Текст книги "Запах страха. Коллекция ужаса"

Автор книги: Ричард Мэтисон (Матесон)

Соавторы: Дж. Рэмсей Кэмпбелл,Дэвид Моррелл,Стивен Джонс,Ким Ньюман,Джин Родман Вулф,Дэвид Джей Шоу,Кристофер Фаулер,Элизабет Хэнд,Кэтлин Кирнан,Эл Саррантонио
сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 36 страниц)

Пришло еще одно сообщение. Он прочитал его и закрыл телефон, не ответив.

Как обычно, на нижнем этаже гремела музыка.

Осушив стакан, он опустил голову на мягкую спинку кресла.

Текстурное покрытие потолка собирало на себя паутину и грязь, но он сомневался, что ему когда-либо захочется его чистить или обновлять. Очень немногие люди бывали здесь. Линзи, конечно, провела в этой квартире немало времени. Он горько усмехнулся, потом закусил губу и устремил взгляд на потолок, чутко прислушиваясь к каждому звуку, несмотря на уханье басов из квартиры этажом ниже. Кристина переступала порог этой квартиры от силы пару раз, вскоре после их знакомства, но потом – никогда. Не было повода. Она как-то возмутилась, что он содержит квартиру, мол, дорогое удовольствие, но он возразил, что в ее доме не хватает места для всех этих книг и пленок. Не говоря уже о том, что хранится на чердаке. Он снова закусил губу.

Мэддокс включил магнитофон, и размеренный хаос «Новых карт ада» Пола Шутца вступил в битву с идущим снизу ритмичным уханьем. Этот альбом 1992 года был постоянным саундтреком к его работе над книгой в этой квартире. В редких случаях он включал «Новые карты ада II: Вознесение металлов». Ему казалось, что это помогает. Иногда он представлял, как будет рассказывать какому-нибудь известному журналисту вроде Кирсти Варк или Верити Шарп: «Вначале это было необходимо, чтобы настроить мысли на нужную волну, и вскоре переросло в привычку. Я просто не мог работать над книгой, если фоном не играла музыка. Ведь речь идет о создании герметически запечатанного мира, каким и является ад, против чего, я думаю, вы не станете возражать. Хоть он и расширяется с пугающей скоростью, извергаясь в наш мир очагами. Норт-Кенсингтон, Масуэлл-хилл. Лондон превращается в ад, Кирсти».

Он открыл файл и подправил неудачный кусок текста. Сохранил его и открыл другой файл, «Доллис-хилл». Кое-какие заметки, несколько попыток описать дом, пропуски, большие пропуски. Он знал, что ему придется туда вернуться.

Он воспроизвел в памяти мысленные наброски и зарисовки. Осень 1986 года. Погожий день. Ветреный, но сухой и яркий. Прогулка по незнакомому району Лондона. Длинная дорога, обсаженная деревьями. Вид с высоты. Особняки и примыкающие друг кдругу дома. Викторианский, эдвардианский стиль.

Звонок домофона вырвал его в настоящее. Вздрогнув, он закрыл файл, встал, прошел в коридор и снял трубку.

– Открыто. Поднимайтесь, – сказал он и только потом понял, что она его не слышит.

Он остался стоять в коридоре, прислушиваясь к шагам на лестнице. Шаги остановились перед дверью, и стук раздался не сразу, а через пару секунд. Он представил, что она приводит себя в порядок, разглаживает одежду, убирает волос с воротника. Или смотрит на часы и подумывает удрать. Как только она постучала, он открыл дверь, заставив ее вздрогнуть.

– Входите, – сказал он. – Спасибо, что пришли.

Все, что Мэддокс сделал для улучшения изображения, – это уменьшил размер окна медиапроигрывателя, чтобы рот репортера не так дробился на пиксели.

Пока Карен изучала видеозапись, Мэддокс сходил в дальний конец комнаты и вернулся со стаканом красного вина, который поставил у ноутбука. Карен подняла руку, отказываясь, но он только подвинул стакан немного ближе к ней и отошел. Наконец, когда она смотрела запись в третий раз, ее рука потянулась, возможно, непроизвольно, к стакану. Сделав глоток, она подняла стакан, рассматривая бойкого репортера: очки в стиле Майкла Кейна, застегнутый на все пуговицы пиджак, расстегнутый воротник рубашки, рука, примостившаяся на бедре.

Мэддокс смотрел, как она снова включила воспроизведение. Каждый раз, когда репортер начинал говорить, она немного приближалась к экрану и чуть-чуть наклоняла голову налево, выставляя правое ухо, которое сохранило остатки слуха, несмотря на то, что запись была без звука. Привычка, решил Мэддокс.

Карен откинулась на спинку кресла и посмотрела на Мэддокса, прежде чем начать.

– Он говорит что-то вроде: «По сообщению газет… о расследовании… обнаружены два сожженных женских тела…» То ли пятнадцать, то ли пятьдесят лет назад. Что-то про век. Простите, тут правда трудно разобрать.

Речь ее звучала как речь человека, которому пришлось учиться говорить, не слыша звука собственного голоса.

– Отлично! Это мне очень поможет, Карен. Наверняка там было «пятнадцать». Я даже не знал, что он говорил о доме Кристи. Но он сказал «сожженные» тела? Вы уверены? Странно.

– Нет, я не уверена, но мне так послышалось.

Карен этим выражением («послышалось») напомнила ему одного слепого, как-то попросившего Мэддокса перевести его через дорогу, который шел «повидать доктора».

Мэддокс хотел наполнить ее стакан, но она накрыла его рукой.

– Мне нужно идти, – сказала она. – Я же говорила, что могу к вам зайти лишь на минутку.

Мэддокс постоял секунду с бутылкой, потом отступил.

– В другой раз, – сказал он.

– Хотите еще что-то мне показать?

– Возможно, еще появится, если вы не против.

– Когда появится, обращайтесь.

Он проводил ее до двери, потом снова выключил свет и стал смотреть в окно, как она выходит на улицу. Выйдя из подъезда, она остановилась, посмотрела сначала в одну сторону, потом в другую, как будто решая, куда идти. Не очень-то похоже на женщину, которая спешит на встречу. Он проводил ее взглядом, когда она пошла на юг, в сторону Сент Эннс-роуд, и скрылась за углом, после чего уселся в кресло и выпил вино из ее стакана. Его блуждающий взгляд прошел по книжным полкам, поднялся по стене и остановился на потолке. После этого он просидел полчаса без движения, не сводя глаз с потолка и прислушиваясь к поскрипываниям и вздохам дома. Музыку внизу к этому времени уже выключили.

Обратно он поехал другим маршрутом. Поднялся по Харрингей-ладдер, свернул на запади миновал Прайори-парк. Вдавил педаль газа на Б-образной Кренли-гарденс, позволил склону замедлить ход машины и медленно вкатился на парковку у дома № 23. Там он заглушил мотор и посмотрел на окно квартиры на третьем этаже, в которой Деннис Нильсен прожил с октября 1981 до февраля 1983 года. Одной из ошибок этого серийного убийцы, из-за которой его и поймали, было то, что он надолго оставлял открытым мансардное окно, привлекая внимание соседей.

Мэддокс посмотрел на часы и завел машину. Он выехал на Норт-серкулар, свернул на Стейплс-корнер, проехал на юг по Эджвер-роуд и повернул направо на Доллис-хилл-лейн. Там он пустил машину самым медленных ходом, наклонился над рулем и изогнул шею, глядя на дома на южной стороне. Он не сомневался, что нужно смотреть именно на южную сторону. Мэддокс совершенно точно помнил широкую, обсаженную деревьями улицу с видом на центральный Лондон. За домом земля шла под уклон. Если идти от метро, то далеко. От какой станции? Этого он не знал.

Мэддокс свернул направо и проскочил следующую улицу. Он даже не знал названия улицы, которую искал. Доллис-хилл-лейн как будто звучало похоже, но, когда он в Интернете наткнулся на название Криклвуд-лейн, оно тоже показалось ему похожим. Он съездил туда, к дому № 108/110, когда выяснил, что там снимали «Восставшего из ада». Узнав, что теперь там расположен один из оздоровительных клубов сети «Холмс Плейс», он сделал вывод, что раньше на этом месте находилась киностудия «Криклвуд Продакшн Вилледж», где проводились павильонные съемки.

В 1986 году Мэддокс уже приезжал сюда, в Доллис-хилл, когда Клайв Баркер снимал свой первый фильм «Восставший из ада». Съемки проходили в арендованном доме, и Мэддоксу, чтобы пройти на съемочную площадку, пришлось назваться помощником Баркера. Он собирался взять у него небольшое интервью и пойти с ним в какой-нибудь журнал. Это могло стать серьезным прорывом в его карьере. К счастью, Клайв согласился на это. Мэддоксу запомнились большие белые фургоны, припаркованные у дома, на удивление большое количество людей, слоняющихся без дела, столовая на колесах, длинный стол, пластиковые чашки, чайник. Он поспрашивал Стива Джонса, отвечавшего за связи киногруппы с прессой, и тот рассказал ему, что происходит. Снималась сцена обеда с Эндрю Робинсоном, Клэр Хиггинс, парой молодых актеров, девочкой, мальчиком и несколькими статистами. Мэддоксу пришлось наблюдать из-за камеры. Он пытался поймать взгляд Баркера, когда тот разговаривал с актерами, объясняя, что они должны делать в кадре. Контролировал все и вся. Мэддокс завидовал ему, но и восхищался. Одна гримерша напудрила лоб Робинсона, другая поправила прическу Эшли Лоуренс. Они начали снимать, и весь мир вокруг как будто замер. Все, кто находился не перед камерой, застыли, лица сделались неподвижными и сосредоточенными. Напряженность чувствовалась в воздухе. Но как только Баркер выкрикнул: «Снято!», все это исчезло. Появились улыбки, послышался смех, все вдруг задвигались. Мэддокс обратил внимание на гримершу, ту, которая поправляла волосы Эшли, но тут Стив Джонс взял его подлокоть и подвел к Баркеру. Режиссер посмотрел на него и, помедлив какую-то долю мгновения, сказал:

– Брайан.

И произнес он это таким теплым, искренним тоном, что можно было подумать, будто Клайв все утро ждал встречи с ним.

Они провели короткое интервью за обедом, расположившись прямо на полу одной из комнат в глубине дома.

– Мы окружены образами, которые имеют только сиюминутную силу и не вызывают никакого резонанса, – рассказывал Баркер со своим ливерпульским акцентом. – Реклама, видеоклипы, другие вещи – они кажутся очень важными, но на самом деле все это полная ерунда.

Мэддокс увидел гримершу с бумажной тарелкой и стаканчиком в руках. Она села, скрестив ноги, рядом с кем-то еще из съемочной группы, и они стали есть и разговаривать.

– Что пугает вас? – спросил он Баркера.

– Я боюсь неосвещенных улиц, боюсь летать на самолетах, боюсь застрять в метро в час пик. Боюсь мест, где приходится терять контроль над собой.

После интервью Мэддокс задержался и принялся слоняться по комнате, поджидая случая заговорить с гримершей. Когда случай представился (ее собеседник встал и собрался уходить), он тут же ухватился за него. Она тоже начала вставать, и Мэддокс, якобы случайно проходя мимо, остановился прямо передней, преградив путь. Извинившись, он представился.

– Я только что брал интервью у Клайва. Мы уже пару лет знакомы. Я играл в одной из его пьес.

– Линзи, – сказала она и протянула руку. – Я здесь всего на день. Одна из гримерш заболела, и я подменяю.

– Значит, мне повезло, что я пришел сегодня, – заметил он с робкой улыбкой.

Мягкий хлопковый темно-зеленый топ Линзи по цвету точно совпадал с ее глазами, каштановые с природными светлыми прядями волосы были собраны сзади в узел и скреплены деревянной шпилькой.

– Вы пока не уходите?

– Интервью я уже взял, но если меня никто не выставит…

– Не выставит, у нас тут очень спокойно.

Он остался и почти все время наблюдал за Линзи, дав себе слово, что не уйдет, пока не узнает номер ее телефона. Это заняло у него остаток дня, но он добился своего. Она написала номер в своем ежедневнике, вырвала страничку и протянула ему со словами:

– Звоните.

В темноте найти нужный дом было еще труднее, чем при дневном свете. За последние несколько недель он дважды бывал в Доллис-хилл, один раз на машине, второй раз на своих двоих. Не так давно он стал больше думать о Линзи, особенно о первых днях, до того как все пошло наперекосяк. Мэддокс достаточно вспоминал плохое, и теперь ему хотелось вернуться к хорошему. Он хотел снова увидеть дом и не мог его найти. Но для книги это было необходимо. Он пересмотрел запись, в которой здание попадало в кадр много раз. Теперь найти его, казалось бы, не составляло труда, но, сколько он ни ездил по этим улицам, здание как в воду кануло. Или оно там было, но он просто его не видел. Он начал думать, что его могли снести, возможно, даже сразу после съемки, и это объяснило бы, почему в доме разрешили снимать. В фильме на крыльце был указан номер 55. Но номер мог быть изменен специально для фильма, как, например, в картине «Представление» дом № 25 на Поуис-сквер выдали за № 81.

Взглянув на часы, он прикинул, что, если поспешить, он еще успеет съездить на Лэдброук-гроув, чтобы выпить кофе и отвезти Кристину домой, тем самым оградив себя хотя бы от какой-то части ее упреков. Все это полная ерунда, понимал он, и все же…

Утром, пока она одевалась, он делал вид, что спит. Движения ее были четкими, деловитыми. Вчера вечером, как и ожидалось, разразилась буря. Когда он с опозданием на два с половиной часа явился на обед, она лишь обожгла его взглядом, но, как только они вышли, она включилась. И как только она включилась, он выключился.

Буря не закончилась, даже когда они пришли домой, но он не слушал. Он думал о том, сможет ли воспроиз вести в себе особенность, с которой читавшая по губам Карен родилась. Мысли о Карен успокоили его внутренне, но Кристина продолжала бушевать, когда легли в постель. Избирательная глухота – лучшее оружие против истерической слепоты.

Удостоверившись, что Кристина ушла (грохот входной двери, лязг калитки), он встал и принял душ. Через полчаса, проведя десять минут перед телевизором с пультом от DVD, он уже сидел за рулем с сыном на заднем сиденье. Доехать до Тоттнема за двадцать минут днем оказалось гораздо сложнее, чем ночью, но он постарался. Час пик уже закончился (Кристина, как все, кто работает в еженедельных журналах, добралась на работу раньше, чем он выехал из дому), но все равно попадались заторы, которые приходилось объезжать.

Машину он остановил на том же месте, что и вчера. Убедившись, что Джек спит, вышел и закрыл машину. Ночью, лежа спиной к Кристине, он решил, что нужно будет сходить на чердак. Где-то на чердаке стояла коробка с его старыми дневниками, в том числе и за 1986 год. К ведению дневника он никогда не относился чересчур внимательно, но в какие-то годы делал больше записей, чем в другие. В любом случае, ради дневника стоило порыться среди дремучей паутины и старых осиных гнезд. Из-за маленького роста он мог ходить по чердаку, не боясь удариться головой о сосновые потолочные балки.

На чердаке все еще чувствовался запах формалина. Мэддокс подозревал, что этот запах будет здесь всегда, пока он не избавится от чемодана, стоящего в самой глубине. Он посветил фонариком в его направлении. Большой старомодный коричневый кожаный чемодан, извлеченный из мусорного бака и вычищенный. Прочный, массивный, две застежки, ремень с пряжкой. Такой чемодан может выдержать значительный вес.

Мэддокс перенаправил луч фонаря на несколько пыльных коробок ближе к люку. В первой коробке хранились футболки, выкинуть которые у него не поднималась рука, хотя он их давным-давно не носил. Вторая была забита старыми, отпечатанными на машинке текстами, густо измазанными «штрихом». Дневники лежали в третьей коробке. Он наклонился и принялся перебирать: 1974, блестящий черный «Карманный дневник» – в основном записи об истории крестовых походов; 1976, аномальная жара в Англии, «Дневник рыболова» – плотва и окуни, которых нужно было бросить обратно в воду, оставлены под камнем умирать; 1980 – смерть двух бабушек и дедушки, трое похорон в один год, гробы в гостиной, нескончаемые похороны; 1982 – первый семестр в университете, знакомство с Мартином, ставшим на время его лучшим другом. Мартин был старше на год, что для Мэддокса было важно. Первые глотки взрослой жизни. Разница в возрасте переставала иметь значение, все менялось. Окончание школы, жизнь без родителей в студенческом общежитии. Мартин учился на врача. Они, бывало, засиживались допоздна за кофе, Мартин курил и рассказывал ему о медицине, об анатомии и о телах, которые он вскрывал.

Мэддокс мог слушать Мартина часами. Чем позже проходили их беседы, тем глубокомысленнее они были. Мэддокс смотрел, как Мартин затягивался сигаретой, как, казалось, на целую вечность задерживал в легких дым, а потом выпускал его идеально круглыми колечками. Когда Мартин рассказывал о телах в анатомичке, Мэддокс словно впадал в транс. Он представлял себе Мартина одного в лаборатории, в окружении десятка вскрытых трупов, как он склоняется над одним из них, осматривает, осторожно извлекает полоску мышц, отделяет сухожилие. Как он вплотную подбирается к тайнам, к загадкам, к смерти. Однажды Мартин рассказал, что, сколько бы он ни отмывал руки, они все равно пахнут формалином. Он подставил ладони под нос Мэддокса, потом нежно провел ими по его щекам.

– Ты не против? – спросил он, когда его рука опустилась на колено Мэддокса.

– А ты можешь меня туда отвести? В лабораторию? – спросил Мэддокс, качая головой и представляя себя среди тел, когда рука Мартина скользнула на его бедро.

– Нет. Но я могу тебе вынести оттуда кое-что. Что-то такое, что ты мог бы хранить.

Рука Мартина достигла паха Мэддокса, и Мэддокс не без некоторого удивления заметил, что даже начинает возбуждаться. Если это плата за то, что Мартин может принести ему из анатомички, значит, будет так.

– У меня для тебя кое-что есть, – сказал Мартин через пару дней. – В моей комнате.

Мэддокс пошел вместе с ним в его комнату.

– Где? – нетерпеливо спросил Мэддокс.

– Не могу же я такие вещи оставлять у всех на виду. Но что за спешка?

Мартин лег на кровать и расстегнул ремень на брюках.

Мэддокс заколебался, подумывая, не уйти ли, но потом понял, что не простит себя, если останется ни с чем. Он опустился на колени рядом с кроватью и плюнул себе на ладони.

Потом Мартин выдвинул верхнюю полку стола.

– Бери, – сказал он.

Мэддокс взял сильно пахнущий пакетик, перехваченный шнурком и завернутый в полиэтилен, и начал развязывать, но узел был затянут крепко. Он спросил Мартина, что там.

– Кусок подкожного жира мужчины среднего возраста. Если будут спрашивать, я тебе ничего не давал.

Мэддокс вернулся в свою комнату на седьмом этаже. Помыв руки, разрезал шнурок и развернул пакет. Кусок жира размером четыре на два дюйма был похож на белый, бескровный коровий рубец. Исходящий от него запах формалина вызывал у него одновременно рвотные позывы и восторг. Мэддокс старательно избегал прикасаться к жиру, пока снова заворачивал его и обматывал пакет пленкой. Он открыл шкаф и достал старый чемодан, который нашел в мусорном баке на Джадд-стрит.

После этого с Мартином он стал видеться реже. Поначалу он под разными предлогами избегал его, а потом начал встречаться с Валери, девушкой с толстыми руками и широкими бедрами, которую встретил в баре во время коктейльной вечеринки. Он не был уверен, что они подходят друг другу, но в его ситуации это было удобно.

Кусочек человеческого жира, спрятанный в чемодане, пах так сильно, что ему достаточно было открыть чемодан и ощутить его запах, чтобы вспомнить чувства, охватившие его, когда Мартин вручил ему часть человеческого тела. Лежа в кровати и пытаясь заснуть (в одиночестве – роман с Валери продлился не больше пары недель), он иногда думал о том человеке, который сознательно завещал свой труп науке. Как его звали? Каким он был при жизни? Вряд ли он мог предугадать, какая судьба ждет его небольшую часть, которая теперь покоилась в шкафу Мэддокса.

Когда Мэддокс сменил комнату в общежитии на квартиру в Холлоуэй, чемодан, в котором не было ничего, кроме человеческих останков, переехал вместе с ним. Он засунул его на шкаф, где тот и пролежал два года. Перебравшись в квартиру № 15, Мэддокс поднял чемодан на чердак, где он с тех пор и оставался. Куска жира в нем давно уже не было, но запах формалина по-прежнему сохранялся.

Дневник за 1986 год оказался на самом дне коробки. Пара минут, и он нашел то, что искал. «„Восставший из ада“. 11:00», – было написано его почерком на странице за пятницу, 10 октября. Чуть ниже значился адрес: Доллис-хилл-лейн, 187.

В район Доллис-хилл он приехал через Кренли-гарденс, но в этот раз не остановился.

– И почему я раньше не додумался найти дневник, не знаешь, Джек? – сказал он, глядя в зеркало заднего вида.

Сын молча смотрел в окно.

Свернув на Доллис-хилл-лейн с Эджвер-роуд, он сбавил скорость, не обращая внимания на громкие сигналы ехавшего за ним водителя, который вильнул в сторону и, взревев двигателем, умчался вперед, не забыв показать палец. Мэддокс остановил машину на небольшой горке перед домом № 187. Заглянув в него, он почувствовал тревожное сочетание противоположных чувств. Ему как будто все здесь было знакомо, и в то же время он ничего не узнавал.

Как и большинство вещей, вызванных из прошлого, дом оказался меньше, чем ему помнилось. Однако самым главным отличием был бросающийся в глаза возраст здания. Он помнил викторианскую виллу, возможно, эдвардианскую, но перед ним стоял новый дом. Краска на фронтоне за последние годы слезла. Конструкция деревянных эркеров на первом этаже была современной, и двухстворчатое окно квартиры на верхнем, третьем этаже явно было новым. Очертания мансардной крыши казались знакомыми, но черепица, совершенно очевидно, появилась здесь только недавно. Материалы были новыми, но стиль – нет. Общий внешний облик дома остался таким же, как ему запомнилось по фильму, который он пересмотрел еще раз перед выходом, и все же производил впечатление нового. Как будто скелет оброс мышцами и плотью.

– Прямо как Фред, – вслух произнес он.

– Что, папа?

– Как Фред в фильме.

– В каком фильме?

– В этом доме снимали один фильм, и я приехал посмотреть, как они это делали. Но ты еще маленький для него.

– А о чем он?

– О человеке, который умирает, а потом возвращается к жизни с помощью подруги. Это случилось вон в той комнате наверху. – Он указал на верхний этаж. – Хотя окна не такие, – добавил он, пытаясь вспомнить, как выглядели окна третьего этажа в фильме. – Мне нужно проверить.

Единственным элементом внешнего оформления, которому попытались придать сходство с оригиналом, была входная дверь.

Два десятилетия назад, возвращаясь на метро со съемок «Восставшего из ада», он читал и перечитывал записанный на странице ежедневника номер телефона Линзи. На следующий день он позвонил ей, и они договорились встретиться и сходить куда-нибудь.

– Пап, а зачем тебе этот дом? – спросил Джек с заднего сиденья.

– Мне он интересен из-за того, что здесь случилось. И еще потому, что в нем я кое с кем познакомился. До того, как встретил маму.

Линзи жила в Ист Финчли. Встречаясь, они ходили в «Феникс» смотреть кино или шли в Масуэлл-хилл в какой-нибудь паб. Бывало, захаживали в ресторан малайской кухни в Крауч-энде. Он показывал ей дом на Хиллфилд-авеню, где он встречался с Клайвом Баркером.

– Питер Страуб жил на этой же улице, но выше на холме.

– Какой еще Питер Страуб?

– Ты слышала о Стивене Кинге?

– Конечно.

– Страуб и Кинг вместе написали книгу. «Талисман». И написали они ее здесь. По крайней мере, какую-то часть ее. Еще Кинг написал рассказ «Крауч-энд». Интересный, но это не лучшее, что у него есть.

Днем Мэддокс и Линзи встречались в «Вистерия-ти-румс» на Мидл-лейн, и там, среди горшков с цветами и посуды, Мэддокс с необычайным удивлением начал медленно осознавать, что счастлив. Медленно, потому что это чувство ему было непривычно. Они подолгу гуляли по Хайгейтскому кладбищу и по Хампстед-Хиту.

Недели сменялись месяцами. В Сесил-парке зацвели длинные прямые линии вишен, белые лепестки осыпались на тротуары. Линзи часто оставалась в квартире Мэддокса в Саут-Тоттенеме, но гадливо морщилась, глядя на его книги о преступлениях. Однажды утром, когда она еще спала, Мэддокс начал одеваться и стал искать одну футболку. Не найдя ее, полез по лестнице на чердак. Роясь в ящике со старой одеждой, он не услышал, как Линзи поднималась по лестнице, и увидел ее, только когда в люке показались ее голова и плечи.

– Что ты делаешь? – спросила она.

– Черт! – Он подскочил и ударился головой. – Ай! Больно! Черт! Ничего. Ищу кое-что.

– Что это за запах?

– Ничего особенного.

Он спровадил ее обратно, закрыл крышку люка на шпингалет и натянул футболку с картинкой из фильма «Голова-ластик», которую искал.

С тех пор, когда бы Мэддокс ни поднимался на чердак, хоть была Линзи дома, хоть нет, он всегда затаскивал за собой лестницу и закрывал люк. Чердак стал его частным владением.

Вернувшись в тот вечер домой, он поднялся на чердак, тщательно заметая следы, пусть и был один. Достал из чемодана маленький пакет. Крышка чемодана упала и захлопнулась, застежки старой конструкции защелкнулись без его участия. Да, раньше умели делать качественные вещи.

Когда стемнело, он закопал кусочек плоти на пустыре позади дома.

Под конец первых десяти лет бесцельная жизнь, к которой постепенно скатились Мэддокс с Линзи, сделалась гораздо дороже. Оплачивать жилье стало не так просто. Мэддокс устроился помощником редактора в «Индепендент». Занятие это ему не нравилось, но там хорошо платили. Линзи пошла работать в дамский салон в Финсбери-парке. Они съездили на денек в Брайтон. Там сходили на выставку картин в унитарной церкви, где Мэддокс купил ей небольшую акварель, а она в качестве ответного подарка купила брошюру стихотворений мужа художницы. Они пообедали в вегетарианском кафе. Мэддокс все жаловался на то, как ему надоело сокращать и переделывать чужие статьи и придумывать им броские заголовки, когда ему гораздо проще было написать статью самому. У Линзи жалоб на работу не имелось. «Джерри, это мой начальник, отличный парень, – рассказывала она. – У меня такого начальника еще никогда не было».

День они провели в пабах и букинистических магазинах на Норт-Лейнс. Там Мэддокс нашел антологию Рэмси Кэмпбелла, сборник рассказов Джона Харрисона и справочник «Кто есть кто: современные убийцы». На вокзале Брайтона в лондонском поезде, за окнами которого солнце отбрасывало долгие темные тени через платформы, Линзи прочитала Мэддоксу несколько строк одного из стихотворений в брошюре:

 
Всю жизнь мечтал я об одном:
Тебя бы повстречать средь умирающих теней
Предместий городских,
Одну и одинокую.
 

Пока поезд грохотал через Сассекс, Мэддокс изучал фотографии в своем справочнике преступлений.

– Смотри, – сказал он, указывая на подпись под одним из снимков, – брайтонское «сундучное» преступление № 2: содержимое сундука.

– Очень романтично, – обронила Линзи и отвернулась к окну, но Мэддокс не мог оторвать взгляд от мятых чулок на ногах жертвы, Виолетты Кэй. От ее сломанной шеи. От сведенных бровей на разложившемся лице. Для Мэддокса эта фотография была столь же прекрасна, сколь и ужасна.

Следующие несколько дней Мэддокс посвятил изучению брайтоновского «сундучного» убийства 1934 года. Узнал, что Тони Манчини, который признался, что положил тело Виолетты Кэй в сундук, но утверждал, что она погибла случайно (лишь через сорок лет он изменил показания и взял на себя ответственность за ее убийство), жил по адресу Кемп-стрит, 52. Он стал искать брошюрку со стихотворениями. Нашел он ее под пачкой журналов. Автора стихотворений звали Майкл Кемп. Ему захотелось поделиться открытием с Линзи, когда она пришла в его квартиру с парикмахерскими ножницами и пеньюаром.

– Почему бы не сэкономить немного денег? – сказала она, выкатывая его кресло из-за рабочего стола на середину комнаты. Колдуя над его волосами, она рассказывала про Джерри из своего салона: – Он такой смешной. Клиентки обожают его. Если б не он, мы с девочками, наверное, умерли бы со скуки.

– Все мужчины, работающие в дамских салонах, наверняка голубые.

Линзи перестала подрезать волосы.

– И что? – сказала она. – Ну и что, если они голубые? Но Джерри не гей. Это точно.

– Да? Почему ты так уверена?

– Женщины это знают.

– Ты с ним спала или что?

Она отступила на шаг.

– Да что с тобой такое?

– Откуда еще ты могла узнать? Ты только о своем Джерри и говоришь.

– Пошел ты.

Мэддокс вскочил на ноги и сорвал пеньюар.

– Знаешь что, – зашипел он, вырывая у нее ножницы. – Я сам себя подстригу. По крайней мере, не придется слушать про твоего Джерри.

Он начал кромсать свои волосы, отхватывая целые пучки. Линзи отпрянула, округлившимися от ужаса глазами глядя на него так, как смотрят на автокатастрофу.

– Может, стоит тебе рассказать обо всех женщинах в редакции? – предложил он. – Шейла Джонстон, Сабина Дюррант, Кристина Хили… Не знаю, с какой и начать.

И лишь после того, как он угрожающе махнул ножницами в ее направлении, она схватила сумочку и убежала.

На следующий день он послал ей цветы. Не позвонил, не стал выяснять отношения, просто послал цветы и записку: «Извини».

А потом позвонил. Сказал, не знает, что на него нашло. Что это никогда больше не повторится. Он знал, что ему очень повезет, если она его простит, но надеялся на удачу. Ни к кому другому до сих пор он не испытывал ничего подобного и не хотел ее терять. Самое смешное вот что, сказал ей Мэддокс: он как раз думал о том, что в его квартире им становится тесновато и, возможно, им стоит вместе подыскать жилье попросторнее. Он понимал, что ей нужно время подумать, и не возражал, но надеялся, что она даст ему шанс все исправить.

Она сказала, что должна все обдумать.

Он обрил голову.

Потом поехал в Финсбери-парк и стал наблюдать с другой стороны улицы, как она работает с клиентами. Подходит то с одной стороны, то с другой, трогает их волосы, разговаривает, глядя в зеркало. Джерри тоже там был. То поможет, то шуточку ввернет. Впрочем, как и говорила Линзи, на двух других парикмахерш он обращал не меньшее внимание.

По утрам и по вечерам он наблюдал за ее квартирой в Финчли. Уходила и возвращалась она всегда одна. Маршрут между ее квартирой и собственной он выбрал такой, чтобы проезжать по Кренли-гарденс в Масуэлл-хилл. Там он останавливался у дома № 23 и смотрел на темные окна квартиры на верхнем этаже, думая о том, мог ли кто-нибудь из живущих сейчас в этом доме помнить Нильсена. Мужчина, проходивший мимо него с тележкой для покупок, – мог ли он когда-то здороваться с серийным убийцей? Женщина, выходящая из дома на другой стороне улицы, – могла ли она когда-то улыбаться ему? Мэддокс вышел из машины и прикоснулся кончиками пальцев к невысокой стенке, окружавшей двор дома.

Линзи согласилась встретиться. Он предложил сходить в «Вистерия-ти-румс». Как будто они все начинали снова. Осторожные шаги. Стыдливые улыбки. Его волосы уже снова отросли.

– Что с тобой случилось?

– Не знаю. Мы ведь договорились это не обсуждать.

– Да, хорошо.

За соседним столиком какая-то женщина кормила ребенка.

– Ты когда-нибудь думал завести детей? – совершенно неожиданно спросила Линзи.

– Мальчика, – прямо ответил Мэддокс. – Я бы назвал его Джек.

О Джерри Мэддокс не вспоминал. Он стал работать сверхурочно, и мало-помалу они сумели восстановить доверие. Однажды, высадив Линзи у ее дома и возвращаясь к себе, он заметил, что возле дома № 23 на Кренли-гарденс появилась табличка «Продается». Он позвонил в агентство. Да, квартира на втором этаже. Просили за нее 64 950 фунтов, но, когда Мэддокс заехал к ним узнать детали (превосходная квартира, второй этаж, одна спальня), они снизили цену до 59 950 фунтов. Он назначил свидание Линзи и сказал, что приготовил сюрприз. Заехав за ней пораньше, отвез ее на Кренли-гарденс. До этого он никогда не возил ее сюда, и она не знала, кому раньше принадлежала эта квартира.