Текст книги "Однажды в Париже (СИ)"
Автор книги: Ребекка Кристиансен
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц)
Глава 7
Я всегда мечтала о том, чтобы найти свою любовь в самолете. Сексуальный незнакомец, француз, британец или норвежец на пару лет старше, который будет сидеть через проход от меня. Может, студент колледжа, или парень, который решил сделать перерыв после окончания школы и теперь просто путешествует. Парень, который сможет рассказать мне много интересных историй. Парень, с которым можно будет разделить некоторые увлечения, как подводное плавание, скалолазание или плетение корзин. Я не знаю. Хоть что-то. Мы бы встретились, как в романтической комедии девяностых годов, подобно Мэг Райан и Тому Хэнксу.
Этого не произошло. Я смотрю в оба в ожидании любой перспективы, но остальные пассажиры представляются до безумия приземленными. Я занимаю себя книгой, потом музыкой, а затем подкастами. Леви заканчивает читать «Невесту владельца ранчо», и когда я спрашиваю, как ему книга, он отвечает:
– Довольно неплохая. В любом случае, я не знал, что у владельцев ранчо есть столько денег.
К моему невероятному облегчению, после этого Леви сразу же засыпает. Все оставшуюся часть полета он храпит и дергается около меня.
Когда до прибытия остается полчаса, мои уши начинает закладывать от уменьшающейся высоты, а люди начинают убирать ролл-шторы с окон. Становится так ярко, будто мы приземляемся на солнце. Теперь можно увидеть города, озера и даже несколько рек, над которыми мы пролетаем. Появляется все больше и больше маленьких городов. Французский пригороды, как я предполагаю.
А затем, внезапно, я узнаю черты и формы, которые сотни раз видела на картах. Поворот реки и форма города вызывают во мне чувство дежа-вю.
Париж. Он прямо здесь.
Кажется, проходит вечность, пока приземляется самолет. Миллион согласований, перегруппировок и перемещений вперед и назад – и вот, мы в безопасности у выхода. Проходит еще вечность, пока все люди, и мы в том числе, сходят с борта самолета. Леви, полностью дезориентированный после сна, напрягается. Его плечи становятся сгорбленными, а глаза начинают бегать в поисках спасения.
Наконец, мы отдаляемся от самолета. Мы свободны и выпущены в аэропорт Шарль-де-Голля.
Я отчаялась найти свою любовь в самолете, но не теряю надежды встретить её в зале получения багажа. Чемодан Леви сразу появился на карусели, но так как мы все еще ждем мой, я осматриваюсь в поисках красивых волос, классных ног в милых джинсах, восхитительных улыбок…
Я нахожу красивую стрижку и длинные, тонкие ноги, что возбуждает мой интерес, но когда этот парень поворачивается, я застываю на месте.
Жак.
Жак Сен-Пьерр. На расстоянии трех метров, его рука обвивает талию Селены Хендерсон. Стоп, Селена перекрасила волосы в черный цвет?
Когда парень начинает смеяться, я понимаю, что это – не Жак. Это мог быть его двойник, но не он сам. А девушка – не Селена.
Из меня вырывается вздох облегчения, но я не могу перестать пялиться на эту пару. Что, если Селена приехала во Францию с Жаком, чтобы остаться в его доме в Версале? Что, если, как и эти двое, Жак и Селена обменялись поцелуями, пока ждали свой багаж?
Эта мысль вызывает слезы, но это «прошлая Я». «Настоящая Я» не хочет Жака, но так как это две подруги, «настоящая Я» сочувствует «прошлой». Эта парочка выглядят такой счастливой, и один только их вид приносит невероятную боль «прошлой Мне». Это словно прекрасное «… и жили они долго и счастливо». Бедная девочка.
– Кейра, по-моему, это твой чемодан, – внезапно говорит Леви. – Кейра! Забери свой чемодан.
Леви расталкивает людей, толпившихся у карусели, а затем забирает чемодан и тащит его прочь, по пути толкая какую-то леди.
– Ауч! – взвизгивает та.
– Леви! – шиплю я на брата. – Простите, мадам!
Она пристально глядит на Леви, который тащит наши чемоданы к стойке, полной разных брошюр с кричащими заголовками на подобие «Что делать теперь, когда ты в Париже?» и «Однодневные поездки, за которые можно умереть!»
Я смотрю через плечо, как «липовый Жак» и «почти Селена» забирают свои чемоданы. Переплетя пальцы, они шагают по залу. Смотря друг другу в глаза, парочка встраивается в поток людей. Они могут даже говорить друг с другом. Как общаются Жак и Селена? Селена постоянно путала на уроках глаголы «avoir» (иметь) и «être» (быть) и говорила «je suis fini» (мне конец) вместо «j’ai fini» (я закончила), когда мы заканчивали делать очередное задание. Да и английский язык Жака далек от совершенства. Неужели они общаются, рисуя буквы во время поцелуев?
Я отворачиваюсь от парочки и думаю о поездке во Францию, о которой всегда мечтала. Я фокусируюсь на путешествии, потом смотрю на Леви, который хватает брошюры и мнет их неряшливыми руками.
– Что мы сделаем в первую очередь? – спрашивает он.
– Не знаю, – ворчу я.
– Эй, Музеи Парижа. Здесь даже есть парочка военных.
Слава Богу, мир во всем мире еще не наступил. Иначе Леви бы умер со скуки.
– Вау, – говорю я. – Мы обязательно должны туда сходить.
Леви одобрительно ворчит. Он выглядит лучше, чем пару минут назад. Он стоит ровнее, его руки двигаются более свободно, он даже начал немного улыбаться.
Я быстро пишу маме через бесплатный международный мессенджер «TextAnywhere», который Джош заставил меня скачать, сообщение: «Приземлились в Париже, мам! Все отлично!»
Ну, за исключением моего бешено колотящегося сердца.
Ее ответ – просто одно слово: «Замечательно».
Я вздыхаю.
* * *
Я заранее забронировала билеты на автобус, так что теперь мы выходим на улицу сразу к месту посадки на автобус. У аэропорта полно такси и двухэтажных автобусов. Мое сердце бьется с неимоверной скоростью. Я никогда не ездила на двухэтажном автобусе.
– Эм, excusez-moi (прим. извините меня), – по-французски говорю я водителю, который стоял, прислонившись к белому автобусу с нужной нам, как мне кажется, эмблемой. – Est-ce que nous sommes dans la correcte place? (прим. мы правильно пришли?)
Он прищуривается. Неужели он смеется над моим глупым американским акцентом? Но он смотрит на наши билеты.
– Oui, mademoiselle (прим. да, мадмуазель), – наконец, говорит он, и загружает наши вещи в автобус, пока мы поднимаемся в салон.
Я веду Леви к крошечной лестнице, чтобы подняться на второй этаж. Брат тянет меня за майку и ворчит:
– Не туда.
– Но я никогда раньше не ездила на двухэтажном автобусе!
– Я уверен, что это, черт, то же самое, что и в обычном автобусе. Давай, садись здесь.
Я продолжаю подниматься наверх.
– Если хочешь, то можешь остаться здесь.
Наверху сидит пожилая пара в гавайских рубашках и парочка азиатских школьниц, но, как ни странно, места в самом начале свободны. В спешке я занимаю сиденья и чувствую, будто я нахожусь на самом краю у дороги.
Тушка Леви плюхается рядом со мной. Он шуршит курткой и вздыхает.
– Здесь круто, правда? – говорю я Леви, держась за перила, которые находятся прямо перед нами.
Он что-то бубнит себе под нос.
Я думала, что автобус будет стоять вечно, но, когда он начал двигаться, мой разум просто снесло. Не видя водителя, кажется, что автобус самостоятельно выезжает на дорогу. Мы подпрыгиваем и трясемся, как сумасшедшие, а когда он останавливается, кажется, что мы соскользнем вперед.
– От этого у меня разболелась голова, – жалуется Леви, когда мы притормаживаем, а крошечные машины проезжают мимо нас.
– Тогда закрой глаза.
Он так и делает и уже через пару секунд начинает похрапывать. А я знакомлюсь с Парижем одна.
Пока что, он похож и на все остальные промышленные города. Названия косметических кампаний прикреплены к стенам гигантских магазинов и клинических центров. Вы могли себе представить, что «L’Oréal Paris» – это шикарные офисы с видом на Триумфальную арку, а не массивные синевато-серые здания, какими они были бы в Хиктауне, США. Это же Париж.
И потом я вижу ее. Далеко, она почти врезается в облачное небо, и выше всего, что ее окружает.
Эйфелева башня. Выделяясь на фоне города, она будто сигнализирует мне: «Ты здесь!».
Я сижу с вытянутой шеей и смотрю на башню так долго, как только могу, пока мы не оказываемся между высотными зданиями, и я не теряю ее из виду. Это кажется невероятным, как в том моменте в «Парке Юрского периода», когда герои впервые увидели динозавров. Это она. Это – Эйфелева башня, моя мечта, прямо по курсу.
Я здесь. С Леви подле меня, и я, наконец-то, здесь.
Глава 8
– Я думал, что здесь ездят по другой дорожной полосе, – сказал Леви, сонно моргая.
Автобус, наконец, завез нас непосредственно в Париж. Мы ехали по узким, очерченным деревьями улицам, на каждом углу которых находились кафе.
– Нет, это в Англии.
– Я практически уверен, что это была Франция.
– Определенно нет, чудак.
– Хм–м–м… – Леви смотрит через окно на магазинчики, мимо которых мы проезжаем. – Смотри! Макдональдс. Надо зайти туда.
– Взгляни на все эти кафе, Лев. Неужели ты не хочешь пообедать в настоящем парижском кафе?
– Ни в одном из них, Кейра. Они все ужасные.
Я закатываю глаза. Может, конечно, у них грязные навесы и резкие неоновые вывески, но мне все равно. Парижское кафе всегда лучше, чем Макдональдс.
Наконец, автобус замедляет движение и поворачивает к Восточному вокзалу. Это приземистое длинное здание, по всей длине которого располагаются многочисленные окна с солнечными мотивами, которые были бы уже неуместны на Ривьере недалеко от Средиземного моря. Медленной и длинной цепочкой туристов мы выходим из автобуса. Пожилые туристы уже сжимают в руках камеры и начинают коверкать французские слова.
– Восточный вокзал на самом деле намного красивее, чем я предполагала, – произносит стоящая прямо перед нами женщина и делает снимок через окно автобуса, потому что мы все еще ждем своей очереди, чтобы выйти наружу.
– Ты действительно так думаешь, Марта? – вслух размышляет ее собеседник. – Если ты полагаешь, что это красиво, то, что же ты скажешь завтра, когда увидишь Версэйль?
Я готова убить эту парочку за их ужасное произношение. Пора вводить тест по французскому, чтобы доказать, что ты заслуживаешь поездки.
После того, как мы забираем наш багаж, я чувствую, как волна усталости накатывает на меня. Для моего организма сейчас середина ночи, но здесь только девять часов утра, так что мне надо держаться. По крайней мере, до послеобеденного отдыха. А пока мы входим в большой и шумный вокзал.
– Ну что? – спрашивает меня Леви, разглядывая стеклянный потолок. – Куда теперь?
– В хостел, чтобы оставить там вещи. Он в cinquième arrondissement (прим. пятый округ (фр.).
– Что?
– Пятый arrondissement (прим. округ), – повторяю я. – «Аrrondissement» можно понимать как округление, ну или округ. Различные районы области и районы Парижа называются arrondissements. Всего их двадцать.
– Почему ты просто не сказала, что это находится в пятой области? – ворчит Леви.
– Потому что это – arrondissement!
– Боже, как же ты меня раздражаешь!
– И это я раздражаю?
Брат смотрит на меня.
– Ты пытаешься вести себя так, как если ты была бы француженкой. Будто тебя это делает лучше или что–то в этом роде. Но знаешь что? Мне наплевать. Черт, просто будь нормальной.
Мои щеки пылают. Так как я очень не хочу, чтобы это было так. Возможно, я действительно иногда вставляю французские словечки, когда они совершенно не нужны. Боже, какой идиоткой я, наверно, выгляжу, когда говорю «bon matin» (прим. доброе утро (фр.)) по утрам или кричу «bonne nuit» (прим. доброй ночи (фр.)) прежде, чем лечь в кровать. Мне просто нравится, как произносятся эти фразы. И то, как звучит мой голос, когда я их говорю. За исключением первого дня выпускного класса, когда я добровольно согласилась проводить Жака в его класс и сказала «bienvenue à notre école» (прим. добро пожаловать в нашу школу (фр.)), и до того, как я точно выучила, как произносить это с акцентом. Боже, все еще слишком больно вспоминать его смех.
Леви прав насчет одного: ему действительно наплевать. С Леви меня ничего не волнует. С Жаком я постоянно вела себя наигранно. Он бы поднял брови, если бы увидел, что я ем хот-дог за ланчем. И на следующий день я бы уже жевала салат. Я бы лучше голодала, чем увидеть его презрительный взгляд, обращенный на меня. Теперь я могу расслабиться, просто быть собой. Мне не нужно постоянно стараться впечатлить кого–то. «Слишком толстая». Пошел он.
Мне интересно, проходит ли через все это Селена? В любом случае, добро пожаловать!
Я заканчиваю с размышлениями и спускаюсь с Леви к станции метро. Мы подходим к гигантской карте метро, и мое сердце начинает странно биться. Разноцветные линии вьются по всей карте, и я горда собой, что распознаю во всем этом очертания города. Я могла бы стоять здесь годами, просто читая названия всех станций и представляя, что на этих станциях может располагаться: Катр-Септамбр, Шато д'О и довольно странная станция Франклин Д. Рузвельт. Леви как раз тыкает в нее пальцем.
– Странная станция, – говорит он. – Нам надо там побывать. Поехали прямо сейчас.
– Сначала нам нужно найти хостел. Это… – Я вытаскиваю карту Парижа и нахожу отмеченный мной адрес. – Я думаю, что ближайшая к нему станция метро – Жюссьё. Ведь так?
– Какого черта ты спрашиваешь это у меня?
Метро не такое переполненное, как я это себе представляла, но все равно оно достаточно плотно заполнено парижанами. Ну да, это же очевидно. Но это не те парижане, шагнувшие с произведений искусства или из фильмов в полосатых рубашках и беретах. Это деловые люди. Мы видим студентов в наушниках, сжимающих в руках свои учебники, думающих о вечном и кусающих внутреннюю сторону щеки. Взволнованных, но безупречных мам со своими маленькими детьми.
Мы ступаем в утренний солнечный свет в Жюссьё – огромном сквере напротив университета.
«Университет Пьера и Мари Кюри» – читаю я указатель.
– О, боже, хотелось бы мне ходить в этот колледж.
Я могу представить саму себя, быстро идущую по кампусу, беспокоящуюся о парах и планирующую свою обычную парижскую жизнь. Я была бы образованным студентом – ходила бы в художественные музеи и на дегустации вин по выходным, а не была бы одной из активисток, поддерживающих «Тигров».
– Ни в коем случае, – говорит Леви.
– Почему нет?
– Это глупо. – Он двигается позади меня, когда я направляюсь к ближайшему пешеходному переходу. Я иду к Сене. Я знаю только то, где она находится.
– Если мне здесь нравится, то почему я не могу здесь учиться?
Леви ничего не отвечает, пока мы тащим чемоданы сквозь огромную толпу людей. Когда мы снова можем идти рядом, он говорит:
– Все будут смеяться над тобой, потому что ты – американка.
На мгновение гнев вспыхивает во мне, прежде чем я понимаю, что, возможно, Леви говорит это из–за того, что будет скучать по мне. Я вспоминаю доктора «Мусорное Ведро», – я имею в виду доктора Пирсона, – который говорил, что Леви нужно тренировать его коммуникативные навыки, и теперь я понимаю, что он хотел сказать. Гнев, оскорбления и снисходительность – не так ты должен говорить человеку, что он тебе дорог. А еще не нужно бить сестру об каминную полку во время ее выпускного вечера.
Мы идем по улице, как я полагаю, в правильном направлении. Я запомнила наизусть все карты, практически проглотила их целиком. Я интуитивно знаю, что здесь нужно перейти улицу, а затем повернуть направо. Мы находимся на улице, которая граничит с Сеной. Городские островки находятся прямо здесь – Остров Сен-Луи с его красивыми смешными старыми жилыми зданиями и Остров Сите, место зарождения Парижа. Шпили и башня Собора Парижской Богоматери (Нотр–Да́м де Пари́), видимые даже над верхушками деревьев, окаймляющих улицу, достают практически до неба.
Сама река тоже находится прямо здесь, там, где развеяли прах Жанны Д’Арк. Я так мечтала, чтобы эта река спасла Жанну Д’Арк – вода была бы менее жестокой, чем огонь.
– Пошли, – говорю я брату, тянущему за собой чемодан. – Я хочу увидеть ее ближе. Мне нужно рассмотреть все детали.
– Кейра…
Я спешу к ближайшему пешеходному переходу. Колесики моего чемодана застревают в трещине на тротуаре, и такое резкое движение чуть не отрывает мне руку. Но мне все равно. Я продолжаю тянуть его за собой.
Добираюсь до тротуара и прижимаюсь к перилам. Ветерок, дующий с реки, окутывает меня прохладой, целует мое лицо, играет с волосами. Вот он. Собор Парижской Богоматери. Каменное здание возвышается над ландшафтом. Башни смотрят в сторону от нас, так что все, что я вижу – это аркадные контрфорсы, крыша и невероятно высокий шпиль. Тяжело поверить в нечто столь же прекрасное и столь же долговечное, чем это здание, которое было построено человеческими руками много веков назад. Я вспоминаю наш дом, которому всего двадцать лет и его хлипкую, уже крошащуюся облицовку. Мир сейчас совершенно другой.
– Разве это не прекрасно? – шепчу я Леви и вдыхаю речной воздух.
Он ничего не отвечает. Я хочу посмотреть на него, понять, что он думает, но это может разрушить волшебство. Его рука, такая широкая и мясистая, с удивительно маленькими ногтями, лежит на перилах рядом с моей. Его ладони расслаблены, в то время как мои, то и дело, сжимаются.
– Так, когда горгульи оживают и начинают петь? – наконец спрашивает брат. Губы растягиваются в подобии тонкой улыбки.
– Я думаю, Дисней добавил немного фантазии, – говорю я, смеясь.
– Немного?
– Ладно. Кучу всего.
– Ты знала, что в книге Эсмеральду убили, а Квазимодо (прим. из романа Викто́ра Гюго «Собор Парижской Богоматери») лежал около ее тела, пока не умер от голода?
– Как ты узнал об этом? Ты читал книгу?
Я никогда не читала этой книги. Я всегда хотела, но боялась приступать к ней. Леви, читающий французскую литературу? Я представляю, как он свернулся в своей спальне в подвале, читая книгу, и эта картина заставляет меня улыбнуться. Может быть, нам стоит заказать тематическую экскурсию, посвященную Виктору Гюго или что-то в этом роде?
– Нет, – бормочет он в ответ, снова нахмурившись. – Я просто прочитал обзор в Википедии.
Оу.
– Мы здесь остановимся? – спрашивает меня Леви через некоторое время.
Я смотрю через плечо. Он показывает на вывеску в стиле сэндвича прямо через улицу. Это тот самый дом из белого камня, который я так долго высматривала в Интернете.
– Да, – выдыхаю я, наконец, отворачиваясь от Нотр-Дама. Я запрокидываю голову, чтобы увидеть окна верхнего этажа. Если мы останемся там, то у меня будет еще лучший вид на башни и шпили собора, да и на весь правый берег Парижа.
Мы вновь переходим дорогу. Вес моего чемодана просто ужасен, теперь я понимаю, что упаковала слишком много вещей. Может, мы сможем выбрать самое необходимое, отправить все остальное домой и купить парочку рюкзаков, прямо как у тех туристов, которые стоят прямо перед нами.
Прямо с порога я ощущаю запах невынесенного горшка. Он слабый, но я его чувствую, особенно, когда смотрю на блаженные улыбки двух парней, сидящих в креслах в вестибюле и читающих художественные книги.
Леви тоже чувствует этот запах. Его тело напрягается:
– Кейра, мы не можем остаться здесь.
Туристы перед нами благодарят мужчину за прилавком и направляются к лестнице.
– О чем ты вообще? – шепчу я.
– Здесь грязно. – Его руки сжимаются в кулаки. – Я чувствую это.
– Я посмотрела фотографии комнат в Интернете, Леви. Все нормально.
– Как ты можешь судить по фотографиям? Я не останусь здесь.
Парень с хвостиком оборачивается к нам и улыбается.
– Bonjour! (прим. Добрый день), – говорю я на французском, широко улыбаясь. – Je m’appelle Keira Braidwood, j’ai une reservation pour deux? (прим. Меня зовут Кейра Брэдвуд, я резервировала комнату на двоих).
– Ah, oui (прим. О, да), – говорит парень, листая огромную книгу, лежащую прямо перед ним. – Вы остановитесь в Версальской комнате. Это наверху.
Версальская комната. Что бы это могло значить? Будто сама Мария–Антуанетта наблюдает за нами.
– Ты слышал это, Леви? Версальская комната!
Я поворачиваю голову, чтобы посмотреть на брата, но он ушел. Его чемодан остался стоять в одиночестве рядом со мной.
– Леви? – Я оборачиваюсь к парню с хвостиком. – Вы видели, куда он ушел?
Парень пожимает плечами. Будто ничего страшного не произошло.
– Excusez–moi (прим. Извините), – говорю я, хватая оба чемодана, и мчусь за дверь.
Леви стоит снаружи, лицом к Сене, неподалеку от немецких туристов, сверяющихся с картой. Руки, сжатые в кулаки, прижаты к груди, и напоминают маленькие птичьи крылышки.
– Леви, что случилось?
– Я не хочу там оставаться, – хмурится он в ответ.
Я смотрю через окно на Версальскую комнату. Я воображаю себе комнату с высокими потолками, наполненную ослепительным светом, который проникает сквозь огромные окна, чуть ли не во всю стену. Потолок с позолотой, украшенный кровельный материал. Пару дорогих портретов. Но все, что я вижу – это белый фасад с обычными стеклами, через которые виден обычный белый потолок.
– Почему нет? – вздыхаю я.
– Грязно.
– И это все?
– Я не хочу с ними разговаривать, – отвечает Леви, уставившись на туристов в нескольких футах от него. – Почему мы не можем остаться в обычной гостинице? Где только мы?
– Так намного дороже, Леви, – говорю я, думая о счете в банке, тех числах в Интернет-браузере, которые управляют моей жизнью.
– Давай найдем дешевый отель. Пожалуйста!
– Дешевый отель может оказаться хуже, чем хороший хостел. И чем больше денег я потрачу на отель, то тем меньше денег нам останется для каких-то по-настоящему крутых вещей.
Леви пожимает плечами. Его глаза обшаривают улицу, а затем останавливаются на высоком шпиле Собора Парижской Богоматери.
– Почему мы обязательно должны что-то делать? – наконец спрашивает он. – Разве мы не можем просто наслаждаться нашим пребыванием здесь?
Я снова сглатываю. Он прав, конечно; мы в Париже и все, чем бы мы здесь ни занимались, априори будет необыкновенным. Но я не хочу потратить все деньги на проживание, чтобы потом не иметь возможности съездить куда-нибудь загород. Я внезапно снова представляю воображаемых Жака и Селену. Скорее всего, они добрались до конечного пункта – дома родственника или красивого отеля. Они уже, наверно, приняли душ и теперь устраиваются, чтобы немного подремать. У них, несомненно, есть деньги, чтобы отправится в Амстердам или Италию без всяких проблем. Они выглядели так, будто пахнут деньгами и безграничными возможностями. Черт, даже реальные Жак и Селена выглядят точно также. Родители Жака отправили его в путешествие на целый год, а загар Селены едва успел исчезнуть прежде, чем она снова отправилась на Гавайи или Белиз. Им не нужно беспокоиться ни о чем, в то время как я растягиваю свои жалкие пенни, заработанные в «Сэйфвэй». Проклятье, почему жизнь так несправедлива?
Я кусаю губу и заставляю себя поверить, что все в порядке. Все в порядке. Это Париж. Одно пребывание здесь заставляет меня светиться изнутри, и это не изменилось бы, даже если бы я спала под мостом Александра Третьего. Окей, сделаем так, как хочет Леви. Избегание вспышек гнева – вот задача первостепенной важности.
– Хорошо, – говорю я дрожащим голосом и делаю глубокий вдох. – Хорошо, ты прав.
Еще несколько минут мы просто стоим там. Я слышу обрывки разговоров на французском, английском, немецком и японском языках. Парочка усаживается на мопед «Веспа», девушка вскрикивает и придерживает свою юбку, когда та взлетает выше колен. Облака заслоняют солнце на пару минут, и мы погружаемся в прохладную тень. Вскоре в облаках образуется просвет, лучи солнца падают прямо на башни Нотр-Дама, и это зрелище настолько прекрасно, что перехватывает дыхание.
– И что будем делать? – спрашивает Леви.
– Найдем отель, я думаю. А потом насладимся нашим первым днем здесь.
Найдем отель. Эти два слова, которые описывают действие, кажущееся невероятно простым, особенно в таком туристическом городе как Париж. Это так, найти отели легко. Но найти приличные отели с пустыми местами во время летних отпусков? Это уже совсем другая история.
Не откладывая, мы исследуем этот район на наличие отелей. Вскоре становится очевидным, что свободных номеров здесь нет. Хотя нет, можно найти парочку, но за одну ночь в них нужно будет отдать целое состояние. Вес чемодана начинает меня тяготить. Каждая цветочная клумба, мимо которой мы проходим, уже кажется идеальным местом для сна. Леви хочет продолжать блуждать, но я настаиваю сделать что-то разумное: найти информационный центр для туристов. Я так устала, а тротуар выглядит таким удобным…
Мы направляемся в небольшой отель в тринадцатом округе, недалеко от центра города, под названием «Хотэльтастик». Я насколько я устала, что даже идиотское название на старой вывеске не отпугивает меня. Декор в стиле семидесятых годов прошлого века, всё выглядит страшнее, чем ретро. Лифт шаткий и ненадежный, а погнутый ключ едва входит в дверной замок. Я бросаю на Леви «я-же-тебе-говорила» взгляд, но брат этого не замечает.
Даже не рассмотрев номер, я валюсь на первую попавшуюся кровать и мгновенно засыпаю.
