Текст книги "Разрушение Дьявольского Акра (ЛП)"
Автор книги: Ренсом Риггз
Жанры:
Классическое фэнтези
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 24 страниц)
Внезапно из-за моего дома раздался громкий лай. Из-за угла показались еще два офицера, один молодой, другой седой, каждый держал в руках длинный шест. На другом конце шестов был ошейник, а внутри ошейника – разъяренная собака. Она вела себя агрессивно, рычала и пыталась стряхнуть их, пока они тащили ее к фургону отлова животных.
– Помоги нам, черт возьми, Рафферти! – крикнул старший офицер. – Открой для нас эту дверь!
– Оставайтесь в машине, – прорычал Рафферти. Он подбежал к фургону отлова животных и попытался открыть заднюю дверцу.
– Пошли, – сказала я, как только он повернулся ко мне спиной.
Мы вышли. Нур обогнула машину и присоединилась ко мне.
– Возвращайтесь в свою машину! – крикнул Рафферти, но он был слишком занят заботой с дверью, чтобы последовать за нами.
– А теперь быстро, пока нас снова не укусили! – крикнул седой полицейский.
Я повел Нур на задний двор. Мы услышали леденящее кровь рычание, а затем молодой полицейский закричал: «Я его поймаю!»
Собачий лай приобрел новую, более громкую настойчивость. Я боролся с желанием вмешаться, а потом услышала, как кто-то произнес с кристально чистым британским акцентом: «Это я!»
Я замер и обернулся. И Нур тоже.
Я узнал этот голос.
Он принадлежал загорелому псу-боксеру с шипастым ошейником, его мускулистые лапы зарывались в гравий. В этом хаосе офицеры, казалось, не слышали его.
Рафферти наконец открыл фургон. Старший офицер по контролю за животными держался за свой шест, в то время как младший размахивал электрошокером.
Потом я услышал, как пес заговорил – увидел, как его губы сложились в слова: «Джейкоб, это Эддисон!»
Полицейские услышали это – и тут же все разинули рты. Как и Нур.
– Это моя собака! – крикнул я, подбегая к нему. – Ложись, мальчик.
– Он только что… – сказал младший офицер, качая головой.
– Не подходи! – крикнул Рафферти, но я проигнорировал его и опустился на колени в нескольких ярдах от Эддисона, который выглядел немного покоцанным и очень рад был меня видеть, его купированный хвост вилял так сильно, что дрожал весь его зад.
– Все в порядке, он обучен, – сказал я. – Он делает всякие трюки.
– Он твой? – с сомнением спросил Рафферти. – Почему, черт возьми, ты не сказал этого раньше?
– Клянусь Богом, он что-то сказал, – прошептал седой полицейский.
Эддисон зарычал на него.
– Уберите это! – я сказал. – Он не укусит, если вы ему не пригрозите.
– Парень лжет, – сказал Рафферти.
– Я докажу, что он мой. Эддисон, сидеть.
Эддисон сел. Копы выглядели впечатленными.
– Говори. – Эддисон залаял.
– Не так, – нахмурился молодой полицейский. – Он произнес слова.
Я посмотрела на него, как на сумасшедшего.
– Проси, – сказал я Эддисону.
Он сердито посмотрел на меня. Это было уже слишком.
– Нам придется забрать его, – сказал старший полицейский. – Он укусил хранителя правопорядка.
– Он просто испугался, – сказал я.
– Мы отвезем его в школу дрессировки для собак, – вмешалась Нур. – На самом деле он просто душка. Я никогда раньше не видела, чтобы он на кого-то рычал.
– Заставь его снова заговорить, – сказал молодой полицейский.
Я бросил на него обеспокоенный взгляд. – Офицер, я не знаю, что вам показалось, но…
– Я слышал, как он что-то сказал.
– Это всего лишь собака, Кинси, – сказал старший полицейский. – Черт, я как-то видел на Ютубе добермана, который поет национальный гимн…
И тут Эддисон, которому уже надоели оскорбления, поднялся на задние лапы и сказал:
– О, ради бога, провинциальный болван, я говорю по-английски лучше, чем ты.
Молодой полицейский издал резкий смешок «Ха!» – но двое других потеряли дар речи. Прежде чем их мозги успели разморозиться, позади нас раздался громкий, сокрушительный грохот. Мы обернулись и увидели Бронвин, стоящую на краю подъездной дорожки. Она швырнула пальму в горшке в лобовое стекло фургона по отлову животных.
– А ну, за мной! – насмехалась она над ними, и у меня не было ни секунды, чтобы оценить радостный факт того, что она жива, или задаться вопросом, что она здесь делает, потому что она убежала за дом, а Рафферти крикнул ей остановиться и погнался за ней. Двое других полицейских бросили свои шесты и сделали то же самое.
– К карманной петле, друзья! – крикнул Эддисон, стряхнул шесты с воротника и бросился бежать.
Мы погнались за ним на задний двор. Я искал глазами сарай для горшков у олеандровой изгороди, но буря занесла его в Лимонную бухту, и там, где он стоял, теперь был только край расколотых досок.
Из-за противоположного угла дома показалась Бронвин. – Прыгайте! Прыгайте туда, где вы видите искрящееся место!
Эддисон повел нас к тому месту, где раньше был сарай. В середине его, в темной сердцевине, где был вход в карманную петлю, в воздухе висело странное мерцающее искажение.
– Это петля в ее самой элементарной форме, – пояснил Эддисон. – Не бойся, просто заходи.
Копы были в двадцати шагах позади Бронвин, и я не сомневался, что, если они доберутся до нас, то будут дубинки и электрошокеры, и Бронвин придется серьезно ранить их, поэтому, не останавливаясь, чтобы предупредить ее, я толкнул Нур в зеркальное облако. Во вспышке света она исчезла.
Эддисон прыгнул вслед за ней и с новой вспышкой исчез.
– Идите, мистер Джейкоб! – крикнула Бронвин, и поскольку я знал, что она может постоять за себя против любого нормального когда-либо рожденного, я сделала это.
Все потемнело, и во второй раз за столько же часов я оказался в невесомости.
Глава четвертая
Мы вывалились из чулана в клубке размахивающих конечностей и растянулись на толстом красном ковре. Я ударился локтем о подбородок и почувствовал, как мокрый собачий нос коснулся моего лица, а затем едва не получил удар от Бронвин, когда она вырвалась из кучи.
– Отпустите нас, вы, ублюдки, мучающие животных! – кричала она, ее глаза были дикими и рассеянными, и она отвела кулак и собиралась сбить одного из нас с ног, когда Эддисон схватил ее передними лапами и оттолкнул назад.
– Возьми себя в руки, девочка, мы снова в Пенпетлеконе!
Он лизнул ее в лицо. Руки Бронвин безвольно повисли по бокам.
– Мы? – кротко спросила она. – Все произошло так быстро, что я потеряла представление о том, где нахожусь. – она посмотрела на нас. На ее лице расцвела улыбка. – Боже мой.
– Я так рада вас видеть, ребята, что даже не могу… – начала Нур, но все остальное утонуло в складках домашнего платья Бронвин.
– Мы думали, что на этот раз потеряли вас навсегда! – воскликнула Бронвин, обнимая нас обоих. – Когда вы снова исчезли, никому не сказав, мы были уверены, что вас похитили! – Она стояла, не отпуская меня, таща за собой Нур и меня. – Горацию приснилось, что у вас высосали душу через ноги! А потом начались разрушения, и…
– Бронвин! – крикнул я в ее платье, напоминающее наждачную бумагу.
– Ради бога, дай им подышать, – сказал Эддисон.
– Простите, простите, – сказала Бронвин, отпуская нас.
– Я тоже рад тебя видеть, – прохрипел я.
– Мне очень жаль, – сказала она. – Я увлеклась, не так ли?
– Все в порядке, – сказала Нур и легонько обняла Бронвин в знак того, что она не обиделась.
Эддисон упрекнул Бронвин:
– Не извиняйся так сильно, это заставляет тебя казаться робкой.
Бронвин кивнула и снова сказала: «Извините», а Эддисон щелкнул языком, покачал головой и повернулся ко мне и Нур.
– Итак, где вы были?
– Это долгая история, – сказал я.
– Тогда не бери в голову, мы должны доставить вас к имбринам, – сказал Эддисон. – Они должны знать, что вас нашли.
Нур спросила, все ли с ними в порядке.
– Теперь, когда вы вернулись, им будет лучше, – согласилась Бронвин.
– Все еще здесь? – я бросил осторожный взгляд в коридор.
– Да… – Бронвин забеспокоилась.
– А нападения не было? – сказала Нур.
Эддисон навострил уши.
– Нападение? Кем?
Напряжение, которое росло в моей груди, начало ослабевать.
– Слава Богу.
– Никакого нападения не было, – сказала Бронвин, – хотя, честно говоря, мы были так заняты поисками вас, что могли бы и не заметить, если бы начали падать бомбы.
– Я хочу знать, что вы подразумеваете под всеми этими странными вопросами, – сказал Эддисон, поднимаясь на задние лапы и облокачиваясь на меня.
Нур неуверенно взглянула на меня.
– Может, и ничего, – сказал я, потирая лицо. – Это была долгая ночь. Не хочу показаться загадочным, но, думаю, вы правы, сначала нам следует поговорить с мисс Сапсан.
Я не хотел сеять панику. И какая-то часть меня все еще надеялась, что я ошибаюсь насчет Каула. Что он все еще там, где ему и место, обреченный провести вечность в ловушке Библиотеки Душ.
– По крайней мере, скажи нам, где вы были, – взмолилась Бронвин. – Мы работали день и ночь, чтобы найти вас. Имбрины заставили нас патрулировать каждую петлю, где вы двое могли скрыться. Эмма, Енох, Эддисон и я со вчерашнего вечера дежурили по очереди в вашем доме во Флориде.
– Даже в такую бурю! – воскликнул Эддисон. – А потом эти садистские констебли с шестами застали нас врасплох.
– Со вчерашнего дня? – сказала Нур. – Этого не может быть.
– Как долго нас не было? – наконец я решился спросить.
Мохнатые брови Эддисона сошлись на переносице.
– Это действительно странные вопросы.
– Два дня, – ответила Бронвин. – С позапрошлого дня.
Нур отступила на шаг.
– Два дня.
«Вот как долго мы падали», – подумал я и на мгновение почувствовал, как меня снова охватывает невесомость и бестелесность. Два дня.
– Мы пошли искать Ви, – сказал я, – это все, что я могу вам рассказать.
Бронвин ахнула, но не перебила.
– Все прошло не очень хорошо, – сказал я. – Мы каким-то образом вырвались из ее петли и очнулись на крыльце дома моего дедушки во Флориде.
– Клянусь нашими крылатыми старейшинами, – тихо сказала Бронвин. – Это невероятно.
– В буквальном смысле, – согласился Эддисон. – Это нарушает все известные законы лупологии[2]2
Петлелогия, «петля».
[Закрыть]. А теперь пойдем, пока мы не испортили ковер своей мокрой одеждой.
И он подтолкнул нас по коридору, омытому тусклым серым светом Дьявольского утра.
– Вы действительно нашли ее? – спросила Бронвин, пока мы шли.
Нур кивнула. Бронвин, казалось, поняла, что произошло что-то ужасное, но не стала допытываться. Она бросила обеспокоенный взгляд в мою сторону. «Мне очень жаль,» – повторила она.
Проходя мимо окна, я выглянул наружу и заметил странное зрелище: пыль сероватого пуха покрывала улицы, крыши, несколько чахлых деревьев Акра. Еще больше мягко падало в воздухе. В Дьявольском Акре шел снег. Но Акр был петлей, и погода не менялась от одного дня к другому, так что снега не могло быть.
Бронвин уловила мой взгляд.
– Пепел, – сказала она.
– Это одна из «пустынь», – объяснил Эддисон. – Так их называет мисс Королек.
Итак, все было не так, в тот момент как мы ушли; не все было хорошо.
– Когда это началось? – я спросил.
Но тут кто-то закричал: «Это они? Это они?» – и два человека выбежали с лестничного пролета.
Эмма. Эмма и Енох бежали к нам в черных плащах, перепачканных пеплом. Мое сердце забилось при виде их.
– Джейкоб! Нур! – кричала Эмма. – Слава птицам, слава небесным странным птицам!
Нас снова обняли, закружили по кругу, засыпали вопросами.
– Где вас черти носили? – спросила Эмма, ее настроение колебалось между восторгом и гневом. – Навестить родителей, не оставив даже записки?!
– Вы, чертовы идиоты, заставили нас думать, что вы мертвы! – Енох ругал нас. – Опять!
– Мы чуть не погибли, – сказала Нур.
Эмма снова обняла меня, потом оттолкнула на расстояние вытянутой руки и оглядела с ног до головы.
– Ну? Вы похожи на промокших крыс.
– Они прошли через ад, – сказала Бронвин.
– Нам действительно нужно поговорить с мисс Сапсан, – сказал я извиняющимся тоном.
Енох скривил губы.
– Почему? Вы не потрудились сказать ей, что уезжаете.
– Она в своем новом кабинете наверху, – сказала Эмма, и мы снова пошли по коридору.
– Они нашли охотника за пустотами, – выпалил Эддисон, явно не в силах сдержаться.
Глаза Эммы загорелись.
– Неужели?
– Где она? – подозрительно спросил Енох.
– Не спрашивай, – пробормотала Бронвин.
Эмма побледнела. Она уже собиралась спросить меня о чем-то еще, когда мы подошли к толпе людей, выстроившихся в коридоре, и остановились, проходя мимо них. Они выглядели как новоприбывшие, оба с широко раскрытыми от странности окружения глазами и ошеломленные недавними петлевыми кроссоверами, все одетые в одежду из разных эпох и частей мира. Некоторые вполне могли сойти за нормальных людей: молодая пара, похожая на английских дворян, со скучающим выражением лица; мальчик, постукивающий ногой и сверяющийся с карманными часами; сердитый ребенок в старой викторианской детской коляске. Другие были настолько странными, что им было бы трудно жить где-нибудь за пределами циркового представления или петли: бородатая девушка и ее мать, мужчина в маскарадном костюме, у которого из груди рос паразитический близнец, веснушчатая девушка с пронзительными глазами, но без рта. Они выстроились в очередь, чтобы получить транзитные документы, заверенные печатью одного из сотрудников паспортного контроля Харона.
– Новые плотники из внешних петель, – прошептал Енох. – Имбрины приглашают в Акр всех, кого только можно, но мы не можем вместить больше. Мы и так стоим щека к щеке. Я спросил почему, и он раздраженно повел плечами. – Понятия не имею, зачем кому-то понадобилось сюда приезжать. Любая другая петля была бы лучше этой.
Это заставило меня задуматься, не знают ли уже имбрины, что надвигается что-то плохое, и не собирают ли они для своей защиты наиболее уязвимых особей в Акре.
Мы уже почти миновали толпу, когда мне показалось, что я слышу свое имя, и, оглянувшись, я заметил, что примерно половина из них уставилась на меня. В тот момент, когда я снова отвернулся, клянусь, я услышал, как ослепительный ребенок сказал явно недетским голосом: «Это Джейкоб Портман!»
Когда толпа осталась позади, Эмма наконец задала свой вопрос:
– А что случилось с Ви?
– Обещаю, мы вам все расскажем, – сказал я, – как только поговорим с мисс С.
Эмма вздохнула.
– Скажи мне хотя бы вот что. Вы имеете какое-то отношение к вчерашнему граду костей? – она коснулась багрового синяка за ухом, вид которого заставил меня вздрогнуть.
– Что? – сказала Нур.
– Разрушения, – театрально прошептал Эддисон.
– Вчера утром был град костей, – сказала Бронвин как ни в чем не бывало. – Кровавый дождь вчера вечером.
– Опять морось, – сказала Эмма, плечом открывая дверь на лестницу и придерживая ее для остальных. – А теперь пепел.
– Что-то прогнило в датском королевстве, – сказал Эддисон. – Это Шекспир.
* * *
На верхнем этаже дома Бентама, над библиотеками, спальными комнатами и змеящимися коридорами Пенпетлеконовых дверей, располагались его мансарда со странными сокровищами и кабинет, который в его постоянное отсутствие мисс Сапсан объявила своим.
– Она приходит сюда подумать, – объяснила Бронвин, и ее голос эхом отозвался на лестнице. – Она говорит, что это единственное место на всем чертовом Акре, где она может хоть на минуту обрести покой. – На площадке она толкнула дверь и крикнула вниз по лестнице, чтобы Енох перестал отставать.
Мы прошли через комнаты, в которых находился музей необычных предметов Бентама. Когда я впервые увидел чердак, витрины были спрятаны под простынями и сложены в ящики, но теперь коробки были вскрыты, а простыни сорваны. Эффект от того, что я увидел всю его коллекцию сразу, раскрытую и омытую призрачным, отфильтрованным пепельным светом, был головокружительным. Если извилистые коридоры Пенпетлекона были своеобразным Центральным вокзалом мира, то чердачные этажи над ними были его смешанным и законсервированным Музеем естественной истории. Проходы были расчищены двойной и тройной укладкой многих витрин, и мой взгляд перебегал от одной к другой, пока мы шли гуськом по узким проходам.
Я старалась сосредоточиться на нашей встрече с мисс Сапсан и на том, как мы сообщим ей наши ужасные новости, но странности, мелькавшие в нескольких дюймах от моего лица, сговорились отвлечь меня. Что-то загремело в тени причудливого кукольного домика, запертого необъяснимым образом в зарешеченной клетке. Шкаф, заполненный стеклянными глазами, уставился на меня, перемещаясь в своей подставке для витрины, чтобы следить за мной, пока я спешил мимо. Гул привлек мое внимание к потолку, где кольцо маленьких камней медленно вращалось вокруг толстой черной книги, которая парила в воздухе.
Я повернулся к Нур и прошептал: «Ты в порядке?» – и она ответила слабой улыбкой и пожала плечами, что говорило: «А как же еще». Потом она прищурилась на что-то за моим плечом.
Это была явно пустая стеклянная коробка. Над ним висела табличка с надписью: «ПОСЛЕДНЯЯ И ПРЕДПОСЛЕДНЯЯ КВАРТИРА СЭРА ДЖОНА СОАНА, СТРОИТЕЛЯ ЭТОГО ДОМА».
– Что за увлечение было у этого Бентама? – сказала Нур. – Зачем он собирал весь этот отстой?
– Очевидно, он был одержим, – сказал Эддисон. – У него было слишком много свободного времени.
– Это не отстой, – раздался резкий голос с другого конца комнаты, и мы все резко повернули головы, чтобы увидеть, как Ним появился из тени. – Особняк мастера Бентама очень ценен и полезен, и я хотел бы, чтобы вы немедленно покинули его, если вам это будет угодно – или если нет, то…!
Он гнался за нами, щелкая метлой по пятам.
Пока остальные смеялись над Нимом, я размышлял о Бентаме. Был ли он просто еще одним одержимым ботаником, который благодаря Пенпетлекону, который он помог разработать, случайно получил доступ к обширным областям странной вселенной? Или он прятал свидетельства существования мира, который, как он боялся, однажды может уничтожить его брат? И если это было то, о чем он беспокоился, почему он не сделал больше, чтобы остановить это?
Загнанный в угол, я увидел ящики размером с человека, в которых когда-то находились люди – живые – парализованные какой-то непонятной временной реакцией и заключенные здесь в своего рода садистский музей восковых фигур. Зерно жалости, которое зародилось у меня к Бентаму, испарилось. Конечно, в каком-то смысле он сам был пленником, похищенным и вынужденным против своей воли работать на тварей. И да, он ненавидел своего брата и работал над различными тонкими идеями, чтобы подорвать цели Каула. Но его усилий оказалось недостаточно. Нур и я не были полностью виноваты в воскрешении Каула. За годы, проведенные здесь, Бентам, должно быть, имел возможность уничтожить Пенпетлекон или, еще лучше, убить своего брата. Но он этого не сделал. Чего бы он добился для странного мира, если бы все эти годы трудился бок о бок с сестрой, а не с Каулом?
Последний из музейных залов Бентама был превращен в фотостудию, стены которой были увешаны портретами в рамках. Косоглазый фотограф метался между камерой, гигантским черным ящиком с надписью: «МИНИСТЕРСТВО ФОНО– И ФОТОДОКУМЕНТОВ», и объектом съемки – маленькой девочкой, позирующей на деревянном стуле. Группа нервничающих детей ждала своей очереди неподалеку, некоторые сжимали в руках только что проштампованные временные транзитные документы. Министерство документировало их почти сразу же, как только они прибыли, что не было простой процедурой. Как будто они боялись, что другого шанса не будет.
Мы вышли из студии в вестибюль с высоким потолком. Стены здесь были так густо увешаны картинами в золоченых рамах, что я с трудом мог определить, где находится дверь в кабинет Бентама, пока не услышал голос мисс Сапсан, кричавшей с другой стороны:
– Ну тогда какого черта вы там делаете? Похоже, вы не знаете, что творите!
– Я думаю, что это Перплексус, – сказала Эмма.
– Да, очевидно, работа важна! – сказала мисс Сапсан. – Но вы развалите Дьявольский Акр, если и дальше будете терпеть неудачи, так что, либо исправьте это, либо найдите другое место для своих чертовых экспериментов!
– Может быть, нам стоит вернуться позже, – сказала Бронвин.
Енох шикнул на нас и приложил ухо к двери, которая тут же распахнулась. Мисс Сапсан стояла в проеме, ее щеки горели румянцем.
– Вы вернулись! – воскликнула она и, раскинув руки, окутала нас взмахом черной ткани. – Я думала… я думала… Ну, неважно, что я думала. Вы вернулись.
Я мельком увидел Перплексуса в комнате позади нее, но драма, которую мы прервали, была почти забыта.
– Я так рада вас видеть, – прошептала я, и ее копна чернильных волос коснулась моей щеки, когда она энергично кивнула в ответ. Я часто испытывал облегчение при виде мисс Сапсан, но никогда не испытывал такого облегчения, как сейчас, проведя последние несколько часов, безуспешно пытаясь представить мир и свою жизнь без нее. И тут меня поразило, и это казалось одновременно очевидным и таким глубоким, что то, что я чувствовал к этой странной маленькой женщине, было любовью. Я прижался к ней еще на мгновение после того, как Нур высвободилась из нервных объятий, и для того, чтобы убедиться, что она здесь, и потому, что я с некоторым удивлением осознал, какой хрупкой она казалась сквозь объемные складки своего платья. Меня пугало, какой тяжкий груз лежит на таких хрупких плечах.
Она отпустила меня и отступила назад, чтобы осмотреть нас.
– Боже мой, вы промокли до нитки.
– Мы с Эддисоном нашли их в доме мистера Джейкоба всего десять минут назад, – сказала Бронвин, – и привезли прямо к вам.
– Спасибо, Бронвин, ты поступила правильно.
– Ах вы, милые, бедные создания! – крикнула мисс Зарянка из комнаты, и я посмотрела мимо мисс Сапсан, чтобы увидеть старшую имбрину, сидящую у окна в инвалидном кресле. Она жестом пригласила нас войти, а затем крикнула на двух имбрин-учениц, маячивших поблизости. – Дамы, принесите чистые полотенца, свежую одежду, русский чай и что-нибудь горячее.
– Да, мисс, – хором ответили они и опустили головы. Одну звали Сигрид, серьезная девушка в идеально круглых очках, а другую – Франческа, многообещающая фаворитка мисс Зарянки. Енох вздохнул и повернул голову, чтобы посмотреть, как Франческа проскользнула мимо нас. Потом он поймал мой взгляд и тут же снова нахмурился, как обычно.
– Нам нужно поговорить с вами наедине, – сказал я мисс Сапсан.
Она кивнула, и мне стало интересно, знает ли она уже, что мы пришли ей сказать.
– Наедине? – Енох нахмурился еще сильнее. Я видел, что он хотел возразить, но сдержался; возможно, воспоминание о том, как она кричала на Перплексуса, было слишком свежим.
– Мне нужно, чтобы вы собрали остальных, – сказала мисс Сапсан нашим друзьям. – Скажите им, что Джейкоб и Нур найдены. Приведи их всех в Дитч-Хаус и жди нас там.
– Миллард и Оливия обыскивают Нью-Йоркскую петлю, – сказала Эмма, сверяясь с тонкими часами на запястье. – Но они должны вернуться с минуты на минуту.
– Приведите их сейчас, пожалуйста, – сказала мисс Сапсан. – Не ждите.
– Да, мисс. – Эмма бросила на мисс П. взгляд, который, казалось, умолял ее не держать их слишком долго в неведении. – Скоро увидимся.
Эмма, Енох, Бронвин и Эддисон вышли. Перплексус раздраженно откашлялся, напоминая мне, что он в комнате. – Mi scusi{Извините (итал.)}, синьора Сапсан, мы еще не закончили…
– Полагаю, что да, мистер Аномалус, – сказала мисс Сапсан приятным, но резким тоном, который прозвучал из ее уст практически как выпихивание за дверь. Он покраснел и ушел, бормоча проклятия по-итальянски.
Мисс Сапсан увидела, как Нур убирает с ее шеи мокрые от дождя волосы, и спросила, не хотим ли мы переодеться.
– Очень любезно с вашей стороны, – ответила Нур, – но если мы не расскажем вам, что произошло в ближайшее время, я думаю, что у меня будет нервный срыв.
Губы мисс Сапсан сжались в тонкую линию.
– Тогда, конечно, – сказала она, – давайте начнем.
* * *
Вместо свежей одежды нам дали одеяла, чтобы завернуться в них, и имбрины-ученицы вернулись с чаем и закусками, которые были разложены на столе, но остались нетронутыми; у нас не было аппетита. Наконец мы остались наедине с двумя имбринами, расположившимися на маленьком диванчике между мисс Зарянкой в ее украшенном резьбой кресле-каталке и мисс Сапсан, которая стояла рядом с нами, явно слишком взволнованная, чтобы сесть.
– Расскажите нам все, – попросила она. – Я думаю, мы многое знаем, но все равно расскажите, ничего не упуская.
Так началась наша ужасная история. Я рассказал им, как мы решили, что если Нур собирается остаться с нами навсегда, у нее должно быть больше личных вещей, и поэтому мы отправились в квартиру ее приемных родителей в Бруклине через Нью-Йоркскую петлю.
– Не сказав ни единой живой душе, куда вы направляетесь, – сказала мисс Зарянка, барабаня длинными ногтями по подлокотникам инвалидного кресла.
Теперь это казалось неоправданным, но я все равно попытался объяснить. Я сказал, что в Акре все улеглось. Темные тучи опасности, нависшие над нашими головами в последние несколько недель, казалось, рассеялись. Наши друзья приходили и уходили, используя Пенпетлекон с некоторой свободой, и мы с Нур чувствовали, что заслужили достаточно свободы, чтобы сделать то же самое.
– Мы действительно думали, что это безопасно, – добавила Нур, искренне извиняясь. – Мы думали, что вернемся раньше, чем кто-нибудь заметит.
Я рассказал им о открытке, которую мы нашли в пачке писем у ее приемных родителей. Что, похоже, ее написала Ви и пригласил Нур навестить ее. Этот адрес находился всего в нескольких часах езды на машине. – Мы уже покинули Акр, когда нашли его, – добавила я, чувствуя себя ребенком, пытающимся вырваться из-под домашнего ареста. – И вместо того, чтобы проделать весь обратный путь…
– Это было то, что мы хотели сделать сами, – вмешалась Нур.
– Нам не нужны ваши оправдания, – сказала мисс Зарянка. – Вы здесь не под судом.
А потом пробормотала: «Пока что».
Оглядываясь назад. я не жалел, что мы сделали это в одиночку. Я попытался представить, как Нур ведет не только меня, но и нескольких наших друзей через петлю Вайноки и ее двойные торнадо. Шансы на то, что все выживут, были в лучшем случае невелики. И даже если бы некоторым из нас удалось добраться до Ви, разве это что-то изменило бы? Марнау все равно застал бы нас врасплох, и в этой ситуации с заложниками, с его пистолетом, направленным на Ви, действительно ли имело значение, сколько нас там было?
Может быть, а может, и нет.
Нур взяла на себя рассказ. Она описала, когда оказалась в Вайноке, то странное чувство дежавю охватило ее. Она описала склад и странного человека, которого мы встретили среди клеток, который мучился от боли. Когда мы описывали его, я заметил, как мисс Сапсан и ее наставница обменялись понимающими взглядами. Нур описала измученную торнадо петлю. Песня, которую она помнила с детства, которой ее научила Ви, которая помогла нам пройти через испытания петли, один предсмертный опыт за другим, пока мы не добрались до маленького домика Ви.
Тут Нур остановилась, лицо ее напряглось, и она замолчала. Она не могла продолжать, и я сделал это.
– Ви нас не ждала, – сказал я.
– Это ведь не она прислала открытку? – спросила мисс Зарянка.
Я медленно покачал головой.
– Она рассердилась, когда увидела нас, – сказал я. – И ужаснулась.
– «Какого черта ты здесь делаешь?» – тихо спросила Нур. – Именно это она и сказала, когда увидела нас. То, что она мне сказала. – Она кивнула мне, чтобы я продолжал.
– Она привела нас в свой дом, – сказал я, – который был практически боевым арсеналом, и начала запирать его, как будто ожидала нападения. И прежде чем она успела закончить, появился он.
– Марнау, – пробормотала мисс Сапсан.
– Это был тот человек, которому мы помогли на складе, – сказал я. – Он замаскировался. – Я сделал паузу. Неловко заерзал. – Последним ингредиентом в списке Бентама было не сердце матери птиц. Он никогда не охотился ни за кем из вас. Это было сердце…
– Матери бурь, – сказала мисс Зарянка. – Вчера вечером Франческа обратила внимание на намеренную ошибку Бентама. Наверное, он надеялся, что это собьет людей Каула со следа.
Я отрицательно покачал головой. – Не помогло.
– Ее убил Марнау, – сказала мисс Сапсан. Ей не нужно было спрашивать, она могла прочитать это на наших лицах.
Подбородок Нур опустился к ее груди. Она судорожно вздохнула, а когда успокоилась, я продолжил:
– Он застрелил ее. Потом он выстрелил в нас обоих каким-то сонным дротиком. И когда мы проснулись…
Я остановился. Не мог заставить себя сказать это в присутствии Нур. Даже произнесение этих слов вслух казалось чем-то вроде насилия. Мисс Сапсан села на диван рядом с Нур и положила руку ей на спину.
– Он забрал ее сердце, – сказала мисс Зарянка, глядя на свои испещренные печеночными пятнами руки, теперь сжавшиеся в кулаки на коленях.
– Да, – прошептал я.
Я рассказал им, как Марнау взял сердце и свой кожаный мешок с нечестивыми трофеями и побежал прямо в торнадо, бушевавший через дорогу. Как его подхватило, и как вскоре после этого лицо Каула появилось в вихре и среди хлещущих ветвей вырванного с корнем дерева, и как его голос прогремел мое имя в форме раската грома.
Мисс Сапсан выпрямилась.
– Горацию это приснилось, – сказала она. – Тот самый образ: лицо Каула в вихре. Он видел это во сне две ночи назад.
У меня перехватило дыхание.
– Тогда, когда это происходило, – сказал я. Не пророческий сон, скорее, как передача. Сверхъестественная прямая трансляция. Я посмотрел на нашу имбрину. – Значит, вы уже знали.
Она покачала головой.
– Мы боялись худшего. Но до этого момента мы не знали, что Каул действительно воскрес.
– Пусть старейшины помогут нам, – сказала мисс Зарянка.
Нур опустила голову.
– Мы знали, что случилось что-то ужасное, – сказала мисс Сапсан. – Были и некие… беспорядки.
Я кивнул.
– Эмма сказала, что шел дождь из… костей?
– Кости, кровь, пепел. Очень рано утром раздался шквал гортани.
– Извращения в ткани петли, – сказала мисс Зарянка. – Они могут означать, что петля разрушается, начинает давать сбои в ошеломляющих отношениях.
– Мы подумали, что это может быть результатом темпоральных экспериментов, которые недавно проводил Перплексус, – сказала мисс Сапсан и бросила виноватый взгляд на старшую имбрину. – Я считаю, что должна перед ним извиниться.
– Я думаю… – сказала мисс Зарянка, – не являются ли эти явления результатом попыток враждебной силы извне разрушить нашу петлю.
Нур подняла голову.
– Как хакер, возящийся с кодом.
Имбрины непонимающе смотрели на нее.
– Старейшины называли это беспорядочными разрушениями, – сказала мисс Зарянка. – Подобные явления часто предвещали гибель петли.
– Мне очень жаль, – жалобно сказала Нур. – Мне очень, очень жаль.
– Чепуха, – сказала мисс Сапсан. – Почему?
– Это моя вина. Я привела Марнау к Ви. Это моя вина, что она умерла. Это я виновата, что Каул вернулся.
– Ну, если это твоя вина, то и его тоже за то, что он тебе помог, – сказала мисс Зарянка, ткнув в меня пальцем, и у Нур от удивления отвисла челюсть. – А Фиона – за то, что позволила захватить себя в плен, чтобы отрезать ей язык, – продолжала она. – И те мертвецы, которые сидели на задних лапах, пока твари выворачивали наизнанку их драгоценное кладбище в поисках альфа-черепа. И моя, и Франчески, если подумать, за то, что не уловили подлый неправильный перевод записей Бентама раньше, который предупредил бы вас в тот момент, когда вы поняли, что петля Ви кишит торнадо.