Текст книги "Музы и мелодии (ЛП)"

Автор книги: Ребекка Яррос

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 13 страниц)

Обычно к первой неделе мая я уже стремительно летел вниз по нисходящей спирали, но в этом году держался, благодаря этой самой ниточке.

– Зои выложила еще одно фото? – вернувшийся на веранду Джонас протянул мне апельсиновую газировку и сел на соседний стул.

– Почему ты так уверен, что Зои? – я бросил на фото последний взгляд и выключил телефон.

– Ты подписан всего на трех человек, и если смотришь так на фото Куинн или на мои, то у нас проблемы, – он взял гитару.

– Ага, конечно, – я взглянул на блокнот, который лежал на маленьком кованом столике между нами. – На чем мы остановились?

– На припеве, – он сделал глоток чая со льдом. – Предлагаю разделить первую строчку вот здесь, – он постучал по блокноту.

– Ты – единственное, единственное, что имеет значение, – пропел я.

– Да. Неплохо.

Я записал новую вариацию, пока Джонас ее наигрывал, а затем пропел следующую строчку:

– На этом карнавале лжи и безумных отговорок планы рассыпаются, как конфетти.

Джонас перестал бренчать и посмотрел на меня.

– Черт!

– Или мы можем обыграть эту часть…

– Нет, все прекрасно. Надо было заставить тебя протрезветь много лет назад, – он ухмыльнулся. – Безумные отговорки. Круто!

– Как скажешь, – я записал последовательность аккордов, прежде чем начать играть.

В каждой песне, что я писал так или иначе присутствовала Зои? Да. Впрочем, как и в большинстве моих мыслей.

Джонас читал по бумажке и кивал.

– Давай повторим это здесь.

Я согласился и пропел:

– Ты – единственное, единственное, что имеет значение. Воспоминания о тебе – моя поддержка. И это – единственное, единственное, что имеет значение.

К тому времени, как он закончил проигрыш, я широко улыбался.

– Отлично.

– Да. Отличный получится сингл. Как насчет того, чтобы включить его в альбом?

– Мы уже записали альбом, а к этой песни даже второго куплета еще нет.

– Фигня! Альбом выйдет только через шесть недель. Мы успеем и песню закончить, и ее записать. Я позвоню Бену и попрошу его заняться препродакшном. – Джонас уставился на блокнот. – Как мы ее назовем?

Я никогда не гнался за банальными названиями. Это просто не в моем стиле.

Как насчет «Безумные отговорки»?

Джонас расплылся в улыбке.

– Да, это то, что нужно, – он удивленно поднял брови, глядя на меня. – А теперь, как насчет того, чтобы добавить в альбом «Милосердный огонь»?

– Нет, – мои пальцы по памяти заиграли вступление. – Слишком личное.

– Чувак, не хочу тебя расстраивать, но у тебя типа отношения на расстоянии с женщиной, с которой ты даже не разговариваешь. «Слишком личное» может разрядить обстановку прямо сейчас.

Я покачал головой.

– Я не стану включать в альбом песню о Зои, которую она даже не слышала.

– Ага, а «Безумные отговорки» не о ней?

Я открыл рот и тут же закрыл.

Джонас рассмеялся.

– Вот именно.

Открылась дверь, и на веранду выбежала Виви, застегивая куртку. Она была настоящим сгустком энергии.

– Я сделала домашнее задание!

– Что в наши дни задают в детских садах? – спросил я.

– Не заставляй меня вспоминать математику, – простонал Джонас, но при этом расплылся в улыбке, глядя на свою маленькую девочку. – Хорошая работа, милая.

Она провела пальцами по струнам его гитары.

– Ты закончил?

– Почти!

– Можно послушать? – Она подпрыгнула на цыпочках.

– Конечно, – ответил я за Джонаса и сыграл куплет, а он – припев.

Виви захлопала в ладоши.

– Мне нравится! Ты правда хорошо играешь, папочка.

– Спасибо, милая, но дядя Никсон играет гораздо лучше.

– Правда?

– Правда, – решительно кивнул Джонас.

– Ты лучше папы? – Виви скептически посмотрела на меня.

– Пою? Нет. Играю? Да, – я беззастенчиво этим гордился.

– Папа купил мне гитару, – она посмотрела на меня сияющими глазами. – Можешь меня научить играть?

У меня перехватило дыхание. Я сделал глубокий вдох, стараясь оставаться в моменте. Она – не Кейли. У меня больше не будет шанса все исправить. Я сделал свой выбор, а она заплатила цену, которую никто из нас не мог предвидеть. Возможно, это была не моя вина (я все еще работал над этим), но я все равно сыграл свою роль.

– Дорогая, дядя Никсон... – начал Джонас, очевидно, видя мое огорчение.

– Конечно, научу, – вставил я.

– Спасибо! – Виви наградила меня улыбкой, а затем обхватила ручонками за шею.

– В любое время, – я обнял ее в ответ, и она убежала играть.

Джонас окинул меня оценивающим взглядом.

– Что?

– Просто представил тебя в роли отца, – он бросил на меня полный надежды взгляд. С тех пор, как я приехал в Бостон, он частенько так на меня смотрел.

Я покачал головой.

– Не надо.

Я не был против иметь ребенка с изумрудно-зелеными глазами, но просто не в ближайшее время. Я с трудом представлял, как проживу следующие полгода, особенно учитывая, что первого июля у нас начинался тур. Но, может быть, однажды. Если, конечно, Зои согласится.

– Боишься подгузников? – дразнил Джонас. – Или обязательств?

Я усмехнулся.

– Боюсь, что стану лучшим отцом, чем ты, и пока отдаю тебе пальму первенства.

Он закатил глаза.

– Ладно. Давай вернемся ко второму куплету.

Я погрузился в музыку так глубоко, и вынырнул лишь когда мы записали сингл.

***

Прошло два месяца нашего с Зои перерыва или хер знает, как его назвать. Я сидел за столом переговоров в Berkshire Management с Куинн и Джонасом, обсуждая детали тура, который начинался через две недели.

– Это даст время попасть в топ радиостанций, – сказал Итан, переворачивая страницу в толстой пачке документов.

Такие же выдали и нам троим. Я рассеянно повернул лист в своей, одним глазом следя за стеклянной перегородкой, мимо которой проходили люди. Мы пробыли в этой комнате уже час, но я так и не видел Зои.

– Никсон! – крикнул Итан.

– Что? – я резко повернул голову.

– Тебе лучше быть повнимательнее, а то согласишься сниматься в клипе, одетый как плохая копия Элтона Джона, – Джонас рассмеялся.

– Ты все глаза уже просмотрел. Зои здесь нет, – Итан зыркнул на меня. – Переверни страницу. Что касается поездки в Лос-Анджелес. …

– Что значит, ее здесь нет?

– Зои со своей группой. Потому что они внимательно слушают и позволяют своему менеджеру выполнять свою работу, – Итан молча смотрел на меня целых десять секунд. – Итак, в Вегасе мы пробудем всего одну ночь.

Черт!

Слово «разочарование» едва ли описывало то, что я чувствовал. Я забарабанил пальцами по столу.

Несколько минут спустя Куинн положила свою руку поверх моей.

– Тебе нужен кубик-антистресс?

– Ему нужна рыженькая, – пробормотал Джонас, переворачивая страницу вслед за Итаном.

Я впился в него взглядом.

– Насчет Финикса все пока в подвешенном состоянии, – тем временем продолжал Итан, – Rising Tide не будут выступать на разогреве, так как у жены солиста начались преждевременные роды. У кого-нибудь есть предложения?

– Seven to One, – сказал я, подняв руку.

Куинн рассмеялась.

– Кого-то сильно припекло.

– Не получится. Они забронированы на весь июль и август, – заявил Итан.

– Что? – Я приподнял свою стопку документов и бросил на стол.

– Они заняты, – вмешался Бен с порога. – Посмотрим, кто у нас свободен на эти дни, и оттолкнемся от этого.

– А их менеджер тоже с ними? – у меня подскочило давление.

– У них пока нет тур-менеджера, – Бен опустился в кресло напротив меня.

Зои забронировала свою группу до августа, зная, что наши три месяца истекают в июле. Что, черт возьми, это значит? Я снова забарабанил по столу, размышляя.

Получается, она все решила?

Неужели она не поняла, что я имел в виду, отправляя ей гитару Кейли? Эта вещь была залогом моего сердца. Черт, неужели она решила, что я неисправим? Она разлюбила меня?

Куинн снова накрыла мою руку своей, но на этот раз она не дразнила.

Я перестал шевелить пальцами, но до конца встречи так и не сумел сконцентрироваться. Итан попросил внимательно проверить дополнения, внесенные в наши личные райдеры (прим. список условий и требований, которые организаторы обязана обеспечить), и закончил встречу.

Кого, черт возьми, волновали требования к гримерке, когда женщина, которую я любил, только что продлила нашу разлуку на месяц?

– Что, черт возьми, это значит? – вопрошал я вселенную, когда мы втроем выходили из конференц-зала.

– Она на работе, вот что это значит, – ответил Джонас.

– Чушь собачья! Я в первый раз позволяю себе влюбиться, а она даже не...

– Что? – перебила Куинн, бросив на меня уничтожающий взгляд. – Не поставила свою карьеру на паузу, пока ты будешь разбираться со своим дерьмом?

Я моргнул.

Джонас вызвал лифт и начал читать райдеры.

– Я думал, ты на моей стороне, – укорил я Куинн.

– Да, если только ты не ведешь себя как идиот. Если бы тебе нужна была поклонница, которой нечем заняться, кроме как таскаться за тобой хвостом, ты бы выбрал ее, но ты выбрал амбициозную, умную женщину, у которой сейчас ответственный момент в карьере. Ты сам установил срок в три месяца, и можешь его продлить. Помнишь, как было, когда мы только начинали? Почему ты так смотришь?

– Потому что внутри него живет вечный ребенок, которому последние десять лет никто не говорил «нет», – отметил Джонас.

– Точно, и я имею право быть разочарованным.

– Верно, – Куинн сложила пополам свою копию документов и хлопнула меня по груди. – Просто не будь придурком.

– Я скучаю по ней! – крикнул я, заходя за ними в лифт.

– И весь офис обязательно скажет Зои об этом, когда она тут появится, – Джонас кивнул на удивленную секретаршу в приемной, а затем нажал кнопку парковки.

– Она никуда не денется, Никс, – Куинн покривилась. – Я имею в виду эмоционально, а не физически, поскольку ее сейчас здесь нет.

– Ты этого не знаешь. Вопреки распространенному мнению, меня нелегко любить, – мой голос дрогнул.

– Да, – тихо ответила Куинн. – Но помнишь, как тогда в Чикаго вы столкнулись в коридоре, а потом пошли разговаривать к тебе в гримерку?

– Разумеется, – Джонас перевернул еще одну страницу.

Я бросил на него сердитый взгляд.

– Когда Зои вышла, я спросила, все ли с ней в порядке и научилась ли она искать место повыше? – спросила Куинн, когда кабина лифта остановилась.

Я слегка прищурился, не совсем понимая, что она имеет ввиду.

– Она ответила: «Тебе не нужно забираться повыше, если ты плотина», – Куинн подняла брови, глядя на меня, пока мы шли по парковке. – Понимаешь? Ты – река. Зои – плотина. Она знает, что только она может удержать тебя. Ни одна другая девушка никогда даже и близко к такому не была.

У меня сжалось сердце.

– Это не значит, что она хочет меня.

Куинн закатила глаза.

– Хорошо, тогда давай представим, что она плотина гидроэлектростанции. Тебе нужно, чтобы она поддерживала тебя, а ты ей нужен, чтобы вырабатывать электричество, – Куинн усмехнулась и снова ударила меня по груди. – Я хочу сказать, что твои чувства, не одностороннее. Вы нужны друг другу.

– Или можно обойтись без метафор и просто посмотреть райдер Никсона, – предложил Джонас, размахивая документами. – Все дополнения, которые вносились в райдер последние две недели, подписаны. И если твои инициалы не «ЗШ» и ты не добавил в свой список чай из ромашки и корня валерианы, то можно с уверенностью сказать, что твоя девушка все еще тебя любит.

– Видишь? – улыбка Куинн стала шире. – Ты получишь чай.

Это не изменение дат тура ее группы и даже не телефонный звонок, но я был согласен и на это. Зои не только подумала обо мне, но и нашла время, чтобы убедиться, что у меня есть все, что нужно.

– Да, я получу чай, – ответил я с улыбкой.

21 глава

ЗОИ

Моника взволнованно махала мне, пока я бежала к служебному входу на стадион.

– Ты успела! Быстрее, они уже отыграли большую половину концерта.

Я показала пропуск за кулисы, и охранник отступил в сторону, пропуская меня.

– Отлично выглядишь, – бросила Моника через плечо, провожая меня по коридору.

Я сильно в этом сомневалась, так как всю дорогу от аэропорта мчалась, высунув язык, но все равно поблагодарила:

– Спасибо.

В Филадельфии в июле было невероятно жарко и влажно, поэтому я собрала волосы в пучок и сменила свой обычный костюм на простое легкое платье.

Впервые за два месяца я не работала. Сегодня я была зрителем.

– Которая из них его? – спросила я, когда мы проходили мимо гримерок. – Ладно, неважно. Эй, Крис!

– Зои! – Крис заключил меня в медвежьи объятия.

Я обратила внимание, что в коридоре не толпились фанатки и спросила:

– Никсон остался без поклонниц или они пошли шоу посмотреть?

– Теперь он никому не позволяет тут стоять. Раздает автографы. Кроме него доступ в гримерку есть только у Брэда.

– Брэд? – я поглядела на Монику.

– Новый стажер Никсона, – ответила она с улыбкой, – а я – ассистент Итана.

– Отлично! Вижу, ты растешь.

Я вошла в гримерную Никсона и сделала глубокий вдох. На туалетном столике стояли две пустые банки из-под апельсиновой газировки, а на подлокотнике дивана лежала его любимая футболка. Я провела пальцами по мягкому хлопку.

Прошло три месяца. Время узнать, выполнил ли он свое обещание, или ему надоело проводить ночи в одиночестве, и он нашел себе компанию. Сердце зашлось при мысли о такой возможности. Надо было предупредить Никсона, что приеду, и дать ему шанс отговорить меня от этого.

– Готова? – крикнула Моника из коридора.

– Да.

С каждым нашим шагом к сцене сердце колотилось все быстрее. Когда добрались до кулис, Моника протянула мне затычки для ушей.

Дыхание перехватило, когда я наконец увидела сцену и Никсона

Он все еще был в рубашке, что удивительно: обычно к концу шоу Никсон ее снимал. Он был полностью погружен в музыку, и выглядел невероятно хорошо, а выражение его лица…

Я непроизвольно сжала бедра.

Мне было знакомо это выражение. Оно появлялось всякий раз, когда Никсон оказывался внутри меня. Он занимался со мной любовью так же, как играл на гитаре – полностью отдавая себя.

Внутри поднялась тоска и желания. Последние три месяца выдались невероятно насыщенными, но не было ни минуты, когда бы я не думала о Никсоне, а с выходом нового альбома Hush Note было почти невозможно не видеть его лицо или не слышать музыку.

Песня закончилась, и Моника что-то сказала в свою рацию.

Джонас дотронулся до наушника в ухе и кивнул.

– Что это было? – спросила я.

– Ничего, – ответила она с лукавой усмешкой.

Никсон соглашался, что говорил ему Джонас, затем зашагал в другой конец сцены, где его уже ждал сотрудник с новой гитарой.

Я попятилась назад, когда он вернулся в центр сцены и впервые повернулся ко мне лицом. Я не хотела, чтобы он увидел меня до окончания выступления: между нами было слишком много недосказанности, и отвлекать Никсона было бы верхом непрофессионализма.

Никсон сосредоточенно поправил ремень гитары. На нем было написано «Зои». В груди расцвела надежда. Он все еще носил его, по крайней мере, один раз за концерт.

– У него для каждой гитары есть такой ремень, – словно прочтя мои мысли, сказала Моника, перекрывая шум толпы.

Я округлила глаза, но она просто кивнула.

Свет на сцене погас, оставив одного Никсона в луче прожектора. Что он делал? Он никогда не играл без Куинн и Джонаса. И его гитара… была электроакустической.

– Сегодня утром я проиграл пари Джонасу, – сказал Никсон, и его голос эхом разнесся по стадиону. – Оказывается, до статуи Рокки действительно семьдесят две ступеньки, а не семьдесят.

Зрители взревели, а я улыбнулась. Он всегда знал, как работать с толпой.

– Я проиграл, потому что поленился погуглить количество ступеней, а он сделал. Чертов мошенник. – Он провел большим пальцем по струнам. – И теперь я должен ему песню. Ту, которую он пытался заставить меня сыграть последние восемь месяцев. – Еще один аккорд, затем еще.

У меня перехватило дыхание. Восемь месяцев назад мы были в Колорадо.

– Сегодня ровно год как я не пью. – Аплодисменты были оглушительными и не стихали целую минуту. У меня защипало в глазах. Я так гордилась Никсоном, особенно сегодня. – Спасибо, друзья. Кто-то, кого я люблю, однажды сказал, что нет ничего более романтичного, чем изливать душу на публике. Итак, эта песня называется «Милосердный огонь» и посвящена человеку, благодаря которому этот год трезвости стал возможен.

У меня отвисла челюсть, когда зазвучала песня.

Пальцы Никсона скользили по струнам, оживляя мелодию, и я почувствовала, как она находит отклик в самом сердце, когда он начал петь.

– Горы, прогулка, снег, – начал он сильным и чистым голосом. – Он укрывает землю, и ложится на твои волосы.

У меня перехватило дыхание.

Горы? Он поет о Легаси?

– Твое имя – моя единственная молитва Богу, который перестал слушать меня под ярким солнцем.

Пальцы зудели от желания прикоснуться к нему.

– Твое тепло опаляет мою душу. Клеймит, метит и сплавляет воедино. Рыжие шелковистые пряди между моими пальцами, кружево, страсть…

Рыжие волосы. Кружево. О мой Бог.

– Ты прогоняешь боль, очищаешь мои грехи своим милосердным огнем.

Человек, который никогда не писал песен о женщинах, написал ее для меня.

Я зажала рот рукой, чтобы не выдать, что ощущала каждой клеточкой – я любила этого мужчину, всегда буду любить и не забуду, даже если очень сильно захочу.

Но мне и не хотелось.

Ни сейчас. Ни когда-либо.

***

Минут сорок спустя я расхаживала по гримерке Никсона. Я покинула кулисы во время исполнения последней песни на бис, которая также стала самым большим хитом из нового альбома – «Безумные отговорки».

В Berkshire Management шумели, когда ребята в последний момент включили ее в альбом, но она того стоила. Песню полюбили все. Я сама знала ее наизусть, но сегодня впервые слышала вживую. Наблюдая, как пальцы Никсона порхают по струнам, я ощущала, что могу просто взорваться от любви к нему. Поэтому ушла во время второго припева. Наше воссоединение должно случиться не на глазах у публики.

Я нервничала, была напугана, возбуждена. Я не была дурой и знала, что вдохновением для песни часто служит бывшая любовь и старые увлечения. «Милосердный огонь» могла быть одной из таких, особенно учитывая, что Никсон написал ее восемь месяцев назад. Но он до сих пор носил ремень с моим именем. Это должно что-то значить, верно?

Дверь распахнулась.

– Вызови машину к служебному выходу, – потребовал Никсон, на ходу снимая гитару, а затем и рубашку. – Я хочу быть в аэропорту... – Он замер, когда он увидел меня.

Черт! Кажется, я помешала его планам.

– Привет. – Я сглотнула, пожирая Никсона глазами. Влажная от пота кожа, рельефные мышцы. Он явно продолжал тренироваться.

– Привет. – Никсон, не глядя, поставил гитару на ближайшую подставку, и только чудом она не опрокинулась.

– Поздравляю с годом трезвости.

– Спасибо.

В гримерку выстроилась очередь из рабочих сцены, чтобы разложить остальные гитары на подставки, но Никсон не сводил с меня глаз.

– Спасибо, ребята, – пробормотал он, когда они выходили.

– Значит, ты улетаешь? – Я нервно потянулась, чтобы заправила волосы за уши, но вспомнила, что собрала их в пучок и покраснела.

– Меня ждет самолет в аэропорту. – Он скользнул по мне пристальным взглядом.

У меня побежали мурашки.

– Вот вода и полотенце, – сказал Брэд, входя в комнату, потом посмотрел на нас, положил все на стол и попятился. – Я только... э-э... – Выходя, он закрыл за собой дверь.

Расстояние, разделяющее меня и Никсона, казалось, составляло мили.

– Куда планируешь лететь? – Я постаралась, чтобы голос звучал как можно ровнее.

– В Майами.

Я вздрогнула.

– Именно там я должна быть.

– Знаю. – Уголок его рта приподнялся.

– Ох.

То есть…

– Я просмотрел расписание ваших гастролей и понял, что у тебя нет времени прилететь ко мне, поэтому решил сам прилететь к себе. Хотел сделать сюрприз.

– Но я тебя опередила, – прошептала я.

Он собирался ко мне.

Сердце забилось быстро-быстро.

– Я заметил. – Он сделал шаг и остановился. – Это значит, что ты приняла решение или все еще думаешь? – В его глазах промелькнул страх.

– Я здесь, разве нет?

– Зои, – практически прорычал Никсон.

– Ты написал песню для меня. – Я теребила пропуск на шее.

– Я написал для тебя около десяти песен, из которых ты слышала только две. Я влюблен в тебя, если ты не заметила. – Его челюсть напряглась. – А теперь, пожалуйста, не могла бы ты положить конец моим страданиям?

Он все еще был влюблен в меня. Внезапно дышать стало в миллион раз легче.

– Конечно, я хочу тебя, Никсон. Я люблю тебя. – Как будто у меня был другой выбор. Желать его было так же естественно, как ждать восхода солнца на востоке.

– Слава богу, – пробормотал он, сокращая расстояние между нами.

Никсон задержался ровно настолько, чтобы поднять меня и прижать спиной к стене, а затем начал целовать. Наши губы и языки двигались синхронно, в идеальном ритме, словно мы просто продолжали с того места, где остановились несколько месяцев назад.

Я обхватила Никсона руками, ногами и целовала так, словно от этого зависела жизнь. Именно так оно и было. Этот мужчина был моей жизнью. Я любила свою работу, мне нравилось, как развивается моя карьера, я получала наслаждение от музыки, но последние три месяца научили, что все это не имеет значения без него.

– Я весь потный, – прошептал Никсон.

– И мне это нравится. – Я ухмыльнулась.

Мы улыбались друг другу ровно один восторженный удар сердца, а потом губы Никсона оказались на моей шее, а рука – на груди. Я в буквальном смысле таяла.

Раздался стук в дверь.

– Никс, Джонас хочет добавить «Милосердный огонь» в сет-лист концерта в Атланте, – крикнул Итан через дверь.

– Проваливай, – рявкнул Никсон и прильнул к моим губам в еще более глубоком поцелуе.

Я прижалась к нему, используя стену в качестве опоры.

Сейчас. Сейчас. Сейчас.

Я так страстно его хотела, после всех этих долгих месяцев в разлуке.

В дверь опять постучали.

– Никсон, машина приехала, – крикнула Моника.

– Хорошо, – ответил он, просовывая руку мне под платье и обхватывая мою попку. – Черт, я скучал по всему, что связано с тобой, но по этому в особенности, – хрипло прошептал он.

– Мне сказать водителю, что ты уже выходишь? – спросила Моника.

Никсон прижался лбом к моему.

– Самолет, что ждет в аэропорту, частный? – уточнила я.

– Целиком и полностью, – ответил он с озорным огоньком в глазах. – Хочешь убраться отсюда?

– Да.

Никсон даже не остановился, чтобы собрать свои гитары.

Эпилог

5 лет спустя

НИКСОН

Можно много чего сказать, когда во время весенних каникул вдруг начинает валить снег, особенно когда под твоей крышей семеро энергичных детей и только шестеро взрослых.

Один из этих детей – старший сын Джонаса – сейчас на огромной скорости скользил в носках по паркету. Я едва успел поймать его, прежде чем он врезался бы в стену.

– Притормози, дружище. Ты не сможешь кататься на санках с разбитой головой.

– Ладно, дядя Никсон!

Как только я его отпустил, он, словно заводная игрушка, умчался в прихожую.

Кира поспешила вслед за ним, крикнув через плечо дочке:

– Виви, надень варежки! – А потом мне: – Спасибо, Никс. Он немного взбалмошный.

– Он – ходячая проблема, – поправил жену Джонас, уже одетый в зимние штаны.

– Он – копия своего отца, – ухмыльнулся я, забирая шапку со стойки.

Весь народ, что был сейчас в нашем доме, толпой хлынул в коридор. Шум стоял точно такой же, как на нашем последнем концерте в августе.

Мы перестали ездить в туры летом, и благодаря этому у нас появилось время побыть с нашими семьями и насладиться тем, ради чего мы так усердно трудились.

– Дядя Никсон, я не могу найти свои перчатки! – Колин закричал поверх головы своей младшей четырехлетней сестры, которую Куинн укутала так, словно та собиралась сразиться с йети.

– На второй полке корзина с запасными. – Я указал, где искать.

– Спасибо. – Зажимая младшего сына под мышкой, как футбольный мяч, Грэм похлопал меня по спине.

– Я усвоил урок прошлого года. Там около дюжины пар. – Я до сих пор не понимал, почему дети постоянно теряли шапки и перчатки, но тем не менее подготовился, чтобы не слышать причитаний: «Как я смогу кататься на санках без шапки?».

И говорил это не чей-то сын или дочь, а Джонас.

Я откровенно пялился на цирк, в который превратился мой дом.

– Знаешь, о чем я думаю, когда вижу это безумие? – спросила Зои, подходя ко мне с нашей малышкой на руках.

– Что тебе хватит и этой одной? – Я поднял нашу дочь на руки и поцеловал в носик, который был едва ли не единственной открытой частью ее тела.

Зои кивнула.

– Ты правда не хочешь еще? – подразнил я.

Честно говоря, каждый раз, беря нашу двухлетнюю кроху на руки, я поражался тому, что у нас не четверо детей.

– Очень смешно. – Зои покосилась на меня.

– А ты как думаешь, Мел? Хочешь быть единственным ребенком в семье? – Я просунул руку под шарф и пощекотала ее шею.

Она рассмеялась. Глядя в ее изумрудно-зеленые глаза, я, как всегда, растаял и превратился в лужицу.

– Санки! – потребовала она.

– Точно? На улице ужасно холодно.

Она смерила меня взглядом, совсем как ее мать.

– Кататься!

– Ладно, ладно, – сдался я.

Входная дверь распахнулась, впуская в дом морозный воздух.

– Мы приехали! – крикнула Наоми, топая ботинками по полу. – Дороги просто ужасны.

– Эй, мы все-таки добрались, – возразил Джереми, заходя в дом с Леви.

– Потому что я была за рулем, – пробормотала Наоми.

– Леви! – Мел попыталась дотянуться до него, но это было сложно сделать в зимнем комбинезоне.

– Привет, Мелоди! – Леви ухмыльнулся и взял ее прямо из моих рук, как самый настоящий похититель младенцев. – Я держу ее, дядя Никс. Хочешь покататься на санках?

– Санки!

– На этот раз ты выбираешь розовые или зеленые? – спросил Леви.

Выбор саней в нашем гараже мог соперничать только с ближайшим горнолыжным курортом.

– Зеленые!

– Вы пока заканчивайте одеваться, – приказала Наоми, следуя за детьми в гараж.

Я повернулся к жене, увлек ее на кухню, подальше от посторонних глаз, и крепко поцеловал.

– Мы, наоборот, могли бы раздеться.

– Я полностью «за». – Зои улыбнулась и обняла меня за шею.

Мы прожили вместе четыре года, а я все еще не мог насытиться ею. Она не была для меня зависимостью, не в том смысле, в каком я привык думать – она была необходимостью, как вода или кислород. Моя потребность в Зои была постоянной, и ее превосходила лишь моя любовь к ней.

– Пора выходить! – объявила Виви.

– Думаю, нам придется подождать с этим до ночи. – С еще одним поцелуем Зои выскользнула из моих объятий и пошла обуваться.

Я собрал оставшиеся вещи и последовал за своей семьей в этот невыносимо холодный день.

Снег по обочинам дороги доходил Леви до колен, поэтому я забрал у него Мел.

В этом мире не было ничего более ценного, чем женщина рядом со мной и маленькая девочка, которую она мне подарила. И не было ничего лучше, чем год за годом собираться всем вместе здесь, в нашем доме в Колорадо, где единственной орущей толпой были наши дети, а единственное расписание, которого мы придерживались, – время, когда укладывать их спать.

Иногда за нашим обеденным столом писались лучшие хиты, а иногда просто списки продуктов.

Главное, что мы все были счастливы.

А я – самый счастливый из всех.