Текст книги "Шесть месяцев спустя (ЛП)"

Автор книги: Ричардс Натали

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)

– На кухне! – Папа вытирает руки кухонным полотенцем и ставит сковородку в раковину.

Заходит мама, на ней серый пиджак и улыбка в сто киловатт. Что-то случилось. Я могла бы ожидать от неё ледяного взгляда, но она предназначает свою улыбку и мне, хотя и довольно натянутую.

– Привет, – говорю я. – Я правда очень сожалею о том письме. Знаю, оно было...

Мама поднимает бровь, заполняя мою паузу.

– Драматичным? Жестоким? Разрушающим моё доверие к тебе?

– Наверное, всего понемножку, – признаюсь я, выдыхая. – Прости. Я виновата.

Она смотрит на меня, и я чувствую, что она едва сдерживает себя, чтобы начать копаться во мне. На этот раз, думаю, я заслужила это. Именно поэтому, когда она качает головой, я чувствую, как будто меня ударили подушкой.

– Мы отложим этот разговор. Тебе пришла почта. – Она держит конверты вне пределов моей досягаемости, и на её губы возвращается широкая улыбка. – Но прежде чем ты откроешь их, я хочу, чтобы ты знала, что у нас есть ещё очень много вопросов, которые нужно обсудить, и я всё ещё очень зла.

– Ты выглядишь взбешённой, – соглашаюсь я. Тяжело принимать её в серьёз, когда она выглядит так, будто вот-вот запляшет и споёт.

– Прекрасно. Открой их.

Я просматриваю обратные адреса на конвертах, когда она протягивает их мне. Нотр-Дамм и Колумбия. Письма из колледжей. Из крупных колледжей. Из двух самых уважаемых и обсуждаемых университетов во всём мире для тех, кто изучает психологию. Я переворачиваю их, немного ошарашенная тем, что собираюсь сделать.

– Хватит тянуть резину, открывай их! – просит отец. Он никогда не отличался терпением.

Я быстро стреляю в него глазами, а затем одновременно надрываю оба конверта, потянув за слабый конец. Я даже не дышу, пока вытаскиваю письма. Такое чувство, будто эти руки чьи-то ещё. И чьи-то глаза. Чья-то другая жизнь.

И этого человека только что пригласили поступать в Нотр-Дамм и Колумбию.

В оба колледжа.

Что предельно ясно означает, что я в деле.

Я чувствую, как моё тело становится таким лёгким, как будто его наполнили гелием. Цепляюсь за спинку кухонного стула, отчаянно желая ухватиться за что-то, что вернёт меня в «здесь и сейчас».

– Вот и всё, – говорит мама, сияя. – Это начало твоего будущего, Хлоя. Ты сделала это.

Они сжимают меня в объятиях, и мы все начинаем смеяться. Они продолжают повторять это снова и снова. Ты сделала это. Ты сделала это

Кто-то сделал всё это. Не уверена, что это была я.

Смотрю на свою сумку, в которой содержатся разные варианты будущего. Будущее в полицейских залах и судебных разбирательствах. Все эти танцы и смех на кухне резко оборвутся, когда будут проверять наши оценки и успеваемость. Возможно, даже проведут повторные тесты.

В этом другом будущем моим родителям напомнят, кем я являюсь на самом деле.

Глава 27

Я встречаюсь с Адамом в одной улице от офиса доктора Киркпатрик в пять. Он молчит, когда я сажусь в машину, и срывается с места прежде, чем успеваю поцеловать его. Удерживаюсь на краешке кресла, шокированная скоростью.

Такая быстрая езда для него не типична. И такая молчаливость.

Он выглядит бледно и изможденно, вокруг глаз залегли чёрные круги. Уверена, он совсем не спал. Вообще.

– Эй, ты в порядке? – спрашиваю я.

Он не отрывает глаза от дороги. Только кивает и проверяет телефон. Минутой позже он снова проверяет его. И затем ещё раз.

– Ждешь звонка от президента? – спрашиваю я, пытаясь смягчить обстановку.

Он лишь смотрит на меня.

– Следи за временем.

– Хорошо.

Но всё не «хорошо». Что-то серьёзно держит его в напряжении. А у меня нет ни одной долбанной идеи, что это и почему он ведёт себя так. Разве сейчас не я должна быть единственным человеком на взводе?

Сейчас не время для этого. У нас крупная рыба на крючке – чёрт, да это целая белая акула.

Адам заезжает на парковку, а я ищу машину доктора Киркпатрик.

– Вот. Эта. Я уверена, эта её.

– Здесь ещё кто-нибудь работает?

– Администратор, но она уходит после того, как приходит последний пациент за день.

– А что насчёт её последнего пациента?

– Сеанс заканчивается без десяти, так что мы должны успеть. Она, скорее всего, занимается бумажной работой.

Адам паркуется не возле офиса, а через одну улицу, где его машина не будет заметна. Опускаю глаза на бумажную папку в своих дрожащих руках и желаю не быть такой безропотной.

Я должна была позвонить в полицию. Чёрт, что, если она позвонит в полицию?

Отталкиваю эти мысли и следую за Адамом в офис. Звук электрического звонка на входной двери вызывает во мне всплеск адреналина.

– Доктор Киркпатрик? – зовет Адам.

Тишина. Я прочищаю горло и машу рукой перед потрескавшейся дверью в офис. Мы подходим ближе, но всё ещё не слышим ни звука. Мне это не нравится. От тишины покалывает пальцы и шею. Я начинаю дрожать, хотя мне и не холодно.

– Доктор Киркпатрик? – Адам стучит в дверь, и она со стоном приоткрывается под его ударами. Он толкает появившийся зазор и захлёбывается при вдохе.

– Что там? – Встаю впереди него, чтобы увидеть.

Но лучше бы я этого не делала.

Доктор Киркпатрик распростёрта на столе. Гигантская тёмно-красная лужа скопилась под ней, прямо сверху органайзера. Какая-то крошечная, отстранённая часть меня понимает, что это кровь.

А другая вопрошает, может ли это быть чем-то другим. Столько крови означало бы, что она… нет. Это невозможно.

Но она вообще не двигается. Я вдыхаю и чувствую отчётливый медный запах в воздухе. И правда ураганом проносится сквозь меня.

Доктор Киркпатрик мертва.

– О, Боже. – Мой голос надтреснут. Расколот на части. – О, Боже, Адам, нам нужно позвонить 911.

Он не просто испытывает шок и отвращение, как я, а почти впадает в ступор. Как будто не может поверить в то, что видит. И кто может винить его? Потому что никто не поверит в это. Никто не должен видеть это.

На полу перед столом валяется сумка. Как я понимаю, принадлежащая ей. Содержимое раскидано по всему ковру, кошелек явно отсутствует.

Её из-за этого убили? Из-за кошелька? Тошнота накатывает волной, поэтому я отворачиваюсь от этой картины. От тела. Чёрт, это тело.

Что мне делать? Что мне делать?

Отхожу назад, вытаскивая телефон. Внезапно Адам оживает, выхватывая его из моих рук.

– Нет. Кто-то другой должен позвонить туда.

– Что? О чём ты говоришь?

Он берёт меня за руку и быстро движется, вытаскивая нас из офиса назад под лучи исчезающего солнца. Немного притормаживает, чтобы протереть ручку двери своим рукавом. Я хочу возразить и вырваться, но правда в том, что я вообще плохо понимаю, что происходит. Маленький пузырь шока удерживает меня вне реальности, притупляя чувства.

– Мы должны позвонить в полицию, – снова говорю я, но голос как будто принадлежит другому человеку.

Он продолжает идти, освободив мою руку и предполагая, что я последую за ним. И я следую. Потому что не знаю, что ещё делать. Эта ситуация далеко за пределами тех, с которыми я способна справиться.

Чувствую тошноту и тяжесть. Я уже не просто дрожу, а практически бьюсь в конвульсиях.

Адам вынимает свой телефон и начинает писать сообщение. Яростно.

– Ты пишешь в полицию?

Это вообще возможно?

Он озирается вокруг, его взгляд безумен, а лицо бледное.

– Садись в машину, Хлоя.

– Кто-то ограбил её! Кто-то… – я прерываюсь, решаясь сказать это слово. – Кто-то убил её.

– Никто не грабил её.

– Я видела её сумку на полу…

– Никто не грабил её, – повторяет Адам, и от уверенности в его голосе я холодею.

А ещё я чертовски уверена в том, что он прав, и от этого содрогаюсь сильнее. Это было не какое-то случайное преступление. В этом нет ничего случайного.

Моё лицо горит, а челюсть сводит, мне нужно перестать думать. Кусочки встают на место слишком быстро, и формирующаяся картина пугает меня до смерти.

Я сажусь в машину, потому что если не сяду, то просто упаду. Упаду прямо здесь. Я больше не могу здесь находиться, зная, что внутри тело и так много крови… о, Боже, меня сейчас стошнит.

Адам включает зажигание, и я подпрыгиваю от этого звука. Затем появляется другой звук, от которого ребра болят, а горло сжимается. Сирены. Две полицейские машины, сверкая голубым и красным, влетают на парковку.

Адам чертыхается себе под нос, трогая Камаро прочь.

– Это ты им позвонил? – Хотя я знаю, что он этого не делал. Не знаю, зачем вообще спрашиваю.

Он выезжает, не сказав ни слова, потом неловко закрепляет телефон на руле, снова набирая сообщение. Он не просто напуган. Он взбешён, смущен и в ужасе одновременно: в нём сейчас намешано столько эмоций, что моя голова идёт кругом.

– Что с тобой такое? – спрашиваю я, а моя грудная клетка болит. Действительно болит. Это плохо.

Он не отвечает, и я прижимаю руку к своей груди, заставляя себя дышать глубже. Но не могу. Дыхание слишком прерывистое, слишком быстрое. Это не хорошо. Совсем не хорошо.

Мой телефон жужжит, и я судорожно достаю его.

– Алло?

– Хлоя, эт-т-то я. – Мэгги. Она плачет. – Ты была права.

– Права в чём? – спрашиваю я. Задыхаюсь и борюсь с тошнотой, сжимая своё кресло, когда Адам мечется сбоку.

– Положи трубку, Хлоя, – говорит Адам. И это не просьба.

Бросаю на него взгляд и пододвигаюсь ближе к окну со своей стороны. Мэгги делает судорожный вдох.

– Я посмотрела на генеалогическое д-д-древо Миллеров. И т-там отсутствуют случаи шизофрении в семье Джулиен. Ты была права, Хлоя. Она в оп-пасности.

– Как и я, – отвечаю.

– Положи трубку, – снова повторяет Адам, почти крича. А затем не оставляет мне выбора, просто вырывая телефон из моих пальцев.

Я слишком шокирована, чтобы пошевелиться. Чтобы заговорить.

Думаю о том, как он писал сообщение в пиццерии. Проверял свой телефон ранее этим вечером. А затем я вспоминаю ту первую ночь вместе, когда мы ехали на башню в Корбине. Когда он сказал мне выключить телефон.

Не может быть. Только не это.

Смотрю на Адама краем глаза, когда мы с визгом останавливаемся на красный. Он снова чертыхается, опуская своё окно вниз. Высовывает запястье, и я подпрыгиваю на своём месте, когда слышу, как сначала один телефон, а потом и другой разбиваются о землю.

– Что ты сделал? – спрашиваю, зная, что он не ответит.

Я чувствую удушье и холод, как будто медленно гаснет солнце. Темнота надвигается. Меня как будто затягивает в ледяной водоворот. Я понимаю, что это значит.

– Адам, – говорю я, зная, что мой голос отражает все мои страхи. Удерживаю себя от крика. Я знаю, что если начну, то уже никогда не остановлюсь. Никогда.

Он сворачивает вниз на узкую улочку рядом с моим домом. Ставит машину на парковку и закрывает лицо руками. Шрам на его руке смотрит на меня, зубчатый и белый, как жестокая улыбка.

– Я не могу сделать это, – говорит он. Его голос тихий, слабый и дрожащий.

Хочу, чтобы он заткнулся. Прямо сейчас. Мои пальцы сжимаются на дверной ручке, потому что я хочу убежать.

– Даже не знаю, что сказать или с чего начать, но я не могу сделать это с тобой, – говорит он. – Не важно, что они сделают со мной, я не могу. Больше не могу.

Я слышу звон в ушах, пальцы начинают неметь. Как будто манжета для измерения давления затянута посередине моего тела. Каждый вздох даётся всё труднее, чем предыдущий.

Адам смотрит на меня, его глаза блестят в преддверии слёз.

– Ты была права. Отчасти, но всё же. Твоя потеря памяти была случайностью, но не была естественной. Дэниел Таннер тестировал химические вещества на нашей учебной группе. Не знаю, как или почему, но он хотел продавать их. И мы, очевидно, были подопытными кроликами.

Я словно покинула своё тело. Как будто плыву где-то снаружи, в миллионе миль от этих слов. Обретаю голос, но он слабый и тихий.

– Откуда? Откуда ты знаешь?

Боль в его глазах очевидна.

– Потому что я работаю на них. Дэниел нанял меня, чтобы вести мониторинг группы. Он сказал, что хотел собрать информацию о техниках релаксации.

– О техниках релаксации, – невозмутимо повторяю я, а мои лёгкие сжимаются с каждым вздохом.

– Он кормил меня кучей дерьма о подсознательных сообщениях и медитации, но он никогда… Я не… чёрт, это даже не важно. Он продал всю эту фигню. Продал это школьному совету, как большой общественный проект, и продал мне, как единственный вариант для меня выбраться из этого дерьмого городка, а я купился на это, Хлоя. Я заглотил крючок, леску и грёбаную наживку.

Кусочки соединяются. Вставая на место. Как я сидела напротив него во время первого теста по математике. Комментарии Блейка в туалете. «Я её парень, помнишь?»

Блейк. Блейк, который целовал меня… Я не могу. Не могу поверить в это.

Качаю головой, а слёзы прочерчивают горячие следы вниз по моему лицу. Как я могла не обращать на это внимания? Как?

Все эти смс-сообщения... сегодня, перед тем, как он выбросил наши телефоны. Да даже до этого.

– Ты писал Дэниелу сегодня?

– Да. Я понятия не имел, что он может быть причастен к чему-то такому, но знал, что это должен быть он, сукин сын.

Снова качаю головой, не желая больше слушать. Больше ни единого слова.

– Мне нужны были деньги для колледжа, – горько говорит Адам. – Я не знал… никто не говорил мне о наркотиках. Никто не говорил мне ни о чём таком.

Я толкаю дверь, и его рука мягко оборачивается вокруг моей.

– Хлоя, пожалуйста.

– Отпусти меня! – Вырываю руку и шире открываю дверь.

– Хлоя, я рассказал тебе, потому что люблю тебя! Я был влюблён в тебя с той самой секунды, когда ты разбила пожарную сигнализацию, а может, даже с четвёртого класса.

– Прекрати! Просто прекрати!

Я давлюсь всхлипом и выхожу в холодный тихий вечер. Слишком много. Или слишком мало. В любом случае, слишком поздно.

– Подожди…

– Держись от меня подальше, Адам. Я серьёзно.

Я хлопаю дверью и оказываюсь на холодном ноябрьском воздухе. Бегу по соседнему двору и каким-то образом переношу себя через проволочный забор, игнорируя голос зовущего меня Адама.

Через двор к следующему забору. Я не останавливаюсь. Не думаю. Просто бегу.

Глава 28

Я пойду домой.

Пойду домой и поговорю с родителями, мы пойдем в полицию, и всё будет в порядке. Но когда я заворачиваю за угол на свою улицу, мой дом абсолютно чёрен. Крыльцо не освещено. Лампы внутри не горят. Нет даже бледно-голубого света от телевизора.

Субботний вечер. Вечер свиданий. Наверно, они на ужине, в кино или ещё где-то. И это чертовски плохо. Это чрезвычайная ситуация.

Я сразу вспоминаю про свой разбитый телефон. Психотерапевта в луже крови.

Что, если он вернётся за моими родителями? Что, если я вмешала их в это, и они закончат, как доктор Киркпатрик? От этой мысли желчь подступает к горлу. Боже, что, чёрт возьми, я собираюсь делать?

Этим вечером у холода острые зубы, они вгрызаются сквозь пуховик и превращают джинсы на моих ногах в ледяные лоскуты. Я больше не могу находиться на улице. Но куда мне пойти?

Внутри дом странно тихий, что заставляет меня нервничать и подпрыгивать от каждого звука. Я просматриваю мамину записку на столе и нахожу тарелку, которую она оставила в холодильнике. Ужин и кино. Они будут дома к полуночи.

Долго и пристально смотрю на телефон на кухонной стене, но, в конце концов, ухожу. Я не могу потерять их. Если знание об произошедшем подвергнет их опасности, тогда им лучше не знать. Но я не могу оставаться здесь. Не могу сидеть на кухне в окружении еды на вынос и использованных чашек для кофе и делать вид, что весь мой мир не разлетелся на осколки, а мой почти-парень не один из тех, кто причастен к этому.

Мне нужна помощь.

Мэгги.

Я набираю её номер, но попадаю сразу на голосовую почту. Они отключили её телефон? Или, Боже, они следят и за ней тоже?

Набираю её домашний, но он занят. Мой желудок стучит где-то в коленях. Я представляю Мэгги, распростертую на столе, как доктор Киркпатрик. Нет! Нет, она в порядке. Должна быть.

Часы в гостиной пробивают шесть часов, и я съёживаюсь. Час назад у меня были ответы. Ответы, парень, а лучшая подруга была в безопасности. Шестьдесят минут не должны иметь достаточной силы, чтобы всё это изменить.

Я бросаюсь обратно в темноту, отчаянно желая найти Мэгги. Убедиться, что с ней всё в порядке.

Падает снег, тонкие белые хлопья цепляются за мои волосы и пальто. Рождественские огни сияют сквозь окна соседних домов, насмехаясь надо мной своим мирным посланием.

Я прохожу через двор Кэмпбеллов, мои глаза сканируют яркий свет из окон, как символ жизни. Медленно подхожу к крыльцу, которое видело мои ободранные коленки и святочные похождения за конфетами. Это место наполнено приятными воспоминаниями. Каждый сделанный шаг сопровождает тень воспоминаний об однажды сыгранной игре, брошенном мяче. Это самое родное мне место, словно священная земля для меня.

Поднимаюсь по знакомым ступенькам, сердце грохочет под ребрами. Надо сначала обойти дом спереди, но я не могу. На ногах как будто подвешены свинцовые гири. Во мне больше ничего не осталось.

Я громко стучу в дверь и звоню в маленький звонок рядом с ручкой. Даже зову Мэгги по имени, но окна остаются пустыми, а дверная ручка не поворачивается.

Я одна. Не знаю, где все и в порядке ли они, и мне так холодно. Так ужасно холодно.

У меня вырывается всхлип, и я скрещиваю руки под подбородком. Сейчас я не лучше, чем Джулиен. Если пойду в полицию, они подумают, что я страдаю лунатизмом. Бедная, сумасшедшая девочка с выдуманными историями и разрушенным будущим.

Паника, которая зарождалась внутри в течение последнего часа, захватывает меня в железный кулак, тяжело сдавливая грудь. Мне больно дышать. Боль, как лезвия, скользит между ребрами. Пытаюсь вспомнить слова доктора Киркпатрик, но всё, о чем я могу думать, – это кровь на её столе. Столько крови.

Мои ноги и руки немеют, а зрение затуманивается. Я чувствую, как падаю, руки хватают воздух, прежде чем я тяжело оседаю на землю.

Смесь боли и страха накатывает волной, закручивая и утаскивая меня в море. Глаза закрываются, и я уже не могу этому сопротивляться. Я больше не могу ни с чем бороться.

***

– Хлоя!

Моё имя как стереозвук, возвращающий меня в реальность. Два голоса: один высокий, другой низкий. Они снова кричат друг на друга, слова летают между ними так быстро, что я не могу собрать их воедино. Они не имеют для меня смысла… только шум.

Я чувствую, как моё тело поднимают, безжалостный холодный бетон уступает место чему-то теплому. А затем я двигаюсь. Наверное, меня несут. Воздух меняется. Я чувствую, как жестокий ветер сменяется спокойствием. Чувствую, как тепло проникает под мою одежду, растворяя снег на лице и в волосах.

– С-скажи мне, что он-н-а дышит.

Мэгги. Поворачиваю лицо к ней, но, кажется, я не способна открыть глаза. Хотя я знаю, что она не одна несла меня. Она не такая сильная.

– Она дышит, – говорит Адам.

Адам. Адам нёс меня. Я вдыхаю запах корицы, мыла и кожи. А затем открываю глаза.

– О, слава Г-Господу, – говорит Мэгги. Я слышу её всхлип.

Адам ничего не говорит. Он просто поднимает голову к небу и дышит с трудом. Тонкая кожа под его глазами слишком тёмная и как будто в синяках. Знаю, что должна на него злиться, но мне больно видеть его таким.

Прикасаюсь к его лицу, даже не осознавая этого. Он смотрит вниз, на меня, боль застыла в чертах его лица.

– Я сделал это с тобой, – говорит он.

Его слова колют меня в самое сердце, вызывая слёзы на глазах. Кусаю губы и отворачиваюсь от его лица, но каким-то образом оказываюсь ближе к его груди. Не знаю почему.

Я думаю, что могу возненавидеть его.

И знаю, что люблю его.

Не знаю, какой из этих вариантов лучше

Мэгги появляется в поле зрения, её глаза опухшие и красные.

– Т-ты напугала меня д-до смерти.

– Прости, – говорю я. Голос сильнее, чем я думала, но мозг всё ещё затуманен. – Как ты здесь оказалась?

– Я здесь живу, – произносит Мэгги с невозмутимым видом.

– А я был отчаянным и убедительным, – добавляет Адам.

Мэгги кивает, соглашаясь, и это кажется невероятным. Она говорила мне не доверять ему. А теперь они лучшие друзья?

Кажется, она читает мои мысли, потому что пренебрежительно отмахивается рукой.

– Мы обсудим это позже. Давай п-поставим тебя на ноги.

Адам отстраняется от меня, давая себе пространство, чтобы встать. Я дрожу на полу. Без него тут холодно. Когда я смотрю вверх, вижу их обоих, их руки протянуты, чтобы помочь мне встать.

Беру Мэгги правой рукой, а Адама левой. Наши пальцы соприкасаются, и это вызывает воспоминание.

Мне не стоит быть за рулём. Даже не знаю, почему я в машине или куда направляюсь, я чувствую одновременно головную боль и головокружение, мне трудно следить за дорогой, когда так сильно падает снег.

Облизываю губы и чувствую едкий, лимонный привкус во рту. В голове всплывает лицо Блейка. Мы у него дома. В офисе его отца. Мы кричим друг на друга, а потом успокаиваемся. Я кладу что-то в свою сумку, пока он не смотрит. Пытаюсь вспомнить, что именно, но всё рассыпается на мелкие кусочки.

Я в ужасе. Борюсь с кем-то. Нет, всё в порядке. Я в порядке. Блейк целует меня в машине. Улыбается и говорит мне позаботиться о моей голове.

Нет, в этом нет смысла. Я была у Блейка... но. Я не помню ничего, только пустоту. Чувствую, как будто застряла, как плохо записанная музыкальная дорожка. В моём вечере есть неясные события.

Нет. Не может быть. Как же болит голова. И мне так холодно. Где, чёрт возьми, моё пальто? Почему я за рулём?

Мою машину ведёт, когда я подъезжаю к красному сигналу светофора. Пытаюсь нажать на тормоза, но заднюю часть машины ведёт из стороны в сторону. Я чувствую, как сумка падает с сиденья, ударяясь об пол. Машина останавливается, и я вслепую ощупываю беспорядок на пассажирском коврике: помада и кошелёк, мой айпод и… что за чёрт?

Пальцы смыкаются на чёрной коробке. Что-то гремит внутри, звеня как стекло. От звука мне сводит живот.

Нужно спрятать это.

Падает снег, а моя голова кружится. Всё размыто. Заснеженные улицы. Затем я иду. Смотрю, как тонкий наст ломается под моими ногами. Слышу, как рычу, и чувствую мучительное жжение от снега, который гребу голыми руками.

Моя голова всё кружится. Она болит, и меня тошнит. Только тошнит. Я открываю глаза и возвращаюсь в свою машину. Снова еду. Вижу грязь под своими ногтями. Коробка пропала. Не знаю куда. О Боже, я не знаю.

Я чувствую, как рыдания сотрясают плечи. Так холодно. Меня так тошнит. Вынимаю телефон и с трудом смаргиваю, пытаясь сфокусировать зрение. Я набираю всего один номер, о котором могу подумать, и жду, пока пойдут гудки.

– Не говори, что ты случайно набрала 29, – отвечает Адам вместо приветствия.

Пытаюсь говорить ровным голосом.

– Ты можешь встретить меня?

– Да. Что случилось? Судя по голосу, ты не в порядке.

– Я в порядке, – говорю, сворачивая за двойной желтой линией. Я не в порядке. Далеко не в порядке. Смотрю вокруг, осознавая, где нахожусь. Справа от меня расплывается школьный автобус. – Может, нам лучше встретиться возле школы.

– Буду через пятнадцать минут.

Засовываю телефон глубоко в карман джинсов. Затем паркуюсь на передней парковке. Я дрожу в своём свитере, поэтому больше не могу здесь оставаться. Засов на кафетерии ледяной, но я сдвигаю его вверх и влево, сильно надавливая, как учил Адам.

Захожу внутрь и чувствую, как тишина окончательно захватывает меня.

Здесь темным-темно. Я прохожу через ряды столиков, мои глаза сосредоточены на красном знаке выхода, сияющем в темноте над задней дверью. Мне нужно присесть. Прямо сейчас.

Не понимаю, почему я здесь, почему здесь так темно и чем я так напугана. Мне просто нужно немного отдохнуть. Я хочу закрыть глаза. Останавливаюсь в первом же классе, который нахожу – это прошлогодний учебный кабинет. Слава Богу. Я могу просто поспать. Минуточку.

Всё замедляется и становится спокойным. Мои веки смыкаются, и я скольжу на своё место с прошлого года. Ложусь на стол, наблюдая, как падает снег, похожий на крошечных белых бабочек. Это последнее, что я вижу.

Глава 29

– Хлоя!

Голос Адама возвращает меня в реальность. Его ладони на моём лице. Мэгги сжимает мои руки. Я вроде как зажата между ними, но наполовину приподнята.

Глотаю воздух, заполняя лёгкие сладким дрожжевым ароматом с кухни Кэмпбеллов.

– Я вспомнила. Вспомнила ночь, когда очнулась.

– Какую н-ночь? О чём ты вообще г-говоришь?

– Ночь в классе? – предполагает Адам. – Когда я встретил тебя там?

Киваю, чувствуя себя уютнее и сильнее, находясь рядом с ними.

– Я была у Блейка. Нашла что-то. Они что-то со мной сделали, но не забрали то, что я нашла. Я спрятала это.

Моё сердце всё ещё бешено стучит. Чувствую руку Мэгги на плече, и это успокаивает. Но Адам буквально впивается в меня глазами.

– Я помню, как звонила тебе, Адам. Помню коробку, но не знаю, что в ней было. Но я спрятала ее. Это должно быть нечто важное.

– Они никогда бы не позволили тебе уйти с каким-либо доказательством. Чёрт, после сегодняшнего вечера… – Он замолкает, делая резкий выдох. – Боже, после сегодняшнего вечера, кто знает, что они могут сделать с тобой.

Я вспоминаю себя, вспоминаю, кому позвонила той ночью, и всю ту ложь, которую он с тех пор мне говорил. Отстраняюсь от его прикосновения.

– Они?

Он смиренно отстраняется, бросая руки по швам.

– Я никогда не был одним из них. Я был парнем, который работал на них.

– А откуда мне знать, что ты не работаешь на них прямо сейчас?

– Может, ты этого не знаешь, но я з-знаю, – говорит Мэгги. – Он позволил мне записать его признание на диктофон, со всеми деталями, которые он знает. Оно на моём телефоне.

– Это ничего не исправит, – говорю я ему. – Доктор Киркпатрик мертва. Ты не можешь исправить это, да?

Адам вообще ничего не отвечает. Он просто кивает, а затем отходит назад на несколько шагов, где они, должно быть, нашли меня. Я почти ожидаю, что он продолжит идти, но он останавливается. Просто стоит в ожидании, его профиль застыл в лунном свете.

– Это по-настоящему, ты знаешь, – тихо говорит Мэгги. – То, что он к тебе чувствует.

– Забавно, я думала, ты была в команде «Держись-на-хер-подальше-от-Адама» всего пару дней назад.

– Была.

– И что? Ты обнаружила, что он действительно такой плохой, как ты и думала, – чёрт, да даже хуже, – и внезапно ты считаешь его героем дня?

– Я этого н-не говорила. Я до сих пор не уверена, что думаю насчёт него.

Снова бросаю взгляд на заднюю дверь. Он всё ещё там.

– Зато я знаю, что думаю. Думаю, он предал меня.

Мэгги садится на стул, вздыхая.

– Да уж, только н-не начинай бросаться камнями в свой маленький дом из с-стекла.

– Что это значит?

Мэгз сурово смотрит на меня.

– Это значит, что ты тоже п-предала меня.

Вздрагиваю от её слов, разрываясь между страхом и любопытством.

– Что случилось, Мэгз? Расскажи мне, что с нами случилось.

– Они случились с тобой, Хлоя.

Её лицо становится тёмным и грустным.

– Я г-говорила тебе, что эта группа была ошибкой. Это была почти что секта. Вы тусили в одних и тех же местах, носили похожую одежду. Ради Бога, вы начали в-встречаться друг с другом.

Качаю головой.

– Это всё ещё не имеет смысла, Мэгги. Мы не переставали быть друзьями, когда ты была одержима своим Дэнни или когда я была в волейбольной команде и практиковалась десять тысяч раз в неделю.

– Потому что это не оскорбляло меня! – Она делает судорожный вздох, и я вижу, что её глаза блестят. Её подбородок дрожит, когда она снова заговаривает: – Когда я с-сказала тебе, что что-то не так, ты ответила, что у меня паранойя. Время от времени ты сторонилась меня, а когда игнорирования стало недостаточно, ты устроила стычку. Ты у-унизила меня на пару со своими учебными сучками и с-сказала, что хочешь помочь. Ты сказала мне, что, может, мне стоит больше в-времени посвящать медитации, и тогда возможно я н-не буду, в-в-возможно не буду...

Я заполняю паузу севшим голосом.

– Заикаться.

Этого не может быть. Я не могла такое сказать. Но её слова вызывают покалывание в моих мыслях, всплывая из памяти, которая только и ждёт, чтобы вернуться.

– Ты всегда з-защищала меня, – говорит она, сердито вытирая слезы со щёк. – Даже во втором к-классе, ты никогда не п-поступала со мной по-другому. До того д-дня.

Я откидываюсь к стене, моё сердце разлетается на осколки.

Теперь мы обе плачем, и тихие всхлипы периодически нарушают тишину кухни. Наконец я обретаю голос, столь же дрожащий и слабый, как и я сама.

– Даже не знаю, что тут сказать. Знаю, «прости» недостаточно. И я не знаю, чего было бы достаточно. Не понимаю, как я вообще могла поверить...

Она продолжает там, где я остановилась, придвигаясь ближе.

– Они заставили тебя поверить. Ты в-верила этим людям и всему д-дерьму, которым они тебя пичкали, Хлоя. Возможно, не настолько сильно, как другие, но ты верила им.

Я подавляю дрожь, всё ещё возмущаясь от идеи, что могла сказать такие слова. Мэгги не готова продолжать эту тему. Она смотрит за меня, на заднюю дверь, где всё ещё ждет Адам. В лунном свете я вижу его резкий профиль, его острый подбородок и тонкий нос.

– И он им тоже поверил.

***

Выхожу наружу, и он поворачивается ко мне. Он симпатичнее, чем любой парень имеет право быть, и слишком красив для тех уродских поступков, что он совершил.

– Я не верю тебе, – говорю я.

Он не смотрит на меня, но вздрагивает, как будто это ранит его. Таким образом я понимаю, что он принимает это.

– Это не меняет того факта, что я хочу помочь, – отвечает он.

– Может, я не хочу твоей помощи.

Адам поворачивается ко мне с каменным выражением лица.

– Тогда я пойду в полицию и расскажу всё, что знаю.

– Что?

– Ты слышала меня.

У меня внутри разгорается ярость, посылая жар, несмотря на снег.

– Если ты сделаешь это, у нас ничего не останется. Мы можем никогда не найти доказательства, которые у меня были.

Адам пожимает плечами, и я чувствую, как сжимается моя челюсть.

– Адам, против Дэниела Таннера будут только мои слова! Ты хоть понимаешь, что единственное доказательство, которое у меня есть, я украла у недавней жертвы убийства? Он выйдет из этого дерьма, даже не запачкавшись, а вот меня, возможно, сочтут убийцей!

– Мне плевать.

– Тебе плевать? Тебя не волнует, что меня, возможно, начнут подозревать в убийстве?

– Вот именно, не волнует! Потому что ты будешь жива! Если я пойду в полицию, они откроют расследование, и ты будешь находиться под наблюдением. Под защитой. Он будет слишком умён, чтобы преследовать тебя, потому что тогда след снова вернётся к учебной группе, и, в конце концов, к нему самому.

– И ты позволишь ему уйти после всего, что они сделали с Джулиен? Ты просто позволишь ему?

Он отворачивается от меня, его голова опускается вниз, пока лицо не скрывается в тени. Его рука прикасается к моей щеке, и я задерживаю дыхание. Когда он снова начинает говорить, его голос настолько тихий, что я скорее ощущаю его, нежели слышу.

– Ты ведь даже понятия не имеешь, на что я способен, чтобы ты оставалась в безопасности?

Задняя дверь открывается, выходит Мэгги. Я почти раздражена, когда поворачиваюсь к ней, но один взгляд на её лицо заставляет меня промолчать. Она бледная, а глаза влажные. Слишком влажные.