Текст книги "Музы и мелодии (ЛП)"

Автор книги: Ребекка Яррос

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц)

– Ты серьезно? – Лора бросила вызов.

– Ты слышала.

– Шеннон. – Голос Никсона поразил меня прямо в сердце. Мы вернулись к фамилии, а это значит, что у нас снова профессиональные отношения. Я его подвела.

Оказалось, что он стоит на две ступеньки ниже меня, так что наши глаза были на одном уровне. Моя семья была прямо за ним.

– Я сказал ей «нет».

– Я слышал, – он сжал челюсти.

– Прости, – прошептала я.

Он вздохнул.

– Не извиняйся. Я притащил тебя сюда, помнишь?

– Да. Но это не значит, что ты должен играть.

– Но мы были бы только рады! – добавила Лора, маяча у меня за спиной. – Если Зои тебе не разрешит, город поймет, но такой звезды, как ты, у нас никогда не было.

– Заткнись, Лора, – бросила я через плечо.

Никсон рассмеялся.

– Посмотрите-ка, кто-то сейчас выходит из себя.

– Если она думает, что ты поддашься на такую откровенную лесть и манипуляцию, то точно тебя не знает, – я повернулась к Лоре. – Что и так очевидно.

Она отступила, слегка подняв ладони.

– Я бы все равно не стал этого делать ради нее, – взгляд Никсона стал напряженным, словно расплавленный. – Но сделаю это ради тебя.

Я почувствовала, как моя защита тает, словно кубик льда в теплой воде.

– Никсон…

– Они будут припоминать тебе это каждый раз, как приедешь сюда. Ты такого не заслуживаешь, – он расстегнул молнию на своей куртке.

Я спустилась на ступеньку, чтобы остановить его.

– Ты тоже. С тобой нет ни Куинн, ни Джонаса, ни твоей гитары...

Ни алкоголя.

– Со мной все будет в порядке. Я в порядке. Позволь мне сделать это для тебя. Считай, что это мое наказание за вторжение в твою личную жизнь, – он улыбнулся уголками губ, взгляд стал «стальным».

Я знала этот взгляд. Никсон принял решение.

Кивнув, я отступила назад, помогая ему снять куртку. К тому времени, как он стянул шапочку и взъерошил волосы, он уже не был тем Никсоном, с которым я провела последние две недели.

Он был рок-звездой.

Лора попыталась отдать ему гитару Питера, но Никсон покачал головой и глянул на меня.

Понятно.

– Спасибо, – сказала я Лоре, забирая гитару и передавая Никсону.

Тем самым он полностью исключил ее из всего происходящего.

– Дай мне знать, если тебе что-нибудь понадобится, – крикнула ему Лора, но Никсон был занят настройкой гитары.

– Ты в порядке? – я поглядела на него через плечо, чтобы не поворачиваться к Лоре спиной.

– Да. – Никсон надел гитару и подключал к усилителю.

– Извини, он не разговаривает с персоналом, – я одарила Лору профессиональной улыбкой, сошла со сцены и встала в первом ряду со своей семьей.

– Она действительно поставила его в такое неловкое положение? – спросила мама, озабоченно нахмурив брови.

– Да, – ответила я, когда Никсон взял микрофон.

– Твоя жена – та еще штучка, – сказала мама Питеру, который встал справа от меня.

– Почему? Я уверен, его постоянно просят об этом. – Питер скрестил руки на груди.

У меня перехватило дыхание при виде Никсона на сцене. Он буквально заполнял ее целиком. Куинн была сердцем шоу. Джонас – душой, а Никсон – источником энергии. Казалось, она исходила от него подобно магнитному полю, притягивая всех.

Его лицо озарила озорная улыбка, когда он вышел в центр сцены, и толпа зааплодировала. Перед такой малочисленной публикой он не выступал уже несколько лет, и тем не менее значение этого было трудно переоценить. Жители Легаси, собравшиеся сегодня в парке, станут первыми, перед кем Никсон выступил после реабилитации.

– Привет всем! – он закатал рукава, обнажив татуировки, покрывающие его руки.

Раздались новые радостные возгласы.

– Обычно со мной здесь еще пара ребят, но сегодня я один, – Никсон повернулся ко мне и встретился взглядом с Питером. – Питер, надеюсь, ты не возражаешь, что твоя жена предложила твою гитару.

– Не возражаю, – крикнул в ответ Питер.

Толпа рассмеялась.

– Она в надежных руках, – пробормотала я.

Мама пронзила меня взглядом. Папа рассмеялся.

– Если кто не знает, кто я такой и почему мне дали гитару, скажу, что я одна треть группы Hush Note, остальные две трети это Куинн и Джонас. Мы часто говорили о том, что хотим провести несколько концертов в небольших, уютных залах, но соло-тур не обсуждался. Никогда, – он встретился со мной взглядом. – Но для Зои я сделаю исключение. Только на следующие три минуты и семнадцать секунд.

По толпе прокатился еще один взрыв смеха, но Никсон по-прежнему не отрывал от меня взгляд.

– Мне есть что сказать о Зои Шеннон...

Толпа зааплодировала, а у меня внутри все сжалось. В отличии от меня, они не знали, что дальше он может либо ужалить сарказмом, либо сказать что-то очень-очень милое.

– Сказать о сердце, в котором живет большая мечта. Видите ли, одна мудрая женщина однажды сказала: «В нашей индустрии есть два типа людей: таланты, которые создают музыку, и умники, которые делают так, чтобы ее услышали». Я добавлю в это мудрое утверждение: для того, чтобы музыка была услышана, нужны талант, мозги и почти одержимый энтузиазм. У Зои все это есть. Сегодняшний вечер – прекрасное тому подтверждение. Я бы не вышел на эту сцену, если бы Зои не была частью Hush Note.

Это правда. Какими бы не были настоящие причины того, что Никсон оказался в Легаси, то, что на сцене моего маленького городка стояла настоящая рок-звезда, было моей заслугой, потому что я работала до седьмого пота.

Он ухмыльнулся, и, Боже, помоги мне, мое сердце подпрыгнуло.

Не влюбляйся. Только не влюбляйся.

– Итак, сегодня эта песня для тебя, Зои, – подмигнув, он взял вступительные аккорды «Глупый кураж» – малоизвестной песни с их первого альбома.

Ее не выпустили синглом, не сняли клип, не раскрутили. На самом деле эта песня едва вошла в альбом, но она была моей любимой.

И написал ее Никсон.

Обычно она исполнялась на тональность ниже, в регистре Джонаса, но сегодня Никсон сыграл ее так, как написал.

Я практически открыла рот, когда он начал петь. Его голос я могла бы выделить из толпы – он всегда подпевал Джонасу и даже играл главную роль в паре песен, но только не в этой. Никогда.

Он превратив оптимистичную песню в пронзительную балладу о том, как, даже зная, что влюбляешься в того, кого не сможешь удержать, ты все равно борешься.

Это была лучшая песня для мечтателей, и, наверное, я единственная в этом парке, кто знал, что она написана не для женщины. Никсон написал ее, как гимн, когда они подписали свой первый контракт. И когда он допевал последнюю строчку, я чувствовала это каждым ударом своего сердца.

Он взял последние ноты, и зрители разразились овациями, если такая маленькая группа вообще способна устроить овацию.

Я смотрела, как Питер хлопает, и вдруг поняла, что не чувствую ни радости, ни ликования из-за того, что доказала ему: я чего-то добилась в жизни.

Я и так это знала.

– Я закончила учебу с высшим баллом, – сказала я, привлекая его внимание.

– Что? – Питер бросил на меня тот же пренебрежительный взгляд, что и всегда, но на этот раз я не пыталась казаться более интересной, чтобы привлечь его внимание, как это было в старших классах.

– Я была лучшей на курсе, что позволило пройти собеседование в Berkshire Management. Мой босс взял меня на работу с одной оговоркой: учиться в юридической школе я буду в свободное от работы время. Что я и сделала. Я специализируюсь на праве в сфере развлечений, и два месяца назад сдала экзамен не только в Вашингтоне, но и в Калифорнии.

Питер моргнул, нахмурив брови.

– Я люблю свою жизнь, и мне нечего тебе доказывать.

Я отвернулась и встретилась взглядом с Никсоном. Он сходил со сцены, снимая гитарный ремень через голову.

– Ты пел потрясающе, – сказала я.

– Маленькая птичка донесла мне, что тебе понравилась эта песня. – Улыбка, которой одарил меня Никсон, превратила мои внутренности в кашу.

– Это было здорово! – сказал Питер, делая шаг вперед, чтобы забрать гитару.

– Я настроил ее для тебя. Спасибо, что одолжил.

– Эта нота «ми» та еще упрямица, – проворчал Питер.

– Только не тогда, когда ее как следует разогреешь, – Никсон приподнял бровь.

Питер побледнел.

– Что ж, нам уже пора! – объявила я, беря Никсона за руку и уводя прочь.

– Еще рано, – запротестовал он с блеском в глазах. – Я купил торт.

Я закатила глаза.

– Ты предложил цену за торт на аукционе, а не купил. Может, твою ставку побьют.

– Посмотрим.

Он провел языком по нижней губе, и я поборола желание тоже попробовать ее на вкус. Тот поцелуй был ненастоящим. Это был продуманный маневр с его стороны, чтобы спасти меня.

Полтора часа спустя, мы, кутаясь от холода, слушали итоги аукциона. Мама поднесла руку ко рту, да так и застыла, когда была объявлена самая высокая цена за торт.

Никсон предложил за ее торт десять тысяч долларов.

Я уставилась на него, чувствуя, как еще одна трещина в моей обороне превращается в каньон.

– Выкусите, миссис Уиткомб, – пробормотал он с ухмылкой, как раз перед тем, как моя мать обняла его, затем отчитала и снова обняла.

Я знала, что эта сторона Никсона скоро вновь скроется. Сейчас она видна потому, что он недавно вышел из реабилитационного центра. Потому что он трезв. Потому что в его гримерке нет папарацци, моделей и полуголых поклонниц. Я знала, что это временно, но вместо того, чтобы испугаться, почувствовала, как ценно то, что увидела его настоящего.

И, Боже, помоги, я хотела, чтобы он остался таким навсегда.

Я хотела, чтобы он был настоящим.

7 глава

НИКСОН

– Что, черт возьми, со мной не так? – пробормотал я, когда проиграв две последовательности аккордов, которые только написал, вырвал страницу из блокнота. В них не было ничего примечательного, а это означало, что они идут в мусорное ведро, в кучу таких же смятых бумаг.

Я положил карандаш на стол и сыграл малую септиму в ля миноре (примечание редактора: малая септима – музыкальный интервал в семь ступеней и пять тонов), глядя на Скалистые горы за окном. Более живописную обстановку трудно представить: голубое небо (такого я нигде не видел), холмы, окрашенные осенним золотом. Это место могло вдохновить на написание симфоний, и тем не менее я изо всех сил пытался сочинить хотя бы пару простых песен.

Я отвел взгляд от окна, и моему взору открылся еще один захватывающий вид. Сердце забилось чаще. Зои. Она принесла мне кусок торта, улыбнулась и молча удалилась обратно на кухню. Она знала главное правило: никаких разговоров, пока я сочиняю, и, к моему необъяснимому разочарованию, соблюдала его. Хотя она всегда следовала правилам.

В отличии от меня.

Я проводил взглядом изгибы ее задницы.

Я поцеловал ее вчера. Я не планировал этого, но и не жалел. Черт, она была хороша на вкус – как сидр, только слаще, – и я погрузился в нее, как в ночной запой: с полной отдачей и без мыслей о последствиях.

Мои пальцы скользили по струнам, пока я прокручивал в голове тот поцелуй. Сначала Зои была шокирована, но это быстро прошло, и она поцеловала меня в ответ. Я и представить не мог, что невинный поцелуй может разжечь во мне такую страсть.

Я хотел почувствовать это снова.

Мои пальцы двигались, воплощая мелодию, которая звучала в голове. Музыка была на первом месте – так было всегда. За ней следовали слова, передающие эмоции, но без музыки они были ничем, просто красивой поэзией. Именно ноты, низкие частоты, которые повышались по тону, а затем и по высоте, заставляли слушателя вставать на ноги или опускаться на колени – в зависимости от моего настроения.

Я набросал последовательность аккордов и табулатуру, затем немного подправил.

В животе заурчало. Точно, я же пропустил обед. Наверное, поэтому Зои принесла мне торт.

Отложив гитару, я принялся за десерт. Мама Зои была великолепным пекарем. Шоколад просто таял на языке, и, прежде чем откусить второй кусочек, я отправился за молоком.

Я открыл дверцу холодильника, когда вошла Зои вошла, и я напрочь забыл о том, что искал.

– Привет, – сказала она, ставя пустой стакан на стойку. – У тебя там все в порядке?

– Да, – ответил я, закрывая холодильник.

Мы смотрели друг на друга, и с каждой секундой воздух между нами словно становился гуще. Зои была так чертовски красива, так привлекательна для поцелуев, и так недосягаема для меня по стольким причинам, что даже не перечислить.

Персонал. Она работает в штате.

Я повторил эту мантру три раза, пытаясь вспомнить, почему не мог удовлетворить свое влечение к ней.

– Итак... – она наклонила голову.

– Итак…

Мы все утро ходили на цыпочках, но разговора было не избежать. Я открыл рот, потом закрыл. Казалось бы, легко отказаться от того, чего еще недавно совсем не хотел, но оказалось, что это чертовски трудно.

– Думаю, ясно по умолчанию: то, что произошло вчера, не должно повториться, – заявила Зои, как будто обдумывала эту мысль весь день.

– Хорошо.

– Я имею в виду, что в любом случае это было только из-за Питера. – Она заправила волосы за уши.

– Верно.

Так все хорошо началось, но закончилось совсем по-другому, и мы оба это знали… по крайней мере, я так думал.

– И не похоже, что есть хоть какой-то шанс, что мы могли бы... – она приподняла брови.

– Абсолютно исключено.

Какого хрена? Я даже не дослушал, что она собиралась сказать, и согласился?

Это к лучшему. Отпусти.

– Значит, у нас все в порядке? – она прикусила нижнюю губу.

– Да.

Неудивительно, что я не мог написать песню. Сейчас мой словарный запас состоял из одного слова.

– Хорошо поговорили, – она показала мне большой палец, но глаза закатывать не стала.

– Все в порядке. У нас все хорошо. Это был просто поцелуй. – Я схватился за край стола.

– Точно. В конце концов, мы же не переспали, – она съежилась. – Мы этого и не хотели… и тебе это вообще не интересно. Я не в твоем... – она закрыла глаза, сжала губы в тонкую линию и потерла лоб. – Мне лучше помолчать.

Мне это вообще не интересно? Она, правда, так считала?

Это было так далеко от правды, от фантазий о ней, но, сказав об этом, я навлеку на нас кучу неприятностей. Так что я держал рот на замке, проявляя крупицу того самого самоконтроля, о котором постоянно твердил психотерапевт.

– Давай просто забудем, что это случилось, – она вздохнула.

– Хорошо, – согласился я, хотя вероятность того, что это произойдет, была равна нулю.

Ее глаза на мгновение расширились, но она быстро покачала головой и выпрямила спину.

– Прекрасно. Послушай, выступление в Сан-Франциско на следующей неделе, и мне нужно знать, где мы будем.

– В Сан-Франциско. – Одной мысли о том, что между нами будет такая неловкость до конца нашего совместного пребывания, было достаточно, чтобы я потянуться за стаканом… молока.

Точно! Я пришел сюда за молоком.

– Да быть не может, – съехидничала она. – Я спрашиваю, где мы будем после Сан-Франциско. Куда заказывать обратные билеты? – Зои снова заправила волосы за уши, хотя они и не падали на лоб.

Держу пари, эти волосы будут как шелк скользить по моему животу.

– Я арендовал ранчо до февраля, – ответил я, наливая себе стакан молока. В ближайшие несколько дней мне придется отказаться от молочных продуктов из-за выступлений: у меня всегда срывался голос.

– Серьезно?

– Да. – Я отставил молоко и повернулся к Зои, которая выглядела так, словно я только что сообщил ей, что на заднем дворе инопланетяне. – Мне нужно сочинить пару песен, и мне здесь нравится. На данный момент я бы сказал, что девяносто восемь процентов местных жителей довольно дружелюбны. У меня под дверью нет фанатов, поклонницы не льют текилу себе на грудь, предлагая попробовать их «боди-шот», и никаких приглашений на вечеринки. Это настоящий рай для трезвенников, потому что я даже не знаю, где здесь винный магазин.

В принципе я не мог найти его адрес в телефоне.

– Девяносто восемь процентов? – с вызовом спросила Зои, приподняв бровь.

– Я познакомился примерно с сотней здешних жителей пока мы ужинали в ресторане, ходили за покупками и на осенний фестиваль, – я пожал плечами. – Все они были ничего, за исключением твоего бывшего и его социально озабоченной жены. Кстати, она единственная во всем городе, разместила в Интернете видео, где я пою прошлым вечером.

Меня поразило, что это сделал всего один человек. Если бы я устроил нечто подобное в Сиэтле, видео выложила бы половина аудитории.

Еще одна причина, почему мне здесь нравится.

Зои поежилась.

– Я надеялась, что ты этого не заметишь.

– По крайней мере, я хорошо выглядел на видео, – я усмехнулся.

– И пел неплохо, – отметила она с легкой улыбкой. – За все годы, что я работаю, я ни разу не слышала, чтобы ты играл на акустических инструментах, не говоря уже об акустической гитаре, и все же это единственная гитара, которую ты привез с собой.

Она прошла мимо меня, открыла холодильник и достала яблочный сок.

– Мы никогда не были группой, играющей акустические сеты. – Я всегда хотел попробовать это, но никогда не поднимал тему.

– Это не значит, что ты не можешь начать. Видео с фестиваля разошлось по всему интернету. Я бы даже назвала его вирусным. – Зои поднесла стакан к губам и отпила.

Я хотел быть этим стаканом.

– Правда?

Наши взгляды снова встретились. Несмотря на разговор, напряжение между нами не спало, а натянулось, как тетива лука перед тем, как пустить стрелу.

Она первой отвела взгляд и уставилась на стакан.

– Ага. Значит, я займусь приготовлениями к поездке в Сан-Франциско. Полагаю, ты предпочтешь частный рейс из Ганнисона?

– Звучит заманчиво. – Обычно мы летели самолетом Куинн, но, поскольку сейчас мы разбросаны по штатам, это бы не сработало. – Но я не хочу оставаться в Сан-Франциско на ночь.

Она нахмурилась.

– Итан уже прислал расписание, и саундчек начинается довольно рано.

Я стиснул зубы. Чем дольше мы будем окружены соблазнами, тем больше вероятность, что я им предамся.

– Хорошо, тогда можем остаться на ночь, но я хочу уехать как можно скорее.

– Сделаю все возможное.

Я кивнул и вернулся к своей гитаре в надежде, что вдохновение, посетившее меня ранее, не пропало, но думать мог лишь о предстоящем концерте.

Выпивка, девочки, наркотики, неверные решения – все это шло рука об руку с концертами. Всегда было одно и то же: эмоции, адреналин, воспоминания – и я выпивал стопку, чтобы успокоить нервы. Это «всегда было» должно превратиться в «раньше было», и на следующей неделе мы узнаем, возможно ли это.

***

Две ночи спустя я чертыхался, роясь в кухонных шкафчиках. Свет я не включал, чтобы не будить Зои, и подсвечивал себе фонариком в телефоне.

Вчера она купила тот же чай, что заваривала в Сиэтле. Я возлагал большие надежды эту маленькую коробочку, и должен был ее найти. Чайник уже нагревался на плите.

Сегодняшний сон казался реальным. В какой-то степени так было всегда. Но сегодня я проснулся весь в поту. Я сражался со злодеем, который существовал только в моих воспоминаниях.

…Позволь мне помочь…

Так она сказала в реальной жизни, потом нашла пакет с замороженным горошком, завернула в кухонное полотенце и прижала к моей щеке.

А в моем сне она лежала на полу, ее рыжие кудри были спутаны, и она смотрела на меня безжизненными глазами.

Черт, я хотел выпить. Я хотел чего-нибудь, что могло бы стереть сон и помочь запихнуть воспоминания обратно в маленькую запертую коробочку. Но если выпью, то уже не остановлюсь, а рецептов на «Ксанакс» и снотворное у меня не было. Оставался только чай, но я не мог найти чертову коробку!

Из шкафчика что-то выпало на гранитную столешницу и разбилось вдребезги.

– Черт!

И, как по команде, мгновение спустя в прихожей зажегся свет, затем вспыхнул свет на кухне: резкий и зверски яркий.

– Что ты делаешь? – спросила Зои, ее щеки порозовели со сна.

– Оставайся на месте, – рявкнул я через плечо. – Я кое-что разбил и не хочу, чтобы ты порезалась.

По всей столешнице был рассыпан сахар, а маленькие осколки стекла блестели по всему полу.

Чайник начал свистеть.

– Стой здесь, – приказала Зои, обходя островок, чтобы снять чайник с плиты. – Это ты босиком... и без рубашки. По крайней мере, на мне тапочки.

– Рубашка в этой ситуации не поможет, и я не собираюсь просто стоять и смотреть, как ты убираешь за мной. – Я сгреб сахар и стекло со столешницы в раскрытую ладонь, а Зои схватила веник и совок для мусора.

– Но будешь стоять и смотреть. – Она подмела пол вокруг моих ног, и, как только путь освободился, я выбросил осколки в мусорное ведро.

– Гадство, – прошипела Зои.

Я обернулся.

Она присела, прижимая к груди руку.

У меня скрутило желудок при виде тонкой струйки крови у ее большого пальца.

– Черт возьми! – я подхватил ее и усадил на кухонный островок. – Я же просил тебя не убирать за мной.

– Это в буквальном смысле моя работа, – огрызнулась она. – И все не так уж плохо. Видишь?

– Я вижу, что у тебя идет кровь, потому что я не смог найти этот чертов чай. Просто... оставайся на месте. И на этот раз я не шучу, – я погрозил ей пальцем, как будто это могло помочь, и пошел за аптечкой, которую видел в ванной на первом этаже.

– Все не так уж плохо, – повторила она, когда я вернулся. – Просто нужен пластырь.

Я положил аптечку на стол и взглянул на кровь, которая сочилась из пореза.

– Позволь мне помочь.

…Позволь мне помочь...

Это был ее голос, который я слышал сейчас. Он напоминал, что меня не оказалось рядом, когда был нужен. Кровь на руке Зои была того же оттенка, что и на ее кудрях в моем сне. У меня защемило в груди. Мне хотелось распахнуть эту коробку с воспоминаниями. Хотелось заорать на несправедливость мира, который позволил жить такому, как я, но не...

– Никсон? – мягко позвала Зои.

Я моргнул, пытаясь сфокусировать взгляд на ее лице, и используя поразительную зелень ее глаз, чтобы успокоиться.

– Все в порядке, – прошептала она. – Я тоже не переношу кровь.

Она протерла порез спиртовой салфеткой и перевязала бинтом. Спокойно. Быстро. Без колебаний.

Так, как не мог я.

– Как новенькая, – она сверкнула улыбкой, но когда собралась спрыгнуть на пол, я схватил ее за бедра поверх тонких пижамных шорт.

– Не двигайся. – Я закончил подметать и, только когда убедился, что стекла не осталось, кивнул: – Ладно. Все чисто.

Она соскользнула с островка, достала коробку из шкафчика (соседнего с тем, что обыскивал я), не спрашивая, тот ли это чай, приготовила две чашки и принесла мед.

– Больно? – спросил я, указывая на ее руку.

Она покачала головой, и ее волосы мягко рассыпались по обнаженным плечам. Если я буду слишком долго пялиться на ее майку, то просто погибну, поэтому я сосредоточился на чашечках перед нами.

– Мне жаль, что ты поранилась.

– Лучше я, чем ты, – сказала она с легким смешком, запрыгивая обратно на островок.

– Не говори так! – огрызнулся я.

Наши взгляды встретились снова.

– Это правда.

– Это чушь собачья.

– Это не мне выступать через четыре дня, – она пожала плечами.

– Ты не должна расплачиваться за мою ошибку!

Но именно так всегда было, верно? Я косячил, а кто-то другой платил за это цену. Но с Зои этого не случится. С ней я провел черту, за которой мое «всегда было» стало «раньше было».

– Никсон, – прошептала она, и протянулась к моей руке, но остановилась, стесняясь прикоснуться к ней. – Это просто небольшой порез. Крошечный. Никаких швов. Потери крови нет.

– Пока, – пробормотал я.

– Ты ведешь себя так, словно ты какой-то вредитель. Но это не так. – Ее палец коснулся моего.

– И это говорит женщина, которой приходится нянчиться со мной, – усмехнулся я. – Не уверен, заметила ли ты, но я не очень-то снисходителен к окружающим меня людям.

Включая тебя.

– Я заметила, что многие люди изо всех сил стараются сблизиться с тобой, и те, кому это удается, не стремятся потом убежать.

Она добавила мед в чаи, а я вынул пакетики и размешал.

– Прости, что разбудил, – сказал я после первого глотка.

– Я не против. Мой босс спит допоздна, – поддразнила она с улыбкой.

– Если вообще спит, – признался я.

– Ты спал сегодня?

Я кивнул.

– Почему проснулся?

Я поставил чашку на стол.

– Мне снятся кошмары. – Не следовало ей это говорить, но назад пути не было.

– Прости. Это воспоминания или страхи? – она обхватила мой мизинец своим. Я замер от вопроса, а не от прикосновения. – Все в порядке. Ты не обязан мне ничего говорить. Я просто хотела помочь.

Я переключил внимание с наших переплетенных пальцев на гладкую, кремовую кожу ее бедра, и задумался, так ли она нежна, как кажется.

– Ты говорила «что мне это неинтересно», – сказал я, круто меняя тему разговора.

Она в замешательстве наморщила лоб.

– Пару дней назад, когда у нас был невероятно неловкий разговор о том поцелуе, – напомнил я.

– О… Я просто пыталась сказать, что понимаю.

– Я не стал тебе перечить. – Я встал перед ней. – И обычно мне насрать, кто что думает, но с тобой все по-другому.

– Я не совсем понимаю, – она слегка наклонилась вперед, опершись ладонями о столешницу.

– Мы же договорились, что этот поцелуй больше не повторится, – я придвинулся ближе. Ее колени коснулись моего живота, и от этого прикосновения у меня напрягся пресс.

– Помню, – она скользнула взглядом вниз, но тут же вернулась к моему лицу.

– Я согласился с тобой, – мой взгляд сосредоточился на ее губах, – потому что ты работаешь на меня. Потому что следующие несколько месяцев мы будем жить вместе. Потому что я не должен заводить никаких отношений, только что выйдя из реабилитационного центра, а ты не производишь впечатления девушки на одну ночь.

– Я не такая, – выпалила она.

– Знаю, – мышцы на лице были так напряжены, что улыбаться было почти больно. – Это мои тараканы. И дело не в том, что я не заинтересован. Поверь мне.

Я позволил увидеть голод, который испытывал к ней, и шагнул вперед.

– Но мы же не допустим, чтобы это повторилось, да? – ее колени задрожали, дыхание стало прерывистым.

– Да. Потому что оба знаем, что это плохо кончится.

– Зачем ты мне это рассказываешь? – ее слова расходились с делом, вернее с телом. Ее бедра распахнулись, оставляя мне достаточно места, чтобы встать между ними.

– Потому что у меня и без этого полно секретов, и мы слишком часто бываем вместе, чтобы не быть абсолютно честными по этому поводу. – Я схватил ее за бедра и притянул к краю островка, пока она не прижалась ко мне всем телом от бедер до грудей.

Я зашел слишком далеко. Но мне было так чертовски приятно чувствовать ее рядом с собой. Теплую, мягкую и аппетитную.

Зои скользнула пальцами по моим плечам и остановилась на шее.

– Но мы не позволим этому случиться снова.

– Не позволим, – я опустил голову так, что мои губы оказались на расстоянии вздоха от ее. – Просто не хочу, чтобы ты думала, что я не хочу тебя. Я хочу.

Губы ныли от желания ее поцеловать.

– Правда? – спросила Зои, повысив голос.

– Да. И если бы ты была кем-то другим, я бы уже раздел тебя догола, – я сжал ее бедра. Я даже не мог вспомнить, когда в последний раз отказывал себе в том, чего так отчаянно хотел. – Но ты не такая, как остальные.

– Верно. – Она зарылась пальцами в мои волосы.

Мне потребовалось все силы, чтобы не стонать и не поддаться ситуации, в которую сам же нас загнал.

– Просто хотел прояснить это.

Зои оттолкнула меня, развернулась и спрыгнула на пол.

– Рада, что мы во всем разобрались. Спокойной ночи! – она практически выбежала из кухни.

Мой член пульсировал. Я опустил голову, пытаясь выровнять дыхание. Это был глупый поступок, как и способ сменить тему, однако не только поэтому я ей рассказал: мне надоело страдать одному.

Возможно, для нас обоих было бы лучше, если бы я нашел какую-нибудь цыпочку и трахнул ее до концерта в Сан-Франциско. Тогда я бы не был так зациклен на своей потребности в Зои.

Проблема была в том, что я не хотел случайную девушку.

Я хотел ту, что не мог получить.

8 глава

ЗОИ

Никсон был на взводе с тех пор, как мы приземлились в Сан-Франциско. Он постукивал ногой, перекатывал медиатор по костяшкам пальцев, покачивал коленом – в общем, был весь как на иголках. Мы поужинали впятером в отдельной комнате, так как дети Куинн и Джонаса пошли в школу несколькими неделями раньше, но Никсон так и не расслабился.

– С ним все в порядке? – тихо спросила Куинн, пока Никсон, Джонас и Итан шли впереди по гостиничному коридору к нашим номерам. – Он, кажется, немного...

– Не в себе? – предположила я.

– Взвинчен. Но не в себе тоже подходит.

– Он был беспокойным с тех пор, как мы уехали из... – я чуть было не сказала «дома», но вовремя спохватилась и, запинаясь, закончила: – Колорадо. Мы редко появлялись на людях. Это действительно первый раз, когда он сталкивается со всем, что могло бы отбросить его назад.

Впереди нас Никсон потер затылок.

– Я бы хотела, чтобы он позволил отменить это выступление, – вздохнула Куинн. – Я понимаю, почему он так категоричен, но это действительно не стоит риска. Это правда? – вдруг спросила она, остановившись посреди коридора.

– Что именно? – я тоже остановилась, и заметила беспокойство в ее глазах.

– Риск? Мы позвонили заранее и убедились, что на ужине не будет алкоголя и что в его, вернее в вашем номере, не будет подарков-сюрпризов или как там вы это называете, – она засунула большие пальцы в карманы и покачалась на каблуках. – Но я не уверена, достаточно ли этого.

– Каждый день – это риск, – ответила я так правдиво, как только могла, понизив голос, хотя для группы был зарезервирован не только этот этаж, но и два под нами. – Быть здесь тяжелее? Да. Он закрывается ото всех? Да. Избегает ли он искушения? Абсолютно. Но ни на минуту не думай, что он не смог бы улизнуть в бар или винный магазин, если бы захотел.

Она кивнула, глядя на спину удаляющегося Никсона.

– Я просто не хочу быть причиной его срыва.

– Думаю, вы – главная причина, по которой он остается трезвым.

Она наморщила лоб.

– Он что, ведет себя с тобой как полный придурок?

Я усмехнулась.

– Это Никсон.

– И этим все сказано, – вздохнула она.

– У нас с ним все в порядке, правда.

Куинн приподняла идеально ухоженную бровь.

– Серьезно, – я усмехнулась. – Он...

У меня не было слов, чтобы его описать. То он невыносим, то умопомрачительно милый. То холодный, как лед, а через минуту обжигающе горячий. Он был просто Никсоном.

– Сколько у него было девушек? – спросила Куинн, понизив голос до шепота. – Нам стоит беспокоиться?

Я сглотнула.

– Черт, мне не следовало так докапываться до тебя, но если мы и говорим с ним по телефону, то всего несколько минут, а в данный момент он для нас не совсем открытая книга. Я просто хочу знать, что он не променяет один порок на другой, понимаешь?

– Эй, вы двое, идете? – крикнул Джонас из коридора.

– Секунду! – Куинн отмахнулась от него. – Клянусь Богом, они изводят меня из-за того, что у меня нет подруг во время гастролей, но не дают и нескольких минут поговорить с другой женщиной, – пробормотала она. – Значит, в последние недели у него было немного женщин? Или много?

Я съежилась. Количество людей, которые могли бы назвать Куинн другом, было, мягко говоря, невелико, и я не спешила ее злить.