Текст книги "Пропала женщина (сборник)"

Автор книги: Рэй Рассел

Соавторы: Чарльз Бернард Гилфорд,Джек Ричи,Элен Нильсен,Роджер Бэкс
сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 18 страниц)

Уинт воздержался от комментариев.

– Мы нашли хороший отпечаток большого пальца вашего друга Дженнингса на звонке парадной двери. И не нашли ни одного вашего, мистер Маршалл. Вы ведь говорили, что звонили в дверь, не так ли? Миссис Листер могла среагировать на чей-то приход.

– Наверное, отпечаток Дженнингса наложился на мой, – предположил Уинт. – Да, сначала я толкнулся во входную дверь.

– Мы имеем четкий отпечаток большого пальца вашей правой руки на ключе к гаражу, поскольку, оставив дверь открытой, вы предохранили его от дождя. А неизвестных отпечатков у нас пока нет.

Уинт почувствовал некоторое облегчение. Полиция в поисках следов присутствия или отсутствия кого-то еще, очевидно, не заметила, что он искал фотографию.

– Самоубийцы обычно предпочитают уходить из жизни не на людях, – размышлял Бенджамин. – Однако миссис Листер застрелилась прямо у вас на глазах.

– Порой выбрасываются из окон на глазах толпы.

– Да, да, я знаю. Между прочим, мистер Маршалл, сегодня утром мы одолжили у миссис Маршалл ваши грязные туфли. Все следы внутри и снаружи дома Листеров, кажется, ваши. Моя версия не клеится.

– А в чем ее суть, лейтенант?

Бенджамин мешковато сидел в кресле, его взгляд был устремлен мимо Уинта, может быть, в окно, а может быть, в никуда. Выражение его лица понять было невозможно. И все же в нем было что-то. Рвение, служебная дотошность – все это делало его определенно опасным.

– Я искал загадочного незнакомца, который не то чтобы сам пальнул в Диану Листер, но вынудил се совершить этот шаг. Это, конечно, любовник.

Внешне Уинт оставался спокойным.

– Отчего вы решили, что у нее был любовник?

– Сначала почуял. А позже меня укрепили в этом слова Говарда Листера. Что скорее всего вызовет депрессию у женщины? Несчастная любовь.

Уинт старался сохранять спокойствие. Найди Бенджамин фотографию, он бы не замедлил сказать о ней. И даже если бы ее нашли, самоубийство Дианы все равно бесспорно.

– Бедная женщина застрелилась, это так, – продолжал Бенджамин. – Она тоже была подвергнута парафиновой экспертизе. Да, выстрел произведен ее рукой. Но истинный преступник – человек, вынудивший ее к этому.

– Что грозило бы ему, будь он найден? – спросил Уинт с приличествующим случаю интересом, не более.

– Зависит от того, – сказал Бенджамин, – насколько тесно я мог бы связать его с преступлением.

Он собрался уходить, но около двери обернулся.

– Листер переживает крайне тяжело. Говорит, что не хочет больше жить в этом доме. Он уже переехал в отель. Моим людям предстоит неоднократно наведываться к вашим соседям. Поэтому, если заметите там кого-то, не трудитесь вызывать полицию. Это и есть полиция.

Диану Листер похоронили. Уинт и Вивиан присутствовали на похоронах. Вивиан заметила не без колкости, что во время печальной церемонии вдовец был слишком бесчувствен.

– Он мог бы и получше притворяться, – сказала она. – Хоть чуточку продемонстрировать угрызения совести. В конце концов, он довел ее до этого.

Уинт не спорил. Пусть она так думает. Пусть все так думают. Это было удобно.

Единственной бедой было то, что лейтенант Бенджамин не верил в это. Он не настолько глуп, чтобы оставить все как есть. У него существовала логически выстроенная версия, и он не оставит попыток ее подтвердить. Но подтвердить ее могла лишь одна вещь – фотография.

Насколько тщателен был обыск дома, который сделала полиция? Трудно сказать. Но полицейские все еще продолжали приезжать туда изредка, что-то им еще требовалось. И в любое время Говард мог, передумав, вернуться домой. Тогда Уинт Маршалл будет вовлечен в скандал, но не в обычный, из-за любовных похождений, а связанный с самоубийством. И вне зависимости от того, докажет ли Бенджамин его причастность к убийству или нет, на общественных связях и деле всей жизни будет поставлен крест. Тогда он человек конченый. И так выходило, что все зависит от того, кто первый найдет фотографию.

Сразу же после похорон Уинт получил такую возможность. На кладбище Говард подошел к супругам Маршалл. На его большом простоватом лице почти отсутствовали эмоции, но оно было осунувшимся, а голос хриплым.

– Уинт, у меня не было случая поблагодарить тебя.

– По-моему, не за что.

– Ты старался, и я хочу сказать тебе спасибо.

– Ладно, Говард.

– Ты не мог бы сделать мне одолжение? Мне трудно возвращаться в этот дом. Я бы хотел оставить ключ у тебя на случай, если кому-нибудь понадобится попасть внутрь.

– Ну конечно, Говард.

Он буквально выхватил ключ из руки Говарда. Это была фантастическая удача. Ему оставалось только надеяться, что он скрыл свое ликование.

Минула целая неделя, пока случай представился. Уинт хотел проникнуть в дом Листеров в дневное время, чтобы не пришлось зажигать свет. Он остался дома, сославшись на расстройство желудка, и внимательно наблюдал из окна. Группы из отдела по расследованию убийств здесь уже давно не было. Только сам лейтенант наезжал теперь в сопровождении полицейского в штатском. Он появлялся каждое утро и оставался минут на тридцать или около того, по-видимому не теряя надежды найти все же ниточку, ведущую к предполагаемому любовнику. Но затем он уезжал, и никого из полиции Уинт больше не видел до конца дня.

Вивиан ухаживала за Уинтом, но в конце концов однажды ей было необходимо отправиться в салон красоты и за покупками. Она уехала из дома в девять часов. Через несколько минут после нее отбыл и лейтенант.

Уинт не колебался. Он оделся, прошел через калитку к дому Листеров и смело открыл дверь ключом Говарда. Гостиная была такой же, какой он ее видел в последний раз, только вот тело Дианы отсутствовало. Лишь огромное, цвета ржавчины пятно оставалось на бежевом ковре. И еще – он их заметил сразу – следы его туфель, кровь, перемешанная с грязью, – тщательно сохраненная полицейскими картина преступления.

Он прислонился к стене, потрясенный, ощутив приступ тошноты. Фотография… Его объял неотступный ужас. Боже, что может сделать маленький кусочек бумаги, если его обнаружат не те, кому следует!

Найти эту вещь! Найти ее, даже если весь день уйдет на это, вся ночь, даже если придется вывернуть дом наизнанку!

Походкой лунатика он прошел в комнату Дианы и так же, как в вечер убийства, все обыскал заново. Шкатулка с украшениями, сумочки, ящики… Только теперь он не соблюдал осторожность и не заботился, чтобы предметы точно стали на прежнее место. Главным, всепоглощающим чувством стало одно – найти фотографию во что бы то ни стало. Но ее не было нигде.

Он яростно разломал шкатулку, вырывал подкладки из сумочек Дианы, шарил в ящиках с одеждой, косметикой, раскидывая содержимое вокруг себя. Уинт перерыл все: полки шкафа, коробки для шляп, мешки для одежды, матрацы, наволочки…

Он искал за какой-то картиной, когда увидел в дверях незнакомца в простом темном костюме. С утомленной улыбкой на лице несколько секунд этот человек молча наблюдал за ним, затем подошел к телефону, стоявшему на столике у постели Дианы, и набрал номер.

– Лейтенант, он здесь, – сказал незнакомец в трубку.

– Некто, связанный с миссис Листер, не мог не вернуться, – произнес Бенджамин. Он расхаживал посередине гостиной Листеров – будничный, ровный, руки в карманах брюк, – и в его голосе не было торжества. – Не скрою, мистер Маршалл, самым вероятным кандидатом я посчитал вас.

Уинт сделал попытку сосредоточиться и найти аргументы в свое оправдание. Но мешал голос лейтенанта.

– Конечно, мы поняли, что миссис Листер пыталась лишить себя жизни. Первый выстрел произведен ею. Но достоверно и то, что цели он не достиг. Затем явились вы, чтобы «разузнать». Этот вариант с ключом, оставленным в гаражной двери, не стал доказательством вашей вины, но странности наводят на раздумье. Далее, парафиновый анализ. Опять неопровержимого доказательства нет. Ведь вы не отрицали, что, пытаясь остановить ее, могли коснуться оружия. Но что нам больше понравилось, мистер Маршалл, так это ваши великолепные следы…

Уинт сконцентрировал внимание до предела.

– Простите, что?

– Там на ковре была путаница отпечатков, смесь грязи и крови. Мы потратили известное время, стараясь в ней разобраться. Вы сказали, что кинулись к миссис Листер, когда она выстрелила из револьвера вторично. Так вот, свидетельство ковра это опровергает. Ваши следы перед диваном говорят о том, что вы сидели рядом с миссис Листер до второго ее выстрела. Как установили, именно до, а не после! Это очевидно: кровь ее была поверх ваших следов. И значит, вы сидели с ней рядом, пока она была жива. Просто, не правда ли?

Уинт уставился на злополучный ковер, где следы его, казалось, сами складываются в убийственную схему. Но нет, рано отчаиваться. Он лучше подождет объяснений.

– Поэтому мы пришли к выводу, мистер Маршалл, что вы вроде как помогли миссис Листер сделать этот второй выстрел.

Он слабо помотал головой.

– Я подумывал немедленно вас арестовать, но единственный слабый пункт – отсутствие мотива – сдерживал меня. С чего бы соседу мчаться сюда и помогать этой несчастной сводить счеты с жизнью? Зачем? Если, конечно, он не был с нею в интимной связи. Для чего ей желать себя убить, если она не покинута? А любовник может покинуть женщину в том случае, если она становится ему помехой.

А когда ее не стало, разве не захочет он уничтожить все, что свидетельствует об их отношениях? Вот мы и устроили маленькую ловушку. Сделали так, чтобы мистер Листер отдал вам свой ключ. Затем ежедневно, на виду у ваших окон, я приезжал и уезжал из этого дома в сопровождении коллеги. Только вы не заметили, что человек, с которым я уезжал, всегда был не тот, с которым я прибывал. Каждое утро я менял в доме охрану. Здесь постоянно был сотрудник, ожидающий вас. И вы появились. Но, кажется, не нашли фотографии, не так ли?

Уинта Маршалла будто подбросила пружина, однако двое полицейских придержали его.

– Вы отыскали ее? – Он задохнулся. – Где она была?

Лейтенант согласно кивнул.

– Да, мы ее нашли. У вас в доме наверняка есть фотографии-«близнецы». Мы их тоже найдем, чтобы сравнить, так, для полной уверенности.

На этот раз из горла Уинта вырвался только стон:

– Вы хотите сказать, что по фотографии меня не узнали?

– Этого мы не смогли.

Лейтенант извлек из внутреннего кармана маленький пакетик и развернул папиросную бумагу. Внутри был сморщенный кусочек фото. Заляпанный кровью снимок с круглой дырой посередине, фотография без лица.

– Она была в медальоне, который носила Диана Листер, – сказал лейтенант Бенджамин. – Пуля прошла прямо сквозь него.

Джек Ричи
Мир вверх ногами

– Ты меня слышишь, Риган?

– Да, – сказал я.

Олбрайт покачал головой.

– Что бы ты делал, если бы тебе не надо было зарабатывать на хлеб? Сидел бы весь день, уставившись в потолок и размышлял?

– Я слушаю.

– Я знаю, что слушаешь, но постарайся сделать так, чтобы это было заметно. Когда ты смотришь в окно, я всегда испытываю своеобразную ревность. Ты уделяешь процентов десять своего внимания мне и моим скромным земным заботам, а остальные девяносто, по-видимому, охватывают Вселенную.

– Вы говорили о Роберте Крамере.

Сэм Олбрайт вздохнул и протянул мне папку.

– Роберт Крамер застраховался пять лет назад. Тогда его сердце было в превосходном состоянии. По крайней мере, в надежном. Я пробежал взглядом по верхней странице.

– Но он умер от сердечного приступа?

– Да.

– И какова же сумма, которую надо выплатить после его кончины?

– Двести тысяч долларов.

– Вскрытие было?

– Конечно. Когда оно производилось, присутствовал один из врачей компании. Причиной явилось больное сердце. Болезнь развивалась в течение двух-трех лет, так он полагает.

– Но вы же хотите, чтобы я покопался в этом деле?

– Двести тысяч долларов огромные деньги. Компания обязана провести расследование. – Он помассировал себе затылок. – Насколько я могу судить, здесь все в порядке, кроме одной маленькой детали, которая меня беспокоит. На процедуре вскрытия наш врач заметил, что на правой руке Крамера большой палец, и особенно подушечка большого пальца, были обожжены. Не очень сильно, но, останься он в живых, там были бы волдыри.

– Он обжегся непосредственно перед тем, как умер?

Олбрайт кивнул.

– Практически перед самой смертью. Наш врач также извлек крошечные осколки стекла из пальцев и руки Крамера. Мы отправили их в лабораторию. Это оказались осколки электрической лампочки.

– Вы уверены, что он умер от сердечного приступа? Его не убило электрическим током?

– Вне сомнения – сердечный приступ. Удар тока мог его спровоцировать, но доказать это никак нельзя. Он мог вывинчивать из патрона раскаленную лампочку, которая разорвалась.

– Он мог?

Олбрайт улыбнулся.

– Во всяком случае, это не упоминалось в свидетельстве о смерти.

– Когда он умер?

– Три дня назад. Он был в квартире приятеля, некоего Питера Нортона. По словам Нортона, три дня назад. Крамер зашел к нему вечером ненадолго выпить пару стаканчиков. Он вроде уже был хорош, когда добрался до него.

– Со своим больным сердцем он много пил?

– Либо он об этом не знал, либо не обращал внимания. Примерно в десять он побледнел и стал жаловаться, что чувствует себя неважно. Нортон пошел в кухню за стаканом воды и оттуда услышал, как бедняга вскрикнул. Он поспешил назад в комнату, но, вернувшись туда, обнаружил Крамера лежащим на полу и, по-видимому, уже мертвым. Нортон вызвал реанимационную бригаду, и они в течение часа пытались что-то сделать, но безуспешно.

– Нортон ничего не сказал относительно обожженных пальцев и осколков стекла?

– Он об этом вообще не упоминал. Я оставляю эти вопросы тебе, спросишь сам.

– Кто получит деньги от страховки Крамера?

– Некая мисс Элен Морланд.

– Мисс?

Олбрайт изобразил улыбку.

– Это еще не все. У него была жена, Тельма. Полгода назад она еще являлась наследницей его страховых денег.

– Она знает, что он изменил условия страховки?

– Насколько нам известно, нет.

– Какие отношения были у покойного с этой мисс Элен?

– Мы этого тоже не знаем. Можно только строить догадки, но формально это не наше дело.

– Что еще можно сказать о Крамере?

– Он получил наследство, но, насколько я слышал, практически все истратил. Думаю, что он с трудом изыскивал деньги для страховых взносов.

– А что известно о Нортоне?

– Он холост, при деньгах. Это, в сущности, все, что я знаю.

Я решил начать с Питера Нортона. У него была квартира на третьем этаже шикарного Меридит-билдинга на берегу, озера.

Когда он открыл дверь, я представился, предъявил документы и рассказал о цели моего визита.

Питер Нортон, – крупный мужчина с маленькими глазками и недоверчивым взглядом, нахмурился:

– Что тут расследовать?

– Такова наша практика, – сказал я. – Мы должны заполнить различные формуляры.

Он позволил мне войти.

Я видел только просторную гостиную, но у меня создалось впечатление, что в квартире было по крайней мере еще три или четыре комнаты.

– Что вы хотите знать? – спросил Нортон.

– Просто расскажите мне, что здесь произошло в тот вечер, когда он умер.

Нортон закурил сигарету.

– Говорить особо не о чем. В тот вечер Крамер пришел сюда около восьми. Ему хотелось немного выпить, но в основном поговорить. Джим Бэрроуз – это мой адвокат – был здесь, и мы все выпили по стаканчику. Затем Джим ушел, а Крамер остался. Мы болтали и выпили еще, а потом, около десяти, Крамер внезапно побледнел и попросил воды. Я пошел за водой. Находясь на кухне, я услышал, как он вскрикнул. Когда я сюда вернулся, он лежал на полу. Я вызвал реанимационную бригаду, но это не помогло. Он был мертв. – Нортон затянулся. Вот, собственно, все, что можно рассказать.

– Что Крамер делал в момент приступа?

Нортон нахмурился.

– Делал? Ничего. Просто сидел на кушетке.

– Во время вскрытия обнаружилось, что пальцы правой руки Крамера были обожжены. Присутствующий при этом врач нашей страховой компании обнаружил также, что в них застряли осколки стекла. Вы случайно не знаете, как это могло произойти?

Нортон подошел к шкафчику с ликерами.

– Боюсь, – холодно сказал он, – что ничем не могу помочь.

– Если это случилось не здесь, значит, следует предположить, что он уже пришел с ожогом на руке?

– Я этого не заметил. Не исключено, что и так.

– Его рука кровоточила?

Нортон покраснел от раздражения.

– Я говорил вам, что не обратил внимания. К чему все эти вопросы насчет его руки? Какое это имеет отношение к его смерти от сердечного приступа?

– Да. – И тут я ощутил слабый запах краски и скипидара, который шел откуда-то из комнат. – Крамер не жаловался на руку?

– Мне он ничего не сказал. – Нортон налил себе выпить и затем вспомнил обо мне. – Хотите чего-нибудь?

– Нет, благодарю вас.

– Крамер был изрядно навеселе, когда пришел сюда. Он не ощущал никакой боли, можете мне поверить. Я не знаю, где он порезал руку.

– Вы давно знакомы с Крамером?

Нортон пожал плечами.

– Года два-три. Познакомились на какой-то вечеринке. Я не помню точно.

– Вы знаете такую мисс Элен Морланд?

Он посмотрел на меня и затем после некоторого молчания спросил:

– Почему вы спрашиваете?

– Она получает его страховку.

Глаза Нортона сузились, он криво улыбнулся, однако промолчал.

– У Крамера была жена, – сказал я.

Пальцы Нортона крепко сжали стакан.

– Вы никогда не видели Элен Морланд?

– Нет, я ее не знаю. – Его рот скривился. – Ее никто не знает. Такое впечатление, что она живет на земле только чтобы оглядеться и решить, есть ли здесь что-нибудь стоящее внимания. Но я не думаю, что это ей удалось или когда-нибудь удастся. Даже если она и обладает способностью хоть что-нибудь чувствовать, то никогда не подает, виду. – Нортон сделал большой глоток. – Не то чтобы она скучала. А как бы вам это объяснить? Кажется, что ее удивляет факт существования кого-то, помимо нее самой. Я все думаю, не одинока ли ей, если только она способна быть одинокой. Ловишь себя на том, что хочется спросить у нее: «Откуда вы слетели?»

– Крамер был влюблен в нее?

– Да, – сказал Нортон раздраженно. – Все, кто… – Он допил стакан. – Мне жаль, что я не могу быть вам более полезным в отношении Крамера, мистер Риган.

Я посмотрел в окно на раскинувшуюся во всю ширь голубизну озера и неба.

– Вы упомянули, что, когда Крамер пришел сюда, некий мистер Бэрроуз, ваш адвокат, тоже был здесь. Крамер до этого встречался с ним?

– Нет.

– И поэтому, естественно, вы представили их друг другу?

– Конечно.

– И они поздоровались за руку?

– Есте… – Он остановился.

Я слегка улыбнулся.

– Если бы Крамер поранил руку до того, как попал сюда, он вряд ли стал бы здороваться за руку. Но поступи он так, я уверен, что мистер Бэрроуз обратил бы внимание на его руку и, как минимум, снабдил бы это каким-нибудь комментарием. Я поинтересуюсь у Мистера Бэрроуза.

Стояла тишина, и Нортон смотрел на меня во все глаза.

– Есть еще одна деталь, о которой мне хотелось бы упомянуть, – сказал я. – Крамер получил повреждения непосредственно перед смертью или в момент ее.

Нортон набрал в легкие воздух.

– Ладно, ваша взяла. Около десяти часов одна из лампочек перегорела. Крамер решил ее заменить. В тот момент, когда он дотронулся до нее, лампочка разлетелась. Возможно, он не рассчитал и слишком сжал ее. Я вам говорил, что он уже много выпил к этому моменту.

– Лампочка взорвалась, и он умер?

Нортон направился к шкафчику с ликерами.

– Я даже не знал, что у него больное сердце. Он просто упал и умер.

– Почему вы сочли нужным отрицать, что Крамер порезался и обжегся здесь?

Нортон махнул рукой.

– Я не предполагал, что это имеет значение. Важно то, что Крамер мертв.

– Какая лампа перегорела?

Нортон опять хотел пожать плечами, но передумал.

– Вон та.

Я подошел к лампе на приставном столике рядом с кушеткой, снял абажур и посмотрел на лампочку.

– А вы что, собственно, ожидали? – огрызнулся Нортон. – Я вставил другую.

Я провел пальцем по лампочке и показал ему.

– Пыль. Накопилась за пару недель, пожалуй.

Лицо Нортона потемнело.

– Я вывернул лампочку из другой Лампы, а она оказалась пыльной.

На пыльной лампочке должны были остаться отпечатки его пальцев, но их не оказалось. Я решил пока не упоминать об этом и собрался уходить.

– Спасибо за помощь, мистер Нортон.

Управляющий домом, он же привратник, был человеком худощавым и по виду загнанным, что обычно для такой профессии. Он облегченно вздохнул, когда я назвал себя, так как убедился, что просьбы что-нибудь сделать не последует.

– Вы знали мистера Крамера? Человека, который умер здесь три дня назад?

– Видел время от времени. Похоже, Он всегда был на взводе.

– Что из себя как жилец представляет мистер Нортон?

Привратник чуть усмехнулся.

– Нормальный, но за ним надо смотреть в оба.

– А что такое?

– Ну, например, не стоит здороваться с ним за руку, пока не убедитесь, что у него на ладони нет этой игрушки с подвохом. – Он улыбнулся шире. – Хотя я не особенно пуглив. На Рождество он ко мне был щедр.

Привратнику пришла в голову какая-то мысль, и он кивнул, как бы ее подтверждая.

– Юмора у него хватает. Как-то уговорил меня краны поменять местами в ванной у одной пары, живущей в соседней квартире. Чтобы, знаете, холодная вода текла из горячего и наоборот.

– Он был знаком с этими людьми?

– Здоровался с ними, мне кажется.

– Вы вошли в квартиру, когда их не было?

Он неохотно подтвердил.

– Это была только шутка. Никто не пострадал. Когда они пожаловались мне, что у них с сантехникой не в порядке, я поднялся к ним и все наладил. Но они до сих пор гадают, как это произошло. Ни я, ни мистер Нортон не признались, конечно.

– Что, у мистера Нортона сейчас ремонт?

– Если и так, ремонт производят не домовладельцы.

– Но у него что-то делают?

– Точно. Трое или четверо рабочих поднимались к нему. Но я полагаю, что они закончили. Сегодня я их не видел.

– Когда жилец хочет что-то поменять в своей квартире, должен ли он заручиться согласием владельца?

– Обязательно. Нельзя допускать, чтобы здесь черт знает что натворили.

– А Нортон спрашивал разрешения?

– Видите ли… Он забыл. Я говорил с ним на эту тему, и он сказал, что это незначительная переделка, просто чтобы квартира смотрелась повеселее. Ну, я и разрешил ему. Он хороший жилец и живет здесь уже давно.

– Вы видели, какого рода ведутся работы?

– Нет. У меня своих дел по горло.

Покинув его, я поехал на Линкольн-авеню. Квартира Крамера была забита мебелью солидных габаритов, и складывалось впечатление, что поначалу она была предназначена для гораздо большего пространства.

Нервы Тельмы Крамер, красивой черноволосой женщины, были явно на пределе.

– Что угодно, мистер Риган? – спросила она.

Я решил рассказать ей, что страховые деньги получит другое лицо, если она еще об этом не знает.

– Миссис Крамер, знаете ли вы, что больше не являетесь наследницей страхового полиса вашего мужа?

Кровь медленно отлила от ее лица.

– Но это же невозможно! Мне известно, что, когда Боб оформлял страховку, получателем денег была обозначена я.

– Мне жаль, миссис Крамер, но он изменил этот пункт шесть месяцев назад.

В ее глазах появился злой огонек.

– Кто получит деньги теперь?

– Некая мисс Элен Морланд.

– Почему ваша компания не известила меня раньше?

– Это не входит в наши обязанности, миссис Крамер. Человек может менять своих наследников в любое время. Он сам решает, извещать ли заинтересованные стороны, если он вообще собирается их извещать.

Миссис Крамер терзала носовой платок.

– У нее этот номер не пройдет. Я подам в суд.

– Это ваше право, миссис Крамер. Вы знакомы с мисс Морланд?

Она хрипло рассмеялась.

– Я видела ее. Это точно. Но видела ли она меня, я не могла бы сказать. Я была лишь помехой, ничего не значащей помехой.

Помолчав немного, она продолжила.

– В жизни Боба были другие женщины – таким он был мужчиной. Они не играли для него большой роли. Все изменилось, когда он встретил Элен. Я сразу же это поняла. Когда я узнала, кто виноват в том, что мой муж… то пошла к ней и попросила оставить его в покое. Я не знала, чего ожидать. Возможно, сцены. Но она так посмотрела на меня… Эти странные серые глаза с любопытством изучали меня несколько секунд, а потом она сказала: «По мне, лучше оставьте Боба себе».

При этом воспоминании краска бросилась в лицо Тельмы.

– Муж потерял голову из-за нее, но ей он был не нужен. Я не думаю, что ей вообще кто-нибудь нужен. Сказав, что я могу забирать своего мужа, она повернулась и пошла назад к картине, которую писала. Я больше не существовала для нее. Мне ничего не оставалось, как уйти.

– Но ваш муж продолжал с ней видеться?

– Да. Я ничего не могла с этим поделать. – Ее лицо выразило недоумение. – Не думаю, что между ними было что-то. Он даже разговаривал со мной о ней, сказал, что ходит в студию и просто смотрит на нее и не уверен, осознает ли она его присутствие. – Тельма покачала головой. – У нее лицо без выражения. Действительно так. Я не верю, что эта женщина бывает счастливой или несчастной, как другие люди.

– Мисс Морланд художница?

– Очевидно. Она что-то рисует, но вряд ли выставляет или продает свои картины. Я даже не думаю, что ее увлекает живопись. Это просто занятие… пока она ждет.

– Ждет?

Ее глаза расширились.

– Не знаю, почему я это сказала, но это правда. Я чувствую, что она ждет… чего-то.

– Вы знали, что у вашего мужа больное сердце?

– Нет. Он никогда не жаловался.

– Может ли быть так, что он сам об этом не знал?

– Не берусь сказать. Последние полгода – с момента их знакомства – муж нездоров. Это было заметно. Может быть, сердце, а может быть, и не только это. Он много пил, хотя ему не следовало бы этого делать; потом, как правило, отключался через какое-то время. Не мог спать, ничего не ел.

– Как вышло, что ваш муж встретился с мисс Морланд?

– Их познакомил Питер Нортон. – Ее руки сжались в кулаки. – Думаю, что он сделал это, чтобы посмотреть, как Боб на нее среагирует. Почти что розыгрыш.

– Кто его лечащий врач?

– Доктор Фаррел. Его кабинет находится в Брюмнер-билдинге.

Я поднялся.

– Благодарю вас за потраченное на меня время, миссис Крамер.

Я поехал к Брюмнер-билдингу и на лифте поднялся к кабинету доктора Фаррела. Когда секретарь проводила меня к нему, я показал мои документы.

– Доктор, – сказал я, – некий Роберт Крамер, один из ваших пациентов, застрахованный в нашей компании, умер три дня назад.

Доктор Фаррел был седеющий мужчина в возрасте далеко за пятьдесят. Он кивнул.

– Я читал об этом. – Сестра принесла карточку из картотеки, и он изучил ее. – Крамер был моим пациентом более десяти лет. Примерно года два с половиной назад я обратил внимание на плохое состояние его сердца. Я сказал ему об этом, стараясь чрезмерно не напугать, составил разумный распорядок и высказал все обычные предостережения и советы. – Доктор Фаррел взглянул на меня. – А шесть месяцев назад при осмотре я установил, что его болезнь сердца заметно прогрессировала. По другим показателям он также был не в лучшей форме: общая слабость, переутомление. На этот раз я уже настоятельно посоветовал ему поберечь себя. Надо полагать, он не последовал моему совету.

– Его жена сказала, что он не говорил ей о своем сердце.

– Думаю, он опасался, что она станет волноваться.

– Да, возможно, вы правы.

А затем я поехал на Брейнард-стрит к дому 231. Это было четырехэтажное здание в ряду других домов из красного кирпича в старой части города, где царила тишина.

Я выкурил сигарету, сидя в машине, а затем вошел в дом и поднялся на последний этаж, где находилась студия.

Действительно, у Элен Морланд были серые глаза, и она смотрела на меня безо всякого выражения, пока я объяснял ей цель моего визита.

– Вы знали, что у Крамера было больное сердце?

Ее губы уже сложились в слово «нет», но затем какая-то мимолетная тень прошла по ее лицу. Она внимательно посмотрела на меня и двинулась в глубь комнаты.

– Да. Он говорил мне.

– Вы знали, что страховой полис Крамера записан на вас?

Она остановилась перед мольбертом.

– Да.

В мои обязанности это не входило, но я спросил:

– А почему?

Она взяла кисть и провела одну линию, потом другую и начала ее размазывать.

– Боб сказал, что любит меня. У него не было денег, но было желание мне со временем что-нибудь оставить.

– Он готов был отдать вам жизнь. Вас это трогало?

Я прошел по студии. Там были картины, законченные и незаконченные, и я чувствовал, что к ним остыли, едва сняв с мольберта. Одни были написаны в абстрактной, другие – в импрессионистской манере. Часто на картине были хаотичные мазки, ничего не обозначавшие, кроме того, что, делая их, она думала о чем-то другом.

– Вы полагаете, у вас есть право на эти деньги?

– Он хотел отдать их мне. – Ее глаза смотрели теперь на меня. – Вы недовольны этим?

У нее были мягкие светлые волосы, но было трудно определить их оттенок. Они, казалось, светились в солнечных лучах.

– Миссис Крамер собирается опротестовать завещание.

– Конечно, – сказала Элен. – Это естественно. Но я не думаю, что дело дойдет до суда. Мы договоримся. Я удовлетворюсь пятьюдесятью тысячами.

– Когда Крамер умер, его правая рука была слегка обожжена и в ней были осколки стекла. Вы что-нибудь знаете об этом?

– Нет.

Я подошел к большому окну, откуда открывался вид на крыши.

– Что означают для вас деньги – пятьдесят тысяч, например?

– Они высвобождают время.

– Чтобы размышлять о людях? Философских предметах?

– Созерцать и не переставать удивляться.

Мне была видна публичная библиотека, оплот книжной мудрости. Еще ребенком я попытался прочесть все книги. Наверное, мне не следовало этого делать. А над зданиями виднелось небо. Я услышал сам себя, спрашивающим ее.

– Вы прислушиваетесь, когда смотрите туда из своей клетки? Вы что-нибудь слышите?

Она оказалась рядом со мной.

– Так, слабо. Музыку, которую я не могу как следует понять. – Ее глаза скользнули по моему лицу. – Почему вы об этом спросили?

– Не знаю, – сказал я, возвращаясь в реальный, сегодняшний мир. – Благодарю за потраченное время, мисс Морланд. Я, пожалуй, поеду.

У двери мы опять посмотрели друг на друга, затем я повернулся и ушел.

Ночью что-то подняло меня с постели, и я встал у окна. Звезды были яркими и вне досягаемости разума, пусть на шаг, но выше его.

Да, кто-то еще любуется ими.

О чем она думает, глядя на звезды?

Утром я встретился с Олбрайтом, рассказал ему, какое объяснение Нортон дал инциденту с электрической лампочкой, а также о многодневной пыли на той лампочке, которую осмотрел.

Он призадумался.

– Это не кажется таким уж важным. Но почему он солгал о таком пустяке? Как ты думаешь, имеет смысл поработать над этим еще немного?

– Да.

– Ты побеседуешь с Нортоном опять?

– Да. Но сначала я бы хотел побывать у него в квартире, когда его нет дома.

Олбрайт увял.

– Вы бы могли достать мне связку ключей? – спросил я.