Текст книги "Я не для тебя (ЛП)"

Автор книги: Рина Каримова

Соавторы: Валерия Ангелос
сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 19 страниц)

55

Грязное предложение Ахмедова помню.

Он четко дал понять, что именно от меня требуется. Причем словно бы перед фактом поставил тогда. Уверен, что в любом случае меня получит. И лучше бы согласиться быстрее. Как он выразился «по-хорошему». За деньги.

– Я тебе сразу заплачу, – прямо заявляет Марат, приглушает голос, пристально смотрит на меня.

И дальше называет ту самую сумму, которая мне требуется.

Получается, он и правда уже в курсе всего. Стоило оформить заявку, Ахмедов уже в курсе.

Теперь Марат стоит передо мной, заложив ладони в карманы брюк. Возвышается будто скала. Криво ухмыляется.

– Нет, – говорю твердо. – Не надо.

– Тебе так по кайфу деньги вымаливать? – хмыкает. – Ну можешь и у меня попросить, если тебе так нравится перед кем-то пресмыкаться. Выпрашивать. Ты, кстати, знаешь, сколько времени уходит на рассмотрение заявки?

Он прищуривается, продолжая меня внимательно изучать.

Бьет четко в цель.

Об этом действительно не знаю. В администрации просто приняли мою заявку. Все оформили. Но о главном я сама даже не подумала. Не спросила.

Вероятно, мое смятение отражается на лице. Ведь именно в этот момент кривая ухмылка Ахмедова становится шире.

– Это может занять неделю, – замечает он небрежным тоном. – А может и месяц. Как пойдет.

Вот же…

Мне и неделя – слишком долго. А месяц так вообще.

Но с другой стороны – что мешает Ахмедову сгустить краски?

– Еще ничего неизвестно, – выдаю в ответ. – А я никуда не тороплюсь.

Пусть не думает, что легко на меня этим надавит.

– Такой срок прописан официально. Можешь сама на сайте академии все изучить. Минимум – неделя, – ровно произносит Ахмедов. – И твой дружок ничем не поможет. Это решается на уровне повыше.

Мой дружок?

– Один ректор ничего не сделает, – добавляет Марат.

Похоже, он до сих пор уверен в моих особенных отношениях с ректором. Бред, конечно. И хорошо бы, если бы это оттолкнуло Ахмедова, но пока совсем не выглядит так, будто его хоть что-то способно оттолкнуть.

– Тебе лучше согласиться, – продолжает напирать. – Сделать, как я говорю. Иначе…

И опять эта его многозначительная усмешка.

– Никогда не думал, что тебе так нравится побираться, – бросает Марат с насмешкой. – Унижать себя, выпрашивая стипендию.

Эти слова больно задевают.

Но он же намеренно так говорит. Прямо чувствую, как давит на это. Хочет мое самообладание пробить.

Однако я не собираюсь показывать настоящую реакцию. Не дождется.

– Не вижу проблемы, – дергаю плечами. – Это моя же стипендия. Просто наперед. И я не спешу, поэтому…

– Еще как спешишь, – хмыкает Ахмедов. – Ты совсем не умеешь лгать, Ася. Даже не пытайся. Чувствую твою ложь в момент.

– Отойди, пожалуйста, – говорю, изо всех сил стараясь, чтобы голос прозвучал ровно. – Мне надо идти.

– Последний шанс даю, – бросает он. – Времени у тебя в обрез.

Ну все. Что-то внутри меня не выдержит напряжения.

– Такой ценой мне ничего не нужно, – выдаю ему. – И кстати, тебе не кажется, что по-настоящему унизительно вот так покупать девушек? Или добровольно с тобой никто быть не хочет? Настолько все плохо, что ты опустился до похабных предложений?

Марат будто подвисает из-за моего всплеска эмоций. Пользуюсь этим. Стараюсь пройти мимо как можно скорее.

Он не идет за мной. Наверное, мне просто везет. Получается «поймать» Ахмедова на эффект неожиданности, хоть немного выбить его из колеи.

Хотя вместе с этим я успеваю почувствовать его раздражение. Даже злость.

Дохожу до своей комнаты и почти успокаиваюсь. Однако там меня поджидает Виола.

Ну только старосты не хватало.

– Наконец-то, – хмуро замечает Виола, увидев меня. – Тебя к ректору вызывают, Миронова. Поторопись.

Сказав это, тут же оборачивается, направляется в противоположную сторону и бросает:

– Надеюсь, ты отсюда скоро вылетишь.

56

Захожу в приемную ректора, ощущая, как меня все сильнее захлестывает напряжение.

Мы же недавно говорили.

Что-то случилось?

Сердце нервно колотится в груди, тревога закручивается внутри тягучими волнами.

Еще и слова Виолы не выходят из головы. Хотя староста могла бросить нечто такое, особо не задумываясь. Просто из-за неприязни.

Секретарь приглашает меня пройти в кабинет.

– Ректор готов вас принять, – произносит она.

– Спасибо, – киваю и прохожу вперед.

Волнение нарастает еще сильнее, когда дверь закрывается за моей спиной. Вижу, как ректор внимательно изучает какие-то документы.

– Присаживайся, Ася, – бросает он, не глядя на меня.

Прохожу дальше, опускаюсь в кресло.

Пауза затягивается. И мои нервы не выдерживают.

– Что-то не так? – спрашиваю.

Хотя не сказать, чтобы все было «так» ближайшее время.

– Нет, – спокойно отвечает ректор и вдруг подает мне какой-то документ. – Я бы хотел передать тебе это.

Вопросительно смотрю на него. Потом перевожу взгляд на бланк, который принимаю на автомате.

Ничего не понимаю. Глаза упираются в ту самую сумму, которую я сегодня запрашивала для выплаты стипендии наперед.

Не вполне ясно, что это за документ. Но не похоже на ответ по моей заявке. Юридические формулировки расплываются перед глазами. Не удается мне сосредоточиться.

Однако возникает чувство, будто это лично ректор собирается выплатить такую сумму мне. Нечто вроде гарантии поручителя.

– Я не… – запинаюсь и нервно сглатываю. – Что это значит? Извините, не могу понять.

– Знаю, тебе потребовались деньги. Кажется, возник довольно срочный вопрос. А поскольку заявку на выплату стипендии могут рассматривать довольно долгое время, и результат рассмотрения может быть разный, то я готов предоставить тебе необходимую сумму уже сейчас.

– Почему вы это делаете?

– Чтобы ты могла спокойно сосредоточиться на учебе, – спокойно говорит ректор. – Чтобы ничего больше не отвлекало тебя от занятий.

Даже ответить ничего не могу. Перевариваю.

– Полагаю, у тебя хороший потенциал, – спокойно продолжает ректор. – И чтобы ты могла раскрыть его в полной мере, я готов оказать любое содействие. Не вижу никаких трудностей в этом вопросе.

– Но это, – опять осекаюсь. – Это же не просто… хм, содействие. Это очень большая сумма. А вы так легко готовы мне все дать. Извините, я правда ничего не понимаю. И я не могу принять нечто такое от незнакомого человека.

– Это не подарок, Ася, – невозмутимо замечает ректор. – Похоже, ты не совсем верно меня поняла. Уверен, выплату стипендии наперед тебе одобрят. Но скорее всего не в этом году, а в следующем. Если это тебе будет нужно. А еще у нас много интересных программ, в которых ты можешь принять активное участие, получить грант. Ты в любом случае вернешь мне всю эту сумму. Однако сейчас я хочу снять с тебя эту тревогу, лишнюю нагрузку. Решай свои вопросы и занимайся учебой. Ты талантливая студентка. Заметно по результатам промежуточных тестов. Вот и направь все свое внимание на обучение.

Он настолько убедительно говорит, что спорить тяжело.

И все же…

– Я не хочу быть вам должной, – выдаю нервно.

– Ты и не будешь, – спокойно парирует ректор. – Считай, что это временный заем. Или кредит. Как тебе угодно. Вернешь мне деньги, как только у тебя возникнет такая возможность.

Наверное, его слова должны позволить выдохнуть, расслабиться и больше не переживать об оплате за лечение дяди.

Но получается наоборот.

– Извините, я правда не могу это принять, – кладу бумагу обратно на его стол. – Это нехорошо.

– Тебе срочно нужны деньги? – спрашивает настойчиво.

Его взгляд держит мой так, что глаза не отвести.

– Да, – в горле пересыхает. – Но…

– Тогда возьми эту бумагу, пожалуйста, – твердо произносит ректор. – Это не обсуждается. А теперь прости, Ася, у меня еще много дел, которые требуют моего времени.

Выхожу из кабинета на негнущихся ногах.

Что это вообще было?

Умом понимаю, я не в том положении, чтобы спорить, отказываться. В конце концов, какие еще у меня варианты.

Конечно, мелькают всякие неприятные мысли.

А что если ректор смотрит на меня не просто как на одну из своих студенток? Что если он…

Иначе зачем ему мне так сильно помогать?

Глупо думать, что это нечто вроде подкупа за молчание насчет той истории с пропавшим студентом. Ректор же прекрасно понимает, что я ничего и никому не скажу. Особенно теперь.

Тогда в чем причина его особенного отношения?

Можно было бы заподозрить неладное. Но с другой стороны от ректора ни единого грязного намека не последовало. От него вовсе не чувствовалось ко мне того похабного интереса, который буквально фонил от Ахмедова.

Хотя нельзя сравнивать нашего ректора с Маратом.

Марат… ну просто такой. Неандерталец. Пещерный человек. А ректор взрослый, серьезный мужчина. Он совсем другой.

Странная ситуация складывается.

Но вскоре мне становится не до рассуждений на эту тему.

Как только получаю возможность выезда, то сразу направляюсь в больницу. Думаю, проще договориться с врачами напрямую, чем через тетку, которой, если честно, я не очень доверяю.

Тороплюсь в клинику.

Сегодня впервые за долгое время увижу дядю.

– Василий Миронов? – переспрашивает меня администратор, снова изучает экран компьютера. – Василий Алексеевич, верно?

– Да, – киваю, на всякий случай называю дату его рождения. – Могу я поговорить с его лечащим врачом?

Женщина переводит взгляд на меня. В ее глазах мелькает непонятное выражение.

– Могу я увидеть его? – спрашиваю. – Моего дядю? Он…

– Извините, девушка, – вдруг говорит она. – Боюсь, я ничем не могу вам помочь.

Что?..

Меня накрывает ледяной шок.

Неужели я опоздала? Но сегодня же пятница. Тетка говорила, есть время до следующей недели. До понедельника. Я приехала даже раньше. Как же так?

57

– Подождите, – с трудом выталкиваю из горла даже это короткое слово. – Моя тетя должна была договориться. Пожалуйста, посмотрите еще раз. Прошу вас. Проверьте. Василий Миронов. Вы не должны были отключать его от аппаратов. Я бы внесла платеж. Я как раз собиралась…

– Постойте, девушка, – прерывает поток моей стремительно набирающей обороты речи администратор. – Похоже, вы неправильно меня поняли. У нас нет такого пациента. В нашей клинике нет никакого Василия Миронова.

– Но как, – замолкаю. – Куда же он делся? Его перевели в другую больницу? Моя тетя несколько лет оплачивала лечение. Не понимаю. Я просто ничего не понимаю.

Уходит некоторое время на то, чтобы до меня наконец дошла суть сложившейся ситуации.

Ошибки нет.

Никто не отключал моего дядю от аппаратов.

Моего дяди здесь вообще не было.

Администратор поднимает архивные записи. Проверяет даты той самой аварии. И не находит вообще ничего. Моего дядю сюда не привозили. Ни в тот день, ни в любой другой. У них вообще нет пациентов с такими данными.

– Возможно, вы перепутали клинику, – замечает женщина.

Я бы и сама готова сделать такой вывод. Но тетка очень часто упоминала именно эту клинику. Название она не скрывала.

Что здесь творится?

Прохожу в холл. Присаживаюсь на скамью.

Вижу только один путь. Поехать и выяснить все напрямую у тетки. Ну не по телефону же с ней о таком говорить.

А захочет ли она сказать правду? Что если просто захлопнет дверь перед моим лицом?

К тому же, с ректором я договорилась о коротком визите в больницу. И с учетом угрозы от мажоров, лучше бы мне не разгуливать по городу одной.

Достаю телефон и звоню тетке. Будет проще, если она сама сюда приедет.

– Ася? – в ее голосе слышится удивление.

– Я в больнице, – сглатываю. – У дяди.

– Что? Зачем ты туда поехала? Тебя же не пустят и…

Голова гудит от того, что я только теперь понимаю, как много было странностей. Тетка никогда не разрешала навестить дядю. Ни мне, ни его дочерям.

«Нечего вам смотреть на него в таком состоянии, – отбиваются в памяти ее слова. – Он же все равно что мертвец».

Она знала. Все это время знала правду. И… лгала?

Но зачем? Ладно. Скоро постараюсь выяснить.

– Я нашла деньги, – выдаю, изо всех сил пытаясь звучать привычно, так, будто ничего странного не произошло. – Хотела оплатить. Но я не понимаю, в какое отделение мне идти. Где врач. И… в регистратуре сейчас очень большая очередь. А у меня совсем мало времени. Я должна скоро ехать обратно в академию.

– Тебе не нужна регистратура, – мигом отрезает тетка. – Сейчас я приеду. Жди меня в холле.

Она действительно приезжает быстро. Спешит за деньгами. Если до момента самой встречи, я еще строю какие-то планы, как бы ее разговорить, то потом, когда мы реально смотрим друг на друга, все становится ясно.

Лгать не умею. На моем лице читается правда.

– Выяснила, значит, – сухо замечает тетка.

– Что происходит? – спрашиваю прямо. – Почему вы столько лет мне лгали? Где… куда пропал мой дядя?

– А мне откуда знать? – хмуро бросает тетка.

– Ну он ваш муж, а вы столько лет скрывали правду, – замолкаю. – Ну ладно от меня. Но его дочери должны знать, что произошло. Я не понимаю, почему вы затеяли все это. Ради чего?

– Деточка, ты и правда ни черта не понимаешь, – произносит она ледяным тоном. – Никакой он мне ни муж. И уж точно не отец моих детей. Если честно, я даже его настоящего имени не знаю. Мне только одно ясно, никаким «Василием Мироновым» он никогда не был.

Холод окатывает меня с ног до головы.

– Тогда кто он? – вырывается глухой вопрос.

– Я понятия не имею, кто он, – заявляет тетка, проходясь по мне пристальным взглядом. – И я понятия не имею, кто ты.

Сердце дает перебой на этих словах.

Что?

– Просто скажем так, лет двадцать назад и у меня начались серьезные проблемы с законом, – продолжает тетка. – Мой первый муж был тем еще подонком. Подставил меня так, что… короче, я могла оказаться за решеткой. Куда мне точно нельзя. В бегах. Без денег. Двое детей на руках. Поэтому когда вдруг появился ОН. Твой, якобы дядюшка, и сделал мне предложение сыграть в липовую семью, я была рада хоть с самим дьяволом договор подписать. А он таким и был. Монстр. Чудовище. Ты даже не представляешь, как тебе повезло, что этот ублюдок в один прекрасный день пропал.

58

– Что значит – пропал? – спрашиваю, едва двигая пересохшими от волнения губами.

– То и значит, – пожимает плечами. – В один день он просто взял и исчез. Даже никак меня не предупредил. Просто… не вернулся.

Тетка хмурится.

– Ты вообще, понимаешь, что я пережила? Хоть на секунду можешь себе представить, как это? Вдруг оказаться без средств. Еще и с двумя детьми. Да и тебя надо было кормить. На какие шиши?

– Разве дядя ничего не оставил?

Тетка не работала ни дня. Во всяком случае, не помню, чтобы она куда-то устраивалась. Мне казалось, мы живем на те средства, которые оставил дядя. Однако теперь понимаю, что ничего не знаю про собственную семью.

– Оставил какие-то копейки, – морщится. – Поэтому мне пришлось выкручиваться.

Что-то она не договаривает.

Но деньги сейчас волнуют меня в последнюю очередь. Картина привычной жизни разваливается прямо на моих глазах.

– Наверное, вы должны знать хоть что-нибудь, – не выдерживаю. – Его имя. Чем он занимался. И… вероятно, я все-таки его родственница. Иначе зачем бы ему брать меня в семью, воспитывать.

– Деточка, – она мрачно кривится. – Ты совершенно точно не его родственница. Это могу гарантировать.

– Он вам сказал?

– Нет, он не считал нужным что-то мне объяснять, но иногда, – она недовольно кривится. – Кое-какую информацию получалось выхватить. Например, на твой девятый день рождения.

Тетка мрачнеет.

А мне наоборот вспоминается светлый момент. Тогда дядя принес домой очень много воздушных шаров, огромного белого медведя. И еще… был шоколадный фонтан. Точно помню. В ушах звучит музыка, смех сестер.

Дядя улыбается, глядя на меня.

– В ночь накануне твоего дня рождения в наш дом пробралось трое убийц, – вдруг заявляет тетя. – И тот монстр, которого ты считаешь своим милым и добрым дядюшкой, сделал с ними такое, что…

Она нервно мотает головой.

– Он убил их. Потому что они собирались убить тебя. А потом держал тела в подвале. Избавился от трупов только на следующий день.

Это и правда в голове не укладывается.

Получается, пока мы праздновали и веселились, у нас в подвале были тела каких-то людей? Убийц?

Дядя протягивает мне белого медведя. И тот же дядя прошлой ночью убивает кого-то. Не одного, не двух…

Может тетка врет? Выдумывает? Может она…

Но по ее взгляду понятно, что это правда. Как бы пугающе не звучало. И все же она сказала «убийц». Мой дядя убил троих убийц. Преступников. Видимо, это самозащита.

Только тут до моего сознания докатывается другая часть ее речи.

Они хотели убить меня.

Тетка продолжает смотреть с недовольством.

– Зачем кому-то меня убивать? – роняю, чуть дыша. – Я же… никто.

– Откуда мне знать? Говорю же, Василий не тратил время на пояснения. Он вел свои жуткие дела за моей спиной. Нас связывала только эта дурацкая игра в счастливую семейную пару. Конечно, я старалась как могла. Вначале хотела быть ему хорошей женой. По-настоящему. Но плевать он на это хотел. Ох уж эти мужики. Никогда не ценят хорошее отношение.

Так дядя был монстром? Или тем, с кем она пыталась построить жизнь по-настоящему?

Не важно.

Меня волнует другое.

– Дядя был против криминала, он же повторял, что нельзя связываться с мафией и…

– Сам с ними работал, – фыркает. – Чего стоит тот тип. Молодой, а такой жуткий, что от его взгляда мороз по коже. Осман. Он приходил к нему пару раз. Кстати, впервые он появился именно после того случая с убийцами. И после, когда Василий резко пропал, он тоже приехал. Через неделю. Дал мне… хм, некоторые инструкции.

– Осман? – переспрашиваю.

– Ты его помнишь? – щурится. – Ну да, ты уже была взрослой. К Василию разные мерзавцы приходили. Но этот мне запомнился больше всех. От него кровь стыла.

Вот почему лицо Османа казалось мне смутно знакомым. Мы действительно встречались в прошлом.

– Этот Осман помог Василию избавиться от тел. И потом они тоже наверняка проворачивали темные дела.

Тетка продолжает возмущаться, повторяя практически одинаковые вещи, а я нервно размышляю о том, как бы добиться от нее правды про себя.

– Но вы были как любящая пара, – выпаливаю наконец. – Мне всегда казалось, это идеальный пример отношений. Дядя души в вас не чает.

Она замолкает. Смотрит на меня с подозрением.

– Неужели за столько лет вместе он ничего вам не рассказывал? Про себя? Про меня?

– Я все эти годы только унижения от него терпела, – бросает тетка с плохо скрываемым раздражением. – Его равнодушие. Его скотский характер. Но да, какое-то время мне казалось, ты можешь быть его родственницей. Пока я не услышала, как он говорит этому Осману, что никто не должен узнать, чья кровь в тебе течет. Что-то они придумали тогда, как-то отвели от тебя подозрения. Он так и сказал: «Никто не должен узнать, чья кровь течет в ней. Иначе девочке не жить».

– И никаких фамилий? Имен?

– Ты издеваешься? Я даже его настоящее имя не знала. Уж точно не Василий. Поэтому… тут одно ясно, деточка, ты дочка таких же моральных уродов как и мой липовый муженек «Василий», – выпаливает раздраженно. – Бандитские разборки. Видно, твоя семейка настолько отличилась в мафиозной бойне, что решили вырезать всех.

Всю дорогу до академии прокручиваю в голове последние слова тетки. И как бы мне не хотелось отмахнуться, умом понимаю, что это вполне может оказаться правдой.

Я не знаю кто я. Кем были мои родители. Но… похоже, Осман знает. Он точно знал дядю. И только он один может ответить на мои вопросы.

Уже собираюсь найти тихое место, откуда могла бы ему позвонить, когда вдруг попадаю в ловушку.

Сильные руки обвиваются вокруг талии, увлекают в сторону так резко и порывисто, что даже вскрикнуть не успеваю.

Меня заталкивают в подсобку. Дверь захлопывается. Оказываюсь в темноте, где ничего не различаю, и тут меня обжигает голос Ахмедова:

– Решила, что можешь за моей спиной с ректором трахаться? – спрашивает он, зажимая мой рот горячей ладонью. – Зря.

59

Изо всех сил изворачиваюсь и кусаю его за руку. Впиваюсь зубами до такой степени резко, что это срабатывает.

Ахмедов меня все же отпускает.

Эффект неожиданности? Может быть. А может, его грязные и совершенно несправедливые слова сильно задевают меня, придают ярости в борьбе. И больше не думаю. Просто делаю. Стараюсь оттолкнуть мерзавца от себя.

Пока получается плохо.

Он убирает тяжелую ладонь с моего рта. Но сам от меня не убирается. Грубо сжимает за талию, нависает надо мной будто нерушимая скала. И хоть в скупом освещении комнаты его лицо едва можно разглядеть, прожигающий взгляд, которым он буравит меня все равно ощущается кожей. А еще безотчетно считывается, что Ахмедов на взводе.

Нет, он и прежде не отличался выдержкой. Поведение у него взрывное. Впечатление, будто ты один на один с оголенным электрическим проводом.

Но теперь что-то меняется. Усугубляется. Неуловимо и бесповоротно. От него будто темнота исходит. Подавляющими волнами.

Хочу отшатнуться. Хотя бы немного отодвинуться.

Ахмедов не позволяет.

Он подхватывает меня, отрывая от пола. Усаживает куда-то. Толчком раздвигает мои крепко сведенные бедра, встает между ногами, почти не встречая никакого сопротивления. Потому что мое сопротивление гасит его мрачная сила. Марат будто и не замечает, как вырываюсь.

Мои глаза постепенно привыкают к темноте. Теперь могу выхватить в полумраке смутные очертания его лица. Ожесточенные. Заострившиеся. И теперь еще больше виден пугающий взгляд. В самом выражении угадывается одержимость смешанная с гневом. Даже со злобой.

Ахмедов молчит. Но его действия звучат громче любых слов. То, как он прижимается ко мне. Все теснее. То, как захватывает в железное кольцо мощных рук.

– Помогите! – кричу во всю мощь своих легких. – На помощь!

Марат даже не пробует закрыть мне рот. Он вообще смеется словно я только что сказала нечто забавное.

Наверное, все дело в звукоизоляции. Здесь слишком толстые стены. Массивная каменная кладка. Это еще и старая часть академии. Похоже, я могу вопить сколько угодно. Никто меня не услышит, и Ахмедов это отлично понимает.

Его ладони уже на моих плечах. Тянут кофту вниз с такой жесткостью, что ткань начинает потрескивать.

Есть в его движениях что-то по-настоящему страшное. Непреклонная решимость, от которой у меня мороз пробегает по коже.

– Пусти, – вырывается предательски тихо.

Ноль реакции.

– Убери руки, – стараюсь громче, но выходит с трудом. – Ты что делаешь? Прекрати. Марат!

Кажется, звук его имени немного отрезвляет Ахмедова. Во всяком случае, он застывает. На долю секунды. А в следующий момент его ладони уже под моей кофтой. И за считанные мгновения негодяй умудряется расстегнуть мой лифчик, стянуть его как-то, не срывая с меня кофту. Горячие пальцы уже скользят по моему голому телу.

– Ничего у меня с ректором не было, – выпаливаю. – Отпусти меня!

Сама не знаю, почему говорю именно это. Просто возникает интуитивная потребность.

И… срабатывает?

– Да ладно, – мрачно бросает Ахмедов, и хоть не отпускает, но хотя бы лапать меня перестает. – Он тебе просто так денег дал? С хуя ли?

Морщусь от грубости.

– Не было ничего, – повторяю твердо. – Ректор… да у него и мыслей таких насчет меня нет. Он же не озабоченный. Не как ты!

Наверное, не лучшее время злить Марата сильнее. Но тут уже само по себе многое вылетает.

– Ты меня совсем за долбоеба держишь? – резко спрашивает Ахмедов. – Хочешь, чтобы я реально купился на эту херню?

– Да что…

– Ректор тебе просто так помогает. Без причины. А что же он другим так не поможет, а?

Хороший вопрос.

Мне он тоже не раз приходил на ум. И я не знаю, как убедить Ахмедова, сама толком не имея никаких разумных аргументов.

– У меня хорошие показатели, – выдавливаю наконец. – По промежуточным тестам. И вообще. А это – не чужие деньги. Это только пока я не получу свою стипендию наперед. Временная помощь.

– Ася, – от того как Ахмедов сейчас произносит мое имя, меня еще сильнее бросает в нервную дрожь. – Может я и не блистаю в учебе как ты. Может я не такой дохуя умный. Но блять, ректор никому и никогда здесь не помогал как тебе. Ты, сука, у него из кабинета не выходишь. Каждый день там. И что, вы учебу обсуждаете?

Он больше не смеется. Его хриплый голос сочится ядом. Тихий, низкий, очень внушительный.

Ахмедов ведет себя так, будто… ревнует меня? К ректору?

– Да, учебу, – мои зубы нервно постукивают. – Почему ты не веришь? Не слышишь меня? Почему ты такой…

– Ты сама сказала, что у тебя есть парень.

– Но не ректор же! – выдаю в сердцах.

– Тогда кто? – оскаливается. – Осман?

– Что? – судорожно дергаюсь. – Нет, конечно. С чего ты…

– Выходит, ректор тебе без причины деньги дает. Осман за тебя вписывается и защиту дает. Аж до папаши моего дошел. И по моим личным каналам успел меня прижать.

– Не понимаю, о чем ты, – едва дышу от напряжения.

– Не понимаешь, – кивает и будто сильнее раздражается от любых моих фраз, которые сейчас звучат. – Ну я сейчас объясню.

Ахмедов грубо встряхивает меня, а после притискивает крепче. Буквально вдавливает свои бедра в мои. Вынуждает прочувствовать то, насколько он накален. Возбужден.

– Ты ебешься со всеми, – заявляет он. – Кроме меня. Под любой хер ложишься, а мне мозг выносишь.

Ложь.

Какая мерзкая грязная ложь.

И я собираюсь возразить, но Марат впивается в мои губы жестким поцелуем. Забивает обратно все слова, готовые сорваться с моего языка.