Текст книги "Чужой для всех"

Автор книги: Rein Oberst

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц)

Правило следующие: как только противотанковое орудие откроет огонь, все танки, особенно это касается тех, которые находятся вне зоны поражения и могут стрелять в направлении орудия, немедленно в движении открывают огонь из пулеметов трассирующими пулями. Это служит для рассеивания расчета орудия и фиксирования цели. Затем, стоя на позиции прицельным огнем уничтожаем ее фугасным снарядом или охватом. Угрожаемый танк не может это сделать, поскольку должен двигаться зигзагами, чтобы избежать попадания вражеских снарядов. Русские орудия мы уничтожили. Пойдем дальше. – Ольбрихт внимательным взглядом прошелся по лицам подчиненных. Все панцерщютце были сосредоточены, кроме русских Иванов. Те переглядывались друг с другом. Видимо хотели курить, а возможно обсудить, что он сказал. 'Вот оно русское ротозейство', – подумалось в эту минуту Францу.

– Внимание! – громко приказал он. – Теперь рассмотрим проход через населенный пункт. Запомните здесь главное правило: если возможно, то каждое селение должно быть обойдено или взято сзади. Если это невозможно из-за условий местности или препятствий, танки должны проходить через селение как можно быстрее. Построение колонна или двойная колонна, с небольшими, примерно 10-метровыми интервалами между машинами и колоннами. Двигаться нужно максимально быстро, стреляя из всех стволов в обе стороны. Это относится к населенным пунктам, временно занятым противником. В случае усиленно защищенного селения русскими, ведется борьба за каждый дом. Здесь танки наступают медленно и только с гренадерами и выступают как штурмовое орудие.

Последнее, что мы рассмотрим сейчас, это тактику боя против танков противника. Это наиболее сложный вопрос. Исходим из того, что танки противника превосходят имеющиеся у нас в настоящее время Т-34/76 по вооружению и толщине брони.

Боевое построение: 'W' – конфигурация, по-мере возможности.

Боевая тактика:

При любых условиях – хороших или плохих – встретивший вражеские танки должен немедленно занять как можно лучшую позицию и молниеносно совершить фланговый обход. Лучшее решение – сделать и то и другое. Это значит: одна группа наших танков отрезает противника от хороших позиций, другая проводит фланговую атаку. Завтра на полигоне мы отработаем такое взаимодействие экипажей.

Запомните раз и навсегда! – Ольбрихт сделал каменное лицо и требовательно посмотрел на командиров экипажей. – Неподвижное, фронтальное столкновение на открытой ровной местности ведет к большим потерям и не приносит успеха. Это нужно избегать всеми средствами. Наши козыри это: модифицированные танки Т-34 с командирскими башенками и великолепной цейсовской оптической системой, которой у русских нет. В том числе на командирском танке установлена система ночного видения.

Применять в бою будем два тактических способа.

Первый: передовая группа ослепляет противника дымовыми снарядами с дальней дистанции, в это время вторая группа наступает со стороны и уничтожает русские танки с близкого расстояния.

Второй способ: заманить вражеские танки в селение или лесистую местность и затем уничтожить из засады фланговым ударом. Вот так и будем воевать! Встать!

Все слушатели быстро поднялись из-за парт и вытянулись по стойке смирно. – Командирам экипажей остаться, остальным панцершютце перерыв тридцать минут. Вольно. После того, как рядовой состав вышел Ольбрихт попросил командиров танков, во главе с командиром взвода лёйтнантом Эбертом пересесть поближе.

– Мои боевые товарищи, – обратился Франц, к командирам. – Скоро нам придется участвовать в одной операции, притом с выходом в глубокий тыл русских. Задача очень сложная и ответственная. Подробнее о ней вы узнаете из боевого приказа.

Поэтому вам лейтнант Эберт, – Ольбрихт обратился к нерослому, но крепкому круглолицему молодому офицеру с выстриженным затылком, – ставится задача спаять все экипажи в единый военный организм. Времени у вас мало – неделя интенсивной тактической и огневой подготовки. Максимально используйте полигон и учебные классы.

Сложность задачи состоит еще в том, что в двух экипажах у обер-фельдвебеля Альтмана и обер-фельдвебеля Каульбаха половина состава русские. Тем не менее, вы должны найти общий язык с ними. Русские нам понадобятся в тылу. Они проверены в бою с партизанами, но как поведут себя с регулярными войсками не известно. О ходе подготовки, докладывать мне ежедневно. Обо всех случаях расхлябанности русских, высказывании недовольства, а тем более неповиновении докладывать немедленно для принятия самых жестких мер.

Вы должны натренировать взвод, который по одному моему дыханию в эфире будет понимать, что нужно делать.

– Слушаюсь господин гауптманн.

– Вольно.

Мой боевой опыт подсказывает следующие правила, которые вы должны отработать в ходе боевой подготовки на полигоне с экипажами.

Первое. Все командиры танков должны постоянно поддерживать визуальный контакт с командиром группы. В данном случае со мной, а также с соседними танками с минимальным контактом по радио. Забудьте, что у вас есть радио. Хотя при модернизации на Т-34 поставлены наши радиостанции с диапазоном частот работы 27–32 МГц, и он никак не пресекается с русскими станциями, у которых частота 3.75 -6 МГц, тем не менее, нас могут пеленговать. Выходить в эфир разрешаю в крайне неотложных случаях.

Второе. Все командиры танков должны вести постоянное наблюдение за местностью, чтобы не допустить попадание танка в болото, ловушки или траншеи.

Третье. В бою немедленно поддерживать атакующие неприятелем наши танки. Концентрированным огнем уничтожать противотанковые орудия и истребителей танков.

Четвертое. Помните, что в бою танк или движется на полной скорости, или делает остановку для стрельбы. В других случаях, на привале или во время обзора, он должен находиться в укрытии и, хорошо замаскирован.

Пятое правило. Каждое замеченное противотанковое орудие немедленно обстреливается из пулеметов. Это делается до остановки танка и открытия огня из танковой пушки. В это время наводится пушка. Остановка, прицеливание, выстрел, поражение врага.

Следующее правило касается наводчиков. Даже в бою они должны держать затвор орудия закрытым и открывать его по приказу. Чтобы не было случайного выстрела. Сложность управления Т-34/76 заключается в том, что экипаж танка состоит из четырех человек. Здесь командир танка и управляет боем и наводит орудие и стреляет из спаренного пулемета. Эта большая ошибка русского танкостроения.

Запомните одно, – Ольбрихт в который раз посмотрел в глаза своих командиров и мысленно похвалил себя за подбор их для операции. Доверительность и внутреннюю дисциплину, высокую степень самоотдачи и решительность прочел он в глазах своих подчиненных в этот момент. У него появилось чувство гордости за них. Это была его работа.

– Запомните одно, – вновь повторил он фразу. – Точное и незамедлительное исполнение перечисленных мной правил дадут нам в бою следующие результаты: танки не разделяются и не изолируются на поле боя. Они работают вместе. Они не несут потерь от истребителей танков. Только хорошо замаскированное противотанковое орудие может нанести нам урон. Все танки участвуют в бою, и никто из них не застревает.

Таким образом, бой танков против танков уже наполовину выигран. Необходимо вам заучить наизусть эти правила боя танков против танков и требовать их знания от подчиненных.

За ошибки буду строго наказывать, поскольку они могут привести не к успеху, а к не удаче, не к победе, а к поражению. Это вам понятно. Не слышу! – Так точно господин гауптманн!

Занятие закончено. Перерыв пятнадцать минут. Затем полигон.

Вы лейтнант Эберт на минуту останьтесь…

Глава 9

2 часа ночи. 11 мая 1944 года. Расположение 413 стрелкового полка, 48 армии, 1-го Белорусского фронта у г. Жодино. Беларусь.

Комбату Новосельцеву не спалось. Крутило левую ногу, сказывалось прошлогоднее голеностопное ранение, и было душно. Несмотря на проветривание командного пункта в блиндаже стоял кисловато– прелый запах сырой древесины, махорки и человеческого пота. Казалось, что эти специфические, довольно неприятные ароматы не только въелись в стены земляного жилья, но и прижились здесь навсегда вместе с жильцами за несколько месяцев позиционной войны.

После Гомельско-Речицкой операции Красной Армии в конце 43 года и небольших тактических подвижек весной 44 в этом районе восстановилась устойчивая линия обороны с немцами, протянувшаяся на многие километры вдоль русла Днепра. Только здесь у Жлобина, белорусского города, окаймленного с востока водами этой могучей реки, врагу ценой огромных усилий удалось удержать небольшой плацдарм левобережья отдельными частями 6 и 296 пехотных дивизий 9 армии Вермахта.

Стрелковый батальон капитана Новосельцева как раз упирался с северо-востока в этот образовавшийся выступ, готовясь, как и многие другие части к большому наступлению. О нем еще не говорили, а если кто и говорил, то в полголоса. Однако солдаты и офицеры по разным военным приметам это чувствовали. У ветеранов глаз наметанный.

Покрутившись с полчаса на березовых нарах, покрытых еловым лапником, капитан, тяжело вздыхая, поднялся. Посмотрел на часы. Флуоресцентные стрелки показывали два часа ночи. Помассировав рукой, место ранения, повертев вправо-влево стопой, он надел яловые, недавно выданные старшиной, сапоги, тоже примета к наступлению, и выпрямился. Начальник штаба похрапывал и почмокивал губами. Замполита не было. В центре блиндажа, возложив голову на стол 'дежурил' связист.

– Ефрейтор Казымов, не спать! – тихо, но требовательно скомандовал комбат и погрозил кулаком дежурному связисту, который вскочил, и чуть не сбив керосиновую лампу, начал усиленно крутить спросонья ручку своего желто-кожаного американского телефонного аппарата.

– Отставить Казымов! – развеселился комбат, – Ты так меня еще с самим товарищем Сталиным соединишь.

– Ныкак, нэт, товарищ капитан. Виноват! – испуганно захлопал глазами молодой казах и, положив трубку, вытянулся перед командиром батальона.

– Ладно, дитя степей, разбуди ординарца, пусть следует за мной. Я пройдусь на передовую, проверю посты, – и комбат, надев шинель, несмотря на середину мая, было прохладно, по ступенькам вышел наружу и по траншее повернул на свой наблюдательный пункт.

– Стой, кто идет? Пароль?

– Стриж.

– Синица. Это вы товарищ капитан?

– А кому еще быть? Я Котов, – подойдя вплотную к дежурному разведчику, негромко ответил Новосельцев. По энергетике, исходившей от сержанта, по его требовательному голосу, капитан еще раз порадовался за своего подчиненного за его бдительность. Сегодня дежурил его лучший разведчик.

– Ну как, все тихо?

– Тихо, товарищ капитан. Только урчание тяжелое было слышно. Словно как танки шли.

– Где урчали?

– Да там от Днепра звук шел.

– Откуда им быть. Ты два дня назад к немцам ходил. Почти к самой реке подошел. Сутки сидел в болоте. Доложил, что изменений в системе огня и перегруппировки на нашем участке не обнаружил.

– Так оно так. Но тревожно. И смотрите, какая тишина? И темень непроглядная. И артобстрела вечернего не было, а по нему хоть часы проверяй. Зато несколько дней палили пуще прежнего. Пристреливались вроде.

– Спасибо за службу Котов, – мрачно поблагодарил того комбат. Наблюдай дальше. Если что услышишь подозрительное, докладывай немедленно. Днем отоспишься, а в ночь за языком с группой пойдешь. Не нравится мне твой доклад.

– Слушаюсь.

– Товарищ капитан, это я Сидоренко, вызывали?

– Иди сюда Сидоренко. На наблюдательном пункте тяжело ступая, появился ординарец с автоматом. Он также принес плащ накидку для комбата.

– Накиньте товарищ капитан. Дождь будет. Слышите, холодом несет с Днепра. – Давай. – Командир батальона быстро набросил на себя накидку и, выйдя из НП, вместе с ординарцем нырнул в моросящую мглу.

Ночь подхватила их, окружила своим таинственным, но чуждым черным покрывалом и потянула в сторону реки.

Комбат шел не спеша, осторожно по знакомой ему тропинке, хотя знал ее каждый метр с закрытыми глазами до своих двух траншей первой линии обороны. В голове у него прокручивалась информация о шуме танков, и не давала покоя.

'Танки, танки… Самоходные штурмовые орудия у них есть, а вот танков не было. Откуда тогда шум? А если что задумали? Но они, же здесь не развернуться. Лес и заболоченные места. Слева батальоны 115 укрепрайона генерала Пичугина. Их противотанковые батареи простреливают единственную дорогу на Цупер. Если полезут, тут их и зароют. Да и у нас 45-ки есть. Справа – батальон Коли Михалева. Он если что, поддержит. Дальше соседи – стрелки понтонно-мостового полка. За нами в поселке второй рубеж обороны и 713 самоходный артполк. Нет, не полезут. Кишка тонка. Видно укрепляют оборону. Завтра проверим…

– Стой, кто идет. Пароль! – Новосельцев, задумавшись, не заметил, как с ординарцем дошел до второй траншеи передовой линии.

– Стриж. Все у вас спокойно.

– Синица. Вроде все. Дождь вот только мешает товарищ капитан.

– Ничего терпи. Если что подымай людей. Капитан не рассуждая больше о танках и, не останавливаясь у часового, двинулся к первой траншее взвода боевого охранения. Дождь усиливался. Пришлось надеть капюшон накидки. Ноги потихоньку стали разъезжаться по размокшему дерново-подзолистому серозему и бежали быстрее. Кочки закончились, и тропинка катила вниз к реке.

– Не отставай Сидоренко. Тот, пыхтя, прибавил шаг. – Не спится вам товарищ капитан. Вон, начальник штаба, даже пузыри пускает. Замполит тот вообще ушел в медсанбат на перевязку и пропал. А вы в ночь, в эту темень. До первого поста шли как с дивчиной в обнимку. Наступал вам на пятки. А тут бегом торопитесь, как будто от нее домой бежите. Не догнать.

– Прекрати разговаривать Сидоренко. Не на танцах. Немцы совсем рядом.

– А у вас на Урале, гарные девчата? – не успокаивался тот, и дотронулся до своих мокрых усов.

– Да, тише ты! – спешно осек его Новосельцев, дав понять что разговор, закончен и приостановился. В шелесте мелкого дождя, ему показалось, что с немецкой стороны идет характерный звук передвижения. – Подожди здесь, – вслушиваясь, он сбросил с себя накидку, сделал несколько шагов вправо и, развернувшись в сторону Днепра, вытянул шею. Холодные капли тут же неприятно потекли ему за воротник. – А-а, сволочи…,– раздался неожиданный злой вскрик в ночи. И чуть погодя стон комбата: – Сидоренко, сюда… Помоги!

Оступаясь, капитан свалился в свежую вчерашнюю воронку от разрыва снаряда.

– Едрит, твой корень! – выругался про себя ординарец. – Товарищ капитан! Где вы? Я сейчас…

И в это время, вдруг далеко за Днепром, у Жлобина, туго ударило в воздух, и с душераздирающим воем, оставляя огненный кометный след, распаривая прохудившееся покрывало ночи, через несколько секунд, рядом с тропинкой, приземлился гаубичный снаряд.

Грохнул обвальный разрыв. Спрессованная воздушная волна, словно баба-копра, мгновенно вбила капитана в спасительную воронку, обильно накрыв слоем земли, нашпигованной раскаленными осколками.

Капитан лежал засыпанный в воронке и ничего не слышал. Его окровавленные руки, вгрызаясь в разодранный бок земли, механически пытались помочь телу подняться и ползти туда, где сильнее всего стонала земля – в первую траншею. В какой-то момент ему показалось, что он уже лежит в траншее и отдает команды бойцам. Но тело лежало почти бездыханно и недвижимо. Только мысли его текли, текли, прорывались наружу и шептали, запекшими губами, отдавая распоряжения бойцам, да тихо сочилась из ушей кровь. Его ординарец, попав в эпицентр взрыва, погиб разорванный мгновенно, так и не успев, рассказать комбату о своей невесте из Запорожья.

Огневой налет вражеской артиллерии был мощный, дерзкий, неожиданный. Разрывы следовали один за другим.

Бил гаубичный дивизион и несколько минометных батарей 6 артиллерийского полка, 6 Вестфальской пехотной дивизии.

Смертельный груз прицельно покрывал первые две траншеи, подавляя огневые точки, пулеметные гнезда и землянки боевого охранения, густо перемешивая людскую и природную биомассу в одно месиво.

Одновременно под прикрытием артобстрела немецкий разведывательный отряд в количестве 100 добровольцев тремя группами ползком из рубежа исходных позиций, стремительно подобрался к проволочному заграждению. Проход в минном поле был сделан заблаговременно. Быстро перерезав в трех местах колючую проволоку, первая штурмовая группа, состоящая из ветеранов разведывательного батальона 20 танковой дивизии сконцентрировавшись вместе, яростно бросилась в траншею.

– Гефрайтер Шмютце с отделением налево, фельдфебель Зенке направо по траншее. Майер и Крумпф с гранатами наверху. Вперед! – скомандовал отрывисто и негромко командир разведывательного отряда оберлёйтнант Мельцер и послал в черное, моросящее небо первую зеленую ракету.

Перед глазами немцев, подсвеченная, зависшей ракетой, передовая траншея, предстала извилистой, разворочанной во многих местах, почти мертвой, но еще ядовитой змеей.

Позиции нескольких пулеметных точек, а также батареи 45 мм пушек, заранее пристреленные, были разбиты и разметаны прямыми попаданиями снарядов. Землянки наполовину обвалены. В некоторых местах лежали разорванные и раскиданные взрывной волной мощных зарядов 122 мм трофейных гаубиц, тела русских бойцов. Тем не менее, траншея еще жила. Из ее многочисленных разветвлений послышались в их сторону одиночные недружные винтовочные, автоматные выстрелы. Ударил короткими очередями пулемет Дегтярева.

Умело, придя на помощь русским, с небольшого серо-зеленого пригорка поймы реки, заговорил сосед справа. Разрывная, длинная очередь, крупнокалиберного станкового пулемет ДШК, тугой настильной струей прошлась перед траншеей, прижав к земле фланговые группы обеспечения, а затем ударила по брустверу. Кремер, Майер и Зиверс, разрезанные свинцом свалились в траншею.

– Вперед, вперед, вперед. Не отставать! – жестко подгонял разведчиков оберлёйтнант Мельцер. – Мы у цели.

Началась жестокая ночная рубка.

Огненные трассы заплясали, заиграли по траншеям смертельными светлячками. Послышались разрывы немецких, ручных гранат. Сзади разведгруппы появились, устрашающе урча два самоходных штурмовых орудия 'Stug III'. Смяв проволочное заграждение, они вышли к первой траншее и рявкнули несколькими фугасными снарядами. Дальний пулемет ДШК замолк навечно. Затем вместе с другой штурмовой группой разведчиков они не задерживаясь, мрачно поползли ко второй траншеи, простреливая ее из пулеметов.

Огненный артиллерийский вал был перенесен на фронтальное окаймление участка и вторую траншею русских. Одновременно две новых тяжелых минометных батареи 18 гренадерского полка полковника Курта Беккера, 6 пехотной дивизии стали, отвлекающим маневром посылать приветы соседним Иванам. Фланговые группы обеспечения разведчиков также вступили в бой.

Ветераны Вермахта напористо и безжалостно подавляли начавшееся сопротивление защитников батальона, отсекая помощь соседей.

В какой-то момент, не выдержав грохота боя и слыша, что немецкие разведчики ворвались во вторую траншею, раскрыла свою позицию, до этого молчавшая противотанковая батарея 115 укрепрайона. О ней немцы не знали. Первый ночной залп был пристрелочным. Снаряды грозным воем умчались к Днепру. Второй – заставил замолчать один 'Stug III'. Один снаряд разворотил правый каток гусеницы, другой пришелся в башню. Немецкая самоходка закрутилась на месте. Ствол завалился вниз, превращая грозное оружие в груду металла. Второй 'Stug III' не желая участи своего собрата, сделал несколько выстрелов в сторону батареи и медленно задом стал отходить к своим позициям.

Немцы не ожидали такой свиньи со стороны русских. Вторая штурмовая группа, жестко наступая и тесня противника по узким переходам траншеи, с потерей штурмовых орудий заволновалась. Время шло быстро. Операция проваливалась. Нужно было срочно спасть положение.

– Унтер-фельдвебель Ридель! – зашипел зло оберлёйтнант Мельцер на корректировщика огня, который постоянно находился с ним рядом. Через него командир группы держал связь с руководителем операции командиром полка 6 пехотной дивизии, а также начальником штаба разведбатальона. Мельцер хорошо понимал огромную важность первого этапа операции, которая находится под контролем у командующего армией. 'Если будет провал, ему головы не сносить. Все застопорится. Не будет дальнейшего развития. Уже два раза с тревогой в голосе его вызывал командир батальона гауптманн Ольбрихт. Он с нетерпением ждет двух зеленых ракет и находится в боевой готовности. А здесь эта чертова батарея. Откуда она взялась. Ведь казалось, метр за метром просмотрели'.

– Срочно вызывай командира дивизиона Ридель, – повторил в грохоте очередного разрыва русского снаряда оберлёйтнант. Он понял, что русские стали охотится за первой штурмовой группой, которая очистив первую траншею, приближалась к нему. Ночная мгла стала расступаться. И уже видны были очертания людей. Не дожидаясь нового взрыва, он заполз в первую попавшуюся большую воронку и притянул за шиворот к себе Риделя. – Унтер-фельдвебель ты меня слышишь?

Тот протер засыпанные землей глаза и улыбнулся от того что еще живой. – Я слышу вас господин оберлёйтнант. Слышу, говорите.

– Срочно передай своим на КП, – третий раз уже гаркнул офицер, очумевшему корректировщику. – Пусть заткнут глотку русским Иванам справа о нас, что притаились в лесу. Или сегодня смерть пожнет хороший, но жестокий урожай из наших тел. Ты меня понял…? Ты меня понял 'болван'? – старший лейтенант затряс трусливого корректировщика, как грушу приводя, в чувства и здесь же по их сжавшимся от страха телам, словно градом, вновь густо сыпануло комьями земли и накрыло новой песчано-прогорклой взрывной волной.

Где то наверху недалеко истошно кричал фельдвебель Ранке. Разрывом снаряда ему оторвало руку державшую автомат. По крику Мельцер узнал беднягу из своей роты. – О, черт! – выругался он. – Они так выкосят всех моих людей! Ридель! – командир с бешенством ткнул корректировщика автоматом в бок. – Я тебя 'свиной окорок' сейчас расстреляю, если ты не передашь своим координаты русской батареи. Ну!

– Вестфалия один, Вестфалия один. Я Вестфалия два. Как меня слышите? Прием. Вестфалия один, Вестфалия один. Ответьте! – наконец стал посылать в эфир позывные Ридель, безумно поглядывая расширенными зрачками то на Мельцера, то на вороненый ствол автомата.

– Вестфалия два слышим вас хорошо. Где вы? Почему молчите?

– Срочно для третьего. Противотанковая русская батарея. Дальность 600; дирекционный угол 33–35. Гранатой. Взрыватель осколочный. Мои координаты… Как поняли? Прием…

– Вестфалия вас поняли, хорошо, выполняем…

Огненный смерч пронесся из-за Днепра над спасительной воронкой Мельцера на русскую батарею, выворачивая вековые сосны, уничтожая все живое, но был недолет.

– Недолет 200, вправо 50, -вновь в эфире прозвучал голос Вестфалии два.

Через несколько минут, гаубичным налетом, позиции русской батареи были разнесены и перепаханы немцами подчистую. Далее удар был перенесен на глубину всего батальона. Два десятка штурмовиков смерчем ворвались во вторую траншею на помощь товарищам. Исход боя был предрешен.

Мельцер, а с ним рядом Ридель отсиживались в воронке. Командир отсюда руководил боем. Он не стал лишний раз подставляться под пули. Очень велика была ответственность за выполнение задания. Просто он был убежден, что траншея будет очищена от русских Иванов и без него. Бой вскоре стал затихать, продолжавшийся не более тридцати минут.

Оберлёйтнант достал ракетницу, хрустнул курком и, вскинул ее над головой. Раздался щелчок. Две зеленые ракеты поочередно одна за другой гроздьями порхнули в предрассветное небо и красиво распустились в высоте над Днепром…

Устрашающе грозно двигалась колонна из пяти танков, от немецких позиций.

Свежеокрашенные и с огромными надписями на башнях 'За Родину' и со звездами, они как летучие голландцы проплывали мимо покоренного стрелкового батальона в утренних сумерках. Замыкал колонну танк очень похожий на Т-34, но был гораздо больше, с длинноствольной пушкой и выглядел более помпезно. На нем издевательски красовалась надпись, выведенная немцами готическим шрифтом 'За Сталина'…

Капитан Новосельцев очнулся. Контузия немного отступила. Она не могла не отступить. Где-то глубоко, глубоко вначале на подсознательном уровне сгустками нейронов был воспринят еле, еле слышный, но с каждой секундой все более нараставший, более отчетливый сигнал. Сигнал разрастался, становился еще ближе и вдруг осязаемо превратился в тяжелый и до боли знакомый, радостный рев дизелей и лязганий гусениц. Каждый пехотинец, услышав эти звуки, а они отличались от шума карбюраторных моторов 'Майбах', наполнялся чувством гордости и любви за наши бронированные боевые машины. 'Это спасение',– мелькнула в голове комбата первая устойчивая мысль.

Комбат зашевелился, с усилием стряхнул с себя, комья земли, завалившие его взрывом и, медленно, с трудом, опираясь о стенку воронки, приподнялся.

Здесь его стон услышали немцы. Мельцер и Ридель застыли от неожиданности, никак не предполагая, что в развороченной фугасом огромной яме будет враг. От Риделя неприятно запахло. Первым опомнился офицер. Он резко повернулся на шум и сразу отпрянул назад, клацнув затвором автомата.

Новосельцев, тоже увидел их, но, не соображая до конца, что происходит, пошатываясь, и контужено улыбаясь, механически и отрешенно выпалил на немецком языке первую заученную когда-то в школе фразу: – Guten Tag, Kameraden!

Немцы дернулись, как ужаленные змеей, услышав в утренней предрассветной полутьме приветствие грязного, окровавленного русского зомби, неожиданно выросшего из земли и на секунду, растерявшись, не расстреляли его в упор.

Новосельцев не мог сопротивляться. Он был обессилен и обескровлен глубокой контузией и полученным осколочным ранением. Из распоротого рукава шинели, густо пропитав его, сочилась и медленно стекала кровь.

– Хальт! Хэн де Хох! – грозным окриком Мельцер привел в чувство скорее не русского, а себя и Риделя. – Ридель! – толкнул он далее стволом автомата подчиненного. – Обыщи эту русскую свинью, пока она в штаны не наложила. И не стой как на поминках своей тещи! – увидев, что тот вновь улыбается, от того, что остался жив.

Корректировщик понял, что опасность миновала, оскалившись, подскочил к капитану Новосельцеву и с размаху ударил того в челюсть.

– Ох! – вырвалось из груди капитана, и он завалился на скат воронки. Но тут, же стал подниматься, нечленораздельно хрипя, хватаясь за кобуру, но вновь был свален коротким кованым сапогом Риделя. – Это у вас лежачего не бьют, а у нас в Рейхе таких дохлых собак добивают! – с садистской радостью выдавил немец. Его переполняло чувство превосходства над пленным русским. Он был доволен самим собой, что может вот так просто поиздеваться безнаказанно над русским Иваном. Ридель боялся войны, он панически боялся смерти, а поэтому и ненавидел русских, он хотел остаться живым. Но он знал, что его убьют и убьют притом скоро. Он чувствовал это. А он так мечтал вернуться с победой в родной город Мюнстер к своей маме, чтобы покататься вдвоем на велосипедах по старинным улочкам, как они делали это раньше до войны.

Страх перед русскими делал его жестоким и циничным к беззащитным военнопленным. Несмотря что Новосельцев был еле живой, пальцы Риделя дрожали, кода он вытаскивал пистолет 'ТТ' и личные документы капитана. За дрожь, за трусость он себя ненавидел в эту минуту. – Дерьмо, дерьмо, дерьмо, – орал он, нанося тому удары ногой.

– Хватит Ридель! Хватит! – подскочил к Риделю Мельцер и оттолкнул в сторону, остановив бойню. Он был удивлен агрессивностью трусливого артиллериста. 'Что происходит с ним? Еще убьет ценного языка', – подумалось разведчику. – Быстрее вытаскивайте русского из этой вонючей ямы, – приказал он набежавшим гренадерам и сам вскарабкался наверх с документами Новосельцева.

В этот момент к ним подъехали танки.

Оберлёйтнант Мельцер вытянулся и помахал рукой, приветствуя командира батальона. Первый танк Т-34 остановился, не выключая двигатель. Из командирской башенки показался Франц Ольбрихт в русском шлеме и черном комбинезоне. В последний момент он перешел в первый танк, а обер-фельдвебеля Альтмана пересадил в 'Пантеру'. 'Альтман не справится с заданием. Альтман баварец, он не понимает русских'.

– Что у вас Мельцер? – под грохот дизеля прокричал он подчиненному. – Одну минуту даю на доклад.

– У меня хороший улов господин гауптманн. Вот посмотрите. Капитана Новосельцева без чувств подтащили к танку.

– Осветите! Узкий луч фонаря, разрезая полутьму, уперся в окровавленное, бесчувственное тело.

– Встряхните его. Один из гренадеров, державший Новосельцева, схватил его сзади за волосы и дернул их вниз.

От света, боли и шума двигателя комбат очнулся. Дрогнули веки, и он открыл глаза. Жмурясь от света, он попытался понять, что происходит. Спустя несколько секунд его тело охватила нервная дрожь. Окровавленное лицо покрылось серым налетом ужаса. На лбу выступили грязные капельки пота. Зрачки безумно расширились. Увиденную картину он сопоставил с ночным шумом и понял свою непростительную и страшную ошибку, граничащую с изменой.

Новосельцеву стало очень горько и стыдно, что его обвели вокруг пальца, обмишурили фрицы. В результате батальон лежит в земле по его вине. А что будет дальше, он просто не мог еще представить. Слишком он был слаб.

– Ах вы гниды… ползучие…! – простонал в отчаянии комбат и дернулся изо всех сил, пытаясь вырваться, но тут, же закричал от нестерпимой боли в руке и собственного бессилия, прижатый гренадерами к земле. Ольбрихт смотрел на комбата с интересом:

'А русский капитан наверно мой ровесник, нет чуть постарше'. Такой же упрямый характер, рост подходящий. Волевой с ямочкой подбородок, русые волосы, серые глаза…'.

– Он поедет со мной господин оберлёйтнант, – твердым берлинским акцентом бросил он Мельцеру.

– Как с вами? Он же пленный и его нужно допросить в штабе.

– Это приказ!

– Но?

– Это приказ! В 'Пантеру' его. Мельцер напрягся и сглотнул подкативший комок обиды, но перечить своему командиру не стал.

– У вас хватает других пленных для допроса Мельцер. Боевую задачу вы выполнили и будете лично представлены к награде Железным крестом первой степени. Отразите в донесение ход операции и лучших товарищей. Кстати потери есть?

– Точное количество еще уточняю. Знаю, что из моей роты погибло 5 гренадеров и 7 получили ранения. Все они эвакуированы с поля боя.

– Мой вам совет быстрее уносите ноги, чтобы не было новых жертв. Через пятнадцать минут, когда наступит рассвет и, русские опомнятся от нокаута, здесь будет настоящая заварушка, тогда ни мне, ни вам, не поздоровиться.