Текст книги "В глубь времен"

Автор книги: Рене Баржавель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 15 страниц)

* * *

– Вы заметили? Они все левши!.. – сказал Гувер. Он разговаривал шепотом с Леоновой, прикрывая рукой свой микрофон. Леонова прекрасно его понимала, хотя он говорил по-английски.

Все верно. Но это бросилось в глаза только сейчас, когда Гувер сказал ей об этом. Она сердилась от того, что сама не заметила. Все люди прошлого были левшами. Оружие, которое нашли в цоколе Элеа и в цоколе Кобана, который, в свою очередь, открылся, были в форме перчатки для левой руки. И изображение на большом экране в этот момент показывало Элеа и Пайкана во время тренировки среди других гонда, которые учились пользоваться этим оружием. Все двигали левой рукой, направляя ее на различные металлические предметы, которые внезапно появлялись из-под земли и звенели под напором ударов энергии. Контрольное упражнение. В зависимости от примененного давления тремя согнутыми пальцами, оружие Ж могло просто наклонить ветку или разбить в осколки целую скалу, уничтожить противника или просто оглушить его.

Овальная мишень появилась в десяти шагах перед Пайканом. Она была голубой, значит нужно ударить с минимальной мощностью. Со скоростью молнии Пайкан всунул левую руку в перчатку, прикрепленную к поясу магнитом, оторвал ее, поднял руку и ударил. Мишень вздрогнула, как едва тронутая струна арфы, и незаметно скрылась.

Пайкан засмеялся. Он сдружился с оружием. Это упражнение стало для него приятной игрой. Практически сразу же ему была предложена красная мишень, в то время как зеленая выросла слева от Элеа. Элеа ударила в четверть оборота. Удивленному Пайкану тоже удалось ударить, пока мишень не исчезла. Красная зазвучала как молния, зеленая, как колокол. Со всех сторон на площадке появлялись мишени и получали жестокие удары, пощечины или просто поглаживания. Поляна пела, как огромный ксилофон под ударами молоточков сумасшедшего.

Ракета Университета появилась над поляной, облетела вокруг нее и мягко приземлилась позади тренирующихся. Скоростная ракета напоминала копье, на прозрачном острие которого было выгравировано Уравнение Зорана.

Два университетских охранника вышли из нее. С левой стороны на животе у них было вытатуировано Уравнение Зорана, рядом висело оружие Ж, на правом бедре прикреплена граната С, нижнюю часть лица прикрывала маска, на голове – военная прическа – волосы, зачесанные назад и прикрепленные магнитной булавкой к конической каске с широкими бортами. Они переходили от одной группы к другой, спрашивая тренирующихся, которые смотрели на них с удивлением и беспокойством: они никогда не видели зеленых стражников так сильно вооруженными.

Стражники кого-то искали. "Мы ищем Элеа 3-19-07-91", – говорили они. Кобан хотел немедленно видеть Элеа.

– Я еду с ней, – сказал Пайкан.

У стражников не было приказа этому воспротивиться. Ракета пересекла озеро, как стрела, по направлению к Зеву и вертикально упала прямо в зеленую трубу Университета. Она замедлила ход, достигнув потолка стоянки, подлетела ближе к земле над центральной полосой, села на боковую и подкатила прямо к двери лаборатории, которая открылась и сразу же закрылась за ними.

Улицы и дома Университета резко отличались от остального города своей простотой. Здесь не было буйной растительности, только голые стены и своды – без единого цветка, без единого листика. Никакого орнамента на трапециевидных дверях, ни одного ручейка вдоль белой улицы, по которой ракета продолжала свой бег, ни одной птицы в воздухе, ни одной удивленной лани за поворотом, ни одной бабочки, ни одного белого кролика… Здесь царила суровость абстрактного знания. Транспортные платформы были оснащены металлическими креслами и поручнями.

Элеа и Пайкан ошеломленно оглядывались. Происходило что-то необычное. Зеленые стражники в военных мундирах с зачесанными волосами и в касках передвигались по заполненным платформам, совершенно не удивляясь тому, что над их головами пролетает ракета, для которой улица обычно запрещена. Разноцветные сигналы мигали над деревьями, раздавались имена и номера, лабораторные ассистенты в темных халатах бежали по коридорам, закутав длинные волосы в герметические мантии. Квартал работ и исследований. Не было видно ни одного студента без башмаков.

Ракета села в центре перекрестка в форме звезды. Один из стражников повел Элеа в лабораторию-51. Пайкан последовал за ней.

Их завели в пустую комнату, в центре которой их ожидал человек в черном халате. Уравнение Зорана красного цвета с правой стороны его груди выдавало в нем шефа лаборатории.

– Вы Элеа? – спросил он.

– Я – Элеа.

– А вы?

– Я – Пайкан.

– Что еще за Пайкан?

– Я принадлежу Элеа, – сказал Пайкан.

– Я принадлежу Пайкану, – отозвалась Элеа.

Человек на мгновение задумался:

– Пайкана не приглашали. Кобан хочет видеть Элеа.

– Это я хочу видеть Кобана, – решительно возразил Пайкам.

– Пойду доложу ему, что вы здесь. Подождите, пожалуйста,

– Я буду сопровождать Элеа, – настойчиво повторил Пайкан.

– Я принадлежу Пайкану, – сказала Элеа.

Помолчав немного, человек продолжил:

– Я предупрежу Кобана… перед тем, как его увидеть, Элеа должна пройти общий тест. Вот кабина…

Он открыл прозрачную дверь. Элеа узнала стандартную кабину, в которой минимум один раз в году закрывался каждый житель Гондавы, чтобы узнать свое физиологическое развитие и в непредвиденном случае изменить свою деятельность и питание.

– Это обязательно? – спросила она.

– Да, обязательно.

Она вошла в кабину и села в кресло. Дверь закрылась и вокруг нее зажглись приборы, вспышки разных цветов заиграли на ее лице, заурчали анализаторы, щелкнул синтезатор. Все было закончено. Она встала и толкнула дверь. Дверь осталась закрытой. Удивленная, она толкнула сильнее, но безрезультатно. Она взволнованно позвала: "Пайкан!"

С другой стороны двери Пайкана крикнул: "Элеа!"

Она еще раз попыталась открыть дверь. Она чувствовала, что за этой закрытой дверью происходит что-то ужасное. Она крикнула:

– Пайкан! Дверь!

Он бросился вперед. Она видела, как его силуэт ударился о прозрачную переборку. Кабина вздрогнула, разбитые инструменты упали на пол, но дверь не поддалась.

За спиной Элеа открылся вход в другое помещение.

– Идите сюда, Элеа. – На пороге стоял Кобан.

* * *

Перед Кобаном сидели две женщины. Одна из них была Элеа, другая темноволосая, очень красивая, с прекрасной фигурой. В то время как Элеа протестовала и требовала, чтобы Пайкан присоединился к ней, другая молчала и смотрела на все со спокойной симпатией.

– Подождите, Элеа, – сказал Кобан, – подождите, вы все узнаете. – Он носил строгий черный халат лабораторного ассистента, но Уравнение Зорана на его груди было белым. Он ходил вдоль и поперек комнаты, босой, как студент, между столами-партами и испещренной стеной, которая содержала в себе многие десятки тысяч обучающих бобин.

Элеа замолчала, разумно не тратя бесполезных усилий. Она слушала.

– Вы не знаете, – сказал Кобан, – что находится на месте Гонда-1. Я вам скажу. Солнечное Оружие. Несмотря на мои протесты, Совет решил применить его в случае, если Енисор нас атакует. А Енисор решил нас атаковать, чтобы разрушить Солнечное Оружие до того, как мы его используем. Исходя из очень сложного механизма оружия и огромных его размеров, потребуется почти полдня для того, чтобы активизированное Оружие вышло из своего убежища. В течение этой половины дня судьба человечества будет поставлена на карту. Если Оружие взлетит и взорвется, эффект будет такой, как если бы Солнце упало на Енисор. Енисор сгорит, растопится, потечет… Но вся Земля получит неимоверный удар. Что останется от нас в эти считанные секунды? Что останется от жизни на земле? – Кобан остановился. Его трагический взгляд был устремлен поверх голов двух женщин. Он прошептал: – Может быть, ничего… Совсем ничего… – Он ходил по комнате, как загнанное животное, которое напрасно ищет выход: – А если енисорам удастся помешать использовать Оружие, они уничтожат его и нас. Их численность в десятки раз превышает нашу, они очень агрессивны. Мы не сможем оказать им сопротивление. Нашей единственной защитой против них был страх. Но мы их СЛИШКОМ ИСПУГАЛИ!.. Они нападут на нас в любом случае и, если они победят, то не оставят камня на камне от расы и цивилизации, способной создать Солнечное Оружие. Вот почему всем жителям Гондавы выдана Черная Гранула. Для того, чтобы пленные, если они захотят, могли выбрать – смерть из собственных рук или от мясников Енисора…

Элеа воинственно поднялась:

– Абсурд! Ужасно! Бесчеловечно! Нужно попытаться предотвратить войну! Делайте же что-нибудь, а не вздыхайте! Саботируйте применение оружия! Отправляйтесь в Енисор! Они вас послушают! Вы же Кобан!

Кобан остановился перед ней и серьезно и удовлетворенно посмотрел на нее.

– Вас правильно выбрали, – сказал он.

– Кто выбрал? Для чего выбрал?

Он ответил не на эти вопросы, а на предыдущие:

– Я делаю кое-что. Я послал людей в Енисор, и они вошли в контакт с учеными Квартала Знаний. Они понимают весь ужас этой войны. Если они смогут взять власть в свои руки, мир будет спасен. Но остается мало времени. Сегодня я встречаюсь с президентом Локаном. Я постараюсь убедить Совет не применять Солнечное Оружие и довести до сведения Енисора… Но против меня военные, которые думают только об уничтожении врага, и министр Мозран, который построил Оружие и мечтает увидеть его в действии!.. Если меня постигнет неудача, я предусмотрел выход, и именно для этого вы были выбраны, вы двое и еще три женщины Гондавы. Я хочу СПАСТИ ЖИЗНЬ.

– Жизнь КОГО?

– Просто жизнь, ЖИЗНЬ!.. Если Солнечное Оружие будет действовать на несколько секунд дольше, чем предусмотрено, Земля будет настолько потрясена, что океаны выйдут из своих берегов, континенты погрузятся в пучину, атмосфера дойдет до температуры расплавленной стали и сожжет все, что находится на поверхности и в глубине Земли. Мы не знаем, где остановится разрушение. Из-за этой огромной мощности Мозран не смог испытать Оружие, даже меньшей силы. Мы не знаем, но нужно предвидеть худшее. То, что я сделал.

– Кобан, – раздался голос, – вы хотите узнать новости?

– Да, – отозвался Кобан.

– Енисорские войска на Луне захватили международную зону. Военный конвой, посланный из Гонда-3 в нашу лунную зону, енисорские войска перехватили перед прилунением. Часть его уничтожена. Сражение продолжается. Наши службы дальнего наблюдения имеют сведения, что Енисор отозвал атомные бомбы с солнечной орбиты и переправляет их к Марсу и Луне. Слушайте, Кобан. Конец связи.

– Началось… – прошептал Кобан.

– Я хочу вернуться к Пайкану, – сказала Элеа. – Вы нам не оставляете ничего, кроме надежды умереть. Я хочу умереть с ним.

– Кое-что, повторяю, я делаю, – оборвал Кобан. – Я создал убежище, которое выдержит любое испытание. Я снабдил его семенами всех растений, оплодотворенными яйцеклетками всех животных и инкубаторами для их развития, десятью тысячами обучающих бобин, молчаливыми машинами, инструментами, мебелью, всеми образцами нашей цивилизации, всем, что может возродить цивилизацию, похожую на нашу. А в центре я помещу мужчину и женщину. Компьютер выбрал пятерых женщин по их психической и физической устойчивости, по их здоровью и красоте. Они получили номера от одного до пяти, в зависимости от совершенства. Женщина под номером первым позавчера умерла в результате несчастного случая. Номер четыре уехала в путешествие по Енисору и не может вернуться. Номер пять живет в Гонда-62. Я послал за ней, но боюсь, она не успеет вовремя сюда приехать. Номер два – это вы, Лона, а номер три – это вы, Элеа, – он секунду помолчал, изобразил уставшую улыбку, повернулся к Лоне и продолжил: – Естественно, в Убежище будет только одна женщина. Это будете вы, Лона. Вы проживете…

Лона встала, но, прежде чем она успела заговорить, ее опередил голос:

– Слушайте, Кобан, вот тесты номера два, все необходимые качества присутствуют в максимуме, но эволюционирует процесс метаболизма, а гормональное равновесие нарушено. У номера два двухнедельная беременность.

– Вы это знали? – спросил Кобан.

– Нет, но я надеялась на это. Мы сняли наши Ключи в третью весеннюю ночь.

– Я очень сожалею, – Кобан развел руками, – но это исключает вас. Мужчина и женщина, помещенные в Убежище, будут заморожены в абсолютном холоде. Возможно, ваша беременность отрицательно повлияет на успех операции. Я не могу так рисковать. Возвращайтесь домой. Я вас прошу молчать в течение одного дня обо всем том, что я вам сказал, не говорить ничего никому, даже вашему назначенному. Через день все будет кончено.

– Я буду молчать, – кивнула Лона.

– Я вам верю. Компьютер вас определил следующим образом: надежная, медлительная, молчаливая, умеющая себя защитить, непримиримая.

Кобан подал знак двум зеленым охранникам, которые стояли перед дверью. Они отодвинулись, чтобы дать пройти Лоне. Он повернулся к Элеа:

– Итак, это будете вы.

Элеа почувствовала, что превращается в каменный столб. Потом кровообращение резко восстановилось, она покраснела, но постаралась сохранять внешнее спокойствие и заставила себя сесть. Она снова услышала голос Кобана:

– Компьютер определил вас следующим образом: уравновешенная, быстрая, напористая, готовая к нападению.

Она снова почувствовала себя способной говорить. Она атаковала:

– Почему вы не хотите сделать так, чтобы сюда вошел Пайкан? Я не пойду без него в ваше Убежище.

– Компьютер выбрал женщин за их красоту и здоровье и, безусловно, также за их ум. Он выбрал мужчин за их здоровье и ум. Но, в первую очередь, за их знания. Нужно, чтобы мужчина, который выйдет из Убежища через несколько лет, а может быть, через один или два века, был способен понять все, что записано на бобинах и, если возможно, знать даже больше, чем они. Его роль не только в детопроизводстве. Выбранный мужчина должен быть способным возродить человечество. Пайкан умный, но его знания ограничены. Он даже не знает, как объяснить Уравнение Зорана.

– Так кто же этот мужчина?

– Компьютер выбрал пятерых, как и женщин.

– Кто номер первый?

– Я, – сказал Кобан.

* * *

– Енисор – это вы, американцы, – Леонова буквально атаковала Гувера, – вы уже тогда были мерзавцами, империалистами, пытающимися поглотить весь мир.

– Моя очаровательная, мы, современные американцы – другие, мы – всего лишь европейцы, которые сорвались со своих мест и уехали в дальние земли, мы ваши маленькие двоюродные братья… – возразил Гувер. – Я бы очень хотел, чтобы Элеа нам показала, хотя бы несколько рож первых американских оккупантов. Мы видели только ее соотечественников. На следующем сеансе мы попросим Элеа показать нам енисоров.

* * *

Элеа показала им енисоров. Однажды она была с Пайканом в Диедоху – столице центрального Енисора на празднике Облака. Теперь для них она вызвала изображение из своей памяти. Они прибыли с Элеа в ракете дальнего следования. На горизонте в небо врезалась длинная гряда гигантских гор. Когда они подлетели немного ближе, то увидели, что гора и город составляют единое целое.

Сооруженный из огромных каменных блоков город цеплялся к горе, покрывал ее, возвышался над ней, опирался на нее, чтобы поднять кверху свою завершающую стрелу – монолит Храма, вершина которого терялась в вечном Облаке.

Они увидели работающих и радующихся енисоров. Потребности населения были такими значительными, а рост его таким быстрым, что даже в день праздника Облака строительство не прекращалось. Без остановки, без устали, как муравьи, не применяя никаких инструментов, кроме своих рук, строители увеличивали город, пробивали улицы и лестницы, строили площади на еще пустых склонах горы, возводили оборонительные сооружения, дома и дворцы. На груди они носили золотой обруч в виде огненной змеи – символ енисорской всемирной энергии. Это был не только символ, но, в первую очередь, трансформатор, дающий возможность тем, кто его носил, подчинять своим рукам все силы природы.

На большом экране ученые МПЭ видели, как енисорские строители без усилий поднимали скалистые блоки, которые должны весить многие тонны, ставили их один на другой, обрабатывали их, изменяли форму, ребром ладони обтачивали углы, ладонью полировали как мастикой. В руках строителей вещество становилось податливым и послушным. Как только они прекращали к нему прикасаться, камень снова обретал природную твердость и массу.

Иностранцы, приглашенные на праздник Облака, не имели права приземляться. Их ракеты оставались на орбите неподалеку от Диедоху и висели в пустоте как разноцветные этажерки. Перед ними возвышался Храм, стрела которого была сделана из каменного блока, поднимавшегося выше, чем самый высокий небоскреб современной Америки, и исчезала своим острием в Облаке. Монументальная лестница, вырубленная как единое целое, обвивала ее спиралью. По этой лестнице уже долгие часы толпа поднималась к вершине Храма. Она поднималась медленно, в то время как везде на улицах и лестницах города енисоры передвигались с ловкостью и скоростью, которая выдавала их власть над силой притяжения. Толпа на лестнице из-за разноцветных одежд напоминала хвост огненной змеи. Голова змеи раскачивалась на лестнице то влево, то вправо и продолжала подниматься. Ее тело, состоящее из многих сотен тысяч людей, следовало за ней, окольцовывая Стрелу, заполняя все ее ступени. Из громкоговорителя неслась музыка, придававшая движению определенный ритм. Это было своего рода легкое прерывистое дыхание, исходившее от горы и от города. Толпа, которая находилась на стреле, на лестницах, на улицах, поднималась, смотрела, работала.

Когда голова змеи достигла Облака, солнце за горой потускнело: голова змеи вошла в Облако в сумерках. Ночь упала за несколько минут. Прожекторы, установленные во всем городе, освещали Стрелу и толпу, которая по ней двигалась. Ритм музыки и пения ускорился. Стрела начала двигаться, или это двигалось Облако. Было видно, как Стрела вошла в Облако, или Облако вошло в Стрелу, вышло из нее, снова вошло, все быстрее и быстрее, как огромное совокупление Земли и Неба.

Прерывистое дыхание музыки ускорилось, мощный звук ударил по кораблям, висящим в небе, и разбила их стройную линию. На земле все рабочие прервали свою работу. Во дворцах, в домах, на улицах, на площадях мужчины приближались к женщинам и женщины к мужчинам, наугад, просто потому, что они находились ближе других, не зная, были ли они красивыми или уродливыми, молодыми или старыми. Они хватали друг друга, вытягивались на площади в том же месте, где они стояли и входили в общий ритм, который тряс гору и город. Стрела полностью вошла в Облако, до самого своего основания. Гора хрустнула, город приподнялся, освобожденный от своего веса и готовый вонзиться в небо до бесконечности. Облако загорелось, взорвалось сотней молний, потухло и удалилось. Город снова вернулся на гору.

Стрела была пуста. Ни единого человека больше не было на большой каменной лестнице. Все лежащие пары разъединились. Мужчины и женщины вставали и тупо отдалялись друг от друга. Другие засыпали тут же, на месте. В течение нескольких коротких мгновений они все вместе участвовали в космическом удовольствии. Каждый из них стал всей Землей. Каждая из них стала Небом. И таким образом один раз в год это происходило во всех городах Енисора. В течение всех остальных дней и ночей енисорские мужчины не приближались к женщинам.

Ученые МПЭ спросили Элеа, что случилось с толпой на лестнице.

– Стрела отдала их Облаку, – пояснила Элеа. – Облако отдало их всемирной энергии. Они добровольцы. Их выбрали с самого детства. Все они имели какой-то недостаток ума или тела, даже минимальный, или же напротив, были слишком умны, слишком сильны, слишком красивы по сравнению со средними енисорами. Воспитанные в духе жертвоприношения, они желали его всем телом и душой. Они имели право не пойти на это. Но только небольшое их число воспользовались этим правом. Так енисорская раса пыталась сохраниться в одном качестве и регулировать рождаемость. Однако во время праздника Облака зачиналось в двадцать раз больше енисоров, чем их погибало на всех Стрелах континента.

– Но, – возразил Гувер, – все эти женщины должны были рожать в один и тот же день!

– Нет, – ответила Элеа, – продолжительность беременности в Енисоре составляла от трех до девяти месяцев, в зависимости от желания матери и ее возраста. Как вы сами видели, здесь нет Назначения, то есть нет ни пар, ни семей. Мужчины и женщины живут смешано, в состоянии абсолютного равенства в правах и обязанностях, в общих дворцах или личных домах, как они того пожелают. Дети воспитываются государством. Они не знают своих родителей.

Хотя ракета Элеа находилась далеко от толпы, но через ее иллюминаторы ученые могли рассмотреть в деталях лица енисоров: черные гладкие волосы, узкие глаза, выпуклые скулы и приплюснутый нос. Без сомнения – предки майя, ацтеков и других индейцев Америки, а также, вполне возможно, японцев, китайцев и остальной монголоидной расы.

– Вот вам и империалисты, – сказал Гувер Леоновой. Он вздохнул и добавил: – Надеюсь, теперь вы на нас будете меньше сердиться.

* * *

– Нет, не ЖИЗНЬ вы хотите спасти, – сказала Элеа, – а ВАШУ жизнь. Вы искали пятерых самых красивых женщин континента, чтобы выбрать ту, которая будет вас сопровождать!

– Взгляните, – предложил Кобан с печальной серьезностью, – вот та, которую я выбрал бы, чтобы спасти, если бы у меня было на это право…

Он нажал кнопку, над столом появилось изображение девочки – копия Кобана. Стоя на коленях на песчаном пляже около озера на Девятом Уровне, она ласкала павлина с тусклыми глазами. Длинные мальчишечьи волосы падали на голые плечи. Грациозные руки обвились вокруг шеи птицы, которая покусывала ей уши.

– Это Доа, моя дочь, – объяснил Кобан. – Ей двенадцать лет, и она одинока… Все девочки ее возраста уже давно имеют друга. Но она одинока… Потому что она, как и я, неназначенная… Компьютер не нашел мне подругу, которая могла бы меня выдерживать и не раздражала меня медлительностью своего мышления. Некоторая живость природных способностей приговаривает к одиночеству. Я несколько раз жил с вдовами, неназначенными. Мать Доа была одной из неназначенных. У нее оказался высокий уровень мышления, но совершенно ужасный характер. Компьютер не захотел раздражать им ни одного мужчину. Из-за ее ума и красоты я попросил ее родить мне ребенка. Она согласилась с одним условием – жить рядом со мной, чтобы воспитывать его. Я думал, что это возможно. Мы сняли наши Ключи. Буквально через несколько дней нам пришлось расстаться. Она была достаточно умна, чтобы понять, что не сможет найти счастья рядом с таким человеком, ни даже с его ребенком. И когда ребенок родился, она отослала его мне. Это была Доа… Доа, в свою очередь, получила от компьютера отрицательный ответ. У нее очень мягкий характер, ко ее разум еще мощнее, чем мой. Она нигде не найдет себе равного. Если она останется жива… – Кобан смолк, убрал изображение: – Не думаете же вы, что я люблю Доа меньше, чем вы любите Пайкана? Если бы я подчинялся своим эгоистическим желаниям, то именно ее я поместил бы рядом со мной в Убежище. Или остался бы около нее, с радостью отдав свое место номеру второму. Но я его знаю. Я знаю, чего стоят его знания и чего стоят мои. Компьютер был прав, назначив меня. Здесь речь идет не о любви, не о чувствах, не о нас конкретно. Это наш долг, это выше нас. Мы, вы и я, обязаны сохранить вселенскую жизнь и снова сотворить мир.

– Послушайте меня, Кобан, – ответила Элеа. – Мне безразлично человечество, мне безразлична жизнь – жизнь людей и жизнь человечества. Без Пайкана нет человечества, нет жизни. Дайте мне Пайкана в Убежище, и я буду благословлять вас Вечность!

– Я не могу!

– Дайте мне Пайкана! Останьтесь со своей дочерью! Не дайте ей умереть в одиночестве, покинутой вами!

– Я не могу, – вполголоса повторил Кобан.

Его лицо выражало одновременно твердую решимость и безграничную печаль. Этот человек уже выиграл битву, которая оставила его разбитым. Решение было принято и не подлежало обсуждению. Он не мог построить Убежище больших размеров. Правительство, выжатое Гонда-1 и колоссальным монстром, который там находился, абсолютно не интересовалось проектом Кобана и поэтому дало ему возможность работать, но отказало в помощи. Убежище создали силами самого Университета. Рождение Убежища мобилизовало всю энергетическую мощность, все машинные ресурсы, все лаборатории и все кредиты. И там будут храниться только два семени. Третье приговорит к гибели весь проект. Даже маленькое. Даже Доа. Проект не сможет спасти никого, кроме одного мужчины и одной женщины.

– Тогда возьмите другую женщину! – крикнула Элеа. – Их же миллионы!

– Нет, – возразил Кобан, – их не миллионы. Их только пять, и сейчас остались только вы… Компьютер выбрал вас, потому что вы исключительная. Нет никакой другой женщины, никакого другого мужчины! Это вы и это я! И не будем больше об этом говорить, я вас очень прошу, все уже решено.

– Вы и я? – переспросила Элеа.

– Вы и я! – ответил Кобан.

– Я вас ненавижу, – сказала Элеа.

– И я вас не люблю. Но это не имеет никакого значения.

– Слушайте, Кобан, – объявил голос, – президент Локан хочет говорить с вами.

– Я его слушаю и смотрю.

В углу комнаты появилось объемное изображение Локана. Кобан переместил экран и поставил рядом с собой с другой стороны стола. Локан, казалось, был охвачен страхом.

– Слушайте, Кобан, – обратился президент, – на чем вы остановились в ваших переговорах с людьми из Квартала Знаний Енисора?

– Я ожидаю доклада с минуты на минуту.

– Ждать больше нельзя! Ждать невозможно. Енисоры бомбардируют наши гарнизоны на Марсе и на Луне атомными бомбами. Наши бомбы в пути, и мы ответим им тем же. Это ужасно и бесполезно. Захватническая армия Енисора выходит из своих гор и готовится к удару. Через несколько часов эта армия нападет на Гондаву! При первом старте, о котором доложат наши спутники, я запускаю Солнечное Оружие! Но я, как и вы, Кобан, боюсь! Может быть, еще есть время спасти мир! Енисорское правительство знает, что вылет их армий означает смерть их народа. Но или им все безразлично, или они надеются разрушить Оружие до того, как высадят десант! Кутийу сошел с ума! Только люди Квартала могут попытаться его убедить или свергнуть!.. Ни секунды промедления, Кобан! Я вас умоляю, попробуйте связаться с ними!

– Я не могу связаться с ними напрямую. Я сейчас вызову Партао в Ламоссе.

Изображение президента исчезло. Кобан вставил Ключ в пульт.

– Слушайте, – объявил он, – я хочу слышать и видеть Партао в Ламоссе.

– Партао в Ламоссе, – повторил голос, – я вызываю.

Кобан объяснил Элеа:

– Ламосс – единственная страна, которая остается нейтральной в этом конфликте. Но на этот раз не будет времени этим воспользоваться… Партао – это руководитель Ламосского университета. Это он – мой связной с людьми Квартала.

Появился Партао и сказал Кобану, что он разговаривал с Сутаку из Квартала.

– Я больше ничего не могу сделать. Он совсем потерял над собой контроль. Он вызовет вас напрямую.

Тусклое изображение зажглось рядом с изображением Партао. Сутаку, в халате и круглой преподавательской шапочке, говорил жестами, ударял себя по груди и показывал пальцем на что-то или на кого-то вдали. Не было произнесено ни одного слова. Разноцветные зигзаги пересекали изображение, дрожали, соединялись, расходились. Он исчез.

– К сожалению, больше ничем не могу вам помочь, – вздохнул Партао. – Может быть, до скорого?..

– На этот раз, – сказал Кобан, – ни у кого не будет шанса.

Он вызвал Локана и поставил его в известность. Локан попросил его присоединиться к Совету, который только что собрался.

– Я иду, – сказал Кобан.

Он повернулся к Элеа, которая присутствовала при этой сцене, не произнеся ни слова, не сделав ни единого жеста.

– Ну вот, – холодно произнес он, – вы знаете, что происходит. Нет больше места чувствам. Этой ночью мы войдем в Убежище. Сейчас мои ассистенты начнут вас готовить. Помимо всего прочего вы получите одну-единственную существующую дозу всемирной сыворотки. Она синтезирована, молекула за молекулой, в моей личной лаборатории за шесть месяцев. Предыдущую дозу испытал я сам. Я готов. Если ничего не произойдет, вы будете первой, кто останется вечно молодым. В этом случае, я вам обещаю, что следующую дозу получит Пайкан. Сыворотка поможет вам перенести без последствий абсолютный холод. Сейчас я передам вас моим людям.

Элеа встала и побежала к двери. Мощнейшим ударом левой руки она ударила одного охранника в висок. Человек упал. Другой схватил Элеа за запястье и завел руку за спину.

– Отпустите ее, – крикнул Кобан. – Я запрещаю вам к ней прикасаться! Что бы она не делала!

Охранник отпустил ее. Элеа устремилась к двери. Но дверь не открылась.

– Элеа, – сказал Кобан, – если вы согласитесь принять сыворотку без сопротивления и без попытки к бегству, я вам разрешу еще раз повидаться с Пайканом перед тем, как войти в Убежище. Его увезли обратно в Башню, и он знает обо всем, что с вами здесь происходит. Он ждет от вас новостей. Я ему обещал, что вы увидитесь. Если вы будете протестовать и сопротивляться, рискуя помешать подготовительным процедурам, я вас усыплю, и вы никогда его больше не увидите.

Элеа молча посмотрела на ученого, глубоко вздохнула, чтобы взять себя в руки и успокоить свои нервы.

– Вы можете пригласить ваших людей, – я больше не двинусь с места.

Кобан нажал на кнопку. Часть закрытой двери скользнула, приоткрывая лабораторию, занятую охранниками и ассистентами, среди которых Элеа узнала руководителя лаборатории, который их встретил.

Кобан указал ей на кресло рядом с ним.

– Подойдите – сказал он.

Элеа вошла в лабораторию. Перед тем, как выйти из кабинета Кобана, она обернулась к нему.

– Я вас ненавижу, – заявила она.

– Когда мы выйдем из Убежища на мертвой Земле, – сказал Кобан, – не будет больше ни ненависти, ни любви, будет только наша работа…

* * *

В этот день Хой То спустился в Яйцо с новым оборудованием, которое он только что получил из Японии. С его помощью он надеялся осветить и сфотографировать зал генератора через прозрачный пол.

Остановившись, генератор холода потух, и зал под полом стал абсолютно темным. Температура очень быстро поднялась, снег и иней растаяли, вода испарилась, стена и пол высохли.

Пока его ассистенты размещали прожекторы по углам Яйца, Хой То машинально оглядывался вокруг себя. Поверхность стены показалась ему очень любопытной – ни полированная, ни матовая, а как бы муаровая. Хой То провел по ней своими тонкими чувствительными пальцами, потом ногтями. Скрипящий звук. Он направил прожектор на стену и при ослепительном свете посмотрел сквозь лупу, сделав своего рода микроскоп из телеобъектива и линз.