Текст книги "Змеи Неба и Пламени (ЛП)"

Автор книги: Ребекка Кенни

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 16 страниц)

Кожа чудовища толстая и ребристая, видимо, огнеупорная и прочная, как старый кожаный доспех. Ничего из того, что я делаю, не даёт результата. Я недостаточно сильна, чтобы причинить ей вред.

Языки, обвивающие крылья Киреагана, сжимаются. Он издаёт вопль боли, но его голос меняется посреди рыка…

И так же меняется его тело.

Вспышка ослепительного фиолетового света взрывается от него, а затем он сжимается так резко, что кажется, он был здесь секунду назад, а в следующую – исчез. Языки бессильно падают на землю, как только исчезают гигантские крылья, которые они держали. Они начинают слепо ощупывать пространство, будто ищут дракона, который только что был у них в руках. Хотя я не вижу глаз или ноздрей, должно быть, у них есть какое-то восприятие тепла и движения, или, может быть, они ощущают воздух, как змеи… Но взрыв магии, похоже, ослабил их способность чувствовать добычу.

В центре этих извивающихся щупалец стоит высокий мужчина с длинными чёрными волосами, грациозными рогами и светло-коричневой кожей.

Я сразу узнаю Киреагана и не сомневаюсь в этом. Выживание – на первом месте. Всё остальное можно выяснить позже.

Он выглядит ошарашенным, поэтому я спешу к нему, перепрыгиваю через запутавшиеся щупальца и поднимаю его руку на свои плечи.

– Ты должен бежать, – говорю я. – Забудь обо всём остальном. Беги!

Его длинные ноги не слушаются, но с моей помощью он идёт по склону, прихрамывая. Мы достигаем края леса, как раз в тот момент, когда два языка скользят по задней части моих ног. Я кричу и толкаю Киреагана вперёд, заставляя двигаться быстрее, пока мы не оказываемся все зоны их досягаемости. Когда я оборачиваюсь, языки тычутся в деревья и изгибаются в подлеске. Я надеюсь, что их поисковые чувства навсегда повреждены.

– Давай, – говорю я, схватив Киреагана за руку и торопливо ведя его через лес.

– Что только что случилось? – слова звучат искажённо, будто ему тяжело формулировать их своим непривычным языком и губами.

– Не говори пока. Продолжай двигаться.

Мы не останавливаемся, пока не достигаем пляжа. Его ноги подкашиваются, и он падает на песок. Я снимаю свои разорванные сандалии и продолжаю идти, отчаянно, решительно, пока не добираюсь до воды, где смываю драконье дерьмо с рук и ног и тру свою кожу влажным песком, пока не чувствую себя снова чистой. Соль щиплет царапины, особенно порезы на ноге, но я приветствую боль. Я хочу, чтобы эта часть тела была тщательно очищена от прикосновений воратрицы.

Я не могу пока думать о Киреагане.

Я не могу справиться со всем этим.

Он превратился.

Чёрт, он стал человеком – или почти человеком.

Мог ли он всегда делать это? Сильно сомневаюсь, судя по его реакции. Это должно быть что-то новое.

Колдунья прибыла сегодня. Может быть, она пообещала выполнить заклинание, которое хотели драконы, а вместо этого сделала что-то другое. Что-то неожиданное.

Мои конечности наконец чисты, но я вся промокла с головы до ног, и холодный океанский ветер вызывает мурашки на коже. Всё же, я остаюсь на месте ещё минуту. Я смотрю на плоское серое море и следую взглядом до горизонта, где оно растворяется в туманной тени надвигающейся ночи.

Наконец, глубоко вздохнув, я поворачиваюсь и сталкиваюсь с принцем-драконом.

Он сидит там, где я его оставила, голый, на песке. Тёмная кровь пятнает его коричневую кожу в нескольких местах, а линия грязи тянется по его левому четко очерченному ребру. В тусклом свете уходящих сумерек он выглядит как красивый, раненый бог, выброшенный из моря. Его чёрные волосы покрывают плечи, пряди вздымаются на ветру.

Быстрыми, напряжёнными шагами я подхожу к нему. Моё сердце бешено стучит в груди, когда до меня доходит реальность произошедшего и того, что могло произойти. Он едва не погиб, и именно превращение спасло его.

– Ты – человек, – говорю я, запыхавшись.

– Похоже на то, – отвечает он, тщательно выговаривая каждое слово, его тон полон шока.

– Почему ты стал человеком?

– Колдунья, Телисе, – он несколько раз пытается произнести её имя, пока наконец не произносит его правильно. – Она обманула меня. Нет другого объяснения.

– Ты думаешь, она изменила только тебя, или всех драконов?

– Думаю, всех нас, – он быстро адаптируется к своему новому голосу, слова становятся яснее по мере того, как он продолжает. – Она предупредила, чтобы мы остались на земле с пленницами этой ночью. Сказала, что это для вашего блага, чтобы вам было безопаснее и удобнее во время превращения, но, очевидно, она не хотела, чтобы мы трансформировались в воздухе, падали с неба и разбивались на куски. Небольшая милость, наверное.

Я фыркаю.

– И почему ты поверил ей, что она проведёт это заклинание?

– Мы сказали ей, что если она не выполнит заклинание, она останется нашей пленницей навсегда. Я пообещал, что, если она сделает всё правильно, то заслужит свою свободу.

– А что, если бы она провела заклинание, как её отец, и убила бы всех мужчин-драконов?

– Проведение того заклинания убило Верховного Колдуна, и я предположил, что она не захочет умереть.

– Ну… по крайней мере ты пытался всё продумать.

Он смотрит на меня, с явным раздражением в глазах – в красивых тёмных глазах. Человеческие глаза, на красивом лице. Боже, как он красив. Зачем колдунье было делать его таким великолепным? Широкие плечи, мускулистая грудь с упругими сосками. Очерченный пресс, крупный член, сильные бёдра… Я резко перевожу взгляд на его лицо, чувствуя, как краска заливает щеки.

– Это постоянное превращение? – спрашиваю я.

– Не совсем, думаю. – Он кладёт длинные коричневые пальцы на грудь. – Я всё ещё ощущаю свою драконью форму и силы внутри себя, хотя не знаю, как их снова активировать.

– Понятно, и у тебя всё ещё есть… – Я жестом указываю на его рога. – Интересно, как долго продлится эта форма.

– Не знаю. – Мышца на его челюсти подёргивается.

– Тебе стоит встать и смыть песок, иначе потом тебе будет очень неудобно.

– Хорошо.

Должно быть, страх заставил его раньше бежать, потому что когда он пытается встать в этот раз, его ноги подкашиваются, и он сразу падает обратно.

Я не могу сдержать маленький смешок, и он бросает на меня взгляд, который мог бы испепелить камень.

– Хочешь помогу? – спрашиваю я.

– Это песок, – рычит он. – Он не… я не могу… как вы, люди, можете существовать с такими отвратительно узкими ногами?

Я подхожу ближе, протягиваю обе руки. После нескольких проклятий и неудачных попыток он сдается, хватается за мои пальцы и, наконец, с трудом поднимается. Его высокая, подтянутая фигура качается рядом со мной, его твердая грудь касается моей.

В моей голове тут же возникают образы – лицо дракона между моими бедрами, его язык, проникший в меня. Я помню ощущения, когда я ехала на его спине – восторг от того, что такое мощное существо подо мной. Я тогда чувствовала себя развратной, возбуждённой им, и ненавидела себя за это. Но теперь он уже не дракон. У него широкая, теплая грудь, мускулистые руки и пальцы – боже, какие сильные пальцы, с темными когтями. Когда он двигается, на его коже появляется мерцание, как легкое свечение драконьего огня, скрытого глубоко внутри.

Мне так хреново.

– Давай тебя приведем в порядок, – решительно говорю я. – Смотри под ноги. Потихоньку.

Мы заходим в океан, пока вода не поднимается ему до колен. Пока шли, он не переставал смотреть вниз, между своих ног, на маленький, но весьма приличный мужской орган, который там болтался. Видимо, это его не устраивает.

– В чем дело? – спрашиваю я.

Он смотрит на меня с трагическим выражением на лице.

– Он такой маленький.

Я сдерживаю смех, не веря своим ушам.

– Нет, он совершенно точно не маленький. Может, по сравнению с твоим драконьим членом, но для человека это очень даже крупный. И очень даже неплохой, – черт, мне нужно заткнуться. – Ладно, давай зайдем немного глубже, чтобы ты мог помыться, а потом найдем укромное место, без ветра.

– Я чувствую себя таким крохотным и голым, – говорит он, содрогаясь.

– Ты и есть голый.

– Это не только отсутствие одежды. Я чувствую себя слабым. Беззащитным. Уязвимым. Как вы живете так? Вы, должно быть, все время боитесь.

– Иногда. Особенно когда меня хватает гигантский дракон и уносит далеко от всего, что я знаю.

– Понял, – бурчит он.

Мы заходим еще глубже, вода доходит ему до талии. Он упирается одной рукой в мое плечо, чтобы не потерять равновесие, пока отмывает песок с нижней части тела и смывает кровь с торса и рук. Он морщится от жжения соленой воды, показывая ряд белоснежных зубов с острыми, как у хищника, клыками.

На его коже есть несколько ран. Видимо, те места, где была вырвана чешуя, перешли на человеческое тело. Но они не такие глубокие, как были у формы дракона.

Большая волна накатывает, и я твердо ставлю ноги, помогая ему оставаться на месте, пока она не накроет нас обоих и не пройдет дальше, уносясь к берегу.

– Волны легко могут унести нас, – говорит он. – С такой тонкой кожей почти нет защиты от стихии.

– И теперь ты понимаешь нашу привязанность к одежде.

Он смотрит на меня, в его темных глазах появляется блеск осознания – почти восхищение.

– Для того, чтобы выжить в таком теле, нужно особое мужество. Чтобы создать что-то из своей жизни, чтобы найти радость, когда ты так слаб и беспомощен.

Я закатываю глаза.

– Мы не так беспомощны, как ты думаешь.

Мы снова идем к берегу, и я веду его вверх по пляжу к большому плоскому камню, частично скрытому другим огромным камнем, который нависает над ним под углом, образуя укрытую нишу. Я сажусь в позу лотоса под наклонной плитой. Киреаган опускает свой зад рядом со мной и пытается сесть, скрестив свои длинные ноги, но выходит немного неловко. Через мгновение он сдвигается вперед, чтобы освободить место для головы, чтобы рога не скребли о камень.

– Это сон, – говорит он совершенно спокойно. – Я был проглочен воратрицей, и я вижу это во сне, пока перевариваюсь в его животе.

Я тянусь к нему, беру его сосок между большим и указательным пальцами и кручу.

– Черт! – восклицает он.

– Вот тебе доказательство, что ты не спишь.

Он смотрит на себя, потом трогает свои соски.

– Это странно. Они как твои молочные железы. Они дают молоко?

– Я отдам тебе все украшения, что на мне, если ты больше не скажешь слово «молочные железы». И нет, ты – мужского пола, так что кормить никого не будешь. Боже.

– Еще одно упоминание о «боге», – говорит он. – Ваши люди поклоняются богу?

– Скорее, идее о боге. Творцу. Существо силы, которое привело мир в движение. Сейчас его чаще всего используют как ругательство.

– Мы верим в Строителя Костей. – Вместо того, чтобы пояснять, он начинает трогать свой член. Он поднимает его, рассматривая свои яички. – Что это?

Я прикладываю руку к лбу.

– Почему? Почему именно я? Почему мне приходится объяснять это тебе?

– Я откровенно делился информацией о своем виде, – холодно говорит он. – Ты можешь хоть немного отплатить за это.

– Это твои яички. Когда ты достигаешь оргазма, именно оттуда выходит сперма. То есть, э…

– Семя, – говорит он.

– Это почти так же плохо, как «молочные железы», но да.

– Эти части тела у драконов внутри, – замечает он.

– Творец оставил их снаружи, когда формировал человеческих мужчин, чтобы нам женщинам было что пнуть.

Киреаган не отвечает. Он внимательно рассматривает головку своего члена.

– Думаю, мне не стоит здесь быть, – говорю я, вставая и ударяясь макушкой о наклонную каменную плиту. – Ай! Черт.

– Вид моих гениталий вызывает у тебя дискомфорт, – говорит он. – Хотя я видел все твои части и даже пробовал их.

– Это не имеет значения, – задыхаюсь я, держась за голову. – Боже, как больно.

– Мне тоже больно. – Он меняет позу, вздыхая. – Боль и дискомфорт кажутся более сильными в этой форме. Не удивительно, что ты всегда такая неприятная.

– Я неприятная? Ты непереносимый ворчун. Если я время от времени бываю неприятной, так это потому, что меня похитил высокомерный дракон, который считает, что имеет право забрать меня и решать мою судьбу.

– На войне такие права принадлежат победителю. Я забрал тебя. Я владею тобой.

Его голос не так глубок, как в форме дракона, но, когда он произносит эти слова, мое тело мгновенно нагревается. Это, конечно, бунт, но что-то еще – извращенное наслаждение, которое пронизывает мой живот, смешанное с чувством вины, потому что мне не должно нравиться, когда он говорит такие ужасные вещи.

– Ты не владеешь мной, – произношу я, но слова звучат не так твердо и дерзко, как я хотела. – Ты не можешь владеть человеком, душой.

Но он снова отвлекается, проводя пальцами по своему мускулистому предплечью. На нем есть небольшие волосы, как на груди и ногах. Чуть выше его члена тоже легкий слой вьющихся темных волос. Он гораздо менее волосат, чем большинство мужчин, но сам факт их наличия кажется ему чем-то невероятно увлекательным. Он берет прядь своих шелковистых черных волос и начинает внимательно ее рассматривать.

– Мне не нравится эта форма, – заявляет он. – Я почти чувствую свои крылья, но их нет. Я привязан к земле, как слизняк на камне. И я такой маленький, как кролик, который должен прятаться под камнями. Все же я больше тебя. Как ты себя чувствуешь? Беспомощной?

– Продолжай называть меня слабой и беспомощной, и я покажу тебе, каково это – получить пинок по яйцам.

Несмотря на наступающие сумерки, я понимаю, что он смотрит на меня с внезапным интересом, его внимание теперь сосредоточено на моем теле.

Без предупреждения его пальцы скользят по моей голой ноге. Его рука приятно теплая, будто она прогревается изнутри, а мне холодно, так что я не протестую.

– Твоя кожа, – шепчет он. – Такая мягкая. Я чувствую ее гораздо лучше сейчас.

Он берет мою руку и проводит пальцами по костям запястья и пальцев. Я едва дышу, очарованная тем, как внимательно и осторожно он меня исследует.

– Ты боишься меня? – спрашивает он.

– Нет.

– Твой пульс учащен.

– Я не боюсь.

– Тогда, злишься?

– На тебя? Всегда.

Он смеется, потом качает головой.

– Мой голос звучит по-другому.

– Ты все равно говоришь своим голосом. Просто не так грозно. У тебя больше нет легких, размером с лодку.

Внезапно его рука обвивает мою шею, и я вздыхаю. Но это не удушение и не ласка. Он все еще исследует.

Его ладонь опускается ниже в темноте. Скользит по моей шее к ключицам, вдоль груди. А затем… к моим грудям.

Я не знаю, почему позволяю ему делать со мной в темноте то, чего никогда бы не допустила при свете дня. Ночь смягчает мой разум, пробуждает каждую клеточку моей кожи, делая её невыносимо чувствительной. К тому же, здесь холодно – под скалами, на берегу, – а он тёплый. Божественно тёплый.

Он поднимает полоску розовой ткани, обвивающую мою грудь, и охватывает ладонью обнажённую грудь.

Моя промежность трепещет – тёплая, набухшая, влажная. Соски напрягаются – от холода и возбуждения.

– Ты не сбежала от воратрицы, – шепчет он. – Ты осталась и пыталась помочь мне. Не могу отрицать, что твоя жертва тронула меня.

– Я всё равно ненавижу тебя, – выдыхаю я. – А ты ненавидишь меня.

– Конечно. – Но в его голосе звучит что-то такое, что заставляет меня засомневаться.

– И я всё ещё последняя, для кого ты станцуешь в начале брачного сезона, – подталкиваю его. – Если такое вообще теперь возможно.

Он замолкает на мгновение, затем продолжает ласкать мою грудь, почти рассеянно, словно её гладкость и тяжесть утешают его.

– Спаривание будет. Я почувствовал первые признаки жара, и ощущаю его даже сейчас. Мы знаем, что чародейка может изменять формы. Мне лишь нужно снова её навестить и убедить выполнить то, что я просил. Она снимет это заклятие и наложит нужное.

– А если она этого не сделает?

Его рука скользит ниже, путешествуя по моему животу.

– Тогда нам придётся спариться в этом облике и посмотреть, что выйдет из такого союза. – Он отодвигает ткань, повязанную на моей талии, и проникает рукой в моё нижнее бельё.

Чёрт, он собирается дотронуться до моего клитора. Я откидываюсь назад, опираясь на руки, стараясь не застонать, пока его пальцы подбираются всё ближе.

– Осторожнее, – выдыхаю я. – Твои когти. Пожалуйста…

– Я не причиню тебе боли. – Он наклоняет ладонь так, чтобы только подушечки пальцев касались моих половых губ. – Мне нравится, как это ощущается. Ах, вот оно. Особенное место. – Он слегка постукивает пальцем по моему клитору, и из моих губ вырывается тихий стон.

– Ты такая маленькая и нежная, принцесса. – Хотя вокруг темно, в его голосе звучит усмешка. – Ты мне нравишься такой. Покорной. Готовой к спариванию.

– Это не… ах… – Высокий вздох вырывается из меня, когда он начинает меня гладить – сперва неуклюже, а затем мягко, ритмично, его пальцы скользят, мокрые от моего возбуждения.

– Влажность служит смазкой для спаривания, не так ли? – бормочет он. – Эти человеческие пальцы ощущают всё. В этом одна из прелестей этого облика.

– Хватит. – Я хватаю его за запястье и отталкиваю его руку. – Не трогай меня там.

– Но тебе это нравится.

– Да, мне нравится стимуляция. Но я не хочу делать это с тобой. Я позволила тебе однажды меня лизать, и это была ошибка. Я её больше не повторю.

Я не вижу его лица в темноте, но чувствую напряжение между нами, пульсирующую в воздухе потребность. Клянусь, я улавливаю его запах – жар его тела, мускус возбуждения. Я представляю, как этот длинный член проникает в меня…

– Нам нужно отдохнуть, – говорит он. – Моё ночное зрение пропало, так что мы не можем идти в темноте. Кроме того, это опасно – фенволки бродят по лесу. Они редко подходят к пляжу, так что здесь мы будем в безопасности.

– Надеюсь. – Меня бросает в дрожь при мысли о том, что волки могут настичь нас ночью – двух голых, безоружных людей. Для них мы будем лёгкой добычей.

– Ты замёрзла? – спрашивает он.

– Да.

– Тогда мы ляжем вместе, и я согрею тебя.

Я не могу придумать веской причины, чтобы отказаться. Ночь будет становиться только холоднее, и без его тепла я рискую серьёзно пострадать от переохлаждения.

– Думаю, нам придётся, – бормочу я.

Мы устраиваемся: он снаружи, его спина обращена к пляжу и океану. Я поворачиваюсь к наклонной скале, прижимаясь спиной к груди Киреагана – и, что особенно смущает, моими ягодицами к его паху. Он наполовину возбужден, и когда я осторожно подвигаюсь ближе, чувствую, как его член дёргается.

Он аккуратно обхватывает меня за талию, притягивая к себе.

– Это гораздо приятнее, чем я ожидал. Тебе достаточно тепло?

Мои руки, ноги и нос всё ещё холодные, но остальная часть тела кажется раскалённой. Никогда прежде я не лежала вот так, обнажённая, с мужчиной. Мои предыдущие встречи были довольно краткими, без времени на объятия – иначе нас могли бы застать и превратить в повод для дворцовых сплетен.

– Руки замёрзли, и этот камень ужасно неудобный, – шепчу я.

– Всё ещё жалуешься. – В его голосе нет раздражения. Скорее, он пропитан лёгкой насмешкой или даже… теплотой.

– Ты довольно спокойно принимаешь все эти перемены, – замечаю я.

Его тело напрягается.

– Если быть честным, я в ярости. И мне страшно. Но вот это… – он чуть крепче прижимает меня, – это ощущение на коже – приятно.

– Даже несмотря на твою рану?

– Даже так.

Мы лежим в молчании. Быть в его объятиях – это как прижиматься к массивной стене из твёрдых мышц, покрытых гладкой, словно атлас, кожей. Его тепло окутывает меня, проникая до самых костей, и, если подложить руку под голову, камень становится не таким уж неудобным. В скале есть несколько углублений, и я нахожу подходящее место для бедра и плеча. В сущности, я могла бы заснуть… если бы мой живот не издавал такие громкие звуки. Я не ела с завтрака в женском загоне, ещё до того, как мы начали планировать побег.

В животе снова урчит.

– Твоё тело слишком громкое, – замечает Киреаган.

– Я голодна. И да, я понимаю, что придётся ждать еды.

Он двигается чуть ближе и замирает, вдыхая.

– Ты нюхаешь меня? – шепчу я.

– Да. – Его губы касаются моего плеча, и мягкое тёплое дыхание обдаёт мою кожу. – Мне нужно лучше запомнить твой запах, чтобы найти тебя быстрее, если ты снова решишь убежать.

Я совсем забыла, что собиралась бежать, прятаться, бороться, делать всё возможное, чтобы не оказаться вновь в его власти. Сейчас всё это кажется таким незначительным, когда его сильные руки обнимают меня, а крепкие ноги сплетены с моими.

«Он сжигал людей заживо, Серилла», строго напоминаю себе. «Так много воинов Элекстана – уничтожены им и его драконами. Представь это. Почувствуй это. Не поддавайся этому глупому желанию, ложному ощущению безопасности, правильности. В этом нет ничего правильного».

Голос Киреагана звучит низким эхом, проходя через его тело и моё.

– Ты говорила, что знаешь другие песни, а не только ту раздражающую.

– Да.

– У тебя успокаивающий голос, – бормочет он. – Я подумал, ты могла бы спеть что-нибудь. Может быть, одну из тех песен, что ты сама сочинила.

Убийца. Похититель.

– Нет.

Он низко рычит, звук вибрирует у меня под кожей.

– Пой для меня, пленница.

– Нет.

С громким рычанием он впивается зубами в моё плечо, легко прикусывая. Резкий трепет проходит через мой клитор.

– Прекрати быть таким дикарём, – ахаю я. – Ты лучше этого. Спи.

Он больше не просит песню. Я предполагаю, что он уснул, потому что долгое время остаётся неподвижным. Проходят часы, но я могу лишь беспокойно дремать. Каждый раз, когда я немного меняю положение, я остро ощущаю толстый, твёрдый член, прижатый к моим ягодицам. Холод, его тепло, мой голод, его член… всё это слишком отвлекает, чтобы отдохнуть. Камень снова кажется неудобным.

Нет ничего более мучительного, чем длинная ночь, когда ты отчаянно хочешь спать, нуждаешься во сне, но не можешь заснуть. Подобные ночи часто случались в моей жизни, но во дворце у меня был чай или вино, чтобы уснуть. Здесь – ничего.

Чай… так давно я не пила хорошего чая. Кажется, я скучаю по нему больше, чем по собственной постели. Чай был моим главным наслаждением, моей единственной религией…

Меня вдруг встряхивает, когда Киреаган резко вырывается из моих объятий и, неловко переползая из-под наклоненного камня, устремляется прочь. Я поспешно выбираюсь следом и иду за ним, пока он, шатаясь, словно пьяный, пересекает песчаный берег.

Лунный свет заливает пляж, подчеркивая гребни волн и отбрасывая мягкое сияние на его тело – гладкие изгибы ягодиц, впадину вдоль позвоночника, широкие мышцы спины, частично скрытые покачивающимся полотном его чёрных волос. Звёзды сверкают на длинных, заострённых рогах.

Он снова падает, опирается на колено или ладонь, поднимается и, спотыкаясь, продолжает идти дальше.

– Что случилось? – восклицаю я. – Ты услышал хищника?

– Я не могу так больше, – с трудом выдыхает он, судорожно хватая ртом воздух. – Я должен всё исправить. Сейчас. Мне нужно найти чародейку.

– Не ночью! Вокруг волки. Киреаган, остановись. – Я выбегаю вперёд, чтобы встать перед ним лицом к лицу.

Его глаза дико блестят, челюсти размыкаются в отчаянной попытке вдохнуть, но дыхание слишком частое и неглубокое.

– Обхвати бёдра руками и наклонись, – велю я. – Опусти голову вниз. Так будет легче дышать.

Он подчиняется, его волосы скользят вперёд, прикрывая плечо. Кожа блестит от пота, тело трясётся так сильно, что диву даёшься, как он ещё держится на ногах. Осторожно кладу ладонь на его спину, между лопаток. Под пальцами ощущается бешеный ритм его сердца.

– Ты вернёшься в прежнее тело, – говорю я.

– А если нет? – выдавливает он с хрипом.

– Тогда ты научишься жить в этом теле.

– Нет. У меня нет сил в этом теле. Я не могу этого вынести.

– Ты собирался заставить меня пройти через подобное, – тихо произношу я.

– Это было бы изменение к лучшему. Ты стала бы сильнее, выше, величественнее. А это – превращение к худшему. Мне не следовало доверять этой чародейке.

– Вероятно, не стоило.

– И не следовало приказывать своим людям брать пленниц.

Я колеблюсь, поражённая. Впервые он признал, что похитить нас был ошибкой.

– Нет, не стоило.

– Надо было сказать ей, что я её люблю. Даже если это не было правдой. – Его тело сотрясает резкий всхлип, и я кладу на его спину вторую руку.

– Ты про свою Наречённую? – мягко спрашиваю я.

– Она сказала, что любит меня, незадолго до битвы при Гилхорне. А я не ответил. Больше она об этом не упоминала, но знаю, мое молчание причинило ей боль. Её сердце было как гора – крепкое и полное жизни. А моё… – Он поднимает из песка старую раковину с битыми краями.

– Не думаю, что это правда. Твоё сердце не самое доброе из тех, что я встречала, но у тебя есть хорошие качества. Ты заботишься о своём клане.

– Я говорил брату и сестре, что буду править вместе с ними, как равный партнёр. Но всё равно принимал ключевые решения, важные. А они позволяли мне это. Я делал то, что хотел отец, то, что клялся ему выполнить, и всё становилось только хуже. И теперь ещё это. – Он выпрямляется, роняет раковину и смотрит на свои руки. – Посмотри на меня.

– Могло быть хуже, – я отступаю на шаг, слегка наклоняя голову. – Ты хотя бы остался красивым.

Он смотрит на меня с недоверием.

– Чародейка могла превратить тебя в рыбу. Или лягушку, – замечаю я. – Или летучую мышь. Но она выбрала дать тебе этот шанс. Думаю, она хочет, чтобы ты лучше понял нас. Чтобы задумался над своими решениями.

– Она не показалась мне тем человеком, который занимается философскими экспериментами.

Он всё ещё дрожит, поэтому я кладу ладонь на его грудь, чтобы почувствовать биение сердца. Оно замедлилось и, кажется, возвращается к более безопасному ритму.

Когда я снова поднимаю взгляд, он смотрит на меня, и в его глазах бушует буря эмоций, которые я не могу распознать.

– Похоже, поспать у нас всё равно не получиться, – говорю я. – Может, попробуем найти что-нибудь поесть?

– У пляжа, у самой кромки леса, растут корни. В детстве я их обожал. Сейчас редко нахожу время, чтобы выкапывать их.

– Надеюсь, для людей они тоже съедобны.

Мы проводим предрассветные часы в поисках клубней. К счастью, их легко заметить благодаря огромным перистым зелёным вершкам. Прополощенные в морской воде, они вполне пригодны в пищу, хоть и немного крахмалистые.

Утолив голод, я собираю несколько пучков водорослей и плету для Киреагана нечто вроде свободной набедренной повязки. Это занимает пару часов, и к тому времени, как я заканчиваю, солнце уже встаёт.

Повязка не закрывает всё, особенно сзади, но прикрывает его причинное место, так что моё сознание перестаёт вопить «великолепный член» каждый раз, когда я смотрю на него.

– Спасибо, – говорит он, кивая, явно довольный результатом. – Теперь мы должны вернуться к остальным.

Я колеблюсь, вспоминая своё обещание избегать когтей драконов. Конечно, ситуация изменилась. Если это превращение окажется постоянным, захватчиков будет легче одолеть. Мне стоит вернуться хотя бы для того, чтобы обсудить всё с остальными женщинами и узнать больше о заклятии.

– Пойдём, Серилла, – низким, твёрдым и властным голосом произносит Киреаган.

Я подхожу к нему, но вместо того чтобы позволить ему вести, прохожу мимо, направляясь к деревьям.

– Не говори так моё имя.

– Как так?

– Как будто ожидаешь, что я подчинюсь, – отвечаю я, поднимая выброшенные вчера туфли. Они влажные, пахнут не лучшим образом, да ещё и протёрты в некоторых местах, но лучше такие, чем идти босиком по лесу.

У Киреагана нет обуви, и, ступая на лесную подстилку, он морщится, хотя тут же скрывает дискомфорт за мрачным выражением лица. Он словно не понимает, как идти прямо, постоянно виляет из стороны в сторону, хватаясь за деревья для равновесия. Я позволяю себе тихо посмеяться над его неловкостью.

– Нужно обязательно избегать логова воратрицы, – высокомерно заявляет он, игнорируя мою насмешку.

– Прежде чем идти дальше, мне нужно отлучиться. Тебе тоже стоит.

Его лицо мгновенно озаряет выражение ужаса.

– Не бойся. Всё работает почти так же, как и в теле дракона. Если понадобится… ну, ты понял, – делай это подальше и вытирайся листьями, травой, чем угодно. Если бы мы были в моём дворце, там был бы фарфоровый туалет, мягкие ткани для очищения, душистое мыло. О, и горячая вода. И полотенца.

– Сложности на ровном месте, – бурчит он.

– Конечно, дракон бы так и подумал, – ухмыляюсь я, отходя к большому дереву, чтобы заняться делами.

Когда я возвращаюсь, он всё ещё ругается и спотыкается. Я не уверена, что у него вызывает такие трудности, но оставляю его разбираться самому, прикрывая рот ладонью, чтобы сдержать смех.

– Ну что? Ты ещё долго там будешь? – раздражённо кричит он.

Я присоединяюсь к нему с напускной невинной улыбкой.

– Чувствую себя намного лучше.

Он выглядит немного потрёпанным, но, судя по всему, избежал конфузов с повязкой, а это уже обнадёживает.

Несмотря на то что в лесу я почти никогда не путешествовала пешком, у меня был немалый опыт верховой езды, и я неплохо запоминаю ориентиры, чтобы потом находить дорогу назад. Мы с Киреаганом шагаем почти весь день, пока наши животы снова не начинают урчать от голода. Мы так никого и не встретили – ни людей, ни драконов.

Подходя к месту, где я убила ту мстительную девушку, я стараюсь обойти его стороной и увести нас вверх по течению, чтобы попить воды. День тёплый, я вся вспотела от напряжения, и, когда Киреаган уходит в кусты, бурча что-то о необходимости справить нужду, я опускаюсь на плоский камень у ручья, снимаю повязку из розовой ткани, что обвивала мою грудь, и начинаю смывать пот с разгорячённой кожи. Учитывая его предыдущие сложности, Киреагана не будет несколько минут, так что я не тороплюсь.

Я любуюсь, как прозрачная вода журчит между камнями, словно округлённое стекло. Мне нравятся тёмные оттенки гальки на дне ручья и пятнистый свет солнца, пробивающийся сквозь листву. Всё вокруг кажется свежим и новым этим утром, таким красивым, что на мгновение я почти забываю о грязи войны и о том, что за последние несколько дней я видела, как умирают трое.

Воин. Листор. Та девушка.

– Да примет Создатель их души, – шепчу я.

Рядом с камнем, на котором я стою, земля покрыта густым ковром из зелёного мха, усыпанного крошечными бледными цветами. Я провожу пальцем по мху, а затем срываю один цветок. Его стебелёк едва толще ресницы, а миниатюрный бутон на вершине завораживает своей хрупкой красотой.

Я осторожно кладу цветок в воду и смотрю, как он уносится между камнями. В этой ложбине полно таких цветов, но я всё равно чувствую вину за то, что сорвала его.

Не так ли Киреаган смотрит на меня? Одна из множества смертных – хрупкая, заменимая. Её легко сломать или сорвать для собственного удовольствия?

Хруст ветки выводит меня из задумчивости. Я тянусь за розовой тканью, что оставила рядом, но её там нет.

Она в руке Киреагана, который стоит прямо у меня за спиной.

15. Киреаган