Текст книги "Шесть месяцев спустя (ЛП)"
Автор книги: Ричардс Натали
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 15 страниц)
Кровать аккуратно застелена. Две книжные полки над ней заполнены книгами различных жанров, и я говорю не о комиксах про Людей-X. Толстой, Ницше. Серьёзная литература. Литература, которую я прочту только в том случае, если к моему виску приставят дуло пистолета.
Крошечный стол возле окна, на котором стоит компьютер, настолько старый, что я ловлю себя на поиске отверстия для дискеты. Огромный квадратный монитор из тех, что остались от компьютерной эры далёкого прошлого. Однако я могла бы есть с клавиатуры. Она практически блестит. Я думаю о своём грязном ноутбуке, издающем различные звенящие, свистящие и дребезжащие звуки.
Оборачиваюсь, готовая дать комментарий о том, насколько здесь чисто, и вот тогда вижу заднюю стену. Стену, сверху донизу покрытую фотографиями, в основном чёрно-белыми, но встречаются и несколько цветных.
Я взираю на плотно наклеенный коллаж, фото мостов и небоскрёбов, и того самого знаменитого оперного дома в Австралии. Здесь также есть кадры из кино. Лепнина на потолке. Угол веранды. Так много всего, что я могла бы провести целый день, рассматривая всё это.
Адам, должно быть, заметил, как я глазею, потому что он садится на стул возле компьютера и пожимает плечами.
– Мне нравится архитектура.
– Мягко сказано, – медленно выдыхаю я, когда замечаю ещё одну узкую полку, заполненную книгами по этому предмету. Гладкий чёрно-серый небоскрёб, сделанный из Lego, примостился сверху. – Это ты сделал?
Он кивает, выглядя обеспокоенно.
– В третьем классе.
– Ты сделал это в третьем классе?
В третьем классе я, скорее всего, ела макароны.
Перевожу дыхание и поворачиваюсь к нему лицом. На столе за ним я вижу стопку конвертов, как и у меня. Даже отсюда видно, что один из Йеля.
Заметив, куда я смотрю, Адам переворачивает стул и ставит его перед стопкой.
– Что тебе нужно, Хло?
– Ладно, приготовься, потому что я знаю, как это может прозвучать. – Вытираю ладони о джинсы и делаю вдох. – Я думаю, вся моя потеря памяти связана с учебной группой по подготовке к Академическому тесту.
Адам резко поднимает голову.
– Группа по подготовке к Академическому тесту? – спрашивает он глухим голосом. – Которая закончилась несколько месяцев назад.
– Да, я знаю, но есть нечто странное. Я имею в виду, ты знаешь, у скольких из нас была успеваемость больше двух тысяч баллов?
Адам пожимает плечами, как будто мысль об этом не кажется ему удивительной. Но так и есть. Абсолютно удивительно.
– Послушай, мы не такие гении, как ты, – говорю я, показывая рукой вокруг комнаты. – Я не знаю, чем занималась эта группа, но я не настолько умная.
– Нет, ты умная, Хлоя. Ты такая же умная, как и любой другой из списка декана. Мы уже это обсуждали.
Разве? Боже, хотела бы я помнить об этом, потому что взгляд, которым он на меня смотрит, почти заставляет меня поверить, что это правда.
– Я знаю, что я не глупая. Но я не лучшая студентка. Я отставала в течение трёх лет, Адам. Не думаю, что даже три месяца дополнительных занятий с профессором Гарварда позволили бы мне набрать такие баллы, которые я получила.
– В этом году ты набрала 3,9 ГПА1.
Да? Ладно, сейчас это неважно. Я качаю головой, подходя ближе к нему.
– Слушай, если баллы не кажутся тебе странными, что по поводу доктора Киркпатрик?
– А что с ней? – спрашивает он, хмуро глядя на меня.
Возможно, я подобралась слишком близко. Я отхожу назад, внезапно почувствовав неловкость. Это как... не знаю. Всё, что я знаю – неправильно. Внезапно Адам начинает нервничать, перекладывает бумаги и проверяет свой телефон.
– Она контролировала нашу группу, – говорю я.
Он смотрит в окно, а затем снова на свой телефон, как будто у него абсолютно нет идей на этот счёт. Что за чёрт?
– Разве это совсем не кажется тебе странным? – спрашиваю я, надеясь получить хоть какую-то реакцию.
– Она была там, чтобы помогать нам техникой релаксации. Ослабление тревоги перед тестированием или что-то вроде. Я не думаю, что это странно.
Как только он произносит это, у меня случается проблеск памяти.
Доктор Киркпатрик во главе урока, спокойная и сосредоточенная. Она говорит нам глубоко дышать. Я закрываю глаза, повинуясь.
Здесь и сейчас Адам смотрит на меня с каменным выражением лица. Разве можно его винить? Заявляюсь с какой-то странной теорией, которую даже не могу подкрепить доказательствами. Я выгляжу, как законченный псих.
– Забудь, – говорю я. – Мне не надо было приходить сюда.
Я делаю шаг к двери, и челюсть Адама дергается. Почему я думала, что могу ему доверять? Из-за того, что питаю к нему нечто вроде гормональной озабоченности?
Чувствую себя полной дурой.
– Прости, что побеспокоила тебя, – говорю я, подходя к двери. В тот момент, когда мои пальцы сжимают дверную ручку, Адам встаёт со стула и двигается ко мне.
В его комнате примерно столько же квадратных метров, сколько в почтовой марке, поэтому, когда он встает передо мной, у меня не остаётся других путей, кроме как в его ванную или через открытую дверь. Поэтому я стою и жду, заставляя себя смотреть ему в глаза, потому что мы находимся настолько близко.
– Ты не побеспокоила меня, – говорит он, и его пальцы ложатся на мои плечи. Я впитываю его прикосновение. – Всё будет хорошо, Хлоя. С тобой всё будет хорошо.
Я качаю головой, потому что он ошибается. Весь мой мир перевёрнут с ног на голову, но сейчас, когда его руки на моих плечах, а его запах витает вокруг меня, мне наплевать.
И в этом нет ничего нормального.
Глава 13
Доктор Киркпатрик сидит в бледно-зелёном кресле, на лице выработанное выражение безмятежности. Она потратила годы учёбы, тренируясь находить признаки обмана. Прикинув, я понимаю, что мои шансы пройти через это, не выдав себя, равны одному на миллиард, но выбора нет. Единственная зацепка во всём этом дерьме сидит напротив меня, и я не уйду из этого кабинета, пока она мне кое-что не расскажет.
На этот раз она ждёт десять минут, прежде чем начать говорить. Возможно, сегодня она хочет, чтобы я немного поволновалась.
– Так как проходят твои занятия?
Занятия? О, чёрт. Я мысленно возвращаюсь в нашу последнюю встречу, вспоминая её небольшое задание. Альбомы с вырезками.
– Думаю, это помогло.
Я лгу, прощупывая почву. Учитывая, как сузились её глаза, могу сказать, что эта почва похожа на болото.
– Не могла бы ты немного рассказать мне об этом?
– Ну, если честно, детали в старых альбомах чувствовались более настоящими. – Надеюсь, эта крупица правды поможет ей принять мои следующие выводы. – Но простое просматривание новых фотографий дало мне лучшую перспективу.
– Перспективу?
– Да. – Я качаю головой вперёд-назад, словно подыскиваю слово. – Как будто у меня лучше получается вспоминать прошлое.
– Хорошо. – Странно, но, кажется, это её успокаивает. – Какие чувства у тебя возникают, когда ты вспоминаешь моменты прошлого более чётко?
Я распрямляю плечи и пристально смотрю ей в глаза.
– Я чувствую, что скучаю по Джулиен.
Она вздрагивает.
И быстро прячет это, скрывает за спокойной улыбкой. Но на гладком фасаде есть маленькая трещинка, я вижу её. Едва заметная дрожь напряжения на её лице проходит через меня, как ледяное лезвие. Я сопротивляюсь, стараюсь выглядеть спокойно, удерживая руки на коленях.
– Вы же помните Джулиен? – спрашиваю я. – Из нашей учебной группы.
Она улыбается, но я вижу, что ей некомфортно. Может быть, даже грустно. Видимо, даже обученные врачи не могут избежать сжатой челюсти и натянутой улыбки, выдающих обычных людей.
– Кажется, я помню Джулиен, – мягко отвечает она. – Ты же знаешь, моё время с вашей группой было очень ограниченно. Порой всего несколько минут. К сожалению, у меня не было возможности хорошо узнать тебя, как индивидуальность.
Это что, извинения? Звучит как извинения. И, теребя ручку, она выглядит виновато.
О боже, Мэгги была права. Что-то произошло с Джулиен, и доктор Киркпатрик знает, что именно.
– Мне кажется, Джулиен не хотела переезжать в Калифорнию, – говорю я, не успевая остановить себя.
– Иногда семьи принимают решения, которые огорчают кого-то из членов семьи.
– Возможно. Или, возможно, никто из них не хотел уезжать.
На этот раз нельзя не заметить, как бледнеют её щеки. Она нервничает. Быть может, даже напугана.
– В этом нет никакого смысла. – Прикусываю губу, прежде чем осуждение, которое я чувствую, проступит на лице. – Миллеры всегда жили здесь. Мистер Миллер состоял в Торговой палате. И Джулиен нравилось здесь. Всем им нравилось. А теперь она просто уехала.
Доктор Киркпатрик распрямляет и снова скрещивает ноги, затем смотрит вниз на свои записи.
– Знаешь, Хлоя, я верю, что наши жизни должны быть рассмотрены и исследованы, пока мы не достигнем хотя бы частичного понимания.
– Ну, вы психолог. Было бы странно, если бы вы думали иначе, разве нет?
Она улыбается, в уголках глаз появляются морщинки.
– Возможно, это так. Но, веря в это, я также знаю, что в жизни некоторые вопросы не имеют ответов. Некоторые вещи надо просто принять.
– Вы имеете в виду, что для меня не важно знать, почему Джулиен уехала?
Я надеялась, что это собьёт её, но нет. Её улыбка смягчается, а выражение глаз говорит, что я разыграла её карту.
– Я думаю, самое важное в этом то, что ты скучаешь по ней, – отвечает доктор Киркпатрик. Её маска суперспокойствия ушла, маленький блокнот для записей легко лежит в ладони. – Настоящий урок, который нужно вынести из этого, заключается в том, как справиться с этой потерей.
Понимая, что проиграла, я пожимаю плечами и ссутуливаюсь на стуле. Время упущено, и это моя вина. Мне нужна минута, чтобы собраться с мыслями. Мне нужно знать, что я не просто так затеяла весь этот разговор. Вся её работа состоит в том, чтобы держать в руках вожжи.
– Возможно, я скучаю не только по Джулиен, – наконец говорю я.
– Есть что-то ещё, по чему ты скучаешь, Хлоя?
– Ни по чему-то конкретному. Я имею в виду, теперь у меня идеальная жизнь, будто маленькие кирпичики сложились в прочный фундамент.
– Но ты, кажется, не рада этому.
Смотря на неё, я позволяю частичке испытываемого мной осуждения отразиться на лице.
– Что ж, возможно, я не хотела идеальной жизни. Возможно, мне нравилась та жизнь, которая у меня была.
Теперь я пристально смотрю на неё, но её лицо остается спокойным. Тем не менее, я вижу, как побелели костяшки её пальцев на коленях. Это даже большее доказательство.
Она что-то знает. Если бы не знала, то не была бы сейчас на взводе, с застывшим как камень лицом.
Её взгляд переключается на часы, и челюсть разжимается.
– К сожалению, на сегодня мы закончили. На следующей неделе я хотела бы побольше поговорить о твоих чувствах. Ты сможешь к этому подготовиться?
– Конечно, – обещаю я, улыбаясь хищным оскалом.
Именно так, как я хотела. Я не тот тип немого семнадцатилетнего подростка, которого может запугать женщина с несколькими висящими на стене дипломами. Я имею полное право знать, что со мной происходит, даже если она не хочет рассказывать мне об этом.
Я позволяю двери закрыться за собой, оставляя доктора Киркпатрик в одиночестве. Приёмная пуста, что понятно, потому что я была записана на последний приём на сегодня. Надевая пальто, я смотрю на пустой стол приёмной.
Смотрю довольно долго.
Нет. У меня много талантов, но я не сыщик.
Тем не менее, независимо от того, сколько раз я повторяю себе это, я всё ещё стою, нахмурив брови, и смотрю на датчик движения над главной дверью. Когда подхожу, дверь открывается и звенит, отмечая мой выход. Но я не выхожу. Я заклиниваю дверь сумкой и иду обратно к кабинету доктора Киркпатрик.
Тут нечем гордиться.
Щёки заливает краска стыда, когда я приближаюсь к её двери.
За ней абсолютно тихо. Ладно, не абсолютно, но я слышу только шуршание бумаги и мягкий перезвон ключей. И это не похоже на зловещий саундтрек.
В любую минуту она может выйти с обновленной губной помадой и портфелем в руке, и то, что я стою здесь, будет выглядеть жутковато.
Но я всё ещё взбудоражена тем, как хорошо слышно сквозь эту дверь. Обычно здесь звучит какая-нибудь расслабляющая музыка, но секретарь, видимо, выключила её перед уходом.
Уфф, мне нужно идти. Это слишком опасно.
– Это я.
От звука голоса доктора Киркпатрик я вскидываю голову. Это не «голос психолога», он звучит устало и… опасливо.
– Я знаю, ты не хочешь говорить, Дэниел, но моя карьера под угрозой, – говорит она.
Великолепно. Я преследую своего собственного терапевта, чтобы услышать, как она ругается с мужем? Очевидно, мне в самом деле требуется лечение. Возможно, я до конца жизни не разберусь с этим дерьмом и не выберусь из этого офиса.
– Хорошо, если всё прекрасно, то почему Хлоя Спиннакер спрашивает меня про Джулиен?
Всё внутри меня мгновенно заледеневает. Я не моргаю и не дышу. От желания услышать то, что отвечают на другом конце трубки, ноги превращаются в желе.
Теперь она говорит тише, или, возможно, она отвернулась в другую сторону. Телефонная трубка с грохотом возвращается на подставку, а я, несясь как выпущенная из стойла лошадь, пробираюсь боком через комнату ожидания, стараясь не врезаться в стенд с журналами, стоящий за стульями. Моё сердце стучит так громко, что я практически слышу, как этот звук выходит наружу. Добравшись до своей сумки, забираю её из прохода и выхожу.
***
Свет перед входной дверью моего дома словно небеса. Я чувствую себя как шарик, из которого выпустили воздух. Когда запираю машину, мои плечи наконец расслабляются.
Я до сих пор ничего не знаю. Завтра я снова проснусь с зияющей дырой в памяти, а лучшая подруга так и не захочет разговаривать со мной. К тому же я понятия не имею, кто такой Дэниел и как он замешан во всём этом.
Но я продвинулась на маленький шажок, а это уже что-то.
Снаружи холодно, и я в который раз проклинаю своё упущенное лето. Поднимаясь по ступенькам на крыльце, мечтаю лишь о горячем душе и флисовых пижамных штанах.
Я бросаю свои ключи на столик и вешаю пальто на крючок у двери. А затем слышу, как кто-то смеется на кухне. Нет, не просто «кто-то». А кто-то, кого я знаю.
– Хлоя? – зовёт мама, и я уже почти отвечаю, когда другая фигура появляется из-за кухонной двери.
Блейк.
Блейк стоит на моей кухне, в носках и с кружкой чего-то горячего в руках.
Я вижу маму и папу, все улыбаются, и всё выглядит нормальным, но мои зубы снова начинают скрипеть. А затем происходит нечто безумное. Блейк целует меня. Прямо перед родителями. Он просто наклоняется и целует меня, позволяя поцелую длиться так долго, как будто он хочет что-то доказать.
– Привет, детка, – шепчет он.
Я отвечаю на его объятия, как марионетка на невидимых нитках, которые поднимают мои руки и обнимают его. Поверх его плеча я вижу своих довольных родителей. Или, по крайней мере, свою довольную мать. Улыбка моего папы выглядит слишком натянутой, чтобы убедить меня.
– У тебя ледяные руки, – говорит Блейк, согревая мои пальцы между ладоней, когда я отстраняюсь.
– Я не знала, что ты собираешься прийти. Не видела твою машину.
Это звучит глупо, поэтому я смотрю на маму и папу в поисках поддержки. Разве парень не должен сначала звонить?
Определенно не в том случае, если этот парень – Блейк Таннер, потому что он тот тип парня, с которым вы хотите, чтобы встречалась ваша дочь. Он из хороших мальчиков. Бойскаут. Спортсмен. Чёрт, он был в списке «Хороших граждан Риджвью» так много раз, что им пора бы уже переименовать его в честь Блейка.
– Я взял отцовскую машину, – отвечает он, кивая за окно, где я вижу чёрную блестящую Ауди, припаркованную на улице. – Моя в мастерской для ремонта мотора.
– Оу. Ладно. Тогда… тебе что-то нужно?
Он смеётся и машет передо мной учебником по химии.
– Эм, химия? Завтра промежуточный экзамен, помнишь?
– Точно, – подхватываю я, моля Бога о том, чтобы мой подбородок не дрожал от холода.
Я пытаюсь представить, что все последующие вечера занимаюсь с Блейком. Это приводит меня к мысли об Адаме в моей комнате, зажатом в крошечном пространстве между окном и кроватью.
Что приводит меня к мысли о том, чтобы приложиться головой об стену… серьёзно, что я творю?
– Я подумал, что ты захочешь пробежаться по списку вопросов, – добавляет Блейк. – Как мы обычно делаем.
Я киваю и улыбаюсь, потому что все кажутся счастливыми от его плана.
– Так... – Он отступает и кивает в сторону кухни. Или моей спальни. Это было бы ещё хуже.
Пожалуйста, пусть это будет кухня. Пожалуйста.
Я оглядываюсь по сторонам, потому что, чёрт возьми, парень никогда не приходил ко мне, чтобы позаниматься. Во всяком случае, не тот парень, с которым я встречаюсь. Я не знаю, каковы правила родителей в такой ситуации.
– Дай мне только взять учебник, – тупо говорю я, направляясь к лестнице.
– Или я мог бы подняться, – предлагает он, перекладывая книгу в руках. – Я раньше оставлял свои вещи в твоей комнате.
Он был в моей комнате. Предположительно в одиночку. От всего этого я чувствую отвращение.
– В обеденном зале больше места, – замечает папа, и по выражению его лица я могу сказать, что он предпочел бы видеть нас там в десяти метрах друг от друга и без дверей.
Но мама бросает на него многозначительный взгляд.
– Мы как раз собирались смотреть кино, Джордж. Здесь они не смогут сконцентрироваться. К тому же, там нет интернета.
– Им нужен интернет, чтобы заниматься? – уточняет папа, выделяя слова «интернет» и «заниматься», как будто это кодовые названия для чего-то более грязного.
– Не глупи, Джордж. Они всегда занимаются в комнате Хлои.
Да? Или мой отец ближе к правде? Мы занимались чем-то ещё? Я чувствую, как горло пересыхает, когда осознаю, что именно мы могли делать в моей комнате.
– Мне жаль, – произносит мама, провожая нас до лестницы и показывая глазами, что для неё всё это нормально.
Но для меня это не нормально. В груди давит, и коленки подгибаются.
– В обеденном зале будет удобно, – говорит Блейк, но я не купилась на его тон. Это явное подлизывание для родителей.
– Глупости, – заверяет мама, которая в буквальном смысле ест прямо из его рук. – Мы будем здесь, внизу, если вам что-то понадобится.
– Прямо здесь, внизу, – добавляет папа.
Я преодолеваю лестницу и мельком вижу своё пунцовое лицо в декоративном зеркале на стене. Кажется, Блейка ничего из этого не беспокоит, он следует за мной как лабрадор-ретривер, тихо закрывая за нами дверь моей спальни.
Я тут же сканирую каждый сантиметр в комнате, ища признаки Адама. Смешно, знаю. Не то чтобы он мог оставить что-то из одежды или… ещё что-то. Боже, мне лучше не думать о том, как Адам избавляется от одежды. Не тогда, когда Блейк, возможно, ждёт, когда я начну раздеваться.
Лучше бы я вообще могла отключить мысли.
– Что за тест? – спрашиваю я скрипучим голосом.
Блейк просто смеётся и сокращает пространство между нами, запуская пальцы в мои волосы. Он притягивает меня к себе, и я чувствую запах одеколона. Его слишком много, он слишком сильный, и всё, о чём я могу думать, что мама умерла бы, если бы узнала, как этот парень запудрил ей мозги.
У меня примерно полсекунды, чтобы оценить происходящее, а затем его губы смыкаются на моих.
У меня было достаточно опыта в поцелуях, так что ямогу сказать, когда кто-то умеет целоваться. И Блейк технически всё делает правильно. Слегка наклоняет мою голову, призывая открыть губы, и прижимается ко мне таким образом, чтобы оставить пространство для других интересных вещей без того, чтобы тереться своими причиндалами об меня.
Моё сердце стучит как молоток по совершенно непонятным причинам. Мне неловко под его поцелуями. Я чувствую, как будто нет правильной скорости для губ, нет комфортного положения для рук. И на самом деле мне нужно перестать думать об этом, прежде чем ему станет казаться, что со мной что-то не так.
Беда в том, что со мной действительно что-то не так.
Если называть вещи своими именами, я не могу перестать думать об Адаме.
Это неправильно. Вина разрывает меня, все инстинкты кричат, чтобы я оторвалась от него. Я не могу с этим справиться. Просто не могу.
Я отстраняюсь, и Блейк смотрит на меня тёмными глазами, наполненными желанием.
– Что случилось?
– Ничего. – Я заставляю себя прикоснуться к его плечам. – Просто учеба...
– Хм... – Он прерывает меня следующим долгим и медленным поцелуем.
Этот даже хуже, чем предыдущий. Всё, о чём я могу думать, – это Адам. И, боже, это так неправильно-неправильно-неправильно, но на секунду я закрываю глаза и представляю, что я с ним. Я думаю о голубых глазах, низком смехе и всех тех вещах, о которых никогда не должна думать.
Блейк издает слабый стон, и звук его голоса настолько незнакомый и ужасающий, что я отталкиваюсь, вытирая рукой рот.
– Прости, – бормочу я, отходя к своему столу. – Мне правда жаль.
Блейк смотрит на меня очень холодным, отрешённым взглядом. Так же, как тем утром в Триксис. Как будто хочет разорвать меня на куски и пометить каждый кусочек липким стикером.
– Знаешь, я думал, мы закончили с этим, – говорит он.
– Закончили с чем? Блейк, я просто напряжена.
– Да, я помню это оправдание. Ты была напряжена каждый раз с той ночи в моём доме.
Мне не нужно спрашивать, чтобы понять, какую ночь он имеет в виду. Ночь, когда я ударилась головой. Ночь, когда я забыла. Или вспомнила. Чёрт, я даже не знаю, как это назвать.
Ты могла бы рассказать ему.
Я отбрасываю эту идею почти сразу, не успев подумать. Всё моё существо говорит, что я не могу рассказать Блейку. Ни о чём. А я определенно из тех, кто доверяет своей интуиции.
– Прости, – снова повторяю я, как будто заело пластинку. – Думаю, давление из-за подачи заявлений и выпускного года сказывается сильнее, чем мне казалось.
– Ты занимаешься своими медитациями?
– Да, – лгу я, отворачиваясь, чтобы он не увидел раздражения на моём лице.
Но оно есть, и оно прожигает меня. Странная смесь страха и дискомфорта. Я не хочу, чтобы он так же, как моя мать, пытался исправить меня.
– Знаешь, тебе стоит подумать над тем, чтобы ходить со мной в спортзал. Это поможет тебе сжечь большую часть тревоги.
– Спасибо, я просто не... – я замолкаю, потому что для меня это как тонна кирпичей. Я не хочу быть с Блейком. Просто не хочу. Даже если бы Адам вообще не существовал, я бы всё равно не захотела.
Кроме того, целыми днями пялясь на него на поле для лакросса, я чувствовала, что это неправильно. Что это не для меня.
– Блейк… – начинаю я, но останавливаюсь, потому что не верю в то, что собираюсь сделать, – … думаю, мне нужно немного времени. Немного... отдыха.
– Отдыха, – повторяет он, хотя совершенно ясно, что он знает, куда я веду, и он не сердится. Не сердится, не шокирован и даже частично не тронут.
– Перерыв. Просто чтобы собраться с мыслями.
Я поворачиваюсь к нему. Он очень спокоен и тих. Через какое-то время он подходит ко мне, касается мягкими пальцами моего лица. Прикосновение нежное, но его лицо – нет. Боже, как всё запутано.
– Ты имеешь в виду перерыв на какое-то время или разрыв навсегда? – спрашивает он.
Я не знаю. Не знаю, что я имела в виду. Я вообще не знаю, что делаю. Убраться подальше от Блейка в топе моего списка желаний. Я слышу слова Мэгги в моей голове. Разве я убегаю? Это именно то, что происходит?
– Не знаю, – честно признаюсь я. – Просто мне нужно некоторое время, чтобы со всем разобраться.
– Конечно, Хлоя. Я дам тебе время. Ты знаешь, я всегда буду рядом.
Слова как будто из кинофильма, но его лицо остаётся безэмоциональным. Как будто он никудышный актер, который играет свою роль не по сценарию.
И я бы хотела знать, какой придурок написал его.
Мы спускаемся по лестнице. Он полон вежливости, когда приобнимает меня возле двери.
– Уже уходишь? – спрашивает мама.
Её взгляд мечется между нами. Чувствует проблемы в раю? Возможно. Боится сказать слово «неприятность»? Определённо.
– Да, – отвечает Блейк, почёсывая затылок. Сейчас он выглядит более расстроенным, и чутьём я понимаю, что это тоже напоказ. Как будто всё это для её блага. – Я внезапно очень устал.
– Тогда будь внимательным за рулем, – предупреждает мама. – Скажи Дэниелу, что мы передавали привет.
Мои глаза расширяются, а кровь ощущается как ледяная вода. Я поворачиваюсь к ней.
– Дэниел?
– Его отец, – напоминает мама. – Серьёзно, Хлоя, где твоя голова в последнее время?
Ошеломлённая своим ляпом, я ничего не говорю. Блейк тоже замечает это, потому что я вижу, как тонкая пленка грусти отходит от его лица, открывая первое выражение, которому я поверила в этот вечер.
Подозрение.
Глава 14
На этот раз я колочу в дверь. Это не деликатный стук. Не скромное топтание на приветственном коврике или там, где был бы приветственный коврик, будь это место хоть немного приветственным. Я просто переполнена самой гнусной ложью, которую когда-либо говорила родителям. Чтобы быть здесь в одиннадцать вечера, я сказала им, что иду на школьную вечеринку, и теперь моё терпение действительно на исходе.
Я как раз собираюсь прокричать имя Адама или бросить камень в окно, когда дверь резко открывается, и в проёме появляется старая женщина. Чёрт.
На ней надета рубашка в цветочек, которую не стирали уже целую вечность. Жидкие белые волосы неаккуратно свисают по сторонам широкого морщинистого лица. Эта женщина не имеет ни одной общей черты с Адамом. Начиная от водянистых зелёных глаз до белой, почти просвечивающей кожи, она совершенная противоположность Адаму, имеющему резкие черты и пронзительные глаза.
Ко мне наконец возвращается голос.
– Простите, что побеспокоила вас.
Она ничего не отвечает, просто смотрит на меня, будто понятия не имеет, что мне нужно. Или не понимает ни единого слова из того, что я говорю. Что вполне вероятно, если исходящий от неё запах выпивки – признак того, как она провела вечер.
– Адам дома?
Он появляется в поле зрения, натягивая рубашку. Краем глаза я вижу кусочек золотистой кожи над джинсами и усилием воли поднимаю глаза к его лицу. Его волосы ещё влажные после душа, он стоит босиком на ковре.
– Я разберусь с этим, ба, – говорит он.
– Глория? – спрашивает она, смотря на Адама намного более мило, чем на меня.
– Нет, ба, это я. Адам.
– Адам, – бормочет она, прикасаясь к его руке.
– Да. – Он мягко разворачивает её обратно в дом. – Тебе нужно вернуться. Сейчас холодно.
Её лицо морщится, черты сминаются, и она выглядит как бесцветная виноградина.
– Сукин сын! Сукин сын!
У меня отваливается челюсть от её внезапной враждебности. Крики переходят в надсадный кашель, а потом она уходит прочь, ковыляя по дому и продолжая ругаться. Адам какое-то время смотрит на неё, потом поворачивается ко мне. Он абсолютно спокоен.
А я, должно быть, выгляжу отчаянно, потому что он поднимает руку и снимает свою куртку с крючка возле двери. Задерживаю взгляд на его босых ногах, обутых в наполовину зашнурованные кеды. Он выходит ко мне, его дыхание вырывается клубами пара в темноте.
– Тебе не следует быть здесь.
Боже, я думала, что у меня была паранойя, но этим вечером Адам меня переплюнул. Он рассматривает парковку, расхаживая туда-сюда на крошечном пятачке цемента перед дверью.
– Ты когда-нибудь слышала о телефоне?
Он высматривает девушку? О боже, он же только что принял душ. Он, возможно, собирался на свидание, а я вот так просто заявилась сюда.
Я чувствую слабость в животе. Слабость во всём теле, если честно.
– Прости. Я не могла… мне нужно было… – Я даже не могу подобрать слова.
Тоже оглядываюсь, опасаясь прихода девушки, которая в моих мыслях никогда не существовала. А должна бы.
– Просто скажи, что тебе нужно. И побыстрее, Хлоя. Это не... – Он не заканчивает, просто вздыхает и смотрит на меня в ожидании.
Я не знаю, как соединить все события, которые привели меня сегодня к его двери. Мой разговор с Мэгги? То, что я подслушала доктора Киркпатрик? Тот факт, что случившееся со мной не было несчастным случаем или болезнью, и тот факт, что отец Блейка и, возможно, сам Блейк к этому причастны?
У меня миллион причин быть здесь сегодня.
– Похоже, я порвала с Блейком.
По-идиотски. Потому что этого нет в списке важных вещей, которые мне нужно сказать Адаму.
Но, очевидно, это важно для него, так как он перестаёт оглядываться. Смотрит прямо на меня до тех пор, пока у меня не остаётся сомнений, что нет никакой девушки, собирающейся прийти. Здесь вообще нет девушек. Ни одной, кроме той, что стоит прямо перед ним.
Воздух между нами ощущается горячим и холодным одновременно. Наэлектризованным до такой степени, что, кажется, сейчас ударит молния.
– Ты говорила, что это было бы огромной ошибкой, – произносит он, на шаг приближаясь ко мне.
Его глаза скользят вниз, на мои губы, и боже помоги мне, но этот взгляд отдаётся у меня в коленках. Возможно, прямо в моих костях.
– Говорила?
Мой голос хриплый. Я тоже придвигаюсь к нему. Адам кивает, и его восхитительные изменяющиеся глаза впитывают меня, как будто он наконец дорвался.
Это неправильно. Каждая частичка меня понимает, что я не должна скользить в объятия нового парня спустя жалкие три часа после того, как порвала с бойфрендом.
Но я не могу противиться этому. Или, возможно, просто не хочу.
Мои руки взлетают на его грудь, и он наклоняется так близко, что своим лбом я чувствую его влажные волосы. Он закрывает глаза, а я сминаю пальцами его рубашку.
– Ты должна уйти. – То, как изломлено звучат эти слова, доказывает, что он заставляет себя произнести их.
– Я не хочу уходить. И не думаю, что ты этого хочешь.
– Ты должна, – с мукой в голосе повторяет Адам и отступает от меня.
Мои пальцы отрываются от его рубашки, а он снова начинает оглядываться. Проверяет свой телефон.
В моей груди слишком тесно, сердце слишком большое. Что бы я ни чувствовала к нему, это слишком. Ненавижу это чувство. Оно затмевает всё, что я чувствовала раньше, и я не думаю, что готова. Я не знаю, как мы до такого дошли.
Нет, возможно, знаю, но кто-то украл у меня все воспоминания.
Слёзы прочерчивают горячие дорожки на моих щеках, и я не могу остановить их.
– Кто-то сделал это со мной, Адам. Кто-то сделал так, чтобы я забыла, и я знаю, что это каким-то образом связано с учебной группой. И с доктором Киркпатрик…
– Хлоя, я не могу, – обрывает он.
Я вижу боль в его глазах, но он качает головой и отходит назад. Он как будто связан по рукам и ногам. Молчит, бегло проверяя улицу.
– Отлично, тогда не надо. Но дай мне зацепку, Адам! По крайней мере, расскажи о том, что произошло между нами.
– Ничего, – отвечает он, но выражение тоски на его лице говорит мне об обратном.
– Лжец.
Я подбегаю к нему, беру за обе руки и притягиваю к себе. Чувствую запах свежести, мыла и корицы. Вижу, как его тело напрягается под моими прикосновениями.
– Ни один из тех моментов, что я вспомнила, нельзя назвать «ничем», и ты это знаешь.
Он закрывает глаза и тяжело сглатывает. Ещё никогда в своей жизни я не хотела так сильно поцеловать кого-то. И даже гораздо больше, чем просто поцеловать.
