Текст книги "Чужой для всех"

Автор книги: Rein Oberst

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 19 страниц)

Глава 13

11 мая 1944 г. В тылу передовых линий 48 армии, 1го Белорусского фронта. Рогачевский район, Гомельская обл.

Резкий холодный арктический воздух, прорвавшийся ночью в средние широты и принесший сырую погоду, несмотря на вторую половину мая, немилостиво пробирался через приоткрытую палатку и тревожно досаждал Ольбрихта, не давая тому дремать после раннего завтрака. Неприятные 'мурашки', долго не задерживаясь на теле, почему-то назойливо волновали душу. Он сопротивлялся этому, отгонял их, но они, исчезая, появлялись вновь и вновь, навевая тревожные мысли. Франц интуитивно почувствовал тревогу. Хотя они удачно проскочили через вторую линию обороны у поселка Цупер, благодаря раненому русскому комбату и без задержек прошлись правее населенного пункта 'Майское', выйдя к первой условной точке, отсиживаться здесь в мелколесье, в тридцати километрах от линии прорыва, ему показалось в эту минуту опасным. Он хотел было посоветоваться с Клаусом, вторым 'я', но тот в этот раз никак не проявлял себя. Франц морщил лоб, тер виски и мысленно вызывал друга, но рейнджер молчал и не реагировал на его потуги, видимо решил пока не вмешиваться в естественный ход событий, коль все пока идет по плану и берег свои ресурсы на более серьезный случай.

– Ладно, спи бродяга из космоса, – беззлобно пробурчал Франц, и приподнявшись с матраца, расстегнул шторку офицерской палатки. Недалеко от него нес службу часовой, охраняя замаскированные танки и отдыхавших солдат. Франц, было, схватился за кобуру, настолько после дрема ему показалась необычной картина часового в русской форме с пагонами и автоматом ППШ. Но вовремя остановился и, чертыхнувшись за плохое вживание в роль русского офицера, вылез наружу.

– Лёйтнант Эберт подойдите ко мне, – негромко позвал он командира взвода, который наблюдал за работой низкорослого механика-водителя Т-34. – Что-то случилось с танком? – Все в порядке господин гауптман. Гефрайтер Криволапов проводит осмотр фильтра по регламенту перед маршем.

– Хорошо! Доложите обстановку.

– Личный состав отдыхает. Бронетехника готова к боевым действиям. Разведдозоры выставлены. В двенадцать часов смена и доклад о передвижении противника.

– Русский капитан живой?

– Живой, господин гауптманн, но молчит свинья. Думаю, если его передать русским Иванам, то они его быстрее сделают разговорчивым.

– Больше допросов не проводить. То, что мы узнали из его карты и отдельных показаний хватит материала не на одно донесение. Приведите русского в порядок, перевяжите и держите под охраной. Он нам еще понадобиться.

– Слушаюсь.

Ольбрихт глубоко вдохнул влажный воздух и невольно провел рукой по небритой щеке. И тут же поморщился. Его раздражала суточная щетина. Вновь бегло окинул взглядом лагерь. По-прежнему настораживали спокойствие и обыденность их жизни, словно они не были в тылу врага.

– Лёйтнант, вам не кажется, странным тишина вокруг? Мы здесь с пяти утра, дорога рядом, а передвигаются только тыловые крысы.

– Думаю, господин гауптман разгадку мы узнаем ночью.

– Почему вы так думаете?

– Русские мастера на разные штучки. Для них ночь – мать родная. Вы не обратили внимания, на сотни землянок, вырытых после поселка, ближе к болоту?

– Обратил и уже пометил на карте. И батарею гаубичную за нашим леском отметил.

– Господин гауптманн? – посерьезнел Эберт, – это ложная батарея. Я посылал к ней обер-фельдвебеля Альтмана. Там практически нет охраны. Она из дерева.

– Это точная информация?

– Альтман ветеран роты. Он свое дело знает, ему можно доверять.

– Благодарю вас Эберт. Думаю, у нас появятся, и другие поводы удивляться русской хитростью. Русские скрыто готовятся к наступлению.

– Почему вы так уверены господин гауптманн?

– Почему? Потому что я это знаю, – Ольбрихт улыбнулся про себя, почувствовав 'мозговое' шевеление друга. – Наша задача, – продолжил он, – узнать замысел русских, масштабы и дислокацию войск в зоне нашей армии. Правда, танки для скрытой разведки малопригодны. Они мощная ударная сила, но слишком заметны. Нам нужна машина.

– Какие будут указания господин гауптманн, – лейтенант вытянулся перед командиром батальона.

– Мы снимаемся отсюда Эберт. Мне не нравится эта тишина. Время на сборы тридцать минут. Может и машину, достанем. Что это? Вы слышите?

– Это кукушка господин гауптманн.

– Кукушка? Действительно кукушка. Она мало куковала, значит, мое решение уходить быстрее отсюда правильное. Кукушка приведет к нам русских лёйтнант. Командир взвода вздрогнул. – Вы верите в приметы?

– Я верю в здравый смысл и свою интуицию лёйтнант, а приметы, они и появляются как раз в тот момент, когда есть первое и второе.

Эберт с восхищением смотрел на подтянутого, смелого командира батальона, который и в русской форме с орденом 'Красной звезды и медалью 'За отвагу' выглядел, не менее мужественно, чем в форме офицера Вермахта.

– Укажите направление движения господин гауптманн, – Эберт ловко щелкнул каблуками русских сапог.

– Идем на Буда-Кошелево, поближе к железной дороге и Гомельскому шоссе. Это главные транспортные артерии, по которым прибывают войска русских в сторону нашей армии. В сто километровой зоне должны находиться войска второго эшелона русских. Вот их нам и надо засечь.

– Но по замыслу нужно двигаться на Довск?

– Еще успеем лёйтнант попасть в лапы к генералу Горбатову, и сразится с его танкистами. А сейчас на юго-восток. Смотрите сюда, – Ольбрихт достал из планшетки аккуратно переложенную карту и развернул ее. – Вот новая конечная точка первого дня. Вот здесь проведем первый сеанс связи. Вот здесь выставим дозоры у железной дороги. Дальше по ситуации. И еще, – Франц внутренне напрягся. – Я вам не говорил об этом, но уже могу сказать. Через два дня у нас должна состояться встреча с агентом Абвера. Он нам должен передать информацию о передвижении русских войск. Он как раз и проживает недалеко от вокзала в Буда– Кошелево.

Зрачки Ольбрихта сузились и он с раздражением добавил: – Посмотрим, что нам подготовили господа из уже несуществующей организации. Уж очень мне навязывали эту встречу.

– Какие будут указания?

– Об этом завтра. Сегодня вперед. Главное смотреть, запоминать, записывать. Во время движения в бой не вступать, только в случае реальной атаки русских или по моей команде.

– Все понятно господин гауптманн. – Действуйте Эберт. Да, и прикажите русским панцершютце вести себя тише, иначе я сдам их русской комендатуре. – Франц после этих слов засмеялся.

– Эта шутка господин гауптманн? – Эберт тоже улыбнулся, показав красивый ряд белых зубов.

– 'Мальчишка', – подумалось Ольбрихту, глядя на своего командира взвода, – 'но предан Рэйху безумно и голову сложит без оглядки за фюрера, так и не познав радости семейной жизни. Жаль. А я разве познал?' – От этой спонтанно возникшей мысли рваный шрам, тянущийся от правого уха вниз по щеке, тут же сжался змеей и побагровел. – Шутка Эберт, – строго выдавил Франц и чтобы подчиненный офицер не увидел его резко изменившегося настроения, он круто развернулся и полез в палатку за своими вещами.

Через полчаса грозный бронированный отряд грохоча дизелями, выполз из леса и, оставляя за собой клубы гари и комья развороченной земли, на полной скорости помчался по гравийной дороге. В авангарде ехал Франц Ольбрихт. В 'Пантеру' он так и не перешел. Обстановка требовала быть впереди. На каждом шагу их поджидала неизвестность. Возможность принятия немедленного решения была велика.

Находится в Т-34, было просто отвратительно. Полное отсутствие комфорта. Подвеска русского танка была очень жесткой. Франца трясло постоянно. Он страдал от этого без привычки и любовно вспоминал о 'Пантере', где сглаживались любые бугры и провалы дороги. 'Красные инженеры своих танкистов за людей не считают', – злился он, после очередной 'встряски'. – 'Это же издевательство, а не танк. Как Иваны на них воюют? А трансмиссия? Нужно быть двужильным, чтобы переключить без синхронизации передачи. А связь? А оптика? Если бы их не модернизировали в мастерских Рейха, то вообще 'дело швах'…

– Господин капитан! Господин капитан! – вдруг долетели до сознания Франца беспокойные, визжащие возгласы Криволапова. – Впереди в нашу сторону движется легковушка…. она остановилась….нас останавливают, смотрите, нас просят остановиться. Что делать? Я же их раздавлю! Господин гауптманн! Что прикажите делать???

– Тормози Криволапоф! Тормози и не кричи, – спокойно отреагировал Ольбрихт, на визг механика-водителя. – Всем экипажам приготовится к бою! – последовала за тем его команда. Сам Франц, взглянул в командирскую панораму и снял с предохранителя спаренный пулемет.

Танк вздыбился от резкого торможения и, раскачиваясь, гася энергию движения, остановился, не доехав метров десять до армейского 'Виллиса'. 'Виллис' стоял пустой, без людей. Все военные, даже водитель, как саранча, успели выпрыгнуть из открытой машины, боясь в одночасье быть раздавленными танком.

Увидев, что Т-34 остановился, и опасность миновала, тут же в адрес экипажа понеслась неслыханная площадная брань и матерщина. Криволапов не столько от возмущения, сколько от удивления открыл свой тяжелый передний люк и высунулся, чтобы поближе воочию посмотреть на носителей великого русского языка в погонах, три года позабытые им. Его добродушная, хитроватая, тамбовская улыбка несколько сбила темп ругательств русских военных. Они, отряхивая грязь, стали ближе подходить к танку. Вдруг из их среды выдвинулся вперед старший офицер в звании полковника. Увидев перед собой не серьезного танкиста, а в промасленном комбинезоне, улыбающегося Криволапова, он вновь распалился и закричал в бешенстве:

– Кто такие, вашу мать? Ослепли, что ли в своей консервной банке и ничего не видите. Или перебрали лишние наркомовские сто грамм? Кто такие, я спрашиваю? Ты слышишь меня танкист? Или оглох от своего дизеля. – Полковник ударил палкой по танку.

Криволапов понял, что обращаются к нему и надо что-то отвечать грозному полковнику, захлопал глазами и взволновано, глуповато, как обучила его нелегкая детдомовская жизнь, и сиротская судьба слабого промямлил:

– Так мы это свои товарищ полковник. Свои мы. На марше вот.

– Я вижу, что свои, – орал офицер. – Часть, какая, кто командир, куда двигаетесь?

– Так мы это двигаемся вперед, куда командир прикажет, туда и двигаемся. Вперед значит. Если бы не вы и дальше токмо двигались бы.

– Фамилия?

– Чья? Моя?

– Твоя солдат? Твоя. Мать твою. Безграмотность.

– Так моя, Криволапов. Двадцать два года, как Криволапов.

– Ты что, первый день в армии танкист? – бушевал полковник багровея. – Как надо отвечать, когда к тебе обращается полковник?

Франц в это время думал, как поступить в данной ситуации, чтобы не раскрыть себя. Утром их спас русский комбат. Сейчас другой случай. Криволапов долго не продержится. За его кривляния, он получит сейчас по шее и его вытащат из танка по первой команде напыщенного русского офицера. Взгляд Франца вдруг остановился на пустом 'Виллисе'. Этот шанс нельзя упускать. Он резко открыл свою крышку люка и, высунувшись из командирской башни, заговорил с акцентом:

– Товариш полкофник! Што вы раскричались как рязанская паба. Группа выполняет задание штапа 48 армии генерала Романофа. Не мешайте нам.

– А это что за эстонец выискался? – полковник, позабыв о Криволапове, бросил на Ольбрихта удивленный взгляд, услышав его речь, чуть отойдя назад от танка. – Коля, – обратился он к рядом стоящему и до этого молчащему старшему лейтенанту. – Ты его знаешь? Это не твой комсомолец?

– Да нет товарищ полковник, этих варягов я вижу в первый раз.

– Опаньки! Доложите ваше звание и фамилию танкист.

– Сначала вы представьтесь.

– Ого! – воскликнул полковник. – Я начальник отдела партийной работы политотдела 48 армии, полковник Катаев. Кто вы!

'Этот полковник будет вроде нашего Бормана, только армейского масштаба'– мысль как молния пронеслась в голове Ольбрихта. Прекрасная добыча. И у него загорелись глаза охотника. – Я командир особого батальона капитан Эрдвитте. Отрабатываем задание штапа армии.

– Почему я вас не знаю товарищ капитан? И что за вахлак сидит у вас на месте водителя танка. Он чуть не раздавил нашу машину и всех офицеров. Это безобразие.

– Он будет наказан товариш полкофник. Мы отрапатываем маневр на максимальной скорости передвижения. Отойдите с дороги товарищ полкофник.

– Иван Семенович, посмотрите! – вдруг обратился к полковнику шепотом удивленно и настороженно старший лейтенант и кивком головы показал на башню танка.

– Что такое Николай?

– Посмотрите, фашистским шрифтом написан лозунг за товарища Сталина и без восклицательного знака.

– Что? – испуганно воскликнул полковник и завертелся вьюном, глядя вначале по сторонам, ища капитана в малиновых погонах, а за тем на башню и увидев надпись 'За Сталина' в готике, налился кровью. – Это измена! Сержант! Арестовать танкистов.

– Фойер! – коротко отдал команду Ольбрихт и скрылся в командирской башне. И здесь же несколько танковых пулеметов дерзко ударили вдоль дороги, срезая политработников и солдат сопровождения.

Старший лейтенант, стоящий прямо перед танком был распорот надвое очередью стрелка-радиста Карасева. Полковник получил пули в горло и захлебываясь кровью, покатился по земле. Водитель и сержант, стоящие ближе к машине, успели схватить автоматы, и кубарем скатится в кювет дороги и залечь, сделав при этом несколько беспорядочных очередей, но тут, же были разорваны фугасным снарядом, выпущенным из танка Эберта. Только капитан и два солдата в малиновых погонах без сопротивления, услышав стрельбу, бросились наутек в сторону леса, но длинная очередь спаренного пулемета второго танка обер-фельдвебеля Каульбаха настигла и их на опушке.

Бой был неравный, неожиданный и глупый для разведчиков, но другого выхода не было. Их раскрыли, казалось бы, для немцев, по несущественной, второстепенной, но столь поразительно-вопиющей для русских детали. Это был провал.

В воздухе повисла тягостная минутная тишина, которая всегда следует за боем, какой бы продолжительности и значимости он ни был, тем более этот: короткий, бессмысленный, уничтожающий, после которого разведгруппа стала не охотником, а дичью, не разведчиком, а диверсантом.

В наушниках танкистов послышался характерный треск подключения командира. Команда замерла, вслушиваясь в взволнованное, глубокое дыхание Ольбрихта, а затем в его слова, сказанные, чуть хрипловатым берлинским голос:

– Эберт ко мне, всем экипажам находится в готовности.

После чего Франц сердито двинул сапогом в плечо Криволапову и уже на русском языке крикнул:– Криволапоф и его команда на выход, – и сам без промедления вылез из танка. Перед глазами Ольбрихта предстала картина кровавой бойни.

Еще несколько минут назад шесть русских офицеров и солдат были полны жизни. Они двигались, разговаривали, отдавали команды, были чьими-то детьми, отцами, сыновьями. Наверное, каждый из них строил планы на будущее, каждый надеялся выжить, ну, а если и умереть, то героем. И вот они, бездыханно скорчившись, как их приняла к себе смерть, лежат в грязи у дороги. Франц содрогнулся.

Он неоднократно видел смерть за время войны, сам был ранен трижды, причем один раз серьезно, но он оставался живым. Здесь же была картина жестокой, беспощадной расправы, не оставившая никому даже шанса на жизнь.

Он никогда не задумывался над тем, что и ему когда– то придется умереть. Он был бойцом этой войны: отважным, храбрым и умелым. Он был всегда там, где трудно и где опасно и Высшие силы за это его берегли. Но это были бои с умным и сильным врагом на передовой. А здесь, он впервые почувствовал себя убийцей. Убийцей беззащитных, хотя и вооруженных людей, которые носили погоны военных и находились в состоянии войны с ним.

Проходя мимо поверженного врага ему было горько и досадно смотреть на эти тела, изуродованные и превращенные им в трупы. Но он не мог поступить иначе. Как и эти русские будь они на его месте, поступили также. Шла война и если не он их, значит они его.

Глядя на изрешеченное тело молодого человека, почти его ровесника в погонах старшего лейтенанта, со значком русской молодежной организации ЛКСМ в его голове впервые возникла мысль об анафеме войне. – Будь проклята эта война, – тихо прошептали его губы. Он отвернулся от старшего лейтенанта и перешел к телу русского полковника.

– Господин гауптманн! Вы что-то сказали?

– Это вы Эберт? – тихо и задумчиво проговорил Франц.

– Да, это я, по вашему приказанию.

– Хорошо Эберт. Постойте немного.

Лейтенант Эберт бросил беспристрастный взгляд на окровавленного русского полковника, который так и застыл, разорвав, на себе гимнастерку, захлебываясь кровью в предсмертных мучениях.

– А красиво мы разделались с этими русскими Иванами господин гауптманн.

– Замолчите Эберт и стыдитесь своих слов. – На молодого командира взвода смотрели возмущенные глаза. – Я знаю вас храбрым офицером, но храбрость лучше всего доказывать в бою, а это была бойня. Вам понятно это лёйтнант?

Эберт посмотрел на капитана удивленными глазами, не до конца понимая, что требует от него командир батальона.

– Вам понятно это лёйтнант? – повторил Ольбрихт. – Это была бойня, хотя и вынужденная бойня.

– Я понимаю вас господин гауптманн. Я глубоко вас понимаю. Но на войне иначе не бывает. Чтобы быть победителем, надо не быть побежденным.

– Вот именно господин лёйтнант. На войне иначе не бывает. Иначе не бывает… Я рад, что вы меня поняли Эберт.

Ольбрихт в последних словах нашел, для своей подавленной души точку опоры, точку оправдания своим действиям и от этого немного воспрянул духом. – Да лейтнант иначе не бывает. Чтобы быть победителем, надо не быть побежденным. Прекрасно сказано Эберт. Поздравляю. А у вас железный характер. Вы оказались на месте с пулеметами своего взвода.

– Ваша школа господин гауптманн, – молодой офицер Вермахта щелкнул каблуками с благодарным поклоном головы.

– Хорошо Эберт. Теперь слушайте мой приказ, – командир разведбатальона строго посмотрел на подчиненного офицера.

И в этот момент Франца пронзила страшная головная боль. Он схватился за голову и крутанулся на месте. Внутри черепной коробки барабанщики били в тысячи барабанов, трубачи дудели в тысячи труб. – Что это? – Вскрикнул он, чуть не свалившись на землю. И тут до него дошло, что голова раскалывается от возмущений и нареканий, которые посылал ему друг Клаус, его космический бродяга, его второе 'я'…

Ему вспомнили и ошибки в подготовке водителей танков, и надписи на танках и бойню устроенную им, в результате которой были уничтожены офицеры штаба, знавшие немало русских секретов. Взяв одного полковника в плен, можно было бы возвращаться назад.

– В общем, ты покойник Франц, иронично, даже с издевкой, закончил свою речь Клаус. – Ты выдал себя. Теперь ожидай погоню и расправу. Русские надерут тебе задницу по полной программе.

– А что нужно было сделать, скажи, если ты такой умник? – немного отойдя от удара, с долей обиды задал мысленный вопрос Франц второму 'я'.

– Да просто объехать по полю или остановить свою колонну и пропустить эту важную машину. Ты понял меня капитан? А так это провал.

– Что же ты отсыпался в сторонке, когда я тебя звал.

– Думал, сам справишься. Рядовой случай. Но нет. А теперь нужно засучить рукава обоим. Задача многократно усложнилась. Были охотниками – стали дичью. Ты понял, что натворил?

Франц стоял бледный, но не подавленный. В разговор не вступал. Он понимал, что Клаус говорит правильно и лучше ему не перечить. Может, подскажет что дельное.

– Ладно, не горюй Франц, – продолжил мысль уже в более спокойном ключе Клаус. – Не все еще потеряно. Но с этого часа я буду всегда с тобой рядом. Считай, все что умею и знаю я, знаешь и умеешь ты. Вдвоем мы сила. Не обижайся на мою резкость. Не могу привыкнуть к твоему телу, к твоему образу мышления и действиям. Другая школа. Все разговор закончен. Не будем терять время. Отдавай лейтенанту приказ. А то он смотрит на тебя ошалелыми глазами. – И Клаус улыбнулся. Отчего боль в голове Франца мгновенно затихла.

– Что с вами господин гауптманн? Вам помочь?

– Все в порядке Эберт, – Франц потер виски ладонями. – Старая рана дала о себе знать.

– Может вам воды принести?

– Нет, не надо.

Ольбрихт одернул на себе русский комбинезон, и надел шлем танкиста. Он вновь был собран и уверен в своих действиях. – Приказ следующий:

– Соберите немедленно все личные, военные и партийные документы русских и ко мне в 'Пантеру'. С этого момента я иду со своим экипажем. Второе: все оружие и боеприпасы русских сложить в 'Виллис'. Эту машину, к нашей удаче она цела, погонит Криволапоф. Ее в середину колонны. Его место займет подготовленный радист Карасеф. Третье: всех погибших русских после тщательного осмотра перенести в лес и забросайте ветками. Заниматься похоронами нам некогда. Все поставленные задачи нужно выполнить максимально быстро и энергично. После этого мы двинемся в район, по намеченному плану. Вы идете передовым экипажем. Нигде не останавливаетесь, ни на какие патрули не обращаете внимания. В бой не вступаете, обходите все населенные пункты, все препятствия. В случае преднамеренной атаки на нас действуйте по усмотрению в составе взвода. Вы поняли мой приказ?

– Да господин гауптманн.

– И еще. Пока вы будете выполнять эти задачи, выставьте регулировщика. В случае остановок русских машин, без каких либо объяснений, отправляйте всех любознательных, как это русские говорят, 'подальше', ссылаясь на маршала Жукова.

На русских, когда их посылают 'подальше' и к 'матушке' от имени большого начальника, это действует магически и лучше, чем любой письменный приказ. Регулировщиком поставьте панцершютце Семенофа. Это умный, хитрый солдат и он справится с этой задачей. Выполняйте Эберт. А я пока просмотрю документы партийных и комсомольских боссов, которые обнаружил в машине под грифом 'для служебного пользования'. Знать вожаков ВКП(Б) и ЛКСМ 48 армии генерала Романова, месторасположение их частей, это большая удача. Не так ли Карл, – и Франц довольно похлопал по плечу своего командира взвода.

– А к какой матушке посылать? – вдруг недоуменно задал тот вопрос.

– К какой? – переспросил того Франц и задумался. – Думаю к русской Эберт. В общем, Семеноф знает к какой. Все. Не морочьте мне голову. Выполняйте приказ.