Текст книги "Лестница в небеса: Led Zeppelin без цензуры (ЛП)"

Автор книги: Ричард Коул

Соавторы: Ричард Трубо
сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 27 страниц)

36. Граница Калифорнии

Когда турне добралось до Лос-Анджелеса в конце мая, «Houses of the Holy» возглавил чарты США. От успеха у музыкантов голова кружилась. Фактически, дела были в полном порядке. Мы чувствовали себя непобедимыми.

Но, едва мы приземлились в международном аэропорту Лос-Анджелеса и спустились с трапа, настроение изменилось. Фанаты выстроились вдоль забора, и Джимми подошёл к ним поздороваться и подписать автографы.

– Дайте мне десять минут, а затем можем ехать, – сказал он мне.

Пейджи подошёл к фэнам и пообщался с ними через забор. И в это время его палец коснулся торчащего там провода. Каким-то образом, он умудрился его вывихнуть.

– О, чёрт! – заорал он, больше от злости, чем от боли. Он развернулся и пошёл к лимузинам, левая руки неестественно искривилась.

– Кажется, у меня проблемы, – сказал он, усевшись в машину. Он откинулся на сиденье, с недовольным выражением лица.

Через час Джимми осмотрел доктор. Оказалось, Джимми не может нормально двигать пальцем по грифу гитары.

– Лучшее лечение подобных травм – отдых, – заключил доктор.

Пейджи выбыл из строя как минимум на два дня. Нам пришлось менять график гастролей. Один из концертов в лос-анджелесском «Форуме» перенесли на четыре дня.

Мы были расстроены, однако, тридцать первого мая – в двадцать пятый день рождения Бонзо, Джимми настоял, что его травма не помешает празднованию. В тот день прошёл первый концерт в «Форуме», после которого генеральный директор одной FM-радиостанции устроил вечеринку для Бонзо в своём доме на голливудских холмах с помощью Тома Мэндича из Atlantic Records и нью-йоркского ди-джея Джей Джей Джексона. Бонзо пришёл в плавках и майке. Там были Джордж Харрисон с женой Патти.

Джордж посмотрел шоу в «Форуме» и был заинтригован. Как-то раз он уже разговаривал со мной о возможности увидеть концерт группы в Мэдисон Сквер Гарден и предложил «заглянуть к ним во время перерыва».

– Вообще-то, – ответил я. – Нет никакого перерыва.

Джордж был озадачен.

– А сколько они играют?

– В основном около трёх часов. Но никогда не меньше двух с половиной.

– Ни фига себе! – ответил он, осмысливая услышанное. – Битлз играли тридцать минут максимум! Обычно мы уходили со сцены через пятнадцать!

Харрисон чувствовал, что в Led Zeppelin есть что-то особенное. И когда Бонэм захотел сфотографироваться с Джорджем, бывший битл был польщён – он даже немного колебался. В конце концов, он был наслышан о репутации команды и их любви к розыгрышам и был настороже, что Бонэм выкинет что-либо эдакое. И Джордж решил сделать выпад первым. Он подошёл к праздничному торту, поднял верхний слой опустил его на голову барабанщика.

Народ замер. А затем засмеялся. Джон побежал за Джорджем, поймал его, поднял в воздух и бросил в бассейн. И тут началось безумие. Бонзо тоже столкнули в воду, за которым последовали остальные.

Джимми, одетый в элегантный белый костюм, тем временем, дабы избежать той же участи, грациозно спустился в бассейн по ступенькам.

– Чёрт, я не умею плавать, – сказал он. – Лучше я постою на мелководье, чем кто-то столкнёт меня на глубину.

Второго июня сорок девять тысяч фанатов забили стадион «Кезар» в юго-восточном углу парка Голден Гейт, чтобы увидеть цепповский спектакль. Палец Джимми ещё болел, но состояние значительно улучшилось. Он вытерпел концерты в Лос-Анджелесе и знал, что сможет и в Сан-Франциско.

Билл Грэм, промоутер концерта в «Кезаре», был поражён скоростью продажи билетов:

– Мы могли продать в три раза больше билетов, может ещё, было бы куда.

Перекупщики были в ударе. Изначально они продавали билеты по двадцать пять долларов, но вскоре просили гораздо больше… пятьдесят, сто, даже двести долларов за билет.

Грэм открыл ворота в пять тридцать утра, и три тысячи поклонников, болтавшиеся в парке две ночи, ворвались внутрь, будто там раздавали деньги, а не шарики и летающие тарелки от Билла Грэма. Zeppelin вышли на сцену после полудня после выступления трёх разогревающих составов (Рой Харпер, The Tubes и Ли Майклз), которые только злили толпу, в нетерпении ожидавшую группу, ради которой пришли.

Наконец, в три-тридцать и в течение двух с половиной часов Led Zeppelin трясли город, хорошо знакомый с землетрясениями. Они начали с «Rock and Roll», и с этого момента начался праздник Led Zeppelin в лучшем виде. Толпа отреагировала с энтузиазмом на «Dazed and Confused», «The Song Remains the Same» и «Whole Lotta Love». Но группа могла сыграть «Chopsticks» и сорвать бурю эмоций.

В нескольких кварталах по Парнассус-авеню пациенты Калифорнийского медицинского центра пытались отдохнуть, но шум от концерта не давал им спать. В Пресидио (военная база в г. Сан-Франциско – прим. пер.) солдаты в карауле клялись, что чувствовали вибрацию. Может быть, только сорок девять тысяч заполнили стадион, но весь город знал, что Zeppelin в городе.

Когда я собрал чеки от концерта в Кезаре, доход составил триста двадцать пять тысяч.

– Это лучше, чем в Тампе, на шестнадцать тысяч, – сказал я группе уже в лимузине по дороге в аэропорт.

– Мы должны рассказать об этом Дэнни Голдбергу, – воскликнул Бонзо, потрясая кулаком в воздухе. – Я хочу, чтобы долбанные Стоунз услышали о толпах, что мы собираем. Они и близко к нам не подойдут. Ни на шаг!

На пути в Лос-Анджелес, тем не менее, группа позабыла о рекордах продаж и безумии толпы, по крайне мере на какое-то время. Частный самолёт только оторвался от земли, как попал в зону турбулентности, созданной гигантским авиалайнером, взлетевшим перед нами. Наш самолёт болтало, швыряло, трясло, в результате чего в салоне возникла сильная тревога.

Никто не разговаривал, за исключением случайных ругательств, за которые можно простить и Мать Терезу, окажись она в подобных обстоятельствах. Мы вжали плечи, нас затошнило, пот потёк градом.

В тот или иной период времени каждый из нас изводил нервы во время полётов. Бонэм прошёл через период такого дикого страха, что не садился в самолёт, пока не выпивал. Джимми никогда не любил летать, иногда во время тряски он едва не падал в обморок.

В тот день над Сан-Франциско, как только пилот выровнял самолёт, Питер взбесился:

– Хватит этих хреновых маленьких самолётиков! Мы в последний раз пользуемся ими! Никогда больше!

Перед посадкой в Лос-Анджелесе Питер отдал мне приказ:

– У нас скоро месячный перерыв в середине тура. Когда гастроли возобновятся, я хочу большой авиалайнер. Меня не волнует, сколько он стоит. Достань нечто большое, чтобы мы не чувствовали, что летим.

37. Starship

Группа вернулась в Англию передохнуть, а я потратил остаток июня на поиски самолёта, удовлетворившего бы не только экстравагантные вкусы, но и способного успокоить экстравагантные нервишки и сделать полёты более комфортными.

Я позвонил Лу Вайнстоку из Toby Robetrson Tours, которые предоставляли самолёты для Элвиса. Лу дал мне брошюру с описание Боинга под названием Starship, модель 720В вместимостью в сорок мест, созданный специально для рок-звёзд, хотя никто не брал его на долгий срок. Честно говоря, я сомневался, что кто-то может позволить его себе.

Самолёт принадлежал певцу Бобби Шерману и одному из создателей Monkees. Он был очень элегантным, с телевизорами, искусственным камином в углублении и кроватью с меховым покрывалом, с кухней для приготовления горячей еды.

– Он похож на Борт номер один с атласными простынями, – сказал я Питеру.

– Узнай, какую цену можно обговорить, – ответил Питер. – Звучит заманчиво. И Дэнни Голдберг смог бы сделать из этого отличную историю.

После нескольких длинных телефонных переговоров сделку я заключил. Цена – тридцать тысяч долларов за оставшиеся три недели американских гастролей. Да, это было дорого. Но группа привыкла к удобствам, комфорту и роскоши, и цена не имела значение.

Как сказал Роберт во время первого полёта:

– Ты словно находишься в летающем дворце.

Самолёт находился в аэропорту Чикаго, он стоял рядом с лайнером Хью Хефнера. Благодаря Голдбергу рок-пресса кишела на взлетно-посадочной полосе, когда мы впервые входили на борт. Один репортёр спросил Питера:

– Как вы можете сравнить ваш самолёт с самолётом мистера Хефнера?

Питер подумал секунду, и хотя он не видел внутреннее убранство, ответил:

– Перед Starship’ом самолёт Хефнера выглядит, как жалкая игрушка.

Комментарий облетел заголовки всей рок-прессы, хотя позже Бонэм сказал мне:

– Я бы не отказался от девочек Хефнера на нашем борту.

– Не волнуйся, – ответил я. – У нас будет много девушек. Я присмотрю за этим.

Группа не только сразу полюбила Starship, но им льстил статус обладания таким элегантным самолётом, предметом зависти других рок-групп. Может быть, Стоунз освещались лучше в прессе, но ни у кого не было такого лайнера.

Для того, чтобы минимизировать степень истощения, как физического, так и психического – неотъемлемой части гастролей, а также использовать преимущество самолёта полностью, я продумал специальную стратегию. Для текущего и прочих американских туров мы базировались в ограниченном количестве городов – Нью-Йорке, Чикаго, Новом Орлеане, Далласе, Майами и Лос-Анджелесе, в отелях, где чувствовали себя комфортно. Из этих стартовых площадок мы летали на концерты в Милуоки, Кливленд, Филадельфию, Бостон и другие города. Больше не было нужды переезжать в новый незнакомый отель каждый день.

Во время перелётов на концерты настроение было сравнительно тихим. Но сумасшествие начиналось на послеконцертных рейсах. Не важно, какой час, не важно, как сильно мы устали, никто не спал, особенно когда в изобилии горячая еда, пиво, стюардессы и девочки.

С другой стороны, в то время как Zeppelin укрепили свою репутацию лучшей группы мира, всё меньше групи бросались в наши объятия, чем в ранние дни. Одна семнадцатилетняя блондинка, с которой мы познакомились в Лос-Анджелесе во время тура, рассказала мне:

– Мои подруги даже и не пытаются попасть к вам, парни. Ваша охрана такая суровая, что к вам и близко не подойдёшь.

Большая часть старых групи исчезли. Кто-то просто вырос. Некоторые вышли замуж. Очень много умерло от наркотиков. Но мы до сих пор встречали девочек в клубах типа «Рэйнбоу Бар энд Гриль», и мало кто отказывался от приглашения слетать на Starship. Когда хотелось, спальня предоставляла возможность уединиться.

Среди прочих игрушек, на борту был телефон, и когда мы летели в Лос-Анджелес, я звонил в «Рэйнбоу», предупреждая о нашем появлении. Обычно я звонил Тони или Майклу, управляющим клуба, и говорил им:

– Мы приземляемся в девять-тридцать, затем тридцать минут проведём в дороге из аэропорта. Пожалуйста, приготовьте наши столики и «Дом Периньон».

В «Рэйнбоу» никогда не отказывали. Они нас испортили, но на этом этапе карьеры мы ожидали, и почти всегда получали – особое отношение.

Линда и Шарлотта, наши любимые официантки-мамочки, отгораживали территорию для Led Zeppelin, и никто не мог пересечь демаркационную линию, пока кто-то из нас не подавал сигнал. Обычно молоденькие девушки со слоями косметики на лице, в облегающих топах, коротких юбках и на высоких каблуках имели больше шансов получить доступ в наше пристанище.

В Starship’е были и другие развлечения. Холодильники были всегда полны – шампанское, пиво, вино, скотч, Джек Дэниелз и джин. Брюхо самолёта было заставлено бутылками Дома Периньона (1964 и 1966 года производства) и пива Синга. Мы пили всё подряд, но иногда предпочитали что-то конкретное из алкоголя, или наркотиков, – и это становилось «предпочтением» на определённый тур.

Когда он не сидел в углу за нардами, Джон Пол часто играл на органе, а мы распевали пивные песни под аккомпанемент алкоголя. Мы пригашали стюардов – двух девушек и парня – принять участие в вечеринках, и хотя они относились к своим обязанностям серьёзно, всё равно стали неотъемлемой частью семьи Led Zeppelin. Мы не обращались плохо со стюардессами, Сюзи и Бьянкой, потому что они этого бы не потерпели, но подкалывали часто.

Сюзи была привлекательной восемнадцатилетней блондинкой; Бьянке исполнилось двадцать два, она была смуглая и с хорошим чувством юмора. Годы спустя Сюзи призналась мне:

– В семьдесят третьем, когда вы парни выходили из самолёта, а мы прибирались, то находили свёрнутые стодолларовые банкноты с кокаином внутри. Мы понимали, что находимся не на борту королевы Елизаветы, но вначале я была шокирована.

Как-то по дороге в Цинциннати, прошло пятнадцать минут после взлёта, я услышал стук и крики из туалета.

– Вытащите меня! Вытащите!

Это был Бонзо. Дверь была закрыта. Я выбил её парой ударов в стиле Брюса Ли: дверь задрожала и упала. И перед моими очами предстал Бонзо, восседая на унитазе, со спущенными штанами. Он не мог сдвинуться.

– Помоги мне, чёрт побери!

Как он ни пытался, но не мог встать. Скорее всего, клапан не был правильно закрыт внизу, и давление воздуха просто всосало его задом к стульчаку.

Я схватил Бонэма за руки и вытащил из ловушки.

– Боже мой, – вздохнул он. К счастью он был цел, хоть и потрясён.

Бонзо натянул штаны, кажется, его ничуть не смутило происшедшее. Он был просто счастлив, что остался жив. Вернувшись в салон, он бормотал:

– Никогда больше не буду доверять унитазу.

Starship стал символом высокого полёта группы. Да, он был экстравагантен, претенциозен и от него отдавало снобизмом. Но группа заработала его, самолёт был не просто знаком веры в собственную важность. Во время тех полётов Питер говорил мне о планах посвятить свою жизнь группе и тому, что пришло время снять фильм – ещё один признак растущего самомнения.

Я впервые столкнулся с фактом, что фильм будут снимать, где-то в конце тура. Мы остановились в отеле «Шератон» в Бостоне, и я заметил два незнакомых имени в списке. Я позвонил Питеру и спросил, что это за парни. Он пригласил в себе в номер познакомиться с одним из них.

– Это Джо Массот, – сказал Питер. – Он – режиссёр и будет ездить с нами до конца тура.

Если группа собиралась сделать фильм, то Питер и Джимми хотели нечто особенное, нежели обычную документалку о концерте группы. Каждый член группы должен сделать вклад, чтобы показать свою индивидуальность.

Массот был одним из киношников, с которыми Питер разговаривал о проекте. Массоту было за сорок – высокий, смуглый, куривший гаванские сигары. Он был приятелем Шарлотты Мартен, которая и рассказала, судя по всему, о планах. Два года назад он был вовлечён в фильм «Захария», рок-вестерн, ставший культовым, благодаря появлению таких актёров, как молодой Дон Джонсон, и музыке Дага Кершоу и группы Country Joe and the Fish.

Множество режиссёров предлагало сделать фильм, но Массот вышел за рамки ещё одного Вудстока.

– Фильм должен сделать заявление о рок-музыке и тому, как живут музыканты, – сказал Массот. – Я хочу включить «сцены-фантазии», чтобы каждый участник группы помог развить эпизоды со своим участием.

Сначала Питер не проявил интереса к сценам-фантазиям. Но чем больше он думал о них, тем больше ему нравилась идея. Он несколько раз встретился с Массотом и после того, как они ударили по рукам, дал ему полный доступ к группе с камерой.

Питер настаивал, что финансирование должно быть за счёт собственных средств.

– Не хочу быть кому-то обязанным, – сказал он. – Будем следить за этими парнями, чтобы они не ободрали нас, как липку. Но я хочу, чтобы это был наш фильм!

Съёмочная бригада съездила с нами в Балтимор, Питтсбург и провела три дня в Нью-Йорке в Мэдисон Сквер Гардене. Массот снял также группу за сценой, а затем установил камеры для съёмки всех трёх концертов в Мэдисок Сквер Гардене. Бригада использовала ручные камеры, группу снимали также в движении.

Однако, с самого начала у музыкантов возникло чувство, что съёмочная бригада не только не знает, что делать, но начинает реально досаждать. Некоторые члены бригады часто выдвигали странные требования и инструкции.

– Это очень важно, – ответил на это Массот. – Нам нужно, чтобы все участники группы носили одну и ту же одежду на всех трёх концертах. Если вы смените одежду, в кино не будет целостности.

Роберт подумал, что тот шутит.

– Он режиссёр или консультант по моде? – спросил он меня.

Даже Питер занервничал.

– Как ты думаешь, они знают, что делают? – спрашивал он, наблюдая за работой киношников. И хотя Массот собрал бригаду меньше, чем за неделю, но в некоторые неловкие моменты парни как будто впервые держали кинокамеры в руках. К счастью, они сняли столько материала, что пригодного для использования оказалось достаточно.

Кое-что по нашему настоянию держалось вне зоны досягаемости камер. Во время второго концерта Бонзо устроил соло в «Moby Dick», а другие музыканты могли минут двадцать отдохнуть. С нами была девочка из Бруклина, сидевшая в гримёрке, и пока Бонзо держал зал, она делала оральный секс остальным музыкантам.

Полицейский из Нью-Йорка охранял нашу гримёрку, в его обязанности входило держать камеру подальше от комнаты. У копа глаза на лоб полезли от наших факультативных упражнений.

– Да, парни, вот это жизнь у вас! – сказал он. – В полиции нам не предлагают такие услуги.

Те три шоу явились пиком тура: мест свободных не было, фанаты танцевали в проходах а мы заработали больше четырёхсот тысяч долларов за три вечера. Если бы у нас был печатный станок, то вряд ли бы смогли печатать деньги быстрее.

Часть 19

38. Ограбление

Приближались концерты в Мэдисон Сквер Гардене, и я был рад, что тур наконец заканчивается. Да, реакция фэнов воодушевляла, так было всегда, вечер за вечером. Но кроме всего, гастроли – всегда стресс: вечная спешка из отелей в аэропорт, назойливые поклонники, прокрадывающиеся в лифты и на лестницы, беспардонно стучащие в двери номеров. Мне не терпелось закончить тур.

– Спустя какое-то время гастроли реально напрягают, – жаловался Бонэм. Было последнее воскресенье июля, за несколько часов до начала последнего концерта тура. Каждое шоу – аншлаг, но все наши не могли дождаться, когда сядут в самолёт и полетят домой.

В Нью-Йорке мы остановились в отеле «Дрейк» на Парк-авеню. Это был тихий, элегантный отель; место, которое больше подходит королевской семье, чем английским рок-музыкантам и их групи, наркотикам и ночным выходкам. Но персонал отеля терпеливо выполнял ночные заказы и спокойно относился к девушкам в холле и лифтах. Иногда группа сбегала из отеля и направлялась в Гринвич-виллидж, чтобы покутить в клубе «Nobody’s». Но в целом, к концу тура все так устали, что делали заказы в номера и проводили свободное время у телевизора, где как раз показывали новости по Уотергейтскому скандалу.

– Неважно, сколько у нас проблем, – пошутил как-то я. – У Никсона дела идут хуже.

В семь вечера в моём номере зазвонил телефон.

– Ричард, лимузины ожидают. Спускай мальчиков вниз, надо ехать.

Через три минуты мы зашли в лифт, резво пробежали через холл к лимузинам, которые сопровождали две полицейские машины. Я подошел к регистратуре, чтобы вытащить из сейфа двести три тысячи долларов, в основном стодолларовыми купюрами. На следующее утро мы вылетали в Лондон, и я планировал подбить финансы вечером.

Конечно, двести три тысячи – крупная сумма, но в те дни я в кармане всегда держал как минимум пятьдесят тысяч для удовлетворения капризов музыкантов, которые могли спонтанно что-то купить. Джимми часто покупал антиквариат в Америке. Бонэм иногда приобретал машины к концу тура, и он всегда предпочитал вести переговоры с наличными под рукой.

К окончанию тура 1973 года наличности скопилось больше обычного. Перед отъездом из страны я должен был денег съёмочной бригаде, а также за оплату самолёта.

В общем, я вставил ключ в ячейку 51, вытащил ящик и открыл крышку.

Деньги – все двести три тысячи – пропали.

«О нет, не может быть,» – сказал я себе. Я был потрясён. Несколько секунд я тупо таращился на ящик и почувствовал, как по телу пробежал неприятный холодок. Я вытащил оставшиеся вещи – паспорта и карточку American Express, принадлежавшую Джимми – и снова пересчитал вещи. Тяжело взглотнув, я вернул ящик обратно, забрал ключи и вышел в холл.

Питер Грант и Стив Вайсс, наш адвокат, ждали меня.

– Питер, деньги пропали.

Питер подумал, что я шучу. Но мой голос сильно дрожал, а выражение лица говорило само за себя.

– Что значит, пропали? – спросил он.

– Сходи и сам посмотри. Денег в ячейке нет.

– О Боже мой! – вздохнул Стив.

И мы трое посмотрели друг на друга.

– Отвезём группу на концерт, – предложил Стив. – Они пока не должны знать об этом.

Он пошёл отправлять лимузины.

Питер обладал необузданным нравом, но в тот момент он был относительно спокойным.

– Когда ты в последний раз заглядывал в ячейку? – спросил он.

Я объяснил, что в три утра три фаната поднялись по лифту к номеру Джимми, с четырьмя гитарами. Они постучались, предложили купить инструменты. Джимми поиграл на гитарах, подумал немного и остановился на «Лес Поле», согласившись заплатить наличными. Он позвонил мне и попросил восемьсот долларов за гитару.

– И я спустился к ящику и вытащил восемьсот долларов, – сказал я Питер и Стиву. – Я отнёс деньги в номер Джимми, отдал их парням и попросил выписать квитанцию. Потом вернулся к себе. Кто-то залез в ячейку после этого.

– Нам нужно вызвать полицию, – ответил Стив.

Когда он подошёл к консьержу и попросил вызвать копов, я запаниковал. Конечно, я был обеспокоен пропажей денег, но у меня имелись и другие причины для волнения: расследование ограбления может привести к тому, что полиция начнёт обыскивать наши номера – а там полно наркотиков, в основном кокаина. Если копы найдут его, пропажа двухсот трёх тысяч долларов покажется детской шуткой по сравнению с хранением наркотиков.

У нас всегда на гастролях было полно наркотиков, которыми нас снабжали поклонники и друзья. За годы у меня накопилось много связей, и я знал, кому позвонить, когда надо. Группа никогда не отказывалась от «подарков». Глядя назад, я удивляюсь, как нас ни разу не поймали.

И после вызова полиции наркотики стали моей главной головной болью. Я дал указания одному из наших работников убрать наркотики из номеров.

– У меня кокаин лежит под ковром возле лампы у окна, – сказал я. – В других номерах, вероятно, есть кокаин и марихуана. Посмотри в комнатах Джимми, Роберта, пройдись по всем, короче. Загляни под ковры и под матрацы. Избавься от всего. Быстро.

Вскоре около дюжины полицейских появились в отеле. По причине масштаба ограбления приехала также ФБР. Питер, Стив и я встретили их в холле, где я объяснил, как нашёл пропажу. Они выслушали меня, сделали заметки и проверили ячейку.

Ящик не взламывали – а у меня единственного, судя по всему, были ключи, – я стал главным подозреваемым. Целый час меня допрашивали. Да, ограбление меня потрясло, но если я и нервничал во время допроса, то только потому, чтобы потянуть время подольше, пока в номерах убирались. Боб Эстрада, молодой перспективный агент ФБР, задавал большую часть вопросов:

– Сколько денег было в ящике, Ричард?

– Не могу сказать точно. Нужно посчитать. Когда один из членов группы хочет пройтись по магазинам или ещё что, я просто брал пачку купюр и записывал расходы. К концу тура я подбиваю баланс. Думаю, там было около двухсот тысяч долларов.

– Где Вы храните ключи?

– У кромки кровати, между матрацем и рамой.

– Кто ещё об этом знал?

– Никто.

– Может, кто-нибудь видел, как Вы кладёте их туда?

– Ну, девушка по имени Дайана была со мной. Вчера она провела ночь у меня. Но я точно знаю, что она не видела, как я прячу ключи.

– Если у Вас единственные ключи, Ричард, как кто-то мог залезть в ящик, кроме Вас?

– Не знаю. Надеюсь, вы сумеете разобраться. Люди за стойкой видели, как я иду к ячейкам, беру и кладу деньги. Они знали, что там много денег, поэтому могли залезть туда. Может, у кого-то из служащих есть дубликат.

Не могу сказать, поверил Эстрада или нет. Но к концу допроса я устал, был опустошён и подавлен, и просто хотел, чтобы всё поскорее прошло. Позже тем вечером ФБР осмотрело наши номера; к счастью, они были полностью «дезинфицированы».

Группа узнала о деньгах во время концерта, пока Бонэм исполнял соло в «Moby Dick». Питер, появившийся к тому моменту, рассказал новости Джимми, Роберту и Джону Полу. К удивлению, они особо виду не подали.

– Они повели себя, как профессионалы, – рассказывал Питер. – Конечно, они не обрадовались. Каково тебе, когда тебе говорят, что ты обеднел на двести тысяч долларов? Но они вернулись на сцену и доиграли концерт.

К окончанию шоу пресса прознала об ограблении. Музыку вытеснили внесценические дела. Репортёры заполнили холл «Дрейка», но не в поисках музыкальных историй. Казалось, Led Zeppelin снова вот-вот распнут.

Лимузины доставили музыкантов ко входу отеля, и они прошли к лифтам. Они устали от длинного тура и не были в настроении общаться с прессой. Но репортёры начали задавать вопросы: («Кто взял деньги, Джимми?»), всюду мелькали вспышки.

– Ничего не знаю об этом, – ответил журналистам Джимми. – Давайте поговорим позже. Мы бы хотели побыть одни.

Питер не выдержал. Он заорал на фотографа из New York Post:

– Кончай мудохаться со своей камерой. Никаких фотографий!

Фотограф проигнорировал требование:

– Ещё пару снимков.

Питер впал в бешенство, он схватил «Никон» бедолаги и швырнул его на пол. Линза треснула, вспышка разбилась вдребезги. Фотограф бросился на пол спасать имущество.

Полиция, допрашивавшая в «Дрейке» персонал, арестовала Питера, обвинив его в нападении. Да, это была не наша ночь.

– Какой-то абсурд, – негодовал Роберт. – Так относятся к людям в этой стране? Кто-то, блядь, грабит нас, а они бросают в камеру одного из наших!

Питера доставили в Томбс (тюрьма в Нью-Йорке – прим. пер.), хотя он провёл там всего час. За это время его сфотографировали, сняли отпечатки пальцев и посадили в камеру, полную отъявленных преступников. Но один благожелательный охранник – фанат рок-н-ролла, любивший Джимми Пейджа со времён Yardbirds – узнал Питера и посоветовал снять кольца с бирюзовыми камнями, золотой браслет и цепочки, дабы избежать проблем в камере.

– Когда войдёте туда, – сказал охранник. – Ни с кем не говорите.

Пока Питер противостоял злостным взглядам сокамерников, Стив Вайсс бегал как угорелый, чтобы освободить его под залог. А в это время приехала ФБР допросить Питера по поводу ограбления.

– Грант, – крикнул охранник.

– Здесь! – ответил Питер.

– Грант, ФБР хотят видеть тебя.

ФБР? Сокамерники Питера переглянулись. Он явно завоевал их уважение. Один из них пробормотал: «Должно быть, ты самый настоящий сукин сын, раз ФБР хотят тебя». Не знали они, что Питера арестовали за нападение на «Никон»!

В отеле ФБР допрашивала членов группы, одного за другим. И большая часть вопросов посвящалась моей личности.

– Я не могу поверить, что Коул имеет к этому отношение, – сказал Роберт ФБР-овцам. Он сидел на кровати и потягивал напиток. Каждый новый вопрос выводил его из себя.

– Он наш тур-менеджер и отвечает за деньги много лет, – говорил Джимми. – Он работает на нас, потому что на него можно положиться. Боже, если Ричард хотел украсть деньги, он достаточно умён подождать, пока не накопится больше.

Группа знала, что я никогда бы их не наебал. Я держал их деньги во время гастролей, и баланс всегда сходился – по крайне мере, в конце так всегда получалось. Иногда не хватало нескольких сотен долларов, и я просил музыкантов помочь вспомнить, куда потратили деньги.

– Ты не помнишь, как дал мне триста долларов, – говорил Бонэм. – За напитки в баре два дня назад?

Или Джимми напоминал мне:

– Ричард, не забудь о двухстах долларах за шлюху.

И всё сходилось. Никогда не было никакого обмана.

Позже в ночь ограбления, после того, как у ФБР закончились вопросы, мы с группой пошли повеселиться в соседний отель «Карлайл», где их чествовали Atlantic Records. Президент компании Ахмет Эртегюн планировал презентовать команде золотой диск за «Houses of the Holy», который находился на вершине чартов около трёх месяцев.

На вечеринке мне впервые удалось поговорить с парнями после ограбления.

– Извините за беспокойство, – сказал я им в смятении и со стыдом. – Жаль, что тур закончился не на высокой ноте.

– Не волнуйся, Ричард – ответил Бонэм. – В Америке столько оружия и психов, что мы должны быть благодарными, что никого не пристрелили. Веселись!

Да, я был готов как следует оттянуться. Друг из звукозаписывающей компании пополнил мои запасы кокаина, и я отвлёкся. Я поделился наркотиком с группой – всем нужно было расслабиться от последних событий – и мы прилично отдохнули, после того, как Ахмет подарил нам золотой диск.

– Если мы расплавим золото, – пошутил Бонзо. – Сколько кокаина можно получить за него?

Нью-йоркские газеты пестрили новостями об ограблении. Первая полоса «Daily News» гласила: «Led Zeppelin ограбили на 203 тысячи». Пресса назвала это крупнейшей кражей из сейфа в истории Нью-Йорка.

Дэнни Голдберг понимал, что преступление ломает его тщательно продуманный план по привлечению внимания к музыке Led Zeppelin. Он старался сохранять спокойствие, но проявлял нервозность, иногда отвечал репортёрам резко, особенно если задавали один и тот же вопрос в сотый раз. Ему приходилось иметь дело с кучей запросов об интервью, но не по поводу альбома или золотого диска. Вместо этого прессой завладела не только тема ограбления, но и финансовых «избытков» и «причуд» группы, нашего эксцентричного образа жизни и «безответственного» способа ведения бизнеса, позволявшего класть в сейф больше двухсот тысяч долларов. Кошмар для пресс-агента.

В свете кражи возвращение в Лондон пришлось отложить на день, и Дэнни рекомендовать встретиться с прессой, отвечать на их вопросы, чтобы побыстрее закрыть тему. Группа посовещалась, но отвергла эту идею.

– Это глупо! – сказал Роберт. – Мы не можем просто играть музыку и игнорировать остальное дерьмо?

Питер решил встретиться с прессой самому. Он пришел в зал для встреч при отеле, превратившийся в клетку со львом, в которой столпилось две дюжины репортёров. Там же стоял целый ряд телекамер. Одетый в рубашку в горошек, с шарфом на шее, Питер нёс отпечаток последствий последних суток. Он старался сохранять спокойствие, так как вопросы доходили до абсурда.

– Этот трюк специально придумали, чтобы привлечь внимание прессы?

– Конечно, нет. Нас интересует только внимание к нашей музыке.

– Группа теперь презирает Америку? Вы вернётесь сюда снова?

– Ограбление – не есть обвинение Америке. Мы любим страну и людей.

А наверху в нетерпении томилась группа. Им очень хотелось поехать домой. Особенно Джимми испытывал давление. Пейджи всегда выглядел бледным и тощим, но в этот раз он невероятно устал.

– Утомление не влияет на мою игру, – сказал он. – Но вне сцены я с трудом держусь на ногах, мне трудно контролировать нервы и адреналин. А кража подливает масла в огонь. Когда мы, наконец, поедем домой?