Текст книги "Шесть месяцев спустя (ЛП)"

Глава 1

Я сижу рядом с кнопкой пожарной тревоги, а моя лучшая подруга буквально сгорает в огне. Ирония или божественное вмешательство? Я почти чувствую металлическую ручку под своими пальцами. Мне кажется, она даже шепчет моё имя.

Заманчиво. Одним быстрым движением руки я могу превратить эту школу в эвакуационное безумие.

И кошмар Мэгги тут же закончится.

Она стоит у доски и нервно сглатывает. Бледная и трясущаяся, как листок бумаги в её руках.

– Социальное давление и изоляция, с к-которыми сталкиваются м-медбраты...

Нет, я не могу позволить ей так страдать!

Мэгги трясёт головой, пытаясь отделаться от страха, и неуверенно улыбается.

– Простите.

– Всё в порядке, – заявляет миссис Корвин, дёргая висящий на шее кулон в виде кошки, – нет никакой причины, чтобы бояться.

Она думает, что заикание связано со страхом? Разве учителя не должны знать о проблемах с речью и прочей подобной чуши? Хотя что ещё можно ожидать от женщины, у которой на рабочем столе стоит рамочка с фотографией её обожаемого сиамского кота – мистера Усатика?

Мэгги вздыхает.

– Социальное д-давление и изоляция, с которыми сталкиваются м-ме-медбраты в преимущественно ж-женском деле, – это мощный аргумент в п-по-пользу… – Она вновь краснеет и замолкает.

Сзади кто-то сдавленно хихикает.

– Продолжай, Мэгги, – говорит миссис Корвин. Опять.

Всё, я сделаю это.

Сбоку от меня Блейк Таннер двигает свой стул. Я знаю это частично оттого, что у меня хорошо развито боковое зрение, но по большому счёту из-за того, что во мне есть тонко чувствительный «Блейк-радар». Я колеблюсь, вдыхая свежий аромат его одеколона и искоса наблюдая, как он пальцами настукивает какой-то ритм.

Моё лицо горит. Я не могу сделать это, пока он сидит так близко. Я абсолютная невидимка для этого парня! И сейчас я действительно собираюсь привлечь его внимание. Но чем? Нажатием кнопки пожарной тревоги? Да, уверена, это будет замечательным посланием парню, который состоит в ученическом совете с восьмого класса.

Мэгги отбрасывает назад волосы и пытается закончить свою мысль.

– Это мощный аргумент, г-говорящий о с-с-сексизме против мужчин. По большому счету, он в-возникает в рез-з-з...

Лицо Мэгги быстро меняет оттенки: из нежно-розового в пунцовый. На задней парте, уже не таясь, смеются Тайлер и Шеннон. Я чувствую, как мои глаза начинают наполняться слезами. К черту всё! Более ни одной минутки, ни одной секундочки я не собираюсь это терпеть.

Вслепую я шарю рукой по стене в попытках найти заветную кнопку. Пальцы натыкаются на что-то холодное и металлическое. Бинго! Две секунды, и унижение прекратится.

Блейк откашливается, и я прикусываю губу. Неужели он смотрит на меня?

Что со мной не так? Конечно же, он не смотрит. Я невидимка.

Оборачиваюсь, потому что чувствую на себе чей-то взгляд. Адам Рид. Сидит, согнувшись над своей партой. Длинные тёмные волосы отчаянно взывают о паре ножниц.

Адам приподнимает одну бровь, полуулыбкой спрашивая, чего же я жду. У меня нет ответа на этот вопрос, поэтому я лишь резко нажимаю на кнопку пожарной тревоги. А затем я просто говорю «Прощай» своему первому году в школе без наказаний.

***

Мэгги ждёт меня около директорского офиса. В руках у неё пара разноцветных тетрадей, а пшеничного цвета волосы скручены в узел, поддерживаемый карандашом.

Едва закрывается дверь, она подлетает ко мне с сердитыми восклицаниями:

– О чём ты думала? Тебя же м-могли ис-сключить!

Я закидываю на плечо рюкзак и насмешливо машу ручкой нашему школьному секретарю – миссис Лав. Мэгги хватает меня за рукав, и мы выходим в школьный коридор. Здесь всё как обычно: ученики хлопают дверцами шкафчиков и отчаянно набирают сообщения в своих телефонах.

Кто-то свистит, а Коннор даже поднимает вверх два больших пальца:

– Пожарная безопасность – превыше всего!

Холл разражается аплодисментами и улюлюканьем. Я краснею, но раскланиваюсь и машу рукой.

Мы уже спускаемся по лестнице, перепрыгивая через ступеньки, когда Мэгги вновь начинает разговор.

– Так что случилось, Х-хлоя? Всё очень п-плохо?

– Неделя внеурочной работы и лекция про связь моего интереса к психологии с моим поведением.

Мэгги отворачивается и, я готова поклясться, кусает свой язык.

Я знаю этот вид. Сейчас она пытается сказать что-то, дабы не обидеть меня.

– Плюнь. Ничего страшного.

Она тяжело вздыхает.

– Послушай, Хлоя. Я знаю, ты х-хочешь помочь мне, но уже пора п-подумать о самой себе. Иногда это выглядит так, будто ты избегаешь своих желаний.

Я пытаюсь сделать вид, что меня нисколько не задели эти слова.

– Зато не так, будто я боюсь показаться доброй, Мэгз.

Она просто смеётся и берёт меня за руку.

– Однажды ты спрыгнула с моста на спор. Это доказывает, что ты вообще ничего не боишься. Также это доказывает, что ты б-безумная.

– Смотри!

Я задерживаю дыхание, когда мы проходим мимо питьевых фонтанчиков очень близко к последним шкафчикам в коридоре. Просто очередное ничем не примечательное место нашей школы, за исключением одного. Это «Зона Блейка».

Словно по команде, он закрывает свой шкафчик и предстает перед нами высоким, популярным королём этого одинокого холла. Он смеётся над шуткой, которую я не слышу. У него идеальный смех, который обнажает его идеальные зубы и идеальное что угодно.

Я вздыхаю.

– Блейк выглядел… разочарованным?

Мэгги округляет глаза и смотрит на меня.

– Знаешь, я в последнюю очередь думала о выражении лица Блейка во всём этом хаосе и эвакуационной панике.

Блейк снова смеётся, и я чувствую, что мои щёки горят.

– Да, верно. Прости.

– Хочешь, я подойду и спрошу у него? – хитро ухмыляется она.

Я вжимаюсь обратно в стену с долгим протяжным вздохом.

– Как получилось, что я не могу разговаривать с парнями? Я прыгун с мостов, нажиматель пожарных тревог...

– Голый бегун, – добавляет подруга.

– Это было всего один раз! И, формально, я была в нижнем белье. Но как получилось так, что ты – королева всех школьных отличников, – лучше в этом деле, чем я?

– В з-заикании есть свои плюсы. Н-никто не видит, когда я в-волнуюсь. Кстати, иногда ты тоже разговариваешь с парнями.

Я не могу оторвать глаз от рубашки-поло Блейка и его чуть волнистых волос.

– Да, конечно. Но только не с этим.

– С-слушай, мне нужно в класс. К слову, ты заходила утром в офис забрать результаты своего тестирования?

Я шлю ей самую очаровательную и самую беззаботную улыбку.

– О Господи, нет. Забыла. Зато я записалась на Академический оценочный тест, о котором ты мне говорила.

– Но как ты умудрилась з-забыть про результаты?

– Да кому они вообще нужны?

Она смотрит на меня, недоуменно моргая.

– О, каждому колледжу, в который ты будешь подавать документы.

– Да. Верно. Но у меня ещё есть возможность их исправить.

Глаза Мэгги начинают темнеть. Дурной знак.

– Исправить? Насколько они плохи?

– Ну, я… – Звенит долгожданный звонок, спасающий меня от очередной лжи. – Ой, какая неожиданность. Мне пора бежать. Внеурочные занятия и всё такое. Да, такая я. Учиться, учиться и ещё раз учиться!

Я проскальзываю в дверь и слышу за собой встревоженный голос подруги:

– Теряешь время, Хлоя.

Её слова определённо резонны. У меня есть шесть дней на то, чтобы переписать свой тест на оценку, которая не позволит мне остаток жизни отделять тухлые яйца от свежих в «Обеде у Трикси». Эта безотлагательность должна вдохновить меня на использование каждой минуты внеурочных занятий с пользой для моих оценок.

Я открываю свои записи по биологии, но всё это настолько клеточное и генетичное, что мои глаза тяжелеют уже на третьей строке. Почему я не могу делать всё сразу?

Все вокруг работают в полную силу. Даже Алексис, которая весь год читала «Vogue», пряча его между учебников. Вполне очевидно, что я здесь единственный лентяй.

Возможно, я бы стала просто потрясающей официанткой! Исключая тот факт, что я совсем не хочу становиться ею. Я знаю, кем хочу быть, и эта профессия не включает в себя подачу картошки фри голодным дальнобойщикам.

Она включает докторскую степень в психологии.

Как я собираюсь преодолеть двенадцать лет в колледже, если я даже не могу преодолеть свой сон сейчас?

Слишком плохо, что нельзя сделать карьеру, обучая детей тому, как спать на уроках, чтобы преподаватели не заметили. О, я могла бы стать замечательным педагогом в этом!

Солнечный луч скользит по моей парте. Он будто говорит: «Поспи, Хлоя». Я наклоняю голову, рассматривая, как солнце окрашивает золотом мои пальцы. В конце концов, у меня на подготовку есть целые выходные. А ещё сегодня вечером курсы по подготовке к экзамену. Так какой вред может принести маленький подросток, решивший немного вздремнуть?

Поэтому я кладу голову на парту и закрываю глаза. Я подумаю о недостатке дисциплины позже, когда прозвенит звонок.

Но он не звенит.

Нет ни единого звука, который мог бы разбудить меня. Лишь холодное сосущее чувство внутри. По позвоночнику бегут мурашки, и сердце вдруг меняет ритм. Пропускает один удар. Потом второй.

И я знаю, что-то здесь чертовски неправильно.

Глава 2

Очень страшно открывать глаза, но я это делаю.

Темнота сжимает в свой кулак. И ещё в полудреме я знаю, что это неверно, неправильно. Часто моргаю, ибо всё кажется игрушечным: темнота, комната и даже я.

Сон. Должно быть, это ещё сон.

Снаружи жуткая темнота. Постойте, сейчас не может быть так поздно!

Или может?

За окном угадывается синевато-серое небо. Я вижу летящие белые хлопья, словно блестки на бархате.

Что это? Цветы? Пыль? Нет. Просто снег.

Снег?

Я вскакиваю со стула, слышу, как в полнейшей тишине скрипят его ножки. Я одна. Кожа покрывается мурашками от пустоты кабинета.

Часы над доской показывают половину десятого вечера. Мистер Бринделл, которого я никогда не видела не стоящим у доски, исчез. Я оглядываюсь, понимаю, что исчез не только учитель. Все исчезли. И всё исчезло. Книги, бумаги, рюкзаки. Я нахожусь в животе скелета, который раньше назывался классом.

Паника охватывает меня с ног до головы, расшатывая каждый нерв.

Нет.

Нет, этого не может быть. Страшный сон. Ошибка.

Я напряженно всматриваюсь в окно. Но снег отказывается превращаться во что-либо иное. Он тяжело падает на коричневую траву, прилипает к тонким веткам голых деревьев.

Где деревья? И где, чёрт побери, это долбанное солнце?!

Пожалуйста, разбудите меня! Мне очень нужно проснуться!

Нет, я не сплю. Я чувствую это всеми косточками. Моё сердце кричит «Кошмар!», но мозг упрямо доказывает, что всё происходит на самом деле.

Я прикасаюсь рукой к стеклу и тут же резко подношу её ближе к глазам в полнейшем недоумении. Мои ногти… они грязные. Я вижу чёрные полумесяцы грязи под каждым ногтем. Грязь даже на пальцах.

Ладно, это уже чересчур страшно. Как в каком-то ужастике. И я должна выбраться отсюда. Прямо сейчас.

Я оглядываюсь в поисках рюкзака, но его нигде нет. Исчез и мой полосатый сарафанчик, в котором я была с утра. На мне чёрный свитер и джинсы. Ощущение мягкой пряжи заставляет мой желудок перевернуться. Это неправильно. Здесь всё неправильно!

Обнаруживаю в карманах джинсов свои ключи и телефон. Слава богу. Я быстро достаю его и включаю.

Экран зажигается, и я ввожу пароль. Мир снаружи кричит о своей неправильности, но эти привычные и знакомые движения успокаивают меня, дарят некую защищенность.

Я отхожу подальше от окна и невозможного снега, мои пальцы бегают по клавиатуре телефона.

Так, что теперь? Позвонить родителям? Но они подумают, что я сошла с ума. Возможно, даже поместят в психиатрическое отделение больницы милосердия, чтобы предотвратить другие неожиданности. Нет, родителям я точно звонить не буду.

Мэгги.

Мой экстра-вызов на неё не работает. Нетерпеливо просматриваю последние звонки, но её среди них нет.

Невозможно. Я не могу прожить и десяти минут без сообщения или вызова Мэгги с тех пор, как в девятом классе у нас обеих появились мобильные телефоны.

Я продолжаю листать список звонков и всё больше убеждаюсь, что это не мой телефон. Потому что этот список просто не может принадлежать мне! Наконец на седьмой и восьмой странице я нахожу пару звонков маме на мобильный и домой, но не Мэгги.

Смотрю, когда сделан последний вызов. 10 ноября, 18.32.

10 ноября? Я читаю это снова и снова. Остальные звонки тоже датируются этим месяцем.

Реальность больно бьет меня под дых, сообщая ужасную и неумолимую правду. Я спала шесть месяцев. Кома, или что-то ещё. Так или иначе, я потеряла полгода своей жизни.

Но это тоже не может быть правдой. Они же не могли меня бросить в этом кабинете. Я была бы сейчас в больнице, среди жизнеобеспечивающих аппаратов и заботливых медсестер. Но если я не спала… тогда что это?

Амнезия?

Может быть, у меня что-то типа туберкулёза? Или малярии. Без каких-либо определённых причин не бывает амнезии. Но что это ещё может быть? Меня захватили инопланетяне?

Передо мной медленно начинает открываться мрачная вероятность. Одно слово, четыре слога. И бесконечная река унижения.

Безумие. Должно быть, это безумие.

В том году я достаточно наслушалась шёпота за своей спиной. Я видела это и на лицах, меняющих выражение с сочувствия до презрения, которые смотрели на меня, как на «проблемную девочку». Но лучше быть проблемной, чем ненормальной.

Нормальные люди забывают, что они ели на завтрак. Или имена своих соседей. Но они никогда не просыпаются в тёмном кабинете, не имея ни малейшего представления, где потерялись последние полгода их жизни.

Адреналин приливает к голове, губы немеют, сердце стучит всё быстрее с каждым ударом. Нет. Только не сейчас. Это не должно перерасти в настоящую паническую атаку. Только не сейчас.

Я закрываю глаза и пытаюсь следовать указаниям своего терапевта. Напоминаю самой себе, что всё нормально. Я не больна, не умираю. Моё тело даёт мне дополнительную энергию, и это хорошая энергия. Это нормально. Здесь нечего бояться.

– Хлоя?

Я оборачиваюсь на звук своего имени и вижу чью-то фигуру в дверях кабинета. Адам Рид. Шесть футов и пара дюймов, испугавших меня до смерти.

Я чувствую, как кровь начинает приливать к щекам. Свет уличного фонаря подсвечивает его модельные скулы и широкие плечи. Адам кажется настолько прекрасным, что ему не хватает лишь крыльев и нимба. Но ангелы обычно не бьют криминальные рекорды.

Он здесь из-за пожарной тревоги? Смотрит на меня так же, полуулыбаясь. Но обычно Адам никогда мне не улыбается, так с чего он так расщедрился в последнее время?

– Ты что-то хотел? – Голос звучит глухо и испуганно.

Он хмыкает.

– Ты же сама позвала меня, помнишь?

Сама идея меня, зовущей Адама в пустой тёмный кабинет, кажется настолько нелепой, что я не нахожу, что ответить. Почему я должна его звать?

Несмотря на моё маленькое пожарное приключение, мы с ним совсем не в одинаковых кругах общения. Я нахожу общий язык практически со всеми. Адам же не может просто пройти по коридору, не вступив с кем-нибудь в драку. Иногда я выгуливаю собак из питомника. Он же иногда заходит в класс в сопровождении полиции. У нас с ним даже не разные социальные группы, у нас разные солнечные системы.

Он наклоняет голову, и я перевожу дыхание. Что может быть более нелепым, чем то, что происходит прямо сейчас? Я же не должна чувствовать себя с ним безопаснее. Наоборот, я должна быть абсолютно испугана.

Так почему же я не испугана?

– Так что ты здесь делаешь?

И хотя всё в нем, начиная от тяжёлых чёрных ботинок и заканчивая мешковатой курткой, кричит: «Не говори ему ни слова», его голос звучит заинтересованно. Возможно, даже обеспокоенно.

– Я... – Пытаюсь найти какие-то слова для объяснения того, что потеряла память, застряла во временной ловушке, но на ум ничего не приходит. Я не должна ему что-либо объяснять. Я даже не знаю его. – А почему ты здесь? – спрашиваю его в ответ.

– Потому что ты позвала, – отвечает он, вновь улыбаясь. Затем он кивает на мои руки. – Играла в куличики, пока ждала меня?

Я быстро прячу руки за спину и неосознанно делаю шаг навстречу ему. Затем вспоминаю, что он несовершеннолетний преступник и к тому же психопат. Я должна уже бежать от него! Тем не менее, он не выглядит как психопат. Всего лишь Адам. Он скрещивает руки на груди.

– Ты же помнишь, что звала меня, правда?

По позвоночнику бежит холодок. Горло пересыхает, и язык не поворачивается что-либо ответить.

Нет, не помню. Я вообще никогда не разговаривала с ним и тем более не стояла так близко к нему до этого момента.

Может, он пьян? Все говорит об этом, да? Только выглядит слишком трезвым. Ни красных глаз, ни трясущихся пальцев. Возможно, тоже сошел с ума. Как и я. Возможно, это просто массовое помешательство.

Адам весело ухмыляется, его голубые глаза сияют.

– Я впечатлён твоим взломом двери в кафетерий без моей помощи. Начинаю думать, что ты всегда это умела.

Чем он впечатлен? Что я сделала?

Я спятила. Теперь абсолютно спятила. Я никогда в жизни ничего не взламывала. И если бы даже что-то взломала, то точно не дверь в кафетерий.

Он кладет руки на спинку стула и наклоняет голову. Меня внезапно охватывает ощущение дежавю. Когда-то я это видела. Его, в такой же позе, смотрящего на меня точно так же, как и сейчас, поверх стула. Я уверена в этом.

Смотрю на его руки и бледнею. Внезапно выражение его лица изменяется: исчезает улыбка, прищуриваются глаза.

– Ты в порядке, Хло?

Моё прозвище звучит правильно на его губах. Естественно. Он вообще не должен знать, что у меня есть прозвище! Но, очевидно, знает.

– Ты выглядишь напуганной до смерти, – замечает он.

Я не уверена, что «напуганная» – верное слово. Я не уверена, что вообще существует такое слово, которое может описать мои чувства.

– Всё в порядке. Просто устала. – Ложь даётся мне на удивление легко.

Он подходит ко мне ещё ближе, и, клянусь, я забываю, как дышать. Моё сердце громко стучит, пальцы трясутся. Но мне совсем не страшно.

– Нам нужно поговорить? Для этого ты меня сюда позвала? – спрашивает он. – Ты же знаешь, ты всегда можешь всё мне рассказать.

– Да, знаю. – Я говорю автоматически, слова возникают из места в моей голове, где, должно быть, прячется моя память.

Я чувствую необъяснимую грусть, какую-то зияющую дыру, полнейшее отсутствие чего-то важного.

Что же со мной такое случилось? Что заставило меня всё забыть?

Я кусаю губу и чувствую, как в уголках глаз появляются слёзы. Выражение лица Адама смягчается, становится обиженным. Я никогда не думала, что он может выглядеть вот так.

Он открывает рот, чтобы что-то сказать, и моё тело натягивается, как струна, желудок сворачивается в узел, я вся дрожу. Что со мной, чёрт побери, происходит?

Он облокачивается на парту между нами, почти касаясь своими пальцами моих. Каждый сантиметр между нашими руками кажется заряженным электричеством.

– Мы не можем так продолжать, Хлоя, – мягко говорит он.

Слова жалят. Я не понимаю их значения, но необъяснимо хочу оспаривать их. Я хочу схватить его за руку, наклонить к нему голову и… это безумие.

Мой мир сузился лишь до этой комнаты с парнем в центре, которого я абсолютно не знаю.

Если я сейчас же не уйду, то произойдет что-то глупое. Что-то, после чего ничего и никогда не встанет на свои места.

– Мне надо идти. – Я подхожу к двери, стараясь не смотреть на Адама.

– Хлоя. – То, как он произносит моё имя, заставляет мой желудок сделать очередное сальто.

Внезапно на меня обрушивается что-то тёплое и доброе. Я слышу смех Адама на задворках сознания, как саундтрек к фильму, который я не могу видеть. Оборачиваюсь к нему в недоумении, что же его рассмешило.

Но он не смеётся. По крайней мере, не сейчас. Воспоминания о его смехе тотчас стираются, когда я смотрю ему в глаза.

Он молча позволяет мне уйти. Мои шаги спокойные и уверенные. И я хочу, чтобы сердце взяло с них пример.

Глава 3

Моей машины нет на обычном месте, и к тому же я потеряла где-то пару сезонов, так почему это должно удивлять меня? Наконец я нахожу Тойоту в южной части стоянки, припорошенную тонким одеялом снега. Значит, меня не было здесь довольно долго.

Я полагаю, не менее шести месяцев.

Паника поднимается снова, сжав горячие пальцы вокруг моего горла. Я заставляю себя сосчитать до десяти. А затем до двадцати. Наконец я бросаю попытки обрести внутреннее спокойствие и открываю замёрзшую дверцу машины. Завожу двигатель и нахожу свой скребок на заднем сидении, затем приступаю к очистке лобового стекла от наледи. Я дрожу так сильно, что мои зубы выбивают чечётку.

Я прерываюсь, чтобы набрать Мэгги, но опять попадаю на голосовую почту. То, что она не ответила снова, ошеломляет меня так же, так и всё остальное. Она не может принять душ, не положив телефон на раковину, а теперь три звонка без ответа?

Я слышу рычание двигателя и вскидываю голову, как испуганный олень, под светом двух фар, заворачивающих на стоянку. Мое сердце начинает тяжело биться в горле, в то время как красный Мустанг по широкой дуге приближается ко мне.

Блейк?

О боже, пожалуйста, только не сейчас. Не когда я окончательно закоченела и совершенно нестабильна из-за острого приступа долбанной амнезии.

По некоторым причинам я не могу даже понять, почему машина направляется прямо ко мне. Как он мог увидеть меня с главной дороги? Похоже, он знал, что я буду здесь.

Автомобиль подъезжает и останавливается, открываются двери. Возможно, это его сестра или мама. Или, боже, может, кто-то угнал его машину и теперь собирается убить меня. Любой из этих вариантов был бы для меня предпочтительным.

Но нет. Это он. Блондин с ямочками на щеках, игрок в лакросс и тот, в кого влюблена как минимум половина всех девчонок в старшей школе, что ни для кого не секрет.

– Боже, Хлоя. Я ужасно волновался, – говорит он, хлопнув дверцей и направляясь ко мне.

Прежде чем я могу что-то сказать или хотя бы моргнуть, он заключает меня в крепкие объятия. Он пахнет, как всегда, дорогим одеколоном, о котором большинство парней могут только мечтать. И да, до этого момента я бы отдала все, чтобы получить хотя бы легкое похлопывание по спине мимоходом с его стороны. Но сейчас… это слишком.

Его одеколон, его супермягкая куртка. Я чувствую удушение. Поднимаю руки, чтобы оттолкнуть его, но он отступает первым. На его лице написана странная смесь беспокойства и раздражения. Я делаю шаг назад, мой скребок все ещё зажат в левой руке.

Он протягивает руку, заправляя прядь моих темных волос за ухо. Волосы скользят по шее, оставляя после себя миллион мурашек. Они не должны касаться моей шеи. Я отрезала волосы до подбородка на прошлой неделе, но они уже не короткие.

Блейк улыбается, и я отчаянно пытаюсь сказать ему что-то в ответ, но не могу.

Сзади я слышу тяжёлые шаги, направляющиеся от школы. Рука Блейка ложится на моё плечо. Мне даже не нужно оборачиваться, чтобы понять, кто это, но я не могу удержаться.

Я хотела бы, но не могу. Выражение лица Адама превращает мой живот в камень. Я знаю это чувство, поднимающееся изнутри, но я уже не принадлежу себе. За что я должна чувствовать себя виноватой?

Адам отбрасывает свои тёмные волосы с глаз и отвешивает нам наполовину искреннее приветствие. Он перекидывает свой рюкзак на другое плечо и поворачивается, чтобы пересечь школьное поле в своих не до конца завязанных ботинках.

Он замёрзнет на этом снегу. Где его машина?

И почему мне не наплевать? Он незнакомец, и мне всё равно, где его машина. Только вот он не незнакомец, а я определенно сильно волнуюсь.

Прикосновение к руке заставляет меня обратить внимание на Блейка. Он такой же незнакомец, но мне не нужно его бояться. Он как парень с рекламного плаката. Хороший горожанин, президент класса. Он, возможно, делает рекламу Бойскаутам, когда не помогает маленьким старушкам переходить дорогу.

Он единственный, с кем я должна чувствовать себя в безопасности.

– Хлоя, ты в порядке? – спрашивает он, положив руку чуть выше моего локтя.

– Нет, не совсем… – признаюсь я.

– С твоей головой все в порядке? Почему ты в грязи?

Как только он говорит это, мои пальцы нащупывают набухшую шишку прямо под затылком, и я вздрагиваю от боли. Что за чёрт? Когда это случилось?

– Полегче, – говорит Блейк, и я опасливо отступаю от него. Он игнорирует меня, подходит ближе, чтобы взять меня за руку. – Ты очень сильно ударилась. Не могу поверить, что ты не поехала сразу домой. Возможно, мне следует отвезти тебя в больницу.

– Я не ударялась головой, – говорю я, несмотря на то, что, очевидно, так и было.

И совершенно ясно, что он видел, как я ударилась.

Теперь он выглядит очень обеспокоенным, его брови нахмурены и в глазах печаль. Он не знает меня настолько хорошо, чтобы так беспокоиться обо мне. Или обнимать меня.

Мир начинает клониться, и мне приходится облокотиться на крышу моей машины, чтобы не свалиться в обморок.

– Хлоя, думаю, надо отвезти тебя в больницу, – медленно произносит Блейк. – Ты хотя бы знаешь, почему ты здесь? И почему ты такая грязная?

Я осторожно прикасаюсь к шишке, в надежде, что это даст мне ответы.

– Я не знаю. Я помню… – Я тяну, потому что не знаю, что собираюсь сказать. Я помню, как засыпала в аудитории. В последний вторник мая.

– Ты помнишь прогулку до моего дома прошлым вечером? – спрашивает он.

Прогулка с Блейком Таннером? Невозможно. Если бы Блейк передал мне салфетку в кафетерии, я бы обсуждала это с Мэгги еще дня три. Я бы не смогла забыть прогулку.

– Помнишь? – мягко повторяет он, и я чувствую, как его пальцы переплетаются с моими.

Его рука теплая и широкая, такой, какой и должна быть рука парня.

– Ты помнишь, как поскользнулась на крыльце? Тогда ты и ударилась головой. Хотя я и не понимаю, где ты так испачкалась.

Я снова дотрагиваюсь до головы, на этот раз сознательно отмечая холодные тёмные пятна на коленках моих джинсов. Это то, что случилось? Глупая травма головы или что?

Я хотела бы, чтобы это было правдой. Мне нужно, чтобы это было правдой.

– Поскользнулась на тротуаре, – автоматически лгу я, смотря на свои грязные коленки. – Я действительно устала. Мозг тормозит.

– Давай отвезу тебя домой, – предлагает он. – По крайней мере, твоя мама посмотрит.

Я оборачиваюсь на свою запорошенную снегом машину, затем на его сияющий, только что из гаража, Мустанг. В тёмном салоне, скорее всего, жарко. Возможно, если я присяду ненадолго, я все пойму.

– Хорошо, – соглашаюсь я, – если ты уверен, что тебя это не сильно затруднит.

Он смеется над моей фразой, как будто смешно, что я вообще могу так подумать.

– Нет, Хлоя. Меня не сильно затруднит отвезти свою девушку домой.

Девушку?

Девушку??? Он сказал девушку?

Это же шутка. Зачем так шутить надо мной. Потому что я влюблена в него? Но кто нет?

Нет, это не может быть правдой. Блейк не стал бы ввязываться в шутки с малолетками. Ради Бога, он же состоит в школьном патруле.

Но это не может быть ничем другим.

Блейк не замечает, что я стою и моргаю, как рыба. Он берет скребок у меня из руки и выключает зажигание в моей машине, а затем блокирует дверцы. И по тому, как он уверенно возится с замками или с зажиганием, я понимаю, что он делал это раньше. С хмурым взглядом он протягивает мне сумку.

– Это было на полу.

– Спасибо.

Он улыбается и ведёт меня к Мустангу. Я верчусь, смотря, как он открывает пассажирскую дверь, а затем помогает мне сесть, как будто это самая обыкновенная вещь. Как будто я обычно не впадаю в экстаз от возможности посидеть в его машине.

Но когда я откидываюсь на кожаное сиденье, я не чувствую экстаз. Во всяком случае, я чувствую себя неловко. Даже слегка подташнивает. Я поджимаю ноги, не желая, чтоб грязь с моих ботинок попала на его чистый коврик.

Здесь восхитительно тепло, как будто сидишь у камина. Я втягиваю запахи новой машины и Блейка, и не знаю почему, но мне не нравится эта смесь. Блейк садится за руль, и мы быстро пристегиваем ремни безопасности в тишине. Затем он тянется за чем-то с заднего сиденья.

– Ты оставила свое пальто, когда выбежала сегодня, – говорит он и протягивает мне его. – Ты, должно быть, замёрзла.

Я запускаю руки под жёсткую красную шерсть. Это мое пальто, все в порядке. Я потратила на него небольшое состояние в начале второго курса, так что это не та вещь, которую я могу оставить валяться где-нибудь.

– О, спасибо. Должно быть, я ударилась головой сильнее, чем думала, – говорю я, обнажая зубы в некоем подобии улыбки.

Блейк прибавляет температуру и выруливает с парковки, не произнося ни слова. Он сразу сворачивает на главную улицу, не дожидаясь от меня пояснений, а затем сворачивает налево на Бирчвуд, что говорит о том, что он знает, куда ехать.

Когда он касается рукой моего колена, все мое тело сжимается от напряжения. Краем глаза я смотрю на него, но все выглядит так, как будто он не дурачится. Он расслаблен. Прикасаться ко мне естественно для него.

По необъяснимым причинам я уверена, что для Блейка всё действительно так. Он думает, что я его девушка.

Я игнорирую свою кружащуюся голову и пожатие руки Блейка и смотрю за окно. Краем глаза я вижу, что он смотрит на меня.

– Что за сумасшедшая ночь… – говорю я, понимая, что не могу сидеть в молчании вечно.