Текст книги "Музы и мелодии (ЛП)"

Автор книги: Ребекка Яррос

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 13 страниц)

Черт.

Когда вернулась, чтобы взять чашку со стола, Никсон выгнул бровь.

Еще раз черт!

– Я просто говорю, что не стоит каждое утро копировать стиль первой леди и одеваться попроще, а то вдруг платья закончатся.

Резкая смена темы.

Я сжала губы, чтобы не фыркнуть, повернулась к нему спиной и зашагала в пентхаус.

– Это не брендовое платье, – бросила я через плечо, – и я не могу представить, что еще может быть проще, – я указала на свои босые ноги. – И хотя ты правда безответственный, эгоистичный осел, я не говорила, что тебя нельзя оставить одного даже на пять минут.

– Разве? – крикнул он мне вслед.

– Но за десять ты вполне найдешь неприятности на свою задницу. – Я закрыла раздвижную стеклянную дверь перед его разъяренным лицом.

Если повезет, следующие шесть месяцев будут последними, которые мне придется провести с Никсоном Винтерсом.

***

Остаток недели он делал все возможное, чтобы показать, в какие неприятности может вляпаться, если его оставить одного на десять минут.

Что можно сделать за такое короткое время? Например, испариться из дома, пока я ходила в туалет.. Через сорок минут я нашла его на тренировочном поле для гольфа. Кстати, играл он ужасно, и выглядел искренне удивленным при виде меня. Я просто скрестила руки на груди и ждала, когда он закончит.

Он думал я не отслежу его местонахождение по трекеру в его телефоне? Я – не какой-нибудь новичок, и сделаю все, чтобы не провалить это задание, когда так близка к успеху. Я смогу гордиться собой, когда в следующий раз приеду домой, в свой маленький городок.

Или, например, сегодня: я разговаривала с Беном в патио, а четыре минуты спустя мчалась к машине, а потом отслеживая сотовый Никсона в пробках.

– Придушу его, – пробормотала я, толкая тяжелую стеклянную дверь студии йоги и входя в маленькую комнатку-ресепшен, где толпилось с дюжину людей в спортивной одежде.

– Начнем через минуту, – раздался спокойный голос из глубины комнаты.

Я встала на цыпочки, чтобы получше рассмотреть собравшихся, но не дошла даже до половины, когда кто-то коснулся моего плеча.

– Рад, что ты смогла к нам присоединиться, – Никсон сверкнул ухмылкой из-под бейсболки.

По крайней мере, его еще не узнали.

Я повернулась к нему, радуясь, что мы стоим в углу.

– Серьезно? Этого нет в расписании. И ты не мог подождать, пока я закончу разговор?

– Не все должно идти по плану, Шеннон. Есть такая штука, называется спонтанностью. – Он скрестил руки на груди, и ткань футболки облепила бицепсы.

– Лучше будь спонтанным, когда я не разговариваю по телефону!

– Друзья, теперь мы готовы принять вас, – раздался голос над толпой, и люди начали заходить в зал.

– Кажется, пора. – Никсон поднял два свернутых коврика для йоги, протягивая один мне. – Подумал, что ты, вероятно, не подготовилась.

– Трудно быть готовой, когда ты не говоришь о своих планах, – пробормотала я, взглянув на светло-голубой коврик. – Подожди, я не занимаюсь йогой, и я в брючном костюме!

– Лучше, чем в платье, – пожав плечами, он обошел меня, направляясь к стойке администратора.

Остальные уже вошли в зал.

– Подожду тебя здесь. – Я схватилась за длинный ремешок сумки, уже мысленно планируя, что могу сделать за это время.

– А если я улизну через заднюю дверь? – бросил Никсон через плечо.

Я разочарованно вздохнула.

– Ладно. Подожду внутри.

– Запишите ее сеанс на мой счет, – сказал Никсон администратору, проходя мимо, затем остановился, чтобы придержать дверь. – Пойдем, Шеннон. Из-за тебя мы опаздываем.

– Из-за меня? Уф. Спасибо. – Я взяла коврик и вошла в студию.

Она была светлой, с деревянными полами и зеркалами вдоль стен. Остальная часть класса уже заняла свои места, оставив задний ряд свободным. Я нашла местечко у стены и села, пока Никсон разувался и расстилал коврик.

Я изо всех сил старалась не замечать, как спортивные штаны обтягивают его задницу, когда появилась инструктор.

– Проходите, здесь есть место, – сказала она с сияющей улыбкой, указывая на место рядом с Никсоном.

– О, нет, я просто смотрю. – Я тоже улыбнулась и полезла в сумку за ежедневником.

– Сюда приходят не смотреть, а заниматься, – радостно ответила она. – Скажи, ты автор этого мира? Или идешь по жизни в качестве зрителя?

У меня отвисла челюсть.

– Да, Шеннон. Ты правда существуешь только для того, чтобы наблюдать за другими людьми? – спросил Никсон с притворным беспокойством, но его глаза блестели.

Я прищурилась на него и повернулась к инструктору.

– Уговорили. Приму участие, – я начала снимать туфли на каблуках.

– Чудесно. Одежда может стеснять движения, поэтому просто снимите что-нибудь, чтобы вам было удобно, – ее успокаивающий тон действовал мне на нервы. – Добро пожаловать в Баа-Масте!

Она наконец ушла, чтобы занять место перед классом.

– Самое странное название на свете, но ладно, – пробормотала я, аккуратно складывая пиджак поверх сумки. По крайней мере, шелковая блузка была без рукавов, а брюки немного тянулись из-за лайкры.

Никсон тихо рассмеялся и наклонил голову, чтобы я не могла видеть выражение его лица под бейсболкой.

– Теперь жалеешь, что не оделась проще?

– Заткнись. – Расстелив коврик, я села, имитируя позу Никсона: скрестила ноги перед собой и положила руки на колени ладонями вверх.

– Добро пожаловать в Баа-Масте, – начала инструктор. – Наши друзья Джунипер, Юнона, Джулс и Хосе сейчас присоединятся к нам. Пожалуйста, помните, что они могут оставлять подарки, но зачастую они не пахнут.

– Что за черт? – прошептала я Никсону.

Он тихо рассмеялся, его плечи затряслись.

Открылась дверь в правой стене, и в комнату вбежали четыре козленка, за которыми следовал дрессировщик. Двое животных тут же столкнулись головами.

– Не волнуйтесь, они просто так играют, – пояснил дрессировщик с широкой улыбкой.

Я уставилась на Никсона.

– Ты привел меня на козью йогу?

– Добро пожаловать в Баа-Масте, Шеннон, – он подмигнул.

– Невероятно.

Я только что купила этот костюм!

– Когда сомневаетесь, доверьтесь козлятам, – монотонным голосом сказала инструктор.

Она провела с нами дыхательное упражнение, которое я выполняла с открытыми глазами. Там меня не застигнут врасплох козлята, пусть они и очень милые. У них на копытах даже были крошечные туфельки.

– Постарайся расслабиться, Шеннон. Доверься козлам, – прошептал Никсон.

– Пошел ты, – ответила я, становясь в позу ребенка и вытягивая руки перед собой.

– Лучше поосторожнее, а то совсем разоблачишься. Это розовая бретелька от лифчика? Ах ты, маленькая бунтарка.

– Смотри хорошенько. Это первый и последний раз, когда видишь мое нижнее белье, – едко ответила я.

Козленок забрался мне на спину. Это было не так уж плохо. Даже забавно, пока я не почувствовала, как он дергает меня за волосы.

– Эй, хватит их есть! – я замахала руками, освобождая слипшиеся от слюны пряди, и услышала в ответ протестующий вопль.

– Они очень любят есть волосы, – сказала инструктор, словно это была самая милая вещь в мире. – И не волнуйтесь, если они оставят подарок у вас на спине. Такое случается постоянно.

Они гадят на людей?

Никсон искренне рассмеялся.

– Если козел нагадит на меня, ты купишь мне новый костюм.

– Это мелочь по сравнению с тем, какое у тебя тогда будет лицо.

– Тебе правда нравится действовать мне на нервы?

– Это лучшая часть моего дня.

Мы встали на четвереньки. Никсон покосился на мою задницу, но тут же переместил взгляд на приближающегося к его голове козленка.

– Привет, маленький засранец.

Маленький засранец стащил с него бейсболку. Никсон потянулся за ней, но козленок был быстрее, и известная рок-звезда рухнула лицом на коврик.

Я прыснула.

Никсон быстро поднялся и выгнул спину, когда мы перешли в позу кошки.

– Кажется, этот козел только что помочился, – прошептал он, кивая на стену, где козел, подскакивая, выбирался из лужи.

– А теперь он ест бумажные полотенца, – заметила я, пока инструктор давала указания, как принять позу тигра.

– У вас есть вопросы там, в заднем ряду? – спросила она.

– Нет, у нас все хорошо, – ответил Никсон.

– Раз вопросов нет, тогда, пожалуйста, сосредоточьтесь на дыхании, а не на соседке, – поучала она, когда козел неторопливо проходил мимо, жуя бумажное полотенце.

– Это она про тебя, – прошептала я Никсону.

– Лучше следи за своим ежедневником, – Никсон ухмыльнулся, задирая назад ногу, но удержаться в такой позе он не смог.

– А вот это уже не смешно, – я посмотрела на сумку: она была застегнута.

Я боролась со своими штанами и, наконец, сумела завести назад правую ногу и обхватить лодыжку левой рукой.

Никсон вздернул брови.

– Черт, это горячо. Кто бы мог подумать, что такой сухарь может быть настолько... гибким.

– К твоему сведению, я невероятно гибкая, – невозмутимо ответила я, но в конце не сдержалась и улыбнулась.

– Это видно, – сказал он без всякой издевки, и я покраснела.

– Теперь вздохните полной грудью и медленно выдохните, – велела инструктор. – Выдыхайте негатив и вдохните позитивную энергию наших маленьких друзей.

Еще один козлик забрался мне на спину, я потеряла равновесие и повалилась на Никсона.

Он обхватил меня и прижал к себе, смягчая удар о пол. Козлик отскочил от меня и пошел искать другого ученика.

– Ты в порядке? – спросил Никсон, прижавшись губами к уху, отчего по спине пробежали мурашки.

Я бы кивнула, если бы было место. Никсон держал меня крепко, обхватив рукой под грудью. Каким-то образом он умудрялся восхитительно пахнуть среди стада козлов.

– Спасибо, я в порядке.

– Пожалуйста, сосредоточьтесь. – Голос инструктора уже не был таким успокаивающим, когда она подняла брови, глядя на нас.

– Я сосредоточен, – пробормотал Никсон, отпуская меня. – Даже слишком.

Я поспешила обратно на свой коврик и приняла позу колеса, иными словами: встала на мостик, как в детстве. Блузка расстегнулась и задралась, но я продолжала держать позу.

– Еще чуть-чуть и я увижу гораздо больше, чем бретельку лифчика, – подразнил Никсон.

Я усмехнулась. Шелковая ткань блузки соскользнула до пупка, и тут козел подошел опасно близко к моей сумке.

– Даже не думай!

Он забил копытом, слегка подпрыгивая.

– Похоже, скоро все твои записи будут только в цифровом формате, – пошутил Никсон.

– Если вы будете отвлекать других, мне придется попросить вас уйти, – сказала инструктор, вдруг оказавшись позади нас.

– Мы будем вести себя хорошо, – пообещала я.

Блузка задралась уже до бюстгальтера. Еще чуть-чуть и не только Никсон, но и весь класс йоги увидит «гораздо больше». Но я не собиралась признавать, что он прав, и менять позу.

– Говори за себя, – упрекнул Никсон, когда инструктор ушла, и уставился на мой голый живот.

Козлик, прыгая и гарцуя, снова подошел к нам.

– Разве ты не рада, что я... – он замолчал на полуслове, потому что козленок бросился на него и боднул прямо в лицо.

Я вздрогнула, когда «мостик рухнул», и Никсон шлепнулся на спину.

– Ты издеваешься что ли? – он потер лоб, а козленок, как ни в чем не бывало, загарцевал к следующему ряду.

Я смеялась так сильно, что чуть не упала сама.

– С вами все в порядке там, на заднем ряду? – на этот раз в голосе инструктора не было ни капли спокойствия.

– Да, – ответил Никсон, поднимаясь на ноги. – На этот раз твоя взяла. Я ухожу. Ты со мной или предпочитаешь, как обычно, догонять, следя по трекеру в телефоне?

– С тобой.

Прежде чем успела опуститься на коврик, Никсон обхватил меня за талию и выпрямил. Кровь резко отхлынула от головы, блузка тоже устремилась вниз, но задержалась у рук Никсона.

В классе послышалось несколько вздохов. Значит, его узнали.

– Пойдем, пока козлы не набросились на нас, – быстро сказал он.

Я со смехом кивнула. Я наконец обрела равновесие, но тут же потеряла, когда Никсон легонько провел ладонями по коже, отпуская меня.

– Вы… – начала инструктор.

– Не волнуйтесь, мы уже уходим, – объявил Никсон.

Мы свернули коврики и обулись.

Инструктор, скрестив руки на груди, покачала головой.

– Баа-Масте, – кланяясь, сказала я ей с усмешкой.

Никсон схватил меня за локоть и вытащил из зала.

***

На следующий день я поймала Никсона у дома. Он застрял в толпе восторженных фанатов. Полчаса раздавал автографы и фотографировался преимущественно с девушками. Улыбка не сходила с его лица, даже когда толпа становилась все гуще. Они были без ума от него, что сулило хорошие продажи альбома, но все же лучше, чтобы они так не напирали. Веревочное ограждение нисколько не мешало дотянуться до Никсона.

Это хуже, чем жить в аквариуме. Благодаря социальным сетям фанаты чувствовали, что знают его и могу запросто подойти. Это был палка о двух концах.

– Как тебе Палау? – спросила брюнетка, пока он подписывал ее футболку чуть ниже плеча. Стоит отдать Никсону должное – фанатка предлагала место для автографа еще ниже: то есть прямо на груди.

– Великолепно. Тихо и мирно. Вообщем, настоящий рай, – он улыбнулся и подмигнул. Она, черт возьми, почти сомлела, когда я их сфотографировала.

В этой толпе я единственная, кроме Никсона, знала, что он не был на Филиппинах. Просто фотографию острова Палау разместили в его аккаунте.

– Голодна? – спросил Никсон, закончив автограф-сессию.

– Еще как. Хочешь пойти куда-нибудь или можем заказать и забрать по дороге?

Когда он не ответил, я оторвалась от телефона, где уже открыла список его любимых ресторанов.

Никсон с тоской смотрел на паб через дорогу.

О нет!

– Возьмем на вынос?

Его улыбка дрогнула, а потом и вовсе пропала, когда еще одна фанатка выкрикнула его имя.

– Идем, – я легонько толкнула его в спину. – Закажем из дома. Рыба и картофель фри?

Это было его любимое блюдо.

Никсон кивнул.

– Уверен, что тебе не нужны встречи, типа анонимных алкоголиков? – спросила я, пока шли к лифту.

– Сколько можно повторять, что я не в программе «Двенадцать шагов»? – проворчал он. – И если думаешь, что я буду изливать душу кучке незнакомцев, то ты меня совсем не знаешь, хоть и утверждаешь обратное.

Ладно. Никаких встреч. Вместо этого он целый час проговорил по телефону со своим терапевтом из реабилитационного центра.

Два дня спустя

Никсон играл на X-Box в гостиной, поэтому я решила быстренько принять душ. Я конфисковала его бумажник, ключи от машины, телефон и даже дала денег консьержу, чтобы предупредил, как только Никсон попытается покинуть здание. В общем чувствовала себя относительно спокойно в течение девяти минут, пока ополаскивалась.

Промокнув волосы, я куталась в толстый махровый халат и вышла из ванной.

Из гостиной доносилась громкая музыка. Я застонала. Что, черт возьми, он задумал на этот раз?

Я поспешила в комнату, стены которой были увешаны фотографиями с самых ранних и последних выступлений группы.

Поплотнее запахнув халата, я вошла в гостиную… и у меня отвисла челюсть.

Никсон развалился на диване, положив руки на спинку и широко раздвинув бедра, а перед ним две очень юные девушки в нижнем белье, извиваясь, ласкали друг друга.

Не знаю, почему я настолько удивилась. Пару месяцев назад я бы ожидала, что наткнусь на что-то подобное.

– Присоединишься? – предложил Никсон, едва удостоив меня взглядом.

– Пожалуй, откажусь.

В моей работе были моменты, которые я очень любила, но это не входило в их число.

Я нажала кнопку на пульте. Музыка стихла.

– Эй! – запротестовали девчонки.

– Да брось, Шеннон, дай немного повеселиться, – усмехнулся Никсон. – Или ты думала, что я стану паинькой, только потому что ты занимаешь мою гостевую?

– Мне насрать, как ты развлекаешься, – огрызнулась я. Честно говоря, я заставала его в более компрометирующих ситуациях. Самой большой зависимостью Никсона после алкоголя был секс, а следом за ним всегда шли наркотики. – Но сначала… ваши документы, дамы.

Еще не хватало, чтобы он связался с малолетками. Только не в мою смену.

Блондинка тут же потянулась за сумочкой, а вторая девушка продолжала ухмыляться.

– Девять минут? – я вздернула бровь. – Впечатляет, Никсон.

– Потребовалось всего три, – он с усмешкой пожал плечами. – Даже не пришлось выходить из здания. Просто выглянул с балкона и помахал.

Это точно не отобьет охоту у фанаток караулить его у дверей.

– Вот возьми... – блондинка выронила сумочку и ее содержимое вывалилось мне под ноги.

Презервативы, блеск для губ, несколько древних на вид леденцов от кашля... и одна маленькая бутылка водки в форме черепа.

Проклятье.

Никсон встал с дивана и, прищурившись, глянул на бутылку.

Это не к добру. Ой, не к добру. Лучше бы она принесла любой другой алкоголь.

– Извини, – блондиночка запихнула обратно в сумочку все, кроме водки.

Подружка выхватила бутылочку у нее из рук и предложила Никсону, словно величайший дар.

Нет, нет, нет.

– Это Crystal Head, – объяснила она, как будто мы и без нее не знали. – Мы прочитали статью в «Rolling Stone», там говорилось, что ты предпочитаешь именно эту водку.

Ну, все, хватит!

– Думаю, вам лучше...

– Проваливайте к чертовой матери! – рявкнул Никсон, шагая к кухонному островку. – Живо!

Облегченно выдохнув, я помогла подружкам одеться и проводила до лифта.

Что, черт возьми, я бы сделала, потянись он за бутылкой? Выбила у него из рук? Повалила его на пол? Если бы Никсон захотел выпить, я мало что могла сделать. На этой неделе, улизнув от меня, он мог пойти в бар, а не играть в гольф или на йогу. Однако он этого не сделал.

На душе стало тепло. Я гордилась Никсоном.

– К черту все это! – выплюнул он, когда я вошла в гостиную. – И не могла бы ты одеться?

Вся теплота из души улетучилась.

Какого черта? На мне больше одежды, чем на тех девицах!

– А ты не мог бы держать член в штанах, пока я переодеваюсь, или меня ждет вторая часть представления, когда вернусь?

– Ревнуешь? – Он прошел мимо меня и взял одну из гитар с подставки у кофейного столика.

– Размечался.

Хотелось бы мне знать, каково это – переспать с Никсоном?

Возможно.

Ладно, да.

Но хотеть и на самом деле переспать – разные вещи. Я ценила свою карьеру и свое тело больше, чем это.

– Классный, черт подери, халат! – съязвил он, направляясь в домашнюю студию.

– Сегодня просто пятница, помнишь? – крикнула ему вслед.

Остаток дня он проторчал в студии, а я работала за обеденным столом. Ужин прошел в напряженной тишине, и я несказанно обрадовалась, когда Никсон сказал, что собирается пораньше лечь спать. Значит, и я отдохну подольше.

Только мне не спалось. Я прокручивала в голове разные сценария того, что еще мог придумать Никсон, и как мне не дать ему снова сорваться.

Когда в два часа ночи на телефоне высветилось сообщение об очередном электронном письме, я выругалась. Давно пора отключить уведомления на этой штуке. Мир не сгорит дотла, пока я сплю, но с другой стороны – я не собиралась позволять другому ассистенту меня опередить. Кроме того, я все равно не спала.

Просматривая рекламное предложение для группы, я пошла в кухню. Группа не занималась пиаром брендов, а Бен переслал мне их письмо только для того, чтобы я составила продуманный отказ, который он потом отправит.

Не отрывая взгляд от телефона, я достала из ближайшего к холодильнику шкафчик коробку чая, повернулась к островку и… заорала.

Там кто-то сидел.

3 глава

НИКСОН

– Что, черт возьми, ты здесь делаешь? – завопила Зои.

– Сижу на своей кухне. На что, черт возьми, это похоже? – выстрелил я в ответ.

Ее крик все еще звенел у в ушах. Черт, у нее сильные легкие.

– Кто сидит на кухне, в темноте, в два часа ночи? – она опустила телефон на столешницу. – Ты меня до смерти напугал!

– Мне извиниться? – я сжал стакан, жалея, что в нем просто вода, а не что-то покрепче: вроде содержимого бутылки Crystal Head, которую те цыпочки унесли с собой.

– Да! Нет. Черт, я не знаю, – она зажгла свет. Я быстро заморгал. По крайней мере, она включила подсветку под шкафами, а не яркий потолочный светильник. – Ты имеешь полное право сидеть в своем доме, где и когда захочешь. Я просто не ожидала застать тебя... здесь… так поздно.

Язвительный ответ замер на языке, когда я увидел, во что Зои одета. Клетчатые шортики едва доходили до середины бедра, обнажая стройные, подтянутые ноги, а розовый топ не оставлял простора воображению.

У нее всегда была такая невероятная грудь? Где, черт возьми, она прятала ее последние четыре года?

– У тебя проблемы со сном? – спросила Зои, отворачиваясь, чтобы наполнить чайник и поставить на плиту.

Я крепче сжал стакан.

Перестань пялиться на ее задницу. Она под запретом. Как и любая другая.

– Никсон?

– Э-э… да.

Проблема – еще мягко сказано.

– Это нормально?

– Для меня – да.

Я почти не сплю, когда не пью, и провел чертову уйму ночей за этим кухонным островком, убегая от воспоминаний. Но в такие ночи, как сегодня, когда сбрасывал ее звонок, было еще хуже.

Четвертый раз за эту неделю.

Она уже угрожала появиться здесь, и в этот момент я перестал слушать ее голосовые... все голосовые сообщения.

– Хочешь поговорить об этом? – Зои прислонилась спиной к стойке и посмотрела на меня.

– Нет.

Я хотел выпить, но это тоже под запретом. В памяти промелькнуло другое женское лицо: большие голубые глаза, вьющиеся светлые волосы и улыбка, с помощью которой она могла получить от меня все, что пожелает. Все, кроме того единственного, в чем действительно нуждалась. Я закрыл глаза, но это не притупило боль. Хотя я все равно не заслуживал облегчения.

– Ладно. Будешь чай? – предложила она.

Кем она меня считала? Восьмидесятилетней старушкой?

– Папа заваривал мне чай, когда я в детстве не могла уснуть. – Она подняла коробку, которую уронила на прилавок. – Ромашка, корень валерианы и лаванда. Мне всегда помогало. – Она наклонила голову и посмотрела вдаль с грустной улыбкой, от которой у меня защемило в груди. – А, может, меня успокаивало просто то, что отец рядом. – Она пожала плечами и нервно заправила прядь волос за ухо, заметив, что я наблюдаю. – У тебя есть что-нибудь подобное? Например, еда? Я могу приготовить.

Может потому что она была такой взъерошенно-мягкой ото сна, я не смог солгать.

– Мне помогают несколько рюмок водки, – я покрутил стакан с водой в руках.

– Оу. – Ее глаза на мгновение вспыхнули от удивления, затем смягчились в понимании.

– Хорошо, хорошо. А когда ты был ребенком? Теплое молоко? Сказка на ночь?

– В детстве всем было насрать, сплю я или нет, главное, чтобы не шумел.

Я стиснул зубы.

Какого черта я это сказал?

– Оу.

Похоже, «оу» – ее любимое слово этой ночью, или ранним утром, или что там сейчас за окном.

– Не у всех было счастливое детство и отец, который готовит чай.

Черт, мне действительно нужно заткнуться.

Она собиралась ответить, но засвистел чайник. Заварив два пакетика, Зои осторожно отнесла дымящиеся кружки на кухонный островок.

– Мне нравится чай с медом. Хочешь попробовать? – она посмотрела на меня без жалости или осуждения, хоть я огрызнулся на нее.

Она казалась... терпеливой.

– Конечно. То есть, да. Пожалуйста. Это было бы здорово. Мед в…

Она уже открывала нужный шкаф. Я не удивился. Эта девушка знала о моей жизни больше меня. При этом я почти ничего не знал о ее.

– Расскажи мне… каково расти с таким папой.

Если чай не поможет, возможно, она убаюкает меня своим рассказом.

– Это было... нормально, наверное. Но так всем кажется в детстве, верно? – она вынула чайные пакетики из кружек.

– Наверное. – Я понятия не имел. К семи годам я понял, что в моем уголке мира что-то не так. – Какие у тебя родители?

Она улыбнулась, размешивая мед в чашках.

– Они учителя. Папа преподает английский в старших классах, а мама работает в детском саду. Все в нашем маленьком городке шутят, что дети начинают учиться с мамой и заканчиваются папой. Мой старший брат – настоящий смутьян. – Она тихо рассмеялась, покачав головой.

– Что?

Зои подвинула ко мне кружку, и я заменил ею стакан с уже теплой водой. Кружка чуть обожгла ладони, поэтому я дал чаю остыть.

– Так глупо вешать ярлыки. Тебя тоже называют смутьяном, но между тобой и Джереми нет ничего общего. Держу пари, из-за тебя мой маленький городок затрещал бы по швам. – Она усмехнулась и сделала глоток чая.

– И это было бы хорошо? – я поддался вперед.

– Поскольку это все чисто теоретически, было бы забавно посмотреть, – она пожала плечами. – Маленькие города – это совершенно другой мир. Ты вырос в Такоме, верно?

Вместо того, чтобы отвечать, я попробовал чай.

Хм, не так уж плохо.

– Расскажи побольше об этом совершенно другом мире.

Она расслаблялась с каждой рассказанной историей, и за полчаса, которые ушли на то, чтобы выпить чай, Зои Шеннон превратилась из чопорной занозы в забавную, интригующую девушку, которая, возможно, по-настоящему понравилась бы мне в другой жизни.

Жизни, в которой я не был эгоистичным мудаком.

На долю секунды я вроде как пожалел, что не был просто обычным парнем.

***

В наушниках громыхала Buckcherry. Ноги ныли, отбивали ровный ритм на беговой дорожке, но я не останавливался. Одна хорошая вещь, которую дала мне реабилитация (помимо попытки завязать с алкоголем), – шанс снова вернуться к бегу. Когда я бежал, ноги буквально уносили меня прочь от херни, бурлящей в башке. Прошлого не было. Никаких ошибок, которые нужно искупить. Никаких обязательств, с которыми не справиться. Ни альбома, который до сих пор не написал. Не было будущего дальше следующих ста ярдов, и моим единственным конкурентом был я сам.

На пятой миле мое тело сдалось.

Я выключил беговую дорожку и потянулся, глядя из окна на шумные улицы, уже запруженные ранними прохожими. Там было так много жизни. Так много возможностей и способов заглушить непрекращающийся рев в голове. Они ждали прямо за дверью, и именно поэтому я выходил на улицу только по необходимости. Я был слишком труслив.

«Я бы рекомендовал пожить в одном из наших домов трезвости месяц или около того. Вы так и не разобрались с корнем проблемы, которая послужила отправной точкой, и пока этого не сделаете, не сможете по-настоящему исцелиться».

Это сказал мой психотерапевт вчера днем. Привычка расхаживать по квартире и говорить по громкой связи во время сеансов грозила неприятностями. Например, вчера я забрел в гостиную, когда Зои там читала. Конечно, я сразу выключил громкую связь, но…

Хорошо, что Шеннон подписала соглашение о неразглашении.

Что, черт возьми, мне делать? Запереться в одном из этих домов трезвости? Отменить гастроли? Испортить жизни Джонасу и Куинн еще больше просто потому, что не мог взять себя в руки?

С бессонницей я смирился много лет назад, как и с тем, что не мог заглушить его голос в своей голове и отключиться, чтобы не слышать ее. Но в то же время нельзя оставаться здесь вечно. В конце концов, придется столкнуться с окружающим миром.

Черт, я хотел выпить. Много. Хотел пойти прямиком в бар через дорогу. Я жаждал забвения.

Уже сентябрь. Нужно продержаться еще месяц, и станет полегче. Только месяц.

В октябре всегда легче.

Но у нас концерт через две с половиной недели, и если я не могу даже выйти на долбанную улицу без риска завернуть в бар, то как продержусь там, учитывая обилие дерьма, которое легко можно найти на фестивале?

У каждого заинтересованного лица, казалось, уже есть ответ.

В сообщении Куинн говорилось, чтобы я приезжал в Монтану.

Джонас просил приехать в Бостон.

Продюсер – тащить свою задницу в студию и писать песни.

Единственный человек, который не командовал мной, словно ребенком, была та, которой это вроде как положено. Зои могла читать мне нотации, но позволяла самому решать, когда дело касалось того, что мне нужно.

Я отключил блютуз, вынул наушники, и из динамиков телефона полилась «Sorry».

Эй, ты закончил? – спросила Зои с порога моего домашнего спортзала.

Легка на помине.

– Еще бегаю. Неужели не видно? – съерничал я, поворачиваясь.

Забавно выводить ее из себя.

Я выключил музыку.

– Мне нравится эта песня.

– Как и большинству девушек. Слишком сентиментально на мой вкус.

Она закатила глаза.

– Это любовное письмо. Оно и должно быть сентиментальным.

– Это нелепое публичное извинение за то, насколько дерьмово иметь отношения в музыкальной индустрии.

– Что ж, нет ничего более романтичного, чем изливать душу на публике, и если ты этого не понимаешь, я ничем не могу тебе помочь.

Я скрестил руки на груди. Взгляд Зои последовал за мной, скользнув вниз по обнаженному торсу. Она приоткрыла рот, задерживая внимание на татуировках, и надписи в нижней части моего пресса: «Апатия – это смерть».

Лично мне больше понравились вытатуированные на груди крылья, но если она запала эту, то я не против. Потому что, она не просто смотрела. В ее зеленых глазах был огонь.

Мой член зашевелился.

Если она продолжит смотреть, то будет чертовски неловко.

– Подарить тебе мой плакат?

Она вздрогнула и, сексуально покраснев, покачала головой.

– Прости!

Сексуально покраснев?

Черт, я серьезно собирался подкатить к ней. Меня не волновала чушь типа «не заменяй одну зависимость другой». Не тогда, когда я с таким голодом смотрел на Зои-чертовку-Шеннон.

– Ты хорошо выглядишь, – выпалила она с вымученной улыбкой. – То есть, ты набрал, сколько... десять фунтов?

– Пятнадцать за последние два месяца.

Оказалось, что мой организм не справлялся со всем этим: меньше-наркотиков-и-алкоголя и больше-еды-и-физических упражнений. Я не осознавал, насколько отощал, пока не встал на весы.

– Ты выглядишь здоровым, – восхитилась она. – Это все, что я хотела сказать. – Она покачалась на каблуках и сложила руки на груди. – Здоровый мальчик. Здоровый такой мальчик.

Я сжал губы, чтобы удержаться от смеха.

– Хорошо. Теперь, когда мы разобрались с этим, что тебе нужно?

– Ох. Звонил Харви и сказал, что ты так и не перезвонил ему, – она выгнула бровь.

Встревоженная Зои вернулась.

– Забавно, у меня нет от него голосовых сообщений, – я пожал плечами.

– Потому что твоя голосовая почта переполнена, – она скрестила руки на груди.

Жаль, что вырез платья не был на дюйм ниже. Я бы убил, чтобы увидеть хотя бы сантиметр ложбинки.

– Да?

Черт возьми, да, он был переполнен. Если я хотел с кем-то поговорить, я отвечал.

– И он упоминал что-то о трех или четырех сообщениях? – она прищурилась.

– Обязательно посмотрю, – солгал я.

– Врешь, – она разочарованно выдохнула. – Просто скажи, что ему передать. Сколько песен ты написал? Как думаешь, сколько времени тебе понадобится на три?

– Ноль. И не знаю.

– Ты убиваешь меня, Никсон.

– В моей голове нет ничего, что ты бы хотела видеть на бумаге. Не сейчас.

Музыка всегда была моей отдушиной, моим спасением, способом выразить эмоции, слишком беспорядочные, чтобы их озвучивать, и слишком изнуряющие, чтобы добровольно признать. Их и сейчас было хоть отбавляй, но выхода они не находили. Это все равно, что пропустить полноводную Миссисипи через пипетку, и у меня не было алкоголя, чтобы облегчить путь.

Зои внимательно изучала меня, и того, что увидела, похоже немного уняло ее беспокойство.