Текст книги "На суше и на море. 1965. Выпуск 06"
Автор книги: Рэй Дуглас Брэдбери
Соавторы: Борис Иванов,Игорь Росоховатский,Игорь Акимушкин,Борис Ляпунов,Жорж Блон,Герман Чижевский,В. Королев,Борис Борин,Евгений Иорданишвили,В. Зайцев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 44 страниц)
Досталось в пути и Сане. Часть склона, где лавина сорвала основную массу снежного покрова, он прошел без особых усилий. Но, уже спускаясь во вмятину, остановившую распространение лавины, Саня провалился по пояс в сугроб. Еще шаг, другой – он увяз по грудь. Хорошо, что кто-то заметил барахтающегося в снегу парня и выручил, бросил ему веревку.
Саня с трудом тянулся за группой. Не раз товарищи останавливались, помогали ему выбраться из сугроба…
Лыжня круто вильнула вниз. Двигаться в темноте лесенкой Буркова не рискнула. Все сняли лыжи. Пока спускали на веревках лодочку с Крестовниковым, Саня отдохнул, вытер пот.
Занятый своими горестями, он не заметил, что и остальным пришлось нелегко. Наклон усилился. Все чаще проскальзывали лыжи. Приходилось притормаживать. Особенно доставалось тем, кто шел в лямках. Лодочку уже не столько тянули, сколько придерживали на скате.
– Ребята! – Буркова подождала, пока подтянулись отставшие. – Надо бы поставить Саню на лыжи. Хоть на время.
Вася молча нагнулся и стал отстегивать крепления.
– Нет, нет! – остановила его Буркова. – С твоим весом по такому снегу недалеко уйдешь.
– Бери лыжи. – Люся успела отстегнуть крепления и сошла с лыж в сугроб. – Я меньше всех устала.
– Правильно, – поддержала ее Буркова. Она видела в поступке Люси лишь справедливое и разумное решение. – Устанешь, не пижонь, скажи.
Люся шла тяжело. Под толстым слоем рыхлого метелевого снега был слежавшийся хрупкий наст. Иногда он не выдерживал тяжести ноги, проваливался. Желая хоть чем-то отвлечь себя от растущего ощущения усталости, Люся стала считать шаги. Сбилась. Снова начала считать, стараясь не смотреть на редкие огоньки поселка. Они по-прежнему оставались далекими, недоступными.
Такой усталости Люся в жизни не испытывала. Несколько раз она уже была готова признаться в ней, остановить Буркову и не могла. Остальные устали не меньше. У кого можно попросить лыжи? Ребята, часто меняясь в лямках, тащили лодочку с Крестовниковым. Клава ведет группу.
– Надо отдохнуть, – не выдержала Люся.
– Пора, – согласилась Клава.
Люся тяжело опустилась на уложенные по борту лодочки щупы. Взглянула на часы и недоверчиво поднесла их к уху. Идут! Неужели группа движется всего пятьдесят минут? Сколько же они прошли? Километра два? Или двести метров?
На ее холодное запястье легла теплая мужская ладонь.
– Устали? – спросил Крестовников.
– Не больше, чем остальные, – качнула головой Люся. – Я не слабее других.
– Не слабее, – мягко согласился Крестовников. – Знаю. Зато куда упрямее. Еще по лагерю помню. А как вы требовали, чтоб я взял вас в разведку.
– Знали б вы, как я чувствовала себя все эти дни в поселке! – Люся помолчала, подбирая нужные сильные слова. – Как человек, сидящий сложа руки в горящем доме.
– В горящем доме, – повторил Крестовников. – Вы бросили слова, не представляя, что испытывает другой. Легко ли мне лежать в лодочке и думать о понесенном тяжелом поражении.
– Поражении? – растерянно повторила Люся. Никак не ожидала она такого поворота в беседе.
– Тяжелом поражении, – жестко уточнил Крестовников. – Вы удивлены? Перед отъездом из Москвы мне пришлось выдержать трудное объяснение с профессором Фалиным.
– С вашим шефом? – Удивление Люси было так велико, что сна даже об усталости забыла. – Он же всегда поддерживал вас!
– Поддерживал, – подтвердил Крестовников. – А на этот раз у него появились сомнения в точности моих расчетов по лавинному прогнозу. И тут очень кстати подобрались данные о лавинной опасности на Кекуре. Я прилетел сюда за доказательствами своей правоты.
– Вы их получили, – торопливо вставила Люся.
– Я их разрушил, – глухо произнес Крестовников.
– Разрушили? – недоумевающе переспросила Люся.
– Да. Я летел сюда, полагая, что помогу комбинату защитить шахту и электростанцию. Удара лавины нельзя было избежать. Но я считал, что он не причинит ущерба комбинату и подтвердит точность моих расчетов. Угроза с Кекура оказалась значительно серьезнее, чем я предполагал. Не мог же я ждать, пока лавина дозреет и обрушится широким фронтом на шахту и поселок? Подрывая лавину, я вместе с нею подорвал и свои расчеты. – Крестовников помолчал. – Дом сгорел. Надо строить новый. А это нелегко.
– Вы считаете, что доказать точность ваших методов прогноза уже невозможно? – спросила Люся. – Совершенно невозможно?
– Лавина обрушена искусственно, – ответил Крестовников. – С точки зрения хозяйственной это вполне целесообразно. Даже если б вероятность схода ее была один к десяти. Но для ученых такое обрушение – разумная профилактика, но не доказательство точности прогноза.
Люся сидела, пораженная услышанным. Ей припомнилось появление Крестовникова в управлении комбината, сборы в разведку, уверенный тон в разговоре с отцом, а затем и с нею. И вдруг… поражение. Какой-то сумбур в голове. Невозможно ни разобраться в бьющих ключом мыслях, ни заставить себя думать о чем-то другом.
Из темноты прозвучал голос Клавы Бурковой:
– Подъем, ребята.
От одной мысли, что надо встать, усталость с новой силой сковала тело. Хотелось попросить Клаву не спешить, дать отдохнуть. Но Вася и Шихов уже взялись за лямки лодочки. Поднялись и остальные.
– Люся! – позвала Буркова. – Становись на мои лыжи.
– А кто поведет? – спросил Шихов.
– Люся и поведет. – Клава передала Люсе фару. – Лыжня хорошая, четкая.
На лыжах Люся ожила. После изнуряющего пешего передвижения по сугробам у нее появилось как бы второе дыхание. А из головы не выходил недавний разговор с Крестовниковым. Он спас поселок, но проиграл важную битву с Белой Смертью? Снова будет она угрожать селам и аулам на Тянь-Шане, в горах Кавказа и Алтая.
Буркова отстала, затерялась в темноте. Люся остановилась, подождала старшую.
Я отдохнула… – начала было Люся.
– Следи за лыжней, – строго сказала Клава. – Не отвлекайся.
Не отвлекайся! А если мысли упорно возвращаются все к тому же. Поражение. Тяжелое поражение!..
Отец, сталкиваясь с препятствиями, тормозившими строительство комбината, появлялся дома бурный, не находил себе места. Крестовников сам вызвал удар на свою работу и ничем не выдал своего состояния в поселке, в горах. Вот только сейчас не выдержал. И оттого, что Крестовников раскрылся в самых неподходящих обстоятельствах, еще сильнее чувствовалось, как трудно ему…
– Надо бы присмотреть местечко в заветерке, – перебила ее мысли Буркова.
– Пора отдохнуть, – торопливо согласилась Люся.
Над иззубренным хребтом повисло подрумяненное с востока облачко. В светлеющем глубоком небе тонули мелкие звезды. Зато склон впереди стал еще темнее. Лыжи стремились выскользнуть из-под ног, держали все тело в постоянном напряжении. Приходилось почти непрерывно притормаживать.
За спиной послышался сдавленный возглас. Саня скользнул вниз, но успел вовремя свалиться на бок, под рванувшуюся по откосу лодочку.
– Привал! – крикнула Люся и отыскала взглядом Клаву. – Бери лыжи. Дальше я пойду пешком.
– Я сама скажу, когда мне понадобятся лыжи. – Буркова легла навзничь, широко раскинув руки, расслабила все тело.
Люся тоже легла на спину. Она смотрела на голубеющее над хребтом прозрачное небо. Сколько же времени длится их спуск?..
Буркова не спешила с выходом. Крутизна склона увеличивалась. Спускаться усталым людям, да еще и с нагруженной лодочкой, было опасно. И она зябко ворочалась, глубже засовывала руки в рукава, но команды «подъем» не подавала.
Первые лучи солнца достали гребень горы, вызолотили снежного медведя, оставшегося без одной лапы, окрасили в багрянец выщербленный камень. Предрассветный сумрак отступал медленно, прятался под скалами, неохотно уползал в расселины, таял в снежных складках. Но утро неотвратимо наступало. Золотистое, яркое, спускалось оно с гребня. Все в природе прихорашивалось в ожидании солнца, заблистали снежные карнизы наверху и гребни заструг на склоне, даже камни жадно ловили мшистыми вершинами первый розовый свет.
– Пошли, ребята! – Буркова отряхнула налипший на лыжный костюм снег.
Продрогшие спасатели поднимались медленно. Люся видела понурые фигуры, усталые лица, серые обветренные губы в розовых трещинах. Как не похожи были окружающие ее ребята на бойкую комбинатскую молодежь. Она потерла ознобленные негнущиеся руки, с трудом разгибая ноющие ноги, встала.
– Дальше мы пойдем несколько иначе. – Буркова обернулась к Люсе: – Дай лыжи.
Люся молча отстегнула крепления и сошла в снег.
– Мы пойдем так, – сказала Клава, – Люсю посадим на корму лодочки.
– Почему именно меня? – вырвалось у Люси.
– Ты легче, чем я или Сима, – объяснила Буркова. – Спуск становится все круче. Придется больше тормозить лодочку, чем тянуть. Вот ты и займешься этим. Скользнула лодочка – опускай ноги в снег, тормози. Мало будет – соскочи, придержи ее руками.
Недолго просидела Люся на остром борту. Лодочка рискнула вниз и боком поехала в сторону. Притормозить ее ногами не удалось. Люся соскользнула в снег и навалилась грудью на тонкий, режущий даже через теплую одежду борт…
7
Обессилевшие люди – спасатели и спасенные – сидели продрогшие, со стянутыми холодом лицами. Они больше не думали о пройденном, о том, сколько еще осталось пройти. Усталые тела хотели только одного – не двигаться.
Люся сжалась в комок на краю лодочки. Она все еще не могла опомниться после неожиданной откровенности Крестовникова. А он уже не мог остановиться: рассказал об обсуждении его проекта станции лавинного прогноза. После обстоятельного выступления профессора Фалина сторонники Крестовникова остались в меньшинстве. И теперь они ждут его возвращения. Нелегко будет встретиться с ними. Очень нелегко.
– Мне кажется, что вы смотрите на положение слишком мрачно, – попробовала успокоить его Люся. – Истина всегда возьмет верх.
– Дело не в истине и не в тривиальном столкновении старого ученого зубра с молодым новатором, – возразил Крестовников. – Фалин – человек честный и доброжелательный…
– Почему же он не хочет понять вас? – запальчиво перебила Люся. – Если не вас, то хотя бы… во имя чего выдеретесь, лезете к черту на рога, лежите в этой лодочке.
– Вы сами принадлежите к породе людей, готовых, пользуясь вашей лексикой, лезть к черту на рога. И не раз еще полезете по этому адресу. – В голосе Крестовникова прозвучала улыбка, и тут же он снова стал серьезен. – Постарайтесь смотреть на жизнь без излишней горячности, и вы поймете, в чем сложность положения. Столкнулись две различные точки зрения: профессора Фалина – основательно обоснованная научно, и моя – во многом еще не завершенная. Он считает, что моих наблюдений и расчетов мало…
Люся остановила его движением руки. Выпрямилась. Вытянув из воротника лыжной куртки тонкую шею с синеющей жилкой, вслушалась. Неужели ей почудилось?..
– Люди! – неожиданно звонким девчоночьим голосом закричала Буркова. Она стояла на краю ската и, взмахивая над головой лыжными палками, повторяла: – Люди-и!.. Люди иду-ут!..
Спасатели и спасенные бежали к ней, проваливаясь в снегу, падали и снова вскакивали на ноги. Даже Крестовников оперся обеими руками на борт лодочки, приподнялся.
По круче поднимались двое в серых комбинезонах. Один из них остановился и ответил на приветственные возгласы – помахал рукой.
– Теперь пойдем веселее! – воскликнул Шихов, довольный своими людьми, помощью.
– Как не веселее! – подхватил Вася. – Ребята здоровые. Не устали. Черта сволокут под гору!
Первым поднялся старшина. Вытер ладонью потное красное лицо.
– Товарищ майор! – он кашлянул, восстанавливая сбившееся на подъеме дыхание. – По приказанию начальника комбината прибыли за вами и рацией.
– За мной? – Шихову стало неловко под обращенными на него взглядами измученных товарищей. – Почему именно за мной?
– В поселке дела неважные, – произнес старшина уже другим, неофициальным тоном.
Он коротко рассказал о новой опасности – подступающей к шахте воде.
– Вот что, старшина!.. – Шихов подумал. – Возьмешь рацию и спустишься в поселок…
– В поселок пойдете вы, товарищ Шихов, – перебил его внимательно слушавший в стороне Крестовников.
Все удивленно обернулись к нему. За весь долгий и сложный путь Крестовников ни разу не вмешался в распоряжения Бурковой, никого ни в чем не поправил. И вдруг такой категорический тон, почти приказ.
– Командую танкистами я, – сдержанно напомнил Шихов.
– Здесь нет танкистов или рабочих, – настаивал Крестовников. – Есть подрывники и спасатели.
– Товарищ Крестовников!..
– Командующий приказал вам помочь выполнить задачу и сделать все, что только в ваших силах, – твердо произнес Крестовников. – Опасность, грозящая комбинату, еще не устранена. И я требую, чтобы вы выполнили приказ командующего.
Шихов молчал, потирая ладонью щетинистый подбородок.
– В поселок пойдут товарищ Шихов с рацией и один из танкистов, – приказал Крестовников. – Второй танкист останется с нами, заменит в группе майора.
– С этой кручи спустимся вместе, – незаметно предложил мировую Шихов. – Дальше я пойду со старшиной.
– Не возражаю. – Крестовникову не понравилась настойчивость Шихова и в то же время не хотелось продолжать спор на глазах у молодежи, солдат.
Это было невероятно трудно – спускать лодочку с привязанным к ней Крестовниковым по откосу с выступающими камнями. Двое придерживали ее сверху веревками, и один направлял снизу. Лодочка шла неровно, иногда задерживалась на камне, и тогда приходилось оттягивать ее в сторону, выводить на лучшую трассу.
Трудно пришлось всем. Но никто не знал, какой ценой достался этот спуск Крестовникову. Лодочка наклонялась все больше. Как ни берегся он, все же пришлось ему нечаянно опереться на поврежденную ногу. Резкая боль ударила от лодыжки под колено. Желая ослабить давление на больную ногу, Крестовников выбросил обе руки вверх, ухватился за нос лодочки, с усилием подтянулся. Хорошо, что никто сейчас не видел его искаженного лица, не слышал участившегося хриплого дыхания.
А спуск тянулся бесконечно. Время от времени Шихов гулко кричал.
– Потравлива-ай! Помалу!
Дрожала уже и здоровая нога. Каждый толчок днища о неровность кручи отдавался острой болью во всем теле.
А снизу повторялось однообразное:
– Потрав-лива-ай!
Да будет ли этому конец? Голоса приближались так медленно. А тело оставалось напряженным до предела, ждало очередного толчка, боль от которого била уже в поясницу, в спину, отдавала в голову тяжким звоном.
Лодочка стала выравниваться. Остановилась. Над нею склонились Люся, Шихов.
– Как добрались? – спросил Шихов.
Крестовников облизнул сухие жесткие губы. Крупные капли пота скользили по лицу, нависли на подбородке.
– Спустился… как на эскалаторе, – с усилием, не очень ловко пошутил он.
Шихов понял неуместность своего вопроса и постарался исправить допущенный промах.
– Придется пока отдохнуть, – незаметно успокоил он больного. – Спускать вас будем в три приема. – Веревок на всю кручу не хватит.
Крестовников приподнял голову. Сверху неровной вереницей тянулись люди. Впереди с лыжами в руках Саня. Замыкала цепочку Клава Буркова. Как завидовал им сейчас Крестовников! И сказать ничего нельзя. Единственное, чем он мог помочь сейчас товарищам, – выдержкой, молчанием. И он молчал. Молчал, крепко, до боли в скулах стискивая зубы. А когда с ним заговаривали, улыбался, натянуто, мучительно, но улыбался.
Дальше крутизна склона несколько смягчилась. Лодочка пошла легче. Возможно, и люди приноровились, выбрали более удачную трассу для спуска. И все же, пока лодочка доползла до конца склона, Крестовников был измотан вконец.
Люся дала ему несколько глотков крепкого черного кофе.
– Двигаться надо, – поморщился он. – Много отдыхаем.
– Впереди еще два спуска, – напомнила Люся.
– Два больших спуска, – уточнил Шихов. – Не считая малых.
– И тем не менее вы пойдете в поселок, – твердо отклонил скрытое предложение помощи Крестовников. – Нам не к спеху.
Беспечный тон его не очень подходил к бледному потному лицу с глубоко запавшими глазами и запекшимися губами с четким следом свежего прикуса.
– Ни пуха ни пера вам, майор. – Крестовников протянул руку. – Дальше мы доберемся сами.
– Старшина! – позвал Шихов. – Берите рацию.
8
Люся лежала на снегу, расслабив все тело и не спуская глаз с неприступно суровой Клавы. А та облизывала потрескавшиеся губы и не решалась подать команду к движению. Идти осталось совсем немного. Последний крутой скат. Дальше знакомая лыжня. Но и силы иссякли. Даже здоровяк Вася лежит неподвижно, с закрытыми глазами. Саня не дотянул до привала, свалился метрах в пятидесяти от остальных.
Люся прислушалась. Голос! Она с усилием села. Над кручей появилась голова. Еще одна.
Помощь!
Дальше все шло как в тяжелом и мучительно долгом полусне. Какие-то люди завладели лодочкой. Потом ступеньки. Бесконечно много рыхлых, поддающихся под ногой ступенек. И наконец лыжня! А внизу тягач с санями. Радостные лица… Сознание выделило голос отца: «Молодцы, ребята! Молодцы!», стоящий вдалеке вертолет (быстро он прилетел!), обжигающее распухшие губы какао и прикосновение теплых рук врача.
– …У одного парня обморожены пальцы ног, – донесся до Люси его голос. – Есть ознобленные…
Сильные руки подсадили Люсю в кузов саней. Приятная теплота нагретых одеял окутала продрогшее тело.
«Молодцы-ребята» съежились под одеялами, заснули. Сани покачивались на ухабах, и тогда Буркова звучно стукалась теменем о борт саней. Люся хотела поддержать голову Клавы, придвинула к ней плечо и заснула.
Крестовников открыл глаза. Первое, что он ощутил, – странно тяжелую ногу. С трудом дотянулся он рукой до туго забинтованной лодыжки и подумал вслух:
– Крепко же я спал!
– И крепко, и долго, – произнес в стороне знакомый голос.
В углу поднялась со стула женская фигура в белом халате.
Люся! Крестовников увидел бледное лицо девушки, темные тени под глазами. Откуда у нее столько сил?
– Все входит в нормальное русло, – успокоила его Люся. – Вертолет готов. Скоро вылетите в райцентр. А там Москва, университет…
– Никуда я не полечу, – перебил ее Крестовников, даже не спросив, когда появился в поселке вертолет, откуда.
– Нельзя. – Люся говорила тоном старшей. – Нельзя не лететь.
– Не полечу. – Крестовников неприязненно покосился на выпирающую под одеялом бугром ногу, потом осмотрел незнакомую комнату, белую тумбочку у кровати, застекленный шкаф, марлевые занавески на окнах. – Что с ногой?
– Ничего серьезного, – ответила Люся. – Вывих.
– А намотали на нее!..
– Вы долго оставались без помощи, – сказала Люся. – Это ухудшило травму.
Крестовников лежал на спине, не отрывал неподвижного взгляда от беленого потолка. Низкое солнце отпечатало на нем оконные переплеты. Что это? Восход? Не может быть. Закат? Сколько же времени он тогда проспал?
– Могу я повидать Самохина? – отрывисто спросил Крестовников.
– Он несколько раз справлялся по телефону, не проснулись ли вы, – ответила Люся.
– Сообщите, пожалуйста, что я проснулся и очень хочу видеть его. – Крестовников по-прежнему не отрывал взгляда от потолка. – Мне необходимо повидать его.
Люся, мягко ступая узорчатыми меховыми туфлями, вышла из комнаты.
Крестовников и сам не понимал, зачем ему понадобился Самохин. Начальник комбината ничего не мог изменить в его положении. Насторожило Крестовникова услышанное о вертолете. Улететь из поселка? Нет, нет. Это невозможно. На планшете были помечены еще две точки, где предполагался сход лавин. Надо проверить. Быть может, потерянное на Кекуре удастся в какой-то мере компенсировать. Не возвращаться же в Москву с пустыми руками!
Он потянулся к лежащей на тумбочке полевой сумке. Острая боль в лодыжке отбросила его обратно на постель. Нога!..
Крестовников услышал приближающиеся по коридору шаги. Торопливо поправил подушку. Лег поудобнее. Хотелось, чтобы Самохин увидел его уверенным, готовым действовать, бороться.
В комнату вошли трое. Полный мужчина с глубокими залысинами над высоким гладким лбом размашисто протянул больному руку.
– Заместитель председателя облисполкома Медведев, – представился он и показал на стоящего за ним старичка: – Главный инженер ОКСа Мелентьев.
– Как чувствуете себя? – осведомился маленький сухонький Мелентьев.
– Так он вам и скажет, как себя чувствует! – усмехнулся Медведев.
По тону, каким это было сказано, Крестовников понял, что о нем уже говорили, и вопросительно посмотрел на присевшего в стороне Самохина.
– Главное… здоровье! – Мелентьев поправил пенсне и назидательно поднял тонкий указательный палец. – Главное!
– В альпинисты пока не гожусь, – прикрылся шуткой Крестовников. Интерес посетителей к его здоровью он воспринял как подготовку к разговору об эвакуации.
– Стоит ли разводить дипломатию с человеком, который схватил черта за рога и отделался легким испугом? – вмешался Самохин.
– Вот это верно! – Медведев опустился на стул рядом с койкой. – Будем говорить прямо.
– Только прямо, – насторожился Крестовников.
– Областной исполком имеет к вам серьезную претензию. – Медведев грузно оперся ладонями о колени. – Очень серьезную! Вы следили за Кекуром и забыли о том, что в области есть и другие лавиноопасные места.
– Они не угрожали ни населенным пунктам, ни промышленным объектам, – возразил Крестовников.
– Вы в этом уверены? – спросил Медведев и, не дожидаясь ответа, продолжал: – В шестидесяти километрах отсюда лавина ударила по мосту. Третьи сутки дорога закрыта.
– Где это? – оживился Крестовников. Он достал из полевой сумки планшет и даже не вспомнил о больной ноге. – Где?
– У впадения Тулвы в Суру.
Крестовников жадно всмотрелся в карту. У слияния Тулвн и Суры стоял знакомый значок – лавинная угроза. Поминал ли он об этом месте на кафедре?..
– Вы все внимание отдали комбинату, – продолжал Медведев. – И сейчас прилетели сюда, минуя область.
– Спешил, – не отрываясь от карты, бросил Крестовников. – У меня были на это серьезные основания.
– Хорошо, что командующий проинформировал нас о вашем появлении, – сказал Медведев.
– В свое время я предлагал… – Крестовников не закончил фразу и посмотрел на Мелентьева.
– Не с теми людьми говорили, – отрезал Медведев и тут же с подкупающей откровенностью признался! – Да и мы недооценивали лавинную угрозу. А теперь подсчитали, что выгоднее десятки лет тратиться на противолавинный прогноз и защиту, чем один раз попасть под удар. Вот мы и хотим договориться с вами на будущее. За год-два вы соберете у нас такой материал, что ваш Фалин растеряет весь свой скептицизм.
Крестовников оглянулся и увидел быстро отвернувшуюся Люсю. Вспомнились слова Самохина: «Схватил черта за рога». Люсины слова. Она передала ночной разговор отцу, тот Медведеву.
– В своих проектах вы замахнулись на тысячи километров, – продолжал Медведев. – На таком просторе есть где разгуляться не только вашей мысли, но и возражениям скептиков. Да и сама мысль может сбиться с правильного пути, если ее не ввести в русло практических дел.
– А если точнее? – спросил Крестовников и опустил планшет.
– Создайте станцию противолавинного прогноза в наших горах, – предложил Медведев. – Приполярная область чуть меньше Англии и Ирландии, вместе взятых. Вы вели наблюдение из Москвы за тремя горными районами. Начните с одного – с нашего. Накопите практический опыт. Разберитесь в нем. Наконец, если вы научитесь видеть дальше и сможете давать лавинный прогноз на Тянь-Шань… – Он заметил протестующее движение Крестовникова и повторил: – Допустим такую смелую мысль: вы дали обстоятельно обоснованный прогноз для далеких от нас горных районов… Очень хорошо! Мы не страдаем местничеством. Поработайте в наших горах. А сделаете что-то сверх нужд области – прекрасно! Все пойдет в общегосударственную копилку.
– Мне трудно ответить сразу… – сказал Крестовников.
– А мы и не будем ждать ответа, сидя у вашей постели, – остановил его Медведев. – Продумайте, как сделать, чтобы и станция была, и вам не расставаться с университетом. Ведь не хочется бросать преподавание, студентов?
– Очень не хочется, – подтвердил Крестовников.
– То-то! – Медведев встал, размашисто протянул ему руку.
– Прежде чем решать, продумайте все. Мы увидимся еще до вашего вылета в Москву.
Крестовников проводил взглядом посетителей и посмотрел на Люсю.
– Вы рассказали им? – спросил он.
– Я считала, что так будет лучше, – спокойно, с сознанием своей правоты ответила Люся. Она ждала, что скажет Крестовников, готовилась встретить его протест, даже возмущение.
А он смотрел на лампочку под абажуром. В глубине ее алела тонкая ниточка. Вот она стала светлее, ярче. Вместе с нею светлело исхудавшее за минувшие двое суток, обросшее лицо Крестовникова.
Константин Янковский
Рассказы
Рис. Л. М. Гольдберга
В таежной глуши
Он стоял, высоко подняв красивую горбоносую голову. Большие уши, слегка наклоненные вперед, улавливали приближающийся шорох, страшный шорох от многих лап. Это смерть несется за ним по снегу уже несколько часов. Нельзя было останавливаться ни на минуту, нельзя, но лось чувствовал, что если он хоть немного не утолит голод, то не сможет долго выдержать погоню. Быстро скусывая тоненькие веточки осинки, он ясно слышал приближение большой стаи волков.
Один за другим, как призрачные серые тени, они появились на полянке, где у одинокой осинки стоял старый лось.
Высунув языки, опустив длинные острые морды, они жадно хватали снег. На впалых боках, прикрытых взлохмаченной шерстью, выступали ребра. В вечерних сумерках глаза волков светились желтовато-зеленоватыми огоньками. Громкое, прерывистое дыхание зверей нарушало настороженную тишину зимнего вечера.
Вожак стаи стоял впереди. Вытянув короткую шею, наклонив голову, слегка присев на широко расставленных ногах, весь напружинившись, он исподлобья смотрел на неподвижно стоявшего лося. Их разделяло всего три больших прыжка. Три прыжка… Но как ни быстры будут эти прыжки, громадный, еще полный сил зверь встретит нападающих смертельными ударами копыт.
Вожак был опытен. На своем веку он не раз водил стаи на этих больших высоконогих зверей, у которых такое сочное, вкусное мясо.
Волк облизнулся, вздохнул и лег, положив голову на вытянутые лапы. Глаза же продолжали напряженно следить за лосем. Но тот стоял неподвижно, как изваяние. Его большие уши, которые шевелились даже тогда, когда он спал, сейчас были тоже неподвижны.
Истощенная до предела волчица продвинулась вперед и легла бок о бок со старым вожаком. Остальные нетерпеливо топтались на месте, не спуская жадных глаз с громадного куска мяса. Оно было близко, совсем рядом, и так вкусно пахло. Искушение было настолько сильным, что двое из них, забыв о железной выдержке, которой обучали их старые волки, бросились к лосю.
Это не было сигналом к нападению. Это было неожиданностью для всех. Сигнал должен был подать вожак, но молодые волки, коротко и злобно взвыв, прыгнули за первыми. Вскочили и старые. Они знали о том, что произойдет в следующий момент, но удержать молодых волков уже не могли.
Лось не ударил копытами. Нет. Он только чуть привстал на задних ногах и будто слегка ткнул копытами передних ног нападающих. Два волка с размозженными черепами, перевернувшись через голову, остались неподвижно лежать на снегу.
В тот же миг, повернувшись на месте, лось бросился в тайгу, но один из подоспевших волков все же успел мертвой хваткой вцепиться в него. Лось уже мчался. Сбоку его тащился хищник, не в силах разжать челюсти. После удара о дерево, мимо которого вплотную пронесся лось, челюсти разжались.
Тут только почувствовал лось жгучую боль в левом боку, но это не приостановило его бега.
Кровь сочилась из раны. Капли, падая на снег, застывали маленькими комочками. Как будто кто-то рядом с его следом сыпал спелую бруснику.
Лось был стар. Осенью он выдержал бой, жестокий бой о молодым, полным сил лосем. Был момент, когда он почувствовал, что его большой опыт и сила могут не устоять против натиска слепой ярости и молодой силы. Но эта ярость и погубила противника.
Он был очень смелым, этот молодой бык. Он не убежал, как, бывало, делали другие, а бился до конца, до смерти…
И долго топтался старый лось около поверженного на землю. Злобно фыркая, он поднимал для удара окровавленные копыта, но бить уже было некого. Молодой зверь спокойно лежал на зеленовато-белом сочном моховом покрове, подогнув под себя передние и вытянув стройные, сильные задние ноги, откинув голову с большими красивыми рогами. В широко открытых глазах, подернутых пеленой смерти, застыло выражение немого упрека. Такие глаза бывают у маленьких, незаслуженно обиженных детей. Мох, на котором так спокойно лежала голова лося, медленно окрашивался в темно-красный цвет.
И понял старый лось в ту осеннюю ночь, что это был его последний бой, но по закону тайги он, победитель, должен еще и еще звать на бой других лосей. Роя копытами землю, зверь поднял голову. Глухой, короткий рев раскатился по распадкам, поймам, сопкам. Но ответа не было. Еще раз заревел старый бык, и опять никто не ответил ему.
Косясь налившимися кровью глазами на неподвижно лежащего лося, он, пошатываясь, пошел от места поединка…
Наступила зима. Пришло время сбрасывать грозное оружие – рога. И почему-то старый лось вернулся в тот бор, где произошла смертельная схватка. Там сбросил он один рог. Другой еще крепко держался. Через много дней сбросил и второй, но уже далеко от этого места.
Утром, когда он и две его подруги лакомились молодыми побегами осинок и ивняка, лось услыхал отдаленный шорох снега. Услышали и лоси-коровы. Все трое замерли. Шорох приближался. И поняли они, что по их следам бежала большая стая волков.
Лось-бык вышел навстречу врагам. Какой-то миг стояли неподвижно друг перед другом волки и старый лось. Их было много, он один. Силы явно были неравны. Опыт жизни подсказывал, что надо делать. Высоко вскидывая ноги, выбрасывая комья снега, лось побежал, уводя за собой волков в противоположную сторону от своих подруг.
Три волка. Не такой уж плохой завтрак для оставшихся семи живых. Облизывались. Глотали снег. Но терять времени было нельзя. Впереди них бежало много мяса, очень много. Не то что кости да кожа, чем они сейчас подкрепились.
Главное – не давать передышки старому лосю, не давать есть, не давать спать… Тогда он скоро выбьется из сил и…
Волки бежали крупной рысью, а где снег был глубже – большими махами. Трудно было передовому прокладывать путь, и когда он уставал, то отскакивал в сторону. Стая, не прекращая движения, проносилась мимо, а бывший передовой пристраивался сзади, где бежать было несравненно легче. Так, сменяя друг друга, они продвигались вперед.
Около куртины молодых осин на возобновляющейся гари лось остановился и начал жадно скусывать тоненькие веточки. Лишь бы успеть немного поесть и совсем чуточку полежать, дать отдых старым ногам. Только несколько минут имел в своем распоряжении лось.
