Текст книги "Лестница в небеса: Led Zeppelin без цензуры (ЛП)"

Автор книги: Ричард Коул

Соавторы: Ричард Трубо
сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 27 страниц)

Американский тур 1971 года закончился двумя концертами в Гонолулу. Мы сняли то же поместье на Даймонд Хэд, в котором жили в 1969-м. Но в этот раз Джимми настоял, чтобы дом отдали ему. Остальные члены группы решили пригласить жён, а Джимми – единственный неженатый участник, – посчитал, что присутствие жён не должно препятствовать сексуальным утехам.

И остальные заселились в Хилтон. Некоторые члены дорожной бригады были немного расстроены, они слышали о классе дома на вершине горы. Но Хилтон оказался недурён. Мы остановились в номерах многоэтажного здания, с восхитительным видом на Тихий океан. Мы также по полной воспользовались сервисом отеля, и к концу четырёхдневной остановки буквально осушили запасы алкоголя. Это мне помогло немного расслабиться и не так сильно волноваться по поводу безопасности.

Днём Питер, Бонзо и я вернулись с пляжа и сидели на балконе моего номера, планируя, как провести остаток дня. Джонни Ларк, член бригады, в чьи обязанности входило снабжение нас провиантом, вошёл в номер и спросил, не нужно ли нам чего-нибудь.

– Ларк, – сказал Бонэм. – Мы тут торчим почти сутки и ещё ничего не натворили.

Бонзо не изменился, если выдавался шанс создать маленький раздрай или попасть в передрягу, они его не упустит.

– Чем тут можно заняться?

– Ну, экзотические напитки хороши, – ответил Джонни.

– Какие у них есть? – спросил Питер.

Джонни взял меню и передал его Питеру, тот быстро просмотрел и произнёс:

– Долго читать эту хрень. Ларк, пусть нам принесут каждого по четыре напитка. Можешь к нам присоединиться.

Через двадцать пять минут официанты толкали тележки в наш номер. Алкоголя хватило бы, чтобы нейтрализовать чувства всех загорающих на пляже Вайкики. В тележке были сотни напитков, и мы атаковали их, один за другим. Ни один не пропустили. Остаток дня прошёл в дымке, после дегустации май-тая, гавайских хайболлов, зелёных драконов и вайкики вауи. После всего стресса американского тура, я был счастлив погрузиться в объятья тумана.

После этого мы снимали на фотоаппарат Джонси. Осталось несколько кадров на плёнке, выпивка покорёжила наши мыслительные способности. И Бонзо предложил:

– Давайте снимем наши члены. Гавайи должны нам чем-то запомниться.

Сказано – сделано. Джонси, Бонэм, Плант и я по очереди позировали перед камерой. Общий план. Крупный план. Пара панорамных снимков. Было весело, мы смеялись до колик в животе. Бонэм ещё подумал, что мы можем немного заработать, если продадим фотки журналу National Enquirer (крупнейший таблоид США – прим. пер.), но здравый смысл победил.

В том же году у Джона Пола дома проходила вечеринка. Джонси вытащил гавайские слайды, начисто забыв о «фотографиях членов группы». Он показал около дюжины фотографий с пляжа, несколько снимков у бассейна. И вдруг на большом экране показались фотографии членов. Родня Джона Пола замерла, когда по-настоящему взглянула на жизнь Led Zeppelin.

На следующий день Мо Джонс позвонила Морин Плант:

– Да, я видела гавайские фотографии твоего мужа вчера вечером. Такие милые!

Часть 14

28. Покуролесили по Востоку

В начале существования группы Джимми Пейдж и Роберт Плант установили амбициозную цель – выступить в каждой стране мира.

Роберт любил путешествовать и посещать экзотические места. Он хотел увидеть всё и везде. Если не с группой, так самостоятельно. Но Led Zeppelin предоставляли ему идеальную возможность объехать земной шар.

Джимми тоже питал страсть к путешествиям. Но в отличие от Роберта, он не был связан семейными узами, удерживающими человека дома. В частности, Джимми привлекал Дальний Восток, благодаря увеличивающемуся интересу к восточной философии и мистицизму. Он хотел впитать восточную культуру из первых рук и в то же время познакомить эти страны с рок-н-роллом.

Джон Бонэм и Джон Пол Джонс не были в восторге от путешествий. Они комфортнее чувствовали себя дома, проводя время с семьями, вместо болтания по аэропортам и отелям. На самом деле, когда речь заходила о семьях, проявлялась мягкая сторона Бонзо и Джонси. Особенно у Бонзо, что удивляло многих. На гастролях он вёл себя иногда как чокнутый, но его жена Пэт придавала стабильности и была той спокойной гаванью, в которой он мог быть просто Джоном Бонэмом. Многие люди никогда не видели теплоты от Бонзо, думаю, это одна из самых ценных черт характера Бонэма.

В 1971-м Джимми и Роберт насели на своих товарищей с предложением исследовать новые территории. В конце концов, после нескольких недель обсуждений, Джон Пол и Бонзо сдались. В итоге получилось шесть выступлений в Японии за неделю – в Токио, Хиросиме, Осаке и Киото.

В конце сентября мы полетели туда первым классом, и с первого дня я почувствовал, что это будет событием, хоть и коротким. Да мы были там из-за музыки. Но внесценические вещи никогда не выпадали из нашего поля зрения. Случалось необычное, один странный эпизод за другим.

На первом концерте в токийском Будокане Роберт вышел, держась за рассечённую губу. Травмы и болячки никогда особо не мешали ему петь. Но он ни единой ноты не успел спеть, а внимание привлёк к себе моментально. Репортёры забросали его вопросами, но он отказался обсуждать происшедшее.

– Не суйте нос не в своё дело, – ответил Роберт одному журналисту. – Это касается меня и Бонзо.

У Бонэма и Планта были интересные взаимоотношения, очень двоякие. Они были друзьями долгое время, но иногда бранились, словно супруги, знающие друг друга слишком хорошо. Ссоры возникали из за тривиальных вещей, но вражда длилась недолго.

И за кулисами зала Будокан парочка продолжила выяснять отношения из-за счета за бензин на тридцать семь фунтов, который им выставили во время совместной автомобильной поездки по Шотландии. Бонзо заплатил, но устал просить Роберта возместить часть расходов.

В конце концов, в Японии Бонзо надоело спорить. Он решил, что лучше всего будет высказать свою позицию с помощью кулаков и рассёк Роберту губу до крови, от чего та и распухла.

Роберт обалдел, не столько от боли, сколько от эмоционального потрясения. Он начал материть Бонэма, в то же время зажимать губу платком. Через минуту должен был начаться концерт. Я никогда не слышал, чтобы они обсуждали удар Бонэма.

– Роберт и я знаем друг друга так долго, что в ссорах нет никакой злости, – сказал мне Бонзо. – Мы таким образом иногда выражаем свои эмоции.

К 1971 году Led Zeppelin так прославились и разбогатели, что могли позволить себе заплатить любую цену за качественное шоу. В Японию мы взяли Расти Братша, совладельца компании Showco из Далласа, и его звуковую систему, которая была лучшей в этом бизнесе. Я чувствовал, что лучше потратиться на собственное оборудование, чем полагаться на местную аппаратуру и здешних инженеров. И это было правильным решением. По всей Японии музыку Zeppelin принимали на ура. И хотя рок-музыка было относительно новым явлением в Токио и Японии в целом, детишки знали нашу музыку хорошо. Японцы имеют репутацию более сдержанных и тихих людей по сравнению с западными, но фанаты на наших концертах распахнули свои кимоно и расслабились по полной. С первых нот «Immigrant Song» и до последних тактов выхода на бис, аудитория одобрительно гудела. Шоу отличались друг от друга, но толпа особенно горячо реагировала на старые стандарты, типа «I'm a Man» Бо Диддли, «Maybellene» Чака Берри и «Twist and Shout» группы Isley Brothers. Должно быть, они знали рок-н-ролл лучше, чем мы думали.

Лично для меня музыку перекрыли другие события из повестки дня. Без паранойи, которую я чувствовал в Америке, мы жадно вкушали ночную жизнь Японии. В первый вечер в Токио Татс Нагасима, наш промоутер, привёл нас, по его словам, в самый элегантный ресторан Токио.

– Вы будете поражены, – пообещал он.

Татс оказался прав. Подали сукияки (блюдо из мяса, порезанного тонкими ломтиками и обжаренного с овощами) и темпура (блюдо из рыбы, морепродуктов или овощей; порезанные на кусочки продукты обмакивают в кляр, а затем жарят в кипящем масле). Традиционную японскую музыку исполняли на кото и самисене. Самое главное, саке лилось рекой, а юные дружелюбные гейши были везде.

Девушки подавали саке в маленьких белых напёрстках, как принято пить алкогольные напитки. Но Роберт высказал общее мнение:

– Такими размерами мы не напьёмся до старости!

Бонзо как всегда терял терпение.

– Можно принести большие чашки? Кофейные чашки, пивные кружки, вёдра! – попросил он гейшу.

Мы узнали, что по японской традиции, если ты предлагаешь гейше саке, она должна его выпить. Чтобы быть дружелюбными, группа угощала девушек наравне с собой. Вечер продолжался, а гейши всё больше теряли равновесие.

Конечно, Zeppelin устойчивее, чем другие люди, переносили алкоголь – будь то саке или скотч. Потом начали происходить вещи, которых мы понять не могли.

– Кто-то должен объяснить мне, – Роберт попытался собрать мысли в кучу. – Обычно, когда мы напиваемся, женщины выглядят лучше и лучше. Здесь всё наоборот: гейши становятся старее и уродливее!

– Он прав, – согласился я и перенаправил вопрос Татсу. – Почему эти птички такие старые и страшные?

Возможно, я был слишком прямолинеен. Татс, высокий мужчина, полностью соответствующий стереотипу японца, вежливого и правильного, обалдел. Но он прочистил горло и ответил:

– Девушки, что обслуживают вас сейчас – из кухни, они не гейши. А те так напились, что ресторан отправил всех домой. Они слишком вежливые, чтобы сказать, что много выпили.

После ресторана, несмотря на подпитие, вечеринка продолжилась. Мы зашли в дискотеку под название «Byblos», где пили японское пиво, прямо из банок. Можно было нюхнуть кокаина, если бы смогли его достать. В Японии наркотики были под запретом. Да, алкоголь был нашим главным выбором, но кокаин мы начали использовать чаще, просто потому что он был так доступен. Когда мы хотели получить кайф, мы никогда не были разборчивыми.

Мы смотрели на толпу на танцполе, и Бонзо воскликнул:

– Посмотри на этого хренова диск-жокея! Он играет в клетке, которая не останавливается.

Диджей стоял на мобильной платформе, которая поднималась и опускалась как вышедший из под контроля лифт.

– Этот чувак не только выглядит как посмешище, но он не сыграл ни одной пластинки Led Zeppelin, – сказал Бонзо, когда мы наблюдали за движущимся под нами лифтом. – Думаю, мы должны дать ему понять, что мы чувствуем.

«О нет, – подумал я. – Кажется, будут проблемы».

Бонзо расстегнул штаны, и не успел я глазом моргнуть, как он помочился на клетку – и на диск-жокея внутри, тот как раз поднимался. Цель была выбрана безошибочно; диск-жокею понадобился бы зонтик, чтобы спастись от телесной жидкости Бонзо. К счастью, в Токио нет закона, запрещающего мочиться на диск-жокеев.

Я быстро вывел Бонэма на улицу, мы запрыгнули в ожидающий нас лимузин. Водитель доставил нас в Хилтон, но когда мы приехали, Бонзо был так пьян, что я еле-еле вытащил его из машины, не говоря уже о том, чтобы дотащить до номера. На ступеньках отеля Бонзо упал на колено, и замер.

– Бонэм, шевели копытами, – сказал я, стараясь тащить его ко входу. Бесполезно. Выдохшись, я оставил его на тротуаре, в метре от канавы, а сам пошёл к себе. Японские прохожие обходили Бонзо, который заснул на тротуаре. До рассвета он как-то добрался до своего номера.

Позже до меня дошло, что Питер мог мне вспороть брюхо, узнай о том, что я бросил Бонэма спать на бордюре.

И хотя мы пробыли в Японии неделю, могло показаться, что мы хотели наверстать упущенное за все предыдущие туры, пускаясь во все тяжкие. Мы с Бонзо, например, решили купить самурайские мечи в сувенирном магазине отеля. Потом в номере мы фехтовали ими друг с другом, как парочка маньяков. Когда мечи сталкивались друг с другом, я шутил:

– У тебя есть номер телефона скорой? Думаю, нужно подготовиться.

Вскоре мы нашли цель своей агрессии – номер отеля. Мы изрубили всё, что можно – шторы, покрывала, матрац, обои, картины. С каждым взмахом мы добавляли сотни долларов к счёту за ущерб.

Джон Пол спал в соседнем номере, и мы решили пригласить его поучаствовать в анархии. Постучав в дверь, мы ударили сильнее, а потом сломали её, чтобы найти мирно спящего под воздействием сверхдозы алкоголя Джона Пола.

– Давай вытащим его в холл, – предложил Бонзо. – Спорим, он не проснётся.

Я взялся за ноги, а Бонэм подмышками. Мы положили Джонси в холле, кинули одеяло и оставили его на всю ночь.

Когда служащие отеля обнаружили Джонси, они из вежливости не стали его будить. Вместо этого они принесли три ширмы и поставили их вокруг него. Он проспал до самого утра.

В Хилтоне не знали, чего ещё ожидать от нас. Когда я выписывал группу из отеля, менеджер пригласил меня в офис. На самом вежливом английском, в извиняющемся тоне он сказал:

– Я знаю, что вы очень хорошие музыканты, но мы не можем терпеть подобное поведение в отеле. В номерах очень много повреждений. Один из ваших людей лежал пьяным в канаве, другой спал в холле. Простите, но я не могу позволить вам оставаться в отеле. В следующий раз поищите другое место.

Сайонара!

Даже лекции менеджера отеля не возымели эффекта на наше поведение, мы вели себя как хотели, и не собирались сдерживать эмоции. Позже, когда мы ехали на сверхскоростном экспрессе в Осаку, задора не убавилось. Я попросил Татса, чтобы в поезде нас ожидали кое-какие вещи.

– Удостоверьтесь, чтобы группа получила двенадцать флаконов саке, шесть бутылок виски «Сантори», а также сандвичи.

– Считайте, что сделано, – он и глазом не моргнул.

В поезде мы недолго упрашивали себя, чтобы начать пить, а потом создавать проблемы. Джимми познакомился с женщиной в Токио – клёвой японкой по имени Кануко, с красивыми карими глазами, которая мало что знала о Led Zeppelin. Джимми пригласил её составить ему компанию до конца тура, я думаю, он хотел, чтобы остальные отнеслись к ней с уважением. У Бонэма, однако, на этот счёт имелись свои планы.

– Она слишком хороша для Джимми, – сказал мне Бонзо. – Я покажу ей, что такое мир рок-н-ролла.

Пока Джимми и Кануко ели в вагоне-ресторане, Бонзо нашёл сумочку на её полке и взял с собой в туалет. Когда он появился, на лице играла садистская улыбка.

– Угадай что! – сказал он. – Я насрал ей в сумку.

Это уже становилось моделью поведения.

Бонзо закрыл сумочку и положил обратно. Полчаса спустя Кануко взяла сумочку с собой и пошла в дамскую комнату. Меньше, чем через минуту он вернулась – бледная, шокированная, в слезах. Бонзо мне шепнул:

– Кажется, говно сделало своё дело.

Кануко подошла к Джимми и показала произведение Бонзо. Джимми мгновенно пришёл в бешенство.

– Какая сука это сделала? – орал он, стремительно проносясь по проходу вагона, чтобы кому-нибудь свернуть шею. Мы бросились врассыпную, чтобы не попасться под горячую руку.

Бонзо нырнул на полку Питера, не зная о том, что Питер уже был там. Он не только плюхнулся на большого и крепкого менеджера, но и разлил на него и на себя выпивку.

– Ах ты говнюк! – заревел Питер. – А ну слазь с меня! Быстро!

Бонзо согнулся пополам, получив удар под дых, прежде чем успел что-либо объяснить и вылезти.

Роберт нашел спасение на моей полке, а мне пришлось искать другое убежище. Тем временем, мокрый Питер поднялся и затопал по поезду, раздавая оплеухи всем знакомым лицам на пути, включая меня. Пассажиры кричали от ужаса, они решили, что террористы напали на поезд.

– Коул, ты уволен! – заорал Питер. – Когда этот хренов поезд остановится, собирай манатки на первый рейс до Англии. Закругляйся!

– Что я сделал? – спросил я равнодушно, не думая, что Питер серьёзно думает уволить меня.

В этот момент Татс Нагасима находился на грани истерики. Он был прекрасным парнем, но когда безумие достигла пика, то запаниковал. Он нашёл в поезде телефон и позвонил Ахмету Эртегюну в Нью-Йорк.

– Ахмет, здесь ужасная, ужасная проблема, – голос Татса дрожал. – Мы на поезде в Осаку, а группа сошла с ума! Мистер Грант ударил мистера Коула и мистера Бонэма. Он также начал увольнять людей. Я не знаю, что делать. Они ведут себя так, будто собираются прибить друг друга.

Ахмет спокойно воспринял новости.

– Ты имеешь дело с Led Zeppelin, – усмехнулся он. – Нормальное поведение для этих парней. Не беспокойся. Когда они протрезвеют и доберутся до места назначения, с ними будет всё нормально.

Именно так и случилось. Мы были как братья, которые ссорятся, но всегда объединяются, когда грядёт буря. На следующий день мы извинились друг перед другом и спокойно доработали до конца тура.

Если кто-то ожидал, что гнев Питера положит конец нашим дурачествам, такого никогда не случалось. Фил Карсон из Atlantic сопровождал нас в турне по Японии и он спросил меня как-то:

– Вы когда-нибудь успокоитесь?

– Нет, – был мой ответ.

Тот тур напоминал безостановочный фильм братьев Маркс.

В Осаке группа спросила Фила, не хочет ли он сыграть на басу на концерте. Он был чертовски хорошим басистом, а Led Zeppelin редко кого просили сыграть с ними. Фил был польщён приглашением. Однако, он не знал про скрытый умысел.

Короче, Фил вбежал на сцену. Джон Пол сел за клавиши, а Фил взял бас. Он здорово вступил, чувствовал себя прекрасно, глазел на толпу и наслаждался моментом. Но четыре минуты спустя он вдруг обнаружил, что слышит только свой бас. Фил быстро огляделся – никого на сцене не было. Группа свалила в середине песни, оставив беднягу наедине с собой. Он смело затеял соло на басу, но сдался, поскольку было понятно, что парни не собираются его спасать. Фил отложил инструмент и убежал со сцены под хохот группы.

Случай получился весёлым. Но кое-что меня беспокоило. Led Zeppelin всегда относились к музыке серьёзно, всегда так было. Но тут впервые они позволили шуткам преобладать над музыкой. Японская публика была сбита с толку произошедшим на сцене: не в характере группы было так себя вести, и это напрягло.

На следующий вечер Фил снова был «цеппелинизирован», на этот раз после второго концерта в Осаке. Мы до утра шатались по клубам и в одном из них мы решили стащить с Фила одежду: сперва общупали рубашку, потом брюки. Фил понял, что сопротивляться бесполезно, и решил содействовать, методично снимая с себя одежду, включая нижнее бельё. В клубе он пробыл голым несколько минут и, уходя, прихватил белую скатерть с одного стола, обернувшись ею.

В лимузине по дороге в отель Роберт и Джон Пол вдруг начали извиняться за своё поведение.

– Прости, что мы так поступили с тобой, – сказал Роберт.

Филу стоило держать ухо востро по поводу их извинений.

Когда лимузин притормозил возле отеля, группа и Фил (одетый в скатерть) вышли и, подойдя к вращающейся двери, Роберт дружески протянул руку Филу:

– Иди вперёд, я за тобой.

Как только Фил вошёл в дверь, которая начала вращаться, Роберт схватил скатерть и стащил её с Фила. Дверь выпихнула его, абсолютно голого, в холл.

И хотя руководство по корпоративной политике не включало подобные ситуации, Фил не потерял самообладания. Он ошарашенно посмотрел на нас, но понял, что силы не равны и скатерть ему не вернуть. И подошёл к стойке и попросил:

– Можно ключи от номера 332?

Обалдевший клерк передал их ему, и Фил прошествовал к лифту, поднялся до номера в костюме Адама.

Когда мы добрались до Киото, я думал, что Фил хочет нас «сделать». Поздно вечером он позвонил мне в номер.

Ричард, подойди ко мне быстро, – сказал он возбуждённо. – У меня здесь одна крошка, и она упала в обморок.

«О, Господи, – подумал тогда я, вот она пришла, месть за наши злодеяния».

Мы с Джимми прошли через холл, но когда вошли в номер Фила, там действительно на полу лежала без сознания японская девушка.

– Что тут случилось, твою мать? – спросил я, и мы все склонились вокруг неё. Я заметил, что брюки Фила были приспущены, а ширинка расстёгнута. И он был жутко расстроен.

– Я целовался с ней, – ответил он. – Затем я вытащил свой член, а она отрубилась!

Джимми бил девушку по щекам, чтобы она очнулась. Наконец, она начала приходить в себя.

– Господи, спасибо, – произнёс Фил. – Я решил, что у неё инфаркт или что-то подобное.

Мы пробыли там ещё немного, пока ей не стало лучше. Наконец она ответила:

– Всё, что я помню, он расстегнул штаны, я посмотрела вниз, а он такой большой.

Она отмерила руками около тридцати сантиметров и снова вырубилась.

С того момента я сделал вывод, что Фил достоин большего уважения, чем мы ему выказали.

Между скандалами и выходками Zeppelin узнали, насколько популярными они были в Японии. На каждом концерте аншлаг. И когда я подвёл баланс, оказалось, мы задолжали Татсу Нагасиме деньги – впервые закончив тур, неважно большой или маленький, в минусе. Мы потратили столько денег Татса на кучу вещей – камеры, антиквариат, электроника, ущерб в гостиницах, и больше всего на японское пиво и прочий алкоголь, – что Питер выписал чек на большую сумму, чем нам хотелось. Я собственноручно передал деньги – две тысячи долларов – и попрощался с Татсом.

Питер философски отнёсся к финансовой реальности.

– Если бы тур так не был важен для нас, тогда можно было считать это трагедией, – сказал он. – Но мы впервые приехали на Дальний Восток.

Да, финансово мы потерпели убытки, но дело было не только в деньгах.

По окончании японских концертов Джон Пол, Бонзо и Питер полетели домой, но Джимми, Роберт и я не были готовы возвращаться. В нас жила жажда увидеть мир, и мы решили воспользоваться преимуществом пребывания на Дальнем Востоке и полетели в Бангкок.

Сперва мы посетили Храм Изумрудного Будды, несколько менее известных буддийских храмов и музей. Мы также прошлись по магазинам, где Джимми купил фигуру Пегаса почти что в натуральную величину, сделанную из золота, стекла и дерева. Я приобрёл для Питера деревянного Будду, в метр высотой и столько же в ширину. Глядя на круглого Будду, я сказал Джимми:

– Если бы статуе накинуть несколько килограмм, мы не сможем отличить Питера от Будды.

Пейджи посчитал, что лучше не говорить этого Питеру.

Вечером мы без труда отыскали район красных фонарей, с помощью Сэмми, водителя, которого наняли на время пребывания в Бангкоке. Бордели больше напоминали бани, там было много девушек, едва одетых. Сэмми вошёл в один из борделей вместе с нами. Возле входа, выстроившись в ряд, стояло около дюжины девушек. На их неглиже были приколоты номера.

– Красивые девушки, а? – спросил Сэмми. – Мог бы смотреть на них всю ночь.

– Знаешь, мои друзья и я не хотим смотреть на них, – ответил я. – Мы хотим трахнуть их!

– Хорошо, – спокойно отреагировал Сэмми. – Они это тоже делают.

Сэмми поговорил с одной из девушек, которая подошла к нам, улыбнулся и застенчиво сказал:

– Мы дадим вам то, что вы хотите. Выберите девушек по номеру.

Мы сразу почувствовали себя детьми в кондитерской лавке.

– У нас много денег, – сказал Роберт, называя номера. – Я беру одиннадцатую, девятнадцатую и сорок первую.

– Окей, – ответил я. – Но я тоже хочу сорок первую.

И в следующие два часа мы трое получили всё, начиная от массажа и заканчивая старым добрым сексом. Когда мы выбились из сил и ушли, Джимми произнёс:

– Наверно они придумали термин «трахнуть мозг».

Гуляя по улицам Бангкока, мы привлекали огромное внимание, но не из-за музыки, так как в Таиланде, кажется, никто не слышал про Led Zeppelin.

– Я думаю, их прикалывают наши длинные волосы, – предположил Роберт. Мы носили серьги, и здесь это было в новинку.

– Билли-бой! Билли-бой! – кричали дети, завидя нас и тыча в нашу сторону руками.

Позже Сэмми объяснил нам, что в Таиланде «Билли-бой» означает, что ты гомик или бисексуал. А всё из-за длинных волос!

Из Бангкока мы направились на четыре дня в Бомбей. Мы остановились в отеле Тадж Махал, прямо напротив Ворот в Индию (главная достопримечательность Мумбаи – прим. пер.), и пошли гулять по городу. Дюжина таксистов предложила обменять деньги на рупии на чёрном рынке.

– Не стоит, – сказал я им, не решаясь передавать деньги незнакомому лицу.

Роберт всё же велел мне это сделать:

– Какого чёрта! Дай одному несколько купюр, увидишь с чем они придут.

С балкона номера я видел нашего обменщика, говорящего с другим таксистом, в руках мелькала валюта. Второй водитель не был похож на остальных. Он носил такую же униформу цвета «хаки», но его брюки были идеально выглажены, а рубашка – свежевыстирана, волосы идеально уложены, а усы словно пересажены с верхней губы Кларка Гейбла. «Этому парню стоит сниматься в Голливуде», – подумал я.

Получив деньги, мы познакомились с элегантным таксистом и попросили его показать город.

– Наш маратхи (один из языков Индии – прим. пер.) неидеален. Если вы свободны, мы могли бы нанять вас в качестве гида.

Его звали мистер Разарк, и в последующие три дня он стал неотъемлемой частью нашего антуража: водил нас в индийские бордели, на дискотеку, где Джимми поджемовал с обалдевшими местными музыкантами, которые не могли поверить, как можно так играть на японских гитарах. Мы зашли в несколько магазинов, где купили музыкальные инструменты, ароматические масла и набор шахмат из слоновой кости.

Разарк даже пригласил к себе домой на обед. Мы поразились ужасающей бедности, которая царила в районе, где он жил. Всюду ветхие лачуги, которые не выдержат средненького шторма.

– Мой дом очень маленький, – как бы извиняясь сказал Разарк. – Мы с женой живём в одной комнате с четырьмя детьми. Моя мама живёт в другой комнате. Немного, но дом стоил мне семнадцать тысяч фунтов. Бомбей – очень дорогой город.

«Неудивительно, что бедные остаются бедными», – подумал я.

В последний вечер в Бомбее мы попросили Разарка отвезти нас в ресторанчик в его районе.

– Мы хотим поесть там, куда ты ходишь, – сказал Джимми.

– Нет, нет, – ответил он. – Туристам там не место, опасно для здоровья.

– Не беспокойся за нас, – парировал Джимми. – С нами будет порядок. Мы крепкие.

И Разарк отвёл нас в маленький индийский ресторан, где сидело около двадцати человек; в Лондоне или Нью-Йорке санитарные службы закрыли бы его на раз. По предложению Разарка мы заказали чикен-карри, когда еду подали, мясо с трудом можно было отыскать на костях.

Через час мы сильно пожалели, что не придали должного значения предостережениям Разарка. Нас тошнило, мучили спазмы желудка, из-за чего мы не спали всю ночь. Утром нас прохватил жуткий понос. Меня в пот бросало от одной мысли, что скоро предстоит садиться на самолёт.

В воздухе мы бегали в туалет каждые пять минут. К счастью, у меня оказалась детская присыпка, которой мы втроём пытались унять боль в воспалённых задах. Когда самолёт сделал остановку в Женеве, присыпка кончилась, остаток пути прошёл в мучениях.

По большей части во время полёта, чтобы отвлечься от физических проблем, мы говорили об увиденном в Бомбее. Мы получили дозу суровой реальности – увидев условия, в которых жил Разарк, хороший мужик, со своей семьёй. Мы не чувствовали вины за свой экстравагантный образ жизни, в конце концов, группа много работала, чтобы разбогатеть. Но, живя собственной жизнью, легко смотреть на нищету остального мира. В Бомбее мы получили жестокий урок о том, как живёт большая часть мира. По крайней мере, за несколько дней в Индии мы почувствовали их боль.