Текст книги "Однажды в Париже (СИ)"
Автор книги: Ребекка Кристиансен
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 14 страниц)
Глава 5
Мама и Джош отправились в аптеку, сказав, что им нужно купить для Леви средство от кашля, а я пошла к нему в палату. Леви с хмурым видом смотрел мультфильмы, игнорируя медсестру, которая пыталась заставить его принять таблетки.
– Давай, Леви. Ты же знаешь, что должен это сделать. Я никуда не уйду, пока ты не примешь таблетки. – Она обернулась, когда услышала мои шаги. – О, это, должно быть, твоя сестра. Пришла навестить Леви?
Я, улыбаясь, ответила:
– Ага. Привет, Леви.
Ворча себе под нос, он, наконец-то, берет таблетки и глотает их, даже не притронувшись к стакану воду, который ему протянула медсестра. Она заставляет его открыть рот и поднять язык, прежде чем с удовлетворением уходит.
Я сажусь рядом с его кроватью.
– Как ты себя чувствуешь сегодня?
– Хорошо. Сейчас идут «Веселые мелодии» с дорожным бегуном.
– Ух ты, круто! – Я поворачиваюсь к телевизору, и мы вместе смотрим его несколько минут. – Помнишь, как мы смотрели эти мультики у бабушки, когда были маленькими?
Прежде чем я начала свою работу в «Сэйфвэе», каждое воскресенье мама затаскивала нас в дом к своим родителям. Бабушка и дедушка делали французские тосты с тягучим сиропом, черничные блинчики и невероятно жирные сосиски. Мы с Леви смотрели мультфильмы, поедая наши завтраки, принесенные на деревянных подносах, которые есть в домах всех стариков. За просмотром «Веселых мелодий» или «Скуби-Ду» мы боролись за блинчики с самым большим количеством черники и за самый поджаренный бекон. Мама просила меня позволить Леви сделать свой выбор, называя это разговором двух взрослых людей. «Веселые мелодии» были забавными, и с тех самых пор Леви их очень полюбил. Но все же было так много воскресений, когда я грустила, зная, что на другом канале показывают «Приключения Скуби-Ду и его команды».
– Хмм… – говорит Леви. – Мама и Джош здесь?
– В магазине.
Леви ворчит.
– Эй, Леви… У меня есть вопрос к тебе.
– Что?
– Ты знаешь о моей мечте о путешествии?
– Ага.
– Было бы замечательно, если бы ты захотел поехать со мной. Мы можем сделать поездку короткой, если ты не хочешь ездить по всей Европе. Или же мы можем поехать только во Францию. Что ты об этом думаешь?
Он смотрит на меня. Ладно, не совсем на меня. Но его глаза сфокусированы на какой-то точке на моем лице, где-то около моего подбородка.
– Поехать во Францию с тобой?
– Ага.
– Хм… – Он смотрит обратно в телевизор и сжимает губы, водя ими взад-вперед по своим зубам. – У тебя достаточно денег?
Мое сердце начинает биться сильнее. Если бы он был совершенно незаинтересован, он бы проигнорировал меня или просто сказал бы мне идти в задницу.
– Ага.
Его пальцы с обкусанными ногтями начинают теребить одеяло. Леви натягивает его на колени и хмурится, его устраивает только такое положение. Вскоре одеяло оказывается уже около его ног, и Леви аккуратно разглаживает его. Он похож на гусеницу, делающую свой кокон.
– Мама согласилась?
– Она… не в восторге. Но я думаю, Джош все уладит. Они хотят спросить у докторов, что те думают по этому поводу.
– Доктора могут сказать «нет».
– Да, это возможно.
Проходит секунда, потом две, затем три…
– Мы должны поехать. Скоро. Желательно через два дня, как только я вернусь домой.
– Да? – Я пытаюсь контролировать свою улыбку. – Тогда я должна купить билеты на самолет, да? Мы полетим в Париж?
Он кивает и чешет нос.
Париж. После всего этого. Париж.
– Тогда хорошо, – говорит Леви. Его голос относительно нормальный. Все еще монотонный, но почти довольный. – Возможно, я вернусь домой на этой неделе. Ты должна купить билеты на двадцать пятое число.
– Хорошо.
Вскоре приходят мама с Джошем, и мы проводим вместе весь полдень, смотря телевизор, и смеясь, когда Леви указывает нам на вещи, которые он находит забавными. Мне с трудом удается концентрироваться. Идея о Париже и всех его возможностях словно прожигают дыру во мне.
Когда мы едем домой, я сообщаю новости:
– Он сказал «да»! – говорю я, пытаясь обуздать волнение. – Он хочет поехать в Париж! Он хочет уехать двадцать пятого числа!
Джош улыбается:
– Леви действительно этого хочет? Это же замечательно!
– Я знаю и не могу в это поверить!
Мама ничего не говорит. В зеркале заднего вида я вижу, как она хмурится. Мама действительно выглядит на свой возраст, когда волнуется. На все сорок пять лет. Джош мог бы быть ее сыном-старшеклассником вместо мужа.
Мы заворачиваем на подъездную дорожку к дому. Когда Джош выходит из машины, а мы с мамой остаемся наедине, она спрашивает:
– Он действительно хочет поехать?
–Ты же знаешь, какой он упрямый. Если бы он не захотел поехать, он бы даже не стал об этом разговаривать.
– Ты же не принуждаешь Леви пойти на поводу твоих желаний, так ведь? – шепчет мама, смотря на свои колени.
Борясь с волнением, я очень осторожно отмеряю свои слова, прежде чем ответить:
– Нет, мама. Я бы никогда этого не сделала.
Она очень глубоко вздыхает:
– Мы должны посоветоваться с доктором Пирсоном, – говорит мама. – Но если это то, что хочет Леви… Возможно, мы сможем что-то сделать.
А это то, что он хочет. Хочет. Хочет. Хочет.
Глава 6
Пока мама встречалась с доктором Пирсоном, я весь день бесцельно бродила по дому. Зайдя домой, она хлопнула парадной дверью и, прежде чем снять туфли и отправиться на кухню, крикнула:
– Доктор Пирсон дает зеленый свет!
Я счастливо танцую в своей комнате, а, успокоившись, провожу всю ночь за поиском авиабилетов.
Леви возвращается домой спустя три дня, но планы уехать в Париж ровно через два дня рушатся. Мама настаивает на том, чтобы мы провели дома еще две недели, прежде чем уедем. В первую ночь, когда Леви вернулся домой, я сижу в его комнате и слушаю жалобы:
– Две недели контакта с мамой. О да, это именно то, чего я так хотел.
– Она просто волнуется за тебя, – говорю ему я.
Он ворчит и начинает играть с больничным браслетом, который все еще продолжает носить.
– По крайней мере, Джош на нашей стороне, – добавляю я. – Он более адекватный, чем мама.
– Потому, что он – не наш отец, – произносит Леви.
– Да, ладно. Он – наш папа.
– Но не по крови.
Этот аргумент всплывает каждую пару лет. Он всегда один и тот же.
– Кровь ничего не значит. Джош поступает как самый лучший папа, и так, как наш настоящий отец никогда бы не поступил, даже если бы был рядом. Это имеет большое значение.
Леви крутит головой:
– У нас нет кровных отношений. Он – не наш отец.
Я закатываю глаза. Я ненавижу, когда Леви так говорит. Он всегда предпочитает того парня, который ушел от нас, тому, кто пришел и остался. Это несправедливо. Я даю нашему родному отцу не больше того, что он заслуживает, то есть – ничего. Я поклоняюсь Джошу с того самого времени, как он впервые приготовил для нас бургер с сыром и хот-дог. Но Леви все равно едва ли говорит с нашим отчимом. Однажды мне приснился кошмар, как Джош услышал, как Леви говорит, что ненавидит его. Я проснулась в слезах.
Наш огромный, толстый белый кот с подходящим именем Снежок зашел в комнату Леви и самостоятельно устроился у меня на коленях. Он посмотрел на меня, будто говоря: «И что ты собираешься с этим делать?».
Леви смеется и сползает с кровати. Он подходит ко мне и хлопает Снежка по спине.
– Я хотел бы, чтобы мы взяли Снежка с собой в Париж, – шепчет Леви.
Но я слышу в этих словах совершенно иное. Надеюсь, что наше путешествие пройдет хорошо.
– Все будет в порядке, Леви, – говорю я брату.
Он ворчит.
* * *
За эти две недели дома я быстро поняла, насколько мама мне не доверяет. Однажды, я ела завтрак, когда мама зашла в комнату, перетасовывая стопку карточек.
– Что это? – спрашиваю я, поглощая молоко с хлопьями.
Вместо ответа она протягивает мне одну из них. На карточке нарисована маленькая белая таблетка и слова: ПО ОДНОЙ ТАБЛЕТКЕ – ДВА РАЗА В ДЕНЬ.
– Это коробочки со всеми необходимыми для Леви медикаментами, – говорит мама.
Я еле воздерживаюсь от того, чтобы не закатить глаза:
– Ты не могла просто сказать мне все это? Тебе обязательно нужно было готовить карточки для меня?
– Так ты сможешь выучить, – произносит мама и переворачивает карточку. На обороте – красная таблетка и слова: ОДНА ТАБЛЕТКА – ТРИ РАЗА В ДЕНЬ ВО ВРЕМЯ ЕДЫ. – Это как твое расписание.
– А тебе не кажется, что это звучит как снисхождение? – указываю я. – Вообще-то, мне восемнадцать, а не восемь.
– Пока ты не сможешь пересказать мне всю эту информацию, ты не поедешь ни в какое путешествие. Мне нужно быть уверенной, что ты сможешь позаботиться о Леви.
– Ты можешь просто дать мне список.
Она трясет головой и переворачивает следующую карточку.
– Ты должна знать всю эту информацию и в обратном порядке тоже.
Я знаю, что она права. Конечно же, мне следовало знать график, по которому Леви принимает таблетки, ведь я должна быть «взрослым» в этом путешествии. Но мама переворачивала карточки так агрессивно, тыкая ими прямо мне в лицо. Я должна была сжать зубы и прикусить язык.
Это заняло всего пару минут, прежде чем я смогла сказать, сколько голубых таблеток должен выпивать Леви ежедневно, и действительно ли, он должен был принимать оранжевые капсулы во время еды, но мама заставляла повторять меня эти карточки каждый день. Она даже приготовила для меня тест за пару дней до нашего отлета.
– Видишь, я была права, – сказала мама, когда я с успехом прошла ее тест. – Ты действительно лучше запоминаешь, когда работаешь с карточками.
* * *
Вечером перед отлетом, мама просовывает голову в ванную, пока я наношу маску на лицо.
– Мы не хотим, чтобы вас арестовали, – говорит мама, протягивая мне конверт. – Так что я написала письмо, что ты являешься официальным опекуном Леви.
Вау, спасибо, мам, что ты не хочешь, чтобы меня арестовали за уголовное преступление. И мне удается забрать это письмо с улыбкой.
– И это не подлежит обсуждению, – произносит мама, прежде чем начинает повторять мне одну и ту же информацию в сотый раз за неделю. – Мы хотим, чтобы ты всегда была доступна. Пиши нам каждый день через приложение, которое тебя заставил скачать Джош. Каждый день, ты поняла?
Я киваю:
– Поняла.
– Рассказывай нам все мелочи о самочувствии Леви. И… – Мама глубоко вздыхает. – Кейра, это твоя обязанность быть уверенной в том, что он принимает свои таблетки. Если что-то пойдет не так…
Мама почти что произносит, что это будет моей ошибкой. Я хочу ответить ей с сарказмом: «Нееееет, мам, конечно, я буду уверенной, что Леви находится в супер депрессии и выпрыгнет в Сену!», но вместо этого просто говорю:
– Конечно.
– И, – продолжает мама. Она протягивает мне свернутый листок бумаги, который дрожит в ее руках. – Я хочу, чтобы ты взглянула на это. Это… это записка Леви.
Его записка перед тем, как он решил покончить с собой? Я смотрю на маленький клочок бумаги. Он выглядит таким невинным, но кто знает, что может быть там написано.
– Нет, – резко говорю я. – Нет, мам, я не могу. Я не хочу знать, что там написано.
Она продолжает протягивать мне этот листок бумаги:
– Я действительно думаю, что ты должна посмотреть.
Что Леви мог сказать, перед тем как собирался умереть? Наш последний с ним разговор, перед тем как он написал это письмо, был неприятным. Что, если он вспомнил об этом? Конечно, я могу прочитать об этом случае. Почему мама решила обрушить это на меня в последнюю минуту? Она пытается напугать меня? Поменять мнение по поводу путешествия? Если это ее цель, если она использует страх, чтобы манипулировать мной и добиться своих целей... то она пала еще ниже.
– Нет, мама, – шепчу я. – Я не могу.
Она громко вздыхает, раздувая ноздри, и прижимает записку к себе.
– Отлично.
Это не отлично. Мое сердце стучит, когда я смываю маску для лица, и паникую, когда смотрю на себя в зеркало. Я полностью потерла свое хладнокровие. Неужели мама хотела, чтобы я обезумела настолько, что отменила бы поездку и зарезервировала себе место в больнице Леви? Неужели она меня настолько ненавидит?
* * *
Наш самолет улетает в 11-30 в яркий, солнечный вторник. Я просыпаюсь в шесть утра – спать дальше не в моих силах. Я иду в душ, потом одеваюсь, не переставая думать о том, что через пару часов я буду уже в Париже. К тому же, я очень волнуюсь. Леви тоже просыпается рано, запаковывая вещи в чемодан на последней минуте. Еще одна пара носков, iPod, будильник.
– Зачем ты берешь все это?
– Чтобы мы смогли проснуться, – отвечает Леви таким тоном, будто ничего глупее я спросить не могла.
– Ты же знаешь, что в хостеле будет будильник. К тому же, будильники встроены в мобильные телефоны.
Он застегивает чемодан с будильником внутри.
– Мне хотелось бы иметь свои собственные часы, так как я точно знаю, как ими пользоваться.
Я улыбаюсь незаметно для него.
– Ладно. Ты готов?
Он кивает.
Мама стоит в стороне, пока мы тащим свои чемоданы к машине Джоша. Мы уже решили, что Джош отвезет нас в аэропорт, а мама попрощается с нами дома, чтобы минимизировать ее стресс. И мой тоже.
Когда мы готовы, мама обнимает меня три секунды, а затем проделывает то же самое с Леви. Только их объятия длятся намного дольше. После этого жеста, мама неловко возвращается на свое прежнее место.
– Будьте осторожны, – наконец шепчет она и уходит.
Я проглатываю свой сарказм, улыбаюсь и машу ей.
Сорокаминутный путь в аэропорт пролегает через центр Сиэтла. Я нервничаю так, как никогда в жизни не нервничала. Песня, которая звучит по радио, слишком быстрая и подает плохой пример ритму моего сердца.
Наконец-то мы на своем пути. Париж, город моей души! И я еду туда без Жака. Я никогда не думала, что буду так счастлива по этому поводу, но, закрывая глаза на несколько секунд, я представляю, что бы было, если бы вместо Леви на заднем сиденье сидел Жак. Этим утром я бы тщательно накрасилась и старалась бы не касаться своего лица на протяжении всего перелета. Скорее всего, я бы полностью обновила свой гардероб для этой поездки (правда, тогда пришлось бы потратить меньше денег на сувениры из Парижа). Я бы провела все путешествие, беспокоясь о том, как я выгляжу со стороны, и постоянно подавляла бы свое волнение, чтобы соответствовать холодному отрешению Жака.
Нет, спасибо. Без него я могу быть собой. С Леви я спокойно могу сходить с ума – он не будет осуждать меня или смеяться надо мной. Я имею в виду, не больше, чем он обычно это делает. В конце концов, он – мой младший брат.
Я гляжу на него в зеркало заднего вида. Он пристально смотрит в окно сияющими глазами.
– Волнуешься? – спрашиваю я его.
Он кивает и чешет нос, и его лицо немного морщится. Я возвращаюсь к тихому волнению.
Наконец мы приезжаем в SeaTac. Джош отгоняет машину от таблички с надписью «Отправления», как я ему и говорю.
– Ты уверена, что не хочешь, чтобы я припарковал где-нибудь машину и проводил вас внутрь? – спрашивает Джош.
– Нет, все в порядке, – я быстро улыбаюсь. – Мы будем в порядке, Джош.
Я говорю это скорее для того, чтобы успокоить саму себя, но, видимо, я его убедила. Он быстро обнимает меня. Леви выходит из машины, даже не попрощавшись.
– Удачи, – говорит Джош. – У вас все будет отлично, я это знаю.
Я не могу говорить, будто у меня застрял ком в горле. Я просто киваю. Джош выгружает из машины наши чемоданы, машет нам на прощанье и растворяется в куче машин.
Теперь остались только мы с Леви против всего мира.
Мы рано приехали. Наш рейс еще даже не объявлен, так что мы просто сидим на скамейках с пластиковыми сиденьями и… ничего не делаем. Леви смотрит на пол и стучит по нему сапогами без остановки. Я смотрю по сторонам. Мы сидим напротив огромной, массивной стойки регистрации, за которой чрезмерно дружелюбные работники авиакомпании встречают людей и взвешивают багаж, прежде чем пассажиры уйдут в Потусторонний Мир. Или куда-нибудь еще.
– Не хочешь пробежаться по магазинам? – спрашиваю я, смотря на длинный ряд стеклянных витрин. – Посмотришь сколько там книжек, журналов и тому подобного.
Леви мотает головой. Крошечная складка появляется между его бровей.
– Что ты хочешь делать?
– Просто сидеть.
– Почему бы нам здесь не прогуляться?
– Нет, Кейра. Боже…
– Ладно. Здорово! Забудь.
– Ты можешь прогуляться.
– Я не хочу гулять одна!
Он закатывает глаза, причем так преувеличенно, как я раньше никогда не видела.
– Класс, – выплевываю я. – Последи за моим чемоданом.
Мои ноги несут меня к магазинам, но ни один из них больше меня не интересует. Я хотела посмотреть на витрины вместе с Леви. Я хотела посмеяться над жутким наполнением «Спейс Нидла» (прим. башня в Сиэтле), выбрать журнал, например, такой как «Ежемесячник водителя» и почитать его вместе. Я хотела, чтобы мы вместе почитали драматическими голосами аннотации к дрянным любовным романам. Однажды мы провели часы в «Волмарте», где Леви с притворной серьезностью зачитывал названия, такие как «Ее дикий ковбой», а я смеялась так сильно, что, как в старые добрые времена, обмочилась. К счастью, в «Волмарте» продается нижнее белье.
Это было… Боже, почти два года назад.
Я смотрю через плечо. Леви попеременно смотрит то на потолок, то на пол, потом поворачивается боком и чешет нос. Он кажется здесь таким маленьким и выглядит таким потерянным.
Я иду в газетный киоск, покупаю две колы и самый глупый роман, который только можно было найти на книжной полке.
– Держи, – я протягиваю Леви колу и присаживаюсь рядом с ним. – У меня есть кое-что, что можно почитать в самолете.
Его глаза чуть не вылезают из орбит, когда он видит обложку книги: две девушки с вожделением уставились друг на друга, а мужчина подсаживает женщину на лошадь.
– «Невеста для владельца ранчо», – читает Леви. Он крутит губами. – Мне нравится этот парень.
Поскольку мы все еще находимся в ожидании, Леви становится не таким монотонным. Если бы я рисовала карту настроения Леви, то уровень монотонности был бы выше нормы. Он пихает меня и указывает на крошечную собаку в миниатюрной сумке-перевозке. А опечатка на футболке со «Звездными войнами» (ДАРТ ВЕЙДЕР ХОЧЕТ ТЕБЯ) заставляет его рассмеяться вслух. Но лучше всего, это старая леди в совершенно новых, супер популярных «Найках» неонового цвета.
– Она хочет быть моднее современных детей, – шепчет Леви. – В своем балахоне и шубе.
Я пытаюсь не засмеяться, но мне не удается это сделать.
– Не смеши меня! Она, скорее всего, получила их в подарок… или что-то в этом роде.
– Держу пари, что они помогают старушке зарабатывать деньги в качестве мотыги.
– Леви!
Его улыбка становится самодовольной, но потом, он снова становится монотонным Леви, резко откидывается на спинку стула и стучит ногами. Уровень настроения понижается, так что я стараюсь что-нибудь придумать, чтобы развеселить его. Он собирается отступить. Быть испуганным.
– Наш рейс появился на доске с расписанием! – кричу я, показывая пальцем. – Париж, рейс 905, отправление в 11-38. Мы можем зарегистрироваться на него прямо сейчас.
– Мне нужно в уборную, – говорит мне Леви.
Два часа – огромный период времени, но каким-то образом мне кажется, что именно столько длится быстрый поход в уборную.
Я иду в женский туалет, а потом жду Леви у выхода из мужской уборной. Это немного странно, что это не он ждет меня. Обычно, я выходила из туалета в торговых центрах или кинотеатрах и видела, как Леви со скучающим видом шаркает ногами по полу, расхаживая туда и обратно. Быстрый осмотр окрестностей дает мне понять, что Леви все еще внутри.
Я жду.
Я достаю мобильник из кармана и смотрю на время. Через один час пятьдесят минут наш самолет улетает. Где, черт возьми, Леви?
Проходит еще несколько минут. У меня начинает нервный тик, и я уже готова ворваться в туалет, чтобы отыскать его, потому что это – ненормально. Леви не исчез, и он не заговаривает с людьми в туалете. Он заходит и выходит обратно, после того, как помоет руки, как минимум, два раза. Что если, там что-то пошло не так?
Я уже действительно собираюсь паниковать, когда Леви, наконец, выходит из уборной.
– Где тебя носило столько времени? Я жутко волновалась!
– Успокойся. – Его лоб начинает дергаться в раздражении. – Я просто рассматривал плитку.
– Что?
– Плитка в уборной. Довольно мастерская работа. Я впечатлен.
Я не могу даже думать о том, что бы ему сказать. Я уже и забыла, что он – человек со странностями. Кто любуется плитками в уборной целых десять минут?
Однако это служит хорошим предзнаменованием. Если он любит рассматривать плитки во всех деталях, значит, ему понравится в Лувре.
Я тяну этого созерцателя плитки к стойке регистрации, отдаю наши паспорта, проверяю багаж, и, наконец, мы направляемся к месту посадки. А еще очень здорово, ощущать тяжесть только рюкзака, а не огромного чемодана. Стоп…
– Леви, у тебя разве нет никакой ручной клади?
Леви просто стоит, руки опущены вниз. У меня с собой полная сумка всякой всячины, которая может пригодиться в долгом перелете. Леви взял с собой… ничего.
Его унылые глаза внезапно оживились.
– Наш багаж уже забрали?
– Да, он теперь в багажном отделении под самолетом.
– И мы не можем достать оттуда вещи?
– Все, уже поздно!
Он трижды моргает, и его нижняя губа начинает трястись.
– Там был мой iPod, – шепчет он. – И моя книга.
Из меня невольно вырывается мучительный стон.
– Леви, о чем ты только думал?
– Я ведь не знал, ясно?
Его щеки начинаю краснеть на этих словах. Я думаю, что он не из тех, кто проводит исследования, прежде чем отправиться в путешествие. Он не обшаривал весь Интернет в подсказках о том, как правильно паковать чемодан. Он – наивный и смущенный ребенок, которому сейчас будет нечем заняться во время десятичасового полета. Желание защитить его, даже от скуки, вспыхивает во мне. Скука не всегда безопасна, особенно для Леви. Десять часов только с полетными принадлежностями… и где гарантия того, что он не станет над ними глумиться? Я даже не хочу представлять то, что может происходить в его голове, если он будет сидеть без дела на протяжении десяти часов. А я буду сидеть рядом и извиняться перед всеми, кого Леви будет толкать ногами, если он, конечно, будет в состоянии двигать ими в тесном пространстве. А я буду выглядеть как некомпетентная нянечка.
Я вспоминаю то, как доктор Пирсон говорил, что Леви никогда не сможет быть нормальным взрослым человеком. Я думаю, данная ситуация – это то, что доктор имел в виду.
– Мне очень жаль, Леви, – говорю я.
Он ворчит и поворачивается, чтобы подойти к охраннику.
Я предлагаю ему купить новую книгу в магазинчике, который находится прямо за стойкой охранников. Я предлагаю ему купить журнал про видеоигры, новое произведение Стивена Кинга, все, что он захочет. Но он от всего отказывается.
Затем я замечаю «Невесту владельца ранчо», которую он брал в руки. Мы заходим на борт самолета, блуждаем среди людей, одетых в одежду для отпуска и пытающихся запихнуть вещи в полки для багажа, и когда мы, наконец, находим свои места, Леви достает эту книжку и начинает читать.
У меня возникает чувство, будто мне выпала уникальная возможность заглянуть за занавеску и увидеть маленького ребенка, который дергает за веревочки, позади этой циничной внешности Леви. Невинный и серьезный, нетерпеливо переворачивающий страницы Леви, когда он думает, что я не смотрю на него. Вот он – настоящий.