Текст книги "Запах страха. Коллекция ужаса"

Автор книги: Ричард Мэтисон (Матесон)

Теперь единственными звуками остались те, которые издавала сама Кэрол: шелест и покачивание живых веток, которые она раздвигала, хруст и треск мертвых веток под ногами. Тут Кэрол задумалась о том, стоит ли продолжать идти в этом направлении. Развернулась и пошла обратно. Через пару секунд, пройдя между двумя растущими очень близко друг к другу деревьями, она очутилась на небольшой полянке, на которой раньше не была.

На заваленной листьями земле лежало поваленное гнилое дерево, которое моментально и непонятно почему напомнило Кэрол садовую скамейку. Ноу нее не было настроения садиться на него и отдыхать, да и рядом, знаете ли, не было озера с лодками, чтобы расслабиться. Поэтому она прошла через полянку мимо поваленного дерева и остановилась, только когда у нее за спиной раздался голос:

– Куда так спешишь, милая?

Кэрол повернулась. На поваленном дереве сидел моряк. Он был в матросской блузе с квадратным вырезом и в брюках клеш. Кэрол задумалась бы о том, носят ли еще моряки такую форму, если бы не была слишком удивлена его неожиданным появлением. Он сидел к ней боком, одна нога на земле, другая, согнутая, стоит на дереве, и к ней не поворачивался. Наверное, потому что был слишком занят скручиванием папиросы.

– С готовыми проще, – сказал моряк, – но мне больше нравится сам процесс. Раскладываешь бумажечку, сыплешь табачок, сворачиваешь. Знаешь, о чем я?

– Я не курю, – ответила Кэрол, что, строго говоря, не соответствовало действительности, но кем был этот хрен, чтобы рассказывать ему правду?

– Жуешь?

– Что жую?

– Табак.

– Фу. Нет.

Моряк произнес в ответ что-то нараспев, как будто решил спеть ей песню, но понимал, что мелодию ему не осилить:

 
В далеком Нагасаки,
Где парни жуют табак
И женщины сходят с ума…
 

Кэрол уставилась на него. В замешательстве. Не в страхе. Пока еще. Она махнула рукой на лес.

– А откуда вы?

– Из Далонеги, Джорджия. Это маленький городок к северо-востоку от Атланты. У подножия Аппалачей.

Интересовало ее не это, и она хотела об этом сказать, но он прервал ее:

– Была когда-нибудь в Нагасаки, рыбка?

– Нет.

– А в Шанхае?

Моряк все еще сидел боком к ней. Обращался он к Кэрол, но смотрел прямо перед собой, в лес. Ответа он ждать не стал.

– Стоял там в доке один раз, – сказал он. – Но отпуска на берег мне не дали. Ребята, которые ходили, рассказывали потом, что я пропустил. Говорят, тамошние шлюхи такое выделывают! Могут хоть в узел для тебя скрутиться. Ммм! Мужчинам такое нравится. Нравится, когда они выгибаются.

Кэрол заставила себя ничего не говорить. Не двигаться. Даже не дышать.

– И чистые к тому же, – добавил моряк. – Для меня это важно. Кто его знает, может, я когда-нибудь туда еще вернусь. Конечно, когда они меня хорошенько рассмотрят, мне придется сверху платить. – Тут он наконец повернул к ней лицо. – Как думаешь?

Одна половина его лица была бледной, как кость, и раздутой, как будто много-много лет назад опустилась в воду и с тех пор там оставалась. Волосы свисали, как мокрые водоросли, и что-то перламутрово поблескивало во влажной сочащейся темной впадине, которая когда-то была глазницей.

– О боже! – выдохнула Кэрол, обомлев. Моряк вставил самокрутку в наполовину разрушенный рот, зажег ее и вдохнул дым.

– Просишь Бога о спасении? – сказал он. – Это хорошо. Может помочь. – Дым сочился сквозь раскисшую белую плоть, которая едва держалась на костях его наполовину мертвого лица. – А может и не помочь.

Моряк встал с дерева и осклабился.

– Когда-то я гонял свиней в лесах Джорджии, – сказал он, отбросив папиросу. – Ну-ка проверим, быстрее ли ты бегаешь, чем эти мелкие визгуны.

И пошел на нее.

– Оказалось, что я бегаю намного быстрее, – сказала Кэрол. – Но все равно у меня ушло минут десять на то, чтобы оторваться от него.

– Блин, Кэрол, это не смешно, – возмутился Майкл.

– Я и не говорила, что это было смешно.

Майкл повернулся к ней, и она немного склонила голову, глядя на него, так и сверкая красивыми темными глазами от гордости. К этому времени они уже почти обошли озеро вокруг, и ни у него, ни у нее даже не появилось мысли свернуть в сторону северных ворот парка и пойти домой.

– Да уж, жуть, – сказал Майкл. – Призрачный моряк. Неплохо.

– Ага, – согласилась она. – Оказывается, во время второй мировой затонул один корабль, и весь экипаж погиб.

– Затонул в лесу? Ничего себе корабль.

– Это было не в лесу. Я разве не сказала? Все это случилось на берегу.

– Редондо?

– Что это еще за фигня? – искренне удивилась она.

– Это пляж. В Америке. Я слышал о нем. У Патти Смит такая песня есть.

– А, ну да. Нет. Это было не в Америке. Это было в Корнуолле. – Немного подумав, прибавила: – Да, точно в Корнуолле. Из-за каменного бассейна.

– Ты мне ничего не говорила о бассейнах.

– Ничего ему не говорила, – сердито повторила она. – Господи, какой ты зануда!

Майкл рассмеялся, хотя в этот миг ему в голову неожиданно пришла совсем другая мысль. Лунной ночью он гулял по парку с обалденной девушкой, и у него даже не возникло мысли попытаться что-нибудь сделать. Черт, он даже руку ей на талию не положил! Терри с Кирком его на смех поднимут, когда он им расскажет. И впервые он подумал о том, знала ли она об этом. Может быть, это и стояло за ее историями? Для этого она их и рассказывала, как Шахерезада, словом удерживающая любовников на расстоянии? Он чувствовал, что с ним что-то происходит, что в сердце растет непонятная грусть.

– Все в порядке, Кэрол? – спросил он, сам не зная почему.

– Теперь-то да, – ответила она, не слыша в его вопросе еще не до конца осознанного подтекста. – Короче, я убежала. Спаслась. Но ты же портишь всю историю, придурок. Сначала я должна рассказать, что происходило.

Луна наполнила парк серовато-серебристым светом. «Интересно, сколько времени?» – подумал он, а вслух сказал:

– Каменный бассейн.

– Вот-вот, – кивнула она, довольная тем, что он обратил на это внимание.

Поначалу она его не замечала. Просто шла вдоль пустынного берега, пока линия песка не уперлась в каменный завал, отходящий от нависшего над берегом ущелья. И только забравшись на огромный, покрытый склизкими водорослями камень, она его увидела. Отделенный от моря и заключенный в собственное каменное ложе естественный бассейн был неподвижен и безмятежен. Вокруг него лежало несколько больших валунов. Размером он был примерно двадцать футов от края до края и казался довольно глубоким.

На одном из валунов, разложенные так, будто дожидались хозяина, лежали предметы одежды. Платье, чулки, какое-то белье. Кэрол перевела взгляд с них на холодный манящий бассейн, и через мгновение из него, взорвав водную гладь, вынырнула женщина. Она поплыла к камню с одеждой, но, заметив Кэрол, остановилась и подозрительно посмотрела на нее.

– Ты что здесь делаешь? – спросила она. – Шпионишь? – Женщина была старше Кэрол, примерно одного возраста с ее мамой. Тридцатипятилетняя красавица.

– Нет, – ответила Кэрол. – Зачем мне за вами шпионить?

– Может, ты одна из них, – сказала женщина.

– Одна из кого?

Женщина прищурилась и смерила ее оценивающим взглядом.

– Ты знаешь.

– Нет, не знаю, – возразила Кэрол. – И я ни из кого. Я тут с друзьями. Мы ездили во Францию и только что вернулись. Лодка там дальше, на берегу.

– Все они что-то рассказывают, – сказала женщина. – Этим и ловят.

– Кто они? Может, хватит мне мозги парить, а? Я. – Кэрол прикусила язык и замолчала.

Тут женщина впервые улыбнулась.

– Ты выбираешь для меня слова? – сказала она. – Как мило.

Кэрол ощутила странный укол беспокойства. Эта женщина что, флиртует с ней?

– Я понимаю, – продолжила женщина, все так же улыбаясь и глядя прямо в глаза Кэрол. – Я взрослая, и ты хочешь быть вежливой. Но, знаешь, я не настолько старше тебя. – Она вышла из каменного бассейна и развернулась лицом к Кэрол, мокрая и голая. – Видишь, что я имею в виду? – сказала она.

Кэрол стало как-то не по себе. Она сглотнула. Не сводя глаз с Кэрол, женщина подошла к ней.

– Я расскажу тебе одну тайну, – сказала она и чуть подалась вперед, чтобы прошептать тайну Кэрол на ухо. – Для своего возраста я очень гибкая.

Кэрол отпрыгнула от нее, когда голос женщины затянул знакомую песенку:

 
В далеком Нагасаки,
Где парни жуют табак
И женщины сходят с ума…
 

Кэрол хотела убежать, но женщина схватила ее за горло.

– Куда так спешишь, милая? – сказала она, и голос у нее стал совсем другой: гортанный, насмешливый. – Веселье только началось.

Кэрол, задыхаясь в ее хватке, стала вырываться, попыталась ударить женщину кулаком в голову, но та легко отбила ее удар свободной рукой.

– У тебя такие красивые глаза, – сказала женщина. – Я сделаю из них серьги.

Рот ее раскрылся неестественно широко. Из него по-змеиному быстро выскользнул язык. Он был длинным, черным и раздвоенным.

– Но, как я уже говорила, я спаслась, – сказала Кэрол.

– Как? – спросил Майкл, ожидая услышать в ответ рассказ о каком-нибудь очередном не упомянутом раньше элементе. Например о ноже, или пистолете, или очень острой палке, или о неожиданно пришедших на помощь друзьях-франкофилах из недавно изобретенной лодки. Но у Кэрол было другое объяснение.

– Я вышла на луну, – ответила она.

Майкл посмотрел на ночное небо.

– Нет, – сказала Кэрол. – Не на ту луну. На эту.

Она указывала на середину совершенно неподвижного озера и отражение полной луны в нем. Они остановились. Посмотрев вместе с ней на то, на что она указывала, Майкл неожиданно почувствовал холод ночи. Он молчал и ждал, боясь говорить, боясь произнести вслух вопросы, боясь, что на них ответят.

Тогда она рассказала другую историю, последнюю, догадался Майкл, которую он услышит от своей милой подруги в этой жизни. То была история о луне, о том, как она проникает в этот мир и как уходит из него. О том, что эти многочисленные ходы появляются на безмятежных озерах летними вечерами, на ночных, залитых дождем городских улицах, восставая из морских глубин перед глазами одиноких ночных вахтеров.

И когда она закончила, когда Майкл больше не мог притворяться, что не понимает, в чьей компании на самом деле находится, она повернулась и улыбнулась ему печальной прощальной улыбкой.

В черно-белых мягких тонах луны, своей хозяйки, она была прекрасна. Она не обесцветилась, а была переосмыслена, перерисована густыми оттенками серебряного, серого, черного и изысканного лунно-голубого. Она казалась почти жидкой, словно, если бы Майкл протянул к ней руку или даже прикоснулся, ее тело подернулось бы волнами и растеклось в воздухе.

– Спасибо, Майкл, – проговорила она. – Спасибо, что проводил, дальше я пойду сама.

Майкл ничего не сказал. Он не знал, что можно сказать такого, чего еще не сказали слезы в его глазах.

Прекрасная мертвая девушка ткнула серебряным пальцем ему за спину, указывая направление жизни.

– Иди, – мягко промолвила она. – Не оборачивайся.

И он не оборачивался, даже когда услышал то, чего не могло быть: шаги по воде, даже когда услышал приветливый вздох луны и тихий плеск, как будто что-то легко и быстро скользнуло под воду.

Потом он, конечно, слышал другие версии: рассказы о том, как однажды лунной ночью Кэрол шагнула из окна третьего этажа дома своего отчима, и мерзкие слухи о том, почему она так поступила, но всю свою жизнь он будет предпочитать верить в ту историю, которую рассказала ему сама погибшая девушка.

Он шел через парк, не оборачиваясь и даже не сбившись с шага, когда его пальцы нащупали на щеке онемевшую точку в том замерзшем месте, где его благословили ее холодные губы. Думал он о том, как этот ледяной поцелуй расцветет в завтрашнем зеркальном отражении.

Джин Вулф
ПЛАЧ В ТЕМНОТЕ

Джин Вулф известен плотной, наполненной аллюзиями прозой. Он плодовитый сочинитель рассказов и романов и за свою писательскую карьеру был удостоен двух премий «Небьюла» и трех Всемирных премий фэнтези.

Последними вышли его книги «Пиратская свобода» (издательство «Thor») и «Северянин из Гильдии палачей» (издательство «Gollanz»). Сейчас писатель, которого однажды назвали «Диккенсом и Набоковым спекулятивных жанров», живет в Баррингтоне, штат Иллинойс.

«Я думаю, что „Плач в темноте“ можно назвать рассказом ужасов, – говорит Вулф. – Впервые он появился в „Странных птицах“, эту недорогую книжицу выпустило издательство Грега Кеттера „DreamHaven Books“. Иллюстрации в ней принадлежат Лизе Спеллинг-Кларк, а рассказы мои. В книжке репродукция картины Лизы „Детский час“ слишком маленькая и нечеткая, чтобы рассмотреть испуганные лица детей, которые выглядывают из кармана высокой фигуры с марионеткой. Иллюстрации в их мрачном великолепии могут ужаснуть и сами по себе».

– Это, – сказал сочинитель ужасов приехавшей семье, – вне всяких сомнений, самый нелюбимый призраками дом на всем Среднем Западе. Ни одно привидение и на милю не приближается к этому месту. Я в этом уверен.

Робби поправил маленькие очки и промямлил:

– А он похож на дом с привидениями.

– Похож, молодой человек. – Немного поколебавшись, сочинитель ужасов решил, что Робби было около семи. – Все дело в грязной желтой штукатурке. Можно не сомневаться, когда-то это был яркий и веселый желтый цвет, но одному Богу известно, сколько воды утекло с тех пор. Я собираюсь ее содрать, всю до кусочка, и заново оштукатурить стены. Я покрашу их белым.

– А нельзя просто покрасить сверху? – спросила Киара (девушка с обезоруживающе надутыми губками, золотыми локонами и крохотными серебряными сережками).

С очень серьезным видом сочинитель ужасов кивнул. И облизал губы, только в уме.

– Поверь, я пробовал. Этот жуткий цвет появился из-за грязного воздуха. Представь: дым, сажа, грязь – все это въелось в штукатурку. Покрась ее заново, и вся эта гадость проступит через свежую краску.

– Тут поможет водораспылитель с высоким давлением. – Дэн был отцом Робби и Киары. – Можно взять напрокат или купить примерно за тысячу.

– У меня есть распылитель, – сказал ему сочинитель ужасов. – Если добавить сильное чистящее средство, он, конечно, справится. – Он с улыбкой выдержал небольшую паузу. – Но, к сожалению, штукатурка здесь старая и хрупкая. Струя под сильным напором может ее разрушить.

– Призраки, – вставила Черити. Черити, маленькая пышка с мягким, не лишенным привлекательности лицом и необъяснимой страстью к безвкусным шляпкам, была женой Дэна. – Пожалуйста, вернитесь к призракам. Я думаю, призраки гораздо интереснее.

– Я думаю так же. – Сочинитель ужасов одарил ее своей самой ослепительной улыбкой. – Я долго пытался привлечь исследователей паранормальных явлений к этому старому месту, которое считаю… если позволите, очаровательным. История. Я был настойчив и убедителен, и в итоге дом проверили ни много ни мало три команды. Все три сообщили, что не нашли здесь ровным счетом ничего. Никаких доказательств, даже косвенных. Ни самих привидений, ни следов их пребывания. Ни единого общительного призрака, которого напористый писатель мог бы использовать в работе.

– И общественное мнение, – подхватила Киара. – Не забывайте об общественном мнении. Я, когда выучусь, собираюсь заниматься связями с общественностью.

– И общественное мнение, ты права. Надеюсь, когда ты будешь заниматься связями с общественностью, я достаточно разбогатею, чтобы нанять тебя. Если это случится, я так и сделаю. Даю слово.

Черити подняла пухлый палец.

– Однако, с другой стороны, вы утверждаете, что ясно видели, или слышали, или почувствовали нечто. Вы, наверное, пускали экстрасенсов не только в эту большую темную гостиную, так ведь? Расскажите.

Сочинитель ужасов достал остроугольную бриаровую трубку с очевидными признаками длительного использования.

– Никто не против? Обычно я не курю здесь, но, если у нас назревает долгая душевная беседа… За трубкой проще вести разговор. Кто-нибудь хочет выпить?

Не прошло и минуты, как Черити уже держала в руке бокал белого вина, Дэн – стакан «Джонни Уокера» с водой, а Робби – стакан с колой.

– В Айвитехе[27]27
  Технический общинный колледж Индианы.


[Закрыть] многие ребята пьют пиво, – сообщила Киара тоном, указывающим на то, что она из таких. – Но я не пью.

– Никакого пива до двадцати одного года, – строго промолвил Дэн.

– Вот видите? – надула она губки.

Сочинитель ужасов кивнул.

– Вижу. Между прочим, я вижу, что у тебя прекрасные родители, которые заботятся о тебе и хотят, чтобы У тебя в жизни все было хорошо. – Он едва заметно подмигнул Киаре. – Как насчет содовой? Лично меня содовая со льдом всегда освежает.

Черити сказала:

– Содовую ей можно, если она хочет.

Киара сказала, что хочет, и он пошел к бару.

Робби все это время смотрел на высокий потолок большой старой комнаты.

– Кажется, я увидел.

– Привидение? – Сочинитель поднял на него блестящие голубые глаза.

– Летучую мышь. Наверное, ее можно поймать.

– Может, тут еще башня есть? – поинтересовался Дэн.

– Боюсь, что нет. Возможно, оштукатурив стены, я построю башню.

– Тебе обязательно нужно это сделать. Как я говорил жене, у каждого, кто верит в привидения, в башне водятся летучие мыши.

– Может, оно и хорошо, – пробормотала Черити, – что там обитают живые существа. Все лучше, чем одни колокола, гнилые веревки и пыль. Пожалуйста, расскажите об этом месте подробнее.

– Изначально это был деревенский дом. – С видом человека, совершающего таинство, сочинитель ужасов налил газировки в высокий матовый стакан, в котором уже находилось пять кубиков льда и (полностью скрытые его пальцами) два с лишним дюйма водки. – Тихое, спокойное место, в котором одна богатая семья могла отдохнуть от жары и зловония городского лета. Семья эта потом как-то погибла, подробностей я не помню. Я знаю, что, когда человек сначала убивает свою семью, а затем себя, обычно это делают мужчины, но в этом доме подобное совершила женщина. Она застрелила мужа и своих падчериц, а потом убила себя.

Черити заметила:

– Я бы такого никогда не совершила. Я бы не смогла убить Дэна. Или его детей. Себя, может быть, но не других.

Сочинитель ужасов с непроницаемым лицом вручил матовый стакан Киаре.

– А я бы не смог убить себя, – сказал он. – Я слишком себя люблю. А других?.. Кто знает.

Робби несколькими глотками выпил колу.

– Вы хотите напугать нас!

– Конечно! Это же моя работа.

Дэн поинтересовался:

– И что, все они умерли? Она была неплохим стрелком.

Сочинитель сел в кресло и поднял трубку.

– Нет. На самом деле не все умерли. Одна из трех падчериц выжила. Ей выстрелили в голову почти в упор, но она осталась жива.

Дэн философски заметил:

– Да, и такое бывает.

– Бывает. В этом случае так и произошло. Ее звали Мод Паркхерст. Имя Мод было популярным в начале двадцатого века, когда умерли ее родители и сестры. Слышали про нее?

Дэн покачал головой.

– Она была испугана на всю жизнь и осталась без гроша. То, что с ней случилось, повредило ее разум. Или это сделала пуля. Как бы там ни было, она основала собственную церковь и была в ней и папой, и пророком. Называлась она (или называется, не знаю, может, она До сих пор существует) «Унионисты Неба и Земли».

Черити сказала:

– Я слышала о них. Как будто вполне невинные люди.

Сочинитель ужасов пожал плечами.

– В наше время? Возможно. Но тогда я бы так не сказал. Определенно нет. Церковь эта была на свой причудливый манер отталкивающей, как любой культ. Ничего, если я буду называть ее культом?

Киара одарила его приятной улыбкой.

– Пожалуйста. Лично я не возражаю.

– Один мой друг, его тоже зовут Дэн, как-то дал мне определение культа. Он сказал, что, если вождь получает всех женщин, это культ.

Дэн кивнул.

– Мудро. В этом что-то есть.

– Да, но к УНЗ, как его называли, это не применимо. Мод Паркхерст были не нужны женщины, впрочем, как и мужчины. Единственный способ попасть на небо, как говорила она своим приверженцам, – это жить подобно ангелам здесь, на земле.

Дэн фыркнул.

– Да уж. Любой здравомыслящий человек сказал бы им, что они не ангелы. Что для ангелов совершенно естественно и правильно жить как ангелы, но мужчины и женщины должны жить как люди.

– На самом деле мы почти ничего не знаем про ангелов, – с задумчивым видом вставила Черити. – Кроме того, что они служат вестниками Бога. Кажется, апостол Павел говорил, что у каждого из нас есть небесный покровитель из ангелов. Так что еще это нам известно. Но все равно очень мало.

– Чувствую, все сводится к сексу, – вставила Киара.

Сочинитель ужасов кивнул.

– Ты совершенно права, и я начинаю думать, что ты самый проницательный человек из собравшихся здесь. Действительно, все связано с сексом. Члены УНЗ воздерживались от любых форм сексуальной активности. Холостые не женились, женатые должны были расходиться и жить отдельно.

– УНЗ – Университет Небес и Земли. Так и вижу такую надпись на футболках.

Покашливание Черити потерялось в большой темной комнате.

– Знаешь, Киара, я не вижу в этом ничего плохого, если все это было добровольно.

– Я тоже не вижу, – согласился сочинитель ужасов. – Но это еще не все. Желающие присоединиться проходили годичный период инициации, по окончании которого в полночь проводилась церемония. Если у них были дети, эти дети, причем все, должны были присутствовать обязательно. Они наблюдали за тем, как их родители совершают самоубийство… Или то, что выглядело как самоубийство. Подробностей я не знаю. Знаю только, что после церемонии их безжизненные окровавленные тела выносили из церкви.

Черити прошептала:

– О боже…

– Когда паства расходилась по домам, – продолжал сочинитель ужасов, – детей приводили сюда. Им говорили, что это сиротский приют, и воспитывали их здесь как сирот. В скором времени здесь действительно появился приют. По-видимому, это давало какие-то налоговые льготы, так что учреждение зарегистрировали как церковный сиротский приют, и время от времени власти направляли сюда сирот. Вы, наверное, знаете, что то была эпоха сирот. Очень мало детей, если такие вообще были, попадали на воспитание в семьи. Чаще всего ребенок без родителей и близких родственников оказывался в приюте.

Дэн прибавил:

– Помню, когда-то выходил комикс про это. «Сиротка Энни» назывался.

Сочинитель ужасов кивнул.

– Да, основанный на популярном в девятнадцатом веке стихотворении Джеймса Уиткомба Райли.

 
Сиротка Энни к нам пришла
В шаляй-валяйный дом,
Посуда, мебель и кровать —
Все было в нем вверх дном.
Она в гостиной убрала,
На кухне подмела
И расшалившихся цыплят
С веранды прогнала.
Пока мы ездили с сестрой
Верхом на кочерге,
Сиротка Энни испекла
Лепешки в очаге.
Но только вечер наступил
И кончили мы есть,
Велела Энни нам с сестрой
К огню поближе сесть.
И сделав страшные глаза
И посмотрев на нас,
Сиротка Энни начала
Про гоблинов рассказ.
Мол, гоблины вас сцапают,
Уволокут и схряпают,
А потому вы слушайтесь
И будьте начеку![28]28
  Перевод О. Егорова.


[Закрыть]
 

– Вот видите, – закончил, улыбаясь, сочинитель ужасов, – в те дни было возможно взять из приюта сиротку и сделать из нее горничную и няню. Платить было не нужно, вы ее просто кормили, одевали и давали крышу над головой. Несмотря на то что их таким образом облагодетельствовали, эти девочки повидали достаточно ужасов, одиночества и пустоты этого мира, чтобы стать родоначальниками того вида искусства, к которому имеет самое непосредственное отношение ваш покорный слуга. Это искусство устного рассказа страшных историй, превосходящее любое письменное сочинительство ужастиков.

– Им правда так плохо жилось? – спросила Киара.

– Здесь? Еще хуже. Я еще не рассказал вам самого страшного. Я даже еще не коснулся главного. – Сочинитель ужасов повернулся к Дэну. – Советую вывести из комнаты Робби. Так будет лучше.

Дэн пожал плечами.

– Он у нас смотрит телевизор. Сомневаюсь, что твои рассказы могут его напугать.

Черити поджала губы, но ничего не сказала.

Сочинитель ужасов воспользовался наступившей тишиной, чтобы раскурить трубку.

– Тебе не нужно оставаться, Робби. – Он выпустил облако душистого дыма и проводил его взглядом, когда оно начало медленный подъем к потолку. – Ты знаешь где твоя комната, и можешь гулять по всему дому, кроме запертых комнат.

Киара улыбнулась.

– Ага, тайны! Мы в замке Синей Бороды! Я так и знала!

– Никаких тайн, – возразил сочинитель ужасов. – Просто очень опасная лестница в подвал. Крутая, шатающаяся, да еще без перил.

Робби прошептал:

– Я не пойду.

– Понимаю. Время от времени, Робби, кто-то из детей узнавал или догадывался, что его родители на самом деле живы, и, когда такое случалось, он или она пробовали сбежать и вернуться домой. Я в свое время пытался узнать, как часто такое случалось, но данные по этому вопросу противоречивы. Где-то сказано, что таких случаев было три, где-то – что пять, где-то говорят, что двадцать. Должен заметить, что такие люди, как я, проводящие исследования подобного рода, очень скоро устают от повторяющейся цифры три. Это любимая цифра тех, кто не знает настоящих цифр. Здесь поблизости есть несколько мест, где когда-то находились могилы. Неотмеченные, безликие могилы, давно опустошенные исследователями. Но…

Черити в волнении подалась к нему.

– Вы хотите сказать, что этих детей убили?

Сочинитель ужасов кивнул.

– Хочу. Дети, которых родители вернули сюда, были убиты. Это самый жуткий факт, имеющий отношение к этому действительно страшному старому дому. Или, по крайней мере, самый жуткий из известных нам фактов… Возможно, это худшее, что здесь происходило.

Он затянулся трубкой и выпустил две струйки дыма из ноздрей.

– Специальная полуночная служба проводилась здесь, в этой комнате, где мы с вами находимся. Говорят, что на этой службе прихожане церкви летали. Порхали по этой комнате, как стая причудливых птиц. Но наверняка они просто-напросто бегали, расставив руки, как иногда делают дети. Вполне возможно, что сами они были уверены, будто летают. Приверженцы средневекового культа ведьм верили, что слетаются на шабаши, хотя ни один здравомыслящий человек не допустит мысли, что они действительно летали.

Черити сказала:

– Но вы говорите, что они убивали детей.

Сочинитель ужасов кивнул.

– Да. Это происходило в конце церемонии. Так называемый «детский час». Некоторые специалисты считают, что этот термин действительно был у них в ходу. Они убивали их так, как были убиты отец и сестры Мод Паркхерст. Палач выбирался жребием. Говорят, Мод вслух прилюдно выражала надежду, что выбор падет на нее, и, похоже, надежды ее оправдывались. По меньшей мере две казни были совершены ею.

Дэн заметил:

– Трудно поверить, что кто-то способен на такое.

– Трудно, хотя в новостях я каждый день слышу истории не менее, а то и более страшные.

Сочинитель ужасов снова затянулся. В комнате уже потемнело, и красный огонек в чашечке трубки осветил его снизу.

– Ктому времени дети спали, как спали Мод, ее отец и сестры. Счастливый избранник жребия бесшумно входил в комнату, сопровождаемый еще как минимум одним напарником, несшим свечу. В тот самый миг, когда звучал первый выстрел, свеча задувалась. Шум, разумеется, будил остальных детей в комнате, но, проснувшись, они видели только полную темноту и слышали запах пороха.

Дэн промолвил:

– Ангелы! – В его голосе слышалось презрение.

– И в аду есть ангелы, – сказал ему на это сочинитель ужасов. – Не только в раю. Можно даже сказать, что в аду ангелов больше.

Неохотно кивнув в знак согласия, Черити сделала вид, что зевает.

– Я думаю, нам уже пора спать. Что скажете?

Дэн ответил:

– Согласен. Сегодня полдня провел за рулем.

Когда остальные ушли, Киара задержалась.

– Очень приятно было с вами познакомиться. – Она покачнулась, но не сильно. – Не забудьте, я буду вашим агентом. Вы обещали.

– Даю слово. – Сочинитель ужасов улыбнулся, зная, чего стоит его слово.

Они пожали друг другу руки, и ее пальцы задержались в его ладони чуть дольше, чем было необходимо.

– Трудно поверить, – сказала она, – что вы с папой вместе учились и жили в одной комнате. Вы выглядите… настолько… Настолько моложе.

Он поблагодарил ее и проводил взглядом, пока она поднималась по широкой изогнутой лестнице, которая некогда была гордостью Паркхерстов, думая, догадывается ли она, что он на нее смотрит. Но догадывалась она или нет, наблюдать за тем, как Киара поднимается по лестнице, было слишком большим искушением, чтобы ему противиться.

На верхнем этаже Черити готовила Робби ко сну.

– Ты храбрый мальчик, я знаю. Разве ты не храбрый мальчик, дорогой? Скажи сам. Когда говоришь это сам, всегда помогает.

– Я храбрый мальчик, – послушно повторил Робби.

– Ну конечно, ты храбрый мальчик. Я знаю. И этот глупый дядя внизу тебя не обманет. Ты будешь спать в своей комнате, в своей кроватке, и хорошенько выспишься. А завтра мы поедем осматривать окрестности: леса, озера, горы с заброшенными шахтами.

Черити заколебалась на секунду, прикусив маленькими белыми зубами пухлую нижнюю губу.

– Боюсь, здесь нет ночника, но у меня в сумочке фонарик. Могу тебе оставить на ночь. Хочешь?

Робби кивнул и крепко сжал маленький пластиковый фонарик Черити, когда она подошла к двери. Ее рука (та, которая без колец на пальцах) поднялась к выключателю. Пальцы нашли кнопку.

И наступила темнота.

Он снова нашел выключатель водянистым лучиком одноразового фонарика, зная, что его будут ругать (может, даже отшлепают), если он включит единственный в этой комнате верхний свет. Но ему хотелось знать, где находится выключатель. Так, на всякий случай.

Наконец он выключил фонарик и лег на подушку. В слишком большой и слишком пустой комнате было жарко. Жарко и тихо.

Он снова сел и навел лучик на окно. Оно оказалось открытым. Но не очень широко, на ширину его руки. Он выбрался из кровати, положил фонарик в нагрудный кармашек на пижаме и попытался поднять раму повыше. Но все его усилия не заставили ее сдвинуться с места.

Наконец он снова лег в кровать, и в комнате как будто стало еще жарче.

Когда он выглянул в окно, ему показалось, что до земли внизу очень далеко. Сколько лестничных пролетов прошли они, поднимаясь сюда? Он помнил только один. Накрытые белой ковровой дорожкой ступеньки, которые вели не прямо вверх, а делали поворот. Но эта лестница была очень, очень длинной. Из окна виднелись верхушки деревьев.

Верхушки деревьев и звезды. На небе сияла луна, освещая каждый листик и газон внизу, хотя самой луны из окна видно не было.

– Она идет по небу, – сказал он себе. Так когда-то говорил Дэн, его папа.

– Ты можешь идти… – Голос прозвучал совсем близко, но как-то очень тихо.

Робби включил фонарик. Никого.

«Под кроватью, – подумал он. – Они прячутся под кроватью».

Но он не осмелился встать с кровати, чтобы проверить, и снова лег на подушку.

Человек постарше постарался бы убедить себя, что голос этот ему послышался, или встал бы с кровати, чтобы разобраться. Робби не сделал ни первого, ни второго. Для него граница между осязаемыми и воображаемыми вещами была довольно размыта, и у него не было ни малейшего желания увидеть говорившего, хоть настоящего, хоть вымышленного. Других окон, которые можно было бы открыть, в комнате не имелось. Он подумал о том, чтобы выйти. В коридоре темно, но комната Дэна и Черити находилась совсем недалеко. Хотя их дверь может оказаться запертой. Они иногда запирались по ночам.