёшь сама, не маленькая?
Рррр!!! Как же он меня раздражает! Так и хочется засветить по его Клоунской, вечно кривляющейся, физиономии, чем-нибудь тяжёлым! Желательно старинным утюгом.
– Дойду, – выжимаю я сквозь зубы.
– Она дойдёт! – возвещает Клоун.
И практически выпихивает друга с места.
– Да ну Алекс, погоди ты, – упирается Артём. – Жень, пойдём с нами? Мы тебя до станции проводим. Нам всё равно туда нужно… – он снова смотрит на Клоуна, у которого, как мне кажется, от услышанного буквально отпадает челюсть. – Мы ж хотели шаурмы купить? А там, между прочим, лучшая в городе!
– Вы питаетесь шаурмой? – я улыбаюсь, но больше над реакцией Клоуна, который тут же состряпывает жутко уморительную гримасу.
– Полезно всё, что в рот полезло, ясно? – одёрнув стоящий колом воротничок своей джинсовки, демонстративно задирает подбородок он.
И гордо вышагивает вперёд, похоже, вообразив себя как минимум Наполеоном Бонапартом.
Мы с Артёмом, переглянувшись, давим смешки.
**
– Слушай, а тебя не ругают за форму?..
Ликуя от того, что на сей раз у Клоуна-Бонапарта ничего не вышло, я решаюсь первой заговорить с поверженным.
Мы выходим со школьного двора.
– …Ну, за её отсутствие? Это же нарушение устава, кажется. Завуч тебе ничего не говорит?
– Они устали с ним бороться, – отвечает за друга Артём. – Раньше его чуть ли не каждый день к директору вызывали…
– Не правда, Сев, – оборачивается тот, о ком идёт речь. – Просто МариВанна Намбер Ван меня, на самом деле, обожает. Она мечтала меня выгнать до тех пор, пока я не признался ей в любви. Теперь ей как наяву снится моя умопомрачительная улыбка и природная грация, а как только я приближаюсь, подкашиваются ноги и немеет язык, так что все претензии она теперь может предъявлять мне только в письменном виде…
– Что он несёт? – чуть ли не плачу я, снова переглянувшись с вздыхающим на ходу Артёмом. – Откуда такая мания величия? Ты в прошлой жизни не Наполеоном был случайно? – обращаюсь уже к выбритому виску Алекса.
– Гитлером! – восклицает Артём, и они, видимо о чём-то своём, вместе смеются, а потом Гитлер-Клоун-Бонапарт в одном флаконе опять прибавляет шаг.
Он идёт так быстро, что мы с Артёмом едва за ним поспеваем.
– А ты всем в любви признаёшься? – снова поддеваю я.
Не знаю почему, но сейчас у меня такое настроение, что очень тянет вывести этого дико самовлюблённого чувака на эмоции.
– Только тем, кого действительно люблю, – невозмутимо бросает он, даже не обернувшись.
И я, вспомнив, как ещё десять минут назад он смотрел на меня, неожиданно для самой себя, смущённо замолкаю.
«А меня ты тоже любишь?» – вот что вертится у меня на языке, но воспроизвести это вслух я почему-то не решаюсь.
По-прежнему хочется подковырнуть его, но теперь я не знаю как. К счастью, Артём заводит новую тему.
– Ты когда-нибудь на море была? – ни с того ни с сего интересуется он.
В это время мы выходим с узкого, в выбоинах, тротуара вдоль второстепенного проезда на большой и удобный, отделённый от главной артерии города ограждением и полоской газона. Идти становится немного спокойней, а разговаривать сложнее – шумно.
– Была. В детстве. В Феодосии. А вы?
– Неа, ни разу не были. Ни я, ни Алекс. Вот хотим летом поехать. А Феодосия это Крым? Там прикольно?
– Феодосия – это Крым, – улыбаюсь я. – Я б тоже туда поехала. Скоро, тем более, мост построят.
– Точно, мост! Алекс, мы возьмём Женьку с нами? – неожиданно перекрикивает шум дороги Артём. И, не дождавшись ответа, воодушевлённо продолжает: – Мы с Алексом на машине собираемся. Хочешь, покажу?
– Что покажешь? – не понимаю я.
– Карину он тебе покажет! – внезапно разворачивается Клоун, продолжая двигаться спиной вперёд. И ещё внезапнее хватает меня под локоть и резко стаскивает куда-то в сторону…
Вернее, они оба, как сговорившись, берут меня под белы рученьки и практически несут куда-то вниз, отчего мою дрожащую душонку пронзает такой дикий страх, что я даже взвизгиваю.
– Стойте! Погодите! Да куда мы?!.
Глава 4
*Она*
Возможность перевести дух появляется лишь тогда, когда мы оказываемся в каком-то ГСК перед большими, некогда, видимо, красными железными воротами. Ребята меня отпускают, а Артём, покопошившись в своём рюкзаке, вытягивает оттуда огромный ключ и отпирает массивный навесной замок калитки.
– Добро пожаловать, мадам! – ёрничает Клоун.
Сам он по-хозяйски проходит внутрь, скидывает с плеча сумку, зажигает свет, от которого режет глаза, и плюхается на обшарпанное кресло в передней части довольно просторного помещения.
Помимо кресла, и, как потом оказалось, ещё и второго, здесь умещаются: самодельные полки, стопка каких-то колёс, чей-то велосипед, узкая металлическая столешница вдоль увешанной инструментами стены, разные коробки и бывшие кофейные баночки, но самое главное, как я уже сообразила, машина.
Это, насколько я разбираюсь, Лада «девятка» тёмно-серого цвета с серебристо-чёрно-белым рисунком акульей пасти во весь капот.
– Если ты сейчас не достаточно бурно восхитишься, не видать тебе Севиного сердечка, как своих ушей, – во всеуслышание "уведомляет" меня Клоун.
Я позорно заливаюсь краской, но Артём, кажется, смущается ещё сильней.
Он подводит меня к машине.
– Её зовут Карина… А это Женька. Кстати, а это Алекс! – кивнув на Клоуна, зачем-то представляет он нас друг другу. – Вы же, кажется, так и не познакомились по-нормальному?
– А это необязательно! – вскочив с места, Клоун подходит к нам. – Я уже придумал для неё сотню имён.
– Каких же, интересно? – оставляю в покое волосы и задираю повыше подбородок, чтобы с достоинством ответить на пристальный насмешливый взгляд карих глаз.
Вот пусть только попробует сейчас ляпнуть гадость…
– А этого я вам просто так не скажу, – расплывается он в бесячей самодовольной улыбочке.
Она красивая, эта улыбка, просто сумасшедше красивая, правда, но от этого выводит меня лишь больше.
– Что же вашему императорскому величеству будет угодно? – подыгрываю я.
А сама спохватываюсь, что Артём нас покинул. Он стоял рядом с нами и, конечно же, видел, как я смотрела на него. На Клоуна. Наполеона. Гитлера. Или самого Чёрта, заставляющего меня проваливаться в другое измерение, когда он настолько близко, что я буквально ощущаю его дурную энергетику…
Во Чёрт. Точно Чёрт.
Я прекращаю наш детсадовский разговор и снова поворачиваюсь к Артёму.
К милому, очаровательному, симпатичному Артёму – ангелу на фоне друга.
– Это твоя машина? Суперская акула, как живая, – и цепляюсь взглядом за издевательский жест: Клоун показывает мне «класс» обеими руками.
Только Артём этого не видит. Он придвинул ещё одно кресло к стопке шин и, присев на них, предлагает мне к нему присоединиться.
Придерживая юбку, я плюхаюсь туда, ожидая, что Клоун снова съязвит что-нибудь. Но этого не происходит. Он вообще почему-то не спешит оказаться на "нашей" с Артёмом территории, как будто специально оставляя нас наедине.
Осознав это, я ощущаю дикую скованность. И, подняв на Артёма взгляд, по привычке тереблю прядь волос в судорожной попытке срочно что-то придумать.
Нет, с ним не тяжело общаться, но я не всегда знаю, как победить неловкость, что неизменно возникает между нами. Именно неловкость, не напряжение. Это другое.
Мне приходит в голову мысль, что Артём такой человек, с которым приятно просто молчать. Сидеть в обнимку, не выдумывать темы для разговоров. Он, как потрёпанный плюшевый мишка, такой родной и тёплый. Уютный, «тискательный», расслабляющий. В отличие от друга…
Во чёрт. Я снова думаю о Клоуне. Почему он там вообще затаился? И что значит его «не видать тебе Севиного сердечка»? Я что, нравлюсь Артёму?
Да конечно нравлюсь, я вижу это сама. Он не сводит с меня своих лучезарных глаз и всё время улыбается, пусть не так потрясающе, как его друг-зазнайка Клоун… Гитлер… кто он там ещё… зато безумно мило, так и хочется погладить его по мягкой на вид, слегка взъерошенной русой шевелюре.
– Ну, так что, ты поедешь с нами? – прервав нашу гляделку, заговаривает он.
– Поеду! – отвечаю я практически серьёзно.
Глава 5
*Он*
Два года назад я на спор бросил курить. Спорили с Севой, кто дольше продержится. Как обычно, ноль-ноль в мою пользу, потому как я до сих пор не курю. Хотя иногда очень хочется.
Особенно в такие моменты, как сейчас.
Решаю оставить сладкую парочку поворковать без свидетелей, затыкаю уши выбивающими любую дурь из башки текстами Мирона и забираюсь на облагороженный кожзамом диванчик Карины в надежде хоть на секундочку выключиться.
Но сделать этого не удаётся – перед глазами то и дело вспыхивают картинки-вариации на тему того, чем могут заниматься эти двое в моё отсутствие.
Какого деверя я вообще о них думаю? Она запала на Севу, Сева втрескался в неё, так каким местом туда я? Нафига мне эта мелодрама? Нужно срочно переключиться.
Не проходит и пяти минут, как я вываливаюсь с противоположной двери и обламываю их милое щебетание:
– Так что, погнали за шаурмой?!
**
До сумерек мы гоняем на Карине по городу, подрезаем знакомые тачки. Протягиваем руки через окна, здороваемся с пацанами. Ловим ветер, пробуем на вкус очередной дождь, давимся фастфудом и заставляем давиться им Женьку. Ржём, пишем видео, которое я не собираюсь никуда выкладывать, переписываем видео и опять ржём.
Всё чётко ровно до того момента, пока на очередном вираже Сева внепланово не вспоминает о педали тормоза и не вдавливает её в самый палас, отчего я чуток не впечатываюсь в панельку.
Смотрю на него в недоумении, а он выходит из тачки. И, протерев запотевшее наглухо стекло, я вижу промокшую фигурку Петровны.
По-прежнему льёт дождь, пеленой загораживающий нам картину, однако прозвеневшую во всех измерениях пощёчину я различаю даже сквозь него.
– Это его девушка? – спрашивает Болотная Принцесса с заднего сидения.
– Да, Натали. Если хочешь жить, прикинься, что мы вместе.
– Опять?
Из-за шума дождя и дребезжания тачки я не могу определить, насколько сильно её возмущение.
– Есть предложения получше? – закидываю руку за подголовник, разворачиваюсь к ней.
Она тоже промокшая, хоть с нами и не выходила из машины – ливень достал её через приоткрытое окно. Волосы спутанные. Выглядит, как будто ей холодно.
– Замёрзла?
Я прибавляю печь на всю.
– Немножко.
– Я бы подогнал свою джинсовку, но, боюсь, она тебе не особо поможет, её теперь только в центрифуге отжимать.
– Тогда, может, ты сам сюда сядешь?
От неожиданного предложения я на время ломаюсь и таращусь на неё, пытаясь прочитать что-то между повисших в жжёном воздухе строчек.
– Ну, если я типа твоя девушка, если я тебя правильно поняла, может, будет правдоподобнее, что мы будем сидеть вместе? – поясняет мне, тупому барану, одноклассница.
И я просыпаюсь. Мелодрама никому не нужна. Без лишних слов по-шустрику пересаживаюсь назад.
– Так лучше? Будешь снова мне должна.
Подавляю улыбку, выглядываю в окно, за которым всё ещё наблюдаю две отдельные фигуры, «возвращаюсь» в салон, где в свете тусклой лампочки в миллиметрах от меня сидит одна из самых красивых, признаюсь, виденных мной девушек.
– Почему ты так на меня смотришь? – спрашивает она.
И права же, мать её! Вот нафига я пялюсь?..
– Влюбился, – повторяюсь я. – Ээ, ну где они там? Сева!.. – Пробкой выскакиваю из Карины, получаю порцию ливня в лицо. – Петровна! Завязывайте там! Потом друг друга изнасилуете, не при свидетелях, если можно. Мы вас ждём!
– Мы?! – Петровна газует в мою сторону. – Так всё-таки вы там с бабами! Мало того, что я прождала тебя сегодня два часа… – попутно выносит она кукушку едва поспевающему за ней Севе. – Так вы ещё и с бабами катаетесь!.. Где они?! Свиридов, блин!
– Да хорош тебе, Натах, – смеюсь я, не позволяя ей сунуться через пассажирскую дверь. – Ты сейчас реально на МариВанну Первую похожа. Орёшь, как КМС по ПМС, успокойся. Нет тут никаких баб, только Женька. Она со мной, если что.
– Опять врёшь?! А мне тут знаешь, что сказали? Видели тут Севастьянова с так называемой «твоей» Женькой, обжимались, как родные, говорят, чуть ли не ахались!
Бросаю короткий взгляд на скривившегося то ли от погоды, то ли от услышанного, Севу, и снова перевожу его на Петровну.
– Может, уже сядем в машину и там разберёмся?!
Мой псих действует – все втроём мы просаживаем Карину, попрыгав каждый по своим местам: Сева за руль, я назад, Натаха на переднее, чтобы и дальше обгладывать Севин скворечник.
Только первым делом она принимается за нас. Разворачивается, окатывает взглядом Новобранку, затем меня, а затем, тоном из серии «вам слабо?» предлагает нам прямо здесь при них пососаться.
– Ага, бегу и падаю, – бормочу я.
– А что такого-то, Алекс?! Не помню, чтобы для тебя это когда-то было проблемой! Если она твоя, как ты выразился, докажите это! И я не буду переживать за него! Пососитесь, чего здесь такого-то? Что вам стоит?!
– Да ну хорош, Нат, – Сева вяло пытается угомонить «вздурившуюся бабу».
Я замечаю, что Зеленовласка мимикрировала аж под цвет своих волос, и дико злюсь на друга, от которого порой не дождёшься решительных действий.
– Так значит, вы не пара?! Значит, это всё правда, что про вас... – обращается Натали уже к нему, – с этой говорят! Значит, с ней ты мне изменяешь?..
– Да не изменяю я тебе, с чего ты взяла?!.
– А то я совсем дура! Вся школа уже трубит, что видели вас вместе, а вы мне тут будете зачёсывать!..
– Можно я пойду, ребят…
В какой-то момент натянутая внутри меня струна с треском лопается – я сгребаю Новобранку под локоть и дёргаю на себя.
Получается грубо, но наши губы, столкнувшись, соединяются в поцелуе, и, постепенно успокоившись, я ослабляю хватку.
Всё стихает. Натали с Севой, разглядев наконец, что мы, как она и просила, сосёмся, затыкаются и, походу, очумело глазеют на нас.
Сопротивление Новенькой постепенно слабеет. Я чувствую, как она входит во вкус, и, кажется, ей тоже это нравится...
Мы целуемся так долго, что замечаем, что ехали лишь тогда, когда Карина снова встаёт на дыбы, едва ли не вытряхнув из нас все кости.
Глава 6
*Она*
Если бы утром мне рассказали, как окончится мой день, я бы ни за что не поверила.
И даже сейчас, уже дома, лёжа в постели, я никак не могу до конца принять ситуацию.
Сегодня я целовалась с парнем. И на сей раз это был не Валентин. И даже не Артём, развитие отношений с которым я хоть как-то себе представляла… Это был чувак, от манер которого меня буквально выворачивало наизнанку, и кого, как только он раскроет свой рот, всегда жутко хотелось прибить.
«Клоун» с неиссякаемым запасом дурацких шуточек на все случаи жизни. «Гитлер» и самопровозглашённый «Наполеон» в одном лице…
В общем, это стрём. Но самое стрёмное, что мне всё понравилось. Да, мне действительно было приятно, как он смотрел на меня… эти смешливые отблески в его тёмных глазах; сменяющие друг друга дурашливость, наглость и нежность; лёгкое поглаживание моего затылка и даже временами захлёстывающее нас обоих вожделение. И сами поцелуи, конечно же, подарившие мне всю палитру эмоций и прошедшие все стадии от физической боли до почти полного исступления. Когда растворяешься друг в друге, полностью отдаёшься мгновению и умоляешь всевышнего остановить время…
Я уверена, если бы нас не прервали, я бы могла целоваться с ним всю жизнь.
Погодите-ка, а кто это сделал?..
Кажется, первой запротестовавшей всё-таки была Наташа, которая, похоже, удовлетворилась зрелищем и решила почему-то, что с нас достаточно.
Или Артём, у которого, тоже не ясно по каким причинам, впервые за вечер заглохла машина.
Но окончательно и бесповоротно всё испортил сам Алекс…
Как оказалось, это его реальное имя, и теперь оно много значит для меня…
Когда облако тепла и ласки, исходящее от него, вдруг как по щелчку схлопнулось, и из самого лучшего парня во вселенной он опять превратился в хамоватого полугопника-Клоуна.
**
Я пытаюсь состряпать беззаботный вид. Ну, или наоборот, озабоченный уроками. Болтаю ни о чём с единственной приятельницей из класса Катей Алёхиной, механически списываю у неё домашку и втайне жду, когда они уже наконец появятся.
Они – Артём и Алекс, два брата не по крови, прокравшиеся так глубоко мне в сердце, что я не могу больше думать ни о ком другом.
И даже на Валентина мне теперь стало настолько параллельно, что, завидев его в холле перед уроками, я решила, что не буду у него ничего спрашивать.
Пусть его странные поступки так и останутся на его, наверняка без того запятнанной, совести.
Отныне он не кажется мне идеальным. В нём, на самом деле, гора недостатков: он слишком смазлив для парня, чересчур «гламурен», педантичен и правилен. Он всегда напряжён и хмур, а если и улыбается, то как-то совершенно не искренне, не заразительно и даже немного зловеще. Ну, и главное – он не умеет целоваться. Или просто мне не подошёл, потому что, целуясь с ним, я не испытала абсолютно никаких положительных эмоций. Это было как-то холодно и сухо, так, как будто его самого заставили...
Словом, Валентин – больше не моя любовь. И, слава богу, я со спокойной душой могу «отдать» его Милке.
Во чёрт, я ужасная подруга. И вообще, сама по себе, ужасная. Слишком влюбчивая, падкая на парней. И, может быть, даже обо всём потом пожалею. Но сейчас мне безумно хочется быть счастливой, влюблённой и... кому-то по-настоящему нужной... Осталось только определиться, кому именно…
Наконец они приходят, и я спешу воспользоваться оставшимися минутами до начала урока. Набираюсь смелости и сама подгребаю к их парте. Это жутко волнительно, но я изо всех сил стараюсь выглядеть как можно более уверенной и хладнокровной, хотя ребята так увлечены разговором, что пока меня не замечают.
– Я пригласил его на чай, – ровно, но практически без пауз, чеканит Алекс. – Сказал сегодня вечером жду он сразу начал чё-кать почему типа я должен куда-то ходить типа сам ко мне давай причём резче а после предложения встретиться на нейтральной территории вообще взял и слился кароч походу остался я сегодня без чая…
– Давай тогда по коле? – усмехается, как ни странно понявший друга, Артём. И, случайно взглянув в мою сторону, наконец-то обращает на меня внимание, тут же отозвавшись привычной милой улыбкой.
Алекс же, напротив, меняется в лице.
– Привет, – дружелюбно здороваюсь я с обоими.
Но, едва успеваю произнести это, как меня тут же хлёстко отваживают.
– Пардон, мадам, звонок прозвенел!
И, встретившись глазами с тем, кто посмел это сделать, я тут же считываю его невербальный мессендж. Он звучит примерно так: «Катись отсюда резче».
Но почему?.. За что?!
Мне становится жутко обидно, как будто меня ударили.
И это сделал он. Алекс. Тот, о ком я думала сегодня полночи. Тот, кто так невозможно вкусно вчера целовался, и чей ласковый взгляд так запал мне в душу...
Сдерживая жгучие, накатившие от обиды, слёзы, я спешу вернуться на своё место, проклиная себя за наивность...
Вот дура! Зачем я вообще к ним подошла? Это так унизительно и глупо. Нужно было ждать, пока они проявят инициативу сами. Хотя, судя по всему, никто вообще ничего не собирался проявлять. У Артёма есть девушка. А Алекс… Он просто наглый, самовлюблённый Клоун! Его наверняка позабавило всё вчерашнее, и я значу для него не больше, чем любая другая. Как все училки у него Марьи-Ванны, так и я – всего лишь одна «из». Наверняка, он даже имя моё не запомнил. Проклятый Наполеон! Да пошёл он вообще!.. Пусть только попробует заговорить со мной когда-нибудь…
**
Я прихожу домой с желанием зарыться в постель и больше никогда оттуда не высовываться.
Всё рухнуло. Мои беспочвенные надежды на что-то хорошее в этой жизни рухнули. Мои наивные розовые мечты о чём-то светлом лопнули, как мыльные пузыри. Меня ничего не ждёт. Никто меня не ждёт. И никому я не нужна. И никогда уже нужна не буду.
И зачем я вообще тогда живу?..
А правда. Хороший вопрос. Для чего жить, если всем, включая твоих ближайших родственников, на тебя, по большому счёту, параллельно?
Зачем коптить небеса?
Все мы параллельны друг другу, все живём в собственных, иногда соприкасающихся и даже пересекающихся друг с другом, но всё же разобщённых дурацкими рамками мирках.
Все волнуемся исключительно о том, что нам дорого…
Все мы сами по себе и никому, кроме себя самих, по большому счёту, не нужны.
Тогда в принципе – для чего это всё? Для чего мы созданы?
Чтобы однажды по инерции сойтись с таким вот параллельным человеком, родить ему, возможно, ребёнка… А дальше что? Ну проживёшь ты какое-то время ради этого ребёнка, обманываясь ложным чувством собственной нужности, пока ребёнок будет просто физически от тебя зависим… А дальше?.. Как и зачем жить дальше?.. Для чего?..
Только ночью, в подушку уткнувшись
Ты один, не любим и не нужен…
Я вспоминаю о Васдушке и ощущаю непреодолимое желание пообщаться с единственным человечком, который способен меня понять…
