Текст книги "Пропала женщина (сборник)"

Автор книги: Рэй Рассел

Соавторы: Чарльз Бернард Гилфорд,Джек Ричи,Элен Нильсен,Роджер Бэкс
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц)

Глава 7

В десять часов утра Джемс вошел в кабинет лейтенанта Джексона и уселся на стул. Вид у него был свежий и жизнерадостный, как будто, несмотря на неприятности, он отлично выспался.

– Ну, что скажете, Джексон? – весело начал он. – Какое у вас складывается впечатление?

Джексон улыбнулся своей добродушной улыбкой. Он не хватал звезд с неба, в основном полагался на здравый смысл и поднялся по служебной лестнице главным образом за счет того, что не делал ошибок.

– Впечатление пока неопределенное, – ответил он. – Мы имеем дело с хладнокровным убийством. Вот и все, что мне ясно. Но улик против хоть кого-нибудь никаких нет. Так ведь?

– Никаких. Я, по крайней мере, их не вижу, – ответил Джемс, раскуривая свою трубку и усаживаясь поудобнее, словно для доверительной беседы. – Кто-то все тщательно обдумал и сейчас, наверное, радуется, как ловко он провел полицию. Вы проверили их показания, лейтенант? Все сходится?

– В основном да. Я сам этим занимался с восьми утра. Мы опросили соседей Холлисона и людей, живущих на другой стороне улицы. В доме 12 живет биржевой маклер по имени Форсайт. Вчера в восемь вечера он обедал, и ему кажется, что он слышал, как Холлисону стучали в дверь. Но он не совсем в этом уверен.

– Очень ценное показание, – заметил Джемс.

– Да, очень. Я спросил его, не слышал ли он каких-либо других звуков, например остановившейся машины или чего-нибудь в этом роде. Ничего! А в других домах вообще ничего. Старушка в доме 14 сказала, что слышала, как часов в шесть вечера кто-то распевал на улице церковный псалом, но я так понял, что у нее мозги набекрень и в свободное время она ведет беседы с жителями планеты Марс. Двое сказали, что слышали шум проезжающих машин, но не помнят, когда это было. Да и с какой стати им это помнить?

– У нас еще много невыясненного, – сказал Джемс. – Много! По правде сказать, я и не возлагал особых надежд на соседей. Как насчет той девушки? Сумели выжать из нее какие-нибудь интересные сплетни про Холлисона?

Джексон ухмыльнулся.

– Да, я бы не отказался ее поприжать. Конфетка, а не девочка, инспектор. Если бы я не был солидным женатым человеком…

– Стыдитесь, лейтенант, – сказал Джемс. – Надо мне было самому ее допросить. Ну и что же она вам рассказала?

– Ничего. То есть ничего такого, чего бы мы уже не знали. Она учится в медицинском институте на третьем курсе. По стопам отца, так сказать. Очень любит свою будущую профессию. Сказала, что видела Холлисона всего один или два раза, но никогда с ним не разговаривала. Ее отец был о нем очень высокого мнения – столп общества, и все такое. Об убийстве она знает только, что кто-то позвонил ей по телефону и сказал, что срочно нужна помощь. Она уверена, что голос был мужской. Сказал он что-то вроде – я где-то записал, – да, вот: «В доме Чарльза Холлисона произошел несчастный случай» – и назвал адрес: «Совсем близко от вас». Потом он сказал: «Ради бога, пришлите поскорее доктора». По крайней мере, она так запомнила. Она сказала тому человеку, что доктора нет дома, но она придет сама. Подумала, что ей представляется прекрасная возможность первой оказаться на месте несчастного случая – неплохая практика, так сказать. Накинула пальто, повязала на голову косынку и побежала к дому Холлисона.

– Представляю, как ее ошарашило то, что она там увидела, – заметил Джемс. – Наверно, пожалела, что не дождалась папу.

– Ничего подобного, инспектор. Она говорит, что, конечно, зрелище было ужасное и на секунду ей сделалось нехорошо, но она наклонилась к старику и пощупала пульс, то есть убедилась, что пульса нет, и вообще сразу поняла, что ему уже нельзя помочь. Так что она не стала вызывать другого врача, а просто позвонила в полицию и сказала дежурному: «В доме 12а по Уелфорд авеню убит человек». Что это убийство, сомнений быть не могло. Мы послали туда нашего врача Макферсона, а я отправился следом во второй машине. Мак осмотрел труп и сказал, что Холлисона убили не больше чем минут двадцать назад. Мисс Уитворт сказала: «Правильно» – и услышала в ответ, что ее никто не спрашивает.

Инспектор засмеялся.

– Надо будет познакомиться с этой девушкой, – сказал он. – А как вы думаете, сама она не могла это сделать?

– Что? Она? – переспросил Джексон. – Это просто смешно, инспектор. Она небольшого роста, а Холлисон был высокий человек. Если бы она его ударила, то попала бы в низ затылка, а не сверху по макушке. Да у нее и силы не хватило бы проломить ему череп.

– Вы в нее влюбились, – усмехнулся инспектор. – Так что ваше мнение немного стоит.

– То есть… как, инспектор…

На мгновение Джексон потерял дар речи. Потом он смущенно улыбнулся.

– Я было подумал, что вы это всерьез.

– Да, – задумчиво сказал Джемс, – пожалуй, она маловата ростом. А что, если старикан целовал ей ноги? Может быть, у них был тайный роман, но старик был прижимист и довел ее своей жадностью до того, что она стукнула его по башке? Убийство в порыве страсти! В конце концов, никто не может подтвердить, что ей в самом деле звонили. Она прекрасно могла разузнать, когда он будет дома один, и нагрянуть туда в подходящий момент.

– Неужели вы сами верите в то, что говорите, инспектор? – с ужасом спросил Джексон.

– Нет, – ответил Джемс, – я вполне с вами согласен – она мала ростом и у нее не хватило бы сил. Теперь вот что. У вас нет сомнений, правильно ли определен момент смерти? Я хочу сказать, что, если Холлисона убили раньше, скажем, вскоре после того, как он приехал домой, все выглядит иначе. Забудьте на минуту про телефонный звонок – позвонить могли и через два часа после убийства. Что говорит медицина?

– Спросите Мака сами, – ответил Джексон. – Я не смею. Он сказал – двадцать минут. И девушка говорит то же самое. Старикан только что перестал дергаться.

– Как вы грубо выражаетесь, – укоризненно сказал инспектор. – Ну, хорошо, придется им поверить. Смерть наступила в восемь часов – туда-сюда несколько минут. А что мисс Уитворт говорит про голос звонившего? Она не сможет его опознать?

– Я ее про это спрашивал, инспектор. Она говорит, что голос был высокий и тонкий – человек явно постарался его изменить. Это она, конечно, потом додумала, но и в тот момент голос показался ей странным. «Странным? Вот таким? – И я пропищал: – Пришлите, пожалуйста, доктора». «Да, очень похоже», – сказала она.

– А на бис не повторите, Джексон? – с серьезным видом попросил инспектор.

– Нет уж, сэр, не буду. Вечно вы меня поднимаете на смех. Я же не в бирюльки играл, а расследовал убийство. Не думаю, что она сможет опознать убийцу по голосу. И она в этом сомневается.

– Ну и дело. Куда ни ткнешься – стена. А что говорит миссис Армстронг?

– Для бедной старухи это было как обухом по голове. Даром что она работала медсестрой или чем-то в этом роде. Мистер Кросс сообщил ей об убийстве Холлисона, когда она вернулась домой. Она жутко закричала, и им пришлось отпаивать ее коньяком. Сегодня утром она более или менее спокойна, но выглядит совсем больной. Видно, она была привязана к старику. В конце концов, она прослужила у него четверть века – срок немалый – и ходила за ним, как мать.

– Как мать, говорите?

– Инспектор, я вас не узнаю. Вам сегодня в голову лезут одни скабрезности. Посмотрели бы вы на нее. Не поймешь, где кончается шея и начинаются подбородки. Из таких женщин как раз и получаются хорошие домоправительницы.

Джемс захохотал.

– Джексон, дорогуша, мы с вами сработаемся. И что она, ничего полезного не сказала?

– Она ничего не знает. Ушла из дома, как всегда по четвергам, и вовремя вернулась обратно. Утром я послал человека в Илинг – проверить, была ли она у сестры. Сестра и ее муж подтверждают, что она пробыла у них весь вечер.

– Что-то у всех чересчур хорошие алиби, – сказал Джемс. – Кто-то же все же убил старика, черт побери! И никакой не посторонний. Это исключается. Ну можно ли это представить: шел человек по улице, подумал, что хорошо бы кого-нибудь ограбить, постучал в дверь, укокошил старика, позвонил врачу и ушел, не взяв ни копейки? Такого не бывает. Это был кто-то, кого старик знал; кто-то, кровно заинтересованный в смерти Холлисона. Характер удара говорит сам за себя – я прямо вижу, как это произошло. Холлисон открыл дверь, узнал гостя и получил удар по голове сзади в тот момент, когда повернулся, чтобы идти в гостиную. С посторонним – и даже с обычным гостем – он вел бы себя не так. Он бы запер за ним наружную дверь и пропустил его вперед. Это был человек, которого он ожидал, которого он так хорошо знал, что мог с ним держаться запросто. Он мог ожидать хорошо знакомого ему человека, о котором мы ничего не знаем. Но я этому не верю. Он бы сказал или сыну, или племяннику. Так что у нас остаются два вероятных кандидата – молодой Холлисон и Кросс.

– У Джеффри Холлисона нет алиби, – сказал Джексон. – Он мог успеть домой к восьми часам. Вид его, правда, внушает доверие, послужной список – великолепный, но со смертью отца он получает хороший куш. Чем не мотив? А других мотивов в этом деле не видно. Он мог быстренько все обделать и уехать, а потом явиться, запасшись легендой о поломке в моторе и измазав машинным маслом руки.

– Что-то не очень в это верится.

– Мне тоже. Но мы с вами знаем, что у убийц нет особого клейма на лице.

– Верно, – сказал инспектор, задумчиво попыхивая трубкой. – Конечно, история с карбюратором может быть и выдумкой.

– Опять же эта страничка из лекции…

– Ну, хорошо, давайте разберемся с этой страничкой. Допустим, он не забыл ее на телефонном столике, а она была весь день с ним. Он нечаянно уронил ее в прихожей. Но как это могло случиться? Все остальные странички – целая пачка – были у него в кармане. Сопротивления жертва не оказала: старик упал как подкошенный. Почему это вдруг одна страничка выбьется из пачки и упадет на пол? Я просто не могу себе этого представить. Более сомнительной улики мне в жизни не приходилось видеть.

– Вы думаете, ее подбросили?

– Убежден, хотя идея довольно глупая. Может быть, она случайно туда попала? А миссис Армстронг ничего об этом не знает? Или служанка?

– Ни та, ни другая ее не видели. Я специально спрашивал.

– Что ж, придется отправиться в колледж и порасспросить его слушателей. Не очень-то мне хочется это делать. Теперь еще один вопрос. Допустим, это сделал Джеффри Холлисон. Зачем бы он стал звонить врачу? Какой в этом смысл?

– Понятия не имею. Просто ума не приложу.

– Зачем вообще звонить врачу? – продолжал инспектор. – Какой в этом смысл? Холлисон уже умер, доктор ему не нужен, а задерживаться в доме или возле него для убийцы очень опасно. Он наверняка потратил на этот звонок драгоценные минуты тогда, когда ему больше всего на свете хотелось поскорее смыться. Он пошел на этот риск для того, чтобы точно зафиксировать время смерти, а голос изменил потому, что его голос известен многим соседям. Другой разумной причины я себе представить не могу. Вы же тоже знаете, почему убийцы так часто стараются закрепить в сознании окружающих точное время смерти.

– Разумеется – из-за алиби.

– Ну вот, Джексон, вы сами говорите, что это обычное дело. Убийцы, в общем-то, похожи один на другого. Но убийца не станет фиксировать время убийства, если у него нет алиби. Это уже было бы просто глупо. А у Джеффри Холлисона алиби нет. Зато есть у Кросса.

– Ну и как его алиби, инспектор? Держится прочно?

– Так прочно, словно его высекли из скалы. Или он не имел никакого отношения к убийству, или подстроил самое хитрое алиби, с каким мне когда-либо приходилось иметь дело. Хотите послушать про мои горести?

– Да.

– Так вот, я навестил сэра Джона Лутимера. Они не очень-то были рады меня видеть – и я их вполне понимаю. Дом был полон гостей. Лутимер занимает высокий пост в министерстве иностранных дел. Он устраивал прощальный вечер для симпатичной молодой пары, которые сегодня утром улетают – я полагаю, что уже улетели, – в Буэнос-Айрес. Мужа зовут Чарльз Эвертон. Он назначен первым секретарем посольства в Аргентине. В общем-то, более надежного свидетеля и придумать трудно. И его жена тоже внушает доверие. Спокойные, здравомыслящие люди, уверенные в себе и в своих словах. Они оба подтвердили то, что нам сказал Артур Кросс, и еще добавили разные подробности. Они обратились к нему на ричмондском кругу – сами обратились, он никакой инициативы не проявлял. Они заблудились в тумане, и он сказал, что тоже заблудился. Сказал, что едет к дяде на Уелфорд авеню, а им было нужно на Хейли крезент. Он не очень-то хотел их брать – видно было, что он не надеется что-нибудь найти, но сказал все же, что готов попытаться. В машине они обменялись несколькими вежливыми фразами. Кросс ехал потихоньку – ничего не было видно, и в конце концов они остановились. Кросс сказал, что не знает, куда они заехали. Они выглянули наружу и при свете фонарика разглядели название улицы: «Хемли авеню» – как Кросс нам и сказал. Я все тщательно проверил. Все сходится. Эвертон прочитал надпись, и его жена тоже. «Который был примерно час?» – спросил я. «Почти восемь», – сказал Эвертон. «Откуда вы это знаете так точно?» – спрашиваю, а он отвечает: «Нас ждали у сэра Лутимера к восьми. Я все время смотрел на часы. Знаете, это ощущение, будто время бежит страшно быстро, а ты стоишь на месте. Так что, если вы хотите пришить нашему другу-водителю какое-нибудь преступление, так выберите другое время, а не восемь вечера».

Инспектор вытер вспотевший лоб.

– Затем я спросил Эвертона про разбомбленный дом. Он сказал, что сам его в тумане не разглядел, но что, по-видимому, он стоит недалеко от угла. Кросс отсутствовал минут пять. Они с женой разговаривали о делах министерства, отсутствовал он недолго. Они оба слышали, как он стучал в дверь – и больше ничего. Потом вернулся страшно разозленный и сказал, что упал и поранил руку. Было темно, и они не видели рану. Эвертон сказал мне: «Упасть в таком тумане проще простого, инспектор. Я бы не удивился, если бы он сломал шею». После этого они опять поехали, поворачивая туда-сюда, – все, как нам и рассказывал Кросс, – и в конце концов добрались до Лутимера. Я записал, когда они там оказались, – все сходится.

Джексон присвистнул.

– Вот это алиби!

– Железное! Под него никак не подкопаешься. Эти показания – чистое золото для Кросса. Нет никаких сомнений, что в восемь часов вечера он был на Хемли авеню, а в тумане оттуда меньше чем за полчаса до Уелфорд авеню не доедешь. Так что убить дядю он не мог – никуда от этого не денешься.

– Жаль, – сказал Джексон.

– Что жаль?

– Что он не мог убить своего дядю. Мне не очень нравится мистер Кросс.

– Это замечание недостойно работника полиции, – сурово сказал инспектор. – Что же нам, повесить человека только потому, что он нам не нравится? Вообще-то он и мне не нравится. Уж очень у него все выходит гладко. Чересчур складная история. Но что поделаешь – придется вычеркнуть его из списков подозреваемых. Однако…

– Однако что? – спросил Джексон. Из него получился бы прекрасный Ватсон.

– Сегодня в восемь утра я заехал на Уелфорд авеню и попросил Кросса поехать со мной к нему на квартиру, – дескать, мне надо ее осмотреть. Ему это очень не понравилось, прямо-таки полез в бутылку. Тогда я сказал, что если ему некогда, то я могу осмотреть квартиру и один. Разумеется, он поехал со мной. Жаловался, что совсем не спал, на фабрику надо являться рано утром и дела там теперь придут в полное расстройство. Ну, поднялись мы к нему в квартиру, и там стоял такой сильный запах бензина, что я его спросил: «На что это вы тратили драгоценные купоны, мистер Кросс?» В ответ он как-то кисло улыбнулся и сказал: «Я отчищал пальто. Я его вчера запачкал кровью, когда поранил руку, и заехал домой, чтобы его отчистить».

– Интересно! – воскликнул Джексон.

– Вот и я то же самое подумал. «Быстро же вы это успели, – сказал я ему, – и почему вы мне вчера не сказали, что заезжали домой?» Он ответил, что не придавал этому значения. «Когда расследуется убийство, мы придаем значение каждой мелочи, и вам это прекрасно известно». Я произнес это очень сурово, а он как-то сжался и сказал, что сожалеет. Он, видите ли, боялся, что, если пятно сразу не смыть, позже ею уже не выведешь, а это его выходное пальто. Он сказал, что сначала пытался отмыть пятно водой, а потом бензином.

– Подозрительно.

– Подозрительно? Явное вранье! «Вы вернулись сюда, чтобы отмыть пятно, или вы обнаружили его, только когда приехали?» – спросил я его. Он сказал, что вернулся промыть и перевязать руку и выпить рюмочку виски для подкрепления духа, а пятно обнаружил уже дома. Подумать только! Опаздывает к дяде почти на час и при этом устраивает стирку из-за нескольких капелек крови!

– Наверное, нам уже не узнать, его ли это была кровь, – уныло заметил Джексон.

– Пальто я все-таки забрал – вдруг анализ что-нибудь даст, но, честно говоря, надежды мало. Да, меня еще поразило, что в квартире у него было открыто окно. «Вы всегда оставляете окно открытым в такую холодную ночь?» – спросил я его. Он, видите ли, хотел, чтобы выветрился запах бензина. Тут я увидел у него в камине большую кучку пепла. «Что вы тут жгли?» – спросил я ею. «Любовные письма, инспектор». – «Хватит шуточек», – говорю. Тогда он заявил: «Я жег бумаги, инспектор. Насколько мне известно, это не преследуется законом, но, если вам нужен пепел, пожалуйста, забирайте».

– Ну и что вы, забрали? – спросил Джексон.

– Лейтенант, я человек дотошный. Не люблю ничего оставлять на волю случая. Я взял щепотку пепла, хотя и чувствовал себя весьма глупо. А Кросс стоит и смотрит на меня с этакой презрительной ухмылкой. Удивительно противный тип, скажу я вам.

Раздраженный сверх всякой меры инспектор оглушительно высморкался.

– Итак, подведем итоги, – уже спокойнее заговорил он. – Кросс ведет себя довольно странно, я бы даже сказал, подозрительно, но у него непробиваемое алиби. Его там не было, – значит, убил не он. Кто же? Кто был этот друг Холлисона, который по неизвестной нам причине проломил ему череп? Он явно знал порядки в доме, позвонил по телефону, чтобы подкрепить алиби, изменил голос, потому что его голос известен в округе, и затем бесследно исчез. Кто он? – рявкнул инспектор, стукнув кулаком по столу Джексона.

– Не знаю, инспектор, хоть убейте.

– Я тоже, – признался инспектор, – но мы его наймем. Будем копать и копать и в конце концов найдем.

Глава 8

Примерно в то же время, когда инспектор Джемс разговаривал с лейтенантом Джексоном, в дом Холлисона на Уелфорд авеню кто-то постучал и миссис Армстронг, открыв дверь, обнаружила на пороге незнакомую молодую особу.

– Доброе утро, – сказала посетительница. – Я – Памела Уитворт. Я пришла узнать, не надо ли вам чем-нибудь помочь.

Миссис Армстронг, оправившаяся после вчерашнего шока, внимательно оглядела девушку и, по-видимому, решила, что она заслуживает доверия.

– Очень любезно с вашей стороны. Мистер Джеффри дома и, наверное, будет рад вас видеть. Ему нужно немного отвлечься. Заходите, пожалуйста.

– Спасибо, – ответила Памела.

– В общем-то, он держит себя в руках, насколько это возможно. Мы все, наверное, не скоро придем в себя от этого ужаса. Он только что говорил мне о вас. Он вам очень благодарен.

– К сожалению, я мало что могла сделать. Может быть, надо куда-нибудь сходить, кого-нибудь известить? Вы, наверное, не знаете, за что хвататься, а мне сегодня не нужно идти в больницу.

Миссис Армстронг улыбнулась и покачала головой.

– Свои дела я сделаю сама – надо же мне как-то себя занять, – твердо сказала она. – Самое лучшее, что вы можете для нас сделать, – это немного подбодрить мистера Джеффри.

В этот момент Джеффри выглянул из гостиной.

– Привет! Я так и думал, что это вы.

Он протянул Памеле руку.

– Заходите. Я очень рад вас видеть.

Под глазами у него были черные круги, говорил он тихо и без улыбки. У Памелы дрогнуло сердце.

– Только обещайте выгнать меня, когда я вам надоем, – сказала она, расстегивая пальто. – У вас, наверное, уйма дел.

– Наоборот, – отозвался Джеффри, – я как раз удивлялся, что мне нечего делать. Я решил сегодня остаться дома на случай, если я понадоблюсь инспектору, но до сих пор никто даже не позвонил. После вчерашней суматохи от этой тишины делается не по себе. Послушайте, снимите пальто совсем – у вас такой вид, точно вы в любую минуту встанете и уйдете. Вы спешите?

– Нисколько, – ответила Памела.

Джеффри помог ей снять пальто, аккуратно свернул его подкладкой наружу и повесил на спинку стула.

– Вчера вы были просто великолепны, – сказал он. – Так решительно взяли все в свои руки. Я хотел вас поблагодарить. Боюсь, что я обошелся с вами довольно небрежно. Курите?

– Спасибо. А вы?

Джеффри достал трубку и опустился в кресло напротив нее. Наконец он мог ее хорошенько рассмотреть. О ее внешности не могло быть двух мнений – Памела была чрезвычайно хороша собой. Обычно ему не нравились девушки с рыжими волосами – на них можно с удовольствием смотреть со спины, но когда они оборачиваются, то у них оказываются бело-розовая кожа и невыразительные черты. Тут было совсем другое дело. У Памелы были темно-рыжие волосы, как у красавиц на портретах Тициана, матовая кожа и карие глаза. Он никогда не видел такой красивой женщины.

Поймав себя на том, что смотрит на нее, не отводя глаз, Джеффри улыбнулся и сказал:

– Простите, что я на вас так беззастенчиво пялюсь. Должен признаться – только не сердитесь, – что на вас очень приятно смотреть. Боюсь, что в вас будут влюбляться все ваши пациенты. Вы ведь собираетесь стать врачом, верно?

– Собираюсь, – ответила Памела. – Но диплом я получу только через два года.

– Вам нравится медицина?

– Очень. Работать, конечно, приходится много, но зато уж никогда не соскучишься. Мне нравится работать в операционной, хотя, разумеется, операций мне еще не доверяют. Но мне хотелось бы стать хирургом. У нас есть прекрасные женщины-хирурги. В конце концов для того, чтобы удалить аппендикс, не надо иметь мускулы грузчика, а с нервами у меня все в порядке.

– Уж это да, – отозвался Джеффри. – Правда, я не представляю себе хирурга с вашей внешностью.

Они помолчали. Потом Джеффри сказал:

– Я все думаю про вчерашнее. Какой страшный конец. Но, по крайней мере, я рад, что отец, как вы говорите, умер мгновенно.

– Тут нет даже и тени сомнения. Он и не знал, что с ним случилось.

– Это меня немного успокаивает. Невыносимо думать, что бедный старик умер в мучениях и ужасе. Мы с ним всегда были друзьями. Мне его будет очень не хватать.

Памела кивнула.

– Правда, война нас надолго разлучила, но он мне часто писал, и мы по-прежнему были близки. Надо же, чтобы это случилось именно сейчас, когда кончилась война и он опять начал радоваться жизни. Он был так счастлив и горд, когда мы с Артуром вернулись домой. Он бы прожил еще лет десять, а то и двадцать, честное слово! Впрочем, зачем я к вам пристаю со своими бедами?

– Пожалуйста, продолжайте, – попросила Памела. – Вам надо выговориться.

Джеффри невольно улыбнулся.

– Вы как будто рецепт выписываете. Но, вообще-то говоря, вы правы. Во всяком случае, мне хочется рассказать вам о нем. Главное – он не был старым, уставшим человеком. Ему все было интересно. В молодости он отлично управлялся с парусами. Сейчас, конечно, в это трудно поверить, глядя на «Беглянку» – это наша яхта. Два мотора, парусов нет вовсе. Но до войны у него был одномачтовый тендер, около десяти тонн водоизмещением, и мы с ним немало поплавали вдоль побережья. Вот было славное время! Он любил море и научил и меня любить его. Несколько раз мы попадали в опасные переделки – в море без этого не бывает, – но он был опытный моряк. Я думал, что он доживет до глубокой старости – и вот!.. Как это несправедливо! Такой ужасный кровавый конец!

– Да, – тихо проговорила Памела. – Но если бы вы видели стариков, которые ложатся к нам в больницу и умирают медленной смертью после безнадежной операции! С ним могло бы случиться то же самое. Хотя я понимаю, что вас это не утешит.

Джеффри разжег погасшую трубку.

– Что ж, – сказал он. – Он уже умер. Остались проклятое следствие и мысли о том, кто это мог сделать. Бог знает, что теперь будет с фабрикой. Кстати, вы знакомы с моим двоюродным братом Артуром Кроссом?

– Мне кажется, я видела его, когда уходила. Говорить мне с ним не пришлось. Как он все это воспринял?

– Он вообще скрытный человек – не поймешь, что он чувствует. Разумеется, он не был так привязан к отцу, как я. Странный он парень. В начале войны он попал в плен и там хлебнул лиха. Он очень изменился. Да вы его еще увидите. Он толковый работник, и, наверное, лучше всего было бы, если бы он взял дело в свои руки. Я и сам собирался помогать отцу на фабрике – он очень этого хотел, – но теперь…

– Разве вы не можете остаться на флоте?

– Для мирного времени я уже стар. Вот расскажу молодым все, что знаю, и уйду. Флотских офицеров готовят с детства – лет с тринадцати. Скажите, из полиции вам сегодня не звонили? Мне не нравится эта тишина.

– Лейтенант Джексон приходил с утра. Его интересует человек, который мне позвонил, но я мало чем могла ему помочь.

– Что ж, это их работа, а не наша. Сам я не представляю, кто бы это мог быть. Как, вы уже уходите?

– Да, мне пора. Надо сходить в магазин.

– Большое спасибо, что зашли, – сказал Джеффри, помогая ей надеть пальто. – Вам, конечно, досталось ни за что, но я вам очень обязан. Наверное, мне пора перестать жалеть себя. Послушайте, вы свободны сегодня вечером? Может быть, поужинаем вместе?

– Может быть, – ответила Памела.

Джеффри заметно повеселел.

– Правда? Замечательно! А то бы я, наверно, напился в одиночку. Поедемте в центр – я знаю пару преуютных ресторанчиков. Если вы не возражаете, я вас отвезу на нашем старом «моррисе». Я заеду за вами в семь часов, хорошо?

– Прекрасно, – сказала Памела.

Джеффри проводил ее до калитки и долго смотрел ей вслед.

Днем Джеффри позвонил в полицию.

– Это Джеффри Холлисон, – сказал он Джексону. – Что-нибудь прояснилось?

– Инспектор поехал к вам, – ответил Джексон. – Как вы себя чувствуете, сэр?

– Спасибо, ничего. Да, вы правы, вон подъехал его автомобиль. До свидания.

Джеффри положил трубку и пошел открывать инспектору дверь.

– Добрый день, мистер Холлисон, – сказал Джемс в ответ на приветствие Джеффри. – Надеюсь, вы простите меня за то, что я опять вам надоедаю?

– Простить? Я весь день вас жду. Мне ничего не говорят. Даже мисс Уитворт знает больше меня.

– Так у вас была мисс Уитворт? Очень симпатичная девушка. Джексон совершенно ею очарован.

– Ничего удивительного, – сказал Джеффри. – Ну так что, инспектор, узнали что-нибудь новое?

– В понедельник будет коронерское дознание,[1]1
  Предварительное дознание, проводимое в случае внезапной или насильственной смерти специальным должностным лицом – коронером – с участием присяжных. (Прим. пер.)


[Закрыть] – сказал Джемс. – Вам, конечно, надо присутствовать. Я позвонил мистеру Кроссу и предупредил его тоже. Мы также вызовем миссис Армстронг и мисс Уитворт.

Джеффри кивнул.

– А кто… вы еще не знаете, кто это сделал?

– Боюсь, что нет, сэр. Если исключить возможность, что убийца – совершенно посторонний человек, то подозреваемых – раз, два и обчелся. В этом вся сложность.

– Да, это так. Я всю ночь не спал и ломал голову. Если только нет какой-нибудь темной лошадки, о которой мы ничего не знаем, то подозреваемых можно сосчитать на двух, ну, может быть, на трех пальцах.

– На двух, – сказал Джемс. – Но улик нет никаких.

– Зато есть превосходный мотив. Вы вчера были достаточно откровенны, инспектор, и я тоже не слепой. Кому на целом свете выгодна смерть отца? Мне и Артуру. Но Артур этого сделать не мог. У вас была ночь на раздумье. Ну и как, вы считаете, что это сделал я?

Инспектор молча попыхивал трубкой. Затем он сказал:

– Я сегодня утром был у вас в колледже, мистер Холлисон, чтобы узнать насчет той странички.

Джеффри кивнул.

– Полагаю, что ваш визит не прибавил мне популярности, но я понимаю, что это было необходимо.

– Не знаю. По-моему, ваша репутация ничуть не пострадала. Я был у директора.

– И он, конечно, сделал все, чтобы вам помочь?

– Да, сделал. Он… эээ… отозвался о вас самым лестным образом. Разумеется, его слова нельзя предъявить на суде в качестве свидетельских показаний, но он вам сильно помог. Он сказал, что не слышал вашей лекции, но предложил пойти в буфет – как раз был перерыв между лекциями, – чтобы поговорить с людьми, которые были на лекции.

– Ну и что-нибудь узнали?

– Да. Я сказал им, что вы находитесь под подозрением, и спросил, не показалось ли кому-нибудь что-то необычным в лекции. Один молодой лейтенант говорит: «Не знаю, что вы имеете в виду, инспектор, но если вы это всерьез, то я сидел в первом ряду и в какой-то момент мне показалось, что он что-то потерял в своих записях. Это не очень бросалось в глаза, но я видел, как он перелистывал страницы. Вы это имеете в виду?» «Да, это самое, – сказал я, – и я вам очень признателен. На следующей неделе мистер Холлисон будет читать лекцию, как обычно».

Джеффри прикусил мундштук трубки.

– Черт возьми, инспектор! Почему вы мне это сразу не сказали?

– Так у нас заведено, мистер Холлисон, так заведено и у меня. Во всяком случае, вопрос с той страничкой разъяснился. По моему убеждению, страничку подложил под труп убийца – просто для того, чтобы запутать следствие. Но он, без сомнения, понимал, какая это важная улика.

– Никто этого не мог знать, кроме отца… и Артура.

– А нам известно, что мистер Кросс этого сделать не мог. Конечно, если бы мы – как бы это выразиться? – позволили себе полет фантазии, возможен и такой вариант: что вы нечаянно забыли страничку дома, а вечером нарочно подложили ее под труп, чтобы вдвойне заморочить нам голову, или что вы подобрали ее около столика, а потом нечаянно уронили. Преступление – штука сложная.

– А я-то думал, что вы сняли с меня подозрение, – с укором сказал Джеффри. – Но эту вашу идею я как-то не могу принять всерьез.

– На вашем месте я бы не стал из-за нее чересчур расстраиваться. И раз уж я здесь, хочу задать вам всего один вопрос. Надеюсь, вы на меня не обидитесь. Каково ваше финансовое положение?

Джеффри посмотрел на него с недоумением.

– Мое финансовое положение? Я… я не знаю. По-моему, неплохое. Вы что, хотите попросить взаймы?

– Нет, мистер Холлисон, я просто хочу узнать, нет ли у вас денежных затруднений. Вы уверены, например, что не проигрывали больших сумм в карты, или не задолжали кому-нибудь, или не истратили слишком много денег на женщин?

В глазах инспектора сверкнула веселая искорка.

Джеффри с облегчением откинулся в кресле.

– Уважаемый инспектор, на все это у меня просто нет времени. Я официально нахожусь на службе в министерстве военно-морского флота. Там у меня тоже есть обязанности – не только в колледже. Нас основательно загружают работой. Я получаю жалованье. Кроме того, отец положил мне содержание – тысячу фунтов в год, хотя, честно говоря, я в этом не нуждаюсь. Сколько у меня на счету в банке – понятия не имею, но я убежден, что дела мои в порядке. Можете справиться у управляющего банком.