Текст книги "Запах страха. Коллекция ужаса"

Автор книги: Ричард Мэтисон (Матесон)

Соавторы: Дж. Рэмсей Кэмпбелл,Дэвид Моррелл,Стивен Джонс,Ким Ньюман,Джин Родман Вулф,Дэвид Джей Шоу,Кристофер Фаулер,Элизабет Хэнд,Кэтлин Кирнан,Эл Саррантонио
сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 36 страниц)

Он чувствовал это зубами, кишками, горлом. Скорость, безрассудная скорость. Эта тварь могла в любую секунду съехать с рельсов.

Темные окна как будто кто-то вымазал снаружи густой синей краской и повесил на них черные шторы. Даже подойдя окну, он не увидел ничего, кроме собственного растянутого отражения в стекле.

Они не проезжали через туннель, они могли нестись на всех парах по эстакаде над пропастью, по беззвучно рассыпающимся под ними рельсам. Одни в этой темноте.

Он поднял руку и прикоснулся кончиками пальцев к стеклу, получив пять отчетливых ледяных уколов. Прикосновением он пользовался очень осмотрительно, но сейчас было подходящее время.

– Есть что-нибудь? – спросила Анни.

Он покачал головой, но стал прислушиваться к стеклу. Оно казалось плотным, как кристалл, и с прожилками. В нем чувствовались дрожь боли и музыка поезда, бибоп с высокими нотами, тревожные свистки и уханье зловещего баса. Это было сердцебиение локомотива № 3473-5, его пульс.

Острая боль пронзила его руку и прошла через каждую из косточек кисти.

Он стоял, прижимая ладонь к оконному стеклу и расставив пальцы. Боль толчками входила в него, сначала в кисть, потом в предплечье… Потом локоть и плечо.

Анни сидела с открытым ртом, не шевелясь. Застыв.

Нет, он почувствовал на запястье ее пальцы в перчатке. Услышал запах ее духов, близко. Прикосновение ее волос, ее тепло, совсем рядом.

Но при этом он видел, что она сидит за столом совершенно неподвижно.

Как будто глаза его сделали моментальный снимок и теперь показывали ему картинку прошлого, в то время как остальные чувства продолжали ощущать то, что происходило на самом деле. Он пошевелил головой, изображение в глазах не изменилось.

Анни что-то говорила ему, но он не понимал ее слов. Она говорила на французском? Или на валлийском? Во рту появился вкус водорослей. Он услышал грохот поезда, музыку локомотива № 3473-8, которая постепенно становилась все громче и громче.

Картинка изменилась. Перед глазами появилась новая фотография.

Анни пыталась помочь, встав одним коленом на стол и обхватив двумя руками его запястье. Лицо ее перекосилось от усилия.

Но он уже перестал чувствовать ее руки, перестал ощущать ее запах.

Если глаза говорили ему, что она рядом, все остальные чувства указывали на то, что она ушла.

Зрение показывало ему набор застывших изображений, как слайды в церковном зале. Он как будто находился в кинотеатре, в котором проектор выбирал и задерживал на несколько секунд отдельные кадры, а звук шел своим чередом.

К музыке поезда присоединился крик.

Анни стояла в проходе, приподняв маленькие кулаки и открыв рот. В воздухе вокруг нее кружилось нечто, напоминающее темный смерч. Птицы или летучие мыши, двигающиеся слишком быстро для того, чтобы их можно было запечатлеть на фотографии.

Крик оборвался, но Анни по-прежнему стояла, замерев в крике. Что-то сломалось.

В следующей картинке она лежала бесформенной кучей в одной из дальних кабинок с треснутым матовым стеклом. Руки и ноги перекручены, платье сбилось.

А потом окно отпустило его. Ему показалось, что с его ладоней сорвали кожу и теперь они сочатся кровью.

Кто-то, не Анни, говорил, бубнил непонятные слова, пел джазовым скатом. Мелодию он не мог уловить.

Он решил дождаться следующей картинки, чтобы узнать, кто это, но изображение застыло и не менялось, как он ни тряс головой. Он отошел от окна и больно ударился бедром о край стола. Потом стал на ощупь пробираться вдоль ряда кабинок, продолжая видеть то, что видел, находясь у окна. Пытаясь представить свое положение в стоящей перед глазами картинке и перебирая руками спинки стульев, он шел к Анни, к тому месту, где она находилась в его застывшем видении.

Раздался звук тяжелого удара, и к безостановочному бормотанию присоединилось шипение.

Он остановился, покачиваясь вместе с движением поезда, как хипстеры, которые не танцуют, а кивают головами и двигают плечами под джаз. Он подсчитал, что должен уже находиться в трех кабинках от окна.

А потом свет вспыхнул и погас.

Картинка наполнилась коричневыми оттенками и стала похожа на старую фотографию, за которой горит ровное пламя, а потом коричневый цвет сгустился в черноту.

Он зажмурил и снова открыл незрячие глаза. Руки его лежали на спинках стульев, так он лучше чувствовал вещи, чем когда его обманывали предательские глаза. Слух оставался таким же острым, как прежде. Бормотание отвлекало внимание. Это был просто шум, не имеющий источника. С ним не соотносилось никакое тело, ничто не смещало воздух, не поднимало или не понижало температуру, не пахло одеколоном или сигаретами. В вагоне находился еще лишь один дышащий человек, Анетт Амбуаз. Она либо спала, либо была без сознания. Кроме них внутри зверя никого не было.

Ощущения были непривычные. Слепота с воспоминанием о виденном. Как будто на всем вокруг были проставлены пометки мелом, а потом стерты, но разум его сохранил их и теперь использовал как ориентиры.

На зрение это похоже не было, но он знал, что где находится.

Столы, стулья, розы в тонких вазах, окна, двери, проход между кабинками. Под ногами – ковер. Под ковром – пол вагона. Под ним – голодные колеса и старые-старые рельсы.

В темноте прорисовались фигуры. Сидящие за столами. Белые облака, похожие на яйца или бобы размером с человека, согнутые посередине, безрукие, безногие, безликие. Он услышал звон ножей и вилок, чавканье и сопение. В следующем вагоне терзали пианино. Похоже, кто-то в рукавицах пытался аккомпанировать пьяному хору, распевающему «Двенадцать пророков». Это происходило не сейчас. Это происходило до войны.

Это была «Шотландская стрела» лорда Убилпассанджира.

Как далеко до убийственного моста?

Он не чувствовал никаких запахов. Это было гораздо хуже, чем внезапная слепота. Он знал, что может обойтись без глаз. В конце концов, он когда-то так добрался из Уэльса в Лондон. У него имелись волшебные пальцы.

Кто-то звал его из очень отдаленного места.

Сейчас во рту у него стоял вкус водорослей. В Лондоне при карточной системе масла было не сыскать. Вместо масла его мама использовала какой-то жир, который нужно было замешивать в чане. В Уэльсе, где повсюду были фермы, масла было хоть отбавляй, но мистер и миссис Джонс не верили в масло. Так же, как они не верили в горячую воду. И в постельное белье – тонких покрывал из лошадиной шерсти, которые царапались, как сеть, сплетенная из крошечных крючков, им вполне хватало. И в любую музыку, кроме церковного органа. Когда Дэнни начинал барабанить пальцами, он получал по рукам. Он не должен был вставать из-за стола, даже если ему было нужно пройти десять шагов по двору до туалета, пока не съест все и не поблагодарит Господа Бога нашего за Его щедроты.

Почти каждый вечер он сидел за обеденным столом, борясь с мочевым пузырем и языком, через силу глотая невкусную еду и пытаясь не замечать, как во рту все немеет, пока пища наконец не оказывалась в желудке. «Умница, – говорила тогда миссис Джонс. – Благослови, Боже, хлеб, благослови, Боже, ребенка».

В вагоне-ресторане на каждом столе были бутерброды с жареными водорослями.

Дверь в торце открылась, грохот, ворвавшийся из затянутого парусиной промежутка между двумя вагонами, стал громче на несколько децибелов. В лицо ему ударил холодный порыв воздуха. В вагон-ресторан вошел кто-то, перемещающий большую массу воздуха. Вошедший двигался осторожно, как толстяк, который знает, что пьян, но должен произвести впечатление на лорд-мэра.

Серовато-белесое облако проступило из темноты и поплыло на Дэнни. Меловые черточки и неоновые закорючки, похожие на те, что видят зрячие на внутренней стороне век, слились в огромное брюхо, обтянутое одеждой с вертикальными полосками, – гигантская фуражка проводника, щербатая круглая луна. Дэнни видел широкого человека так, точно тот стоял на сцене в луче прожектора или был вырезан из фотографии и наклеен на черный фон.

Он узнал лицо.

Огромная лапа, вся в мазуте, протянулась к нему.

– Джилклайд, – прогремел голос, наполнивший его череп. – Лорд Килпартинджер.

Не зная, как поступить, Волшебные Пальчики подал руку. Обезьянья лапа с пальцами-бананами сомкнулась на ней и сжала с ломающей нервы и крушащей кости силой.

Боль заслонила все – он снова оказался в темноте, чувствуя руками, а не глазами его светлость в костюме Кейси Джонса. Боль прожгла огнем руку.

Перелом. На конце запястья повисла безвольная скомканная тряпка.

А потом боль исчезла. Он перестал слышать звуки, ощущать запахи и чувствовать вкус.

Впервые в жизни он не чувствовал ничего.

VI

Даже если принять на веру предположение, что все смирные английские дети – инопланетяне, в Ванессе было что-то особенное.

Она заставила Ричарда почувствовать себя так, как взрослые, даже те, кто входил в клуб «Диоген», чувствовали себя рядом с ним, когда он был юнцом. Поначалу они держались настороженно, потому что он одевался подобно тем подросткам, которые, по мнению «Дейли мейл», могут ударить в лицо, хотя, насколько он знал, стиляги были милейшими созданиями, и самые жестокие побои, которые ему пришлось испытать на своей шкуре, наносили ему одетые в безукоризненно опрятную форму школьные старосты. Пройдя эту стадию, люди просто пугались, потому что он чувствовал вещи, видел вещи, знал вещи.

А теперь он знал о Ванессе.

Он даже почти боялся ее. И это тот человек, который принимал даже самое невероятное без вопросов.

Шерлок Холмс, брат основателя клуба, говорил: «Отбросьте все невозможное; то, что останется, и будет ответом, каким бы невероятным он ни казался». Менее известно продолжение Майкрофта: «А когда отбросить невозможное не получается, обращайтесь в клуб „Диоген“». Джон Ватсон в своих записках об этом не пишет, но в архивах клуба есть упоминание о том, что великий сыщик несколько раз заходил в тупик и передавал дело своему современнику Карнакки – искателю привидений.

Очень маловероятно, что какой-нибудь фокусник-исполин мог поменять местами вагоны (или создать подобную иллюзию), пока поезд продолжал нестись сквозь окутанные ночью просторы. В архивах не было недостатка в рассказах об исчезновении предметов из закрытых помещений и тому подобных тайнах. По какой-то причине особо богатыми на них были 1920-е и -30-е годы. «Шотландская стрела» была родом как раз из той эпохи, поэтому можно предположить, что для каких-то целей ее построили так, чтобы осуществлять в ней некие ошеломляющие исчезновения. Впрочем, верилось в это с трудом. Ричард не понимал смысла подмены вагонов, а бессмысленность являлась частым признаком сверхъестественного. У домов с привидениями имелись «предательские» двери, ведущие в разное время в разные помещения. Какой-нибудь всезнайка, например Гарри Катли, мог бы предположить, что в поезде с привидениями окажется нечто в таком же духе. Однако таинственные перемещения до сих пор в поездах зафиксированы не были.

И где все? Гарри пропал. Последний раз его видели идущим в сторону вагона третьего класса. Анетт и Майлз остались в перемещенном вагоне. Проводника Арнольда, ранее вездесущего, нигде не было видно.

А остальные пассажиры остались на своих местах, там, где им и положено быть? Очень легко отвлечься на все эти фокусы, но целью всего предприятия была защита американских курьеров.

В трех купе были опущены шторки и висел знак «Не беспокоить». Одно занимала Анетт, но ее там не было. Во втором ехала Ванесса, но она стояла рядом с ним.

Загадка. Кроме курьеров здесь должны были находиться миссис Свит и зловещий священник (который наверняка и является шпионом). Они все не могли собраться в одном купе, чтобы поиграть в вист на ядерные ракеты.

Теоретически для таких ситуаций у британского правительства должны иметься другие агенты, с лицензиями на убийство, взрывающимися запонками и прочим арсеналом. При крайней необходимости Ричард мог вмешаться. Клуб время от времени оказывался вовлеченным в «обычный» шпионаж еще со времен Большой игры правительства королевы Виктории. Во время Первой мировой Эдвин служил разведчиком в авиации («Нет, это не я сбил проклятого Красного Барона. Я всего лишь фотографировал с заднего сиденья двухместного самолета, но, между прочим, каждый из этих снимков отправил на тот свет больше немцев, чем все так называемые асы вместе взятые»), до того как продолжил дело Карнакки.

– Ты не видела американцев? – спросил он девочку.

Она с важным видом покачала головой и выпятила нижнюю губку. Он хотела, чтобы больше внимания уделялось ей.

Ричард еще раз посмотрел на бирку.

– Кто такой капитан-лейтенант Александр Коатс?

Она пожала плечами: не знаю.

– Ты говорила, что он тебе не папа. А где твои родители?

Плечи опять шевельнулись.

– Неразговорчивая ты, – вздохнул он. – А где ты живешь? Обычно?

Тихий неразборчивый звук, как будто девочка не привыкла разговаривать, как какой-нибудь Каспер Хаузер в пижаме космонавта.

– Что-что, дорогая?

– Не помню, – сказала она.

Ричард ощутил прилив жалости, но почувствовал он и тревогу, уж слишком сильно это походило на его собственную судьбу. Если поезд сумел воссоздать самые страшные кошмары Анетт и Гарри, он может подобраться и укусить и его.

– А какая у тебя фамилия, Ванесса?

Очередное «не помню».

– Но у тебя должна быть фамилия, если ты не Коатс. Ванесса..?

Она покрутила головой, качнув косичками.

– Хорошо, значит, пусть будет просто Ванесса. Ванесса – хорошее имя. Это не имя святой. Оно не было позаимствовано у старины, не оттачивалось, переходя из языка в язык, как мое. Ричард, которое произошло из древнегерманского «рико гардуз», что означает «смелый вождь». Оттуда же появились Рикардо, Рихард, Дик, Дики, Дикон, Рич, Ричи, Ричард Горбун и Ричард Львиное Сердце. А твое имя, как имена Памела, Венди и Уна, появилось не так давно. Кстати, его придумал Джонатан Свифт. Ты знаешь, кто это?

– Он написал «Путешествия Гулливера».

Значит, что-то она все же помнила.

– Да. Он выдумал это имя как краткую форму другого имени (ну вот как вместо Ричард говорят Дик) для ирландской девушки, которую звали Эстер Ваномри.

– Кто она такая?

– Ах, она была поклонницей декана Свифта. Примерно как среди современных девушек бывают поклонницы Томми Стила.

– Не люблю Томми Стила.

– Элвис Пресли?

К Элвису Ванесса относилась более благосклонно.

– Мисс Ваномри была самой большой поклонницей Свифта, поэтому он специально для нее придумал особенное имя. Но ему больше нравилась другая Эстер, Эстер Джонсон, которую он называл Стелла. Я думаю, он придумал эти имена, чтобы не путать их. Стелла и Ванесса не любили друг друга.

– Они дрались?

– Можно и так сказать. Они боролись за внимание Свифта.

– Ванесса победила?

– Не совсем, милая. Они обе умерли, так и не получив его. Да он не очень-то и хотел кому-то доставаться.

Лучше не упоминать, что писатель мог жениться на Стелле.

Но что это? Он не собирался становиться учителем, и все же начал вспоминать самые неожиданные вещи для этого любознательного молчаливого ребенка. Разговор с ней успокаивал его.

– А мы кому-то достанемся?

– Боюсь, что это возможно.

– Я не хочу. Сделай так, чтобы я никому досталась.

– Конечно. Если смогу.

– Обещаешь?

– Обещаю.

Ванесса улыбнулась ему. Ричард с беспокойством подумал о том, что дал слово, когда не понимал, что происходит вокруг. Он может оказаться не в силах исполнить обещание.

Но он чувствовал, что это важно.

Ванессу во что бы то ни стало нужно было сохранить.

Они стояли рядом с купе, на двери которого висел знак «Не беспокоить». Рядом Ричард заметил приписку: «До Портнакрейрана». Штора на двери была опущена не до конца, и в купе проникала полоска света. В ней он увидел бледную руку, свисающую с нижней полки, соединенную тонкой цепочкой с портфелем на полу. Это был один из курьеров.

Во всяком случае, с ними ничего не случилось.

Ванесса устремила взгляд в щель и долго всматривалась.

– Отойди, – сказал он. – Пусть добрые американцы поспят.

Она повернулась и посмотрела на него.

– Они добрые?

– Нет, но они важные. Лучше не трогать их. Мне сначала нужно найти других людей.

– Друзей? Красивую тетю, сердитого дядю и слепого?

– Дэнни не слепой. Сейчас не слепой. Как ты узнала, что он был слепым?

Она пожала плечами.

– Просто почувствовала, наверное, – подсказал Ричард. – Да, их. Я оставил их в ресторане, но… похоже, ошибся вагоном. Раньше ресторан был там. – Он указал на дверь между вагонами. – Теперь его там нет.

– Глупости, – сказала она. – Вагон не может потеряться.

– Тебе еще многое предстоит узнать.

– Вот и нет, – заявила она, задрав веснушчатый носик. – Я уже и так много знаю.

Ричарду ее тон не понравился. Он мог бы сказать Ванессе, что ее образование не назовешь полным, если она не выучила даже своей фамилии, но это было бы жестоко. Он слишком хорошо понимал, как такое случается.

– Вагон, в котором кушают, находится за той дверью, – сказала она. – Я заглядывала туда раньше.

Она за руку повела его к указанной двери.

– Тут поосторожнее надо, – неуверенно промолвил он.

– Вот глупый, – сказала она. – Идем-идем, мистер Ричард, не бойся.

Когда кто-нибудь, пусть даже маленькая девочка, советовал ему не бояться, он тут же невольно начинал задумываться: сначала о том, чего именно ему не нужно бояться, а потом – достаточно ли хорошо человек, дающий совет, осведомлен о потенциальной опасности или безопасности той ситуации или явления, которых, по его мнению, бояться не стоит?

Лампы в коридоре вагона уже потускнели настолько, что все стало казаться озаренным лунным светом. Стекло в двери, к которой они подошли, выглядело черным, и у Ричарда возникло нехорошее подозрение, что вагоны могли снова поменяться местами и что за дверью их, вероятно, ждет холодный ночной воздух и жестокое падение на рельсы.

Он отпустил руку Ванессы и посмотрел (стараясь казаться увереннее, чем чувствовал себя на самом деле) на дверь. Он был старше девочки более чем в два раза и должен был сам ее направлять. Правда, он не знал своего точного возраста, как и того, до какой степени по-взрослому ему нужно себя вести.

Он заколебался, и девочка легонько подтолкнула его.

У двери шум поезда слышался громче, а пол раскачивался сильнее.

Ричард сказал себе, что должен открыть эту дверь. Потом увидел, что действительно ее открывает.

И едва дверь открылась…

VII

Что-то толкнуло ее с неимоверной силой. А потом перебросилось на Дэнни Майлза.

Анетт пришла в себя, лежа на столе. Ее бретельки были прибиты вилками к пластиковой поверхности. Сесть, не испортив окончательно свое платье от «Коко Шанель», она не могла. Это явно было делом рук какого-то адского демона. Или ревнивой жены.

Стол задрожал. Неужели «Шотландская стрела» разваливается на части?

Что-то колючее, похожее на переваренную жилистую спаржу с зубами, лежало у нее на лице. Она сжала зубы, почувствовала выделившийся горький сок и выплюнула инородный предмет. Это была роза на длинной ножке, украшавшая стол.

Она осторожно выдернула вилки, стараясь не разорвать ткань еще больше, и села. На скатерти расплывалась лужа влажной липкой крови. Потом она заметила нож, торчавший из ее правого бедра. Чулки были порваны. Она взялась за ручку, удивляясь, что не чувствует ничего, кроме легкого онемения. Как только она вырвала нож, острейшая боль пронзила ногу. Не обращая на нее внимания, она наскоро перевязала рану – еще один полезный навык, оставшийся после войны, – при помощи салфеток и коктейльных палочек.

Соскользнув со стола, Анетт обвела взглядом вагон-ресторан.

Дэнни Майлз сидел на пятачке между последней кабинкой и дверью в торце вагона, обхватив руками ноги и уткнувшись лицом в колени. Он дрожал, то ли от беззвучных рыданий, то ли от движения поезда.

Больше она никого не увидела. Но это не означало, что здесь больше никого нет. Кто-то же пригвоздил ее к столу. И сделано это было слишком аккуратно, слишком продуманно-цинично, чтобы быть результатом стихийного феномена, наподобие заурядного полтергейста. Нет, это сделало нечто, обладающее личностью. Нечто, считающее себя шутником. Наихудший вид привидений, на ее взгляд. Хотя, может быть, это сотворил обычный человек, который уже ушел? Никогда нельзя сбрасывать со счетов людей. Люди без всяких привидений могут творить неописуемые вещи.

Но все же здесь были привидения.

– Дэнни? – сказала она.

Он не услышал. Это настораживало – Дэнни слышал все, даже когда вам этого не хотелось. Он, наверное, нутром чувствовал то, что произносилось шепотом в соседнем здании в комнате с открытыми кранами.

– Дэнни, – позвала она громче.

Потом подошла к нему, чувствуя боль при каждом шаге.

Он не был мертв, увидела она, но от страха забился в свою раковину. Дэнни поднял голову и посмотрел по сторонам невидящими глазами.

Дэнни Волшебные Пальчики Майлз поднял бесполезные руки.

– Конец, – сказал он. – Исчезло.

Она присела рядом с ним и осмотрела его ладони. Все кости целы. Никаких ран она не обнаружила, но его руки были мертвы, как набитые песком перчатки.

– Salauds boches! – выругалась она. Ублюдочные нацисты!

Она знала, что было Самым Страшным для Дэнни Майлза.

Голова его дернулась, и он весь сжался, как будто вокруг него летала стая летучих мышей. Он понимал, что кто-то находится рядом, но не понимал, что это она. Все его чувства перестали работать. Он оказался в ловушке внутри собственного черепа.

Анетт взяла его за руки и подняла. Он не сопротивлялся. Она попробовала проникнуть внутрь его раковины, но не словами и даже не прикосновением, а внутренним голосом. Она направила мысленный посыл сквозь костяной щит вокруг его мозга, чтобы успокоить его, пообещать помощь…

Она вдруг подумала, что он уже не станет таким, как прежде, но сразу же скомкала, сжала эту мысль в маленький комочек. Он не должен этого почувствовать, не должен перенять ее отчаяние вдобавок к своему.

Это Анни…

Она попыталась поцеловать его, но лишь размазала помаду. Тогда она крепко обняла его и прижалась к его лбу своим.

Он начал вырываться. Повязка из салфетки сползла с раны. Чтобы не упасть, она схватилась за высокую тележку с несколькими уставленными десертами полками, но та покатилась по проходу, потянув ее за собой. Она ударилась головой о блестящий остов, и на нее, прямо на волосы, потекли взбитые сливки и джемы. Тележка поехала дальше, и она замахала руками, чтобы схватиться за что-нибудь неподвижное…

Дэнни, передвигаясь, как марионетка, прошел мимо нее и, покачиваясь, направился в противоположный конец вагона. Анетт видела раньше людей в таком состоянии: это был либо шок, либо «воздействие».

– Дэнни! – крикнула она ему в спину, но он ничего не слышал.

Анетт поправила повязку. Сколько крови она потеряла? Ступни как будто обросли иголками и булавками. Колено, кажется, перестало правильно сгибаться. И ее пальцы с трудом завязали узел на повязке.

Дэнни уже подошел к концу вагона. Дверь перед ним отворилась – но без его участия, поезд немного наклонился, чтобы откинуть ее, – и он провалился в темный проем. Она увидела, как отвороты его брюк и туфли скользнули во тьму, когда он выбросился – или был выброшен – из вагона-ресторана.

Это уже зашло слишком далеко.

Она протянула руку, ввела кисть в углубление в стене и крепко взялась за цепочку стоп-крана.

Она предчувствовала это, и вот ее предчувствия сбылись.

– «Штраф за ненадлежащее использование – 5 фунтов», – прочитала она вслух. – Придется раскошелиться.

Она изо всех сил потянула цепочку, вложив в это движение весь вес своего тела. Но никакого сопротивления не последовало, и она растянулась на ковровой дорожке. Выкрашенную красным цепочку ничто не сдерживало. Из углубления с металлическим лязгом полился бесконечный поток звеньев, укладываясь мотками вокруг нее. Ни шипения, ни визга тормозов, ни толчка.

Ничего. Цепочка ни к чему не присоединялась. Это была фальшивка, как спасательный жилет, нарисованный на стене корабля.

«Шотландская стрела» продолжала лететь вперед.

Мало того, грохот колес стал еще более ужасающим. Холодный ветер трепал липкие волосы Анетт.

Одна из внешних дверей между вагонами была открыта.

В голове промелькнула очередная вспышка. Открытая дверь. Кто-то падает. Разбивается.

– Дэнни! – завопила она.

Путаясь в мотках бесполезной цепочки, она с трудом поднялась. Это было видение ее Самого Страшного. Сбросив туфли, она побежала в конец вагона, когда в проходе вспыхнул свет. Она увидела распахнутую дверь, за ней – что-то похожее на уносящиеся вдаль кусты, в рассеянном свете поезда казавшиеся не зелеными, а серыми. Дэнни Майлз висел в дверном проеме, держась за раму. Его тело развевалось в воздухе, как флаг.

Она кинулась к нему, ее пальцы скользнули по его свитеру.

А потом он исчез. Она высунулась из поезда. Ветер бил в глаза, но она увидела, как он упал на гравийный откос. Несколько раз подскочив, он налетел на столб и замер, обвившись вокруг него, как выброшенное пугало.

Поезд вильнул, и Дэнни Майлз Волшебные Пальчики скрылся из виду.

Из глаз брызнули слезы, она втянула себя обратно в вагон и закрыла дверь. Это было похоже на несколько ударов в живот для затравки перед допросом, чтобы у пленного развязался язык.

Она долго просидела так, рыдая.

– Почему твоя подружка ревет? – спросил тоненький голос.

Вытирая глаза запястьем, Анетт подняла голову.

Ричард вернулся – с другой стороны, поняла она, – вместе с Ванессой. Девочка протянула носовой платок с вышитой буквой «В». Анетт взяла его, вытерла глаза и поняла, что ей нужно высморкаться. Ванесса не возражала.

– Дэнни больше нет, – сказала она Ричарду. – Оно взяло его.

Она посмотрела на коллегу, мальчика, в которого верил Эдвин Винтроп, в героя ее фантазий. Его, обращенного еще в детстве, учили, воспитывали и тренировали для того, чтобы он занял место Самого ценного члена клуба. Ричард Джеперсон должен был отвечать за такие ситуации. Главным в их группе был Гарри Катли, но знающие люди поговаривали, что Ричард – это тот человек, который возьмет все на себя, который бросит вызов самому страшному, на что способна темная сторона.

Она увидела, что Ричард растерян и понятия не имеет, что теперь делать. Она увидела черную стену, перекрывающую будущее, и отключилась.