Текст книги "Убить Мертвых (ЛП)"

Автор книги: Ричард Кадри

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц)

Ладно. На это я как-то не рассчитывал. Этот жадный до денег фонарь из тыквы ведь не настолько безумен, чтобы обогнуть дом и направиться к передней двери?

Я взбегаю по лестнице достаточно высоко, чтобы меня не увидели посетители, и прохожу через тень в переулок.

Сперва я его не вижу. Затем слышу царапание над головой. Ебать. Эта маленькая сороконожка уже на полпути вверх по стене, карабкаясь к окну ванной на своих цепких ножках. Он движется медленно, но уверенно. Я понятия не имел, что он на это способен. Что-то ещё, что он скрывал, наряду со всей остальной информацией, которую держал под замком?

Я пытаюсь что-то сказать. Когда он глядит вниз, его глаза расширяются. Он кричит и начинает падать. Я вскидываю щит, который использовал ранее в комнате. Касабян прямо над мусорным контейнером, так что я запрыгиваю внутрь и ловлю его, когда он отскакивает от щита.

Он кричит:

– Выбирайся! Немедленно выбирайся!

– Успокойся. Ты бывал во множестве более грязных мест, чем это.

– Мудак, посмотри вниз.

Я отодвигаю в сторону платформу Касабяна и смотрю себе под ноги. На дне контейнера, на груде бутылок «ДД», коробок и потёртых футляров от DVD лежит мужская рука. Несколько сантиметров кости торчат из изорванного и разодранного запястья. Похоже, у крыс был воскресный фуршет.

– Пожалуйста, верни меня внутрь.

– Чем ты так расстроен? Она не твоя.

Я выбираюсь из мусорного контейнера и ставлю его на землю.

– Извини. Я не могу снова тащить тебя голым по коридору. На этот раз у тебя будет маскировка.

В контейнере поверх мусора лежит диснеевская коробка. Я беру её, надеваю на Касабяна и заношу его внутрь, а затем отношу наверх, в комнату. Включаю питание на мониторе и ставлю его перед ним. Всё ещё идёт «Чёрное воскресенье». Он с минуту пялится на него, словно впервые в жизни видит кино, а затем выключает.

– Пиво осталось? – спрашивает он.

– Думаю, да.

Я беру бутылку из мини-холодильника, откупориваю и задвигаю под него его ведро. Касабян всё ещё пялится в пустой экран монитора.

– Видел эту хуйню?

– Она была практически у меня на ноге.

– Как думаешь, откуда она?

– От руки какого-то парня.

– Я имею в виду, узнал её? Выглядит знакомо?

– Она выглядит как рука. Хочешь поизображать Шерлока Холмса? Могу бросить тебя обратно и хоть весь день играй с ней в ладушки.

– Разбросанные части тел. Это плохое предзнаменование для меня. Я не могу позволить себе потерять что-нибудь ещё.

– Это точно. Вселенная сделала остановку возле нашего мусора, чтобы лично доставить тебе послание из Великого Запределья. Возьми себя в руки. Наверное, какой-то алкаш сдох в округе, и собаки добрались до него. Или снова на пляж выбросили медицинские отходы, и дети растащили по всему городу ноги и глазные яблоки.

– Какое расточительство. Рука в идеальном состоянии, как эта.

– Поищу ещё одну. Сможешь носить их, как ангельские крылья.

– У меня больше такого не будет. Люцифер никогда этого не допустит.

– Ты имеешь в виду тело?

– Знаешь, это унизительно. Вся эта ситуация. Я даже не собака. Я половина собаки. Более того, моё окружение состоит из вас с Люцифером, грызущих мою задницу, словно это филе миньон. Вам обоим нужна информация, и я знаю, что однажды скажу одному из вас то, что вам не понравится, и вы без раздумий бросите меня в дробилку для древесных отходов.

– Я не могу помочь тебе с телом. Чёрный клинок – это гнусная демоническая колдовская машина. Что бы он ни отрезал, оно остаётся отрезанным, и вся королевская конница, вся королевская рать не может, ну, ты знаешь.

Касабян отхлёбывает пиво. Оно вытекает из его шеи прямо в ведро со звуком, напоминающим что-то среднее между лёгким летним дождиком и как будто кто-то писает в бумажный стаканчик.

– Итак, мой выбор: я могу вернуться в ад на вечное проклятие и муки, но, по крайней мере, у меня будет тело, либо я могу вечно быть здесь с тобой в качестве Зардоза[191]191
  Божество из одноимённого фильма-антиутопии. Имя образовано как сокращение от «Волшебник страны Оз». Намёк, что Зардоз – такой же бутафорский властелин, как Гудвин.


[Закрыть] на скейтборде. Ты бы подумал, что это лёгкий выбор, но это не так.

– А в Кодексе говорится что-нибудь о том, что кто-нибудь в твоей ситуации собрал тело обратно?

– Нет, но я скажу тебе одну вещь, которую узнал. Любое заклинание может быть разрушено. Любое разрушенное заклинание может быть восстановлено.

– Если хочешь, я могу поговорить с боссом.

Он качает головой и бросает бутылку в мусорное ведро.

– Забудь. Офисные интриги – это последнее, во что мне нужно ввязываться.

– Я могу понять, насколько отстойная твоя ситуация, но, на тот случай если ты не заметил, никто из нас не волен отправиться пить Май-Тай на Мауи. Возможно, если мы не будем шпынять друг друга в ду́ше, то сможем что-нибудь сделать для улучшения этой дурацкой ситуации. Я не знаю, что именно, но, может быть, хоть что-то.

– Собираешься что-то улучшить? Пиздец, прям гора с плеч. Только не забудь сказать Санте, что мне понадобится стремянка, когда он на следующее Рождество подарит мне ту пони.

Я встаю и начинаю искать какую-нибудь незапятнанную кровью одежду. Когда я натягиваю ботинки, Касабян говорит: «Вельзевул – единственный из крупных генералов, который ещё не присоединился к шайке Мейсона. У того все остальные генералы, но армия Вельзевула почти такая же большая, как все остальные вместе взятые. Но если его прикончат, или он переметнётся, на этом всё. Мейсон победил.

– И Люциферу некуда идти.

– Аллегра может обучить его работе на кассе. Он сможет быть ночным менеджером, а мы станем его боссами.

Я проверяю ящики прикроватной тумбочки в поисках чего-нибудь покурить. Ищу в карманах электронную сигарету, а затем вспоминаю, что швырнул её в канал в танцевальном зале. Иногда мы делаем глупости, чтобы позабавить женщин.

– Есть кое-что ещё.

– Не говори мне. У Мейсона есть герпесный пистолет. Или бомба, дающая всем жирную задницу, и они впадают в депрессию и садятся весь день есть мороженое, пока он не возьмёт верх.

– Всё верно, Мейсон кое над чем работает. У него есть свой собственный Манхэттенский проект, над которым вместе трудятся алхимики, колдуны, ведьмаки и демоны. Один из шпионов Вельзевула выяснил это и передал весточку. Из того, что я слышал, сразу же после этого он оказался в Тартаре.

– Ты можешь слышать, как Люцифер общается с другими демонами?

– Не всегда и не всё. Но я слышал достаточно.

Я пожимаю плечами и прекращаю поиски курева. Всё нормально. Мне нужно прогуляться, чтобы избавиться от шишек в ногах и боку.

– Это не новость. У Мейсона всегда одновременно два-три дела.

– Ага, но раньше ничего подобного.

– И что же это?

– Он пытается сделать новый ключ от Комнаты Тринадцати Дверей.

Не знаю, что я ожидал услышать, но только не это. Но в этом есть смысл. Хуже всего то, что этот хрен достаточно талантлив и непреклонен, чтобы на самом деле это сделать.

– Ты это не хотел мне рассказывать?

– Ты стрелял в меня однажды. Ты грозил сбросить меня в океан и бросить на съедение койотам, так что я слегка опасался, что ты слишком остро отреагируешь.

– И ты не потому скрывал, что считал, что можешь заключить сделку с Мейсоном?

– Заключить сделку с парнем, который взорвал меня и оставил вот таким? Он на самом верху моего списка людей, которым можно доверять.

– Ладно. Спасибо, что признался.

– Ты довольно спокойно воспринял это.

– Нет. Отнюдь.

Я направляюсь к тени рядом с дверью кладовки, останавливаюсь и поворачиваюсь к Касабяну.

– За нами никто не присмотрит, кроме нас самих. Мы просто букашки на ветровом стекле Бога. Тебе нужно стать серьёзнее и работать вместе со мной над этим, иначе мы оба окажемся в Тартаре.

– Что за хрень в этом Тартаре? Даже в Кодексе ничего не сказано.

– Не знаю, но я уяснил, что всё, что пугает демонов, должно пугать и меня. Нам необходимо ещё поговорить, но мне нужно какое-то время побыть одному, чтобы прояснить голову.

– Мне тоже.

– Кстати, что это было на заднем дворе? Я бы не оставил тебя там.

– Оставил бы.

– Только в том случае, если бы решил, что ты собираешься вечно меня наёбывать. Тогда бы да, но только тогда.

– Повезло мне, что какой-то лох потерял руку.

– Видишь, ты ошибался. Оказывается, это было доброе предзнаменование.

Касабян поспешно разворачивается и нажимает кнопку извлечения на DVD-проигрывателе.

– На сегодня достаточно фильмов про дьявола?

– У меня неожиданно пропало для них настроение. Может, посмотрю «Великое молчание»[192]192
  Вестерн 1968 года. Главные герои фильма – два охотника за головами. Первый из них всегда молчит и ему дали прозвище Молчание, а второй, Локо, наоборот очень разговорчив и необычайно жесток.


[Закрыть].

— Посмотри ещё один фильм про дьявола. «Ослеплённый желаниями»[193]193
  Комедия 1967 года. Дьявол предлагает главному герою заключить договор. В обмен на его душу он гарантирует ему покорение красотки путём исполнения семи желаний. Но на самом деле каждое выполненное желание оборачивается катастрофой.


[Закрыть]. Оригинал. С Люцифером проще общаться, если представляешь его в дурацком плаще в британской забегаловке.

– Может, так и сделаю.

– Я позже зайду в «Бамбуковый дом». Принести тебе чего-нибудь?

– Буррито. Карнитас. Острые. Не те для старушек, что тебе дают. Много сальсы и зелёного перца.

– Что-нибудь ещё, босс?

– Спасибо, что не нашинковал, когда я рассказал тебе о том, что Мейсон замышляет новый ключ.

– Ты выбрал удачное время. Я собирался попробовать не убивать всех остальных людей в мире, но отложил этот вопрос, так как они пытаются убить меня. Что означает, что ты становишься моим проектом «не убий».

– Повезло мне.

– Повезло нам. Может мы и обречены, но хотя бы не являемся ошмётками в мусорном контейнере.

Я выхожу из тени в коридоре возле квартиры Видока. Видока с Аллегрой. Мне нужно начинать думать о ней именно так. Я люблю старика, но раньше меня беспокоило, что он болтается здесь в одиночестве. Теперь, когда он с Аллегрой, всё по-другому. Не знаю почему. Хотя, знаю. Не хочу, чтобы это место тоже было тем, что разрушил Мейсоном.

Я стучу в дверь квартиры, и отвечает Аллегра. Она смотрит на меня.

– С каких это пор ты стучишься?

– В прошлый раз, когда я был здесь, ты сказала, что я прихожу только тогда, когда нуждаюсь в лекарстве или меня нужно заштопать, поэтому я решил прийти и попробовать вести себя какое-то время как обычный человек.

Она делает шаг назад и шире открывает дверь.

– Входи.

Подходит Видок, вытирая руки о чёрную тряпку, которая, подозреваю, изначально была не такого цвета. Он заключает меня в медвежьи объятия.

– Рад тебя видеть, мой мальчик. И смотри-ка, никакой крови. Нам нужно вино, чтобы отпраздновать.

– Благодарю.

Беря из буфета бутылку вина и бокалы, он говорит:

– Аллегра собиралась тебе звонить. Скажи ему.

Она улыбается мне.

– Эликсир Чашницы готов. Мы закончили его с час назад.

Видок возвращается с бутылкой, протягивает бокалы и наливает все вина.

– Аллегра догадалась. Зачастую, когда те старые ведьмы записывали свои зелья, они пропускали шаг-другой, чтобы сберечь секреты. Мы работали всю ночь, но смесь не становилась однородной. И тут Аллегра интуитивно нашла решение. Ты желаешь сохранить своё тело, так что его мы и добавили в неё. Я нашёл в мусорном ведре одну из твоих окровавленных рубашек, отрезал клочок и бросил туда. В этом весь фокус. Эликсир должен готовиться для каждого индивидуально. И конкретно этот – твой.

Он протягивает мне маленькую старинную аптекарскую бутылочку янтарного цвета. Что-то типа той, которой пользовалась Мэтти Эрп, чтобы прятать от Уайетта[194]194
  Отсылка к историческим персонажам, связанным с перестрелкой у корраля О-Кей. Уайетт Эрп был одним из участвовавших в перестрелке служителей закона. Мэтти – его гражданская жена. Врачи прописали ей опиумную настойку от головных болей, и постепенно она стала наркоманкой.


[Закрыть] лауданум[195]195
  Опиумная настойка на спирту.


[Закрыть].

– Спасибо. Я не шучу.

Видок встаёт рядом с Аллегрой, обнимает её и целует в висок.

– Она скоро заменит нас всех. А ты, ты снова станешь самим собой, в рубцах и морщинах, как мошонка Люцифера.

Что можно сказать на это? Я поднимаю свой бокал.

– За яйца дьявола.

Аллегра и Видок поднимают свои.

Он говорит:

– Пу ле бурсе дю диабль[196]196
  За мошонку дьявола (фр.).


[Закрыть].

Мы с Видоком осушаем бокалы. Аллегра вежливо пригубливает из своего и спрашивает:

– Кстати, о дьяволе: это правда, что ты работаешь на него?

Я прикладываю руку к ране, где вошла пуля.

– Похоже на то. Прошлым вечером я спас засранцу жизнь.

Аллегра глядит на меня с видом разочарованной училки, но Видок наклоняется, чтобы получше рассмотреть пулевое отверстие.

– Шёлк Сан-Рафаэль. Ле петит арейни[197]197
  Маленькие пауки (фр.).


[Закрыть] прекрасно делают свою работу, не так ли?

– Даже не знаю. Мои глаза были закрыты.

Он смеётся и наливает нам ещё вина.

– Я тебя не виню. Они мерзкие маленькие твари.

Когда он предлагает налить Аллегре, она качает головой.

– Как ты можешь на него работать?

– Я работаю на него, потому что он мне платит, как и Стража.

– Тебя не беспокоит брать у него деньги?

– А брать у меня, когда я тебе плачу? Часть твоей зарплаты идёт из тех средств, что он даёт мне. Зарплаты за работу, которую ты даже больше не делаешь.

– Я не святоша, но не думаю, что это правильно.

– Совсем недавно ты умоляла меня познакомить с ним. Теперь ты вдруг Коттон Мэзер[198]198
  Американский проповедник, религиозный моралист, оказавший значительное влияние на американскую политическую мысль XVIII века, а также на американскую литературу. Использовал библейские сюжеты как повод для рассуждений о насущных проблемах современности.


[Закрыть]. С чего бы это?

– Хотеть увидеть его – это не то же самое, что работать с девяти до семнадцати на того, кто является сущим злом.

– Это не он отправил меня в ад. Он не тот, кто хочет уничтожить мир, Небеса и всё, что между ними. Это Мейсон. Люцифер всегда предельно открыто вёл себя со мной. Меня беспокоят люди. Кроме того, он выдал мне гонорар практически сразу, как я вернулся, так что я ему должен.

– Ты действительно считаешь, что его волнует, что он задолжал тебе? Думаешь, он не обманет тебя, чтобы забрать твою душу?

– Меня не волнует, что он сделает. Меня воспитали платить свои долги. Кроме того, я же Пиноккио, помнишь? Не совсем настоящий мальчик. Никто не знает, есть ли вообще у нефилимов душа.

– Всё верно, папенькин сынок, заступись за старика.

– О чём ты?

– Ты сказал, что Люцифер помог тебе, когда ты охотился на Мейсона и Круг. До сих пор он платил тебе деньги только за то, чтобы ты ничего не делал, а только пьянствовал. Теперь он здесь с работой, которую легко мог поручить другим людям, что означает, что это всего лишь повод держать тебя рядом.

– Прошлым вечером я вытащил его задницу из огня, и в доказательство этого во мне есть дырки.

– Как думаешь, сколько копов принадлежат Люциферу? Сколько политиков, солдат, шпионов и корпоративных миллиардеров в одной лишь Калифорнии? И ты единственный, кто может защитить его?

– Думаешь, не могу?

– Подумай вот о чём. Твоя мама была красивой одинокой женщиной, а твой отец был ангелом.

Видок вдыхает аромат вина в своём бокале и пожимает плечами.

– Несомненно, возможность того, что Люцифер твой отец, приходила тебе в голову и раньше.

– Мне много чего приходит в голову, но глупости я отсеиваю.

Аллегра подходит и кладёт ладонь мне на руку. Я знаю, что она пытается быть доброй, но ощущение такое, словно это коп собирается защёлкнуть браслеты.

– Чем больше ты с ним, тем сильнее он будет засасывать тебя в свой мир, так что ты действительно начнёшь вести себя как его сын, а сделав это, ты будешь таким же как он, и больше не будешь Старком.

– Для того, кто говорит, что он не святоша, ты чересчур хорошо разбираешься в теме дьявола.

– Мне нет дела до дьявола. Я беспокоюсь о тебе. Он станет манипулировать тобой, обманывать тебя и превращать тебя в то, что ты ненавидишь.

Я убираю руку из-под её ладони и наливаю себе ещё вина.

– Тебе просто завидно, что всем известно имя моего отца, а о твоём никто даже не слышал.

– Это не шутки.

– Всё является шуткой, если смотреть на это с правильной точки зрения, и именно с этой точки зрения я рассматриваю данный разговор.

Я залпом проглатываю вино и ставлю бокал.

– Я провёл одиннадцать лет в Даунтауне, и ты полагаешь, что Змейка Джейк собирается обвести меня за те несколько недель, которые потребуются для съёмок фильма? Мне плевать, если он мой отец. Это означает лишь то, что он трахнул мою маму. Я вырос с другим парнем, который трахал мою маму и каждый день моей жизни желал мне сдохнуть. Чёрт, во всемирном конкурсе на звание самого лучшего папы Люцифер побеждает хотя бы потому, что не хочет, чтобы я лежал с медяками на глазах. Как я уже говорил, он не тот, из-за кого я не сплю по ночам. Меня беспокоят люди.

Видок встаёт между нами и кладёт руки нам на плечи.

– Почему бы нам всем не присесть, не выпить ещё вина и забыть этот разговор о дьяволах и отцах. Ни одна из этих тем никогда не ведёт ни к чему приятному.

Я гляжу на Аллегру. Её сердце бешено колотится, а зрачки расширены. Дыхание ровное, но ей приходится работать над этим.

– Спасибо, но мне нужно кой-куда.

– Пожалуйста, не уходи, – говорит она.

Она снова кладёт ладонь мне на руку. Я высвобождаюсь и иду к двери.

– Ещё раз спасибо за эликсир. Что мне с ним делать?

– Просто выпей, – отвечает Видок. – Но сперва смешай с чем-нибудь. На вкус он слегка напоминает скипидар.

– Возьму немного «Маргариты» с маленькими зонтиками. Спасибо.

– Возвращайся поскорее, ладно? – Говорит Аллегра.

Я открываю дверь и выхожу в коридор. Мне нечего ей сказать, поэтому не говорю ничего.

Конечно же мне приходило в голову, что Люцифер может быть моим отцом, но как вообще подобное может укладываться в голове? Неужели он тайна всей моей жалкой жизни? Почему у меня было так много силы, когда я был ребёнком, и почему я ни черта с этим не сделал, когда повзрослел? Неужели всё так просто? Может, вот почему Мейсону было так легко отправить меня в ад. И почему регулярно убивают или ранят всех, кто мне дорог. Самое худшее – это быть вынужденным признать, что Аэлита, возможно, права. Может, я и есть Мерзость. Папенькин сынок, просто щепотка старой серы.

Спустя десять минут я беседую с Карлосом в «Бамбуковом доме кукол». В музыкальном автомате звучит «Бали Хай» Така Шиндо.

По шкале от одного до десяти, насколько злобно я себя веду? Скажем, один – это Санта печёт печенье для сироток, а десять – это Гитлер ест младенцев с Фредди Крюгером.

– Ты уж точно не Санта. Но я не вижу, чтобы ты макал младенцев в салатную заправку. Для меня то, насколько злобно ты себя ведёшь, целиком зависит от того, сколько следов крови ты оставляешь на моих полах.

– Ты же не считаешь, что я обманом пытаюсь заставить тебя стать серийным убийцей, или работать на налоговую службу, или совершить ещё что-нибудь ужасное?

– Нет. Тебе просто нужно не забывать вытирать ноги где-то в промежутке между убийством тварей и тем, когда приходишь сюда.

– Рад слышать. Я доверяю тебе, потому что ты бизнесмен, и я знаю, что ты бы не хотел, чтобы вокруг твоего бара ошивался Ганнибал Лектер[199]199
  Вымышленный персонаж нескольких романов, блестящий судебный психиатр, серийный убийца и каннибал.


[Закрыть].

– Какое мне дело? Благодаря бизнесу, который ты приносишь, я смогу рано уйти на пенсию. Если для этого тебе нужно съесть несколько человек, я отвернусь.

– Ты святой. Ты мать Тереза[200]200
  Католическая монахиня, основательница женской монашеской конгрегации сестёр – миссионерок любви, занимающейся служением бедным и больным.


[Закрыть] со счастливым часом[201]201
  Час специальных скидок в ресторанах.


[Закрыть].

– Я просто называю вещи своими именами. Братан, может ты и чокнутый, но не такой уж злобный.

– Спасибо. Я просто хотел узнать второе мнение.

– Хочешь чего-нибудь поесть?

– Может просто немного риса с чёрной фасолью. И мне понадобится буррито на вынос. Достаточно острое, чтобы расплавить блок цилиндров двигателя. Это другу, не мне, так что я заплачу тебе за него.

Карлос качает головой.

– Не глупи. Хочешь немного красного пойла?

– Двойную. Сегодня я пью за двоих. За себя и свои шрамы.

Карлос приносит бутылку и стакан, и наливает мне две приличные порции. Я достаю аптекарскую бутылочку и гляжу сквозь янтарное стекло.

– Что за дрянь?

– Лекарство.

– Ты болен?

– Ненадолго.

Я переворачиваю бутылочку и выливаю всё содержимое в Царскую водку.

– Лехаим[202]202
  «За жизнь» – традиционное еврейское пожелание, произносимое при совместном поднятии бокалов.


[Закрыть], — говорит Карлос.

– Де нада.

Я опрокидываю стакан одним глотком. Мои рот, горло и желудок очень этим недовольны. Я стискиваю губы, чтобы всё не вышло обратно.

– Так хорошо?

– Хуже. Словно собака с раком сожрала крысу с проказой и высрала её мне в глотку.

– Мне как-то давали такое в Эль-Пасо. Нужно было запивать его козлиной мочой, но я оклемался.

– В другой раз.

– Та пожилая леди вернулась.

– Какая пожилая леди?

– Ну та, с пропавшим ребёнком.

– Аки.

– Да, тем самым. Она закончила с Титусом. Надеюсь, он не стащил все деньги этой женщины.

– Он всегда оставляет им достаточно, чтобы оплатить его выпивку.

– Серьёзно, мне не нравится, когда люди связываются со старушками. У ми мадре[203]203
  Моей мамы (исп.).


[Закрыть] был рак, и она отдала все свои деньги по социальной страховке некоему целителю.

– И что случилось?

– Он дал ей гомеопатическое лекарство, и она почувствовала себя лучше. Конечно, эта гомеопатия была просто сладким вином с имбирём и чуточкой низкосортного морфия. Когда у неё закончились деньги, лекарство перестало поступать. Она вернулась к обычному врачу, но к тому моменту рак был уже повсюду. Позволь сказать тебе, что болеть раком – херово, но быть на мели и болеть раком – самая дерьмовая участь, которая может выпасть на долю человека.

– Приятель, мне жаль. Хочешь, пойду и поговорю с Титусом?

– Не парься. Просто болтаю вслух. Я приглядываю за ним.

– Титус может слегка всё затягивать, но он хорош в своём деле. Если кольцо настоящее и малыш здесь, он отыщет его.

– Пусть лучше его ищейки лают, если он хочет продолжать выпивать здесь.

Карлос удаляется обслуживать других клиентов. Я вижу, как некоторые из них пялятся на меня в зеркало за стойкой бара. Сегодня хорошая публика. Никто не пытается заговорить со мной.

Я допиваю остатки коктейля из собачьего дерьма и ставлю стакан, чувствуя тошноту. Вот на что мы готовы, чтобы оставаться уродливыми. Я проверяю свои руки, надеясь, что может смогу увидеть, как шрамы обратно вырастают прямо у меня на глазах, как волосы Лона Чейни младшего[204]204
  Американский актёр (1906 – 1973), наиболее прославившийся ролями монстров в классической серии фильмов ужасов.


[Закрыть] в «Человеке-волке»[205]205
  Классический фильм ужасов 1941 года про волка-оборотня, определивший ряд основополагающих признаков жанра.


[Закрыть]. Ничего. Я не могу жить без шрамов. Бьюсь об заклад, если вежливо попрошу, то кто-нибудь из присутствующих привяжет меня к своему заднему бамперу и протащит несколько кварталов. Я как восстанавливающийся после травмы марафонец. Только мне, чтобы восстановить свою дыхалку, нужно снять несколько слоёв кожи. Разве я так много прошу? Где Мейсон и Аэлита, когда ты нуждаешься в них? Они бы протащили меня в Аламогордо[206]206
  Полигон в США, на юге штата Нью-Мексико, примерно в 60 милях от города Аламогордо, на котором 16 июля 1945 года состоялось первое испытание ядерного оружия.


[Закрыть] и обратно.

Враги убивают тебя ножом в спину. Друзья убивают добротой. В любом случае ты покойник.

Мне не следовало так наезжать на Аллегру, но я не мог просто стоять как истукан, когда она открыла рот. Есть вещи, которые ты думаешь, и вещи, которые произносишь вслух, и это очень разные штуки. Можно было ожидать, что кто-то вроде неё, полгода изучающий худу, должен бы это знать. Ты никогда не говоришь вслух: «Дьявол – твой папочка». Неважно, что так думаешь ты и все остальные в комнате. Ты не произносишь эти слова. Слова – это оружие. Они проделывают большие кровавые отверстия в мироздании. И слова – это кирпичики. Произносишь что-нибудь вслух, и оно начинает твердеть. Произносишь это достаточно громко, и оно становится стеной, через которую тебе не пробиться. Последнее, что мне нужно, это большой кирпичный Люцифер у меня на пути.

Какой ребёнок захочет иметь отцом Люцифера? Он бы дарил тебе самые дерьмовые на свете рождественские подарки. С другой стороны, он бы устраивал отличные вечеринки на Хэллоуин.

Карлос возвращается с бутылкой.

– Хочешь ещё, чтобы смыть привкус во рту?

– Половину. Спасибо.

Какая-то женщина что-то говорит парню на соседнем со мной стуле.

– Та симпатичная рыженькая в блузке от Гуччи. Она смотрит на тебя всё время, что я здесь. Почему бы не подойти и не поздороваться?

Парень оглядывается и встаёт. Женщина скользит на его место.

Узнаю этот акцент. Оборачиваюсь и смотрю на неё.

– Бриджит?

– Мне бы хотелось сказать тебе, что тебя нелегко найти. Что мне пришлось рыскать по закоулкам Лос-Анджелеса, чтобы выследить тебя. Правда в том, что тебя до смешного легко найти. Все друзья Саймона знают, где ты пьёшь.

– А они знают, где я беру свои донатсы?

– Не вполне уверена, что знаю, что это такое.

– Глазурь и жир, а между ними маленькое пирожное. Иногда сверху шоколад. Иногда в них кладут промышленные отходы, которые по вкусу напоминают вишню или яблоки. Это как есть сахарные мины.

– А-а. Ты имеешь в виду кобли. Да, я их обожаю.

– Нет. То, что ты ела дома, наверное, напоминало еду. Ты не в Америке, пока не съешь американский донат.

– Значит, мне нужно попробовать. Возьмёшь меня с собой?

– Если пообещаешь не рассказывать друзьям Ричи. Мне всё равно, что они знают о местечке Карлоса. Ему больше денег. Но человек должен иметь возможность спокойно наслаждаться оладьями.

– Это будет наш секрет. Это красное вино? Помираю с голоду. Не возражаешь?

– Это не вино.

Она фырчит и отплёвывается. Ругаясь по-чешски.

– Что это за жуткая дрянь?

– Царская водка. На любителя.

Появляется Карлос со стаканом воды.

– Выпейте, иначе к утру у вас не будет никаких вкусовых рецепторов.

– Бриджит, это Карлос. Карлос, Бриджит.

– Приятно познакомиться, Бриджит. Мы где-то встречались?

– Она снимается в фильмах. Возможно, ты видел один из них. Она известна под именем Бриджит Бардо.

– О, да.

Он кивает. С полуулыбкой, очевидно, не зная, что делать со своим лицом.

– Конечно. Ладно.

Другой посетитель делает ему знак принести выпить.

– Думаю, ты заставила его покраснеть, – говорю я.

– Как мило. Не думала, что калифорнийцы способны краснеть.

– Это исчезающий вид. Правительство окольцовывает их как кондоров и панд.

– Ты совсем не такой, как я ожидала. Ты ужасно глупый, Джеймс.

– Я происхожу из давнего рода сказителей небылиц. Наш фамильный герб представляет собой пули над скрещёнными пальцами, а под ним надпись: «Чушь собачья юбер аллес[207]207
  Превыше всего (нем.).


[Закрыть]».

Она достаёт из сумочки сигареты, но Карлос её останавливает.

– Прошу прощения. Здесь нельзя.

– Я в баре, полном вампир и ведьм, но чего люди опасаются, так это моей сигареты.

– Добро пожаловать в Америку, где все живут вечно и все прекрасны, если у вас есть деньги.

– Зачем ты пьёшь этот ужасный напиток?

– Дурная привычка, которую я приобрёл по ходу дела.

– Когда ты пропадал?

– Пропадал, ага.

– И ты продолжаешь его пить? Мне казалось, тебе должно хотеться забыть о том месте.

– Нет. Я не хочу ничего забывать. Ни единой секунды.

– Почему?

– Потому что кое-кто должен мне за это. За каждую секунду, что я был там. За каждый удар. За каждую дурную привычку и каждый дерьмовый сон. И за Элис.

– А вот и ты. Тот человек, которого я искала. Он прятался в твоих глазах. Глазах убийцы.

– Что ты здесь делаешь, Бриджит? Разве Ричи не должен покупать тебе Францию или что-то в этом роде?

– Саймон прямо сейчас с мистером Макхитом. Я не жду его возвращения в ближайшее время. Он говорит, что они обсуждают фильм, но мне кажется, что он лжёт.

– Он пытается пересмотреть условия сделки со своей душой? Я бы с удовольствием послушал этот разговор.

– Саймон может быть очень убедительным.

– В это я верю.

Меня чертовски бесит, какая она красивая. Я видел, как друзья проходили через это. Влюблённость в порноактрис может оказаться сродни подсаживанию на Твинки[208]208
  Американский кекс-закуска, описываемый как «золотой бисквит с кремовым наполнителем».


[Закрыть]. Обычно это скорее пристрастие, чем еда. И те и другие такие сладкие и ох как неотразимые, и с этим ничего нельзя поделать. Потом ты начинаешь ревновать, либо ей наскучивает, и сладкому форсажу приходит конец. Раздаётся треск, и вот ты подавленный, беззубый, одинокий и с крошками на простынях. Мне не нужно вести Бриджит в «Пончиковую Вселенную». Она и есть «Пончиковая Вселенная».

А может я просто говнюк, напуганный её баллистической красотой и ищущий повод сбежать, как ребёнок, который никогда не мог понять, как разговаривать с девочками.

– Ты так и не сказала, зачем пришла.

– Хотела увидеть Лос-Анджелес не только из окна лимузина. И наш разговор на вечеринке прервали. Слышала, что пропустила всё веселье, когда вы с мистером Макхитом ушли.

– Веселье вроде дырки от пули в боку.

Её глаза расширяются.

– Правда? Дай взглянуть.

Ладно. Может, я был слишком резок. В конце концов, возможно, она нечто большее, чем донатсы.

Я встаю и задираю рубашку. Она поднимается со стула и присаживается на корточки, чтобы получше рассмотреть повреждение. На нас глядят со всех уголков бара, и на этот раз я их не виню. Эта публика, наверное, считает, что порнозвёзды каждую ночь устраивают мне медосмотр. Лучше так, чем они будут знать, что большая часть моей светской жизни проходит в пьянстве и совместном просмотре с головой покойника «Убийц».

– На тебе всегда всё так быстро заживает?

– В последнее время нет. Но я надеюсь, что исправил это.

– Я тоже.

– Ты знаешь что-нибудь о том парне, о котором говорили на вечеринке, Спенсере Чёрче?

– Почему ты им интересуешься?

Я пожимаю плечами.

– Потому что я долгое время был пьян и выпал из жизни, так что пропустил пару сотен вещей. Сюда приходит женщина и спрашивает меня о своём пропавшем ребёнке. Затем я слышу, что, оказывается, пропали и другие люди. По правде говоря, Спенсер Чёрч мне по барабану, но следующим вечером кто-то пытался заставить исчезнуть моего босса, и меня из-за этого подстрелили. Если Чёрч пропал, то я хочу знать, кто его похитил, или может он сделал это по собственной воле.

– Боюсь, я не очень хорошо его знала. Знаю, что некоторые из друзей Саймона покупали у него наркотики.

– Он разозлил кого-нибудь из них? Взял деньги и не привёз?

– Насколько мне известно, нет.

– Никогда прежде не слышал о наркодилере из Саб Роза. Я предполагал, что они должны быть, но до этого момента никогда не задумывался об этом.

Карлос ставит рядом два стакана коричневого пива и подходит к нам.

– Я слышал, вы говорили о Спенсере Чёрче?

– Знаешь его?

– Да, чёрт побери, я знаю этого мудака. Он торговец коксом, причём низкопробным. Он раньше толкал своё дерьмо рядом с моим баром, а значит, их жалобы клиентов приходилось выслушивать мне, а не ему. Ему абсолютно, стопроцентно запрещён вход в любое здание, в котором я нахожусь.

– Отличная политика.

– За исключением того, что этот крысоёбаный конча[209]209
  Пизда (исп.).


[Закрыть] и кусок дерьма только что сюда вошёл.

– Спенсер Чёрч здесь?

– Пару минут назад. Он в самом конце бара. Ты его не пропустишь. Тощий черноглазый торчок, похожий на страдающее мигренью пугало.

Я смотрю на Бриджит.

– Пойду поговорю с этим парнем.

– Думаешь, он тебе что-нибудь скажет?

– Ричи не единственный, кто может быть убедительным.

Я проталкиваюсь сквозь толпу в конец бара. Чёрча нетрудно заметить. Он занимает много недвижимости. Никто не хочет к нему приближаться. Когда-то давным-давно его одежда была лучше, чем у Кабала Эша, но пахнет он хуже и выглядит так, словно неделю спал под эстакадой автострады. Обе его руки плашмя лежат на стойке бара. У него длинные, грязные и ломаные ногти. Его пристальный взор устремлён на тысячу метров за заднюю стену. Посреди сотен бубнящих голосов и музыкального автомата, он не слышит, как я подхожу. Я делаю Карлосу рукой знак подойти и привлечь его внимание.

Я стою прямо позади Чёрча, когда Карлос пристально смотрит на него.

– Парень, какого чёрта ты здесь делаешь? Я же говорил, что тебе здесь не рады.

Чёрч не двигается. Не моргает. Он просто смотрит прямо перед собой. Я киваю Карлосу попробовать ещё раз.

– Эй, засранец. Тебе нужно убраться. Как сейчас. Как пять минут назад. И не возвращайся.

На этот раз Чёрч, кажется, заметил, что на него кричат. Он медленно поднимает голову, как пробуждающийся после тысячелетнего сна Сфинкс. Шевелит губами и что-то шепчет.

– Что? – Спрашивает Карлос и придвигается ближе. – Что?