Текст книги "Пропала женщина (сборник)"
Автор книги: Рэй Рассел
Соавторы: Чарльз Бернард Гилфорд,Джек Ричи,Элен Нильсен,Роджер Бэкс
Жанр:
Прочие детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 18 страниц)
– Конечно мог бы, но ты не имеешь права…
– А я потерял ключ от своей квартиры, Сэм. Просто не хочу беспокоить привратника.
Он вздохнул.
– Ладно. Но если ты влипнешь, компания тут ни при чем. – Он внимательно посмотрел на меня. – Появляется ощущение, что ты действительно заинтересовался делом.
– Да, – сказал я.
Через пять минут, выйдя из соседней комнаты, он бросил мне связку ключей.
– Я не пользовался ими в течение пятнадцати лет. Надеюсь, замки с тех пор не слишком изменились.
Прежде чем выйти из конторы Олбрайта, я позвонил Нортону. Никто не ответил. Я позвонил еще раз из аптеки, не доезжая один квартал до дома Нортона, но с тем же результатом.
Когда я поднялся на третий этаж, то потратил десять минут, трезвоня в дверь, и, когда ответа также не последовало, счел доказанным, что Нортона дома нет. С помощью четвертого ключа дверь открылась.
Нортон был дома. Он сидел в кресле лицом к двери, и его глаза смотрели на меня, но он не двигался и уже никогда не будет двигаться. Я закрыл за собой дверь и подошел к нему ближе. То, что убило его, не оставило следов. Не было видно ни огнестрельной, ни колотой раны.
Я прошел мимо него в квартиру. Она была просторна и хорошо обставлена, но какая бы то ни было индивидуальность отсутствовала. Помещения были такими же безликими, как декорации на сцене.
В спальне еще чувствовался запах свежей краски. Она имела вид стандартного номера гостиницы: две кровати, столы и лампы, два туалетных столика с зеркалом. Выдвинув ящики, я обнаружил, что они пусты. Шкаф тоже был абсолютно пуст.
Комната смотрелась как новая. Все в ней было новым, свежевыкрашенным. Я осмотрел деревянную обшивку, двери, оконные рамы, плинтусы. Все было в порядке – обыкновенная комната для гостей, кроме, пожалуй, одной детали. Панель выключателя верхнего освещения была расположена слишком высоко. Обычно такие панели находятся в четырех – четырех с половиной футах от пола. Но эта была на уровне лица.
Я щелкнул выключателем, свет над головой вспыхнул. Я снова несколько раз пощелкал выключателем. Что-то еще было не так… я это чувствовал… Да, я чувствовал это.
Я присмотрелся к выключателю. Обычно, чтобы включить свет, щелкают вверх, а чтобы выключить – вниз. В этой панели было наоборот: вниз, чтобы включить, и вверх, чтобы выключить.
Вернувшись в гостиную, я обратил внимание на мусорную корзину, стоявшую рядом с французским столиком. Я вытащил из нее бечевку и коричневую оберточную бумагу. Под ними были разломанные остатки рамки и куски разорванного картона. Соединив обломки и обрывки, я обнаружил, что это вставленная в рамку репродукция размером двенадцать на шестнадцать дюймов. Мелкими буквами снизу было обозначено название картины: «Капитуляция Корнволиса». Колонна солдат, ослепительных в своих красных мундирах, маршировала в направлении, противоположном их собственным редутам.
Я разгладил оберточную бумагу. Пакет пришел из художественного магазина «Барклей» на Веллс-стрит. Марок не было, следовательно, он был доставлен посыльным и, очевидно после моего первого визита к Нортону, иначе обертка в мусорной корзине непременно бросилась бы мне в глаза. Значит, Нортон получил пакет, вскрыл его и затем разломал рамку и разорвал репродукцию на мелкие кусочки.
Я опять внимательно посмотрел на картину, которую сложил: Йорктаун, октябрь 1781 года. Войска, идущие строем сдаваться вслед за оркестром, который играл мелодию песни… Как ее название?
Нортон был богатым человеком, который считал, что поменять местами краны в ванной весьма остроумно. Возможно…
Я изучил содержимое его бумажника. Меня ничего не заинтересовало, кроме маленькой визитки:
Артур Франклин
Генеральный подрядчик
2714 Вирджиния-стрит
Водмэн 7—8136
Пальто Нортона было перекинуто через спинку кушетки. Обшарив карманы, в одном из них я нашел носовой платок со светло-коричневыми пятнами. Кровь?
Я сунул его в карман и снова прошел по квартире, вытирая отпечатки своих пальцев везде, где они могли быть.
Уходя, я оставил дверь в холл слегка прикрытой. Мне хотелось, чтобы кто-нибудь поскорее нашел Нортона. Важно узнать отчего же он умер.
Я отвез платок в лабораторию «Литтон и Брандт», и через некоторое время один из лаборантов сообщил мне результаты.
– Это краска, – сказал он. – Коричневая. Или, скорее, красновато-коричневая. Низкая насыщенность, неблестящая. Обычная глянцевая краска для внутренних работ. Невысокого качества, дешевая. Может быть использована для чего угодно.
Контора Артура Франклина была расположена в скромном здании в глубине двора под развязкой виадука на Двадцать седьмой улице. Владелец был крупным мужчиной. Он не без удовольствия мусолил окурок сигары.
– Чем могу быть полезен? – спросил он.
Я показал ему свои документы.
– Как я понимаю, вы недавно производили кое-какие работы для некоего мистера Нортона?
Он чуть заметно усмехнулся.
– Кое-какие.
– Что именно вы делали?
Он на некоторое время задумался.
– Вы его друг?
– Нет. Это моя работа.
И тогда он решился все рассказать:
– Самый безумный заказ, который я когда-либо получал. Но деньги были его, и он хотел, чтобы это было сделано. И еще хотел, чтобы об этом не узнали. Пока мы работали, он дал мне и каждому из парней кое-что сверху, чтобы мы не проболтались никому в его доме. – Франклин откинулся в кресле. – Надо было изрядно повозиться. Пришлось все сменить. Все! Прикрепить ковер к потолку и туда же прикрутить всю остальную мебель. Люстра у нас торчала из пола.
Да, мои догадки подтверждались.
– Комната вверх ногами, – продолжал Франклин. – Да, сэр. Масса работы ради розыгрыша, но, я полагаю, Он мог это себе позволить. Мы окаймили плинтусами потолок и, подтянув, перевернули двери. Пришлось также замаскировать окна, чтобы все выглядело как стена. Он не хотел, чтобы жертва розыгрыша выглянула из окна и увидела, что мир вовсе не перевернут вверх ногами.
Франклин наслаждался произведенным эффектом.
– Нортон не сказал мне, для чего предназначалась комната, но я догадывался. И раньше слышал о таких вещах. Он приглашает кого-нибудь к себе и поит его до тех пор, пока тот не отключится. Затем Нортон переносит его в эту комнату и оставляет там. И ждет снаружи, подглядывая в замочную скважину. – Он подавился смешком. – Его друг начинает очухиваться, но еще здорово под парами, смотрит вокруг себя и думает, что находится на потолке. И этот тип впадает в панику. Пытается карабкаться по стенам, чтобы попасть туда, что он считает полом. Я слышал, это уморительное зрелище.
Да, подумал я. Крамер проснулся в этой комнате. Мебель висела под ним, а он валялся на потолке. Конечно, он пришел в ужас. Инстинктивно он хватается. За ближайший предмет, им оказывается люстра. Его сердце бешено колотится, пальцы машинально сжимают раскаленную лампочку. И вот здесь его настигает смертельный приступ.
– Шутка, впрочем, была кратковременной, – сказал Франклин. – Уже через два дня Нортон вызвал нас, и мы разобрали все сооружение. К тому же весьма поспешно. Мы должны были все вернуть на старые места. Абсолютно точно.
«За исключением одной детали, – подумал я. – Вы забыли передвинуть выключатель на старое место и перевернуть его».
Крамер умер в перевернутой комнате, а затем настала очередь Нортона впасть в панику. Крамера не должны были найти там. Будет огласка. Возможен даже судебный иск.
Нортон предпочел бы вообще вынести тело Крамера из квартиры, но это было практически невозможно. Его могли увидеть в этот момент. Поэтому он перетащил Крамера в гостиную, представив дело так, что смерть произошла там. Ни у кого не было повода обыскивать квартиру Нортона и, таким образом, обнаружить комнату-перевертыш.
Возможно, Нортон даже не заметил травму на руке Крамера, но если даже и заметил, то подумал, что это не столь важно. Крамер умер от сердечного приступа, и это было главное. Никто не обратит внимания на руку.
Комната-перевертыш, достоверная до последней мелочи. Нортон даже заказал специальную репродукцию, чтобы повесить на стену, которая явилась бы завершающим штрихом. Ее не доставили сюда вовремя, и он разорвал репродукцию на кусочки, выбросив их в мусорную корзину. На картине британские войска идут сдаваться, маршируя под исполняемую оркестром старую английскую песню «Мир, перевернутый вверх ногами».
– Интересно, удалась ли его шутка, – сказал Франклин, которому эта идея явно доставляла удовольствие.
Франклин, конечно, ничего не узнает. Он не был знаком с Крамером, а в городе сотни людей умирают от сердечного приступа. К тому же, когда Крамер умер, газеты ничего не сообщили кроме того, что он умер «в квартире друга».
После разговора с Франклином я специально проехал мимо дома, где жил Нортон. Машина реанимации и «скорая» стояли около бровки тротуара.
Я отправился в центр, в главную контору, и зашел к Олбрайту.
Он выслушал мой рассказ и затем покачал головой.
– Звучит довольно фантастично, да и не поможет это нам никак, разве что даст пищу нашей любознательности. Мы все равно должны платить. Нортон мог бы иметь большие неприятности, но так как он мертв, вроде даже нет особого смысла ворошить эту историю.
– Все зависит, от чего умер Нортон. Если естественным путем – дело закрыто.
Олбрайт согласно кивнул.
– Я свяжусь со следователем, ведущим дела о насильственной смерти, и попрошу его позвонить мне и сообщить, когда он собирается взглянуть на Нортона. Должно быть проведено вскрытие. Не думаю, что в момент смерти Нортона рядом был врач.
Вечером мне домой позвонил Олбрайт.
– Нортон умер от отравления, – сказал он безо всякого предисловия.
– Самоубийство?
– Не похоже. Никакой записки или чего-нибудь в этом роде. Теперь этим занялась полиция. Я только что говорил с лейтенантом Хенриксом. Он велел прочесать квартиру насквозь. Но никакого яда не нашли.
– Нортон мог использовать его без остатка.
– Возможно. Но Нортон должен был в чем-то его хранить. В коробке, во флаконе… Хенрикс ничего не обнаружил. А по всему было видно, что, когда яд начал действовать, Нортон только что пришел домой – его пальто лежало на кушетке. Похоже на то, что его отравили где-то в другом месте.
– У полиции есть какие-нибудь идеи на этот счет?
– Хенрикс не сказал мне, но сомнительно. Это все случилось несколько часов назад. Полагаю, он начнет опрашивать всех, кого знал Нортон.
– Когда Нортон умер?
– Следователь считает – примерно в одиннадцать вечера, чуть раньше, чуть позже, но около того.
Повесив трубку, я налил себе выпить и закурил. Я думал о ней. По-прежнему ли она ждет? Буду ли я таким, как другие? Будет ли мне достаточно смотреть на нее и ждать?
В половине одиннадцатого я раздавил в пепельнице последнюю сигарету и поехал на Брейнард, 231. Выбравшись из машины, я взглянул вверх, откуда, прорезая темноту, шли лучи света, похожие на обрубки пальцев.
Я открыл парадную дверь и почувствовал запах свежей краски.
В тусклом свете вестибюля было трудно точно определить цвета, но мне показалось, что стены были выкрашены в темно-зеленый, а деревянные перила – в красновато-коричневый. Футах в шести выше по лестнице, скрытая тенью от перил, висела табличка «Окрашено».
Я нажал звонок квартиры номер один. Открыл привратник в домашних тапочках, распространяя вокруг себя одуряющий запах пива.
– Что нужно? – спросил он.
– Когда вы покрасили вестибюль?
Он бросил на меня хмурый взгляд.
– Только для этого меня и вызвали?
– Именно.
Увидев мое лицо, он понял, что ответ следует дать.
– Сегодня, – сказал он настороженным тоном.
– Лишь сегодня?
– Да, сэр. – А затем сделал поправку. – Видите ли, начали-то накануне. С верхнего этажа. Мой зять вчера приступил к делу около четырех. Он работает на основной работе, а эта была сверхурочная.
Я двинулся вверх по ступенькам и сзади себя услышал, как запирается замок.
Когда Элен открыла дверь и впустила меня, ее глаза объяли меня целиком. Она мягко улыбнулась.
– Я вас ждала, – сказала она.
– Питер Нортон мертв, – сказал я. – Его отравили.
Она подошла к проигрывателю и слегка убавила звук.
– Да?
– Нортон часто бывал здесь?
– Он приходил смотреть на меня и разговаривать. Иногда я слушала его.
– Вы слышали рассказ о комнате-перевертыше?
– Да.
– Он был здесь вчера вечером, не так ли?
– Хотите что-нибудь выпить?
– Он был здесь вчера вечером. Лестничные пролеты плохо освещены, и он коснулся свежей краски. Вытер руку платком, но его отпечатки, наверное, и сейчас легко найти на одном из перил. Они явятся доказательством, что он был здесь вчера вечером.
Она достала из шкафчика два хрустальных бокала.
– Полиция сюда не приходила, – сказала она.
– Они не знают об этом. Знаю только я.
Она улыбнулась.
– Тогда я могу не волноваться.
– Мне придется сказать им, Элен.
Она взглянула на меня.
– Но зачем?
– Это убийство, Элен.
– И я первая попаду под подозрение? Будет проводиться расследование? Полиция узнает, кто я такая? Где я была?
– Да.
– Я бы этого не хотела.
– Элен, – сказал я, – это вы убили Нортона?
Она посмотрела сквозь один из бокалов на свет и сказала:
– Да.
Мелодия, плывущая из проигрывателя, окончилась. Послышался щелчок, и другая пластинка легла на крутящийся диск. Музыка зазвучала снова, но не наполнила комнату теплотой.
– Вам не стоило признаваться.
– Вы задали вопрос, а я не могу вам лгать. Вы знаете почему, не так ли? И вы ничего не расскажете полиции.
Она поставила бокалы на стол и вдруг подошла к картине, прислоненной к креслу.
– Я даже не помню, что хотела изобразить. Не помню, о чем думала.
– Вы имеете какое-нибудь отношение к смерти Крамера?
– Нортон сказал мне, что строит эту комнату. Я знала, что у Крамера с сердцем очень плохо и что страховка оформлена на мое имя. Я подала Нортону идею, чтобы первым он разыграл Крамера. Конечно, Нортон не знал почему. – Она заглянула мне в глаза. – Вы этим шокированы?
– А если бы Крамер не умер?
– Я придумала бы что-нибудь еще.
– Неужели вопрос жизни или смерти настолько прост для вас?
Она посмотрела на другую картину.
– Я люблю голубой цвет. Больше любого другого. Я никогда никому этого не говорила раньше.
– Почему вы убили Нортона?
– Он собирался рассказать обо мне полиции, если не будет мною обладать. Ему выпал не самый неприятный способ перейти в лучший мир. Через полчаса сон, еще через четверть часа смерть.
– Но что он мог эдакого рассказать? Все это вообще труднодоказуемо. И он бы не избежал неприятностей сам.
– Он не стал бы говорить о Крамере, а просто написал бы в полицию анонимное письмо. И рассказал обо всех остальных. Обо всех он, впрочем, не знал, лишь о том, который был до Крамера. Но он подозревал, что были и другие.
– Сколько же?
– Пятеро. – Она наморщила лоб. – Нет, шестеро. Это несущественно. Но все они расстались с жизнью, и полиция нашла бы, чем мне навредить. Я не всегда была Элен Морланд. – Она посмотрела на меня. – В тюрьме я перестану быть собой…
– Может быть, речь пойдет не о тюрьме?
Ее глаза расширились.
– Если другие считают меня сумасшедшей, мне все равно. Мне важно знать ваше мнение.
– Я должен буду пойти в полицию. Вы это знаете.
– Но мы ведь отличаемся от остальных. Разве мы должны следовать их правилам?
– Да.
Лицо Элен стало белым.
– Я никого не любила раньше. И вот должна потерять все, что приобрела.
Я ничего не сказал. У меня не нашлось ответа.
– Когда вы идете в полицию?
– Не знаю.
– Тогда утром. Вы не опоздаете. Я не убегу. Теперь некуда бежать. Некого ждать. – Она слабо улыбнулась. – Вы поцелуете меня? Единственный раз.
А затем и поехал домой, выпил и стал ждать.
Было холодное раннее утро, когда и набрал номер телефона Элен. Никто не отвечал, да и я не ожидал ответа.
Она не убежала, но ее не было.
И в мире опять воцарилось одиночество.