Текст книги "Однажды в Париже (СИ)"

Автор книги: Ребекка Кристиансен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)

Отлично, пошли, – пишу я Гейблу. – Где мы встретимся?

Садись на метро до Площади Денфер-Рошро.

Глава 17

Площадь Данфер звучит одинаково с площадью Д’анфер, площадь Ада. В метро я гуглю про нее и узнаю, что раньше эту площадь называли чем-то вроде «Барьер Ада», а Виктор Гюго однажды даже написал про нее. Площадь была переименована в честь военного генерала, фамилия которого была Данфер-Рошро. Удобно.

Французы определенно знают, как сделать что-то зрелищное из простого перекрестка. На площади Данфер-Рошро я насчитываю восемь, как мне кажется, отдельных дорог, которые, сходясь вместе, образуют нечеткие углы и похожи на звездочку. Треугольные здания обращены к центру звезды, где располагается статуя льва. Между улицами находятся маленькие скверики, что придает всей площади ощущение безумной городской напряженности, но к тому же, впечатление неторопливых прогулок по зоопарку.

Гейбл ждет меня, прислонившись к кованому ограждению входа в метро. Он улыбается (как всегда не показывая зубов) при виде меня.

– Доброе утро, – говорю я.

– Хаюшки, чикуля, – отвечает он, а я смеюсь до того, как спрашиваю себя, прикалывается он или на самом деле так говорит. Он все еще улыбается, и расцениваю это как разрешение посмеяться.

– Куда конкретно мы идем? – интересуюсь я, когда Гейбл начинает вести меня вниз по улице.

– Под землю, – отвечает парень. – Парижские катакомбы.

– Катакомбы, – медленно повторяю я. – Что там?

– Не могу сказать тебе. Я тогда все испорчу.

Он ведет меня в почерневшую деревянную лачугу, над дверью которой висит табличка с надписью ПАРИЖСКИЕ КАТАКОМБЫ. Очередь маленькая, поэтому у меня нет много времени, чтобы морально подготовиться.

Я иду под землю.

После того, как Гейбл оплачивает наши два билета, и мы оказываемся внутри, нам показывают вход по бесконечным каменным ступенькам, которые ведут все ниже, ниже и ниже. На надписи, вырезанной прямо в камне, можно прочитать: ОСТАНОВИСЬ! ЗДЕСЬ ВЛАДЕНИЯ СМЕРТИ.

Это владения смерти.

У моего тела появляется новое хобби: неконтролируемо дрожание.

Гейбл прыгает вперед на пару ступенек, как ни в чем не бывало. А вот я застряла наверху.

– Давай, – улыбаясь, подбадривает он. – Ничего страшного!

Я глубоко вздыхаю и спускаюсь на одну ступеньку. Потом на следующую. И мне становится проще, когда я оказываюсь рядом с Гейблом.

Я начинаю приходить в себя, не смотря на спускающуюся-в-темноту штуку, по которой мы продолжаем идти. Мы не одни; впереди и за нами есть еще толпы туристов. Если остальные смогли это сделать, то и я смогу. Правильно?

Мы спускаемся в самый низ, и я уже ни в чем не уверена. Света почти нет, но тот, что льется сверху, освещает замысловатые узоры на стенах, которые я не могу разобрать. Неровный камень? Он кажется старым, очень старым. Он пахнет старостью.

Мы делаем еще пару шагов, и становится ужасно очевидно, что на самом деле освещается. Из чего сделаны эти стены. Кости.

Груды костей.

Груды больших и малых берцовых костей, они лежат таким образом, что я не могу их сосчитать. Толстые слои этих костей вперемешку со слоями черепов.

Я хватаю руку Гейбла и сжимаю ее.

– Ау, Кейра, – вскрикивает он, пытаясь ослабить мою хватку.

Я закрываю глаза не в силах больше смотреть на эти кости. Так непростительно. Мы в комнате, сделанной из останков других людей, и, кажется, что никто больше не окаменел от этого, как я.

– Что это за место? – шепотом спрашиваю я.

– Склеп, – отвечает Гейбл. – Серьезно, Кейра, перестань так сильно сжимать мою руку.

Склеп: место, где хранятся кости. Я знаю это слово, но всегда представляла его себе больше похожим на офис. Останки находятся спрятанные в сумках или ящиках. Я никогда, даже в самых ужасных кошмарах, не думала, что это может означать огромные груды черепов, которые смотрят на тебя своими пустыми глазницами. Кто сделал это с другими людьми? Мой желудок превращается в сверток органов, твердых, как камень.

– В Парижских катакомбах покоятся останки почти шести миллионов человек, – говорит проходящий рядом экскурсовод.

Она продолжает называть битвы и события, откуда поступило большинство умерших, а я просто хочу закрыть уши руками. Это так ужасно думать о том, что были люди, которые ездили по местам сражений, чтобы собрать кости умерших и уложить их здесь. Так это происходило? Или изначально люди были похоронены в одной братской могиле, перемешались все вместе, и поэтому после раскопок было невозможно различить одного от другого и поэтому этот склеп более уважительное место для их захоронения? Я не знаю, что думать, что чувствовать.

Я отпускаю руку Гейбла, когда он хочет провести меня еще в одну комнату, наполненную костями.

– Я не могу, – шепчу я. – Я просто не могу быть здесь внизу прямо сейчас.

В темноте мне плохо видно его лицо, и я не могу сказать, какой взгляд он бросил на меня.

– Почему нет?

– Я… я… – Мои ладони дико потеют. – Я просто не могу, окей?

Все во мне сжато. Желудок. Грудная клетка. Одежда будто душит меня.

– Ладно, – соглашается Гейбл, медленно отходя в сторону. – Тогда пойдем отсюда.

Мы проходим обратно по комнатам мимо кучки людей. Мы расталкиваем туристов на лестнице. Все уставились на нас.

– О, она белая, как мел, не правда ли? – говорит одна британская леди, когда я прохожу мимо нее.

– Бедняжка, – вторит ей ее спутник.

– Девочка испугалась? – хохочет какой-то мужчина. – Испугалась кучки костей?

Я ускоряю шаг и смотрю на Гейбла. Я не жду, что он заступится за меня, но хоть маленькая поддержка или защита были бы сейчас лучше, чем невозмутимость на его лице. Он был все таким же молчаливым и непроницаемым, когда мы, наконец, выбрались на свет на площади Данфер-Рошро.

Дрожь не прекращается, а сердце продолжает все так же быстро стучать. Гейбл хочет идти, но, когда я вижу скамейку около маленького сквера, я сажусь. Я пытаюсь заставить мышцы расслабиться, но напряжение не проходит.

Сначала Гейбл просто стоит рядом. Когда я наклоняюсь и обхватываю голову руками, он, наконец, садится, но все равно ничего не говорит.

Лувр, а теперь катакомбы… что творится со мной?

Наконец, сердце начинает биться медленней, и мне становится немного легче дышать.

– Прости меня, – говорю я, заставляя себя выдавить смешок. – Я… у меня с недавних пор небольшой заскок по поводу смерти. Я не могу тебе объяснить. Ну, на самом деле, могу. Просто думаю, что я не хочу себя прямо сейчас выставлять еще большей идиоткой.

– Ты не идиотка, – шепчет парень.

– Кого может напугать кучка костей? Они же не могут мне навредить.

– Кого волнует, что сказал тот парень! Извини, я не должен был тебя туда вести.

– Ты не знал. Обычно, мне бы это показалось очень захватывающим. Я уверена. Просто… у меня был трудный год.

Гейбл пинает камешек.

– Если хочешь, ты можешь мне об этом рассказать.

– Мой брат… у него проблемы. Мы недавно узнали, что он аутист, и к тому же у него могут быть и какие-то другие диагнозы. Он… недавно пытался убить себя. Так что, я думаю, что мысли о смерти не очень мне помогают прямо сейчас.

Гейбл взрагивает.

– Боже, мне так жаль, что я потащил тебя туда. Я такой дубина.

– Ты не знал.

– Я все равно ощущаю себя придурком.

Я улыбаюсь.

– Два сапога пара.

Он прищелкивает языком и оглядывается вокруг, будто в поисках чего-то. Я смотрю, как он стучит пальцем по своей идеально-приподнятой нижней губе.

– Есть еще пару мест под землей, – говорит Гейбл. – Фактически – это нелегально, и иногда люди делают странные вещи, но зато там нет частей тела.

– Нет частей тела? Это здорово. И где эти места?

– Я не знаю, – говорит парень, доставая мобильный. – Но я все выясню.

Сперва зайдя в магазин, чтобы прикупить нужные вещи, мы с Гейблом едем в метро, а затем идем по темному двору одной из множества многоэтажек Монпарнаса. Мусорные контейнеры стоят в ряд по одной стороне, а все остальное пространство выглядит так, будто им кто-то пользуется.

Гейбл указывает на очередной задний двор:

– Нам туда.

Там просто люк.

– Ты уверен?

Парень утвердительно кивает.

– На сайте написано, что нужно поднять крышку и спуститься по лестнице.

– Окей, – с опаской отвечаю я. – Давай сделаем это.

Поднять крышку люка – это легко. Что на самом деле пугает, так это спускающаяся вниз лестница. Дневной свет освещает несколько ступенек, но от этого только становится видно, что они ведут в кромешную темноту.

Гейбл достает фонарик, который мы купили, и вставляет его в кармашек рубашки.

– Здесь нет ничего страшного, – говорит парень, одновременно ставя ногу на первую ступеньку. Первые пару ступенек Гейбл выглядит ужасно неуклюжим, но, когда он становится более уверенным, парень поднимает взгляд на меня. – Давай. Это проще простого.

Он улыбается, а я дрожу, зная, что должна последовать за ним. Все мое тело начинает трястись снова, когда я проскальзываю в дыру и начинаю спускаться. Света хватает только на пару шагов, а потом нас окружает темнота.

– По крайней мере, я не могу посмотреть вниз, даже если бы и захотела, – говорю я, нервно смеясь.

– С тобой все будет хорошо, – подбадривает меня Гейбл. – С нами обоими.

Я не знаю, как долго мы спускаемся, но мне начинает казаться, что это длится уже вечность. Мышцы болят, а ноги начинают трястись от усталости, а не от страха. Это хороший знак, я надеюсь.

Наконец, Гейбл говорит:

– Ну все, я внизу.

Мгновение спустя моя нога касается твердой земли. Гейбл включает фонарик.

Место со своими квадратными стенами и огромным пространством больше похоже на комнату, чем на пещеру. Повсюду видны граффити, новые теги и старые каракули и рисунки. Они виднеются повсюду: на каждой плоской поверхности, в каждой нише.

– Может, зажжем пару свечек? – спрашивает Гейбл, вытаскивая коробок спичек, который мы купили. – Или еще немного побродить с фонариком?

Фонарик вселяет в меня чувство того, что в темноте скрываются монстры, и что в любой момент на нас может что-то выпрыгнуть. Но я вроде как хочу еще немного изучить это место.

– Пошли сюда, – говорю я, указывая на большой выбитый дверной проем.

За ним находит очередная огромная комната, в которой находится некое подобие узкой скамейки, которая тянется по всей длине помещения. В центре комнаты расположено множество самодельных каменных скамеек, словно в церкви.

– Я прочитал статью в National Geographic о том, что полиция нашла здесь нелегальный кинотеатр, – говорит парень. – Экран, проектор, кресла, колонки, все, что нужно. Даже бар.

– Это безумие, – шепотом говорю я, чтобы не спровоцировать эхо. – Как они все это сюда притащили?

– Через выходы, должно быть, – отвечает Гейбл. – Здесь их немного. Скорее всего, здесь можно бродить часами и не найти другого выхода кроме того, через который зашли.

Меня передергивает.

– Давай будем держаться поближе к нашему.

– Конечно. Те, кто хардкорно все здесь исследует, – профессионалы.

– А мы определенно любители, – подтверждаю я.

– В точку.

– Давай зажжем свечи.

Гейбл достает упаковку свечек и протягивает ее мне.

Свет от свечек, которых, кажется, сотни, освещает красоту, которую мне казалось невозможным отыскать на глубине нескольких сотен метров ниже улицы. Стены не просто разрисованы граффити: они словно покрыты фресками. Там есть неизвестные лица, нарисованные с заботой художника, рисующего на холсте. Там есть и прибрежный пейзаж, настолько подробный, что можно разглядеть крылья чаек и выражения лиц отдыхающих. Есть множество голых тел, извивающихся, танцующих и делающих то, чего не должен видеть ребенок. Я чувствую, что краснею, когда мы зажигаем свечи и видим еще больше картин, которые до этого были спрятаны в темноте.

Когда вся комната освещена мягким светом, мы присаживаемся на одну из скамеек. Самая впечатляющая, самая откровенная картина разворачивается во всю стену.

Это Собор Парижской Богоматери, нарисованный так четко, что мне кажется, что я вновь стою в сквере и смотрю на башни. Голубое небо, деревья и Сена – все так точно, даже несколько людских теней, которые заполняют дорожки перед собором. Несколько таких теней стоит на башнях и смотрят вниз.

«Откуда пришли камни», – подписал художник под своей невероятной картиной.

– Раньше эти пещеры были шахтами и карьерами, – говорит Гейбл. – Должно быть, отсюда брали камни для строительства Нотр-Дама.

– Это прекрасно, – шепчу я. – Что за человек рисует что-то настолько красивое так далеко от человеческих глаз? Почти никто не видит этого.

– Они хотели, чтобы эти картины увидели правильные люди, – шепотом отвечает мне парень.

Дыхание Гейбла щекочет мне шею, отчего по телу вновь проносятся мурашки. Я поворачиваюсь к Гейблу лицом, и в этот момент парень целует меня. Я словно деревенею. Его губы мягко нажимают, словно задают вопрос, и я медленно таю. Его руки скользят по моей талии.

Все мое тело словно говорит о, вот как оно, целоваться.

Я быстро понимаю, что хороший поцелуй меня вводят в транс. Единственная вещь, которая меня волнует, – это быть так близко, насколько это вообще возможно. Когда мои руки не могут обнимать его достаточно крепко, я карабкаюсь к нему на колени, просто чтобы быть ближе. На секунду я расстраиваюсь, когда Гейбл прерывает поцелуй, но счастье возвращается, когда я понимаю, что он сделал это, только чтобы покрыть мою шею и плечи поцелуями. Я понимаю, что я слишком спокойно себя веду, поэтому немного шумлю, чтобы дать ему понять, насколько я счастлива. Но затем эхо подхватывает мой шум, от чего я и пугаюсь.

Гейбл оставляет последний медленный поцелуй на моих губах и садится обратно. Его глаза наполовину закрыты, а потом, когда он берет мое лицо в руки, становятся мечтательными. Я должна выглядеть потрясенной и напряженной. По крайней мере, я так чувствую.

– Привет, – шепчет парень.

– Ой, привет, – шепчу я в ответ.

– Как ты?

– Хорошо. А ты?

– Лучше не бывает.

Я хихикаю, и мой смешок подхватывает эхо. Гейбл смеется и снова закрывает зубы.

– Не надо, – говорю я, касаясь парня. – Просто дай себе улыбнуться.

Он не перестает кусать губы. Я пытаюсь разжать его челюсти, и от этого он начинает смеяться, выставляя напоказ свои прекрасные зубы цвета слоновой кости.

– Почему ты их прячешь? – спрашиваю я.

– Зубы? – вопросом на вопрос отвечает парень. – Потому что почти все они не мои.

– Что?

– Это имплантаты, – поясняет Гейбл. – Когда я был младше, я потерял много зубов. У меня не было денег, чтобы сходить к стоматологу, они… отказывались. Я обошел кучу врачей. Так что да. Когда почти всю твою жизнь люди постоянно смотрят тебе в рот, ты стараешься не улыбаться.

– Это ужасно. Мне так жаль, – шепчу я. – Парень только пожал плечами. – Но они красивые. Я бы никогда не подумала, что они ненастоящие. Я бы просто подумала, что у тебя невероятные навыки в чистке зубов.

Он смеется, и я оказываюсь так близко к нему, что невольно подскакиваю.

– Тогда мне стыдно за то, что они сделали меня обманщиком.

– Я не думаю, что ты обманщик. Пока ты не врешь по поводу этого, все в порядке.

– Этого?

Я жестом показываю на расстояние между нами. Я все еще сижу у него на коленях лицом к нему, а мои ноги крепко сжимают Гейбла. Его руки обнимают меня, поддерживая. Я имею в виду поцелуй и все остальное.

– Я бы никогда не подцепил тебя просто так, от нечего делать.

– Но ты можешь сделать это случайно? – издеваюсь я.

– Эм-м… Кажется, я забываю, где лестница, по которой мы спустились, – признается парень.

Мы оба смеемся, но вскоре приходим в себя.

– Я на самом деле не хотела бы потеряться здесь, – говорю я. – Что, если на нас нападут пещерные жители? Что если здесь есть монстры? Что если мы будем медленно умирать от голода?

– Успокойся, – снова смеясь, говорит парень. – Хуже всего здесь – это груды костей. – Я думаю, что Гейбл мгновенно осознает, какую ужасную вещь он только что сказал. – О, боже. Прости. Пожалуйста, не дай своим глазным яблокам выскочить.

– Я в порядке, – отвечаю я. – Пока мы будем в состоянии выбраться отсюда.

– Мы выберемся, я обещаю, – серьезным тоном произносит Гейбл. – И почему бы нам не начать с того, что ты с меня слезешь?

Я неуклюже встаю с его колен, отряхивая воображаемую пыль со своих штанов. Я должна делать вид, что в этом нет ничего особенного, я должна притворяться, что в этом нет ничего особенного…

– Может, погасим свечи? – спрашивает меня Гейбл. – Или просто оставим их горящими? Я не думаю, что здесь может вспыхнуть пожар от этого.

– Если свечки догорят до конца, то у следующих людей не будет никакого света.

– Думаю, ты права. Что ж, начинай тушить.

Парень включает фонарик, а я дую на каждую свечку, чтобы затушить. Гейбл пытается сделать это более зрелищным образом: зажимая фитиль пальцами.

– Не очень-то и больно.

– Прекрати это! – Я подавляю желание ударить его по руке, когда он снова гасит свечку по-старому. – Прекрати, ты же обожжешься.

– Не-а.

– Делай так, когда меня не будет рядом, – поддразниваю я. – Я не хочу ехать с тобой в больницу. А сейчас убирайся с дороги, я дую.

– Определенно, – отвечает парень, смеясь.

Хорошо, что мы шутим и светим немного фонариком, потому что темнота начинает душить меня. С каждой потушенной нами свечкой, мы скрываем все больше рисунков. Я оставляю Собор Парижской Богоматери напоследок, потому что он был последним, что мы открыли, и это последняя вещь, с которой я хочу расставаться. Наконец, мы остаемся в темной комнате без каких-либо признаков красоты. Только чернота.

Гейбл протягивает мне свою руку, а затем ведет к комнате с лестницей.

– Ты довольно быстро ее нашел, – замечаю я.

– Я же говорил, что не дам тебе заблудиться, – отвечает парень. – Ты поднимешься первой. А я буду сдерживать монстров.

Я закатываю глаза, прежде чем начать подниматься, но, когда Гейбл уже не мог меня видеть, я довольно улыбнулась. У меня никогда не было кого-то, кто бы дрался с монстрами позади меня. Я всегда была защитником, а защищенной – никогда.

Все идет гладко, пока мои ноги не начали превращаться в желе на середине лестницы. Боль стреляет прямо в колени. Руки так сильно хватают ступеньки, что я боюсь, что мои суставы порвутся, и я упаду, несмотря на все мои усилия цепляться за жизнь. Неизбежно. Прощай.

Леви.

– Ты сделаешь это, – подбадривает меня Гейбл полным оптимизма голосом. – Шаг за шагом, ты справишься.

Я трясу головой. Он не может видеть этого в темноте, но сейчас у меня даже голос пропал. Я сжимаю глаза, чтобы не дать политься слезам, но в принципе это не важно. Вокруг меня сплошная темнота.

– Кейра? – Гейбл легонько дотрагивается до моей ноги. – Вперед, договорились?

– Я не могу.

– Ты можешь. Ты должна это сделать.

Руки начинают дрожать. Это единственное, что удерживает меня на этой лестнице, и они собираются меня подвести. Зубы стучат. Становится холодно.

Откуда-то снизу раздается щелчок. Я смотрю вниз. Гейбл, держась за лестницу одной рукой, достал фонарик из кармана. Он освещает ржавые, грязные, мокрые стены вокруг нас. Мы находимся в крошечной трубе, чуть шире наших тел. Темнота преследует нас. Здесь слишком, слишком темно. Я обхватываю рукой лестницу, поддерживая таким образом свое тело. Мои мышцы немного расслабляются. Я же могу остаться в таком положении, правда?

Свет падает на расстояние двадцати футов надо мной. Я могу видеть небо; в кругу люка мелькает птица. Я тяжело вздыхаю. Возможно, я бы и смогла остаться здесь в темноте. Здесь удобно и безопасно. И я вижу небо.

Я снова хватаюсь за ступеньку и делаю шаг к выходу.

– Вот так, Кейра, ты справишься. Один… два… три...

Он продолжает считать. Мое тело работает, находя решимость в каких-то резервах. Я все еще дрожу, а в моем сознании этот туннель рисуется еще уже, чем в реальности, но теперь я уверенно продвигаюсь наверх. Яркий круг все расширяется.

– Мы сделаем это, – успокаивает Гейбл, пока мы карабкаемся наверх. – Не волнуйся, мы это сделаем.

И мы сделали это. Вскоре мы оба оказываемся во дворе. Я так рада его увидеть, что мне этот двор кажется королевским. Моя сила покидает меня, и я растягиваюсь на тротуаре. Я вдыхаю воздух – настоящий, свежий, принесенный ветром, а не застывший под землей, пока Гейбл закрывает крышку люка. Парень садится рядом со мной и гладит по голове.

– Ты справилась, – говорит Гейбл. – Я знал, что ты сможешь.

Я только киваю и закрываю глаза. Прихожу в себя.

Дышу.

После этого приключения мы просто не можем остановиться. Мы садимся на метро до Монмартра и выполняем еще одну мою мечту: мы едим в том самом кафе, в котором проходили съемки «Амели». Гейбл покупает мне картину у одного из художников. На ней изображен Нотр-Дам в стиле Моне: большие мазки и светлые, мягкие цвета. Потом, вдохновленные картиной, мы отправляемся к Собору Парижской Богоматери. Поднимаемся на вершину колокольни. Ветер треплет наши волосы, а Гейбл целует меня на фоне всего Парижа.

По мере того, как начинает смеркаться, мы покупаем блины и, увидев Нутеллу, я вспоминаю.

Леви.

– Вот же дерьмо, Гейбл, – чуть не срываясь на крик, в волнении говорю я. – Я сказала Леви, что вернусь к двум. Уже почти семь! Дерьмо.

Я встаю и, наверное, впервые за день, достаю телефон из кармана: семнадцать пропущенных от Леви.

– Я должна вернуть прямо черт-его-подери сейчас.

– Могу я… То есть, ты хочешь, чтобы я пошел с тобой? – спрашивает Гейбл. – Я пойму, если ты совершенно не хочешь меня там видеть, но…

– Нет, пойдем со мной, – не даю договорить парню я. Я в ужасе от того, что мне может наговорить Леви – гормоны вмешались во все твои умственные способности, идиотка? Возможно, он не станет психовать при виде Гейбла.

Мы садимся на метро до площади Италии, а затем идем пешком до отеля. Все это время я не перестаю звонить Леви, но брат не поднимает трубку, и я все время попадаю на голосовую почту. Боже, Леви.

Когда мы с Гейблом оказываемся в лифте, я понимаю, что Леви может ходить в нижнем белье или – нервно сглатываю, – вообще без ничего. Повсюду могут валяться закуски из автоматов, разбросанные по полу носки или любые другие отвратительные вещи.

– Эм… будет лучше, если я зайду первая, – говорю я Гейблу, когда мы оказываемся перед дверью нашего номера.

Дверь открывается и в образовавшемся проеме можно увидеть центр комнаты и часть наших кроватей. Одеяла, как обычно, разбросаны, но из-под них не виднеется нога Леви. По телевизору идет какое-то полицейское ТВ-шоу настолько громко, что становится больно ушам. Я прохожу дальше в комнату и выключаю телевизор.

Леви в кровати нет. Его нет и на балконе. Я стучу в дверь ванной, а затем толчком открываю ее, но там брата тоже нет. Его телефон лежит на телевизионном столике, экран показывает все пропущенные вызовы от меня.

– Леви?

Ответа нет.

Мое сердце колотится с такой силой, будто собирается прорваться сквозь кожу. От страха я опираюсь на дверной косяк.

Где, черт возьми, Леви?

– Кейра? – зовет меня из коридора Гейбл. – Я могу войти?

– Эм, да, да.

Я слышу шорох ботинок, когда Гейбл идет по ковру. Передняя дверь захлопывается.

– Что-то случилось?

Я киваю. Я не могу перестать обыскивать ванну глазами. Раковина. Ванна. Душевая кабинка.

– Леви пропал, – шепчу я. Я услышала те слова, которые крутятся у меня в голове, и я просто не могу этого вынести. Я иду назад, натыкаюсь на Гейбла, но я слишком подавлена для того, чтобы это был сильный удар. – Он пропал, его здесь нет. Где он, черт возьми?

– Может, он пошел за едой?

– Он не любит выходить на улицу один, он бы дождался меня, даже если бы умирал с голоду!

– Ладно, дыши глубже, – говорит Гейбл, одновременно аккуратно кладя мою картину на стол. – Дыши глубоко, да?

Я киваю.

– Я никогда не слышал таких маленьких вдохов.

Вдох, выдох. Вдох, выдох.

Вдох… выдох.

Гейбл сжимает мою руку.

– Ты в порядке?

Я снова киваю.

– Теперь, если мы уверены, что Леви здесь нет, нам нужно спуститься в холл и спросить у регистратора, не видели ли они его, – спокойным тоном продолжает говорить Гейбл. У меня никогда бы не получилось говорить таким уверенным голосом.

Я иду за ним в холл. Увидев свое отражение в зеркале лифта, я чуть не подпрыгнула. Моя кожа призрачно серая.

Мы подходим к стойке регистрации, где парень, который, как я думаю, является менеджером, перекладывает бумаги и что-то насвистывает. Гейбл смотрит на меня, но, когда я не предпринимаю никаких действий, чтобы заговорить, подходит к парню и спрашивает:

– Извините, месье, вы говорите по-английски?

Он фальшиво, как мне кажется, улыбается.

– Вы не видели моего брата? – спрашиваю я. – Е... его нет в нашей комнате, и он вряд ли пойдет куда-то в одиночку.

Регистратор прищуривается, роясь в памяти.

– Высокий? – спрашивает он, руками показывая примерный рост. – Крупный парень? Очки?

– Да! Да, это он!

– Он куда-то ушел. Приблизительно два часа назад.

Гейбл хватает меня за руку, прежде чем я понимаю, что падаю. Логотип отеля позади менеджера двоится в глазах.

– Что-то не так? – спрашивает парень, метая взгляд между мной и Гейблом.

– Да, – отвечает за меня Гейбл. – Ее брат… у него есть некоторые проблемы с мозгом, к тому же я думаю, что он плохо знает Париж.

Менеджер слегка кивает и обращается ко мне:

– Мадемуазель, сделайте все возможное для поисков вашего брата. Проверьте комнату, проверьте местные магазины. Если вы не найдете его поблизости, то тогда мы позвоним в полицию.

Я киваю, хотя мне хочется кричать, что нужно звонить в полицию прямо сейчас, сейчас, сейчас! Леви не ходит нигде в одиночку, но я знаю, что нельзя делать поспешный вывод о том, что он пропал без вести.

Вместе с менеджером, которого зовут Ив, мы возвращаемся в нашу комнату, потому что тот настаивает, что мы можем найти какую-то подсказку или след. Ив открывает уборную, будто надеясь, что Леви будет просто там сидеть.

– Возможно, он пошел в магазин?

– Нет, он не покидал комнату… целый день. Должно быть он голоден. Я должна была вернуться раньше, но задержалась.

Я трясу головой, но это не помогает избавиться от слез, которые засели у меня в горле.

– Ты не виновата, – подбадривает меня Гейбл.

Но я знаю, что это не так.

Я снова вернулась в ванну. Я не знаю, возможно, я думала, что Леви каким-то чудесным образом просто появится из ниоткуда. Его зубная щетка на месте, детская зубная паста на месте даже его разноцветные таблетки в маленькой коробочке на месте. Почему Леви здесь нет?

– Это его?

Я оборачиваюсь. Ив держит в руках кошелек со «Звездными войнами».

– Да, – шепотом отвечаю я.

Ив протягивает мне кошелек, и я сразу же открываю его. Все на месте. Дебетовая карточка. Кредитка на чрезвычайный случай, которую мама заставила взять с собой. Единственный американский доллар.

Нет только проездного на метро.

– Он взял проездной на метро, – шепчу я. Он может быть где угодно в Париже.

Следующий шаг: мы с Гейблом бежим в пекарню Марго и Нико.

Я забегаю в пекарню, звонок над дверью начинает звенеть, и Марго выходит из кухни, вытирая о полотенце руки. Ее доброжелательная улыбка вскоре превращается в беспокойную:

– Кейра, боже, что случилось?

Я открываю рот, но могу сказать только одно слово:

– Леви.

– Что? – Марго смотрит на Гейбла, и я с уверенностью могу сказать, что женщина сразу же принимает его как часть команды.

– Леви пропал, – отвечает Гейбл.

Марго роняет полотенце на пол.

– Нет. Когда вы в последний раз видели его?

– Этим утром. Перед тем как уйти на встречу с Гейблом, – на вдохе говорю я. – Я вернулась позже, чем обещала, и я думаю, что Леви пошел за едой. – Выдох. – Он взял с собой проездной на метро, он может быть где угодно.

Марго прикрывает рот рукой. Спустя пару секунд, женщина говорит:

– Я не видела его сегодня. Мне так жаль.

Я закрываю глаза. Марго берет меня за руку.

– Не волнуйся. Мы сделаем все возможное, чтобы помочь тебе.