Текст книги "Лестница в небеса: Led Zeppelin без цензуры (ЛП)"

Автор книги: Ричард Коул

Соавторы: Ричард Трубо
сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 27 страниц)

Часть 27

58. Послесловие

С тех пор, как книга «Лестница в небеса» увидела свет в начале девяностых, я получил множество просьб от читателей и фанатов Led Zeppelin дополнить мою историю. Некоторые спрашивали, что я делал после выхода первого издания, другие хотели узнать больше о моей успешной борьбе с многолетними вредными привычками. Новое издание даёт мне возможность добавить несколько страниц к описанию моей жизни после «завязки», включая работу с другими группами за последние годы, а также взглянуть на жизни оставшихся музыкантов Led Zeppelin.

Вы можете подумать, что сразу после распада группы я знал, чем заняться дальше. В конце концов, я провёл двенадцать лет тур-менеджером крупнейшей группы всех времён и народов, поэтому можно было ожидать, что меня завалили предложениями от других больших групп.

Но этого не произошло и мне не следовало удивляться. Я провёл отпуск в Маниле в январе 1981-го, затем полетел в Лос-Анджелес в поисках работы. Но я был так истощен наркотиками и алкоголем – и по-прежнему имел имидж такого крутого гангстера – что никто не хотел иметь дело со мной. Я был подавлен и расстроен, но в первые месяцы не понимал, насколько жалкой стала моя жизнь, и как тяжело существовать в «реальном» мире. Я больше не ездил в «Кадиллаках», меня подвозили друзья на потрёпанных «Тойотах». Я не останавливался в классных номерах лучших отелей, а ночевал на диванах приятелей.

Помню, как проснулся одним утром в странном доме – без работы, в отчаянии от безысходности. Я находил утешение в бутылке «Джека Дэниелза», надеясь, что смогу заглушить горе, и наберусь храбрости, чтобы начать звонить в поисках работы. Но вместо этого я предпочитал связываться с поставщиками кокаина или героина.

Это было ужасное время. Я жил в кредит и всё глубже погружался в горе и наркоту. Как-то ночью в «Рэйнбоу», после вечера сплошных текилы и саке, официантка попыталась забрать стакан из моей руки, потому что пора было закрываться. Разозлившись, я отколол кусок стекла и бросил в неё. Давайте взглянем правде в лицо – я встал на путь саморазрушения.

Вскоре я оказался в реанимации медицинского центра «Седарс Синай». Оттуда меня перевезли в окружной госпиталь, потому что у меня не было медицинской страховки. Я оказался среди людей с огнестрельными ранениями. Меня поместили в «красную комнату», которую один из докторов описал, как место, откуда пациенты обычно не возвращаются. Врачам меня удалось вытащить, но когда друг пришёл навестить меня, мой первый вопрос был таким:

– Какие наркотики ты принёс?

Через секунду я нюхал спид (наркотик из группы стимуляторов) в больничной постели.

Меня интересовало только получить кайф. Перед выпиской доктор спросил, что я обычно выпиваю за день, а затем имел наглость заявить:

– Вы не задумывались над тем, что можете быть алкоголиком?

Как он смел? Тогда подобный вопрос мог обидеть меня, я дал ему об этом понять повышенным голосом и набором трёхэтажных выражений. Доктор посоветовал больше не пить, но через неделю меня арестовали за езду в пьяном виде.

Несмотря на хаос в моей жизни, случались в ней и позитивные моменты, которые я не мог полностью оценить в одурманенном состянии. Я встретил Ли Энн, работавшую в «Barney’s Beanery», вскоре она стала матерью моей прекрасной дочери Клер. Но я был больше озабочен наркотиками, причём за счёт дорогих мне людей.

Я много раз слышал про мужчин и женщин, которые из-за наркотиков и алкоголя потеряли всё, включая дома и семьи. Но как такое может случиться со мной? Одна «хорошая» неделя в кайфе стоила мне любимого «Остин-Хили 3000», рождественского подарка от Питера Гранта в 1976 году. Потом я получил письмо от бухгалтера из Лондона с сообщением, что мой дом продали в счёт оплаты долгов. Я поехал к другу Эллиоту, ростовщику с бульвара Санта-Моника, который принял в залог золотые и платиновые диски цеппелинов, произведения искусства, пару часов, кольца и что-то ещё, что я смог найти в обмен на бухло.

Когда родилась Клер, в глубине души я надеялся, что пополнение в семье поможет мне стать более ответственным, я буду больше бывать дома, брошу пить и ширяться. Может быть, я достаточно протрезвею, чтобы получить стабильную работу. Но этого не случилось, и ещё несколько лет я доставлял неприятности близким.

Вскоре, после двух нарушений за вождение в нетрезвом виде в течение одной недели (на автомобиле и на мотоцикле), я решил, что нужно съездить в Лондон к маме, которую не видел три года. Продав мотоцикл Элиоту, я отправился домой. Бывшая жена Мэрилин встретила меня в аэропорту и приютила на пару деньков.

Во время визита в Англию я позвонил Питеру Гранту. Поговорив немного, он предложил мне сесть в поезд до Суссекса, где меня встретила машина и отвезла в его большое старинное поместье, окружённое рвом, который можно пересечь только по мосту. Когда я приехал, помощник Питера Рэй Уошберн обнял меня в знак приветствия. Питер сидел в салоне в окружении огромной коллекции картин в стиле арт-нуво и арт-деко, а также других предметов искусств. После того, как мы с Питером обнялись, Рэй задал вопрос, который я больше всего мечтал услышать:

– Что ты желаешь съесть и выпить?

На какой-то момент, когда Рэй открыл бутылки, я почти решил, что время пошло вспять: вернулись старые деньки, когда я сидел на вершине мира. Я должен вернуться в активный музыкальный бизнес.

Но этому предшествовал долгий путь. Пока я был в Англии, мне так сильно нужны были деньги, что я устроился на стройку – работу, которую не делал с 1966 года, когда ушёл от The Who. Первая работа находилась в школе, в паре остановок от дома мамы. Лучшим объяснением, которое я смог придумать для остальных на стройке, что жил в Америке и там мне пришось несладко. К концу первого дня тело всё ныло, мне требовалось натереться обезболивающим.

Вообще-то я удивился, что не забыл, как это делается – но сердце лежало совсем в другом месте. В один «прекрасный» день я впал в дикое отчаяние, что было мне несвойственно. Купив цветы, я отнёс их к могиле отца. По дороге домой вдоль канала я начал кричать на Бога за то, что он мне дал такую жизнь, почему я не мог быть как другие дети, с которыми рос, не гоняясь за блеском и мишурой, а теперь остался без надежды вернуться к экстравагантному образу жизни. Иногда мне хотелось покончить со всем, но это разбило бы сердце мамы.

А потом события начали меняться. Я не пил три месяца, когда старый приятель Сезар Данова прислал телеграмму с просьбой позвонить ему за его счёт в Токио насчёт работы в рок-н-ролле. Я побежал к телефонному автомату с настроением, будто забил гол.

Сезар сказал:

– Я планирую устроить концерт в годовщину бомбёжки Хиросимы совместно с японским правительством, и мне нужна твоя помощь.

Планы в тот момент были ещё расплывчатыми, но меня это не волновало. Я расценил предложение как подарок Божий. Сезар продолжал:

– Я положу несколько штук на твой счёт и куплю билет первого класса туда и обратно. Увидимся.

Я был в экстазе. Наконец, подумал я, мне удалось нащупать дорожку обратно в бизнес.

Концерт в Хиросиме так и не состоялся, по крайней мере, до того, как я ушёл из проекта, потому что организация была из рук вон плохая. Но перед отлётом с Дальнего Востока я провёл пару недель в пьяном угаре в Таиланде и приехал домой без копейки денег. Поскольку я покинул проект, Сезар забрал дом в Мэйфэйр, в котором разрешил мне пожить, поэтому я вернулся к матери и вновь пошёл работать на стройку. Тем не менее, новый опыт обнадёжил меня в том, что я смогу найти другую работу в рок-н-ролле.

Трудные времена не прошли. Мама даже пригрозила вышвырнуть меня вон, обозвав «никчёмным алкоголиком» (вы только представьте!). Я как-то даже попытался стянуть деньги из её кошелька (правда, безуспешно). Так отчаянно я хотел выпить.

А затем настал день, изменивший всю мою жизнь. Это произошло 2 января 1986 года – мне исполнилось сорок – я заложил часы «Картье» и вместе в «братвой» засел бухать в пабе в Челси. Выпил полкружки пива, когда в голове раздался голос:

– Всё, Ричард! Хватит.

Я отставил пиво и больше никогда к нему не прикасался. Но в тот раз я испугался, поэтому быстро позволил дилеру и купил грамм героина. Половину принял у него дома, остальное – утром, в последний раз в жизни. Затем я пошёл искупаться, после чего позвонил другу композитору Лайонелу Барту, который сказал мне:

– Я собираюсь в Челси на собрание «завязавших».

Не раздумывая, я ответил:

– Я, наверное, тоже пойду. Увидимся там.

Когда я поднимался по ступенькам и вошёл в прихожую, то словно вошёл в комнату к старым друзьям, с которыми пил и ширялся прошедшие двадцать лет. Я снял пальто и сел на стул.

Оглядевшись, я почувствовал, будто с плеч свалилась гора, словно я дома в безопасности. И так было на самом деле.

Та встреча в 1986 году стала стартовой площадкой моей трезвости. Да, иногда мне приходилось туго, но я никогда больше не пил и не употреблял наркотики. В тот день я, наконец, понял, как важно встать на правильные рельсы. Трезвость полностью изменила мою жизнь к лучшему.

Неудивительно, как только пошли слухи, что я больше не пью, телефон начал звонить, не постоянно, но у меня появилась работа, иногда концерты случались часто и приносили неплохие деньги. Да, я до сих пор ходил на стройку, и даже продал несколько золотых пластинок, чтобы слетать в Лос-Анджелес на четвёртый день рождения Клер. Потом я столкнулся с Патриком Миэном, менеджером и старым другом. На него произвело впечатление, что я год держусь, и он незамедлительно предложил мне место тур-менеджера Black Sabbath. Предложение поступило так быстро, что я обалдел и даже запаниковал. Но согласился.

Первые концерты с Black Sabbath прошли в Афинах в 1987 году, затем мы поехали на два уикенда в Сан-Сити, ЮАР. Затем мы гастролировали по Германии и Италии. Я постоянно ходил на собрания бывших алкоголиков.

Самой удивительной частью тура оказалось то, что дела давались без особых усилий. Настолько, что я думал, что постоянно что-то забываю. Потом я осознал, что в прошлом большую часть времени я искал и принимал наркотики. Гастролировать трезвым было намного легче и менее трудоёмко. Вместо кайфа я ходил на встречи трезвенников.

После работы с Black Sabbath найти работу тур-менеджера оказалось сложнее, чем я предполагал. Я переехал в Лос-Анджелес, чтобы быть ближе к Клер и найти хорошую работу. Деньги кончились, временно я работал у друга по имени Маркус, который открыл службу сервиса сообщений, ему требовались курьеры. Я ездил на мотоцикле по всему городу и возил сообщения в офисы, включая тех людей, с которыми работал во времена Led Zeppelin. Одна посылка предназначалась Дэнни Голдбергу. Дэнни руководил пиар-деятельностью группы многие годы, а теперь являлся владельцем управляющей компании.

Когда я сказал секретарше Голдберга, что хочу поговорить с Дэнни, она испепелила меня взглядом – как этот курьер имеет наглости спрашивать босса? Но в ответ я посмотрел на неё так, словно хотел сказать: «В твоих интересах сказать мистеру Голдбергу, что я здесь». Через несколько минут Дэнни вышел и поздоровался со мной. Он удивился, увидев меня развозящим сообщения, но был тронут, когда узнал, что я больше не пью и не принимаю наркоту.

– Звони в любое время, – сказал он. – У меня для тебя сейчас ничего нет, но не пропадай, Ричард.

Как и работа на стройке, развозка сообщений научила меня сдержанности.

Как я писал в главе 57, Шэрон Озборн (жена Оззи) стала одним из моих близких друзей в музыкальном бизнесе. Я возил Оззи на собрания бывших алкоголиков, и это сблизило меня с Шэрон, которая пригласила меня помочь другим подопечным. Начал я работать с Литой Форд, организовав двенадцатинедельный тур в поддержку нового альбома (который стал моим первым золотым альбомом в трезвом состоянии). Я также впервые гастролировал на автобусе по Штатам, и поскольку не пил на гастролях, то видел города, в которых бывал сотни раз, свежим взглядом.

С Литой я должен был привыкнуть обходиться без личного Боинга, а спать приходилось в автобусе. Мы колесили от одного пункта назначения до другого на автобусе «Eagle», наше оборудование возил грузовик «U-Haul». Каждый член гастрольной бригады имел свою должность (гитарный техник, техник по барабанам) и визитную карточку. Ежедневно мы получали деньги на еду – совсем другая ситуация в отличие от Led Zeppelin, когда я подписывал счета на всё, что хотел.

Тур с Литой казался странным, потому что впервые за многие годы я не работал с хэдлайнерами (на определённом этапе Лита выступала на разогреве старого друга Теда Наджента). Тем не менее, у меня была работа, чему я очень радовался. Времена изменились. Отели никто больше не крушил – этого больше не терпели. С цеппелинами я знал с самого начала, что группа станет великой, и нам никогда не придётся возвращаться на маленькие площадки и в клубы, поэтому я никогда не волновался о возможном возвращении в места, которые мы портили. Но с Литой и другими музыкантами, с которыми я буду работать, имело смысл хорошо себя показать перед промоутерами. В то же самое время, я был трезв и контролировал себя, поэтому спокойно относился к тому, что мы останавливались не в лучших отелях и не в самых роскошных номерах. Честно говоря, в 1988 году – спустя долгие годы после последнего концерта Led Zeppelin – мне хватало того, что я снова в деле.

Тем временем, Шэрон стала для меня одним из лучших менеджеров в бизнесе, она давала мне работу почти беспрерывно. Со времён последнего тура цеппов музыкальная индустрия изменилась до неузнаваемости. MTV играла важнейшую роль в продвижении пластинок, вытеснив бесконечные гастроли в шестидесятые и семидесятые (вместе с радио-промоушном), которые были необходимы для создания фанатской базы.

В середине тура с Литой её альбом достиг золотого статуса, а хит-сингл «Kiss Me Deadly» постоянно звучал по радио на обоих побережьях. Но вдруг гастроли для меня закончились. Через два дня после концерта в Монреале Шэрон сказала, что Лита не хочет со мной работать. Причина? Лита утверждала, что я слишком строгий. Но Шэрон уверила меня, что увольнение не имеет ничего общего с качеством работы, и она поможет мне, как только выдастся такая возможность.

Неприятная новость выбила меня из колеи, я не знал, что делать дальше. Но пока я думал о будущем, нужно было работать – поэтому я снова сел на мотоцикл и стал развозить сообщения. И прежде, чем отчаяние полностью охватило меня, позвонила Шэрон.

– Оззи очень хочет бросить пить, – сказала она. – Он спращивает, можешь ли ты поехать с ним в европейский пресс-тур в поддержку нового альбома?

Она также хотела, чтобы я сопровождал Оззи в американском турне.

Я был тронут. По ощущениям, я словно выскочил из большой чёрной дыры.

Через несколько дней Оззи с водителем Тони встретили меня в аэропорту, и мы поехали в его прекрасный дом в Бакингемшире, окружённый высокой кирпичной стеной. Тони показал мне комнату с милым видом на подстриженные сады и частный парк с оленями. Затем мы насладились отличным ужином с жареным ягнёнком и печеным картофелем.

Я прожил в доме Оззи несколько месяцев, мы летали из Лондона в города по всей Европе, я сопровождал его на интервью и пресс-конференции, мы вместе ходили на собрания бывших алкоголиков. Оззи нравился новый образ жизни, а я с удовольствием работал с ним.

Вскоре к нам присоединилась Шэрон (их дети находились с Оззи). Вся семья собралась вместе перед тем, как мы вернулись в Штаты для репетиций перед новым туром. Когда мы полетели в Даллас на неделю репетиций, Оззи держался и не пил. Каждый день перед репетициями мы посещали собрания вместе, чтобы получить нужный настрой на день. По окончании недели мы отправились в Пенсаколу на первый концерт.

Тогда я впервые увидел Оззи на сцене – он был отличным шоуменом. Его музыка была мастерской. Он бурлил энергией. Концерт был незабываемым. Оззи отдал публике всё, что имел – от самого начала до последнего номера.

Мы путешествовали на автобусе – новом «Превосте» с девятью кроватями и свободной комнатой. Единственными пассажирами были Оззи, Тони и я (плюс Шэрон и их дети, навестившие нас на несколько дней). Опять-таки, гастроли сильно отличались от времён цеппелинов, когда мы оставляли заказ на еду пилоту нашего самолёта перед каждым концертом. Но в случае с Оззи гардеробщица давала нам меню, а пища ожидала нас ночью, пока мы перебирались из одного города в другой. Всё было нормально, только мы с Оззи от скуки постоянно что-то ели – к концу первой недели оба не могли застегнуть штаны, набрав вес. Оззи располнел и купил велотренажер и гантели. Он занимался добросовестно и сбросил вес моментально. Мы отказались от послеконцертной еды, Оззи придерживался низкокалорийной диеты с низким содержанием жиров.

По приезду в Лос-Анджелес в канун Нового года на концерт в Лонг-Бич, я смог увидеть Клер и Ли Энн, с которыми не мог проводить много времени из-за работы. Я посещал много собраний, на некоторых выступал и даже руководил. Каждую ночь я ложился спать трезвым. Трезвость стала лучшим подарком к отпуску.

Тур Оззи продолжился в Хьюстоне, Шривпорте, Далласе, Канзас-сити, Альбукерке и Сан-Франциско. Когда мы приехали в Рино, Оззи бросил долларовую монету в игровой автомат и выиграл тысячу долларов. Я расценил это как хороший знак, но в Сиэтле гастроли окончательно сказались на состоянии Оззи. Шоу в Сиэтле и Солт-Лейк-Сити ему как-то удалось провести, но он уже был измождён и болен. Доктор осмотрел его и посоветовал Шэрон пересмотреть оставшиеся концерты. Она так и поступила. Оззи полетел в Лондон отдыхать, а я вернулся в Лос-Анджелес и позвонил Маркусу, чтобы он снова взял меня к себе курьером.

Когда я не разъезжал на мотоцикле по дорогам города, развозя конверты, то проводил время в тренажёрном зале или на пляже, или на собраниях трезвенников. В середине 1989 года я органиовал концерт для Three Dog Night, а затем отработал у них тур-менеджером до конца года. К тому моменту в группе осталось только два вокалиста, Кори Уэллс и Дэнни Хаттон, но саунд остался прежним. Во времена Led Zeppelin мы пару раз выступали вместе со Three Dog Night, поэтому я был знаком с ними. На самом деле, Джимми Пейдж сперва хотел пригласить Дэнни на место вокалиста, перед тем как нашёл Роберта Планта.

Я вернулся в Лос-Анджелес перед Рождеством, чтобы немного отдохнуть. Но по дороге из офиса Warner Brothers, где я встречался с другом, который хотел бросить пить, случилось невообразимое. На встречную полосу вылетела машина, прямо на меня. Я даже испугаться не успел, но смог свернуть вправо, однако столкновения избежать не удалось. Машина со всей дури ударила меня слева, мотоцикл взлетел в воздух, я следом. Мы пролетели метров пять, прежде чем упасть, а я потом ещё метра три кувыркался. Мотоцикл раскололся напополам. Женщина, наблюдавшая аварию, сказала мне позже, что не могла поверить тому, что я выжил.

К счастью, я не потерял сознание. Помню, как мне открыли глаза и аккуратно осмотрели тело – не сломал ли я чего. Удивительно, но несмотря на то, что на мне были лишь джинсы, теннисные туфли и кожаный пиджак (шлем я не надевал), я не сломал ни одной кости, и голова тоже была цела. Но я получил жуткие ушибы, тело представляло из себя сплошной синяк. Когда приехала скорая, меня отвезли в больницу Санта-Моники, и поскольку я жаловался на боли в правой ступне, мне сделали рентген и обнаружили, что я сломал большой палец. Мотоцикл восстановлению не подлежал. Водитель эвакуатора, забиравший остатки мотоцикла, был удивлён, что я оказался жив, а не лежал в морге.

Я поблагодарил Бога за то, что остался живым. Вечером меня выписали, и я отправился на собрание, чтобы поблагодарить судьбу. Тем временем, Ли Энн полетела в Орегон, чтобы навестить больную бабушку, а мы с Клер решили съездить в Санта-Барбару, где я её немного побаловал. Я провёл Рождество с дорогой доченькой – и заодно дал отдохнуть побитому телу.

Через год, в феврале девяностого я вернулся к работе с Оззи. Шэрон осталась в Лондоне, а я на пару месяцев переехал в дом Оззи на лос-анджелесских холмах. Я составил ему компанию, пока он писал песни к новому альбому. Вскоре Шэрон попросила меня поработать с её новой группой London Quireboys, которые планировали американский (а затем и мировой) тур в середине марта и до конца года.

Я почти ничего не знал о группе кроме того, что они были были очень популярны везде, кроме США. Я знал, что они диковатые, и честно говоря, беспокоился, что буду работать с командой, которая любит выпить. К тому моменту я вёл трезвый образ жизни четыре года, и продолжать в том же духе ставил главной целью перед собой.

Работы по организации тура было предостаточно (мы использовали два автобуса и трейлер). Когда я прилетел в Дайтона-Бич на первый концерт, то был приятно удивлён. Как я писал в главе 57, гастроли с London Quireboys оказались приятными. Да, музыканты пили в объёмах, напоминавщих мои собственные в годы молодости (в автобусе было достаточно алкоголя заполнить большой ночной клуб). И они любили ухлёстывать за девушками. Но я заработал их доверие и уважение, они следовали моим инструкциям, и гастроли прошли почти без заминок.

Единственный раз, когда мы поссорились, произошёл одним вечером, когда я высказал опасение, что суровые условия гастролей могут довести их до истощения. Я понимал, что они должны быть в лучшей форме, потому что им предстояло лететь в Лондон для участия в большом фестивале на открытом воздухе в Ньюкасле вместе с Rolling Stones. Парни мечтали об этом всю жизнь, и я намеревался сделать всё, чтобы они не испортили дело. Поэтому, в целях поберечь их здоровье, я вылил весь алкоголь. Когда автобус сделал остановку, я вылил содержимое бутылок в канализацию. В самый разгар процесса двое участников группы – Спайк и Гай увидели, что я делаю, и обезумели.

– Ты что творишь? – кричал Спайк. – Ты с ума сошёл?

Бухло продолжало исчезать в водостоке, его было больше, чем они могли выпить. Парни пришли в ярость, а я всего лишь немного встревожился.

Наконец, чтобы они успокоились, я предложил им:

– Позвоните Шэрон и расскажите ей, что я наделал.

В их глазах метались искры, но они промолчали, поскольку понимали, что жаловаться или шутить с Шэрон не самая лучшая идея. Так что они опустили головы, развернулись и разошлось по номерам. Всю дорогу они бормотали под нос проклятья в мой адрес.

Более пятидесяти тысяч человек пришло на концерт Rolling Stones. Поскольку я знал Роллингов и их службу безопасности, то смог организовать встречу парням с Миком Джаггером и сняться вместе с ним перед фотокамерами. Ребята рассказывали, что это был один самых радостных дней в их жизни.

Из Англии Quireboys вернулись в Америку, затем поехали в Канаду, Европу и Японию, а потом снова в Штаты. Но через три дня после возвращения в США для выступления в Хьюстоне, Capitol Records неожиданно прекратили поддержку тура. Остальные концерты пришлось отменить.

Музыканты расстроились, я тоже чувствовал себя неважно. Но не всё было потеряно. Quireboys получили золотой диск в Канаде, местная звукозаписывающая компания решила, что дополнительный тур сможет помочь достичь альбому платинового статуса. Через две недели мы поехали в Торонто. В Канаде мы дали серию концертов, включая один на острове Виктория в клубе, в котором мы играли вместе в New Vaudeville Band в 1968 году, задолго до того, как Макдональдс стал играть значимую роль на живописном острове. Естественно, группа получила перед отъездом из Канады платиновый диск в Ванкувере, куда прилетела Шэрон, чтобы посмотреть последний концерт тура.

По возвращении домой я получил фотографии с вручения платинового альбома. Я поставил фотографии рядом с другими, снятыми во время вручения золотого диска полгода назад. Было видно, сколько сил и нервов забирают гастроли. Мы все выглядели постаревшими – в напоминание того, какой жестокой может быть гастрольная жизнь.

Когда Шэрон и Оззи решили съездить на Рождество в Швейцарию, то пригласили меня провести праздники в их доме на Беверли Глен в Лос-Анджелесе – замечательный подарок на Рождество. С разрешеня Шэрон я устроил вечеринку для друзей в честь пятилетнего юбилея трезвого образа жизни. Я провёл праздники с Клер, купил большую ёлку, которую мы вместе нарядили.

После того, как я выехал из дома Оззи в начале 1991 года, то снял квартиру в районе Венис. У меня осталось не так много памятных вещей – около дюжины золотых и платиновых дисков Led Zeppelin, несколько оригинальных постеров Yardbirds и Zeppelin, пара фотографий. Но для начала этого хватило, я был рад, что у меня появилась новая квартира. Работы было мало, и я начал писать эту книгу. Затем меня пригласили на работу с нью-йоркской группой The Trobs на шесть недель по Англии и США, затем в 1992 году я присматривал за Alice in Chains для Capitol Records во время записи их нового альбома. Дальше я отправился в путь вместе с Eden, группой, в составе которой играли сын Фрэнки Авалона и отпрыск одного из Everly Brothers. Eden только что подписали контракт с Hollywood Records, и небольшой бюджет гастролей заставил нас экономить. В это время я решил попробовать себя в новом направлении – музыкальном менеджменте – Клер училась в частной школе, и тур с Eden предоставил мне шанс добавить несколько долларов на банковский счёт.

Вхождение в менеджмент я начал с друзьями Майклом Льюисом и Гэри Куинном и продюсером Питером Ральфсоном. Мы решили создать девчачью группу – из лесбиянок, чтобы быть точным – и придумали название Fem 2 Fem. Нам лишь требовалось найти пятерых красивых лесбиянок, и сделать это профессионально (чтобы не выглядеть старыми извращенцами, прося пару девчонок держаться за руки и петь одновременно). Мы дали объявлении о наборе девушек определённого типа и проводили прослушивание, а в это время Майк и Питер писали песни для новой группы.

На прослушивании меня потрясла красота некоторых девушек. Главной целью было найти хорошие голоса и приятные манеры. К нам поступило предложение от «Плэйбоя» на трёхстраничный разворот и статью, поэтому нам нужны были девушки не стеснительные, готовые снять с себя одежду. Как выяснилось, проблем с составом мы не испытали. Через несколько дней девчонки записывались в студии, готовились к фотосессии для «Плэйбоя» и для съёмок видеоклипа. С помощью студентов киношколы UCLA мы сделали клип для MTV и (с обнажёнкой) для клубов и европейской аудитории.

Первый концерт Fem 2 Fem был запланирован в клубе в Палм-Спрингс. Промоутеры хотели только две песни, что оказалось удачей, так как девушки ещё не выучили весь репертуар. Также их показали в телешоу Джеральдо Риверы в программе о «фэм лесбиянках». Затем мы заключили контракт на запись, разместили билборд на витрине магазина Virgin на бульваре Сансет Стрип, приняли участие в ещё нескольких телешоу, дали интервью на радио по всей стране и появились в весьма популярном радио-шоу Говарда Стерна (во время которого Говард получил удовольствие от возможности взглянуть на сиськи одной из девушек, при этом все согласились, что они на вес золота).

Во время тура по радиостанциям работать с девушками было классно, хотя пару раз мне пришлось повысить на них голос, особенно когда они страдали от ПМС и жаловались и стонали у себя в кроватях. Но они всегда выглядели роскошно, когда приезжали на радио, даже если приходилось вставать в шесть утра.

С самого начала мы ставили целью записывать пластинки, подписать несколько эндорсерских контрактов, появляться на радио и ТВ – этого было достаточно. Но затем нам позвонили из большого агентства из Нью-Йорка с предложением выступить на концерте. Конечно же, я немедленно согласился и попросил прислать контракт, а затем нервно спросил Майкла и Гэри:

– Ну и что, блядь, мы теперь будем делать?

Когда девушки пели на ТВ или изредка на сцене, мы использовали фонограммы, чтобы звучало профессионально. Но теперь нужно было сделать из них настоящий поющий коллектив. Неужели это невозможно?

Майкл взял девчонок под своё крыло и постарался сотворить чудо. Через неделю ему это удалось. Fem 2 Fem были готовы для прайм-тайма. Сначала мы пустили их в гей-клубы в Хьюстоне – городе, в котором их первый сингл «Switch» часто играли на радио. Когда наши маленькие дивы вышли на сцену, геи посходили с ума. Толпа кричала и орала, а мы с Майклом посмотрев друг на друга, заржали, не веря собственной удаче.

Сразу же начали поступать предложения выступить в Майами, Тампе, Лонг-Айленде, Сан-Антонио и снова в Хьюстоне. Группа выступила на телевидении в шоу Мори Пович и Джоан Риверс.

Дела шли хорошо, но внутри группы начались трения, нам пришлось кое-кого поменять. Одна девушка стала жаловаться на размер гонораров и бесцельно бродила по залу перед каждым концертом. Мы приняли решение отпустить её. У другой девушки серьёзно пострадал дом после землетрясения в Нортридже, штат Калифорния, ей пришлось уехать в отпуск. Две другие ушли после того, как отказались петь некоторые тексты Майкла. Но мы всегда быстро находили новых.

В то же самое время появились и другие проблемы: мы тратили больше, чем зарабатывали. Если бы не аванс в сто десять тысяч долларов за первую пластинку, мы бы утонули в долгах. Я надеялся, мы продержимся достаточно, чтобы выпустить новую запись и получить доход от издания песен.

Тем временем Майкл поехал в Англию с парой девчонок, чтобы осветить концерты в Лондоне, которые таблоиды окрестили «поющим секс-шоу». Члены городского совета были в ярости, грозясь закрыть эротическое шоу до его начала. Когда Майкл появлялся на радио, защищая свободу слова и искусства в театре, на генеральную репетицию со сценическими костюмами (если это можно назвать костюмами) прибыли члены совета, чтобы воочию увидеть обнажёнку на сцене. Мужчинам понравилось шоу, они вытирали пот со лба. В конце концов, мы решили убрать секс и раздевание из программы, чтобы шоу не запретили, хотя девушки и так были одеты вызывающе и сексуально. Наша программа привлекла достаточное количество людей, включая и мужиков в костюмах, которым не терпелось увидеть обнажённую плоть.

Тем не менее, я решил выйти из проекта. Обходилось мне это довольно дорого, и я посчитал, что лучше платить за обучение дочери, чем вбухивать деньги в группу.

В разгар конфликтов вокруг Fem 2 Fem мне позвонил Терри Риндал, менеджер регги-группы Black Uhuru. Ему требовался тур-менеджер на Ямайке, чтобы решить вопросы с визами для музыкантов, а затем съездить с ними в тур по Аргентине и Бразилии. Мне именно это было и нужно, поэтому я полетел в Кингстон, чтобы погреться недельку на солнышке перед туром. Также мне пришлось привыкнуть к работе с растафарианской группой, и вскоре мы добились взаимного уважения. Тур прошёл так хорошо, что Терри попросил меня поработать с ними и в Америке. На самом деле я пробуду с Black Uhuru три года, путешествуя с ними по всему миру.