Текст книги "Бог Войны (ЛП)"

Автор книги: Рина Кент

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 30 страниц)

Глава 40

Илай

Я неделю не выходил из своей спальни.

Нашей спальни.

Экстравагантное пространство теперь пахнет ею и стало олицетворением ее розовой одержимости.

Дни сменяются ночами, а я барахтаюсь в небытие и принимаю ванны в одиночестве только для того, чтобы насытить свои ноздри запахом ее геля для душа.

В какой-то момент я теряю всякое логическое мышление и начинаю обдумывать способы отмотать время назад, чтобы она вернулась туда, где ей самое место. Рядом со мной. Но потом я вспоминаю последний день, когда она была у меня на руках – разбитая, красивая и без сознания.

Я промыл и перевязал ее раны, прежде чем позвонил ее родителям, чтобы они приехали и забрали ее.

Потому что я с надвигающимся ужасом осознал, что представляю опасность для ее жизни. Если она снова увидит меня, то выполнит свои угрозы, а я этого не переживу.

Даже если она блефовала, что крайне маловероятно, я не могу позволить себе пойти на такой риск.

Не сейчас, когда она чрезвычайно нестабильна.

Коул чуть не избил меня бейсбольной битой, а Ари плакала навзрыд, говоря мне:

– Тебе следовало послушать доктора. Посмотри, что ты наделал, – она обняла свою сестру, похожую на мумию.

Сильвер похлопала меня по руке, но ничего не сказала. Ей и не нужно было, ведь я прекрасно знал, какие решения мне предстоит принять.

Я понял это, когда моя жена потеряла сознание у меня на руках после того, как объявила, что смерть – лучший вариант, чем я.

Поэтому я пообещал Коулу прислать ему подписанные документы о разводе и передаче опекунства первым делом с утра.

Сэм упаковала чемоданы моей жены, а Хендерсон помог погрузить их в фургон, пока я стоял у окна своего кабинета, наблюдая, как мою бессознательную жену – которая вскоре станет бывшей женой – нес на руках ее отец, прежде чем увезти от меня навсегда.

На следующий день она подписала документы о разводе и передаче прав опекунства ее отцу. Теперь они просто ждут передачи прав, прежде чем их адвокат оформит развод.

Я сказал своим адвокатам соглашаться на любые их условия. Отдать им все, что они захотят. Хотя сомневаюсь, что теперь ей от меня что-то нужно.

Она отправила обратно все платья, украшения, сумки и даже виолончели, которые я покупал для нее на протяжении этих лет.

Они сложены в коробки в ее старой комнате, потому что я не позволил даже Сэм войти внутрь и убрать их обратно в гардеробную Авы.

Хендерсон просил меня оспорить развод через моего адвоката, но это бессмысленно. Она может забрать все.

Кроме этого дома.

Я ложусь на ее половину кровати и смотрю на дурацкие неоново-розовые звезды, свисающие с потолка, пока достаю телефон и набираю номер, по которому звоню каждый день с тех пор, как она ушла.

– Оставь меня в покое, Илай, – рявкает Ари, как только берет трубку.

– Как она? – спрашиваю я в тишине.

– Прекрасно.

– Подробнее.

– Ей стало заметно лучше с тех пор, как она покинула твою токсичную орбиту, но особенно после того, как несколько дней назад к нам приехала Сеси.

– И?

– Это все, – говорит она раздраженно, затем я слышу шорох закрываемой двери, и она понижает голос. – Послушай, просто оставь ее в покое. Я серьезно. Думаю, это ты провоцируешь ее приступы. Она была в ужасном состоянии, когда подписывала документы о разводе, и иногда начинает рыдать без причины, а я уверена, что это происходит всякий раз, когда она думает о тебе.

Мне должно быть приятно, что она тоже страдает, но никакой радости это не вызывает. Сквозь трещины в моих стенах просачивается чувство горечи и всеохватывающей потери.

– Я оставил ее в покое. Иначе я был бы уже там, а не разговаривал с тобой по телефону. Что ваш отец планирует делать с ее планом лечения?

– Это больше не твое дело.

– Ариэлла, не морочь мне голову. Я уважил ее желания и отдалился от нее, но это не значит, что я полностью уйду из ее жизни. Или ты скажешь мне, или я похищу этого гребаного психотерапевта и заставлю ее говорить.

– Прекрасно, господи, – она делает паузу. – Ава хочет, чтобы ее положили в психиатрическую больницу.

Я сажусь, моя челюсть сжимается так сильно, что становится больно.

– То есть твои родители убедили ее в этом?

– Вовсе нет.

– Хочешь сказать, что она добровольно поедет в место, где чуть не покончила с собой, потому что ее не хотели выписывать?

– Да. Она сказала, что устала убегать. Она также подумывает о том, чтобы воспользоваться новым методом шоковой терапии, который предложила доктор Блейн, но папа против. Он считает, что шансы на успех слишком малы, а сам процесс чересчур болезненный, и поэтому нам не стоит рисковать, но ты же знаешь, какой бывает Ава, когда она на что-то решается.

Очевидно. Учитывая, что она получила именно то, что хотела, угрожая мне единственным, чем я никогда не пожертвую.

Ее жизнью.

– В любом случае, мне пора идти. Держись подальше, Илай. Я серьезно, – Ариэлла вешает трубку. Я ложусь обратно на кровать и выключаю телефон, чтобы меня не тревожили.

Папа, вероятно, уже отстранил меня от проекта и понизил в должности, чтобы заставить меня вернуться в мир живых. Но мне все равно.

На мгновение жизнь была яркой, полной радужных красок и шумного хаоса, но теперь она снова стала мрачной, серой и призрачно тихой.

И я не могу найти в себе силы, чтобы противостоять всему этому.

Я никогда не хотел чего-то и не получал этого.

Ни разу.

А теперь, когда я потерял единственного человека, который придавал моей жизни равновесие, мой мир сбился с оси и скрипит под тяжестью гнетущего одиночества.

Не думаю, что теперь смогу жить без жены.

Она сдерживала часть моей тьмы, давая мне цель – ее. Теперь, когда ее нет, я не доверяю себе, что не устрою шоу эпических масштабов.

В дверь стучат.

– Уходи или ты уволена, Сэм, – я фокусируюсь на потолке. – Ты тоже, Хендерсон.

– Это я, милый, – доносится мягкий мамин голос. – Пожалуйста, открой дверь.

– Я хочу побыть один, – ворчу я.

Последнее, чего я хочу, – это обидеть маму, но я не в настроении сейчас с кем-либо разговаривать.

– Как ты смеешь прогонять свою мать, ты, наглый сопляк? – раздается голос отца с другой стороны. – Отойди, милая.

Бах!

Дверь открывается, буквально слетая с петель. Папа раздвигает плотные шторы, и я жмурюсь от яркого света, который почти ослепляет меня.

Я слишком долго просидел здесь взаперти.

Сев, я вздыхаю.

– Я ценю, что вы пришли, но все равно хочу побыть один.

– Ты похож на пещерного человека с таким небритым лицом, – папа останавливается передо мной. – И от тебя воняет.

– Спасибо за безоговорочную поддержку, пап. Я действительно ценю это, – я испускаю долгий вздох и продолжаю бесстрастным голосом: – Я просто переживаю раздражающе спокойный развод. Здесь не на что смотреть.

– О, милый, – мама садится рядом и гладит мою спину успокаивающими круговыми движениями. – Ты всегда держал свои эмоции и мысли при себе, но это нормально – иногда отпускать их.

– Я в порядке.

– Ты совсем не в порядке, – папа садится с другой стороны от меня. – Не нужно притворяться, что у тебя все хорошо после того, как Коул исполнил свое желание.

– Это и ее желание тоже, – слова даются с огромным трудом. – Она хотела развода настолько сильно, что рисковала ради него своей жизнью.

Мама продолжает нежно гладить меня по спине.

– Мне так жаль. Никто не заслуживает проходить через это.

– Я заслуживаю. Я соврал ей, прекрасно понимая, что последствия будут не из приятных, когда она узнает. И был прав.

– Ты сделал то, что считал лучшим для вас обоих, – папа сжимает мое колено. – В этом нет абсолютно ничего плохого, и ты не должен винить себя за то, что решил спасти свой брак. Вини Коула. Этого ублюдка следует винить в половине мировых проблем. Другая половина на Ронане.

Я невольно улыбаюсь.

Из всего, чему научил меня папа, непримиримость всегда была на первом месте.

Я также знаю, как он защищает свою семью, вот почему я скрыл от родителей тот факт, что Ава ударила меня ножом. Я не хотел портить отношения между мамой и Авой или, что еще хуже, чтобы отец занес ее в свой список дерьма за то, что она посмела причинить вред его сыну.

Мама бы поняла, что Ава не в своем уме, а он, возможно, нет.

Впрочем, сейчас это уже не имеет значения.

– Ее отец поместит ее в психиатрическую клинику, где она, возможно, проведет остаток своей жизни, – тихо говорю я. – Происходит единственное, против чего я боролся, и у меня нет сил остановить это, но даже если бы у меня был какой-то план, я сделаю ей только хуже.

– Знаешь, может, это и не к худшему, – начинает мама. – Помнишь, я часто просила тебя следовать советам психотерапевтов? Ну, потому что я испытала, каково это – жить с кем-то вроде Авы.

Моя голова наклоняется в ее сторону.

– Ты… правда?

– Да. Когда я была намного моложе.

– Милая… – папа говорит мягким голосом.

– Все в порядке, – она улыбается, но в ее голосе слышится грусть. – Я думаю, он уже достаточно взрослый, чтобы знать. Видишь ли, моя мать тоже была психически неуравновешенной, и в отличие от Авы, у которой случались редкие приступы, приступы моей матери были гораздо более частыми и жестокими. Отцу посоветовали положить ее в больницу, но он пожалел ее и почти сразу же забрал оттуда. Это была огромная ошибка. Она не только причинила боль мне, твоему отцу, нескольким другим детям и твоему дедушке, но и себе. Я очень любила ее, но в какой-то момент эту любовь затмил страх. Если бы я могла вернуться в прошлое, я бы умоляла отца запереть ее. Ради всеобщего блага. Я не говорю, что Ава такая же – нет, боже, эта девочка достаточно хорошо отдает себе отчет в своих действиях, и это радует. Она позвонила и сказала, что хочет сделать это ради себя и всех вокруг. Ты знаешь, какая она гордая, как ненавидит, когда с ней нянчатся. До того, как все это случилось, она пела тебе дифирамбы, потому что ты относился к ней как к нормальной. Я знаю, что ты можешь быть таким же жестким, как твой отец, но в этот раз, возможно, тебе нужно немного сбавить обороты, чтобы не сломаться.

– Я не жесткий, – говорит папа, будто его это задело.

– Ты привил ему дурные привычки, – парирует она.

– Я научил его всем своим лучшим качествам.

– Включая высокомерие и чопорность. Аплодирую тебе стоя.

– Ты что, хочешь поругаться, любимая?

Она озорно улыбается.

– Думаешь, сможешь победить меня, Эйден?

Пока я слушаю препирательства родителей, мамины слова снова и снова звучат у меня в голове.

Я вспоминаю, почему я сделал этот выбор, который ненавижу больше, чем если бы я был привязан к мосту, а все машины в Англии проехались бы по мне.

Ради нее.

Ради ее рассудка.

Ее благополучия.

Ее будущего.

Я пожертвовал своим душевным спокойствием ради ее спокойствия, и сейчас понимаю, что сделал бы это снова, если бы у меня когда-нибудь была возможность все изменить.

Потому что она дорога мне больше, чем я мог себе представить. Я бы не сделал этого ради нее, если бы она уже не пробила себе дыру в черноте моего сердца.

– Папа? – я прерываю их, прежде чем они окажутся в гостевой комнате, срывая друг с друга одежду.

– Да?

– Она хочет, чтобы я полностью исчез из ее жизни. Я не могу и не соглашусь на это, но я также не хочу быть причиной ухудшения ее состояния, так что же мне делать?

– Легко. Просто подожди.

– Как долго?

– Столько, сколько потребуется. Ты заляжешь на дно и будешь присматривать за ней, пока не убедишься, что она готова.

– А если она никогда не будет готова?

– Будет. Ава сильная и придет в норму. Кроме того, – мама похлопывает меня по плечу. – Она стоит того, чтобы подождать.

Стоит.

Ведь она годами ждала, пока я приду в себя. Я могу сделать то же самое.

Столько, сколько потребуется.

Глава 41

Ава

– Хочешь мороженого? Или сахарной ваты? Обнимашек? – спрашивает Сеси, сидя рядом со мной, ее глаза излучают нефритовый цвет доброты.

– Обними меня, пожалуйста, – я прислоняюсь головой к ее плечу и обхватываю руками ее талию, когда она прижимает меня к себе.

В последнее время я часто требую объятий от всех, кто меня окружает. Наверное, потому, что после того, как через несколько дней меня положат в больницу, я буду получать их не так часто, как хотелось бы.

Сказать, что меня это полностью устраивает, было бы огромной ложью, но я наконец-то готова пройти через этот опыт самостоятельно, даже если какая-то часть меня всегда будет бояться навешивать на себя ярлык «психически неуравновешенная».

– Хочешь посмотреть еще один фильм? – спрашивает Сеси, когда на экране появляются титры «Дрянных девчонок».

– Конечно.

– Вторую часть «Дневника Бриджит Джонс»?

– Да!

– Ты такая предсказуемая, – она улыбается мне, просматривая Netflix, а затем выбирает фильм.

– Я просто строго отношусь к тому, что касается моего комфорта, – я трусь лицом о ее плечо, борясь со слезами, которые мучают меня в последнее время. – Спасибо, что так быстро приехала. Без тебя я бы не справилась.

– Всегда. Вместе или никак, помнишь?

– Черт возьми, да. Даже если Джереми возненавидит меня за то, что я тебя у него конфисковала.

Она смеется.

– Он переживет.

– Но как нормальный человек или как тот, кто будет творить всякое дерьмо и портить людям жизнь?

– Он обещал вести себя хорошо.

– О-о-о. Ты его приручила.

– Скорее, он так поддерживает меня, понимаешь? Чтобы отношения были успешными, нужно идти на компромиссы с обеих сторон.

– Это работает только в том случае, если обе стороны находятся в здравом уме. Уверена, что для безумных партнеров есть исключение, – я смотрю на вступительную сцену фильма, но не могу сконцентрироваться на ней.

– Ава, ты не сумасшедшая, – говорит мне Сеси мягким, но твердым голосом.

– Только иногда бываю сумасшедшей?

– Ава…

– Все в порядке. Первый шаг к преодолению препятствия – признать, что оно существует.

Последние десять дней я думала обо всех своих только что вернувшихся воспоминаниях. О хаосе и парализующем страхе, которые я испытывала во время брака. Я искренне верила Илаю, когда он говорил, что убьет меня, если я не буду слушаться и следовать его плану.

Первые два года брака я боялась, что он выполнит свое обещание, и он не улучшал ситуацию, заставляя меня проходить реабилитацию, меняя терапевтов и методы лечения, помещая меня в палату и вычеркивая из моих тусовочных кругов общения.

День, когда я взяла в руки нож и потребовала, чтобы он меня отпустил, стал для меня переломным из-за приступа. Но вот чего он не знает: причина того срыва была не только в том, что мое недовольство достигло пика. На самом деле толчком послужило то, что я увидела видео с ним на вечеринке, которую не смогла посетить – и он даже не пригласил меня, – потому что была не в себе.

На той вечеринке Джемма касалась его руки и открыто флиртовала с ним.

Хотя он не выглядел особенно заинтересованным, он также не попытался оттолкнуть ее.

Я была в ярости от того, что он запер меня здесь, пока развлекался с другими женщинами. У меня была паранойя, что скоро он приведет домой любовницу и будет тыкать ею мне в лицо.

И хотя мне было страшно, я должна была уничтожить его, пока он не сделал то же самое со мной. А главное, мне надоело трястись перед ним. Как птица, запертая в клетке, я хотела разогнуть прутья и вылететь, даже если при этом мне сломают крылья и придется залить кровью весь пол.

Но я никогда не хотела ранить его ножом. Правда, не хотела. В тот же момент, как я это сделала, я выронила нож из рук и не могла перестать смотреть на кровь, хлынувшую из раны.

Но тогда я поняла, что никогда по-настоящему не ненавидела его. Мысль о том, что он умрет из-за меня, ранила сильнее, чем все, что он когда-либо мне сделал.

Я не осознавала, что шагаю назад, пока он не выкрикнул мое имя и я не упала с лестницы.

Амнезия была одновременно и благословением, и проклятием.

Благословением, потому что я больше не боялась Илая и вернулась к своей прежней личности, а мои старые чувства к нему вновь вспыхнули. За те два года, что мы были женаты, я не осмеливалась признаться в этих чувствах, потому что страх случайно спровоцировать его и быть убитой был гораздо сильнее.

Проклятие, потому что теперь, когда я все вспомнила, боль удвоилась и даже утроилась, пока моя грудь не смогла больше выдерживать осколки разбитого сердца.

Да, я ушла от Илая, но мои чувства к нему не утихают, словно горькая известь, застрявшая в горле.

– Это из-за развода? – медленно спрашивает Сеси.

Она не видела, как я разрывалась от неконтролируемых рыданий перед тем, как подписать бумаги, но она слышала об этом от Ари.

Мама сказала, что мне стоит подождать, и даже папа, который умолял меня развестись с Илаем с тех пор, как я вышла за него замуж, сказал, что, возможно, мне стоит сделать это, когда я буду лучше себя чувствовать.

Но я подписала их. Даже если и испортила бумаги своими слезами.

– Теперь все кончено, – шепчу я.

– Ты хочешь, чтобы это было кончено?

– Это должно закончиться.

– Кто сказал? – моя подруга хватает меня за плечи и садится лицом ко мне. – Это твой выбор, Ава. Если ты не хочешь развода, не давай его.

– Я сама виновата. Я пригрозила ему самоубийством, если он меня не отпустит.

– О.

Я опускаю глаза. Сеси – единственный человек, которому я рассказала об этом, в основном потому, что не хотела волновать свою семью.

– О? Это все, что ты можешь сказать?

– Мне было интересно, почему такой человек, как Илай, так легко отдал документы о разводе, и теперь я понимаю. Он готов пожертвовать своей единственной красной чертой ради твоей безопасности.

– Скорее, он не хотел пачкать руки кровью. Наверное, он рад, что наконец-то избавился от лишнего балласта.

– Ава… – она берет мою руку в свою. – Во-первых, ты не балласт. Ты просто человек, который борется не по своей воле, и ты приняла трудное решение попасть в место, которое ненавидишь, чтобы попытаться стать лучше. Ты такая сильная и удивительная, что я даже не знаю, как тебе это удается. Так что больше не хочу слышать ни одной самоуничижительной ерунды, иначе я тебя отругаю.

– Во-вторых, не знаю, осознаешь ли ты это, но Илай не требовал быть твоим опекуном в целях контроля. Он действительно думал, что твои родители, Ари и даже я были слишком мягкотелыми и неспособными принимать трудные решения, которые могли принести пользу тебе. Мы все знали, что у тебя проблемы с алкоголем, но мы боялись, что, если мы заставим тебя бросить, ты сломаешься. Но Илай – нет. На самом деле, он отругал нас за то, что мы с тобой нянчились и позволили твоему состоянию так ухудшиться. Кстати, дядя Коул даже ударил его за это, но он все равно сказал, что сделает все по-своему и никому из нас не позволено вмешиваться. А тот терапевт, которого он выгнал с континента? Его поймали на том, что он продавал конфиденциальную информацию о тебе и других своих пациентах какому-то фармацевтическому конгломерату, поэтому Илай сделал так, чтобы он больше не мог даже дышать рядом с тобой.

– Та первая госпитализация в отделение психиатрии была вызвана всеобщим давлением после твоих постоянных панических атак и состояний фуги. Дядя Коул собирался подать на него в суд за халатность, если он не согласится отступить. Он сопротивлялся до самого конца, но даже после этого ежедневно навещал тебя и проводил с тобой несколько часов, как бы ни был занят. Иногда ты узнавала его, иногда – нет, но он был рядом с тобой каждый день, пока ты не попыталась задушить себя простынями. Он забрал тебя на следующий день, несмотря на советы врачей поместить тебя под интенсивное наблюдение и оставить для дальнейшего продолжения лечения.

– Он угрожал закрыть все медицинские учреждение, если кто-то встанет у него на пути, когда он будет выносить тебя. После этого он категорически отказался снова отправлять тебя на лечение и решил ухаживать за тобой сам. Сэм сказала мне, что он почти не спал, потому что хотел лично следить за тобой и держать тебя подальше от опасности. Именно он относил тебя обратно в постель после прогулок во сне. Если ты наступала в лужу грязи, именно он мыл тебя и переодевал. Он запретил держать в доме алкоголь и даже сам перестал его употреблять.

– После того как ты упала с лестницы и очнулась в больнице с амнезией, он попытался начать все заново. Он знал, что тебе может стать еще хуже, но не терял надежды. Он запретил кому-либо рассказывать тебе о болезненных воспоминаниях и хотел, чтобы ты жила нормально, пусть даже временно. Когда он увидел, что ты вновь обрела связь с виолончелью после долгого перерыва, он стал главным спонсором благотворительных организаций и заставил их пригласить тебя на выступление. Он знал, что, если они дадут тебе шанс один раз, ты очаруешь их своим мастерством, и приглашения станут приходить сами собой. Он держался на расстоянии не потому, что ты его ранила или он ненавидел тебя, а потому, что доктор решила, что его лицо провоцирует твои приступы.

У меня дрожит подбородок, когда в голове крутятся обрывочные воспоминания о том, как Илай поднимает меня на руки, несет и бережно укладывает в постель. Я также кое-что внезапно поняла.

Вначале он не занимался со мной сексом лицом к лицу, потому что считал, что его вид может спровоцировать мои приступы. Он изменил свое мнение только после того, как я потребовала этого и он увидел, что я в порядке.

Он никогда не раздевался, потому что не хотел, чтобы я увидела этот шрам и каким-то образом вернула свои воспоминания о том времени.

Илаю было все равно, что я ударила его ножом. Его волновало только то, что мне будет больно, если я об этом вспомню.

Человек, который хладнокровно убил у меня на глазах, затем использовал это убийство, чтобы привязать меня к себе, и заставил исчезнуть всех токсичных людей, потому что они неправильно дышали рядом со мной, не должен быть таким ненормально заботливым.

Просто не должен.

– Ава… почему ты плачешь? – Сеси вытирает мне щеки рукавом.

– Потому что я хочу забыть, что он заставил меня выйти за него замуж. Черт, какая-то часть меня уже забыла об этом. А другой части нравится, что он заставил меня, потому что у меня есть упрямая гордость, которая не позволяет мне признать, что я хотела этого. Сеси… кажется, я влюблена в него. Нет. Почти уверена, что люблю его, и именно поэтому я сломалась, когда все вспомнила, и поняла, что он врал мне. Я не могла справиться с предательством или с тем, что все могло быть ложью.

– Наконец-то. Пора бы тебе осознать то, что мы все знали уже много лет, – она улыбается. – Ты собираешься с ним поговорить?

Я отчаянно качаю головой.

– Ава… Возможно, ты не увидишь его в течение нескольких месяцев или лет после того, как тебя положат в больницу.

– Ничего страшного. Не думаю, что не развалюсь на кусочки и не превращусь в эмоциональный беспорядок, если увижу его лицо. Я позволила себе поверить в невозможную сказку, где мы вместе создадим счастливую семью, но все это оказалось иллюзией.

– Если кто-то и может воплотить это в реальность, так это ты.

– Не в моем нынешнем состоянии. Я ударила его ножом, Сеси. Даже если он сможет это забыть, я не смогу. Меня пугает мысль о том, что я могу снова причинить ему боль – даже непреднамеренно. Именно поэтому мой мозг выбрал амнезию. Мысль о том, что я причинила ему боль, сломала меня настолько, что я не смогла бы жить дальше, сохранив эти воспоминания.

– Так ты сдашься? Вот так просто?

– Вот так просто. Если только не буду уверена, что больше не представляю угрозы для него и, самое главное, для себя, чтобы ему не пришлось иметь дело с инвалидом.

– Ты не инвалид. И ты можешь сказать ему все, что думаешь. Если то нечестивое количество звонков, которое он делает Ари и мне, о чем-то говорит, я уверена, что он будет ждать столько, сколько потребуется.

– Я не хочу, чтобы он ждал. Будет лучше, если он уйдет.

– Это практически невозможно.

– На его плечах лежит большая ответственность. Он переживет эту мрачную главу в своей жизни.

– И ты позволишь ему?

– А почему бы и нет?

– Ава… в университете ты превращалась в разъяренную ведьму всякий раз, когда видела рядом с ним женщину. Ты делала своей миссией отгонять их, словно ядовитых мух, и мы обе знаем, что ты делала это, потому что не могла смириться с тем, что он мог быть с кем-то еще. Ты и сейчас не можешь, учитывая все те убийственные планы, которые ты вынашивала о других женщинах, флиртующих с ним в последние несколько месяцев. И теперь ты говоришь мне, что с готовностью будешь наблюдать за тем, как он живет дальше?

– Я должна. Я должна быть достаточно зрелой, чтобы отпустить то, что никогда не было моим, – мои следующие слова вырываются сдавленным тоном. – Даже если это причинит боль.

– О-о-ох, иди сюда.

Сесили обнимает меня, и я тихонько плачу, прижимаясь к ней.

Хотелось бы, чтобы я в последний раз плакала из-за Илая Кинга.

Но мои слезы, кажется, считают, что они принадлежат ему.

Как и все остальное во мне.